Текст книги "Нашествие (СИ)"

Автор книги: Денис Старый

Соавторы: Валерий Гуров
сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 15 страниц)

Глава 21

У Плешивой горы, между Коломной и Москвой

5 января 1238 год

Жировит пробирался через лесную чащобу. Казалось, что лес был непролазный, но змеюка пролезет везде. А этот предатель и был змеем. Уж точно не человеком.

Он подставлял лучших сынов Рязанской Земли, которая выпестовала и его самого. Он предавал людей, которые были с ним рядом, с которыми он даже воевал, ходил в походы на мордву. Он, предав себя, предавал все, что могло быть дорого, сам оставался пустым. И не понимал, что пустая, да еще и прогнившая бочка, если она и не наполнена, никому не нужна. Ее пнут ногой, разберут по частям. Но никто не будет хранить гниль у себя в доме.

Ну или все же Жировит оставался ползучим гадом, который пробирался через кусты и затравлено оглядывался по сторонам.

Он вновь отстал от своего десятка, театрально схватившись за живот. Тот десяток, собранный скорее, из селян, уже был уверен, что командир у них засранец. За день мог раза три, а то и четыре, уходить подальше в лес – «нужду справить».

Иные же с серьёзным видом утверждали, что Жировит вступил в интимную связь с кикиморами. Другие, брезгливо сплёвывая и крестясь, – что с самим Лешим. Но никто не видел в Жировите воина и командира. Простые люди, привыкшие чаще полагаться на зов сердца, чем на разум, чувствовали гниль в десятнике, потому и могли его всячески лаять.

И даже сам десятник знал о таких разговорах. Слышал их. Сжимал зубы, чтобы не порубить своим мечом всех говорунов. И ведь даже нельзя словами указать. Нельзя самому браниться. Иначе вопросом Жировита кто еще и заинтересуется. Ведь где громко кричат, туда командиры пожалуют. Спросят… Станет любопытно, чего это по лесам бегает десятник. Селяне не понимают, а воины в миг поймут причины.

Ведь не просто так Жировит постоянно ходил в лес. Он там постоянно чертил послания для своих новых хозяев – для Субэдея. Хотя… для великого богатура и темника, Жировит был не более значим, чем муха, вдруг проснувшаяся и появившаяся в теплой юрте старика. Нет, муха важнее, ибо не хотела улетать, чем привлекала внимание темника и даже вызывала уважение настырностью.

Держа свой отряд всегда позади, даже в хвосте построения большого полка боярина Евпатия Коловрата, Жировит никогда не лез в середину. Так что выход к лесу имел и много глаз не привлекал своими уходами.

Вот и сейчас нужно было срочно передать послание. Вчера Жировита пригласили на совещание при боярине Коловрате, где было немало даже десятников. Не всех, конечно, позвали, но Жировит был уверен, что он-то достоин быть не только на таком расширенном совете при боярине Евпатии Коловрате, но и получить целую сотню в подчинение.

Он понимал, что такое назначение только навредит его предательскому делу, но всё равно хотел. По мнению десятника, это было бы справедливо, чтобы он стал сотником. И даже думать не хотел в этот момент обострения чувства собственной важности, что он предатель.

Приоткрыв рот, высунув язык, тяжело дыша, будто совершает неимоверно тяжёлую работу, Жировит принялся вычерчивать условные знаки на коре дерева. Он всегда выбирал либо раздвоенное дерево – наиболее приметное, – либо самое толстое, что попадётся. И уже там чертил условные знаки. Такая договоренность была с теми, кто эти сообщения читают, следя за перемещением Коловрата, но не приближаясь к отряду боярина близко.

В основном Жировит чертил буквенные и цифровые обозначения: первое – направление, второе – численность, третье – время. Можно было приписать и своими словами, но только, если информация важнейшая и не могла быть зашифрована всего лишь в десятке букв и чёрточек.

Не хитрая наука, которой очень быстро обучили Жировита в ставке темника Субэдея.

Начертив нужное, что было сказано только лишь ему, по тайне великой, довольный собой, в предвкушении, что уже следующей ночью он сможет сбежать из отряда рязанского боярина, Жировит отправился спать.

Он уже подходил к своему шалашу, когда обернулся на шорох сзади.

– Андрей?.. – успел ещё удивиться Жировит, прежде чем мощный удар лучшего лучника отряда отправил предателя в беспамятство.

Из тени вышел Евпатий Коловрат. Он с брезгливостью и презрением посмотрел на лежащего Жировита. Участь этого бывшего десятника старшей дружины рязанского князя была решена. Оставалось лишь только поговорить с предателем перед тем, как отправить его в ад или в бездну к ящеру.

– Отнеси этого нелюдя к моей палатке. Только постарайся, чтобы тебя не видели. А то вопросов будет слишком много, а времени, чтобы на них отвечать, у нас нет, – сказал Евпатий и направился в лес, к тому месту, где только что чертил послание Жировит.

– Боярин Евпатий, но ты же понимаешь, что мы идём прямиком в ловушку? – спросил Андрей у своего друга. – Зачем ты позволил Жировиту оставить послание и не желаешь соскоблить его?

– А где я найду ещё столько за раз ворогов, дабы громить их? А как ещё я могу замедлить их и дать русским городам возможность осознать беду, исполчить людей, укрепить стены и накопить стрелы? – Евпатий посмотрел тяжёлым взглядом на своего друга.

– Ты много перечишь мне. И это было последнее… Я уже предупреждал. Ты со своим десятком будешь оставаться позади. Командуй ими, но не большой сотней лучников. Головой сотни будет Шабека, – сказал Евпатий.

Андрей сжал зубы. Нет, не от злости на решение боярина, а от того, что онзнает о готовящейся ловушке, но сознательно ведёт туда людей. Идёт медленно, тянет время, но все равно идет!

А насколько князья русские оценят подобную жертву? Повлияет ли она хоть как-то на события? Вот в этом Андрей сомневался. Жертва, их смерть, может оказаться напрасной. И не будут читать письма от Коловрата, где он предлагает исполчиться всем вместе и чтобы пришли к нему на помощь. И не обратят внимания, что боярин предлагает укреплять города. Нет Рязани, нет за боярином князя, не станут слушать человека, оставшегося без ничего, ну если только с отрядом, с честью, со своим горем и местью.

Зубы Андрея продолжали скрипеть, теперь ещё затрещали кости от сжатых кулаков.

– Если умирать, так достойно, прихватив с собой десяток врагов, – сказал Андрей, пытаясь заглушить в себе обиду на друга.

Но это когда-то они были друзьями. Вначале в детстве, потом – когда начинали воинскую службу новиками. И в мирное время дружили. Видимо, Евпатий посчитал, что война – не время для дружбы. Может, он и прав.

Хотя перед смертью хотелось бы замириться.

Андрей остановился, залез в суму, достал оттуда небольшой кусок необычного материала, на котором были выведены отчётливые буквы, сложенные в слова: «Вы идёте в засаду. Часть Орды развернулась против вас. Более двух туменов. В вашем отряде есть предатели. Один из них – Жировит».

Ещё раз, наверное, в двадцатый, прочитал послание сотник Андрей. То послание, которое и Евпатий читал. И которое приказал уничтожить. Но Андрей ослушался.

* * *

Поселение

5 января 1238 года

Я смотрел на большую гору из рыбы и поражался, насколько же природа может быть богатой своими дарами. Места здесь всё-таки обильные и богатые. Только бы соли побольше, так и вовсе вопросы с пропитанием решать можно на раз. Но пока минусовая температура, так и хорошо. Можно хранить рыбу и месяц и больше.

Понятно, что если много выбивать зверя, то он уйдёт. Если вот так, как мы это делаем сейчас, беспощадно отлавливать сетями рыбу, тоже через года два её не будет в местных водах. И стоит об этом задуматься, но сейчас первейшим вопросом – выживание. Но какие же сочные тут налимы! А еще селедка есть! И осетр, ну или из его семейства. Деликотесы, да и только.

– Закормимся мы рыбой, – сказал Макар, глядя мне прямо в глаза, но тут же резко их пряча.

Словно бы постыдился чего-то. И нет, не после таких слов появляются столь серьёзные взгляды. Что-то тут иное.

– Что случилось? Ты с чего такой смурной? – спрашивал я.

– Тебе привиделось, – отмахнулся Макар, резко убирая от меня взгляд.

Нет, точно не привиделось.

– С Любавой что дурное, али с Митрофаном? – попытался я добраться до истинной причины такого дурного настроения у министра всего, кроме военного дела.

– Всё добре, Ратмир. Не изволь печалиться, – попытался бодро ответить мне Макар.

Но я видел, а уже и начинал чувствовать, что происходит что-то неладное. Причём это началось тогда, как я пошёл на переговоры с соседями. Покидал общину, когда люди были ещё полны энтузиазмом и многие даже улыбались, – вернулся в то самое уныние, с которым мы на эти земли шли.

Устали, наверное. Да ещё распереживались, что с соседями придётся воевать. Ну да ладно, успокоятся. Это же нормально, так в коллективе бывает.

– К вечеру обстоятельный совет собрать нужно и всё оговорить как следует, – строго сказал я, полагая, что, если даже есть какой-то психологический надрыв у людей или страхи возвращаются, я обязательно должен успокоить их.

Людей нужно приободрить, убедить, а между тем и самого себя. Вновь срываться с места – нет никакого желания, не вижу и смыслов. Тем более, что любой переход куда как опаснее, чем сидение тут. А почему-то мне кажется, что в этом дело.

Оставаться здесь по десятибалльной шкале опасности я выбрал бы шесть баллов. К слову, используя многочисленные «за» и «против», наиболее благоприятным исходом могло похвастаться лишь западноевропейское направление. Здесь степень пребывания в той же самой Германии оценивалась бы мной в четыре или пять баллов по шкале безопасности.

Но вступают во внутреннее противостояние другие факторы, вложенные в подкорку головного мозга: негативное восприятие и западной культуры, и в целом цивилизации, даже если сейчас и абсолютно другое время по сравнению с тем, что из себя представляла Европа в будущем, где эти нарративы во мне взращивались.

А что еще? В Полоцке сейчас идёт борьба между наследниками Полоцкого княжества и смоленскими Ростиславовичами. Там также удачно режут друг друга. И ещё не понять, как сложатся обстоятельства. Возможно, даже незначительный лучик солнца, упавший на глаз Бату-хана, склонит его мысли в пользу того, что Новгород нужно брать, а новгородскую землю, несмотря на болота и леса, разорять. А нет, так есть крестоносцы и шведы – ещё неизвестно, чем их нашествие закончится.

Так что… Здесь опасно, спору нет. Если бы нас было несколько тысяч, мы представляли бы хоть какой-то интерес для более-менее крупного отряда завоевателей. И да, нам стоило бы готовиться к худшему или срываться с места. А так… Да кому будет интересна горстка людей, чёрт-те где? Еще и пробираться к нам через лесную чащу, через болото, через тропы, которые мы ещё и усложнить можем. И такие трудности, чтобы попробовать взять горстку людей, не больше ста человек? Когда потоком из Руси ведут плененных?

Очень сомнительно, тем более, что для взятия этих ста человек, нас, если только поверят в нашу боевитость, необходимо привлекать не меньше шести сотен добрых воинов, да ещё и без коней, так как они здесь, в лесах и болотах, просто бесполезны. Подвести сюда камнеметные машины невозможно. Сделать на месте? А для чего? Опять же для горстки людей.

– Так, я пойду в поселение, тут без меня! – сказал я, почуяв, что что-то неладное происходит.

– Ратмир… – позвал меня Макар, а потом вновь глаза спрятал.

Точно нужно возвращаться. Что-то происходит. И, видимо, то, что я тут, рыбу ловил, в это время кто-то, что-то… Но чего гадать, если можно скоро узнать?

– Лисьяр остаешься тут, за голову, – назначил я перед уходом ответственного, а то еще разругаются в беспощадной битве за лидерство среди чистильщиков рыбы.

Я покинул место рыбалки, где сейчас оставалось всего лишь семь человек, из которых двое мужиков, Лисьяр, чьим неводом мы устроили рыбий геноцид, и один из его воспитанников-отроков. Остальными оставались женщины, которые удостоились чести прямо здесь потрошить добычу.

Макар должен был следить за тем, чтобы сразу проводили какие-то манипуляции с икрой, для чего здесь стоят кадки с водой и соль, чтобы солить этот продукт. Причём, меня не совсем поняли, когда в засолке добычи делал приоритет именно на икру, а не на саму рыбу. Ничего, будет икра – я уверен, что с голоду точно не пропадём. Более сытного продукта сложно себе представить. Хотя и селедку солить нужно. Вряд ли она по вкусу похода на атлантическую, но все же.

– Ратмир… Я с тобой, – словно бы решился Макар.

Он должен был оставаться на реке, где начнется обработка рыбы, но словно нехотя, как, наверное, идут на эшафот, побрел за мной.

– Не нужно солить икру, коли такая и буде. Но откель ей, до нереста… – пытался Макар завести разговор, но у него не получалось.

Я ускорился, чуть ли не переходя на бег.

В поселение я заходил с тревогой. Бывает такое, что люди списывают на какие-то сверхспособности, но что, на самом деле, таковым не является. Чувствуешь опасность, чувствуешь и тревогу, что вот-вот случится нечто важное, чаще всего, к сожалению, плохое. Подсознание по ряду признаков анализирует ситуацию словно бы самостоятельно, не распаковывая пакеты данных для всеобщего мозгового штурма. А потом – вот такие переживания.

– Что случилось? – спрашивал я, устремляясь к центру нашего поселения.

Туда, где уже заложен большой центральный дом, скорее, казарма. Здесь толпились люди, и в какофонии, прежде всего, женского крика, но и мужского бурчания я толком понять не мог, что происходит. Кто в чем виноват? Не понятно, с чего митингуют.

Люди толпились вокруг связанного человека. Он был светловолосым, но уж точно не русичем.

– Кто это? – спросил я, но мой вопрос казалось потонул к какофонии множества звуков.

Перед связанным мужиком стояли два подростка, одного из которых, Волка, я уже начинал воспринимать, как полноценного воина и охотника. Не рано ли? Подростков явно отчитывали, и они силились не прогибаться под напором общественности. Но дети же еще, только-только свое мнение формируют.

– А ну всем тихо! – выкрикнул я, но, к своему удивлению, вопреки ожиданиям, мой голос большинством не был услышан.

– Тихо! – закричал Власт.

Его послушали, а стоящий за моей спиной Дюж напрягся. Взгляды устремились на меня. Недобрые взгляды. И что, я в своих людях ещё до конца не разобрался, я поверил, что все хорошо, но… Бунт? Весьма может быть. Слишком много в последнее время было событий, а полноценного отклика на них со стороны поселян так и не увидел, кроме мимолётной радости, что, мол, мы их уделали.

В стороне, там, где был склад, мой заместитель неуверенно водил своим клинком влево-вправо, а на него наседали бабы. Твою же… Как есть – бабы бунтуют. Тут бы засмеяться, да что-то не до смеха. Как с женщинами-то воевать? Тут если идти по жёсткому сценарию. И тогда и мужики могут быть более активными, и присоединяться уже полноценно к этому протесту. И разве для этого я их спасал?

– Что происходит? – спросил я, наблюдая за тем… – И кто это связанный? Да вы что же, дошли до того, что заставили Мстивоя обнажить меч?

Я очень надеялся, что сейчас последует от кого-нибудь шутка про обнажённый меч Мстивоя, что все посмеются, слегка разрядится обстановка, я смогу с этими людьми поговорить. Но мои надежды не оправдались.

– Голова, Ратмир, я же хотел, я… – говорил Волк, оборачиваясь на притихших людей. – Мы половцев, кипчаков, завидели в лесу. Пробираются они сквозь лесные чащи с запада. Один отошел от других, а мы его и взяли. Для допросу привели.

– Глаза не завязали, привели на поселение? – спросил я. – Говорил ли я, что так не можно?

– Так, а как? Тебе… – сказал напарник Волка.

– На! – я отвесил тяжелого «леща» Волку.

Потом и его подельнику.

– Понимаете, что теперь придется убивать этого человека. И что за ним придут?

– А ты, десятник Ратмир, обещал нам… Мы верили тебе, – встрял в разговор Власт, постоянно оглядываясь и ища поддержки у своей жены, стоявшей по правую руку, но чуть сзади.

– И откуда столь прыти набрался, умелец? – спрашивал я, становясь рядом с парнями.

Да, они совершили ошибку. Хотели, как лучше, а вышло… Но все равно – это же поступок. Они взяли явно воина, предстояло бы узнать, как именно. Так что подзатыльники заслуженные, в остальном, воспитывать нужно. Будет толк из парней.

– Так что, Власт? Или тут в пору спрашивать не тебя, а жену твою, кто у вас в семье муж будет? – сказал я.

А главный строитель нашего поселения, или уже бывший главный строитель… или… уже бывшего поселения… Но Власт попятился назад, будто бы прячась за свою жену. Ох, не рассмотрел я в Миле проблему для себя. Стал несколько возвышать её мужа, стараясь, так сказать, чтобы военное лобби не полностью доминировало в нашем поселении. А тут, похоже, нужно было Власту не власть давать, а подзатыльники. А бабу его… кормить меньше и дом не отдавать, когда сам в добротном, но в шалаше живу.

– Ну так расходитесь по домам, и это известие для меня. Все буде добре. Проверим. Ведь, как я понял, даже неведомо то, сколько тех половцев. Как далеко они сейчас. И не может их быть много. Не пройдут тут большие отряды конные… – стараясь оставаться спокойным, говорил я.

– Мы уходим, Ратмир. О том я хотел сказать тебе вечером на совете. Но, видать, что уйти нужно нынче же, не ожидая половцев. Отдай нам серебро и еды, телег и коней. И на том Бога молить будем за твоё здоровье и жизнь твою, – спокойно и вроде бы как рассудительно говорил дед Макар. – Или пошли с нами.

А вот это уже серьёзно. Похоже, что дело куда как сложнее, чем показалось на первый взгляд. Неужели придётся драться за презренный металл с теми людьми, которых я недавно спас?

В груди защемило, и я, только намереваясь что-то сказать, проглотил ком в горле. Смотрел то на одно лицо, то на другое, считавшееся моим соратником. Лучано стыдливо, как-то по-девичьи (недаром лицо у него смазливое), отвернулся и делает вид, словно бы не при делах.

Но он – ладно. И на том спасибо, что помог. Захочет и вовсе в Геную свою сбежать. Скорее не сделал это только из-за Любавы.

– Ратмир, ты бы не дурил, – выступила вперёд Мила, видимо, почувствовавшая себя владычицей морскою, раз её муж на острие бунта.

– А то что? – собравшись, ухмыляясь и с вызовом выкрикнул я.

– А то, что мы от своего не отстанем. И тебе столько не надо. И не можем мы прийти в Киев без серебра или злата, – серьёзным и мужественным голосом сказал Макар.

Да что же происходит!

– Да с чего вы решили уйти?

– А с того, что почитай в сорока верстах на юге татарва ордынская шастает. Нам об том рассказали бродники, что ты взял на поселение к нам. Там их дорога. Привёл ты нас, почитай, им в лапы. А нынче половцы придут, – сказала зареванная Акулина.

Ей, по всему видно, приходится тяжелее всего. Мстивой, похоже, взял мою сторону. А она как была в оппозиции, так и осталась верна самой себе.

Половцы идут с запада. Я лишаюсь людей, которые только что пошли за мной, но уже разуверились. Но ведь это неправда. Я ещё не проиграл! Впрочем, я ведь и не вступил в игру.

– Я ничего вам не отдам! – жёстко сказал я, извлекая меч из ножен.

А за моей спиной ужасающе и по-звериному замычал Дюж.

ПРОДОЛЖЕНИЕ: /work/506544