Текст книги "Сезон Маршей"

Автор книги: Дэниел Силва

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 21 страниц)

Глава семнадцатая

Белфаст

Самолеты, следующие в Северную Ирландию из аэропорта Хитроу, отправляются с первого терминала, куда пассажиры попадают только после прохождения дополнительной проверки. Майкл представился писателем, собирающим материал о красотах Ольстера. Заняв свое место, он достал из сумки карту и путеводитель. Сидевший рядом английский бизнесмен спросил, приходилось ли ему бывать в Белфасте раньше, на что Майкл, глуповато улыбнувшись, ответил, что летит туда впервые. Самолет прошел над Ливерпулем и повернул в сторону Ирландского моря. Пилот объявил, что они только что покинули воздушное пространство Соединенного Королевства и приземлятся в Белфасте через двадцать пять минут. Майкл усмехнулся – похоже, даже британцы не всегда помнят, что Северная Ирландия вообще-то входит в состав Соединенного Королевства.

Начали снижаться. В разрыве облаков появилась земля. Сверху Северная Ирландия напоминает огромное поле с парой больших городов, Белфастом и Лондондерри, и сотнями мелких городков, поселков и деревней. Поле это разделено на квадратные участки – изумрудно-зеленые, цвета лайма и олив, бурые и коричневато-желтые. На востоке, где Белфастский залив сливается с Ирландским морем, Майкл успел заметить замок Каррикфергес. Белфаст расположен у подножия Черной горы, возвышающейся на самом берегу залива. Когда-то это был процветающий центр полотняного производства и кораблестроения – на здешней верфи построили, например, «Титаник», – но теперь Белфаст походил на любой другой промышленный город Британии, для которого наступили тяжелые времена.

Самолет совершил посадку в аэропорту Олдергров. Проверяя, нет ли наблюдения, Майкл немного задержался в зале для прибывающих: выпил чашку чая в кафе, заглянул в сувенирный магазин. На полках у стены стояли книги, посвященные северо-ирландскому конфликту. Рядом висели яркие сувенирные футболки и шляпы с громкими надписями Северная Ирландия! – как будто туристов приглашали в Канны или на Ямайку.

Стоило сделать шаг на улицу, как порыв ветра едва не сорвал с него пальто. Майкл прошел мимо стоянки такси и сел в автобус, направляющийся в центр города. Обычно услышав слово «Белфаст», человек представляет сцены гражданской войны, затянутые дымом улицы и запах пороха, но Майкла столица приветствовала запахом навоза. Автобус проехал мимо контрольного пункта, на котором пара полицейских разбирала на части пикап. Через пятнадцать минут Майкл был уже в центре.

Центр Белфаста – малоприятное, безрадостное место, холодное и чистое, местами слишком новое, местами слишком старое. В прошлом ИРА регулярно устраивало здесь взрывы, например, на 21 июля 1972, Кровавую пятницу, их пришлось двадцать два. Северная Ирландия была, пожалуй, единственным на земле местом, где Майкл чувствовал себя неуютно. Насилие здесь отдавало злобой, беспричинной ненавистью и чем-то средневековым. Ощущение некомфортности усиливалось и из-за языковых проблем. Майкл свободно говорил на итальянском, испанском, французском, арабском, неплохо на иврите, сносно на немецком и греческом, но английский с резким акцентом Западного Белфаста ставил его в тупик. Гаэльский, на котором свободно общались едва ли не все католики, представлялся ему бессмысленным набором звуков, напоминающим скрежет зарывающейся в гравий лопаты. Люди, однако, в большинстве своем были необычайно дружелюбны, особенно по отношению к приезжим, и, едва познакомившись, охотно угощали выпивкой или сигаретой, сдабривая угощение особым черным юмором, без которого, наверно, было не обойтись в мире, который сошел с ума.

Майкл зарегистрировался в отеле «Европа» и минут десять потратил на проверку номера. Не обнаружив «жучков», он лег на кровать и даже ухитрился уснуть, но был разбужен пронзительным завыванием сирены и голосом, требовавшим немедленно покинуть комнату. Майкл позвонил портье, и какая-то девушка бодро сообщила, что ничего страшного не случилось – обычная проверка сигнализации. Майкл заказал кофе, принял душ и оделся. Спустившись вниз, он спросил, прислали ли заказанную ранее машину, и получил положительный ответ. На площадке перед отелем его ждал ярко-красный «форд-эскорт». Майкл вернулся в холл и поинтересовался, нет ли в бюро чего-нибудь в более умеренных тонах.

– Боюсь, сэр, это все, чем они располагают.

Майкл сел в машину и поехал на север по Грейт-Виктория-стрит, потом свернул в переулок, остановился и вышел. Он поднял крышку капота и стал дергать провода, пока мотор не заглох. Он закрыл капот, забрал ключи и вернулся в отель, где объяснил, что «эскорт» сломался и его пришлось оставить.

Через двадцать минут из бюро проката прислали другой автомобиль, темно-синий «воксхолл».

За годы сотрудничества с ЦРУ Кевин Магуайр, кодовое имя Вестник, прошел через десяток разных процедур безопасности, но на этот раз он попросил вернуться к исходному варианту. Для встречи были заранее определены три места в центральной части города. Агент и его связник прибывали к первому, но если оба или кто-то один замечали за собой слежку или просто чувствовали неладное, встреча переносилась на второе место, куда они должны были прийти через час. Если и третье место не устраивало кого-то по любой причине, контакт переносился на следующий вечер с полной сменой мест.

Майкл подъехал к первому месту: набережной Донегалла, возле моста Королевы Елизаветы. Хорошо ориентируясь в Белфасте, он потратил около двадцати минут на стандартную процедуру проверки, но, исколесив прилегающие улицы и переулки, так и не обнаружил ничего подозрительного. Магуайра однако на месте не оказалось, и Майкл, не останавливаясь, проехал мимо. Просто пропустить встречу Магуйар не мог; видавший виды профессиональный террорист, он был не из тех, кто видит опасность там, где ее нет.

Кевин Магуайр родился и вырос в Баллимерфи в семье портового рабочего и швеи. Подростком он едва ли не каждый вечер уходил из дому, чтобы с другими ребятами бросать камни или бутылки с бензином в британских солдат и местных полицейских. Однажды он показал Майклу свою фотографию того времени: сорванец с коротко подстриженными волосами, в кожаной куртке и с ожерельем из стреляных гильз на шее. В Баллимерфи Кевин считался кем-то вроде героя, потому что умел переворачивать армейские бронетранспортеры с помощью всего лишь пустых бочек из-под пива. Как и большинство католиков в Западном Белфасте, он восхищался людьми из ИРА и одновременно боялся их – восхищался, потому что они защищали жителей от протестантских экстремистов; боялся, потому что они жестоко избивали и ломали ноги любому, кто нарушал установленные правила поведения. Именно так поступили с отцом Магуайра, наказав безработного докера за сбыт краденого.

К тому времени Кевин уже состоял в На фианна эйрин – организации наподобие скаутской, – и отец, несмотря на постигшее его несчастье, настоял на том, чтобы сын остался в ее рядах. В двадцать два года Магуайр вступил в ИРА. Церемония принесения присяги прошла в доме родителей в Баллимерфи. Он навсегда запомнил выражение на лице отца, в котором гордость за сына, ставшего членом могущественной организации, смешалась с унижением – ведь именно эта организация сделала его самого калекой. Кевина приписали к Бригаде Белфаста, а со временем включили в элитное подразделение, действовавшее на территории Британии. У него появились хорошие контакты в Армейском совете, военном командовании ИРА, и разведслужбе, что помогало добывать ценную информацию, когда он стал работать на ЦРУ.

Событием, подтолкнувшим Магуайра на путь предательства, стало нападение на колонну демонстрантов в День памяти 8 ноября 1987 в Эннискиллене. Тогда от взрыва мощной бомбы погибло одиннадцать и было ранено шестьдесят три человека. ИРА попыталась сбить волну общественного возмущения, заявив, что случившееся было ошибкой. Магуайр знал правду – он входил в состав группы, готовившей теракт.

То, что Армейский совет санкционировал нападение на гражданских, привело Магуайра в ярость. Он дал себе клятву, что в будущем не допустит ничего подобного. Ненависть и недоверие к британцам исключали возможность контактов с Интеллидженс сервис или Специальной службой Королевской полиции Ольстера, так что при следующем посещении Лондона он установил связь с ЦРУ. На встречу с ним в Белфаст вылетел Майкл Осборн. Магуайр отказался от денег – «ваших тридцати серебряников», – и постепенно Майкл проникся к нему, террористу ИРА, уважением.

Между ЦРУ и британскими спецслужбами существует договоренность: Управление не вербует агентов в рядах спецслужб и не предпринимает попыток проникнуть в ИРА. После того, как Осборн установил контакт с Магуайром, Управление обратилось к британцам. МИ5 поначалу колебалась, но потом все же дала согласие на дальнейшие встречи при условии, что будет получать информацию одновременно с ЦРУ. На протяжении нескольких лет Магуайр сообщал американцам о готовящихся акциях ИРА и предоставлял данные о составе высшего командования организации. Он стал самым ценным информатором за все время конфликта. Когда Майкла отозвали в Штаты, связь с Магуайром передали другому американцу, Джеку Букэнану, из лондонской резидентуры ЦРУ. С тех пор Осборн не виделся и не разговаривал с Кевином.

Майкл проехал на юг по Ормо-роуд. Вторым местом встречи был Ботанический сад, точнее, перекресток Странмиллс-роуд и Юниверсити-роуд. «Хвоста» не было. И все же Магуайр снова не появился.

Оставался последний вариант – поле для регби в квартале Ньютонбреда, и там наконец, помотавшись по городу еще час, Майкл и обнаружил Кевина, стоящим у ворот.

– Почему пропустил первые два? – спросил Майкл, когда Магуайр сел в машину и захлопнул дверцу. – Что-то заметил?

– Ничего такого. Просто… засомневался. – Ирландец закурил. В черном дождевике, черном свитере и черных джинсах, он походил, скорее, на опереточного революционера, чем на настоящего террориста. За то время, что они не виделись, Магуайр постарел – или его состарил Белфаст. В коротких черных волосах проступила седина, под глазами залегли глубокие морщины. Он носил модные в Европе очки, круглые, в металлической оправе, казавшиеся маленькими на широком лице.

– Откуда машина?

– Взял напрокат через портье в «Европе». Первую оставил в переулке, сказал, что сломалась. Через двадцать минут прислали вторую. Чисто, я проверил.

– Никаких разговоров в машине или закрытом помещении. Или ты уже все забыл?

– Не забыл. Куда поедем?

– Давай на гору, как раньше, а? Я только возьму пива.

Они проехали на север почти через весь город, потом поднялись по узкой дороге, проложенной вдоль склона Черной горы. К тому времени, когда Майкл свернул на площадку у обочины и выключил двигатель, дождь уже кончился. Они вышли и сели на капот, потягивая теплое пиво и слушая постукивание мотора. Внизу раскинулся Белфаст. Облака накрыли его, как шелковый шарф, наброшенный на абажур лампы. Ночью город был темен. Желтоватый, будто разведенный, свет теплился в центре, но на западе все поглотил мрак. Здесь, на горе, Магуайром обычно овладевал покой – здесь он, как и большинство парней из Баллимерфи, стал мужчиной, – но сегодня ему было не по себе. Он беспрерывно курил, глотал пиво и, несмотря на холод, потел.

Нервозность развязала язык. Магуайр говорил. Рассказывал то, о чем никогда никому не рассказывал. О детстве, прошедшем в Баллимерфи. О стычках с солдатами. О том, как поджигал их «свиней». Он рассказал Майклу, как впервые трахнул девчонку.

– Ее звали Кэтрин, она была католичка. Я чувствовал себя таким виноватым, что на следующий день пошел к отцу Шимусу и во всем покаялся. Потом я ходил к нему еще не раз – когда убивал британского солдата или полицейского, когда закладывал бомбу, здесь или в Лондоне.

Магуайр рассказал о протестантской девушке из Шанкила, с которой закрутил перед тем, как вступить в ИРА. Она забеременела, и родители с обеих сторон запретили им видеться.

– Мы знали, так лучше для всех. Иначе стали бы изгоями. Пришлось бы уезжать. Жить в сраной Англии или эмигрировать в Штаты. У нее родился ребенок, мальчик. Я так ни разу его и не видел. – Кевин помолчал, глядя вниз, на темный город. – Знаешь, Майкл, я не заложил ни одной бомбы в Шанкиле.

– Боялся, что убьешь собственного сына.

– Да, боялся, что убью собственного сына, которого никогда не видел. – Он приложился к банке. – Я не знаю, чем мы занимались тут последние тридцать лет. Зачем и кому это, на хрен, было надо? Я отдал ИРА двадцать лет жизни. Двадцать долбаных лет. Чего ради? Мне сорок пять. У меня нет жены. Нет семьи. И что я получил? Соглашение, которого можно было достичь десять раз с шестьдесят девятого.

– На лучшее ИРА не могла и надеяться. В компромиссе нет ничего плохого.

– И вот теперь у Джерри Адамса завелась чудная идейка, – словно не слыша Майкла, продолжал Магуайр. – Хочет превратить Фоллз в приманку для туристов. Можешь себе представить? Приезжайте взглянуть на улицы, где проды и мики [14]14
  Проды и мики – клички протестантов и католиков в Северной Ирландии.


[Закрыть]воюют вот уже три десятка лет. Что за хрень! Вот уж не думал, что доживу до такого дня. Три тысячи убитых, чтобы обзавестись рекламным местом в «Нью-Йорк Таймс».

Он допил пиво и швырнул пустую банку в кусты.

– Вы, американцы, не понимаете одного: здесь никогда не будет мира. Мы, может быть, и сумеем остановиться на время, но перемен все равно не будет. Все останется по-прежнему. – Кевин бросил сигарету в траву. Огонек мигнул янтарным глазом и погас. – Ладно, ты ведь прилетел сюда не для того, чтобы слушать всю эту болтовню про политику и провалы Ирландской Республиканской Армии.

– Не для того. Хочу узнать, кто убил Имонна Диллона.

– ИРА тоже хочет это знать.

– Что тебе известно?

– У нас считают, что Диллона давно взяли на мушку.

– Почему?

– Как только Диллона подстрелили, парни из разведки сразу зашевелились. Было подозрение, что его сдал кто-то из Шин фейн, потому что киллер появился в нужном месте точно в назначенное время. Возможно, лоялисты вели наблюдение за ним в районе Фоллз, но это вряд ли. В таком месте, как Фоллз, их бы наверняка заметили, да и Диллон всегда вел себя осторожно.

– Так что же произошло?

– Парни из ИРА перевернули штаб-квартиру Шин фейн вверх дном. Обшарили каждый дюйм – искали миниатюрные видеокамеры и скрытые передатчики. Распугали весь штат и волонтеров. И не зря.

– Что нашли?

– Одна девчонка из волонтеров, Кэтлин, сидела на телефонах, отвечала на звонки. Так вот, выяснилось, что она водила дружбу с протестанткой.

– Кто такая?

– Называла себя Стеллой. Кэтлин думала, что ничего плохого не делает… мирное соглашение и все такое. Ребята из ИРА прижали ее. Сильно. И девчонка раскололась. Призналась, что рассказывала Стелле о руководителях Шин фейн, в том числе и о Диллоне.

– С Кэтлин можно поговорить?

– Вряд ли. Диллон пользовался большой популярностью. В семидесятых входил в состав Белфастской бригады. Служил под Джерри Адамсом. Отсидел десятку в Мейзе. В общем, ИРА уже собиралась пустить ей пулю в башку, но тут вмешался Джерри Адамс и спас ей жизнь.

– Но Кэтлин дала ИРА описание Стеллы?

– Да. Высокая, привлекательная, черные волосы, серые глаза, хорошие скулы, квадратный подбородок. К сожалению, это все. Стелла вела себя профессионально и чертовски осторожно. Никогда не появлялась там, где у Шин фейн стояли камеры наблюдения.

– ИРА известно что-нибудь о Бригаде Освобождения Ольстера?

– Ни хрена. Но вот что я тебе скажу. ИРА не будет сидеть сложа руки. Если служба безопасности не уймет мерзавцев, здесь так грохнет, что весь этот гребаный город взлетит на воздух.

Майкл высадил Магуайра на пересечении Дивис-стрит и Миллфилд-роуд. Ирландец вышел из машины и, не оглядываясь, растворился в темноте. Майкл проехал несколько кварталов до «Европы» и, предоставив «воксхолл» заботам портье, поднялся в номер. Магуайр дал не много, но по крайней мере теперь было с чего начать. Судя по всему, Бригада Освобождения Ольстера имела неплохую разведслужбу, и одним из оперативников была высокая женщина с черными волосами и серыми глазами. Собой Майкл тоже был доволен: после долгого перерыва возвращение прошло успешно, он провел встречу с информатором и не прокололся. Теперь бы поскорее улететь в Лондон и передать полученные сведения в Лэнгли.

Было уже поздно, но голод и приятное возбуждение гнали из номера. Девушка-портье порекомендовала ресторан «Артур», рядом с Грейт-Виктория-стрит. Майкл пристроился за маленький столик у двери, заказал отбивную по-ирландски с тушеной в сметане и сыре картошкой и полбутылки вполне сносного кларета. Около одиннадцати он вышел из ресторана. По центру города гулял холодный ветер.

Возвращаясь в отель по той же улице, Майкл увидел идущую навстречу девушку. Она шла быстро, засунув руки глубоко в карманы черного пальто. С плеча свисала черная сумочка. Он видел ее раньше, в «Европе» – то ли в баре, то ли на этаже, с тележкой для белья. Девушка смотрела прямо перед собой – такую привычку город вырабатывал у всех, кто не искал неприятностей себе на голову. Здесь никто ни на кого не смотрел, а уж тем более на пустынной улице в поздний час.

Их разделяло не более двадцати футов, когда девушка споткнулась о решетку и, не успев даже вытащить руки из карманов, упала на тротуар. Замок сумочки раскрылся, и содержимое рассыпалось. Майкл быстро подошел к ней и наклонился.

– Вы не ушиблись?

– Нет. Все в порядке, спасибо.

Она поднялась на корточки и начала собирать вещи.

– Я вам помогу.

– Не беспокойтесь. Я сама управлюсь.

За спиной послушался гул набирающего скорость автомобиля. Майкл обернулся – по Грейт-Виктория-стрит мчался средних размеров «ниссан» с потушенными фарами. И в ту же секунду к затылку прижалось что-то твердое и холодное.

– Садитесь в машину, мистер Осборн, – спокойно сказала девушка, – или я всажу пулю вам в спину.

Машина ткнулась в бордюр и остановилась. Задняя дверца открылась. Майкл увидел двух мужчин в балаклавах. Один из них выскочил, втолкнул Майкла в салон и сел рядом. В следующую секунду автомобиль сорвался с места и, набирая скорость, понесся по Грейт-Виктория-стрит, оставив девушку на тротуаре.

Едва они выехали за город, как незнакомцы пригнули Майкла к полу и начали избивать кулаками и рукоятками пистолетов. Он попытался закрыть лицо и голову, но удары сыпались и сыпались. Перед глазами запрыгали цветные круги, в ушах зазвенело, и Майкл провалился в темноту.

Глава восемнадцатая

Графство Арма, Северная Ирландия

Майкл не приходил в себя постепенно, а очнулся сразу, вдруг и понял, что лежит в багажнике. Он не знал, сколько времени был без сознания, а открыв глаза, ничего не увидел – ему на голову надели черный мешок. Майкл закрыл глаза и попытался оценить степень повреждений. Профессионалы могут избить человека до полусмерти, не оставив на теле ни малейшего следа, но им явно занимались любители. Лицо распухло, во рту ощущался вкус крови. Он не мог дышать через нос. Голова болела в нескольких местах. Судя по тому, что даже самый неглубокий вдох отзывался мучительной болью, ему сломали не меньше пары ребер. Распухло и в низу живота.

Наверное компенсируя «выключенное» зрение, обострились остальные чувства. Майкл слышал все: натужные стоны пружин, музыку, голоса, говорившие на гаэльском. Они могли обсуждать погоду или решать, где лучше его утопить – он все равно бы ничего не понял.

Какое-то время машина мчалась на большой скорости по ровной дороге. Шел дождь – Майкл слышал шорох шин по мокрому асфальту. Минут через двадцать «ниссан» сделал поворот на девяносто градусов. Скорость заметно упала, машину стало потряхивать. Каждая выбоина, каждый наклон, каждый подъем отдавались болью во всем теле, от головы до паха. Чтобы отвлечься от боли, он попытался думать о чем-нибудь приятном.

Элизабет… дом…

В Нью-Йорке вечереет. Элизабет наверно дает малышам по последней бутылочке. На мгновение Майкл почувствовал себя полным идиотом – как можно было променять семейную идиллию на приключение с похищением и избиением в Северной Ирландии, – но ни к чему хорошему такие мысли не вели, и он отогнал их.

Впервые за много лет – наверно потому что подсознательно он допускал возможность развития событий по наихудшему сценарию – Майкл подумал о матери. Его воспоминания о ней были, скорее, воспоминаниями любовника, а не сына: римские кафе, прогулки по берегу Средиземного моря, обеды в греческих тавернах, ночные восхождения на Акрополь. Отец иногда пропадал неделями, и они не получали от него ни весточки. Возвратившись домой, он ни слова не говорил о том, где был и что делал. Мать в отместку разговаривала только на итальянском, который отец понимал очень плохо. Еще она мстила ему тем, что приводила домой мужчин и никогда не скрывала это от сына. Часто она говорила Майклу – то ли в шутку, то ли всерьез, – что его настоящий отец богатый сицилийский землевладелец, от которого он унаследовал смуглую кожу, черные волосы и длинный прямой нос. Тайна ее измен, разделенная на двоих, неким мистическим образом связала мать и сына. Она умерла от рака груди, когда ему исполнилось восемнадцать. Отец знал, что у жены и сына есть от него секреты – обманывая других, он и сам оказался обманутым. После смерти Анастасии они не разговаривали почти целый год.

Мысли перескочили на Кевина Магуайра. В ИРА с изменниками не церемонились: жестокие пытки и пуля в затылок – другого наказания не существовало. И тут же подумалось: кого на самом деле предал Магуайр, ИРА или его, Майкла? Он прокрутил в памяти события вечера. Две машины, красный «форд» и синий «воксхолл». Два пропущенных Магуайром места встречи, набережная реки Лаган и Ботанический сад. И сам ирландец, возбужденный, потеющий, не выпускающий изо рта сигареты. Почему он нервничал? Подозревал, что за ними следят? Или чувствовал вину перед связником, которого собирался подставить?

Свернув с шоссе на проселок, машина запрыгала, закачалась. Майкл невольно застонал – боль от сломанных ребер пронзила, как удар ножа.

– Не беспокойтесь, мистер Осборн, – раздался мужской голос. – Потерпите еще немного, нам уже недалеко.

Минут через пять «ниссан» остановился. Багажник открыли, и Майкл почувствовал порыв холодного, сырого ветра. Двое мужчин подхватили его под руки, вытащили и поставили на ноги. Шел дождь, и капюшон не спасал – каждая капля била по голове, как молоток. Майкл попытался сделать шаг, но колени не держали – ноги подкосились, и он стал падать. Похитители успели поймать его раньше, чем он встретился с землей, и потащили к каменному коттеджу. Комнаты… коридоры… двери… Ноги волочились по дощатому полу. Наконец его посадили на жесткий стул с прямой, как доска, спинкой.

– Когда дверь закроется, мистер Осборн, можете снять капюшон. Здесь есть теплая вода и полотенце. Умойтесь. С вами хотят поговорить.

Майкл стащил заскорузлый от засохшей крови мешок и зажмурился – яркий, резкий свет полоснул по глазам. Из мебели в комнате были два стула и стол. Цветистые обои на стенах, местами отклеившиеся и провисшие, напомнили о гостевом коттедже в Кэннон-Пойнте. На столе стоял эмалированный тазик с водой. Рядом с ним лежала тряпка и маленькое зеркальце. В двери был «глазок» – возможно за ним наблюдали.

Майкл взял зеркальце. Глаза заплыли – остались только узкие щелочки. Под глазами синяки. Левая бровь рассечена – придется накладывать швы. Если выберешься живым, мысленно добавил он. Разбитые в кровь губы распухли. На правой щеке внушительная ссадина. Волосы слиплись от крови. Зеркало они дали ему умышленно. В ИРА изучали искусство допроса – они хотели, чтобы он, взглянув на себя, изуродованного и беспомощного, пал духом, сдался. Подобную методику британцы десятилетиями опробывали на бойцах ИРА.

Майкл осторожно снял пальто и подтянул рукава свитера. Намочил в воде тряпку и начал обрабатывать лицо, стирать кровь с глаз, губ, носа. Потом, склонившись над тазиком, смыл кровь с волос. Аккуратно причесался. Снова посмотрел на себя в зеркало. Вид не улучшился, черты не обрели прежнюю симметричность, но крови почти не осталось.

В дверь стукнули.

– Надень капюшон, – приказал голос.

Майкл не шелохнулся.

– Я сказал, надень капюшон, мать твою…

– Он перепачкан кровью. Мне нужен чистый.

За дверью послышались тяжелые шаги и сердитые крики. В комнату ввалился мужчина в балаклаве. Подойдя к столу, он схватил грязный мешок и напялил на голову пленнику.

– В следующий раз, когда я скажу надевай, надевай, – прорычал он. – Понял?

Майкл промолчал. Дверь закрылась, и он снова остался один. Им не удалось навязать ему свою волю, а значит, победа за ним.

Прошло минут двадцать. Майкл сидел на стуле, с пропахшим его собственной кровью капюшоном на голове. Он слышал голоса, а однажды до него долетел отдаленный крик. Наконец дверь снова распахнулась. В комнату вошел мужчина. Майкл слышал его дыхание и чувствовал его запах: сигарет, тоника для волос и женского одеколона, напомнившего ему о Саре. Мужчина опустился на второй стул. Должно быть он был крупного сложения, потому что стул под ним заскрипел.

– Можете снять капюшон, мистер Осборн.

Голос был уверенный, спокойный, звучный – голос человека, привыкшего распоряжаться. Майкл стянул мешок, положил его на стол и посмотрел незнакомцу в глаза. Черты его не отличались изяществом – широкий плоский лоб, тяжелые скулы, сплющенный нос боксера. Ямочку на квадратном подбородке, похоже, вырубали топором. Он был одет в белую рубашку с галстуком, темно-серые брюки и такую же жилетку. Под густыми бровями светились умом голубые глаза. Мужчина почему-то улыбался.

Присмотревшись, Майкл узнал лицо – он видел его на фотографии в файлах Синтии Мартин, которые они вместе просматривали в Лэнгли. Фотография была сделана в тюрьме Мейз, где этот человек провел несколько лет.

– Боже! Что же это они с вами сделали? Я сказал ребятам отвесить вам тумаков, но они, похоже, перестарались. Извините, такое с ними случается – как войдут в раж, не остановишь.

Майкл промолчал.

– Вас зовут Майкл Осборн и вы работаете на Центральное Разведывательное Управление в Лэнгли, штат Виргиния. Несколько лет назад вы завербовали агента, члена Ирландской Республиканской Армии. Его имя Кевин Магуайр. Полученную от него информацию вы передавали МИ5. После вашего возвращения в Штаты связь с Магуайром осуществлял человек по фамилии Букэнан из лондонской резидентуры ЦРУ. Не пытайтесь это отрицать, мистер Осборн. У нас нет времени, и я не сделаю вам ничего плохого.

Майкл по-прежнему молчал. Можно, конечно, говорить что угодно, настаивать, что произошла ошибка, но это ничего не даст – его только продержат здесь еще дольше да сломают еще пару ребер.

– Вы знаете, кто я, мистер Осборн?

Майкл кивнул.

– Так расскажите, доставьте мне удовольствие. – Мужчина прикурил две сигареты и, оставив одну себе, протянул другую пленнику. Через секунду между ними повисла пелена дыма.

– Вы – Шимус Девлин.

– Знаете, чем я занимаюсь?

– Вы возглавляете разведывательный отдел ИРА.

В дверь отрывисто постучали, и кто-то произнес несколько слов на гаэльском.

– Повернитесь лицом к стене.

Дверь открылась. Кто вошел в комнату и положил что-то на стол. Дверь закрылась.

– Можете повернуться, – сказал Девлин.

Предмет, который поставили на стол, оказался подносом с чайником, двумя надтреснутыми чашками и маленьким молочником. Девлин разлил чай.

– Надеюсь, вы получили сегодня хороший урок, мистер Осборн. Надеюсь, вы поняли, что нельзя безнаказанно вербовать агентов в наших рядах. Вы ведь считали нас кучкой тупых тайгов, не правда ли? Или шайкой вылезших из болот миков, да? А ведь ИРА воюет с британским правительством на этом острове уже почти сто лет. За такой срок даже мы кое-чему научились.

Майкл молча пил чай.

– Кстати, хочу вас успокоить, на Магуайра нас вывел Букэнан, так что вы ни при чем. У нас есть особое подразделение, ведущее наблюдение за подозреваемыми в измене. Имена тех, кто в него входит, известны только мне. В прошлом году у нас появились кое-какие сомнения насчет Магуайра, и я установил за ним слежку в Лондоне. Так мы узнали, что он встречается с Букэнаном.

Лучше не стало. Майкл поставил чашку.

– Зачем взяли меня?

– За тем, что я хочу вам кое-что сказать. – Девлин подался вперед, через стол. – ЦРУ и британские спецслужбы пытаются обнаружить следы Бригады Освобождения Ольстера. Думаю, ИРА могла бы вам помочь. В конце концов мы тоже заинтересованы в прекращении неконтролируемого насилия.

– Что у вас есть?

– Тайный склад оружия в Сперрин-Маунтинс. Склад не наш, и, похоже, не принадлежит ни одной из других протестантских групп.

– Где именно в Сперрин-Маунтинс?

– На ферме неподалеку от деревни Крана. – Девлин подал Майклу листок с неумело нарисованной картой, на которой было отмечено местонахождение фермы.

– Что вы видели?

– Грузовики. Какие-то ящики. Все, как обычно.

– Люди там есть?

– Похоже, пара парней живут там постоянно. Ведут себя осторожно, регулярно обходят территорию. Оба, добавлю, неплохо вооружены.

– ИРА еще ведет наблюдение за фермой?

– Нет, наблюдение мы сняли. У нас нет необходимого оборудования.

– Зачем вы рассказываете об этом мне? Почему бы не передать информацию британцам или местной полиции?

– Я не доверяю ни одним, ни другим. Не забывайте, что и в британских спецслужбах, и в КПО есть люди, годами сотрудничающие с протестантскими полувоенными формированиями. Я хочу, чтобы этих ублюдков остановили, пока они не втянули всех нас в полномасштабную войну, и не верю, что британцы и полиция сделают это в одиночку. – Девлин потушил сигарету и улыбнулся. – Ну что, разве такая информация не стоит пары царапин и синяков?

– Пошел ты, Девлин.

Ирландец рассмеялся.

– Вот теперь вы свободны и можете идти. Надевайте пальто. Пользуясь случаем, хочу показать вам кое-что.

Майкл вышел из комнаты вслед за Девлином. В доме пахло жареным беконом. Миновав гостиную, ирландец свернул в кухню, чистую и аккуратную, с развешенными над плитой медными горшками и словно сошедшую со страниц какого-нибудь местного журнала. Идиллическую картину нарушали лишь сидящие вокруг стола люди в балаклавах.

– Вам понадобится вот это, – сказал Девлин, снимая с крючка и передавая Майклу шерстяную шапочку. – Ночь сегодня, боюсь, неподходящая для прогулок.

Выйдя из дома, Девлин повел Майкла по раскисшей от дождя тропинке. Темно было так, словно на голову снова надели мешок. Он смутно различал впереди мощную фигуру ирландца, уверенно идущего по дорожке, и старался не отставать. Девлин остановился у какого-то строения, похожего на амбар, постучал в дверь и сказал что-то по-гаэльски. Дверь открылась, и они вошли.