Текст книги "Абсолютная память (ЛП)"

Автор книги: Дэвид Балдаччи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 25 страниц)

Глава 38

Было уже поздно. Они сидели скрестив ноги на полу хранилища и перебирали коробки. Джеймисон вернулась несколько минут назад с ужином в виде китайской еды навынос. Она разложила салфетки, бумажные тарелки и пластиковые приборы, наполнила тарелку Декера и только потом взяла свою.

Амос с некоторым удивлением посмотрел на нее.

– Я не домовитая, – пояснила она, – зато старшая из семи детей. Привыкла во время еды работать за родителей.

Он кивнул и откусил кусок спринг-ролла, пока Джеймисон отправляла в рот полную ложку яичного супа. Кроме еды, она прихватила две бутылки пива. Декер глотнул из своей и поставил бутылку на пол.

Алекс оглядела контейнер.

– Вы вправду всё хранили, да?

– Вещи, которые важны для меня.

– Я не вижу тут ничего из ваших футбольных времен.

Амос пожал плечами и ткнул вилкой в кусок креветки.

– Они не важны.

Джеймисон медленно кивнула.

– Но разве не больно держать здесь эти вещи после того, что случилось с вашей семьей? Одежду дочери? Поваренные книги жены? Письма? Фотографии?

– Больно их лишиться. – Он взглянул на нее. – Как долго вы были замужем?

– Слишком долго.

Декер выжидающе смотрел.

– Два года и три месяца, – наконец ответила Алекс. – По правде говоря, не так уж долго.

– И что случилось?

– Дела пошли не так. Он оказался не тем парнем, которым я его считала. Наверное, и я оказалась не той женщиной, которой он меня считал.

– Дети?

– Слава богу, нет. С ними все было бы намного труднее.

– Да, это верно. Дети делают все лучше. И труднее.

Она оперлась о картонную коробку и подтянула к себе ноги, потягивая пиво. Потом пристукнула пальцем по голове.

– Так этот удар как-то изменил ваш мозг?

Декер кивнул и глотнул пива.

– Я видела в одной из коробок какие-то отчеты из того института. Там было необычно?

Он оставил пиво и потеребил бороду.

– Вы хотите спросить, чувствовал ли я себя морской свинкой? Да.

– А как туда попали остальные?

– Официально ничего не сообщали. Думаю, врачебная тайна. Но слухи ходили. Многие с этим родились. Несколько, вроде меня, перенесли черепно-мозговую травму. Я думаю, кое-кто в институте знал обо мне, раз уж этот удар показали по телевизору.

– У вас всех был схожий…

– Дар? Основа одна. Почти абсолютное запоминание. Сверх этого отличия были невелики. Один человек мог играть на любом музыкальном инструменте, просто взяв его в руки, без всякого обучения. Другой мог разложить в уме любое число на простые. Там была женщина, которую в семь лет признали грандмастером памяти.

– Грандмастер памяти? И что она должна была сделать?

– Три задачи. Первая – запомнить за час тысячу случайных чисел. Следующая – запомнить за час порядок десяти карточных колод. И последняя – запомнить порядок одной колоды за две минуты.

– Ого, кто бы знал, что все так просто, – ехидно заметила Джеймисон.

– Во всем мире есть примерно сто пятьдесят человек, которые успешно справились со всеми тремя задачами.

– Не думала, что их так много.

– А их и не много – на фоне семи миллиардов людей.

– А вы это можете?

– Никогда не пробовал. Незачем.

Оба замолчали. Джеймисон пристально разглядывала Декера.

– Да, вы – мотивация этого парня. Но вы осознаете, что дело не в вас?

– Тринадцать человек убиты из-за того, что у него ко мне претензии. Так что дело определенно во мне.

– Не вы нажимали на спуск. Это сделал он. И что бы он о вас ни думал, это не оправдывает его поступков.

– Скажите это семьям жертв.

– Вы – семья жертв.

Декер отставил тарелку и с трудом поднялся. Колени и спина жутко болели, и ему хотелось отлить. Он вышел наружу, завернул за угол, расстегнул штаны и облегчился.

И удивился, услышав голос Джеймисон. Видимо, она вышла следом.

– Вам не следует грызть себя. Именно этого он и хочет. Вы сами знаете. Часть той же схемы. Он забирается вам в голову и выигрывает на двух фронтах. Во-первых, его мозги бьют ваши, и он получает личное удовлетворение. И если вы не в состоянии здраво рассуждать, у вас нет шанса взять его. Для него ситуация беспроигрышная. И он на это рассчитывает.

Декер застегнул штаны и повернулся к ней.

– Я знаю.

– Так не дайте ему.

– Легче сказать, чем сделать.

– Возможно, для человека со средним умом. Но вы – не один из них.

Амос двинулся к ней, вынуждая ее отступить к стенке хранилища.

– Думаете, если у меня подкрученные мозги, у меня нет эмоций? Думаете, я ничего не чувствую? Это вы думаете? Тогда вы ошибаетесь.

– Я думаю не это. Я думаю, тот парень ничего не чувствует. Он в этом смысле ненормальный. А вы – нет.

– Тогда что за хрень вы несете?

– Декер, вы можете чувствовать, что хотите. Сейчас вы дико злитесь. Я это вижу. Вы думаете, резня начинается и заканчивается у вас на пороге. Может, вы хотите кого-то ударить. Врезать кулаком в стену. Хорошо, только не позволяйте ему спутать вам мозги. Они вам понадобятся, чтобы однажды надеть на эту сволочь наручники, а потом увидеть его последний вздох в смертной камере. Хотите выиграть этот матч? Вот так вы его выиграете. Победитель живет, проигравший получает иглу.

Декер отступил. Журналистка не двигалась.

Он отвел взгляд, потом уставился себе под ноги. А потом пошел обратно в хранилище, искать дальше.

* * *

Двумя часами позже они перекопали все коробки – и получили чистый ноль.

Декер сидел, прислонившись к стеллажу.

– Я просмотрел все с того дня, когда надел форму, – хотел проверить, кого я мог так разозлить. Никого. Я никогда не оскорблял людей в «Севен-илевен». Я закатывал плохих парней, само собой, но не сделал ничего, потянувшего бы на такую вендетту.

Он потер лицо и закрыл глаза.

Джеймисон растерла шею и с внезапным удивлением взглянула на него.

– А почему вы вернулись только к тому моменту, когда стали полицейским?

Он открыл глаза.

– Я уже просмотрел всех в Мэнсфилде, кто мог что-то иметь против меня. Джеймисон, там ничего нет. Ничего.

– То есть вы проверили свою жизнь в Берлингтоне, до отъезда и после возвращения. А между ними?

– Что, думаете, на это пошел парень, который меня тогда снес? Когда у него сдали колени и плечи, его выписали из команды. У него закончились деньги, и он решил заняться торговлей наркотиками. Сейчас сидит в тюрьме, где-то в Луизиане. И я никогда не был настолько хорошим футболистом, чтобы мне завидовали. Ни в колледже, ни в профессионалах.

Джеймисон зевнула.

– Но если Себастьян Леопольд причастен к этому, зачем он сказал полиции, что вы оскорбили его в «Севен-илевен», когда вы не делали ничего подобного?

– Вы спрашиваете, зачем убийце лгать?

– Я спрашиваю, как вы можете его не знать, если так его обидели, что он стал убивать людей? Возможно, у него не было вообще никакого повода. Но мне кажется, этот парень не делает ничего случайного. Ваша семья, Мэнсфилдская школа. Сообщения для вас. Вы можете рассказать мне, о чем там говорилось?

– Одно было написано на стене моего старого дома.

– И что там было?

Он процитировал.

– А другие?

Амос рассказал ей о нотном шифре, написанном на стене комнаты Дебби Уотсон. И о словах, вырезанных на спине Лафферти.

– Господи, – воскликнула Алекс. – И в каждом послании он зовет вас «братан»?

Декер кивнул.

– И говорит, что у вас много общего. Что вы оба – всё, что есть друг у друга.

– Да.

– И в последнем сообщении утверждает, что вы контролируете происходящее. И можете решить, когда закончить.

Декер посмотрел на нее.

– В смысле, он или я.

– И он явно хочет быть тем, кто останется на ногах.

– Полагаю, да.

– Хорошо. Но мне кажется, он считает, что соревнуется с тобой. Братья. Часть чего-то, что мы просто не видим.

Амос открыл глаза.

– Вроде команды?

– Вы никогда не служили в армии?

Декер покачал головой.

– Тогда, возможно, вроде команды.

– Я же говорил вам, я никогда не был настолько хорошим футболистом, чтобы вывести кого-то из себя. Я не забирал чужой позиции вместе с зарплатой. Кроме того, я не представлю, чтобы кто-то стал убивать людей только потому, что в футбольной команде колледжа он сидел дальше меня на скамейке запасных. А у профи я был просто лишним куском мяса. Я никогда не был незаменимым.

– Но вы убеждены, что Леопольд замешан в этом?

– Да.

– Основываясь на предчувствиях?

– Основываясь на факте, что он исчез. Я проверил все приюты для бездомных в городе. Он ни разу там не был. Он играл со мной. Он вышел из бара, зная, что исчезнет. И официантка работала вместе с ним. Это у нее разборка со мной. Именно ее я хочу заполучить.

– Но вы упоминали, что эта официантка может быть мужчиной.

– Да. На самом деле, наш стрелок – это она. Леопольд оба раза был за решеткой. Это должен быть второй человек.

– И он нацепил на себя те штуки, которые вы нашли в мастерской, чтобы казаться крупнее.

– Хитрый ход, поскольку копы живут и умирают с описанием внешности. Как только у них появляются рост и размеры, они просто перестают замечать людей вне этой рамки. В нас это вбивают.

– То есть Леопольд и/или стрелок могут знать, как рассуждают копы?

– Да.

Джеймисон задумалась.

– Тогда получается, он выдал всем только один явный факт. Сказал, что вы оскорбили его в вашем местном «Севен-илевен». Но вы уверены, что он соврал. Тогда нам нужно вернуться и заново начать… Декер?

Тот уже поднялся на ноги и смотрел на нее сверху вниз.

– В чем дело? – спросила она.

– Вы сказали, это наш единственный явный факт.

– Ну да. Но…

– Но это не он.

– Не что?

– Факт.

Он без лишних слов торопливо вышел из хранилища. Джеймисон вскочила на ноги, схватила сумку и побежала следом.

Глава 39

Декер и Джеймисон сидели напротив Ланкастер в полицейском управлении. Амос коротко пояснил, как он стал работать с Джеймисон и почему пришел сюда.

– Мы перерыли мое хранилище, но ничего там не нашли, – добавил он. – И тут мне пришло в голову, что я сделал допущение, основанное на неподтвержденной информации. Я принял как факт то, что не было доказано. Вот почему мы здесь.

– То есть ты хочешь услышать мои записи допроса Леопольда, когда тот был взят под стражу? – уточнила Ланкастер.

– Да. И, Мэри, настолько точно, насколько ты сможешь. На счету каждое слово. В буквальном смысле.

Ланкастер опасливо взглянула на них, потом собрала бумаги и разложила их перед собой.

– Ну, для начала: он мало что сказал. И смысла в этом было не много. Когда он закончил, я подумала, что ему было бы лучше всего заявить об ограниченной дееспособности.

– Не думаю, что его дееспособность ограничена. Скорее наоборот, – отозвался Декер. – Просто прочитай мне свои записи. И если сможешь припомнить что-то еще, это тоже будет полезно.

– Ну, думаю, мы ничего не упустим.

Она строго посмотрела на Джеймисон.

– Но чтобы все было ясно, как дважды два. Если хоть одно слово окажется в газете или где угодно, я лично запру вас в камере и забуду там навсегда. Вы уже в моем черном списке за то дерьмо, которое написали про Амоса.

Джеймисон подняла обе руки в шутливой капитуляции, но ее голос был абсолютно серьезен:

– Ни одного слова, детектив Ланкастер. Только не от меня. И я сама чувствую себя дерьмом после этой статьи. Мне не следовало ее писать, но я написала. И теперь пытаюсь это исправить. Все, что смогу.

Ланкастер придирчиво осмотрела ее.

– Джексон действительно был вашим колледжским профессором?

– Не только. Он был моим наставником. Это легко проверить, если вы мне не верите.

– Верю, – сухо отозвалась Ланкастер. – Тогда, видимо, мы все на одной стороне и в одной команде.

Она опустила взгляд на свои записи и начала читать. Когда Мэри дошла до части, где Декер оскорбил Леопольда в «Севен-илевен», Декер остановил ее.

– Это его точные слова? Я оскорбил его в «Севен-илевен»?

– Да. Я уже тебе говорила.

– О чем ты спросила его потом?

– Ну, я спросила, в каком «Севен-илевен». Я пыталась понять, если ли в его рассказе хоть какой-то смысл. Не часто люди заходят в участок и признаются в тройном убийстве, совершенном полтора года назад.

– И он сказал, в местном «Севен-илевен» рядом со мной?

Ланкастер еще раз посмотрела в свои записи и нахмурилась.

– Нет, он сказал, ты знаешь, в котором… – Она подняла взгляд. – Похоже, я решила, что ты знаешь, в каком именно «Севен-илевен» ты оскорбил этого парня. По крайней мере, с его точки зрения.

– То есть он ни разу не сказал про местный «Севен-илевен»? Тот, который рядом с моим домом на Четырнадцатой и Десалль?

Ланкастер побледнела, а когда заговорила, ее голос был напряженным:

– Нет, Амос, не сказал. Похоже, мы оба совершили логический скачок. Но мне не следовало делать такое заключение. Это ошибка новичка.

– Мэри, я тоже ее допустил.

Ланкастер по-прежнему выглядела удрученной.

– Могу я посмотреть твои заметки? – спросил Декер.

Она протянула ему бумаги, и он принялся за чтение.

Ланкастер взглянула на Джеймисон, наклонилась к ней и негромко сказала:

– Ну, как вам нравится работать с Декером? Я занималась этим десять лет. Каждый день что-то новенькое.

Алекс так же негромко ответила:

– Это… хм, необычно. Он просто вскочил и вышел из хранилища. Мне пришлось за ним гнаться.

Ланкастер расцвела в редкой улыбке:

– История моей жизни.

Декер бросил бумаги на стол, и обе женщины выпрямились.

Он резко взглянул на Джеймисон:

– В поле «Отправитель» письма, которое пришло к вам с фотографией и мыслями для статьи, стояло «Mallard2000»?

– Вы же знаете. Я его вам пересылала.

– ФБР не смогло его отследить, – сказала Ланкастер, – так что не знаю, чем оно может быть полезно.

– Оно очень полезно. Мне следовало заметить это раньше.

– Что заметить?

– Ответ, который я искал, кроется не в отслеживании пути письма. Он все время был там, в имени.

– В имени? – переспросила Ланкастер. – Каком имени?

Декер поднялся и посмотрел на Джеймисон.

– У вас есть машина?

Она кивнула и тоже встала.

– Малолитражка, пробег за сто тысяч миль, держится на скотче. Зато отличный расход топлива. – Она смерила Декера взглядом. – Вам может быть тесновато. А куда мы собираемся?

– В Чикаго.

– Чикаго, – воскликнула Ланкастер. – Какого черта вам нужно в Чикаго?

– На самом деле, это пригород Чикаго. Там-то все и кроется, Мэри.

– Но откуда ты знаешь, где именно искать?

– Он дал мне адрес, семь-одиннадцать, – нетерпеливо сказал Декер.

Полицейская потрясла головой и недоверчиво проговорила:

– Хорошо, Амос, но ты представляешь, сколько на территории Чикаго «Севен-илевен»?

– Мэри, я ищу не магазин. Я ищу номер дома семь-одиннадцать.

Ланкастер беспомощно уставилась на него.

– Блин, то есть ты имеешь в виду, это вообще не «Севен-илевен»? Это был номер дома! Но он сказал…

– Он назвал числа, семь и одиннадцать. Ты записала их так, как запишет любой человек, живущий в нашей стране. Ты просто предположила, что он говорит о сети магазинов, чего он не делал.

– Но он меня не поправил.

– Ты думала, он нарисует тебе карту? Для них это игра. И она идет по их правилам.

– Хорошо, у тебя есть номер, но без улицы он бесполезен.

– У меня есть улица. Она была в адресе электронной почты.

– Маллард две тысячи? Но откуда ты знаешь, что это в Чикаго? И как Чикаго связан с произошедшим в Берлингтоне?

– Никак. Это связано со мной.

– Но Амос, что…

Ланкастер осеклась, поскольку Декер уже выскочил за дверь.

– Сукин сын! – крикнула она.

Алекс бросила на нее извиняющийся взгляд.

– История вашей жизни?

– Держите меня в курсе, Джеймисон. И присматривайте за ним. Он гениален, но даже гениальные люди делают глупости.

– Присмотрю.

И журналистка поспешила за Декером.

Ланкастер откинулась на спинку стула и посмотрела на свои заметки. Потом скатала их в комок и швырнула в стену.

– Гребаный «Севен-илевен»!

Глава 40

Как и предполагалось, малолитражка плохо подошла Декеру, поскольку тот был примерно с нее размером. В конце концов им пришлось снять переднее сиденье, и Амос втиснулся на маленькое заднее, вытянув свои длинные ноги вперед.

Он сидел с закрытыми глазами, сложив руки на брюхе. Они заехали в мотель, где Декер засунул в холщовый мешок смену одежды. Он узнал, что в крошечном багажнике машины Джеймисон держит собранный чемоданчик.

– Типовая инструкция репортера, – сообщила она.

Когда они прибавили скорости, Алекс встревоженно посмотрела на Декера в зеркало заднего вида:

– Я бы предпочла, чтобы вы там пристегнулись.

– Просто не попадайте в аварию, – сказал Амос, не открывая глаз. – Я превращусь в очень большой снаряд, больше вашей машины. Вы точно не захотите узнать произведение массы на скорость моей задницы в полете.

Журналистка уставилась на дорогу. Машина ехала по федеральной трассе уже три с лишним часа. Сейчас они были в Индиане. Впереди еще часа четыре.

– Я заказала нам комнаты на «Икспедиа», – сказала она. – В «Комфорт Инн», не доезжая Чикаго. Мой банковский счет это переживет. – Она обернулась взглянуть на Декера: – Вы все еще не сказали, куда мы направляемся.

– Уже сказал. Броктон, штат Иллинойс. Пригород в двадцати милях к югу от Чикаго. Не перепутайте с Броктоном, штат Иллинойс, деревней в Имбарэсс-Тауншип рядом с Шампейн, с населением три сотни человек.

– Имбарэсс-Тауншип?[18]18
  Embarrass Township можно перевести как «Сконфуженный городок».


[Закрыть] Серьезно?

– Не я его называл.

– Хорошо, но вы не сказали, куда именно в Броктоне мы едем.

– По адресу, который оставил мне Леопольд.

– Семь-один-один что?

– Маллард две тысячи – название улицы.

– В Иллинойсе нет улицы с таким названием. Я проверила.

– Улица есть, но она известна под другим названием.

– Не поняла.

– Это простой шифр, Джеймисон. Попробуйте догадаться.

Шли минуты.

– Ладно, сдаюсь. У меня хреново с кроссвордами.

– Улица называется Дактон-авеню.

– Дактон?

– Попробуйте в обратную сторону. Это не трудно. Я в вас верю.

Алекс сосредоточилась на дороге.

– Вот дерьмо, – через несколько секунд сказала она. – Кряква – это утка,[19]19
  Маллард (англ. mallard) – утка-кряква. Дак (англ. duck) – утка.


[Закрыть] а две тысячи фунтов равны одной тонне.

– Поздравляем, вы повышены до младшего детектива.

– Но что находится по адресу семь-один-один по Дактон-авеню?

– Место, которое я привык называть домом.

Она извернулась, чтобы посмотреть на него, но Декер уставился в боковое окно.

– Ваш дом?

– Потом, Джеймисон. Сейчас следите за дорогой. Я не пристегнут, помните?

Она рассержено отвернулась, резко прибавила газу и удовлетворенно улыбнулась, услышав, как Амос стукнулся головой о крышу машины.

Они остановились у закусочной для дальнобойщиков на съезде с трассы, чтобы заглянуть в туалет, заправиться и перекусить. Джеймисон заказала чизбургер, картошку-фри и «Корону». Декер взял большую пиццу и кока-колу. Затем уставился на ее тарелку.

– Несмотря на вчерашнюю китайскую еду, я считал вас сдвинутой на здоровой пище.

Джеймисон так вгрызлась в бургер, что по подбородку потек жирный соус.

– Я могла бы и вас переесть.

– Когда-нибудь, в другой жизни.

– А что вы рассчитываете найти в этом месте в Дактоне?

– Если оно еще там. Я пытался позвонить туда по старому номеру, но он поменялся. А в справочниках их нет.

– Декер, но что это за место? Вы назвали его домом.

– Место, где людей вроде меня разбирали, изучали и тестировали.

Джеймисон опустила бургер.

– Вместе с этими гениями памяти? Тот… институт?

– Саванты, аутисты, Аспергер, синестезия и гипертимезия.

– Гипер что?

– Тимезия. На греческом «гипер» означает «чрезмерный», а «тимезия» – «память». Сложите их вместе и получите меня. Истинная гипертимезия – почти идеальная память на свое личное или автобиографическое прошлое. У меня она есть, но, кроме того, я не забываю все, что когда-либо видел, читал или слышал. Безупречные воспоминания о… ну, обо всем. Я не представлял, что мой мозг настолько велик. Вероятно, я использую бо́льшую его часть, чем остальные люди, но только потому, что мне крепко врезали на футбольном поле.

– А синестезия?

– Я вижу цвета там, где другие их не видят. В числах, местах, предметах. Видимо, удар перемешал и каналы восприятия ощущений.

– Я польщена вашим доверием. Но меня это удивляет. Мне казалось, вы скрытный человек.

– Я скрытный человек. Я никому об этом не рассказывал, кроме моей жены.

– Тогда почему вы рассказываете мне? Мы не так уж хорошо знакомы.

Прежде чем ответить, Декер съел кусок пиццы, потом запил ее колой.

– Джеймисон, мы с вами выслеживаем убийц. Они убили многих людей, включая агента ФБР. Я считаю, что должен вам всю историю, поскольку вы рискуете своей жизнью.

Алекс отложила бургер и смочила рот пивом.

– Вы представляете меня намного храбрее, чем я есть, – тихо сказала она.

Декер откусил еще пиццы и допил колу.

– Будем надеяться, что в этом вы ошибаетесь.

Глава 41

Они заселились в мотель, немного поспали, помылись и переоделись. И сейчас стояли перед восьмиэтажным кирпичным зданием с маленькими окнами, построенным лет шестьдесят назад.

Джеймисон взглянула на Декера, потом посмотрела на номер дома, приделанные к фасаду здания металлические цифры.

– Семь-один-один, Дактон. Так это и был ваш дом?

Декер кивнул, не отрывая взгляда от здания:

– Немного изменился. Двадцать лет прошло.

– Это был настоящий научно-исследовательский центр?

– По большей части. В основном они пытались понять, как работает мозг. Они были одними из первых, кто занялся многоплановыми междисциплинарными исследованиями.

– И что это означает?

– Это означает, что они не просто подключали к твоей голове электроды и меряли активность мозга. Они занимались всеми физиологическими штуками – в конце концов, мозг – это орган, и работает он в основном на электрических импульсах. Но еще они проводили консультационные сессии, групповые и индивидуальные. Они хотели изучать людей вроде нас, но еще они хотели… знать нас. Каково иметь исключительный ум, как это повлияло или изменило нашу жизнь.

– Обстоятельные ребята.

– Да, такими они и были.

– И что в результате?

Декер пожал плечами.

– Мне не рассказывали. Я провел здесь несколько месяцев, а потом мне сказали, я могу идти. И никаких повторных исследований. По крайней мере, у меня.

– Погодите, вам сказали, что вы можете идти? Вас держали тут насильно?

– Нет, добровольно.

– Тогда почему?

Декер посмотрел на нее.

– Потому что я был напуган. Джеймисон, мой мозг изменился, то есть во мне изменилось практически все. Эмоции, личность, социальные навыки. Я хотел понять почему. Хотел понять… на что может быть похоже мое будущее. Думаю, мне хотелось выяснить, во что я со временем превращусь.

– Но мне кажется, от этого изменения было много пользы. Я хочу сказать, идеальная память превращает учебу и работу в легкое занятие.

Он вновь посмотрел на здание.

– Вы себе нравитесь?

– Что?

– Вы нравитесь себе как личность?

– Ну, да. В смысле, я могла бы больше заниматься физкультурой, и пора бы уже найти хорошего парня, – но да, я себе нравлюсь.

– Ну, я себе тоже нравился. А потом этот человек исчез. И у меня не было права выбора.

Ее лицо вытянулось.

– Верно. Я об этом не задумывалась.

– И было бы неплохо иметь возможность кое-что забывать. Знаете, люди забывают. Хотят кое-что забыть.

– Декер, даже человек с нормальным умом никогда не забудет того, что случилось с вашей семьей.

– Но я помню каждую подробность, в синем цвете. И я никогда ничего не забуду – даже что чувствовал, когда нашел их тела. До самого последнего дня. Меня время не лечит, мой разум не дает течению времени притуплять воспоминания. Они остаются такими же яркими, как в первый день. Как картина, которая никогда не выцветает. Некоторые люди не могут вернуться в прошлое? А я не могу уйти от него.

– Я сожалею.

Амос обернулся и смерил ее взглядом.

– Я больше не воспринимаю сочувствие, – сказал он. – Я привык. Но не более.

Он вошел в здание, и Джеймисон поспешила за ним.

В списке организаций отсутствовало название исследовательского центра. Декер подошел к стойке и махнул временным полицейским удостоверением, но сидящая там женщина не смогла помочь. Она впервые слышала об организации, которую он назвал. Декер и Джеймисон обошли большой холл. Амос смотрел по сторонам, впитывая все детали.

– Прогулка по аллеям памяти? – лукаво спросила Джеймисон.

Он посмотрел на нее сверху вниз, подняв брови. Она покраснела.

– Извините, я просто пыталась поднять вам настроение. Похоже, юмор действительно с вами не работает.

Но Декер уже шел к маленькому цветочному киоску, стоящему в углу холла. Джеймисон нагнала его, когда он подошел к прилавку.

За прилавком стояла женщина лет пятидесяти. Коренастая, с коротко подстриженными светло-каштановыми волосами. Черные брюки и белая блузка с длинным рукавом составляли ее рабочую одежду.

– Могу я вам помочь? – обратилась она к Декеру.

– Этот киоск здесь уже давно, – начал Амос. – Я его помню.

Она улыбнулась.

– «Флора Доры». Он тут с тех пор, как построили здание, с пятьдесят пятого года. Дора – моя мать. Она его открыла.

– Я и ее помню. Вы на нее похожи.

Женщина улыбнулась еще шире.

– Я взяла киоск на себя десять лет назад. Мама и отец создали хороший бизнес. Когда я училась в колледже, то приезжала сюда и помогала им. А сейчас у меня одна задача – не испортить дело. Кстати, я – Дейзи.[20]20
  Дейзи (англ. Daisy) – ромашка.


[Закрыть] Да и как еще меня могли назвать? Я младшая из четырех сестер, и у всех нас цветочные имена.

– Так вы здесь уже десять лет, Дейзи?

Женщина нахмурилась.

– Мне почему-то кажется, что вас не интересует покупка букета.

– Вы правы, – признал Декер.

Он показал свое удостоверение.

– Из другого штата, – заметила она. – Наверное, серьезное дело.

– Так и есть. В этом здании находился исследовательский центр. Ну, он был тут двадцать лет назад. Институт когнитивных исследований…

Дейзи улыбнулась:

– Ну конечно, я их помню. Они были хорошими клиентами.

– Были? То есть сейчас их тут нет?

– Нет, они съехали. Это было… дайте подумать… лет семь назад, или восемь. Я помню большие фургоны. Как правило, если предприятие здесь открылось, здесь оно и остается. Отличное расположение, красивое старое здание, за которым хорошо следят. Первоклассное место. И рукой подать до Чикаго.

– Я полагаю, вы не знаете, куда они переехали?

– Нет, не знаю. А вы не пробовали найти их в телефонном справочнике?

– Пробовал. Их там нет.

– О, очень жаль.

– Все равно спасибо вам, – сказал Декер и повернулся, чтобы уйти.

– Но здесь остался старый доктор Рабинович, – сказала она.

Амос обернулся к ней.

– Гарольд Рабинович?

– Да. А откуда вы знаете его имя?

– Кое-что разузнал, прежде чем сюда приехать, – быстро ответил Декер.

– О, ну хорошо. Он по-прежнему живет тут и, вы не поверите, до сих пор заказывает у нас цветы. Знаете, когнитивы – так мы их звали – были из числа наших лучших клиентов. Мать часто говорила мне, они каждую неделю заказывают свежие цветы. И они посылали много цветов разным людям. Это было очень славно. И для них, и для нашей выручки.

– Так у вас есть его адрес?

Выражение лица цветочницы изменилось.

– Мне не следует давать такую информацию, – нерешительно произнесла она.

– А вы можете дать мне его номер телефона?

– Боюсь, с этим тоже не очень. Вы, вроде бы, человек приличный, но это против наших правил.

– Хорошо, а вы можете позвонить доктору Рабиновичу, – предложил Декер, – и сказать, что его хотел бы увидеть Амос Декер? Если он согласится, вы дадите мне его адрес. А на нет и суда нет.

– Ну, это вроде бы разумно. Так вы его знаете? Я прочитала на вашей карточке, что вы Амос Декер.

– Да, я его знаю.

– Так что ж вы сразу не сказали? Подождите.

Она подошла к телефону, посмотрела в своем компьютере номер и набрала его. Разговаривала она, отвернувшись. Через минуту положила трубку и вернулась к ним. Что-то написала на листке бумаги и отдала Декеру.

– Бинго. Он сказал, что будет рад вас видеть.

Амос посмотрел на листок, потом поднял взгляд на женщину.

– Ваши родители еще живы?

Вопрос несколько удивил Дейзи.

– Мама в центре для престарелых, и ей там нравится. И надо же, составляет им все букеты.

– Тогда передайте ей, что Амос Декер помнит ее цветы. И… что они здорово помогли.

– Конечно, передам. Она будет рада это слышать. Чем больше цветов, тем лучше мир, так мама на это смотрит.

На улице Джеймисон посмотрела на Декера.

– Отлично сработано.

Он не ответил.

– Так цветы помогли, а?

Амос взглянул на нее.

– Да. Они действительно помогли. И что?

– Возможно, вы изменились меньше, чем думаете.