Текст книги "Пандемоний"

Автор книги: Дэрил Грегори

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц)

– Собака подошла к луже и увидела в ней свое отражение, – продолжала тем временем та. – Увидела отражение и подумала, что в луже другая собака, у которой тоже во рту кость. Себя собака не узнала и подумала, что в луже какая-то другая собака, и кость во рту у нее гораздо больше, чем та, что во рту у нее. И тогда она разжала зубы и выпустила кость, чтобы отнять ту, что была больше. Ее кость упала в воду, и теперь друг на друга смотрели две собаки, обе лишившиеся своих косточек. Мораль этой истории в том, что у соседа трава на газоне всегда зеленее. Ну как, теперь понятно?

– Так уж устроен мир, – вздохнул старик.

Голос его звучал глухо и невыразительно, словно был оцифрован и пропущен через специальное устройство для передачи по спутниковому каналу связи.

– Я прочла все книги Филипа Дика, – пояснила мешочница. Словно это логически вытекало из стишка про собаку и ее кость. – «Пролейтесь, слезы…», «Убик», «Дневная сова». Одну его поэму я прочла двадцать два раза. У меня при себе всегда томик его стихов. Вот он.

Я поднял глаза. Мешочница вытащила из бездонного ридикюля книжку в бумажной обложке.

– Вы мне ее не подпишете?

Она открыла обложку и сунула книгу ему едва ли не в лицо. Старик даже не пошевелился. Неспешным движением он вынул из внутреннего кармана ручку, взял книгу и начертил несколько завитков, украсив их посередине буквой X. Мне было плохо видно, что он там написал, но вряд ли это была обыкновенная подпись.

– Огромное вам спасибо, – поблагодарила женщина и, не глядя, захлопнула книжку. – Надеюсь, вы найдете Феликса. А мне пора.

С этими словами она резко развернулась и едва не ударилась о капот автомобиля, который в этот момент выруливал на проезжую часть. Машина резко затормозила. Женщина на мгновение осталась стоять на месте, глядя на водителя, после чего обошла машину и направилась в сторону отеля «Хайатт».

Я посмотрел на старика. Он поймал мой взгляд. Глаза у него были глубоко посаженные, однако взгляд острый и цепкий. Одно веко опустилось, потом открылось снова. Это он мне подмигнул.

Мне тотчас припомнился Художник – тот, в аэропорту. Точно такое же подмигивание.

– Поклонница, – произнес он и его губы сложились в подобии улыбки. И хотя старик даже не пошевелился, у меня возникло ощущение, будто он пожал плечами. – Приходится выполнять свой долг.

Задняя дверь автомобиля открылась, и оттуда вышел темнокожий мужчина с портфелем, в котором угадывался внушительных размеров ноутбук. Я узнал его по портрету на суперобложке книги, особенно шевелюру волнистых, черных как смоль блестящих волос. Своим чубом он чем-то напоминал Элвиса.

Доктор Рам направился в мою сторону, на ходу энергично кивая чему-то такому, что говорил его спутник, который также вышел вслед за ним из машины. Этот был священник, лысый, в длинной, развевающейся сутане с белым воротничком.

Впрочем, нет, все-таки не священник – по крайней мере не католический. Потому что при ближайшем рассмотрении я понял, что это женщина. Голова у нее была обрита наголо, что только подчеркивало красоту лица – высокие скулы, тонкий подбородок. Женщина шагала, слегка нагнувшись к доктору, с таким же, как у него, целеустремленным видом. Хотя Рам кивал ее словам, мне показалось, что они о чем-то спорят.

Я встал со скамейки. Я был не готов к этой встрече, не ожидал, что увижу его прямо сейчас, но что мне еще оставалось делать, если я хотел с ним поговорить, прежде чем он отправится на презентацию. Тогда к нему будет не подобраться сквозь толпу студентов и коллег.

Бритоголовая женщина посмотрела в мою сторону, после чего заметила старика на скамейке и остановилась.

– Привет, ВАЛИС, – произнесла она ровным тоном.

У женщины был легкий австралийский акцент, а может, ирландский. И красивые уши.

– Добрый день, мать Мариэтта, – ответил тот.

Доктор Рам уже толкнул вращающуюся дверь. Женщина устремилась за ним вслед. Я даже не пошевелился.

К ВАЛИСу подошел его приятель (сын? зять?) – с той же сигаретой и банкой коктейля в руке.

– Какого черта здесь забыла О’Коннел? – спросил он. – Я думал, она отошла от дел, стала отшельницей или типа того.

– Она экзорцист, Том, – произнес ВАЛИС своим оцифрованным голосом. – Это ее призвание, а от призвания не уйдешь.

– Мне пора, – произнес я. – Был рад познакомиться.

ВАЛИС легонько кивнул. Женщина улыбнулась, а второй мужчина – если не ошибаюсь, ВАЛИС назвал его Томом – поднял в салюте банку с коктейлем и сигарету.

5

Доктора Рама взяла в плотное кольцо толпа – еще до того, как он спустился с трибуны. Я держался в задней части зала, выжидая, когда смогу завладеть его вниманием, однако почитатели – не то коллеги-ученые, не то студенты, не то просто поклонники его таланта – забросали его вопросами. Рам кивал головой, отвечал, пока снимал микрофон и закрывал ноутбук, затем направился к выходу. Толпа двинулась вместе с ним, и он был вынужден замедлить шаг, двигаясь медленно, как аквалангист под водой.

Бритоголовой женщины, матери Мариэтты, которую ВАЛИС назвал экзорцистом, с ним не было. Судя по всему, на презентации она не присутствовала.

Не нужно было туда приходить, чтобы убедиться: презентация прошла на ура. В мире нейронауки доктор Рам был общепризнанной величиной. Следует отметить, что эта отрасль знания так и не смогла предложить убедительной гипотезы одержимости, истинность которой можно было бы доказать экспериментально. На протяжении предыдущих нескольких лет исследователи делали ставку на так называемую теорию искусственно вызванного ВТО, «внетелесного опыта». Другие исследователи пытались найти биохимическое объяснение этому расстройству личности, а одна шведская команда ученых пыталась даже вживить в мозг одной пациентке во время операции электроды, чтобы облегчить приступы болезни. Увы, по чистой случайности они задели париетальную долю в структуре, называемой ангулярный гирос. Женщина, которая во время операции находилась в сознании, потом утверждала, что покинула тело и воспарила к потолку операционной. Другая группа исследователей попыталась повторить эксперимент, однако большинство ученых чувствовали себя скованными морально-этическими рамками, считая, что не имеют права копаться в чужих мозгах, если в том нет острой медицинской необходимости.

Доктор Рам предпринял иной подход – он пропустил бывших жертв одержимости через магнитный резонанс, надеясь обнаружить повышенную активность в области ангулярного гироса, или по крайней мере какую-нибудь деформацию этой области, общую для всех пациентов. Не исключено, что у них обнаружится некая мутация, которая вызвала предрасположенность к одержимости, а одержимость вызывала в мозгу какие-то изменения. За два года доктор Рам проанализировал около восьмидесяти случаев одержимости.

И ничего не обнаружил. Ничего – и это за два года исследований!

А потом ему неожиданно «повезло»! Один из пациентов (чье имя, разумеется, не разглашалось) оказался одержим Дудочником как раз в тот момент, когда его пропускали через магнитный резонанс. Стоит ли удивляться, что исследование полетело к чертовой бабушке. В своих работах доктор Рам ни разу не вдавался в подробности этой неудачи. Известно только, что ему пришлось покинуть помещение, а молодая медсестра «пострадала». Поскольку пациент был одержим Дудочником, все понимали, что за словом «пострадала» стоит изнасилование.

Магнитный резонанс зарегистрировал то, что происходило в мозгу пациента за считанные мгновения до того, как он вытащил голову из тоннеля томографа, сбросил с себя наушники и затянул песню. Такое имело место впервые: магнитный резонанс был известен начиная с восьмидесятых годов, однако до сих пор демонов с его помощью еще не изучал.

Доктор Рам выложил на своем веб-сайте несколько стоп-кадров и пару коротких видеоклипов знаменитого эксперимента. Лично мне они напомнили радарные изображения метеорологических карт, какие транслируют по телевидению: цветные, спрессованные системы мыслей, которые катятся по похожему на цветную капусту острову, расцветая алыми, желтыми, пронзительно-зелеными пятнами. Когда доктор Рам вторично воспроизвел запись, он пришел в шок: париетальная доля и ангулярный гирос оставались темными, а вот часть височной доли сверкала как молния во время грозы.

Одержимость вполне можно объяснить как некую функцию (или дисфункцию) мозга, утверждал доктор Рам, а значит, вырвать ее лечение из цепкой хватки разного рода религиозных хилеров, психологов-юнгианцев и уфологов. Как только появится научный метод борьбы с болезнью, станет возможным буквально все: средства обнаружения демона, недвусмысленная диагностика, обоснованные методы лечения… а значит, и полное выздоровление больного.

– Доктор Рам!

Он меня не слышал. Я проследовал за ним по коридору до лифта. Я не отставал ни на шаг, хотя те, кто шел вместе с ним, по одному, по двое, шел постепенно откалывались от него. У доктора на одном ботинке развязался шнурок, но он этого не замечал.

– Доктор Рам, разрешите всего на пару секунд…

Доктор посмотрел на меня, однако в следующее мгновение его вниманием завладел какой-то потасканного вида бородач, поддерживающий его под локоть. Доктор Рам буркнул что-то невнятное в ответ на его слова. Затем двери лифта открылись, и окружавший их народ устремился вперед, увлекая за собой Рама и его бородатого спутника. Доктор Рам помахал мне рукой – мол, давай к нам в лифт. Я выбросил вперед руку, чтобы двери не закрылись окончательно, и кое-как протиснулся внутрь.

– Спасибо! Мне так понравилось ваше выступление!

Увы, бородач говорил одновременно со мной – что-то там про кальций и блокираторы каналов. Мы поплыли вверх.

На восемнадцатом этаже доктор Рам вышел. Бородач продолжал говорить. Двери почти закрылись. В самый последний момент я выпрыгнул из лифта. От неожиданности глаза доктора Рам округлились. Двери закрылись за моей спиной.

Доктор Рам даже не сдвинулся с места. Возможно, он не хотел, чтобы я узнал, в каком он номере. Я открыл было рот, но решил промолчать. Меня так и подмывало сказать, что я вовсе не преследую его, но я решил, что лучше не делать этого.

– Вы студент доктора Слейни? – спросил он.

– Что?

Он кивнул на мой значок.

– Кто ваш наставник? Доктор Слейни или доктор Морган?

Говорил он с явно выраженным калифорнийским акцентом, растягивая гласные гораздо сильнее, нежели уроженцы Среднего Запада.

– Я вам сейчас кое-что покажу, – ответил я и, расстегнув молнию на папке, достал оттуда несколько страниц, которые взял с собой, и, пролистав, вытащил ту, которую искал – с распечаткой томограммы.

– Я хочу, чтобы вы взглянули вот на это, – произнес я, протягивая ему листки.

– Извините, но боюсь, у меня сейчас не найдется для вас времени. У меня назначена встреча…

Я тоже не сдвинулся с места – стоял, протягивая ему листки. В конце концов он их взял.

Посмотрев на первый, переложил его назад, затем посмотрел на второй.

– Откуда это у вас? – спросил он и вновь впился глазами в первое изображение.

– Это я.

Он поднял глаза. В них читалась настороженность.

– Я следил за вашими исследованиями, – пояснил я. – Вы заметили активность в височной доле? Посмотрите внимательнее. Видите?

– Что-то вижу. – Он быстро пробежал глазами страницы. – Но даже если эти изображения не фальшивка – а у меня есть подозрения, что так оно и есть, – они могут означать все, что угодно. В этот момент вы могли предаваться приятным воспоминаниям о дне рождения или даже подумывать о том, не сменить ли вам стрижку.

Доктор Рам вернул мне листки. Правда, голос его звучал уже не так сухо:

– Я знаю, эти снимки способны вселить тревогу в человека далекого от науки, однако повышенная активность в височной доле еще не означает, что в тот момент, когда вам делали снимок, вы были одержимы.

Я залился краской смущения.

– Я не… – прошептал я. – Не знаю, как вам это лучше объяснить. В данный момент я одержим. Я чувствую… чувствую присутствие кого-то внутри меня. Я знаю, что это не более чем ощущение, субъективное ощущение, которое может быть симптомом болезни, но… – Я натянуто улыбнулся. – Но у меня такое чувство, будто я поймал это нечто, что терзает меня, поймал вот здесь.

Следует воздать доктору Раму должное, он не отмахнулся от меня в первый же момент. То, что я говорил ему, было просто невероятно – пока что никто из тех, о ком я слышал, не признавался в своей проблеме во всеуслышание.

Доктор на минуту задумался.

– И чего вы от меня хотите?

– Я просто вот что подумал. Если ваша теория верна, – я так увлекся, что едва не врезался в кадку с каким-то странным растением, но вовремя заметил ее и обошел, – если эта доля мозга отвечает за одержимость, то если мы ее обезвредим…

– Обезвредим? И как вы предлагаете это сделать?

Я посмотрел на него. Он поднял руку.

– Нет-нет.

Он повернулся и зашагал по коридору. Развязавшийся шнурок по-прежнему тянулся по полу. Я устремился за ним следом.

– Доктор, прошу вас, вы хотя бы на минутку задумайтесь. Ведь схожие операции уже делают пациентам с опухолями мозга.

– У вас нет опухоли! Я не могу удалить вам кусок мозга лишь на основании какой-то там теории! Да нет, не теории, а лишь гипотезы, к тому же недоказанной. Возможно, через десяток лет действительно будет разработан хирургический метод лечения…

– Ага, значит, вы его не исключаете!

Доктор Рам остановился рядом с дверью. Похоже, теперь он по-настоящему разозлился.

– Молодой человек, никто не возьмется сделать то, о чем вы просите, ни один уважающий себя врач! Вы цепляетесь за несбыточную надежду, за жалкую соломинку…

Я вновь сунул листки ему в руки.

– Прошу вас, посмотрите внимательнее. Можно обойтись и без хирургического вмешательства, если в нем не будет необходимости. Наверняка найдется более щадящий, медикаментозный метод, не знаю, что именно, который бы приостановил течение болезни.

Доктор Рам покачал головой и, порывшись в кармане, вытащил пластиковую карточку-ключ.

– Даже если бы я вам поверил, я не имею морального права сделать то, о чем вы просите.

– Но ведь я ничего не выдумал. Вы только взгляните на эти снимки! На них мое имя, я даже написал пару номеров моего телефона, по которым со мной можно связаться в любое время.

Доктор посмотрел на дверь номера, затем куда-то вдоль коридора – куда угодно, лишь бы не на меня. Листки, которые я ему дал, он по-прежнему сжимал в руке.

– Прошу вас, – умоляюще произнес я.

– Извините, но я ничем не могу вам помочь, – сухо ответил доктор Рам.

С этими словами он шагнул к себе в номер и, не глядя на меня, захлопнул дверь.

– Лжец! – воскликнул я.

Чуть позже мой новый приятель Том отвел меня в бар.

– Доверься мне, – посоветовал он. – Еще одно пиво тебе не помешает.

– Да нет, со мной все в порядке, – попытался оправдаться я.

– Три кружки светлого «корс», – бросил он бармену, после чего вновь повернулся ко мне. – Честное слово, у тебя такой вид, будто какой-то гад только что раздавил твоего любимого кота.

Я рассмеялся и пожал плечами.

– Твой друг, он что, и впрямь демон?

Том оглянулся. Мы с ним находились в фойе второго этажа. В отеле яблоку было негде упасть, причем добрая половина народу была в костюмах. ВАЛИС, с его аккуратной бородкой и твидовым пиджаком, напоминал оксфордского профессора. Он сидел за столиком рядом с красивой женщиной, женой Тома по имени Селена. Вокруг них за последние полчаса успело собраться с полдесятка человек. Том, заметив, что я сижу у стойки один, затащил меня в свою компанию.

– У Фила была сложная жизнь, – вздохнул Том. – После инсульта, вернее, еще даже до него, он начал слышать голоса. Ты меня понимаешь, голоса воображаемых друзей. А затем, в возрасте восьмидесяти двух лет, первое, что он сказал, как только к нему вернулась речь, что отныне все должны обращаться к нему исключительно по имени ВАЛИС. – Том пожал плечами. – Я попросил одного экзорциста поговорить с ним…

– Мать Мариэтту?

Брови Тома переместились на лоб.

– Ах да, ведь ты ее видел! Как бы то ни было, она заявила, что он притворяется. ВАЛИС даже не дернулся, в официальных отчетах он не значился. Так что куда проще было бы утверждать, будто Фил окончательно… не знаю даже, как бы это поточнее выразиться. За свою жизнь он напринимался всяких разных лекарств, к тому же его и раньше посещали галлюцинации. Честно говоря, этот ВАЛИС даже пошел ему на пользу. Ты только взгляни на него – ну разве скажешь, что когда-то он был парализован? Полное выздоровление. Даже более чем полное! Он лучше ест, чем раньше, делает физические упражнения, прекратил принимать таблетки. Он живет вместе с нами с Селеной, однако это не значит, что лишь мы заботимся о нем – нет, он тоже заботится о нас. То есть, я хочу сказать, он живет полнокровной жизнью! Причем совершенно естественно. Он, правда, старается не выставлять этого напоказ, но стоит кому-то завести разговор на эту тему, как он тотчас срывается.

Бармен поставил на стойку три высоких стакана, наполненных слегка подкрашенной водопроводной водой. Взяв пиво, мы вернулись за столик – правда, для этого пришлось проложить путь среди массы человеческих тел и табачного дыма. Селена почти не раскрывала рта, а вот Том его почти не закрывал. ВАЛИС главным образом слушал, а когда говорил, как, например, сейчас, все вокруг мгновенно умолкали. На низком столике перед ним стоял стакан имбирного эля, но он к нему даже не притронулся.

– Невозможно отделить научную фантастику от жанра фэнтези, – вещал тем временем ВАЛИС, – и я сейчас объясню почему. Возьмем, к примеру, псионику или мутантов типа тех, которые описываются в книжке «Больше чем люди». Если читатель не исключает, что такие мутанты действительно могли бы существовать, значит, роман Старджона он воспримет как научную фантастику. Если же он полагает, что мутанты – существа из той же оперы, что чародеи и драконы, и поэтому их никак не может быть, значит, он читает роман в жанре фэнтези. На мой взгляд, в таких романах описываются невозможные вещи. В отличие он фэнтези научная фантастика чаще имеет дело с тем, что могло бы быть при известных обстоятельствах. А как вы понимаете, это вещь в высшей мере субъективная, потому что объективно утверждать, что возможно при известных обстоятельствах, а что нет, нельзя, и это решает для себя в каждом конкретном случае сам читатель.

Возникла небольшая пауза, после которой заговорил парень-латинос, чуть моложе меня, в черной футболке и безукоризненно отутюженных брюках цвета хаки.

– А какая в принципе разница, что подумает читатель? Не важнее ли то, как ведут себя герои? Разве не их поступки определяют жанр книги? Герой книги в жанре научной фантастики полагает, что мир устроен рационально, что на каждый вопрос есть ответ, истина в последней инстанции, поисками которой он и занят. В книге «Больше чем люди» герои полагают, что они следующая ступень эволюции, то есть сугубо научного понятия…

– Позволю себе не согласиться. Именно отсутствие, как вы только что выразились, истины в последней инстанции и делает научную фантастику фантастикой, – изрек высокий, сухопарый старик примерно тех же лет, что и ВАЛИС. Он сидел на низком стуле, отчего колени его находились почти вровень с плечами. – Всегда можно задать дополнительный вопрос. А вот магию объяснить нельзя.

Позади него я заметил бритый затылок – кто-то, расталкивая толпу, направлялся к выходу. Мать Мариэтта? Я отступил в сторону, пытаясь разглядеть ее в профиль. Эх, если бы ее догнать!..

– Никто в романе жанра фэнтези не пытается понять, каким образом работает магия, – продолжал костлявый старик. – Она просто работает, и все. Иисус превращает воду в вино. Все, конец рассказа. В реальном же мире…

– В реальном мире люди тоже не слишком задумываются о том, как работает та или иная вещь, – возразил парнишка-латинос. – Например, для них электричество функционирует потому, что вы щелкнули выключателем.

Черт, похоже, я ее потерял. А ведь это точно была она. Я вновь обернулся к нашей компании. Селена вопросительно посмотрела на меня. Я лишь пожал плечами.

– Верно, большинство людей – лицемеры, – согласился сухощавый старик. – Если бы им и впрямь хотелось узнать, они бы узнали вместо того, чтобы отмахиваться – мол, этому нет объяснения.

– Погодите, – вмешалась кудрявая особа в пышной крестьянской юбке, – большая часть самых важных вещей в нашей жизни не поддается объяснению. Душа не поддается объяснению, демоны, сознание…

Кто-то рассмеялся – кажется, бледный молодой человек с подведенными глазами и в рубашке, которую обычно надевают под смокинг. Он сидел, облокотившись на подлокотник кресла.

– Это значит, что вы – замороченный чудесами персонаж жанра фэнтези, которого по ошибке занесло в научную фантастику. Большинство ученых – по крайней мере ученых МКПО – полагают, что в конечном итоге и в этой области для нас не останется белых пятен. И лишь потому, что пока нам не все понятно, еще не следует вывод, что…

– Человек в его нынешнем состоянии не способен объять разумом вещи, – изрек ВАЛИС своим замогильным голосом, – а если и бывает способен, то не может удержать это в своем осознании. Глаз Шивы, на мгновение раскрывшись, закрывается вновь.

Его голос, похоже, распространялся гораздо дальше, чем могло показаться при таком приглушенном звучании, словно радиосигнал, отразившийся от ионосферы. А может, все дело в том, что людям хотелось его услышать – ведь он был знаменит, богат, писал книги. По крайней мере когда-то писал, пока в него не вселилась Всеобъемлющая Активная Логическая Интеллектуальная Система, именующая себя ВАЛИС. Я не читал его книг, зато посмотрел пару фильмов.

– Согласен. Если мы на что-то и способны, то лишь на миг озарения. Боже, как это печально! – К сожалению, мне не было видно, кто это произнес. – Но по крайней мере в романе жанра фэнтези все так или иначе познают истину. Моральный порядок восстановлен, настоящий король вновь воцаряется на троне, Иисус восстает из мертвых.

– Вы путаете тему и жанр, – возразил кто-то из присутствующих.

– Нет, он говорит о судьбе, – не согласился Том. – Вспоминая о судьбе, вы тотчас переноситесь в мир фэнтези, даже если пытаетесь замаскировать ее под нечто вроде «Матрицы» или «Звездных войн». Как только вселенная начинает общаться с вами лично, это уже магия – если вы король Артур, то вам достаточно вытащить из камня меч…

– Или же Багси Сигель, – добавил кто-то [2]2
  Багси Сигель – известный в 1930—1940-х годах американский гангстер. – Примеч. пер.


[Закрыть].

– Это точно, – согласился Том, давая понять, чтобы его не перебивали. – А вот в безличном мире научной фантастики королем бриттов становится любой, кому известен фокус – вернее, технология извлечения меча из камня.

– Или же вы с аквалангом ныряете на дно озера, чтобы сразиться с обитающей в нем Девой.

– Странные, однако, девы обитают в прудах, – произнес бледнолицый мужчина с каким-то неуловимым акцентом. – Занимаются раздачей мечей. Как можно строить на этом систему управления государством?

Беседа тотчас превратилась в соревнование, кто больше вспомнит шуток из шоу Монти Пайтона, после чего общий разговор раздробился на несколько частных бесед. Высокий мужчина вышел с кудрявой женщиной, зато к нашей тесной компании присоединились другие. Возникало ощущение, будто Том знает здесь всех до единого, и все узнавали ВАЛИСа. Стало шумнее, да и накурено было сильнее, причем не только из-за нас. Со всех этажей отеля в бар спускались группки участников «ДемониКона». В какой-то момент – если не ошибаюсь, в час ночи, я очутился в туалете. У соседнего писсуара стоял ВАЛИС. Я изливал из себя галлоны выпитого пива и улыбался: то, что было принято внутрь, мало чем отличалось от того, что просилось наружу.

На стене над писсуаром кто-то вывел: «Догма: я – бог».

– Итак, – произнес я, – вы писаете.

В этот момент до меня дошло, что я принял больше, чем мне казалось.

Не оборачиваясь ко мне, ВАЛИС кивнул и философски изрек:

– У тела свои императивы.

Как с этим поспоришь? Было слышно, как в баре кто-то пронзительно расхохотался.

– С вами разговаривают не как с демоном, – произнес я. – А как с человеком.

– Им просто нравится беседовать с Филом, – произнес ВАЛИС. Отступив от писсуара, он застегнул на брюках молнию и направился мыть руки. – Люди предпочитают видеть во мне своего старого друга, которого уже давно нет, но для них он лишь сошел с ума. Это их утешает.

– Погодите! То есть вы даете им повод думать, будто вы притворяетесь? Хотя на самом деле вы… – Я на мгновение задумался. – То есть вы демон, который притворяется, что он человек, который, в свою очередь, выдает себя за демона?

– Именно. Фальшивая фальшивка, – ответил он и повернул кран с горячей водой.

К собственному удивлению, я понял, что верю ему – по крайней мере не отмел его слова с ходу.

– Ну ладно, если вы и впрямь демон, – сказал я, – почему вы не вселяетесь в других людей? Ведь стоит вам переселиться в кого-то еще, как это тотчас расставило бы все по своим местам.

ВАЛИС ответил, глядя на меня в зеркало, пока умывался. Рядом с его бледным лицом поднимался пар. Судя по всему, температура воды его не слишком беспокоила.

– Божественное вмешательство это не всегда божественное вторжение. Я вторгался в жизнь Фила двадцать два раза. Девятнадцать раз это вторжение сводилось к банальной передаче информации, сжатой в шифрованные сигналы, которые повлекли за собой неспособность забывать.

Я непонимающе заморгал.

– Анамнез. Память обо всем и вся.

– А… понятно…

– Пару раз мне пришлось прибегнуть к более радикальным действиям. Первый раз он попытался наложить на себя руки, – продолжал ВАЛИС своим искусственным голосом. – Я был вынужден схватить его тело, написать на ладони номер телефона реанимационной службы и вернуть его к жизни. Но настоящее перевоплощение состоялось в 1982 году. У Фила случился инсульт, за которым последовала остановка сердечной деятельности. Это был его третий и самый сильный сердечный приступ. Чтобы заставить его сердце забиться вновь и восстановить подачу крови в мозг, мне пришлось взять полный контроль над его жизненно важными функциями. Я был вынужден инсталлировать голографический фрагмент моего сознания.

– То есть вы в него окончательно вселились.

ВАЛИС стряхнул с рук воду – два быстрых движения запястьями – и взял из пачки бумажное полотенце. Снаружи кто-то что-то крикнул, но слов я не разобрал.

– Я продолжал массировать его сердце, накачивал ему легкие. Я боялся, что если надолго оставлю его тело, он умрет.

– Хорошо, но… – Я покачал головой. – Зачем?

Я даже усмехнулся.

ВАЛИС смотрел на меня спокойно, отчего я рассмеялся снова.

– Почему вы не дали ему умереть? Ведь он был в преклонном возрасте, верно я говорю? Что хорошего в том, что вы теперь разгуливаете в его теле?

Он наклонил голову и улыбнулся.

– Этот вопрос вынуждены задавать мы все.

ВАЛИС открыл дверь туалета, и внутрь ворвался шум бара – чьи-то возмущенные крики, свист, улюлюканье. Где-то что-то разбилось – наверное, стакан. Наткнувшись на что-то твердое, он явно разлетелся на сотни мелких осколков.

ВАЛИС придержал для меня дверь. На другом конце зала мужчина с голой грудью, поджав под себя ноги, раскачивался на полке для винных стаканов. Точно такая же полка на противоположном конце барной стойки уже была сорвана.

Раскачивающийся мужчина был в одной лишь набедренной повязке, кое-где украшенной листьями. Лицо выкрашено красной краской, из волос торчали небольшие рожки. В свободной руке он сжимал деревянную дудку. Раскачавшись, мужчина отпустил вторую руку, описал в воздухе дугу и приземлился ступнями на круглый стол.

– Эй, друзья, пришло время танцев! – выкрикнул он.

– Господи, прямо как на Олимпийских играх, – заметил кто-то из стоявших поблизости.

Это были те же самые слова, которые Дудочник выкрикнул в 2002 году. Финский конькобежец, Артту Хайкинен, был на последней тысячеметровке своей дистанции в четыре мили, оторвавшись от своего самого ближайшего соперника, и все шло к тому, что вот-вот будет установлен новый рекорд. Неожиданно он сбросил скорость, оглянулся по сторонам и, заметив телекамеры, расплылся в улыбке. Тот, кто шел за ним, начал обгонять его по внешней дорожке. Хайкинен подставил ему ножку, отчего тот отлетел к барьеру, и расхохотался. Затем порвал на груди эластичный костюм и оставил его болтаться, словно вторую кожу. После чего описал круг и скомандовал зрителям, чтобы те танцевали. Хайкинен никогда не оправился от этого позора и больше никогда не принимал участия в соревнованиях.

Теперь большинство посетителей бара спешили выбраться наружу, хотя были и такие, что застыли на месте. Я растолкал напиравшую толпу, пытаясь подойти ближе. Дудочник запрыгнул на высокий желтый табурет, с которого перескочил на спинку дивана, приземлившись рядом с какой-то рыжеволосой бабенкой. Та истошно завопила.

– Я же сказал, всем танцевать! – пояснил Дудочник.

Он рывком поставил ее на ноги и расхохотался как безумный. Женщина, худая и уже не первой молодости, испуганно затрясла головой. По щекам у нее катились слезы.

– Эй, мистер! – обратился я к нему.

Дудочник обернулся и одарил меня омерзительной усмешкой.

– Слушаю!

Я не знал, что в стакане – вода, лимонад, водка, – что-то светлое и прозрачное. Я выплеснул содержимое ему в лицо. Он тотчас начал отплевываться и растерянно заморгал. Женщина тем временем вырвала руку.

– Вон отсюда! Живо! – рявкнул я. – Нечего изображать из себя героя!

Он удивленно уставился на меня. Не знаю, чем он там размалевал себе лицо, но теперь краска стекала по щекам грязными полосами.

– Кому сказано: вон отсюда!

Дудочник слез с дивана.

– Эй ты, полегче! Ты что, шуток не понимаешь?

С этими словами он понуро направился в дальнюю часть зала, которая соединялась с отелем. Какой-то шустрый бармен бросился за ним вдогонку.

Кто-то похлопал меня по спине. Кто-то еще вложил в руку рюмку.

– Как ты догадался? – спросил Том с улыбкой. – Как, черт возьми, ты догадался?

– Он даже не стал меня слушать. Просто взял и ушел. Я же говорю об одном – нужно отключить антенну. В наших головах есть одно устройство, которое принимает сигналы от Демонической Сети. Так что нужно вычислить лишь одно – как его заглушить или хотя бы сменить канал. Я даже не веду речь о настоящей операции. Не надо сверлить дырки в головах людей, это можно сделать при помощи обыкновенной микроволновки. Точно так же, как при помощи пересекающихся микроволн удаляют опухоли. Мощность небольшая, чтобы не повредить здоровые ткани, и только больной участок находится в точке пересечения волн. Ну скажите, неужели я многого прошу?

Селена сочувственно мигнула. А может, ей просто не хотелось меня расстраивать. Лично я предпочел интерпретировать это как сочувствие.