Текст книги "Банк хранящий смерть"

Автор книги: Дэвид Дикинсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 25 страниц)

– Извините, сэр, – сказал Ричард Мартин, неотрывно следя за рекой, – кажется, они нас настигают.

Вдалеке слева облако дыма возвестило о прибытии или отправлении ночного поезда. В этом месте река сделала резкий поворот, и лодка преследователей на время скрылась из виду. Из мрака показались огни следующего городка, угнездившегося на берегу.

– Греби к берегу, Джонни, да поскорее! Попробуем выбраться на берег и скрыться в улочках.

– Что проку, – возразил Фицджеральд, – едва они обнаружат пустую лодку, как сразу вернутся и прочешут все закоулки.

– У нас нет времени на споры, Джонни, – с тревогой напомнил Пауэрскорт.

– Знаете что, – сказал Фицджеральд, – вы с Ричардом высаживайтесь на берег, а я поплыву дальше. Они не догадаются, что вас больше нет в лодке. Вылезайте, да побыстрее! Кстати, и лодка прибавит без вас ходу. Спорим, я перегоню этих парней!

Пауэрскорт и Ричард Мартин выбрались на берег. Пауэрскорт что есть силы оттолкнул лодку, и они бросились в боковую улочку. Джонни развил отличную скорость и ловко проскочил под центральным проемом городского моста. Он даже затянул песню. Пауэрскорту послышалось, что его друг поет арию из «Травиаты».

26

Пауэрскорт вернулся на Маркем-сквер лишь в три часа утра. Он привел с собой не только Ричарда Мартина, но и его мать, облаченную в ее лучшее пальто и весьма взволнованную из-за того, что ей предстояло поселиться на время в роскошном особняке в Челси.

– Я бы не хотел оставлять миссис Мартин здесь одну, – сказал Пауэрскорт Ричарду, когда они добрались до их маленького дома в Северном Лондоне. – Лучше я велю кебу подождать, а вы пойдите домой и скажите вашей матушке, чтобы она собиралась.

Миссис Мартин решила, что все это ей снится. Во-первых, вот он Ричард – вернулся посреди ночи домой, все лицо в синяках. А теперь еще велит ей собирать чемодан и поскорее перебираться в дом лорда Пауэрскорта.

– Не могу я этого сделать, Ричард. Что скажут соседи, если я сбегу вот так с утра пораньше из собственного дома? Да я потом никому в глаза смотреть не смогу! Люди решат, что я преступница и меня арестовала полиция.

– Мама, собирай вещи, – настаивал Ричард, – и, пожалуйста, побыстрей. Перед дверью ждет кеб.

Пока миссис Мартин собиралась, Ричард написал записку Софи. Пауэрскорт пообещал юноше доставить письмо по дороге, чтобы утром девушка знала, что с ним все в порядке.

«Дорогая Софи, – писал Ричард, – я вернулся в Лондон после весьма волнующего приключения. Расскажу обо всем завтра. Лорд Пауэрскорт просит тебя приехать к нему после окончания уроков в школе. Его адрес – Маркем-сквер, 25».

Ричард остановился. Но радость освобождения оказалась сильнее, чем потрясение от опасного плавания по Темзе и бегства от преследователей, и он дописал: «С любовью, Ричард».

Пока поезд мчал их долиной Темзы к Паддингтонскому вокзалу, Ричард поведал Пауэрскорту о своем пленении. Он рассказал, что его вызвали в кабинет Чарлза Харрисона, и там два человека схватили его и связали, а потом запихнули в поджидавший кеб и повезли на вокзал, чтобы доставить в Блэкуотер.

– Когда мы подходили к большому дому, милорд, мне завязали глаза, наверное, чтобы я не мог позже узнать это место, а потом заперли связанным в том коттедже, где вы меня и нашли. Они допрашивали меня через каждые два часа. А если я не отвечал, то иногда и били. Время от времени мне приносили еду и воду.

– Что они хотели у вас выведать, Ричард? – спросил Пауэрскорт, не сводя глаз с дальнего конца вагона и не вынимая руки из кармана пальто.

– Они хотели узнать, что я рассказал мистеру Берку, – ответил Ричард и содрогнулся от ужасного воспоминания. – Я говорил им, что ничего ему не рассказывал, но они мне не верили. Утверждали, что видели, как я беседовал с ним во время матча по крикету. Потом они стали спрашивать, не беседовал я с кем-нибудь еще. Я сказал, что нет. Я не признался им, что разговаривал об этом с Софи, понимаете?

– Софи вела себя замечательно, просто великолепно. – Пауэрскорт улыбнулся Ричарду. – Если бы она не пришла и не рассказала мистеру Берку, что вы исчезли, вас бы еще долго держали в этом коттедже, возможно, несколько дней, а то и недель. Очень смелая девушка.

Ричард улыбнулся.

– Думаете, она волновалась за меня, милорд?

– Пожалуй, пассажирский поезд, проходящий в настоящий момент через Слоу, если я не ошибаюсь, лучшее место для обсуждения ваших шансов, – отвечал Пауэрскорт, – но, кажется, вы ей не безразличны, возможно, она и сама пока не понимает, насколько вы ей не безразличны. А теперь скажите мне, Ричард, не допытывались ли они у вас еще о чем-нибудь? Не называли ли каких-либо дат в ближайшем будущем? Или каких-то событий, о которых вы могли знать?

Ричард задумался, но мысли его теперь больше занимала предстоящая встреча с Софи, чем вопросы, которые ему задавали в Блэкуотере.

– Извините, о чем вы спросили, милорд? Да, они спрашивали меня, известно ли мне что-нибудь о следующем понедельнике, «том дне», так они его называли. Потом они переговаривались о чем-то на иностранном языке, но я ничего не понял. Думаю, они говорили по-немецки, милорд. Это звучало как Der Tag, Der Tack, что-то вроде этого. Я начну учить немецкий со следующего полугодия, милорд, на вечерних курсах. Французский я уже почти выучил.

Пауэрскорт посмотрел в окно. Река была едва различима в лунном свете. «Где-то сейчас Джонни Фицджеральд? – подумал он. – Удалось ли ему улизнуть от преследователей?»

– Следующий понедельник, Ричард, – знаменательный день. Сейчас утро среды. У нас есть пять дней на то, чтобы расстроить их планы, – что бы они ни замышляли. Один из дней – воскресенье. Всего пять дней.

– Что ты обо всем этом думаешь, Фрэнсис?

Пауэрскорт и Уильям Берк сидели на следующее утро у камина в верхней гостиной в доме на Маркем-сквер. Внизу леди Люси ухаживала за миссис Мартин, предлагая ей новые и новые тосты и бесконечно подливая чай. Ричард все еще спал.

– С одной стороны, Уильям, это настоящее похищение. Думаю, полиция без труда могла бы арестовать Чарлза Харрисона и его пособников в Блэкуотере. Но я не уверен, что нам надо уже сейчас пускать их по этому следу.

– Почему? – спросил Берк, его все больше возмущало, что в Сити вот так посреди белого дня происходит одно преступление за другим.

– Я уверен, я совершенно уверен, – отвечал Пауэрскорт, – что сейчас главное – разрушить их планы. Но я пока не знаю, как это сделать. Любой арест, без сомнения, привлечет к ним внимание, а этого-то они и добиваются. Сумел ли ты узнать цифры, о которых я просил тебя вчера? Те, которые подтвердили бы мои предположения о том, что происходило все эти месяцы.

– Кое-какие цифры мне удалось узнать, но не все. – Берк достал лист бумаги из нагрудного кармана. – Мне еще надо будет поговорить с этим парнем Ричардом, когда он проснется. У меня нет сомнений в правильности твоей теории, Фрэнсис. Не могу передать тебе, как я возмущен! Ничего более чудовищного не происходило в лондонском Сити. Просто не представляю, как это можно остановить. Боюсь, уже слишком поздно. В следующий понедельник, ты сказал? Значит, осталось всего три рабочих дня. Господи, помоги нам!

Пауэрскорт встал с кресла, за которым прошмыгнула серая кошка. Сверху донесся еле слышный плач Оливии.

– Уильям, надо поскорее разбудить Ричарда и узнать, какие еще сведения он может нам сообщить. Пошли записку управляющему Английским банком и попроси, чтобы он принял нас сегодня же. А может, ему самому лучше прийти сюда?

– Полагаю, ты прав, – согласился Берк. – Всякий раз, когда управляющий наносит кому-то в Сити визит, об этом начинают судачить уже через полчаса: такая-то фирма вот-вот обанкротится, такой-то банк не в состоянии погасить свои займы, такого-то брокера вышибут с биржи. У слухов длинные ноги. Я попрошу управляющего встретиться со мной здесь в два часа. Куда ты, Фрэнсис?

– Пойду наводить мосты с миром политиков, – сказал Пауэрскорт. – Полагаю, что только они смогут решить эту проблему, когда поймут, насколько все серьезно. Я должен повидаться с моим другом Роузбери. Пусть он и отошел от дел, но наверняка знает, за какие рычаги надо дергать. Похоже, нам предстоит непростая работенка.

Майкл Бирн прощался со своими курьерами в маленькой квартирке в трущобах Дублина. Три листа в трилистнике и три посланца плывут за море в Англию. Три посланца, передающих письма ненависти от одного острова другому. Три посланца, призванных объявить всему миру, что дело борьбы за свободу Ирландии не остановить даже юбилею самой королевы Виктории. Три посланца повезут за море три пакета. Три посланца должны обвести противника вокруг пальца.

– Отправляйся, и храни тебя Бог, – сказал Бирн Шобан Маккена, второй посланнице, которой надлежало плыть в Ливерпуль. – Ты не забыла свою легенду?

– Я помню ее не хуже собственного имени, Майкл Бирн, – отвечала девушка.

– К сожалению, я не смогу прийти помахать тебе на прощание. Слишком опасно, – добавил, словно извиняясь, Бирн. Ему не хотелось, чтобы его отсутствие на причале было воспринято как трусость.

– Не беспокойся. Ничего страшного. – Девушка торопливо чмокнула его в щеку и распрощалась. В кармане пальто она уносила приглашение на собеседование для получения должности младшего преподавателя в монастыре Скорбящей Богоматери в Кенсингтоне. Бирн надеялся, что этот визит кое-кому даст повод для скорби.

Незаурядный ум Роузбери был поглощен отчетами о скачках. Он читал и делал пометки, словно готовил доклад для кабинета министров.

– Пауэрскорт! – Он поднялся с места, приветствуя гостя. – Как я рад тебя видеть! Вот изучаю бюллетени скачек. Одна из моих самых дорогих кобыл принимает участие в завтрашнем забеге. Садись, Фрэнсис, ты не похож на человека, пришедшего говорить о лошадях.

– Боюсь, что нет. – Пауэрскорт опустился в глубокое красное кресло у камина и покосился на картины, изображавшие лошадей Роузбери.

– Почему же ты не рассказал мне обо всем с самого начала, Фрэнсис? В последний раз ты говорил, что расследуешь ту загадочную смерть в Сити, когда у Лондонского моста выловили обезглавленный труп.

– Именно так, – подтвердил Пауэрскорт и вдруг почувствовал, что ужасно устал после испытаний прошлой ночи. Он умолк и постарался привести в порядок свои мысли. – Позволь мне начать как раз с обезглавленного трупа, – произнес он наконец. – Его нашли, как ты верно вспомнил, плавающим в Темзе, у бедняги не было ни головы, ни кистей рук. Тогда я еще не подозревал, что эта смерть приведет меня к распутыванию грандиозного заговора.

Покойник оказался старым мистером Харрисоном, основателем и старшим партнером Банка Харрисонов, частного банка в Сити. Он был не первым в этой семье, кто умер при загадочных обстоятельствах. Его старший сын погиб во время морской прогулки у острова Уайт восемнадцать месяцев назад. Ходили слухи, которые, впрочем, так и не были подтверждены, что его яхту намеренно вывели из строя.

– А почему ему отрезали голову, этому старому мистеру Харрисону? – поинтересовался Роузбери. – И руки тоже?

– Не могу сказать наверняка, – признался Пауэрскорт. – Голову, очевидно, отрезали, чтобы затруднить опознание. А вот почему так поступили с руками, не знаю. Возможно, убийца прослышал об этом новом поветрии – дактилоскопии. Джонни Фицджеральд рассказывал мне, что немецкая полиция весьма преуспела в подобных расследованиях. При помощи отпечатков пальцев вы можете опознать любого человека, потому что отпечатки каждого строго индивидуальны. В Индии такой метод использовали в армии для опознания людей.

Пауэрскорт задумчиво посмотрел на свой большой палец, а потом продолжал.

– Харрисоны жили в Оксфордшире, в местечке под названием Блэкуотер. Сестра старого мистера Харрисона все еще живет там. Из разговоров с ней и со стариком конюхом я узнал, что в последние годы старого мистера Харрисона что-то беспокоило. Он завел обыкновение объезжать на пони вокруг озера и во время этих прогулок читал и писал письма, при этом большая часть его корреспонденции была связана с Германией. Чтобы избежать слежки в большом доме, он просил конюха отправлять его письма в Берлин и другие города. Он разговаривал с сестрой о каких-то заговорах, в которых участвуют банки, и о тайных обществах в Германии.

– Какие заговоры? Какие тайные общества?

– Я как раз собирался перейти к этому, – отвечал Пауэрскорт. – Просто я пытаюсь рассказывать все по порядку. Вскоре после того, как я узнал о тайных обществах, в Блэкуотере случился пожар. Пожарные эксперты уверены, хотя им пришлось приложить немало усилий, чтобы доказать свои предположения, что это был поджог. Другой сын старого мистера Харрисона, Фредерик, сгорел заживо в своей спальне, дверь которой оказалась заперта снаружи. Ключ так и не нашли.

– Боже мой, Фрэнсис, – воскликнул Роузбери, – как ужасно! Просто как в греческой трагедии, когда к финалу в живых не остается никого.

– Не исключено, что этим все и закончится, – кивнул Пауэрскорт. – Весьма необычный дом, этот Блэкуотер. Первый его хозяин устроил там озеро с античными храмами по берегам, так что, когда вы прогуливаетесь, на вас глазеют Геркулес, Диана и Аполлон. А еще там есть очень странный дворецкий, который прежде имел деловые отношения с Харрисонами, еще до того, как те уехали из Германии и перебрались в Лондон. Возможно, у него есть причины для мести.

– Не говорите мне о дворецких, – вздохнул Роузбери. – Помните того типа, который служил у меня до Лита? Разбойника по фамилии Холл?

– Это тот парень с кислой миной?

– Именно, – кивнул Роузбери. – Так вот он обманывал меня на протяжении многих лет. Подделывал счета. И с каждого клал себе в карман изрядный куш. Мошенник!

– Вот и дворецкий из Блэкуотера не внушал мне сначала доверия, – признался Пауэрскорт и ухмыльнулся, вспомнив об эксцентричности Джонса: стены, утыканные раковинами, буфет, заставленный пустыми бутылками, – но в конце концов я пришел к выводу, что он не совершал всех этих злодеяний. С самого начала я обратил внимание на самого молодого члена этой семьи – Чарлза Харрисона, внучатого племянника старого мистера Харрисона, который теперь заправляет в их банке. Четыре человека отправились в мир иной прежде, чем он занял нынешний пост. Но мне казалось, что желание получить власть над банком не могло стать достаточной причиной для всех этих убийств. Ведь стоило ему только набраться терпения, и все само приплыло бы ему в руки: кто-то из родственников бы умер, другие отошли от дел.

– Так в чем же дело? Что происходит? – Роузбери привстал, словно жокей на стременах.

– Есть еще два обстоятельства. – Пауэрскорт вдруг почувствовал, что очень устал. – Во-первых, я попросил моего шурина, Уильяма Берка, разузнать, что происходит в Банке Харрисонов. Один из его молодых служащих завел дружбу с клерком из Банка Харрисонов, неким Ричардом Мартином. В прошлую субботу Мартин, Берк и я были на матче по крикету в поместье Ротшильда в Бакингемшире. Чарлз Харрисон подслушал, как Берк приглашал Ричарда зайти к нему в контору утром в понедельник, и, видимо, вообразил, что Мартин собирается рассказать Уильяму Берку о странных делах, творящихся в банке. Но Мартин не успел этого сделать – его похитили, отвезли в Блэкуотер и заперли в маленьком коттедже у озера. Мы с Джонни Фицджеральдом вызволили его оттуда прошлой ночью или, точнее, сегодня утром. Когда мы плыли назад по реке, нам пришлось спасаться от преследования.

– Боже милостивый! Это просто ужасно, Фрэнсис! А второе обстоятельство?

– Вот и второе, – Пауэрскорт поднялся из кресла и принялся расхаживать по библиотеке, – на протяжении всего расследования меня не оставляло ощущение, что кто-то уже занимался этим делом. Старый мистер Харрисон, совершавший регулярные прогулки среди храмов на озере, не раз заговаривавший с сестрой о заговорах, вел тайную переписку и, видимо, шел по тому же пути, что и я. В понедельник я нашел ящик с письмами, спрятанный на крошечном острове посреди озера. Это были письма из Германии, в которых он интересовался, не состояло ли некое лицо в тайном обществе в Берлине, том, что связано с университетом Фридриха-Вильгельма. А еще там были две газетные вырезки со статьями о крахе Банка Барингов, случившемся семь лет назад. Поначалу я не придал им значения.

Пауэрскорт снова сел в кресло. Перечисляя обстоятельства дела, он по привычке отмечал их пальцами левой руки.

– А теперь мы приближаемся к развязке, Роузбери, или почти к развязке. Во-первых, Чарлз Харрисон учился в университете Фридриха-Вильгельма в Берлине. И я уверен, что он состоял в тайном обществе. Во-вторых, это общество было основано последователями некоего историка по фамилии фон Трайтчке. Историк умер в прошлом году, но общество продолжает действовать. В-третьих, фон Трайтчке был фанатиком-националистом. Он считал, что подлинный враг Германии не Россия или Франция, а Англия. В-четвертых, я послал Джонни Фицджеральда в Берлин, чтобы он навел там справки о тайных обществах. Джонни предупредил меня о том, что из Германии в Ирландию будет послано оружие и что, возможно, это дело рук тайного общества. И вот, когда он уже заканчивал свое расследование в Берлине, на пороге моего дома в Лондоне вдруг появился незнакомый молодой человек, желавший знать, где находится Джонни и не является ли он моим другом. Дворецкий сообщил ему, что Джонни сейчас в Берлине, и подтвердил, что мы действительно дружим. И тут же Джонни потерял все свои связи в Берлине. Я не знаю, находится ли штаб общества в Берлине или в Лондоне. В-пятых, все члены общества дают клятву и обещают всемерно содействовать интересам будущего Германии. В-шестых…

Пауэрскорт запнулся. За деревянной панелью раздалось какое-то шуршание, словно мыши старались подобраться к книгам Роузбери.

– В-шестых… Это-то и привело меня к вам сегодня. Наш молодой друг в Банке Харрисонов сообщил, что из банка постоянно переправляются капиталы, причем делается это весьма поспешно. Те, кто допрашивали его в Блэкуотере, говорили о следующем понедельнике, как о решающем дне. То есть – за неделю до юбилея.

Пауэрскорт покосился на Роузбери, словно не был уверен, стоит ли ему продолжать свой рассказ.

– Выкладывайте, выкладывайте, – сказал Роузбери.

– Я знаю, что это кажется невероятным, Роузбери. Уильям Берк тоже не хотел поначалу верить. Но пришлось. Видимо, Чарлз Харрисон пытается повторить историю Банка Барингов, только наоборот. Баринги разорились из-за неосторожной ссуды Аргентине. Конечно, они совсем не предвидели такого исхода. А Харрисон намеренно пытается довести свой банк до разорения, причем так, чтобы это произошло за неделю до юбилея. Он хочет, чтобы крах его банка повлек за собой банкротства других. Накануне юбилея в Лондон съедутся журналисты из разных стран, а каждая страна ведет дела с лондонским Сити. И вот когда королева Виктория уже будет готова отправиться в собор Святого Павла, разразится финансовый кризис. В статьях о Банке Барингов, которые я обнаружил в тайнике, старый мистер Харрисон подчеркнул одну фразу.

Пауэрскорт извлек из кармана мятую страницу «Экономиста».

– Это слова сэра Ротшильда, как вы помните – главного спасителя Банка Барингов: «Если Баринги обанкротятся, это приведет к тому, что весь мир откажется впредь помещать свои ценные бумаги в английские банки и проводить финансовые операции в Лондоне».

Роузбери побледнел. Он подошел к длинному столу, стоявшему в центре комнаты, и налил себе изрядную порцию из одной из бутылок.

– Хотите выпить, Фрэнсис? Выпить перед катастрофой? Понедельник, говорите, следующий понедельник? И что же тогда случится?

– На следующий понедельник назначен срок очередной выплаты Банком Харрисонов по венесуэльскому займу. Они заключили эту сделку два года назад вместе с другими банками. Дела шли не очень хорошо, и считалось, что Харрисоны подключили к ней консорциум европейских банков. Они не обращались за помощью для выплаты следующего транша.

– Каков размер этой суммы? – тихо спросил Роузбери.

Пауэрскорт покосился на портреты скаковых лошадей, развешанные по стенам. «Может, и правда надежнее вкладывать деньги в рысаков, чем в венесуэльские закладные, которые поддерживает Банк Харрисонов?»

– Четыре миллиона фунтов стерлингов, – ответил он, – но вот что важно: если верить Ричарду Мартину, а у меня нет оснований ему не доверять, у Харрисонов не окажется денег для этой выплаты. Все капиталы переведены за рубеж. А сколько еще счетов может на следующей неделе быть предъявлено к оплате – одному Богу известно!

– Был ли этот займ сделан под какие-то гарантии? В деле Барингов, если вы помните, в конечном итоге пришлось платить Ревелстоку. Этот самонадеянный тип полагал, что ему не придется расплачиваться за свои аргентинские приключения.

– Да, гарантами выступили несколько банков, и Берк сейчас пытается выяснить, какие именно. Возможно, некоторым из них также грозит разорение.

Роузбери смотрел в свой стакан, словно надеялся увидеть там решение этой задачи.

– Невозможно переоценить серьезность сложившегося положения, Фрэнсис. Словно кто-то приставил нож к успеху самого юбилея! Как вам известно, Барингов удалось спасти, потому что Английский банк пошел с протянутой рукой и потому что многие банкиры понимали: их благотворительность – их же спасение. Но с Харрисонами все может сложиться иначе. Когда сорок лет назад обанкротился Банк Оверенда и Гарни, никто и пальцем не пошевелил, чтобы их спасти. Никому до них дела не было. Подумайте об этом, Фрэнсис: спасение или банкротство Харрисонов – одинаково плохо для юбилея. Вы упомянули о газетчиках. Но ведь сюда съедутся послы и представители других государств. Представьте, во что превратится неделя накануне Великого Торжества империи, если все наши газеты будут полны пересудов о кризисе лондонского Сити.

Второй банковский кризис за семь лет – это будет настоящая катастрофа! Деловые люди поспешат покинуть Лондон и перебраться в Нью-Йорк или Париж; конечно, они, уходя, будут заламывать в отчаянье руки, но все равно здесь не останутся. Юбилей из торжества в честь империи королевы Виктории превратится в похороны, и никто больше не споет «Правь, Британия».

Роузбери быстро встал с кресла и направился к двери.

– Я должен немедленно встретиться с премьер-министром. Будет лучше, если вы пойдете со мной, Фрэнсис. Может быть, правительство сумеет спасти положение. Хотя я сомневаюсь в этом. Очень сомневаюсь.