355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Дэрил Грегори » Пандемоний » Текст книги (страница 1)
Пандемоний
  • Текст добавлен: 9 октября 2016, 16:48

Текст книги "Пандемоний"


Автор книги: Дэрил Грегори



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 19 страниц)

Дэрил Грегори
ПАНДЕМОНИЙ

1

Женщина рядом со мной негромко произнесла:

– Это Камикадзе.

Какой-то человек возразил:

– Нет, Художник. Художник или Толстяк.

Людской поток, выплеснувшийся через турникет, разбился о строй полицейских. По толпе пробежал ропот. В кого-то вселился демон, и охранники аэропорта О’Хара заблокировали проход между выходами в зал прилетов и выдачей багажа. Реакция людей оказалась самой разной – от отчаяния до любопытства. Это была очередная задержка рейса, правда, задержка интересная. Впрочем, лично я из-за толпы ничего не видел, кроме голов и плеч полицейских в синих мундирах и похожего на гигантскую пещеру терминала авиакомпании «Юнайтед». Вернуться назад невозможно: мы только что прошли через кордон охраны, а сзади, напирая на нас, выплеснулась новая толпа пассажиров. Поделать ничего нельзя, оставалось лишь дожидаться, когда демон завершит свой замысел.

Я опустил нейлоновую дорожную сумку на пол между ног и уселся на нее сверху. Со всех сторон меня окружали бесчисленные ноги и багаж других пассажиров. Я чувствовал, как снова возвращается головная боль, которая утром немного улеглась. Посмотрел на свои ботинки и попытался сделать несколько глубоких вдохов. Мой последний врач был великим знатоком дыхательной гимнастики и сильнодействующих медицинских препаратов.

Я безумно устал, поскольку провел в дороге целый день, летел с тремя пересадками, протащил сумку через три аэропорта и подвергся трем досмотрам багажа. Мне здорово повезло, что я не японец. Этих бедолаг тщательно обыскивали и едва ли не раздевали догола у каждых ворот.

Кто-то натолкнулся на меня, чуть не упав, и отодвинулся в сторону. Я поднял голову и увидел, что толпа испуганно, как стадо овец, подалась назад. В массе человеческих тел появилось что-то вроде прохода, и я неожиданно понял, что нахожусь в самом его центре. Прямо на меня мчался одержимый.

Он был голый по пояс. Узкая грудь и тощие руки покрыты серой пылью. В широко открытых глазах застыло безумие. Демон улыбался, с его губ слетали какие-то слова, но я не слышал, какие именно. Оставив сумку на полу, я стремительно отскочил в сторону.

Одержимый неожиданно свернул к тележке торговца попкорном. Родители спешно похватали детей, которые могли оказаться у него на пути. Все бросились врассыпную. Настроение толпы изменилось от болезненного любопытства до откровенного ужаса. Демон в пяти-шести сотнях ярдов от вас совсем не то, что демон, с которым вы столкнулись лицом к лицу.

Полуголый человек схватил тележку за ручки и с характерной для одержимого силой одним движением опрокинул ее. Кто-то вскрикнул. Стеклянный контейнер разбился вдребезги. Желтые хлопья взлетели в воздух, металлическая сковорода грохнулась об пол и откатилась в сторону, словно колпак автомобильного колеса.

Одержимый загоготал и, не обращая внимания на осколки, принялся сгребать руками содержимое тележки. Сидя на корточках и прижимая к груди пригоршни золотистых хлопьев, он заговорщически подмигнул мне. По его рукам текла кровь. Затем, сгорбившись, демон заковылял обратно, туда, откуда появился. Полицейский позволил ему пройти и даже не повернулся в сторону безумца.

А что еще оставалось блюстителю закона? Пристрелить парня он не мог. Впрочем, если бы одержимого попытались задержать, демон все равно вывернулся бы, набросился на кого-нибудь еще (на того же копа с пистолетом) и принялся бы уродовать людей. Так что присутствующим не оставалось ничего другого, как отвести глаза в сторону и ждать, когда он сгорит.

Я подобрал сумку, зашагал вперед – теперь свободного пространства было с избытком – и вскоре добрался до временного заграждения – нейлоновой ленты, натянутой между двумя пластмассовыми столбиками. Теперь между мной и демоном не было ничего, кроме цепочки полицейских.

Терминал авиакомпании «Юнайтед» похож на величественный храм из стекла и стали. Мне он всегда нравился. Демон, оставляя за собой след из золотистых хлопьев, приблизился к центру главного вестибюля и, застыв между «Старбаксом» и храмом, вскинул руки. Попкорн, негромко шурша, полетел на мраморный пол.

Пару секунд одержимый рассматривал учиненный им же самим раздрай, затем принялся танцевать. Попкорн хрустел под подошвами черных начищенных ботинок. Ненадолго застыв на месте, одержимый снова продолжил танец. Видимо, демон остался доволен собой, потому что вскоре опустился на четвереньки и принялся подталкивать желтую пыльцу внутрь границ своей песчаной картины, коллажа, скульптуры или черт знает, что это было такое.

А было это изображением фермы: белый квадратный дом, красная силосная башня, сарай, стена деревьев, необозримые открытые поля. Дом был сделан из чего-то вроде стирального порошка, сахара или соли. Силосная башня состояла из кусочков красной пластмассы и стекол, которые могли быть вытащены из разбитого лайт-бокса с надписью «вход». На изготовление деревьев явно пошли скрученные жгутиками конфетные обертки и полоски пенопласта от кофейных чашек и упаковки гамбургеров. Раздавленный попкорн стал краем пшеничного поля. Картина была одновременно и натуралистичной, и смутно искаженной, как настоящий пейзаж, подрагивающий в мареве летнего зноя.

Демон принялся добавлять детали. Я сел на сумку и стал наблюдать за его действиями. Одержимый работал при помощи осколков красного стекла: поправлял текстуру деревянного сарая. Осторожно дунул на пудру, направив ее на призрачные изображения водосточных желобов и оконные переплеты. Затем поскреб каблуком по мраморному полу, чтобы создать грязное пятно над домом, которое могло символизировать облако или огромную птицу. Чем дольше он работал, тем более знакомой становилась картина. Я никогда раньше не видел это место – по крайней мере, такую ферму я не помнил, – однако картина была на редкость необычна и привлекательна, напоминая живописные творения Нормана Рокуэлла. Скорее, я узнал идеюфермы. Юнгианские демоны мысли были архетипами, воскрешаемыми коллективным бессознательным. Возможно, архетипы и являлись сутью архетипических художников.

Внезапно демон поднялся и, даже не удостоив законченную картину последним взглядом, зашагал прочь. Сделав шагов десять, потерял равновесие и упал. Примерно с минуту никто вокруг не сделал ни единого движения.

Наконец, держа руку на дубинке, вперед шагнул какой-то коп и о чем-то спросил демона. Вопроса я не разобрал. Одержимый с испуганным видом поднял голову. Полицейский помог ему встать. Одержимый посмотрел на свои порезанные стеклом руки, затем на окружавших его со всех сторон людей. Полицейский положил ему руку на плечо и повел за собой.

– Дэл!

Я узнал голос Лью, моего Самого Большого Брата. Он стоял в другом конце просторного вестибюля. Его жена, Амра, с притворным смущением покачала головой. Это было частью их обычного прикола: Лью шумный и бесцеремонный, ему наплевать на условности; Амра – образец благовоспитанности.

Лью встретил меня на полпути и тут же заключил в объятия, ударив животом как баскетбольным мячом. Он всегда был крупнее меня, а теперь стал на шесть дюймов выше и на сотню фунтов тяжелее.

– Господи! – воскликнул брат. – Где тебя носило так долго? В справочном бюро сообщили, что твой самолет прибыл час назад.

Борода Лью стала гуще с тех пор, как я видел его в последний раз полтора года назад, однако растительность на лице так и не смогла колонизировать свободные участки между ухом и подбородком.

– Извините, что опоздал. Всего лишь четыре пакетика героина в заднице. Привет, Амра!

– Привет, Дэл!

Я коротко прижал ее к себе. От Амры, как всегда, изумительно пахло. За время моего отсутствия она успела сменить прическу – достаточно коротко подстригла длинные блестящие черные волосы.

Лью снял с моего плеча ремень сумки и попытался забрать ее.

– Я сам, – возразил я.

– Пойдем, у тебя такой вид, будто ты неделю не спал, – ответил он, взяв сумку. – Черт, тяжелая. У тебя еще есть багаж?

– Только сумка.

– Да кто ты такой, вшивый бродяга, что ли? Ну хорошо, придется просить, чтобы автобус подогнали прямо к парковке… Иди за мной.

С этими словами он зашагал вперед, закинув мою сумку за спину.

– Ты слышал, что в аэропорте был демон? – спросила Амра.

– Я был там. Нас не выпускали из терминала до тех пор, пока он не исчез. Так что случилось с волосами Шер?

– Ой!.. – Амра сделала жест, как будто отгоняла муху. – Слишком долго рассказывать. Ты видел его? Кто это был? Надеюсь, не Камикадзе, а кто-то другой?

В выпусках новостей их называли по именам, как ураганы. Впрочем, большинство людей безмятежно проживали жизнь, так никого из них ни разу и не увидев. Я воочию лицезрел пятерых-шестерых, включая сегодняшнего. В этом плане мне повезло.

– Мне кажется, Художник. По крайней мере он рисовал картину.

Лью оглянулся и укоризненно посмотрел на Амру – мол, сколько можно, не пора ли прекратить разговоры на эту тему.

– Скорее всего это был самозванец, – произнес он. – На следующей неделе в городе состоится конференция, посвященная одержимости. Какой только сброд на нее не слетится…

– Не похоже, чтобы этот парень мошенничал, – возразил я. Безумная ухмылка. Двусмысленное подмигивание. – На него потом было страшно смотреть. Он напоминал выжатый лимон.

– Интересно, этот тип знал, как нужно рисовать? – спросила Амра.

Автобус высадил нас на дальней автостоянке. Пару минут, пока Лью открывал машину и укладывал в крошечный багажник мою сумку, нам с Амрой пришлось поежиться под порывами ветра.

Машина была новенькая. Обтекаемая серебристая «ауди», похожая на быстроходный автомобиль будущего. Я подумал о своей собственной тачке, сплющенной, как банка из-под пива, и попытался удержаться от чувства зависти. Во всяком случае, «ауди» явно мала для Лью. Он держал руль, растопырив локти, как будто собирался управлять животом. Его сиденье было максимально отодвинуто назад, так что мне пришлось расположиться за спиной у Амры. Посылая проклятия водителям встречных машин и лавируя между дорожных полос, Лью вылетел на трассу № 294. Мне давно следовало бы привыкнуть к его манере езды, однако скорость и неожиданные повороты не раз заставили меня вцепиться в спинку переднего кресла. Мое детство прошло здесь, на окраине Чикаго, но, возвращаясь домой, я каждый раз испытывал потрясение. Мы находились в сорока минутах езды от центра города, и все четыре полосы по обе стороны дороги были плотно забиты машинами. Все как одна двигались со скоростью семьдесят миль в час. Это было даже хуже, чем в Денвере.

– Так что ты делал все это время? – спросил Лью. – Не звонишь, не пишешь, не посылаешь цветов…

– В Рождество мы так скучали по тебе, – призналась Амра.

– Видишь, Лью? Судя по словам Амры, она действительно скучала по мне на Рождество. Если бы это сказал ты или мама, фраза была бы другой: «Да как ты посмел нас подвести?».

– Она просто неправильно выразилась.

Они женаты всего полтора года, однако знакомы со времен колледжа.

– А когда вы, мои дорогие, возьметесь за ум и осчастливите мамочку внуками с темной кожей, результатом межрасового брака? Готов поспорить, Циклоп вскоре потребует от вас соответствующих действий.

– Как тебе не стыдно ее так называть, – укоризненно произнесла Амра. – И вообще, ты уходишь от темы разговора.

– Верно, – согласился Лью. – Давайте-ка снова поговорим о плохих сыновьях и братьях. Чем ты занимаешься?

– Видишь ли, это долгая история.

Лью посмотрел на меня в зеркало заднего обзора. Амра повернулась на своем сиденье, чтобы взглянуть мне в лицо. Вид у нее был явно озабоченный.

– О господи, ребята! – выдавил я улыбку. – Может, вы дадите мне шанс вставить хотя бы пару слов?

– Это о чем же? – полюбопытствовала Амра.

– Да ничего особенного, так, ерунда. В ноябре я попал в аварию, протаранил дорожное ограждение и угодил в снег, а потом…

– Пьяный, что ли, был? – насмешливо фыркнул Лью.

– Да пошел ты! Дорога была скользкая из-за гололеда. Я заложил слишком крутой вираж и потерял управление. В результате врезался в ограждение. Машина полетела кувырком. – При воспоминании о том жутком кувырке я почувствовал себя не лучшим образом. Когда я врезался в ограждение, то на какое-то мгновение потерял сознание. Почувствовал, как лечу вперед, как будто меня засосало в черный колодец. – Я очутился на дне оврага. Машина лежала вверх колесами. И я никак не мог расстегнуть ремень безопасности. – Я не стал распространяться про смятую в лепешку крышу, про то, как в салон хлынула ледяная вода, как меня охватила паника. – Пришлось оставаться внутри до тех пор, пока меня не вытащили полицейские.

– Ты остался цел? – поинтересовалась Амра.

Я пожал плечами.

– У меня были расцарапаны руки. Спина болела жутко, но, слава богу, я лишь растянул мышцы. Меня целый день продержали в больнице, затем отпустили. А в остальном… ну, в общем, мне повезло.

– Повезло? – переспросил Лью. – Почему люди всегда так говорят? У них появляется опухоль, и когда оказывается, что ее можно оперировать, они говорят, что им повезло. Но ведь «повезло» – это не значит заболетьраком. Повезло – не заболеть раком, а случайно найти в ботинке десять долларов.

– Ты закончил? – спросила Амра.

– Он разбил свою машину. Ему не повезло.

Амра покачала головой.

– Ты собирался что-то добавить, Дэл. Что случилось после аварии?

– Да, конечно. После аварии. – Я неожиданно пожалел, что рассказал о ней. Я надеялся, что смогу попрактиковаться на Лью и Амре, смогу подготовиться к встрече с матерью. Амра выжидающе смотрела на меня. – После аварии у меня возникли, как бы поточнее выразиться, некоторые осложнения, и пришлось лечь в больницу иного рода.

Амра нахмурилась.

– Боже святый, ты имеешь в виду в психушку? – спросил Лью.

Амра шикнула на него.

– С тобой все в порядке?

Крошечный салон автомобиля и высокое сиденье между нами создавали одновременно и ощущение близости, и отгороженности друг от друга.

– Я здоров. Все в порядке.

– Он говорит, что все в порядке. О господи. Мать в курсе? Нет, конечно же, не знает, иначе давно бы рассказала мне. Она ведь сделала бы это, верно? Боже! – Лью со свистом промчался мимо грузовика и впервые за всю поездку, вместо того чтобы сменить полосу движения, предпочел сбросить скорость. – Так что с тобой было? Ты лег туда сам или тебя сдали? Так знает мама или нет?

– Я расскажу ей сегодня вечером. Тоже мне проблема.

– Можешь ничего не говорить ей, если не хочешь, – заметила Амра. – Такие вещи делаются исключительно по доброй воле. В этом нет ничего позорного.

– А по мне это все-таки разновидность позора, – возразил Лью.

Я кивнул.

– Там очень много сумасшедших.

Амра снова обернулась ко мне.

– Я пытаюсь серьезно говорить с тобой. Это крайне важно.

– Да бросьте вы, это чепуха, – ответил я.

Лью рассмеялся.

– С каждым разом твои слова звучат все убедительнее и убедительнее.

Брат дал газу, обогнал автомобиль-универсал и, перескочив через две полосы, вовремя свернул на съезд с трассы. Мы нырнули вниз с пандуса на твердое покрытие дороги, и меня прижало к двери.

– Что же это было? – в очередной раз поинтересовался Лью и посмотрев налево, въехал на какую-то улицу. – Ты кем себя вообразил? Наполеоном? Видел розовых слонов?

– Скорее, слышал голоса вещей.

– Ничего ты себе!

Похоже, я не на шутку его удивил.

Амра сначала посмотрела на Лью, потом на меня.

– То же самое, что было с тобой когда-то в детстве?

Значит, Лью ей все рассказал. Чему удивляться, ведь она его жена.

– Когда я был одержим?

Амра так печально взглянула на меня, что я не удержался от смеха.

– Знаешь, я уже и сам об этом забыл.

– Ты спрашивала меня, не мошенничал ли он, – вступил в разговор Лью и въехал в наш квартал. Мимо окон промелькнули знакомые деревья с голыми ветками, как будто вонзавшимися в низко нависшее серое небо. – Дэл всегда из кожи вон лез, чтобы только удостоиться маминого внимания.

Обед как будто ожидал меня с 1985 года. Еда была точно такая, как в дни моего детства – ветчина, картофельное пюре, моя любимая кукурузная каша и горячие булочки. Мать вынула их из духовки через две минуты после того, как мы вошли в дом. Ели мы с тех же самых бело-зеленых керамических тарелок, которыми всегда пользовались в те годы.

Мы ели и непринужденно болтали о всяких пустяках: о соседях и о событиях тех двух зим, когда меня здесь не было. Лью и Амра и словом не обмолвились о демонах и психиатрических клиниках. Мать так и не спросила меня, почему я не появился на Рождество или почему я вдруг решил прилететь домой, не сообщив об этом заранее. Чуть позже она попыталась выгнать нас в гостиную, чтобы самой привести в порядок стол. Лью и Амра отправились в магазин за мороженым. Я остался и принялся относить на кухню грязные тарелки. Мать лично загрузила их в посудомойку – как и раньше, чертова машина слушалась только ее.

Моя мать рослая, ширококостная женщина и телосложением напоминает муниципальное здание – такая же высокая и основательная. Брат ростом пошел в нее. В ее волосах серебрилась седина, но когда она улыбалась или говорила, то казалась точно такой же, как в тот день, когда я окончил колледж. А стоило матери расслабиться – как, например, во время глубокого вдоха, который она делала, садясь и беря вилку, – как ее лицо обвисало, и она тотчас делалась сразу на двадцать лет старше.

– Что у тебя с рукой? – неожиданно спросила мать.

Взявшись за работу, я закатал рукава. На левом запястье красовался узкий синяк, опоясывавший руку, словно браслет.

– Это? Да так, пустяки.

Мать вопросительно посмотрела на меня. Я рассмеялся.

– Я обмотал вокруг запястья веревку, когда мы с моим другом завязли и попытались вытянуть машину из грязи. Он дал по газам прежде, чем я отпустил веревку. Но сейчас все в порядке. Рука больше не болит, хотя согласен, вид, конечно, ужасный.

Она попыталась пригладить мои вечно торчащие волосы – их как будто когда-то корова языком лизнула назад от лба.

– Вечно ты попадаешь в какие-нибудь неприятности. Кстати, у тебя усталый вид. Ты спал-то в дороге?

– Ты же знаешь, что это такое – сон в дороге. Пришлось рано встать, да я еще потерял два часа. – Я протянул матери очередную тарелку. – Поверить своим глазам не могу, что у тебя сохранились те самые тарелки.

– Я и сама не могу поверить, что их осталось несколько штук.

В свое время мы с Лью когда-то перебили немало этих тарелок. Падая на выложенный плиткой пол, они разбивались на миллионы острых как бритва осколков, которые можно было нащупать лишь босой ногой. Мною владела странная ностальгия по отношению ко всему, что было в нашем доме и на что я раньше, когда рос в нем, не обращал никакого внимания: к дешевой посуде, пластиковой мебели, тонким ковровым покрытиям в коридоре. Любая новая вещь в доме – вроде корзины для журналов возле отцовского кресла – производила на меня подозрительное впечатление, словно женщина-незнакомка, напялившая банный халат моей матери.

Мать закрыла посудомоечную машину, но включать не стала – агрегат все равно не станет работать, пока не нагружен полностью.

– Что случилось, Дэл?

Первый нетрадиционный вопрос, который каждый из нас задал друг другу сразу после того, как я приехал. Что-то вроде стартового пистолета для настоящего разговора.

У меня имелся план. Начать следовало с дорожной аварии. Намекнуть на стресс, в котором я пребывал. Затем завести речь о клинике – придется рассказать, потому что мать рано или поздно узнает о моем лечении, – но это следует сделать так, будто я сам решил лечиться. Конец сюжета.

– У меня была скверная зима. – Мать никак не отреагировала на это, ожидая, что я продолжу. – Первый же снегопад, и меня занесло на дороге, я врезался в дорожное ограждение и… – У нее вырвался удивленный вздох, но я продолжал говорить. Слава богу, что я воздержался от слова «протаранил», а я ведь именно протаранил дорожное ограждение. – Но со мной все было в порядке, к счастью, все обошлось. Я лишь ободрал ладони, когда раскрылась подушка безопасности. Правда, машина здорово пострадала. И у меня возникли неприятности.

– К тебе снова вернулись шумы? – спросила она.

Я открыл было рот, но тотчас плотно сжал губы. Хватит. План выполнен.

Когда я был подростком, со мной в бассейне произошел один неприятный случай, после которого я стал слышать шумы. Именно так я называл их, да и все в семье тоже. Но если быть точным, то это были даже не звуки. Я не слышал ни голосов, ни жужжания, ни музыки, ни криков. Это было нечто иное, физически осязаемое. Я чувствовал движения, вибрацию, что-то вроде скрежета отодвигаемого стула, ударов кулаком по столу. Ощущение было такое, будто в голове у меня кто-то пытается сокрушить прутья клетки.

Но все это было слишком сложно объяснить, даже самому себе.

– Скажи, дорогой, – мать полотенцем вытерла руки и прикоснулась ладонью к моему затылку, – когда ты слышишь их? Ночью, когда ты устал?..

– Трудно сказать точно. Они внезапно появляются и исчезают.

– Сразу же?

– Бывает, что сразу.

Еще одна ложь. Каждые несколько минут я ощущал головокружение, мне казалось, что я вот-вот упаду, затем следовало нечто вроде скрежета когтей, как будто енот грызет картонную коробку.

Мать внимательным взглядом изучила мое лицо, как будто тем самым могла, сосредоточившись, понять, что творится в моей голове. Ее левый глаз, стеклянный, был как будто устремлен на какую-то точку возле моего правого уха.

– Тебе следует поговорить с доктором Аарон, – посоветовала мать. – Она здорово помогла в прошлый раз. Ты мог бы пройти у нее курс лечения.

– Мам, пойми, это всерьез и надолго, тут не выйдет заскочить на пару сеансов и быстренько подлечиться.

– Ты прекрасно понимаешь, что я имела в виду. Поговори с ней. Если тебя смущает денежный вопрос…

– Дело не в деньгах.

– Я могла бы тебе одолжить, сколько нужно.

– Доктор Аарон не возьмет с меня денег, мама, – ответил я и потер висок. – Послушай, я уже звонил ей. Я собираюсь увидеться с ней завтра.

– Тогда почему ты споришь со мной?

– Да я не спорю с тобой! Просто хочу сказать, что не буду «проходить курс лечения». Я хочу зайти к ней и перекинуться парой слов. Нанести визит вежливости.

– Возможно, она посоветует тебе кого-нибудь в Колорадо. Там должен обязательно найтись хороший психиатр, который…

– Я больше не собираюсь ни к кому обращаться!

Мать моргнула и терпеливо стала дожидаться, когда я успокоюсь.

– Извини, мам, – произнес я. – Я не хотел…

Я развел руки, затем снова сомкнул их.

– Так что там все-таки случилось такое? – тихо спросила мать.

Скоро вернулись Лью и Амра. Мне не хотелось ничего объяснять ей при них. Я мысленно взвесил то, в чем мог бы признаться ей. Достаточно, чтобы показаться правдоподобным. Но тут тоже нельзя перебирать, и я понял, что мне придется управлять ее реакцией.

– Все очень сложно.

Она подождала. Я сел за стол и мать села рядом.

– Сначала шумы были не такими уж неприятными, – признался я. – Они приходили ко мне главным образом по ночам, но я с ними справлялся. Затем дело ухудшилось, они заметно участились. Иногда я не мог днями работать из-за них. – Я постарался придать моим словам будничную спокойную интонацию. – Я разбил машину, на работе меня решили уволить. У меня нарушился сон… Я понимал, что попал в критическую ситуацию. Врач, который занимался мной после аварии, отослал меня к психиатру. Я рассказал ему обо всем: о том, что случилось со мной в пятилетнем возрасте и в средней школе. Но так как это имело отношение к одержимости, нам приходилось подолгу обсуждать происходящее. Он учил меня способам медитации, договаривался о томографии, прописывал лекарства. И, конечно же, ничто из этого мне не помогло. Томографическое исследование не выявило никакой патологии мозга. Ни опухоли, ни гематомы, ничего. Упражнения по медитации были точно такими же, что и те, которым меня несколько лет назад научила доктор Аарон, и были взяты из какого-нибудь пособия по искоренению одержимости, которые читали все медики. Я их давно уже опробовал на практике.

Что касается медикаментозного лечения… Что только не впихивали в меня: нейролептики, антидепрессанты и прочую дурь из разряда «анти». Ничего ужасного, но некоторые сочетания лекарств вызывали жуткую сонливость, и я спал по шестнадцать часов в сутки, после чего просыпался с сухостью во рту и резью в желудке. Но шумы все равно никуда не уходили.

После одной особенно неприятной ночи я пошел к врачу, и он предложил поместить меня в более спокойное место. Мол, вам там будет лучше, будет, кому за вами следить. Не успел я толком врубиться, что он имеет в виду, как оказался в дурдоме, в палате психиатрической клиники рядом с шизофрениками. Там был один пациент по имени Бертрам, в общем, неплохой тип, лет пятидесяти, абсолютно измученный жизнью. Одну минуту мы разговариваем с ним вполне нормально, обсуждаем положение в Пакистане или погоду или что-то подобное, а в следующую секунду этот парень вскидывает голову и таращится на лампы и говорит: «Чувствуешь?» – «Ты о чем, Бертрам?» – «Они нас сканируют». Понимаешь, Бертрам верил в то, что там находились супертелепаты-слэны из книги Ван Вогта…

Я говорил довольно бессвязно.

Мать сидела молча и, поджав губы, терпеливо выслушала мою историю, принимая факты как реальные удары. Черты ее лица отвердели. Я не знаю, чего именно ожидал от нее – во всяком случае, не слез, она не из тех, кто льет их попусту, – но не этого. Гнева я точно не ожидал.

– В чем дело? – спросил я.

По окну скользнул свет автомобильных фар. На подъездную дорожку вырулила «ауди» Лью и Амры. Грохотавшая в салоне машины музыка смолкла.

Мать быстро встала и вышла, даже не взглянув на меня.

– Заварю кофе, – бросила она на ходу. – Обязательно без кофеина. На ночь я никогда не пью обычный кофе.

Амра вместе со мной спустилась вниз по тусклой освещенной лестнице, держа руку на моем плече. Они с Лью решили переночевать здесь, у матери, чтобы не возвращаться в Гарни в темноте. Дорога туда занимала что-то около часа. Ужин постепенно перетек в сонную вечеринку, а для сонных вечеринок как воздух нужны настольные игры. Амра изо всех сил старается относиться ко мне так же, как и раньше, когда я еще не сказал ей, что сбежал из психушки.

На последней ступеньке я протянул руку и нащупал выключатель.

– Добро пожаловать в склеп! – объявил я.

Подвал представлял собой настоящий лабиринт полок, уставленных заветными сокровищами нашего детства – моего и Лью. Мать ничего не выбрасывала и сохранила не только наших солдатиков и машинки, но и игрушечную железную дорогу, и все до единого фрагменты разрезных картинок. То, что было невозможно сложить в стопки и перевязать бечевкой, она упаковала в запечатанные прозрачные пластиковые цилиндры. В темных углах были свалены кучей наша детская одежда и старые игрушки, отцовская армейская форма, свадебное платье матери, коробки с письмами и книгами, пачки старых налоговых деклараций, а также всякая всячина странной формы, вроде поделок, изготовленных на уроках рисования в начальной школе, запчасти к велосипеду и целый лес клюшек для гольфа. Мне очень хотелось зайти в подвал дальше и посмотреть, что там, но со мной была Амра, и я не решился это сделать.

– Игры закончились здесь, – сообщил я.

Я провел ее мимо коллекции комиксов – восьми белых длинных картонных коробок и одной коричневой коробки с надписью, сделанной на белой наклейке черным маркером «Комиксы ДеЛью». Она была слишком велика для того, чтобы вместить полный выпуск нашей недолго просуществовавшей компании. В ту зиму, когда я был в шестом классе, а Лью – в восьмом, мы пытались продавать наши самодельные комиксы друзьям по двадцать пять центов штука. Самый выдающий наш опус, «Человек-Радар», принес, если не ошибаюсь, полтора доллара.

– Я никогда не спускалась сюда, – призналась Амра. – Не могу поверить, что ваша мать до сих пор хранит это.

– Циклоп все видит, все сохраняет.

Амра нахмурилась и укоризненно посмотрела на меня. Она терпеть не может, когда Лью или я называем мать так. Затем ее взгляд упал на какую-то коробку на полке с играми.

– «Мышеловка»! У меня тоже когда-то была такая!

Мы сняли игры с полки и стали вспоминать, кто во что играл в детстве. Я не мог поверить, что Амра никогда не сражалась в «Уничтожьте их, роботы!». Мы отложили «Мышеловку» в сторону, чтобы забрать ее с собой. Я знал, что все игры здесь полностью укомплектованы, в них все в целости и сохранности, хоть прямо сейчас садись и играй.

– Вот истинный шедевр! – сообщил я и разложил массивную, перекошенную игральную доску, склеенную в местах разломов клейкой лентой, желтой и пересохшей. «Жизнь и смерть».

– Откуда она? – спросила Амра.

– Эту игру мы с Лью придумали сами. Вырезали кусочки игровых досок из «Монополии», «Риска» и других…

– Мать, наверно, была готова убить вас!

– Угу, – усмехнулся я.

Затем присел на корточки и вытащил пластиковый мешок, набитый игрушками и игральными кубиками. На самом дне обнаружилась кипа рукописных страниц с карандашными картинками, изображениями моих детских увлечений: солдатиков, поездов, супергероев. Официальные правила.

Амра продолжала охать и ахать над новыми находками.

– «Останься в живых», «Не ломай лед» – это просто невероятно!

Я пролистал выцветшие страницы, пытаясь вспомнить, как нужно играть.

– Бах!

Я поднял голову и увидел, что Амра целится в меня из рогатки. Заметив выражение моего лица, она опустила «оружие».

– Что? – тихо спросила Амра.

Я резко встал, чувствуя, как шумит в висках кровь.

– Положи на место! – произнес я, чувствуя, как перехватило горло. – Не надо… я и не знал, что эта штука здесь.

Я забрал у нее рогатку. Самодельное оружие казалось удивительно маленьким в моих руках. Обрезанная раздвоенная ветка, полоска резины с лоскутком кожи, в который закладывались «боеприпасы».

– С тобой все в порядке?

– В порядке.

Я сунул рогатку в какую-то открытую коробку. Затем взял в руки ее гладкие и прохладные ладони.

– Ты должна пообещать мне одну вещь.

– Какую?

– Ты позволишь мне победить в «Уничтожьте их, роботы!». У меня очень хрупкое самолюбие.

Я лежал поверх одеяла в трусах и футболке и разглядывал ночные тени, окружавшие мою кровать, ожидая, когда во всем здании станет тихо. Мать превратила мою спальню в швейную комнату. Вдоль стен высились коробки и отрезы ткани. В углах также стояли рулоны материи. В дни моего детства по стенам были развешаны мои рисунки, изображавшие придуманных мной супергероев и супернегодяев. Лежа в кровати, я разглядывал Человека-Радара, Доктора Тормоза и Мистера Смерча, представляя себе, как они двигаются и действуют, даже когда – особенно когда – их очертания были слишком нечеткими, чтобы их можно было толком рассмотреть. Картинки особенно хороши в сумерки.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю