Текст книги "Нашествие (СИ)"

Автор книги: Денис Старый

Соавторы: Валерий Гуров
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)

В нашей общине не принято говорить о семьях. Это была такая болезненная тема, которую всячески пытались обойти. Правильно ли? Как знать. Возможно, проблему нужно прожить, осмыслить, а не закрываться от неё.

Но пока – так. Потому я очень мало знал о том, как жил здесь паренек, в теле которого я очнулся.

– Если тебе для этого дела не нужен Лучан, то я отправлю его снова с бабами в лес, чтобы мха нарвали, – сказал я Власту.

Техзадание он получил, и теперь мне оставалось ждать только первого результата. Если получится сделать арбалет с натяжением примерно в восемьдесят килограммов, ходом тетивы под тридцать сантиметров… Тогда, пусть и с усилием, но им смогут пользоваться и большинство наших женщин, и подростки – дети от десяти лет и старше. В ручную не перезарядишь, конечно, но рычаг, или колесо… Пусть думают. Я свое мнение худо-бедно высказал.

Проблема в том, что ход тетивы сделать сложно. Из композитных материалов, как у лука, да. Но это очень трудоемко и нужен другой специалист. И благо, что одоспешенных врагов пока не предполагается. А то наши арбалеты стали бы бесполезны для боя, били бы только куропаток.

Но будет такое оружие, и тогда наше поселение становится не таким уж и беззубым. Учитывая то, что двоих подростков двенадцати и четырнадцати лет Лихун принялся обучать искусству стрельбы из лука. Вряд ли из них получатся Робины Гуды, по крайней мере, в ближайшие года два. Но ведь мы не снайперов воспитываем. Если выстрелов будет не один, а сразу три-четыре, то, по теории вероятности, кто-нибудь да попадёт. А там – мало ли.

Следующим, к кому я подошёл и отвлёк от еды, был Митр Скарга. Этот мастер, чьи навыки почти что пока и не у дел, так как занимался он в Рязани кожей, теперь мог бы заняться для общины кое-чем интересным.

Вспомнилось мне, что есть ещё одно вполне даже дельное оружие, которым могли бы управлять такие мальчишки, как Митрофан – тот самый парень, который когда-то и пробудил меня на площади в Рязани.

Мужичок, похожий больше на гнома, низкого роста, с длинной окладистой бородой, с развитыми плечами, Митр, как только я подошёл, тут же отставил свою деревянную миску с едой.

Было видно, что мужику очень важно быть полезным. И даже выполняя тот заказ, который я ему вчера дал, он преисполнился некоторой важностью. А то до этого занимался не своим делом. С топором Скарга управлялся хуже даже, чем я.

– Десяток уже сделал, – тут же отчитался мне Митр, а потом ещё решил и похвастать: – То для меня сильно просто. Было бы более кожи, так и сотню сделаю.

– После обеда дашь Митрофану, и пущай начинает упражняться! – сказал я.

Праща – это оружие я посчитал неплохим вариантом, чтобы привлечь к необходимой обороне ещё и мальчишек от шести до десяти лет. Их у меня в округе было не так чтобы много, но если собрать таких пацанов внутри поселения, то можно вполне даже закидать и сотню врагов камнями.

Более того, по всему видно, что тех же уток по весне в эти места прилетит огромное количество. Возможно, что и лебеди будут, и дикие гуси. Найдётся кто меткий – может даже стать вполне полезным малолетним охотником.

А как узнаешь, кто меткий да ловкий, пока тренировок не устроишь? Поэтому пусть пробуют да приноравливаются.

Да, всеми этими распределениями я несколько снизил темпы строительства. Если ещё двумя днями ранее удавалось до заката заготовить до пятидесяти брёвен, то теперь – не более тридцати. И это с учётом того, что люди осваиваются, и я даже видел, что Акулина взяла в руки топор и, пусть и не столь сноровисто, но также обтёсывала и обрубала ветки на поваленных деревьях. Огонь-баба – это про нее!

Несколько облегчило задачу то, что из поломанной двуручной пилы получилось сделать две ножовки. Удивительно, но о таких приспособлениях люди не знали. А теперь даже женщины особо крупные ветки могут не рубить, тратя все силы, либо же отвлекая мужчин, а отпилить самостоятельно. А ведь нужно было всего лишь приделать ручку. Правда, сложным оказалось разделить сломанную двуручную пилу на две части. Ну тут в ход пошли зубило и молоток.

И всё равно строительство шло достаточно бурно, и у нас уже есть один дом, или же, скорее, изба. Примерно на полметра в глубину была выкопана площадка, вокруг которой ставили срубы: сперва наиболее толстые брёвна, на которые укладывались бревна чуть поменьше.

Сама эта изба, если считать по уровню от земли, возвышалась не более, чем на полтора метра. Но ещё полметра было выкопано вглубь, и значит, в избе вполне можно стоять.

Крышу сделали двускатную, уложили досками, поверх которых настелили тремя слоями плотно сплетённые пучки рогоза. Отапливалось такое помещение, к сожалению, по-чёрному: в углу был основной очаг, в противоположной стороне от него – очаг поменьше. Это были всего лишь сложенные из камней и облепленные глиной воронки, внутри которых разжигался огонь.

Сама первая изба была четыре на пять метров, пол устлан тем же рогозом, поверх которого кощунственно были положены несколько ковров, взятых из половецких кибиток, и плотная шерстяная ткань.

И вот здесь теперь предпочитали спать сразу десять человек. Три женщины со своими детьми, прежде всего, с самыми маленькими, осваивались в новом жилище. По ночам они устраивались почти бок о бок.

Строительного материала теперь заготовлено ещё на два таких дома. И в самое ближайшее время, как я рассчитывал, эти строения будут нами сооружены.

– Возвращаются, – деловитым тоном взрослого ратника сообщил мне двенадцатилетний парень по имени Первак.

Это был один из тех, кого мы уже привлекаем к ночным дежурствам и кого начали обучать Мстивой и Лихой. Напарником Первака был четырнадцатилетний Волк.

Двое старших детей оказались вполне хорошими и исполнительными учениками. Будет из ребят толк. Даже представить себе не могу, чтобы так серьезно и по-взрослому относились к жизни и к службе подростки в будущем.

Впрочем, могу и ошибаться. Да и скорее всего, ошибаюсь. В тех странах, где была война, дети необычайно быстро росли и не физически, они становились взрослыми задолго до совершеннолетия. И тягости терпели и помощниками были взрослым, порой и наравне с ними.

Я тут же поднялся, почти вскочил, и направился в южное окончание острова. Именно оттуда должны были прийти два разведчика, которые отправились изучать наших соседей. Нельзя было показать, какая тревога грызла меня с утра, но сам я ощущал, как расправляются плечи.

Вернулись, живые, и огней тревожных не жгли.

Уже скоро Мстивой докладывал:

– То бродники, как мы и думали, – расстроенно, даже с какой-то обречённостью говорил ратник. – Великое городище. Сколь живет, не понять, но более двух сотен.

А мне казалось, его и не проймёшь.

– И что, они воинственны? – спросил я.

– Двадцать ратных людей насчитали серед них… Нет, ты не подумай, Ратмир, если надо, то мы в ночи сможем пустить им красного петуха и вырезать, но… ведь там детишки и бабы. Да и в открытую не совладать нам. Мало, как есть мало мужей у нас, – сказал воин.

Всё верно сказал Мстивой. Я задумался, но долго молчать не стал.

– Всех не убьешь, да и не нужно этого. Нам жить в мире. Будем знакомиться. Есть мысли, как это сделать. Вечером скажу об том, – сообщил я.

Глава 12

2 января 1238 года (6748 от сотворения мира)

Отряд лучников сотника Андрея, засыпанный снегом, лежал в поле. Кому-то пришлось немного подкопать землю, что спрятаться. Другим хватило и выпавшего снега. Сам голова отряда, боярин Евпатий Коловрат, проходил по полю и высматривал, насколько его передовой отряд смог укрыться от вражеских глаз.

Уже три часа, как была готова засада. Монгольская тысяча была выслежена бойцами Евпатия Коловрата ещё день назад. Но приходилось ждать, чтобы напасть на отставших – и лишь теперь момент настал. Тут и местность хороша, да и получилось незамеченными обойти монгольскую тысячу.

Именно монгольскую. В отличие от многих, даже и русских князей, Евпатий Коловрат не пренебрегал возможностью получить дополнительные сведения о враге. Он сразу увидел, что под общим обозначением степного войска, которое пришло уничтожать русские княжества, кроется немалое количество народов, многие из которых не только жаждой биться не горят, а даже и вынужденно участвуют в этой войне.

А может, и не вынужденно, осознанно решили пойти вместе с сильными монголами за добычей. Но, прежде всего, виноваты сами степняки Великого хана, точнее, его внука, Батыя.

Если бы русские князья удосужились всё-таки взять хотя бы какого-нибудь из монгольских сотников и порасспросить о целях, которые преследует великая степная армия, то, возможно, на Руси и случилось бы единение, и одни князья всеми силами пришли бы на помощь другим. Чтобы только не остаться после один на один с монголами и теми народами, что они привели.

Монголы рвутся на Запад. И Русь у них на пути, и она – всего лишь преграда, а не самоцель.

Не стало Рязанского княжества, и вот уже враг вторгся в пределы Владимирского. А всё потому, что это не набег. Они напали на всю Русь. И шансов откупиться или отсидеться в стороне, нет ни у кого. Ну, может, только ещё Полоцкое княжество устоит, так как для того, чтобы к нему добраться, необходимо преодолеть много болот и лесов, что монголам вряд ли сподручно будет.

А вот Чернигов, Киев – это ведь только дело времени, когда они столкнутся с такой силой, которую только что узрел Евпатий Коловрат.

Андрей приподнял голову, посмотрел в ту сторону, откуда уже слышны были голоса врагов. Их много, очень много. Отряд Андрея в две сотни лучников, даже пусть это самые лучшие стрелки на Руси, конечно же, с таким количеством войска не справится.

Тем более, что у каждого сотника или даже десятника в отряде Коловрата не было сомнений, что монголы и те степные народы, которые пришли следом за ними, также отлично владеют луками. Ну или лучше многих русичей. Многих, но только не в отряде Андрея. Он сам, бывший с талантом лучника, учил своих ратников.

Так что Андрей прекрасно понимал, что у него есть возможность пустить не более трех стрел, а после отряд должен спешно убегать к ближайшему лесу.

Земля дрожала от топота копыт. Да, лошадёнки были низкие, пузатые. Не чета тем двум коням, что были у самого Андрея. Но не стоит заблуждаться. Эти на вид несуразные лошадки более выносливы, чем статные и рослые кони русских дружинников.

Андрей чуть слышно засвистел. Разместившийся рядом с ним воин также издал свист. И уже скоро посвистывали и дальше. Это был сигнал к тому, чтобы приготовиться. Поднимать руку либо самому вставать и показывать своим воинам готовность Андрей не стал. Нечего заранее выдавать себя, пока ещё монголы не подошли на расстояние уверенного поражения русской стрелой.

Русские ратники отряда боярина Коловрата действовали согласно русской поговорке: «Глаза боятся, да руки делают».

Тысяча монгольских воинов казалась огромным войском, которое собрать сможет далеко не каждый князь. Всему виной было число коней, которых вели с собой монголы. У этого отряда не было телег: ни открытых русских, ни крытых, которыми чаще всего пользуются половцы. Всё своё добро они перевозили исключительно на этих низкорослых лошадях. Но у каждого монгольского воина было не менее трёх, а то и до пяти таких лошадок. Оттого тысяча степного воинства, если смотреть на неё глазами страха, казалась десятитысячной тьмой.

Вот только в отряде Евпатия Коловрата, по крайней мере, в большой сотне Андрея, воины испытывали, скорее, не страх, а волнение. Не оставалось ни одного равнодушного русича, который не хотел бы сражаться и отомстить.

А то, что почти у каждого воина сотни были свои семьи и за спиною уничтоженная Рязань, придавало холодной решительности. Если бы не абсолютная вера в воеводу Коловрата, то не получилось бы действовать с холодной головой, не подпуская жар, который давил на душу каждого русского воина со стороны сердца.

Монголы приближались неспешно. Они шли по русской земле, словно по своим родным краям. Возможно, даже в степи, на исконно монгольских просторах, эти воины были бы больше готовы к бою, чем сейчас.

Где-то там, в пятидесяти верстах, стоит Коломна, куда стеклось большинство рязанских мужей, способных держать в руках оружие. И больше никакого сопротивления не было. Да и проиграли уже свою битву защитники Коломны, оттянулись в город и ждут.

Сам Евпатий Коловрат ранее действовал сильно восточнее. Но посчитал нужным сместиться, ведь в тех местах монголы стали более осмотрительными, появилось множество разъездов половцев, мордвы, которые выслеживали большой отряд Евпатия.

А вот здесь, чуть более севернее и западнее, враг всё ещё чувствовал себя как на покорённых землях, где живут уже сломленные люди.

Монголы теперь шли на соединение с основным войском Бату-хана. Многие степные воины в переходе спали, прямо в седле. Иные переговаривались и шутили друг с другом.

Были в монгольской тысяче и отстающие. Кому нужно было подоить кобылу, другие, изрядно проголодавшиеся, съев запасы твёрдого, как камень, творога и мяса, завяленного под седлом, решили испить крови своих коней, чтобы насытиться.

Андрей уже знал о таком обычае захватчиков. Конечно же, русичи удивлялись, как ведут себя и живут монголы, но при этом не было сомнений, что Русь столкнулась с великим врагом.

Сотник лежал возле камня, за которым можно было спрятать голову, когда приподнимаешься, чтобы посмотреть, где враг. Его лицо было измазано грязью, как раз в тон этому серому булыжнику. Так что, не особо опасаясь, что будет обнаружен, Андрей ещё раз поднял голову и определил, что переждать нужно не более минуты, чтобы монгольский передовой отряд подошёл на расстояние шагов ста, а потом начать атаку.

Эта минута показалась сотнику Андрею вечностью. Он прислушивался, как бьётся сердце, мысленно унимал дрожь в своих ногах. Искренне боялся… Нет, не боя. Он боялся подвести весь отряд. А еще и того, сумеет ли сразу встать, чтобы ноги не подкосились, так как изрядно затекли.

А в остальном Андрей ничего не боялся. Этот молодой и статный ратник думал теперь о доме и о Людмиле, что сговорена была с ним и лишь однажды подарила ему поцелуй.

Красавица Людмила…

Оставшийся без родителей, которых угнали к себе мордвины-эрзя, нередко ходившие набегами на рязанские земли, Андрей сызмальства стал постигать воинскую науку. Рязанские князья не допускали того, чтобы в городе оставались сироты. Всегда пристраивали таких детишек к делу или к семьям.

И Людмила была такой же. Её удочерил один из видных купцов Рязанской земли. Уж больно девочка была красивая. Купец хотел разбавить свою кровь такой вот красотой. И Людмила, бывшая ещё тогда четырёхлетней девочкой, была сговорена с сыном этого торговца.

Вот только старший купеческий сын сгинул по дороге на торги в Болгаре. Андрей же был на хорошем счету у князя, уже сотник, уже строил свою усадьбу в окольном граде Рязани. Более того, молодой Андрей, не только получив военное образование, но ещё и овладев кузнечным ремеслом, открыл свою кузню. Он и его работники мечей не ковали, но скобы, пилы делали.

Теперь Андрей, собрав в кулак своё сердце, зажмурив глаза, наполнился решительностью и резко поднялся. Ноги всё же подкосились, он сделал два вынужденных шага назад, ибо и голова слегка закружилась. Но после этого мимолетного недомогания, воин принял чёткую стойку, лук уже был в руках.

Тут же и его воины стали подниматься, словно бы мертвецы вылезли из своих могил. Снег разлетался в стороны, сползал по пластинам брони. Суровые лица мужчин не сомневались.

Первый выстрел был за Андреем. Обладая острым умом, способностью быстро, практически молниеносно, как и положено лучнику, ориентироваться, Андрей тут же нашёл себе наиболее правильную цель. Он ещё плохо разбирался в том, кто в Орде главный, но полагал, что даже тот монгол, который обладает саблей, уже достаточно значим.

– Вжух! – стрела отправилась в полёт.

Семьдесят шагов – именно столько отделяло стоящего впереди всего русского отряда Андрея от его цели. Можно уверенно стрелять именно во всадника, а не в его коня.

– Вжух! Фс-с-с! – тут же запели и другие тетивы, свою арию исполняли стрелы.

Не менее пяти десятков монголов тут же получили ранения, порой смертельные. Русские же лучники продолжали стрелять. В ответ ничего не прилетало, так что можно безнаказанно расстреливать монголов.

Те вражеские воины, что шли впереди, оказались уже поражены, теперь приходилось пускать стрелы навесом, и многие улетали под копыта коням. Но даже если поразить удачно монгольских коней, то это уже большое дело. Без коня монгол становится будто сам раненым, не может поспевать за остальным войском, не может быть полноценным воином.

Андрей ещё раз натянул тетиву, приподнял лук к небу и попросил у Господа Бога помощи, чтобы эта стрела прилетела в монгольского тысяцкого-нойома. Пока ещё не удавалось никому из отряда Евпатия Коловрата убить врага старше по чину, чем сотник. Все командующие монгольским войском будто бы прятались за своих воинов.

И вот два десятка стрел прилетели в ответ. Андрей кивнул, будто ждал такого сигнала.

– Уходим! – на разрыв голосовых связок закричал Андрей.

Русский сотник тут же подал пример, что именно нужно делать. Он рванул со своего места в сторону леса так, что, если бы рядом бежал заяц, то было бы не понять ещё, кто первым затеряется в опушке.

В сотне Андрея были смелые люди, но смелый человек – это тот, кто не позволяет страху покорить себя. Ну а если нужно убегать от врага, то в такие моменты страх – это сила, а не слабина. Страх придаёт скорость, открывает какие-то потаённые возможности человека, пускает в ход скрытые ресурсы, чтобы только спастись.

Так что русские ратники бежали. Полверсты было до леса. Вдогонку летели стрелы, но не тучей, а лишь несколько. Всё же тех монголов, которые шли впереди, лучники Андрея выкосили.

А степнякам еще нужно натянуть тетиву, достать колчан со стрелами, отвязать верёвку, которая соединяет всех его трёх или пяти коней. Монголы делают это очень быстро, но уж точно не молниеносно. А другие так и вовсе спали в седле и сейчас приходили в себя, пытаясь понять, что же творится.

На то был расчёт. И сам Евпатий Коловрат, и все его люди смотрели и наблюдали за тем, как живут монголы, как они изготавливаются к бою. Если бы были на руках часы, то засекали бы время вплоть до секунды, сколько нужно монгольскому лучнику для того, чтобы сделать первый выстрел.

И у Андрея был расчёт. Он как раз должен был почти добежать до леса, когда часть монголов была бы уже готова к погоне. Должны же они наказать за такую дерзость. Тем более, когда напавшие русские лучники были даже безлошадными, что в понимании монгола – практически калеки без ног. Как же таких неполноценных людей не догнать и не уничтожить? А лучше унизить, сделать рабами, а потом для развлечения убить.

Так что, не успел ещё Андрей и его люди добраться до леса, как в погоню за ними на низкорослых лошадках, оказавшихся очень резвыми, устремились монгольские воины. Две сотни отправились наказывать русичей.

Это были молодые монголы, которым в тысяче тысяцкого нойона-букэ Борджигидая и предписано отправляться вот в такие погони. Молодой воин должен доказать, что достоин быть частью сильной тысячи.

– Быстрее! Они уже на расстоянии предела полёта стрелы! – подгонял своих воинов сотник Андрей.

Сам он замыкал бегство. Впрочем, как и его ближний десяток. Нет, то не потому, что он – герой и горячая голова. Вынужденная мера. Андрей следил за тем, чтобы никто не отстал, тем более, что в его отряде было порядка трёх десятков новиков, молодых воинов, которые ещё не набрали должную силу, сноровку, выносливость, чтобы в бою быть на равных с другими.

– Дзынь! – стрела ударилась о шлем Андрея и ушла в сторону.

Перед глазами сотника словно заискрило. Он пошатнулся, согнулся, теряя равновесие, но не упал. Ещё три стрелы пролетели рядом.

«Бежать!» – кричал внутренний голос Андрея.

Он увидел, что уже трое бойцов его ближнего десятка сильно отстают, один хромает, получив стрелу в ногу. Сотник верил свято: русичи своих не бросают. И полагал, что если бы все жили по такому правилу, то ни на одном невольничьем рынке нельзя было встретить русского раба.

Но сейчас… Сейчас нужно бежать к лесу, оставляя своих побратимов. Нужно разорвать себе сердце и уйти – иначе было нельзя. Если иначе, то получится поставить под удар всю операцию. Но он не оставит. За живыми, или мертвыми, но вернется. Будь даже побратимы у самого Батыя в шатре.

И вот он, лес, ещё пятьдесят шагов…

– А! А-а! – вдруг закричал весь лес.

Казалось, что это и вправду кричат деревья, кусты, что на помощь русским людям пришли русские деревья, русская земля, реки, небо… И как же это было бы хорошо, как пела душа, радовалось сердце, но… Природа не придет на помощь. Лишь только людям разгребать последствия своей недальновидности.

Из леса, нахлёстывая коней, нещадно ударяя животных по бокам, выскакивали русские ратники. Иные бежали следом, будучи безлошадными, но таких было всё-таки меньше. Отряды Евпатия Коловрата уже не в первый раз собираются громить монголов и их приспешников, так что коней теперь в достатке.

С громким криком и ором высыпались из лесных укрытий русские воины, ошеломляя своим появлением тысяцкого Борджигидая. Монгольский военачальник в тот же миг понял, что уже проиграл. Мало того – и он сжал рукоять своей сабли до хруста костей от злости – русские применили ту самую тактику, которую обычно используют сами монголы.

Как он попался? Подумал, что кроме монголов подобное никто и делать не умеет? Уж точно не русичи? На военном курултае, если только нойон Борджигидай доберётся до ставки Бату-хана, обязательно будут смеяться над тысяцким.

– Вперёд! – скомандовал Борджигидай.

И понял, что войско его ещё не готово к битве. Что вокруг очень много коней, которых не отвязали, не отвели в сторону. Он был уверен, что молодёжь победит этих безлошадных отчаянных смельчаков, решивших умереть жестокой смертью.

А тем временем Евпатий Коловрат, управляя своим конём лишь только ногами, держал в руках на монгольский манер остро заточенные сабли. Да, любимое оружие, русский обоюдоострый меч, был на поясе, но в том, что собирался сделать Коловрат, русский меч в меньшей степени помощник.

Не злость руководила сейчас русским боярином, а холодная решимость. Евпатий считал, что он будто бы переродился. И не в другого человека, а в мертвеца, который восстал только лишь для того, чтобы свершить месть, а потом спокойно уйти в мир мёртвых. Уже навсегда.

– Дзинь! – стрела ударила Евпатия в грудь.

Он пошатнулся, но всё же удержался. Пластина доспеха русского боярина держала даже бронебойную стрелу.

И всё же не обратился княжий мститель в камень, еще мог чувствовать. Коловрат увидел лицо молодого монгола и обрадовался. Его, русича, боярина Евпатия Коловрата, этот монгол боялся. Истинный, животный страх легко читался в выражении азиатского лица.

И не на одном лице страх – на всех лицах врагов. В голове Евпатия эти лица не обретали чёткость, рождались только мысли-образы, возможно, даже и не совсем реальные, а те, что рисовало подсознание потерявшего всё русского мужа.

Взмах правой руки, и будто бы и не встретив сопротивления, он сносит голову первому монголу. Сила удара, инерция от высочайшей скорости – это в купе позволило сходу рубить головы. Взмах левой руки – монгольский клинок попадает в живот ещё одного азиата, разрывая кожаный доспех, где лишь на груди были редкие железные пластины. Молодой монгольский воин тут же вываливается из седла. С распоротым животом сложно удержаться верхом.

Евпатий Коловрат, а рядом с ним и верные его дружинники, врезались в ставший простой толпой отряд молодых монголов. Андрей-лучник уже развернулся, и не всем своим отрядом, а только лишь ближним десятком пускал стрелы далеко, навесом.

Бокэ Борджигидай крутил головой и подгонял своих воинов, чтобы те быстрее изготавливались к битве. Тысяцкий явно растерялся от такого напора русичей. Он уже должен был отдать приказ стрелять по готовности, и дисциплинированные монгольские воины ждали, когда их военачальник укажет рукой в сторону надвигающейся лавины конных русичей. Но приказа всё не было.

– Расстреляйте уже их! – выкрикнул, наконец, монгольский военачальник.

Не менее двух сотен стрел тут же метнулись в сторону надвигающихся русичей. Отряд молодых монголов был разгромлен, но почти что полторы тысячи русских воинов не собирались оставлять свою дичь без внимания. А дичью, добычей, стал уже остальной монгольский отряд.

Да, это была русская охота на злого степного зверя. И монголы уже поняли, осознали, что словно бы поменялись они с русичами ролями. Ещё недавно тысяча Борждигидая громила остатки дружины Пронска. И, может быть, это легко давшееся сражение и помутило рассудок кочевников, которые подумали, что теперь так же легко можно будет справиться с любыми русскими. Далеко не с любыми…

Евпатий Коловрат продолжал движение. Его мощный конь ещё был способен преодолеть в бою не менее двух вёрст. Сам же боярин был готов скакать хоть и до монгольских степей, лишь бы только гнать этих нехристей, не почитавших ни новых, ни старых русских богов.

Как матёрый хищник, боярин чувствовал страх своей дичи. Да, стрелы летели. И пусть ещё две стрелы попали в самого Коловрата, и одна стрела ударилась о защиту, в которую был облачён конь, он всё ещё казался будто бы заговорённым, неустрашимым и неподебимым.

Повержены были другие дружинники, с кем Коловрат начинал атаку, Они были сражены стрелами или копьями молодых монголов. Но о потерях Коловрат думал лишь только в том ключе, что меньше воинов будет для следующего дела. Они, весь отряд Коловрата, уже мертвецы. Их души выгорели, когда Коловрат привёл людей на пепелище Рязани. Когда он проводил свой отряд через сожжённые и уничтоженные поселения русичей.

И вновь Евпатий расставил руки в стороны, изготовившись рубить врага монгольскими мечами. Вот и первая жертва.

– Дзынь! – первый удар саблей пришёлся на защищённую грудь ближайшего монгола.

Нет, и в этот раз не удалось прорубить бронь степняка. Однако удар был такой силы, что кочевник пошатнулся, потерял свою саблю. А шедший за боярином русский воин вонзил рогатину в живот монгола.

И тут степняки, потеряв враз более половины своего отряда, развернулись, оставляя своих скакунов, и рванули прочь спасаться. Впереди всех, не переставая нахлёстывать своего коня, спасался бегством и сам Борджигудайй.

Страх затмил разум монгольского военачальника. Он будто бы забыл о том, что за бегство остатков его тысячи, те три сотни, которым всё же удастся спастись, будут показательно казнены.

Русичи преследовали врагов ещё две версты. Больше не выдерживали кони, хотя люди жаждали догнать ещё хоть кого-то из них. Одного, двух, но убить. Отомстить за своих родных, за то, что добрую, мирную жизнь рязанской земли степняки превратили в царство смерти.

Евпатий Коловрат стоял посреди поверженных врагов. Его воины ходили между раненными да убитыми и всех протыкали копьями в голову или в шею. Или даже проламывали доспех, коли тот был плох. Добрые же забирали.

Кровь стекала по пластинам доспеха боярина. Чужая кровь – как влага, без подпитки которой этому человеку уже невозможно дальше существовать. Ведь он умер, но существует, только лишь пока вражеская кровь впитывается в броню, питает почти угасшее сердце мужчины, лишённого всего, но получившего взамен право мести.