Текст книги "Здесь, на знакомых тротуарах... (СИ)"

Автор книги: Денис Кащеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц)

Глава седьмая

Иван

Вход в фитнес-клуб «Золотое Сечение» застенчиво прятался в глубине тихого арбатского дворика и не выдавал себя ни кричащей вывеской, ни потоком посетителей – если специально не искать, то и не заметишь. Да и зная точный адрес заведения, Иван проплутал вокруг добрых полчаса: навигатор в телефоне привел его к фасаду здания, обращенному в переулок, но там не то что подъезда не нашлось – окна и те были наглухо забиты фанерой, густо расписанной местными недоделанными креативщиками, ни один из которых, к сожалению, и близко не тянул на отечественный вариант Бэнкси.

Юноша решил было тупо дом обойти, но слева строение плотно примыкало к соседнему, то – к следующему, и так, почитай, до самого Арбата. Справа же начинался высокий капитальный забор – с воротами, но наглухо запертыми, и уже давненько – если судить по ржавому замку. Для очистки совести Иван за него все же подергал – но только руки напрасно перепачкал.

Дальше, еще через один дом, в стене наконец обнаружилась проходная арка – однако и она, как вскоре выяснилось, вела не в нужный двор, а совсем в другой – но заподозрил это Иван лишь когда дважды тот обошел, не найдя никаких следов таинственного фитнес-клуба. На третьем же кругу откуда-то вынырнул человек в серой форме частного охранного предприятия и неприветливо поинтересовался у юноши, что тот тут забыл. Его-то Иван и спросил про «Золотое Сечение» и – о чудо! – получил дельный совет. Выяснилось, что нужно возвратиться на Арбат, пройти метров сто в сторону Смоленки, затем свернуть в новый переулок – «и там увидите указатель».

Сердечно поблагодарив информированного ЧОПовца, юноша сделал все точно по его инструкции – и действительно вскоре набрел на не слишком бросавшуюся в глаза стрелочку с названием искомого фитнес-клуба. Дальше, правда, еще пришлось малость попетлять дворами, но на этот раз Иван справился уже без посторонней помощи, пусть и не сразу.

Искомое пряталось за запыленной, густо насиженной голубями статуей девушки с веслом – не вполне, правда, классической. Выполненная в человеческий рост обнаженная фигура на невысоком цилиндрическом постаменте выглядела совсем не атлетичной, а скорее щуплой, взгляд незадачливой спортсменки-нудистки – будто бы растерянным или даже испуганным. Пресловутое весло каменная девушка держала обеими руками – и все равно так и казалось, что вот-вот его уронит. В общем, само по себе – может, и нормально, но как реклама фитнес-клуба – очень так себе…

К заветной же двери, оказавшейся входом в полуподвал, вели вниз широкие каменные ступени. Сама она была распахнута настежь, безмолвно, но недвусмысленно приглашая в довольно просторный, декорированный резными деревянными панелями вестибюль. Отсюда начинался коридор, почти сразу, однако, сворачивавший, что там дальше – с места не углядеть. Путь же здесь перекрывал массивный турникет.

И нигде – ни души! Ни тебе строгих секьюрити, ни улыбчивого дежурного администратора за стойкой, ни голодных до элитной физкультуры гостей!

В некотором недоумении оглядевшись по сторонам, Иван демонстративно прокашлялся, а когда на звук так никто и не появился, выговорил:

– Тук-тук! Есть кто живой?!

И снова никакой реакции.

Пожав плечами, юноша подошел к турникету. Так-то перемахнуть через него особого труда бы не составило, но к подобному экстриму Иван пока был, пожалуй, не готов – хватило потасовки с охраной в клинике. И, помедлив, он лишь еще раз прокричал – уже в полный голос – зачем-то при этом задрав голову к потолку:

– Эй! Хозяева!

Увы, с прежним нулевым результатом.

– Офигеть клиентоориентированный бизнес! – мрачно бросил юноша и тут, повинуясь наитию, сунул руку в карман, извлек оттуда зеленую карточку с адресом клуба и шлепнул ею по панели турникета.

И сработало! Перегораживавший дорогу полупрозрачный пластиковый щит с щелчком отъехал в сторону!

– Извиняюсь, был не прав, все для людей! – поспешил признать Иван, торопливо минуя турникет.

За поворотом коридор оказался неожиданно длинным – и с множеством солидного вида дверей. Над ближайшей из них висела медная табличка с маленькой единичкой – и такой же буквой «а» под некой непонятной закорючкой. Чуть дальше в проход выходили сразу две двери, одна напротив другой – с номерами, соответственно, «2» и «3» – они же «в» и «г» с загогулинами сверху.

– Хм, а «б» у вас куда потерялась?[1] – хмыкнул юноша, не слишком, впрочем, озаботившись этой проблемой – единственное, что его сейчас всерьез интересовало, это указанная в гостевой карточке дверь под номером «13».

А вот ее-то здесь и не обнаружилось! Счет коварно закончился на «12» – и уже двух буквицах, «вi» – и то и другое значилось на табличке над последней дверью, в торце коридора, для разнообразия – двустворчатой.

Да вы, на фиг, издеваетесь!

Иван уже собирался было повернуть назад, как вдруг из-за этой самой двери номер 12 ему почудился какой-то невнятный шум. Юноша прислушался: точно! Будто бормочет кто-то! Или даже напевает…

Не долго думая, Иван постучал в створку и, не дожидаясь ответа, решительно потянул за ручку – дверь послушно отворилась. Обнадеженный, юноша переступил порог… и обнаружил себя стоящим недалеко от края весьма немаленького – метров двадцати в длину и по крайней мере с десяток в ширину – голубого бассейна. Оставалось только догадываться, как тот здесь уместился – кажется, все здание наверху было скромнее размерами! Разве что под соседним каким…

У самого бортика, шагах в семи от обалдело озиравшегося Ивана, в бассейне плескалась девушка – одна-одинешенька. Из воды виднелись только ее голова с распущенными, выкрашенными в светло-зеленый цвет волосами и покатые голые плечи. Незнакомка что-то мурлыкала себе под нос – тихо-тихо, из-за прикрытой двери такого точно не расслышишь. Странно – что же тогда столь удачно привлекло внимание Ивана там, в коридоре?

Между тем, купальщица тоже заметила незваного гостя, разом умолкла и смущенно ему улыбнулась.

– Ой, извините, – растерянно кивнул ей юноша. – Я тут, кажется, немного заблудился…

– Это нормально, – не дав толком договорить, перебила его незнакомка. Голос ее звенел, словно колокольчик. – И – к лучшему!

– Мне бы… – снова заговорил Иван.

– …искупаться! – подсказала девушка – сам он, конечно, собирался сказать нечто совершенно иное. – Прыгай сюда! Давай!

– Э… Я не… – начал было Иван – и осекся, внезапно поняв, что уже зачем-то сделал короткий шажок к краю бортика – будто и впрямь собирался окунуться в воду, даже не снимая одежды.

Гм…

– Ну же, смелее, красавчик! – задорно подмигнув, подбодрила его незнакомка.

– Я только хотел… – к немалому собственному изумлению, юноша заметил, что непонятным образом успел еще на шаг приблизился к бассейну.

Вашу Глашу! Что за дела?!

Нахмурившись, Иван попытался попятиться, но наоборот опять скользнул чуть вперед.

Э, стоп!

– Давай же, дружочек, не медли, я ведь жду! – томно проворковала тем временем девушка, и вдруг, опершись обеими ладонями на бортик, разом высунулась из воды почти по пояс.

Никакого намека на верхнюю часть купальника на ней не было.

Да что тут вообще, на фиг, происходит?!

– Я… Я, наверное, лучше пойду… – пролепетал юноша, поднимая ногу для очередного шага – к бассейну, разумеется. Теперь это его даже не слишком удивляло, хотя и ужасало аж до спазма в животе. В панике Иван рухнул на колени – надеясь, что хоть так остановится, но и это не помогло: просто отныне ему было суждено неуклюже ползти, а не идти.

– Ну же, миленок, последнее усилие! – не унималась незнакомка.

Как-то уже даже и спорить с ней не хотелось.

Да и с чего, собственно, упрямиться? Почему бы ему и в самом деле не нырнуть в воду? Вон как щеки горят – самое время охладиться! И ничего, что в одежде! Долго ли ее снять? Можно сперва, но можно и потом! А девица поможет! Точно поможет! И тогда они… Ух!

Что? Якобы он здесь по делу? Какие на фиг дела, когда зовет такая чаровница?!

Мама? Ждет перо? Ну, бред же, право слово! Нет в природе никаких Жар-Птиц, а значит, и их чудесных перьев! Детские сказки это!

Ох-х…

И все же, мама… Мама…

– Мне надо в комнату номер тринадцать! – собрав в кулак последние остатки воли, выпалил Иван.

– А, так вы к хозяйке… – разочарованно произнесла незнакомка.

Неведомая сила, неудержимо тащившая к ней юношу, разом исчезла без следа. Мгновенно оказавшись на ногах, Иван спиной вперед рванул прочь от бассейна, однако споткнулся обо что-то – и рухнул навзничь, хорошенько приложившись хребтом и затылком к плитке пола. На секунду в глазах у юноши потемнело, и сразу же вскочить снова он не сумел.

– Тринадцатый кабинет – это вам на второй этаж, грациозно соскользнув тем временем с бортика обратно в воду, без особого пыла проговорила купальщица. – Как выйдете в коридор, вторая дверь слева – «фита». Ну, номер девять, если так понятнее. За ней будет лестница наверх. А там уже наверняка не заблудитесь…

– Спасибо… – ошалело пробормотал Иван, наконец поднявшись и суетливо отступая к выходу.

– Всегда пожалуйста! – любезный ответ незнакомки нагнал его уже захлопывавшим за собой дверь.

* * *

Милена

Снова оставшись одна, какое-то время зеленоволосая купальщица еще сидела в воде, о чем-то размышляя, а затем, как видно, мысленно к чему-то придя, одним прыжком выскочила на бортик. Задержись давешний гость до этого момента, увидел бы, что и нижней частью плавательного костюма она себя не обременяла.

Оставляя за собой мокрый след, девица подошла к скамейке у стены, взяла с нее телефон и набрала номер.

Ответили ей не сразу, но все же ответили.

– Привет, котик, это Мила! – радостно заговорила зеленовласка в трубку. – Что значит, какая еще Мила? – продолжила она через пару секунд возмущенно. – Мавка из «Золотого Сечения»!.. Вот то-то же!.. Да, помню, что ты сегодня весь день, как проклятый, в приемной комиссии сидишь, но сам же просил сразу звонить, если будут новости!.. Да, представь себе, есть… К хозяйке смертный паренек пришел – не иначе, тот самый… Ну, Иван, Варварин сын!.. Да, сам… Вот только что с ним в бассейне общалась!.. Нет, не в этом смысле… Не утопила – говорю же, к хозяйке он!.. Что значит, не может быть?.. А при чем тут вообще Кащей?.. Ну, не знаю, сами там разбирайтесь, что узнала – я рассказала!.. Да уж, Баюнушка, будешь должен!.. И чтоб не как в прошлый раз!... Ну все, пока!.. И я тебя целую!

На том конце дали отбой.

Вернув телефон на прежнее место, мавка повела плечиками, затем выгнула спину, с наслаждением потянулась.

– И впрямь ведь чуть не утопила, – покачала головой затем, непроизвольно поежившись. – Вот бы хозяйка осерчала! А Иван-то этот – крепкий орешек! – добавила уже с улыбочкой после короткой паузы. – Почти устоял! Да что там, жив остался – значит, устоял! – призналась она сама себе. – Или, может, это я былую хватку теряю? – слегка нахмурилась девица. – Непонятно… Надо бы себя проверить при случае! И не затягивая! А то, понимаешь, раззадорилась до судорог – и вдруг облом! Куда такое годится?

С этими словами она шагнула к краю бортика, рыбкой нырнула в бассейн и скрылась в глубине вод.

[1] При обозначении цифр буквами славянской азбуки, «б» («буки») не используется. После «а» («аз») сразу идет «в» («веди»)

Глава восьмая

Марья

– Следующая десятка – заходим на прослушивание! – распорядился дежуривший в коридоре долговязый студент-старшекурсник.

Вместе с еще четырьмя девушками и пятью юношами Маша переступила порог аудитории. Незаметно – как ей, по крайней мере, показалось – покосилась на стол Комиссии, за которым вполголоса переговаривались между собой пятеро преподавателей. Вернее, беседовали только четверо, попарно – двое, что сидели справа, и двое, что слева. Грузный мужчина, со скучающим видом расположившийся по центру стола – чем-то неуловимо похожий на огромного сытого кота – до коллег, похоже, не снисходил.

Собственно, это и был Мастер – великий Василий Рафаэлевич Чеширский. Народный артист, заслуженный деятель искусств, лауреат престижнейших премий – и все это в какие-то сорок с небольшим. Гений, в общем – причем, единодушно признанный гений.

Половина из девчонок, поступавших в этом году, Чеширского буквально боготворили. Две трети из оставшихся были в Василия Рафаэлевича всего лишь страстно влюблены. Временами Маша даже чувствовала себя среди прочих абитуриенток белой вороной – идя подавать документы, она даже не знала, кто из педагогов набирает курс. Да и вообще основную ставку подспудно делала на другие вузы «золотой театральной пятерки». Но именно здесь она уже прошла аж в третий тур отбора, тогда как в четырех других местах – бесславно вылетала в первом же. Правда, лишь однажды – что называется, «с треском» – забыла от волнения все, что собиралась читать перед Комиссией. Начала заготовленное стихотворение – сбилась, перескочила на другое – запуталась и там. Лишь чудом не разрыдалась, но кое-как собралась, попытала счастья с прозой – и снова опозорилась. Тут уже, понятно, без слез не обошлось, вот только разве ж ими поможешь такому горю?!

Но то был блин, которому и положено выйти комом – первая Машина попытка в первом из вузов «пятерки». Уже к следующему – вот как раз на курс Чеширского – она собралась – и, как видно, блеснула – была по итогам пропущена сразу в третий тур, минуя второй. Правда, слушал ее тогда не Сам, а кто-то из его помощников – ну да какая разница, главное – результат!

После этого несомненного успеха вылет в трех оставшихся вузах особой трагедией для Маши уже не стал. Тем более, что, как таковых, явных провалов она больше не допускала – выбраковывали ее все три раза приблизительно с одной и той же мягкой, чуть ли не извиняющейся формулировкой: «Девочка вы хорошая, даже жалко отсеивать, но такой типаж нам в этом году не нужен!»

Типаж как типаж вообще-то. Фигурка, может, и смотрится хрупкой, но все положенные выпуклости в наличии. Лицо чистое, носик самую малость вздернут – однако все говорят, что это ее ничуть не портит. А волосы так и вовсе хороши – густые, волнистые, золотистые, но не в крикливую рыжину…

Ну, не нужен – так не нужен, тут уже ничего не попишешь. А кому-то, может, именно такой кровь из носу необходим! Вот Чеширскому, например! Не просто же так ее здесь от второго тура освободили! Значит, «типаж» не подкачал – и дальше уже все зависит только от нее самой.

И она справится! Обязательно справится! Всем им докажет, что была права!

К страшному Машиному сожалению, среди тех, кто выступал против ее затеи с театральным институтом, громче всех звучали голоса ее собственных родителей. Маму до полусмерти пугала перспектива отъезда доченьки в далекую и во всех смыслах опасную Москву – и где-то девушка даже могла это понять, хотя и не принять. Отец же попросту считал, что актерство – профессия никуда не годная, другое дело – юрист или, например, экономист, в крайнем случае – учитель или врач… Но и оба хором упирали на сумасшедший конкурс в творческие вузы – шутка ли, более двухсот человек на место!

Столь высокая конкуренция Машу, конечно же, тоже несколько смущала. Вот только, в первый раз выйдя на сцену еще в седьмом классе, в школьном спектакле, с тех пор она разве что не ночевала в молодежной театральной студии при местном дворце культуры и иной судьбы для себя попросту не видела.

Но, как оказалось, двум самым родным ей людям было на это глубоко наплевать. Впрочем, и она сдаваться не собиралась.

Начались бесконечные скандалы.

Нет, поначалу ее просто уговаривали. Потом начались разного рода угрозы. И шантаж, типа: «В могилу меня свести хочешь?!» В какой-то момент Машу отлучили от карманных денег – собственных доходов у нее, сосредоточенной на подготовке к поступлению, не имелось. Равно как и хоть сколько-то существенных сбережений. Все, что было у девушки ценного, помимо головы на плечах («пустой как барабан», по последней версии отца с матерью) – пара старинных брошек с тусклыми камешками, золотой браслетик и непонятного металла цепочка, подаренные когда-то бабушкой чуть ли не в тайне от остальных членов семьи. С этими немудреными сокровищами Маша и выскочила за дверь во время очередной шумной ссоры с родителями. Продала бабушкины подарки с рук – наверняка здорово продешевив, но вырученного хватило и на билет в столицу, и на местечко в хостеле, и потом – на порцию корейской лапши в день.

В правилах поступления девушка вычитала, что несовершеннолетие – восемнадцать Маше только должно было исполниться – подать документы никак ей не помешает. Так и оказалось. В приемной комиссии ее, правда, предупредили, что потом, в случае успеха, на зачисление таки потребуется согласие родителей.

– Не потребуется! – улыбнулась тогда сама себе девушка, пряча в сумочку паспорт – день рождения у нее был 8 июля.

То есть к потенциальному зачислению все уже по-любому оказалось бы шито-крыто!

Оставалось поступить…

– Арефьева! – выдернул Машу из пучины неуместной задумчивости голос кого-то из Комиссии. – Вы начинаете. Остальные пока присаживайтесь.

Вызвали не ее – другую девушку из их десятки – но всяко пришла пора собраться с мыслями. Нет, не повторить про себя программу – Маша уже знала, что это ей может только навредить. Но внутренне настроиться следовало – ну и стоило внимательно посмотреть, как реагируют преподаватели на других читающих.

Девять абитуриентов расселись на стульях вдоль стеночки, девушка же, фамилию которой назвали, встала перед Комиссией. Эту Арефьеву – высокую, длинноногую, очень стильную – Маша смутно помнила по первому туру. Правда, тогда, кажется, та приходила с другой, более пышной прической – сейчас ее волосы были убраны в тугой хвост.

– Приступайте, – кивнули приглашенной «к барьеру» девушке из-за стола – сделал это снова не сам Чеширский, тот на нее разве что мельком глянул, а его сосед справа.

Арефьева начала с классики – как говорят, беспроигрышный вариант – со «Светланы» Жуковского. Голос у чтицы был сильный и красивый, а слова она будто не в строчки складывала, а живую картину ими рисовала! Маша самым натуральным образом заслушалась, забыв обо всем – и даже вздрогнула, когда Чеширский девушку внезапно прервал, та умолкла, и чары развеялись.

И тут началось.

– Милочка, вы вообще понимаете, куда поступаете? – процедил вдруг через губу Мастер.

– Э… В театральный… – понятно, растерялась от такого оборота Арефьева.

– Вот именно – в театральный! – менторским тоном бросил Василий Рафаэлевич. – И какого, спрашивается, лешего вы приперлись поступать в театральный с такими ушами?! Кого вы собираетесь с ними играть? Чебурашку?

Абитуриенты сдавленно ахнули. Да что там абитуриенты – даже над Комиссией, кажется, пронесся недоуменный выдох.

Маша непроизвольно подняла глаза на обескураженную Арефьеву. Гм, обычные уши! Да, немного оттопыренные, но ничего такого прям уж чебурашечьего! С другой прической было бы и вовсе незаметно – хвост этот сегодняшний девушку, конечно, немного подвел…

– Что молчите? – и не думал между тем оставить свою жертву в покое Чеширский. – На сцене тоже будете молчать? Так сказать, ушами хлопать – будто слон?

Лица несчастной девушки Маше со своего места сейчас не было видно, но плечи у той явственно задрожали.

– Дома надо было плакать, перед зеркалом! – хмыкнул безжалостный Чеширский.

Это для горемычной Арефьевой, похоже, оказалось уже чересчур – сорвавшись с места, она опрометью выскочила в коридор.

На какое-то время в аудитории воцарилась гнетущая тишина.

– Кто правильно ответит на вопрос, чему мы с вами только что стали свидетелями, автоматом пройдет на коллоквиум, то есть может считать себя без пяти минут зачисленным! – с расстановкой проговорил затем Василий Рафаэлевич, обводя оставшихся девятерых абитуриентов насмешливым взглядом. – Но станете пороть чушь – сразу и вылетите вслед за столь спешно покинувшей наше общество сударыней! – предостерег он тут же. – Ну, никто не хочет рискнуть?

Не сказать, чтобы версии у Маши не имелось – как раз была – но, содержавшая в себе не слишком лестную характеристику лично Мастера, а потому едва ли та, что Чеширский пожелал бы услышать и вознаградить зачислением. Так что девушка благоразумно промолчала. Не поспешили броситься на амбразуру и ее товарищи по десятке – уже, по ходу, девятке.

– Что ж, – так и не дождавшись ответа, вздохнул Мастер. – Обычно я подобные вещи не разжевываю, но считайте, что сегодня, на Ивана Купалу, от меня вам подарок. Итак, внимайте и мотайте на ус. Одно из важнейших качеств для любого актера – это стрессоустойчивость! Всегда что-то идет не так – такова уж наша профессия! И если каждый раз плакать и убегать к мамочке, далеко не продвинетесь! Девушка, с которой мы только что столь драматично простились, отнюдь не бесталанна. Но слишком уязвима для будущей актрисы! Я это сразу понял, но все же дал ей шанс, которым она ожидаемо не воспользовалась. Другая на ее месте могла бы, например, сослаться на знаменитых лопоухих актрис – ту же Софи Марсо или Кристен Стюарт. Наших таких тоже вагон – не буду называть имена, сами, надеюсь, вспомните. Поступила бы так эта Арефьева – заодно бы и эрудицию ненавязчиво продемонстрировала! Ну или могла бы, скажем, пообещать сделать пластику – почему нет-то? Преданность будущей профессии – она и в таком проявляется. Никто бы потом, конечно, ее под нож хирурга пинками не погнал – но главное сама готовность! Да на худой конец просто смолчала бы и продолжила работать – ее же не выгоняли! В общем, так или иначе – но проявила бы твердость духа! А не вот это вот все, – скорчив презрительную гримасу, кивнул он на дверь аудитории… – Ладно, с лекцией покончили. Кто там у нас следующий? – повернулся Чеширский к ассистенту слева.

– Бельская, – сверившись с какой-то бумагой, назвал тот фамилию Маши.

Девушка резво вскочила с места.

– Прошу, – без особого пыла пригласил ее к столу Комиссии Василий Рафаэлевич.

После всего случившегося у нее на глазах, заново сосредоточиться на собственном выступлении было, конечно, ох как непросто. Но необходимо. Как там сказал Чеширский: стрессоустойчивость? Вот это как раз она…

Безумно хотелось облизать внезапно пересохшие губы, но делать этого на глазах у Комиссии явно не стоило. Задержав дыхание, Маша медленно досчитала про себя до семи – дольше, пожалуй, уже выглядело бы медлительностью – и начала с приготовленного Рождественского:

Над головой созвездия мигают.

И руки сами тянутся к огню…

Как страшно мне, что люди привыкают,

Открыв глаза, не удивляться дню.

Существовать.

Не убегать за сказкой.

И уходить, как в монастырь, в стихи.

Ловить Жар-птицу для жаркого с кашей.

А Золотую рыбку – для ухи.[1]

– Ну, золотую рыбку для ухи, – это, пожалуй, действительно перебор! – добродушно рассмеялся Мастер, когда она закончила. – А вот Жар-Птицу для жаркого – почему бы и нет? – отлично: кажется, поднятая невзначай тема его искренне зацепила! – Вот скажите мне, сударыня, что такое, по-вашему, эта самая Птица Жар? – задал он внезапно вопрос.

– Любовь, – не задумываясь, выпалила Маша.

– Вы так считаете? – слегка скривился Чеширский – не иначе, этот ответ абитуриентки ему уже не слишком понравился. – Ну, может быть – в какой-то незначительной мере… Но главное – иное! Вот, автор стихотворения же верно подметил: что делают с Жар-Птицей?

– Гм… Ловят? – неуверенно полуспросила девушка – и на сей раз угадала.

– Бинго! Ее ловят! И в самом лучшем для нее случае – сажают в золотую клетку! А в худшем – да, прямиком в жаркое. Поэтому главное в образе Жар-Птицы – это то, что она изначально обречена! И знает об этом! Птица Жар – всегда чья-то законная добыча! – веско выговорил Василий Рафаэлевич. – Вам понятно?

– Да, – поспешила кивнуть Маша, хотя и не была с услышанным согласна.

– А если понятно – прочитайте-ка нам что-нибудь еще – не важно что, что угодно – но так, как это сделала бы Жар-Птица! – потребовал Мастер. – Давайте, вперед!

– Сейчас, секундочку… – начала лихорадочно соображать девушка. Ни одна из ее заготовок для поставленной задачи как-то не годилось … Вот разве что… Хотя это надо не читать, а петь, но тем не менее…

Рвусь из сил – и из всех сухожилий,

Но сегодня – опять как вчера:

Обложили меня, обложили –

Гонят весело на номера!.. [2]

– энергично начала Маша.

– Нет! – всплеснул руками Чеширский, не позволив ей толком разогнаться. – Не верю! Это никакая не обреченность – тут, наоборот, бунт в полный рост! Что в тексте – весьма талантливом, конечно – что в вашем исполнении – о котором, увы, подобного сказать уже не могу.

В груди у девушки защемило.

«Это просто еще одна проверка, – попыталась успокоить себя она. – На стрессоустойчивость, да. Проверка…»

– Что ж, сударыня, с вами все ясно, – зримо растеряв остатки энтузиазма, продолжил между тем Мастер. – Я уж было, грешным делом, подумал, что поймал… Но нет, дорогуша, вы – не Жар-Птица!

– А это обязательно для поступления? – попробовала изобразить невозмутимость Маша – ну, сила духа и все такое…

– Присаживайтесь, не задерживайте товарищей, – проигнорировал ее вопрос Василий Рафаэлевич. – Следующий, пожалуйста, – кивнул он ассистенту.

«Это такая проверка… – продолжала уговаривать себя она, уже сидя на стуле у стены. – Жестокая, но проверка… Мне же не сказали катиться отсюда колбаской – велели сидеть, ждать…»

Правда, как вскоре выяснилось, подобным образом поступали со всеми.

Проверка… Да, проверка! А то, что толком не выслушали программу – так говорят, настоящему профессионалу достаточно пяти слов, чтобы составить о чтеце исчерпывающее мнение! И пресловутую стрессоустойчивость она вроде как продемонстрировала! Получается, ничего еще не потеряно…

В итоге саму себя девушка почти убедила – и до поры держалась.

А вот когда в конце объявили фамилии успешно прошедших тур и Мáшину среди них не назвали – тут-то ее мир и рухнул в тартарары.

[1] Роберт Рождественский. Над головой созвездия мигают…

[2] Владимир Высоцкий. Охота на волков