Текст книги "Наречия"

Автор книги: Дэниэл Хэндлер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)

– Надеюсь.

– Вроде бы как, – кивнул он. – Вроде бы как. Надеюсь, все-таки что-то произойдет, иначе я бы не торчал здесь. Потому что мне нужен видеоматериал. А иначе к чему вся эта канитель?

– А я, выходит, не так уж и важен, – сказал я и пожалел, что у меня не две бутылки вина – причем не только по вполне понятным причинам. Я пожалел, что мне недостает необходимого символизма, двух бутылок, одной со сладким красным вином радости и второй – с белым и горьким вином разочарования, чтобы я смешал их у себя во рту и получил розовое. Здорово придумано, правда? – А я, значит, не важен?

– Важен, не важен, это не самая главная твоя проблема, – ответил он. – Куда важнее, что в данный момент ты без штанов.

– Потрясающий вид, Адам! – крикнула Эдди. – Я навела резкость. Все в фокусе – красота! Солнце светит и все такое прочее, как раз там, где надо. Иди ко мне!

– Иду! – откликнулся он и помахал рукой. – С тобой все в порядке? Хочешь посмотреть, Майк? Пойдем, сам все увидишь.

– Нет, – ответил я. – Подожди минутку.

– Сейчас, – отозвался Адам и отошел от меня в самой высшей точке моей карьеры. Он направился к своей подружке. Они повернулись ко мне спиной, устремив взгляды в сторону Сан-Франциско. Вот так она всегда и уходит, любовь, – с кем-то другим, прочь от меня. Я же по-прежнему стоял посреди колючей травы.

Они обернулись.

– Иди взгляни! – крикнул Адам. – Вид потрясающий.

– Давай иди к нам! – позвала меня Эдди. – Иди взгляни! Иди взгляни! Иди взгляни! Иди взгляни! Иди взгляни!

Что мне еще оставалось? Я подошел и взглянул.

Я стоял в одних трусах там, где кто угодно мог меня увидеть, но, слава богу, никто не увидел. Адам и Эдди смотрели в камеру, а камера смотрела не в том направлении, поэтому я там стоял совсем один, уставившись на знаменитое здание, какое именно – не хочу уточнять ни в моем романе, ни здесь. Я просто стоял там, семнадцатого января, и смотрел туда, куда смотрели эти люди, но только не на меня. Это было ужасно, этот сдвиг фокуса. И это любовь – если она не с вами, нечто жгучее заставляет людей смотреть в сторону, и такое ощущение, будто вам врезали кулаком в горло. Невозможно вынести символизма этого момента – я стоял в своей глуши, и на меня никто не смотрел, мне никто не платил, объектив камеры был наведен не на меня. Даже в романе я просто стою там, глядя на знаменитое здание, ощущая этот ужасный сдвиг, потому что спустя пару минут его не стало.

Ясно

Эта часть истории о любви забыта теми, кто в ней участвовал. Случись вам спросить о ней любого из тех участников, кто до сих пор еще жив, он бы наверняка кое-что вспомнил, но не все. Каждому запомнились какие-то совершенно не связанные между собой детали. С другой стороны, участники этой истории больше не видятся друг с другом. Их образы не посещают друг друга даже во сне. И не важно, куда забредет воображение тех из них, что еще живы; их пути никогда не пересекаются. Все четверо окончательно и бесповоротно распрощались друг с другом.

А вот лес все там же, где и был когда-то, охраняемый государством. Деревья стоят плотной стеной, бархатистый темно-зеленый ковер мха, грибы, которые нельзя есть, – все это там же, где и раньше. Если бы вы спросили у обитателей леса, помнят ли они эту историю, что бы они вам сказали? Ничего. Лес не отвечает на дурацкие вопросы. Лес тоже окончательно и бесповоротно распрощался с этими людьми. И если лес способен мыслить – хотя лично я в этом сильно сомневаюсь, – он несколько мгновений думал об этих людях, пока все происходило, а потом выбросил их из своей зеленой головы. Все равно как если кто-то знакомый рассказывает вам историю о том, кого вы не знаете, или же вы обращаете внимание на то, как двое влюбленных громко выясняют на улице отношения, не замечая, что вы на них смотрите. Вы можете кое-что вспомнить – что он пил, или как быстро кончились деньги, или что она вам наврала. Или же в следующий раз вы вспомните пивную кружку или фен и подумаете: он швырнул в нее этой вещью, и она разбилась о стену. Да, ну а потом что? Ведь не в вас же ею швырнули. Не вы в этой истории получили синяки.

Голая кожа Адама. Голая кожа Эдди, в этот момент еще без синяков, парочка жадно целуется на поляне. Эдди – женщина, причем почти без одежды. Рубашка на Адаме расстегнута почти до пояса, одно плечо голое, вид довольно дурацкий, но он этого не замечает. На Эдди никакой рубашки нет, она валяется где-то в траве. Эдди лежит на земле. Грудь у нее обнажена, кожа белеет в тусклом солнечном свете. Эдди ловит ртом воздух и ерзает. Адам, разумеется, лежит сверху. По соседству валяются их куртки. Воздух напоминает хруст откушенного спелого яблока. В тех местах, которых не касается Адам, кожа Эдди вся в пупырышках. Она продолжает шарить руками, словно пытается что-то нащупать на своем теле, притягивает его голову то к своему соску, то к плечу – думаю, главным образом для того, чтобы согреться. Потому что те части ее тела, где Адама нет, начинают замерзать. Адам расстегивает ремень на джинсах, затем «молнию»; так оно и задумано – чтобы они трахнулись посреди леса.

Адам пару раз мигает, глядя на нее. Глаза его налиты кровью, как и его пенис. Он смотрит на Эдди, как она вся ерзает, и на какое-то мгновение кажется, будто внутри нее извивается нечто страшное, то ли змея, то ли гигантский червь, хотя на самом деле Эдди просто старается устроиться поудобней. На поляне полно шишек и сухих ветвей, поэтому у Эдди ощущение, что она лежит на матрасе, наполненном орехами, которые перекатываются и потрескивают под ней. Адам приподнимает Эдди одну ногу, прищуривается и на мгновение морщится.

– Ты?.. – спрашивает его Эдди. – Если не хочешь, не надо.

– Да нет, – отвечает Адам.

– Извините, – раздается чей-то голос. – Я действительно не хотел вам мешать.

Человек отодвигает в сторону еще одну ветку и выходит на поляну вместе со своим рюкзаком.

В конце концов, что такое лесная поляна? Такое место в лесу, где ничто не растет или же где когда-то что-то росло, но больше не растет. По идее, на поляне ничего не должно быть. Вот почему Эдди и Адам и выбрали поляну. А теперь на ней появился кто-то еще. По крайней мере он извиняется.

– Извините, я, честное слово, не нарочно. Моему другу срочно требуется помощь. Он упал и не может идти. Он не смог прийти даже сюда. Еще раз извините.

Адам роняет ногу Эдди на землю. На коже, там, где он ее держал, остаются следы пальцев, ряд небольших отметин. Эдди тянется за рубашкой.

– Что?

– Извините меня, – повторяет незваный гость. – Мне действительно нужна ваша помощь. Помощь. Моему другу нужна ваша помощь.

– Что? Где он? – спрашивает Адам.

– Меня зовут Томас, – говорит незнакомец без акцента. – Мы с другом бродили по лесу. Он… я даже не знаю, как это произошло, сейчас он возле ручья или речки. И не может идти. Мы с ним вместе упали, когда бродили по лесу. Мне нужно…

– Тебе нужен лесничий, – говорит Адам, моргая налитыми кровью глазами. – Или сторожка лесничего.

– Я знаю, – говорит незнакомец, то есть Томас. – Но кто-то должен посидеть рядом с ним. Или же я пойду, вернее, вы пойдете, а я посижу с ним. Все равно нужна ваша помощь.

Эдди и Адам даже не глядят друг на друга. Коль уж речь зашла о моральной дилемме, то эта не так уж велика. Адам застегивает штаны и протягивает Эдди ее куртку, которая валяется ближе, чем его собственная.

– Прошу вас еще раз, извините меня, – говорит Томас. – Я… или, может, мне лучше уйти? Право, я не хотел.

– Одну секундочку, – говорит Эдди с земли. – Мне надо одеться.

– Вижу, – отвечает Томас, отворачивается и делает несколько шагов в сторону деревьев, так что Эдди и Адаму виден только его рюкзак. Вот, пожалуй, и все приличия, какие можно здесь соблюсти. Адам накидывает куртку и зашнуровывает кроссовки. Он идет прочь от Эдди, словно стыдится ее. Идет через всю поляну туда, где его поджидает Томас.

– Извините, – в очередной раз говорит Томас. – Просто я, кроме вас, никого здесь не нашел.

Адам одаривает Тома ледяной улыбкой и всплескивает руками – мол, что поделать, – хотя в душе готов убить его на месте.

– Мы собирались перепихнуться, – говорит он. В конце концов, почему не назвать вещи своими именами. Раз вы в лесу и больше никогда не увидите этого человека.

– Я понимаю, – мямлит Том. – Ради бога, извините меня.

– Девушка стесняется, – говорит Адам. Оказывается, в лесу их трое, а не двое, как они первоначально предполагали. В лесу их теперь трое, и двое из них мужчины, и поэтому, что бы ни произошло, они во всем будут винить ее.

– Да-да, – говорит Томас. – Еще раз прошу меня извинить. Кстати, меня зовут Томас.

– Меня – Адам.

Адам и Томас обмениваются рукопожатием, однако Адам все еще зол. Он пропустил мимо ушей, когда Томас представился в первый раз. Томас – так звали первого возлюбленного Эдди месяцев за шесть-семь до того момента, когда произошла эта история. Адаму это известно от самой Эдди, она часто рассказывает ему о Томасе, вроде того, как мы обычно рассказываем про наших знакомых. Эдди и Томас расстались мирно, без слез и некрасивых сцен, и, когда они с Эдди лежали, обнявшись, в постели и она рассказывала ему про Томаса, Адам мысленно забрасывал своего предшественника камнями. Адам ненавидел его всеми фибрами души и сделал все для того, чтобы и Эдди прониклась такой же ненавистью. Увы, номер не прошел, хотя Эдди признала, что ее бывший приятель был далек от совершенства, и двое мужчин никогда не видели друг друга – то есть не видели до этого момента, в лесу, когда Адам сделал вывод, что Томас из рассказов Эдди и Томас, что сейчас стоит перед ним, одна и та же личность.

– Что вы здесь делаете? – спрашивает Адам. – Сегодня туман. Туман и дождь. Кто в такую погоду бродит по лесам?

– Я бы мог задать вам точно такой же вопрос, – говорит Томас. Лучше бы он этого не делал.

– Можно подумать, ты не видишь, что мы здесь делаем, – говорит Адам и трет кулаками глаза.

– Что у вас с глазами? – интересуется Томас.

– Аллергия, – отвечает Эдди, уже успевшая одеться. Она подходит и становится рядом с мужчинами. Адаму через ее плечо хорошо видна поляна. Эдди забрала с собой все вещи, и теперь нет никаких следов, даже на траве, следов двоих людей, нет, троих, которые только что там были. Адам вернется домой и обнаружит, что на кроссовки налипла земля, а на куртку – лесной мусор. Какие-то травинки попали ему в носки, и он несет на себе небольшие следы леса, но не наоборот.

– У Адама здесь на что-то аллергия, – говорит Эдди. – На что-то такое в лесу.

– Вот как? – спрашивает Томас Адама, глядя тому в глаза.

– Где ваш приятель? – отвечает вопросом на вопрос Адам. – Где ваш друг, с которым вы бродили по лесу?

От него не скрылось, что Эдди даже не сочла нужным представиться.

– Вон в той стороне, – говорит Томас, и все трое навсегда покидают поляну. То есть все трое уходят с поляны до конца этой истории. Так обстоят дела в любви и в жизни. И в любви, и в жизни мы проводим какое-то время с одними людьми, а потом встречаем других людей, тех, кого до этого даже не знали, и уходим вместе с ними, и оставляем в прошлом все те вещи, что у нас были прежде. Иногда мы оставляем других людей. А иногда уходим из леса и оставляем там людей, чтобы больше никогда их не увидеть. Такое случается каждый день. Каждый день – но никто этого не замечает и не парится по этому поводу.

Возле ручья или речки – Стивен, рядом с ним два рюкзака. Он лежит почти плашмя на нескольких плоских камнях. Его ноги вытянуты к воде, а голова закинута к небу. Стивен бледен – впрочем, возможно, он всегда такой. Однако он улыбается и лежит, широко раскинув руки. Адам, Эдди и Томас выходят из-за деревьев, и пострадавший тотчас сворачивается в клубок и бросает в их сторону хмурый взгляд.

– Стивен, вот и мы, – говорит Томас. – Я нашел этих людей на поляне.

– Мы слышали, вы ушиблись, – подает голос Эдди.

– Привет, – говорит Стивен. Вид у него совсем не ушибленный.

– В чем дело? – спрашивает Адам. – Что с тобой стряслось?

– Боюсь, я не могу встать на ноги, – отвечает Стивен. – Что-то в этом роде. Мне… больно. Даже неприятно смотреть.

Стивен тянется к правой ноге и отводит в стороны штанину брюк, которую кто-то предварительно разрезал по всей длине – ножом или ножницами, – чтобы посмотреть, что там. Или же это часть раны, то, отчего ему больно. Эдди испуганно вскрикивает, или же Адам. Начиная от колена и почти до самого ботинка нога с одной стороны раздулась багрово-черным пузырем. Она раздулась вдоль продолговатой раны; впрочем, рана слегка затянулась и уже не кровоточит, словно все произошло еще вчера, и она потихоньку начала заживать. Или же это не более чем прикол, и весь этот ужас создан с помощью толстого слоя краски. Однако вздутие слишком уж реалистично – нежная, воспаленная кожа подрагивает, и кажется, что стоит дотронуться до нее пальцем, как она лопнет, и наружу хлынет кровь. Так что нога у него действительно болит, она как-то странно изогнута.

– Мне больно, – говорит Стивен, и теперь видно, что ему и впрямь лихо. На лбу выступил пот. Он поворачивает голову и сплевывает на землю. – Жуть как больно.

– Ты лучше накрой ногу, – говорит Эдди. – По-моему, так будет лучше.

Эдди обводит взглядом берег ручья, через который они с Адамом только что перешли, а может, прошли вдоль берега – она уже точно не помнит. В данную минуту Эдди предпочла бы вновь оказаться на поляне, хотя, если признаться честно, лежать там было неудобно, и сама она не горела особым желанием. Но даже те поцелуи были куда приятнее израненной ноги, этой сцены на берегу ручья. Эдди кажется несправедливым, что она угодила в такую историю, что они с Адамом должны что-то предпринять для спасения Стивена лишь потому, что судьба занесла их в лес именно сейчас.

Наверное, они с Адамом могут сказать, что пойдут позвать людей на помощь, а сами потихоньку слиняют отсюда, уйдут из леса и вернутся домой. Еще довольно рано. Наверняка здесь, у ручья, еще появится кто-то другой.

– Как все произошло? – спрашивает Адам. Стивен закрывает рану куском штанины, и Адаму кажется, что он совершил ошибку, что на самом деле здесь два Томаса, один – бывший любовник Эдди, и второй – тот, что вышел из леса.

– Мы упали, – в один голос отвечают Томас и Стивен. Томас указывает в сторону невысокого каменистого склона в нескольких ярдах. Что ж, в принципе с него недолго и упасть.

– Мы слишком долго тащили их на себе, – добавляет Стивен и хлопает по стоящим рядом рюкзакам.

– Да, рюкзаки тяжелые, – подтверждает Томас, хотя его собственный рюкзак у него за плечами. – Нам надо найти сторожку лесничего, но, боюсь, Стивена нельзя трогать с места.

– Лучше не надо, – соглашается Стивен, – потому что будет еще больнее. Не стоит лишний раз беспокоить рану.

– Мы пойдем, – говорит Эдди. – Двое из нас пойдут. К выходу из леса, откуда мы все вошли сюда. Здесь недалеко, минут двадцать, не больше. Можно сказать, совсем рядом. Мы ведь с вами не в какой-то там глуши.

– Кто-то должен с ним остаться, – говорит Томас.

– Именно это я и хочу сказать. – Эдди смотрит на Адама, потом в сторону, на ногу Стивена. – Мы пойдем, а вы…

– Нет, мы пойдем, – произносит Адам. У него вновь изменился ход мыслей. Вернулась злость – темная, колючая, которая так и закипает внутри. Он широко раскрывает глаза, чувствуя, как от боли у него раскалывается голова, и все тело не то чтобы гудит, но все же… Это надо же, думал трахнуть Эдди в лесу, и вот тебе – облом, неудивительно, что теперь его душит злость. Говорят, так всегда бывает. А может, все дело в сопернике – специально хочет уйти вместе с ней, оставив его сторожить раненого под тем предлогом, что парню срочно требуется помощь.

– Нет, пойдем мы с Томасом, – говорит Адам, – а ты останешься здесь. Так будет быстрее.

– Почему бы вам не пойти с ней? – предлагает Томас. – Просто скажите лесничему, где мы, или же приведите его сюда, к ручью. Это совсем недалеко от пешеходной тропы.

– У меня с собой карта, – говорит Адам, хотя ни у него, ни у Эдди с собой нет никаких рюкзаков, так что непонятно, где эта карта может быть. Они даже не захватили с собой одеяло, хотя оно и входило в их планы, или бутылку с водой.

– У нас есть карта. Вы оставайтесь здесь, а мы с ним пойдем, Эдди. Только давайте побыстрее. Еще уйма времени до того, как начнет темнеть, но на всякий случай лучше поторопиться. Одна нога здесь, другая там, не успеете прочитать про себя геттисбергскую речь Линкольна.

– Я ее так и не выучила, – признается Эдди.

– В таком случае мы вернемся еще раньше.

– А что у вас с глазами? – неожиданно спрашивает Стивен, прищурясь. Он бы никогда не задал этот вопрос, но ему больно и хочется немного отвлечься.

– Аллергия, – в один голос говорят Адам и Эдди.

– Наверное, на что-то такое в лесу, – добавляет Томас.

– Пошли, – говорит Адам, и Эдди понимает, что его душит злость. Одну руку он держит в кармане, не иначе как сжатой в кулак. С какой стати он бросает ее здесь одну, рядом с незнакомым мужчиной? Она бы могла возразить, только какая от этого польза. Тем более что Стивен, с его ногой, совершенно безвреден. Вокруг них лес, в лесу есть люди, а до темноты еще далеко. Эдди знает, что ей ничего не грозит, с ней ничего такого не произойдет, хотя раньше с ней случались неприятные вещи. Как бы то ни было, она не станет вступать в препирательства на виду у незнакомых людей. Так что они уходят, Адам и Томас, исчезают в лесу. Позднее Эдди подумает, что не иначе кто-то что-то сказал. Если бы что-то сказал кто-то другой, то и вся история тоже приняла бы совершенно другой оборот. Позднее Эдди решит, что лучше бы все было по-другому, как угодно, лишь бы по-другому. Ей даже сейчас так кажется.

И вот двое мужчин уходят.

– Ты Эдди? – спрашивает ее Стивен. Эдди не помнит, чтобы кто-то упоминал ее имя.

– Да, – отвечает она.

– Правда?

– Правда.

– Тогда спасибо тебе, Эдди, если это твое настоящее имя, что согласилась остаться со мной, – говорит он. – Мне стыдно, это все из-за меня.

– Ты ведь не виноват, – отвечает Эдди. – Ты упал. У тебя с собой есть вода?

– Полно, – отвечает Стивен и тянется к рюкзаку, однако Эдди его уже опередила. Она нашла внутри бутылку с водой, а заодно еще свитер, пару носков и складной нож. Эдди делает глоток, проливая при этом немного воды. Эта такая бутылка с соской. Эдди вытирает рот и протягивает бутылку Стивену. Тот берет у нее бутылку, но пить не пьет.

– Как по-твоему, когда они придут? – спрашивает Эдди у Стивена.

– Не знаю, – отвечает тот. – Понятия не имею, где мы. Ничего, думаю, Томас справится. Хотя вел он себя как-то странно. Наверное, из-за меня. Ему неприятно смотреть на мою ногу.

– Это ужасно, – соглашается Эдди. – Не понимаю, как такое могло произойти. Спуск довольно пологий.

– Я упал. – Лицо Стивена перекашивает гримаса боли, он закрывает глаза и делает долгий глоток из бутылки, наверное, чтобы сменить тему. Затем поворачивается к Эдди так, что снова видна рана. Наверное, падая, он зацепился за что-то, за какой-нибудь корявый сук или острый выступ.

– Вы что-нибудь сказали Томасу? – спрашивает Стивен и вновь прикрывает рану. – Он вел себя как-то странно. Даже более чем странно.

– Томас, – отвечает Эдди, – помешал нам. Мы целовались, и…

– И?.. – переспрашивает Стивен, одаривая Эдди довольно жесткой улыбкой.

– И тут появился он, – говорит Эдди.

Все участники нашей истории примерно одного возраста. Того возраста, когда уже есть опыт сексуальных связей. Все они уже любили кого-то, а некоторые, возможно, любят и сейчас. Все они по собственному опыту знают, что такое секс, и если такое уже было в вашей жизни, хочется испробовать его и на свежем воздухе. Действительно, почему бы нет? Но Эдди совсем не хочется поднимать эту тему даже в лесу, когда вокруг ни души. Тем более парень ей не нравится. Или же – она снова переводит взгляд на каменистый склон – ему просто больно и он старается как-то отвлечься от боли. Такое часто бывает. Вы встречаете людей, которым больно, в любви или в жизни, и прощаете им то, как они себя ведут.

– Мы собирались заняться сексом, и тут появился он. Ты это хотел услышать?

– Это самое, – говорит Стивен. – Извини, я всего лишь…

Рядом, где-то неподалеку, среди деревьев, раздается какой-то треск – такое часто бывает в лесу, и Эдди и Стивен тотчас оборачиваются на звук, однако в чаще леса ничего не видно. Хотя Эдди наверняка этого не запомнила, она придвигается ближе к Стивену – так близко, что он при желании может до нее дотронуться, достаточно только протянуть руку. Она придвинулась ближе, услышав странные звуки, так обычно и бывает. Звук характерен для леса – не то треснула, не выдержав собственной тяжести, сухая ветка, а может, это белка или какой-то другой зверек. С другой стороны, кто поручится, что это всего лишь безобидный треск, вдруг кто-то огромный и опасный подкрадывается к ним все ближе и ближе. Эдди и Стивен уже почти прижимаются друг к другу. Разговор их тоже принимает куда более близкий характер. Такое случается сплошь и рядом. Встречаете человека, у вас с ним завязывается разговор, хотя бы по той причине, что вы друг друга совсем не знаете – просто он сидит рядом с вами, например, в кафе или в такси. Со мной такое случалось не раз в барах отелей или же в дальних комнатах на вечеринках, когда вы сидите на куче чьих-то пальто и ставите пластиковые стаканчики на чужую мебель. Часто это очень напоминает любовь, все эти разговоры, когда вы говорите первое, что приходит в голову. Как правило, это те вещи, что мы обычно носим внутри себя, словно боимся назвать их вслух, однако все же это не любовь. Любовь – по крайней мере я так считаю – нечто большее, чем когда двое сидят рядом и рассказывают друг другу секреты, пока не подоспеет помощь. Просто двое разговаривают друг с другом, чтобы отвлечься от странных звуков вокруг них по мере того, как сама история принимает все более нехороший оборот.

– Мне страшно, – говорит Стивен. – Наверное, здесь я и умру.

– Нет! – возражает Эдди, но тотчас вспоминает про его ногу, и ее тоже начинают одолевать сомнения. – Почему ты непременно должен здесь умереть? Будь это что-то действительно опасное, у тебя было бы кровотечение.

– А по-моему, стало еще хуже, – говорит Стивен. – Раз нет кровотечения, значит, стало хуже.

– Не знаю, – говорит Эдди. Она действительно не знает. Потому что стоит только подумать про рану, как все кажется гораздо серьезнее. Иначе с какой стати она сидит здесь, рядом с совершенно незнакомым человеком? Не потому ли, что ему плохо и он умирает?

– Если я скажу тебе, что ты умрешь, ты потом всем об этом расскажешь. Томасу, например. Скажешь, что эта женщина ждала вместе с тобой и все время говорила неприятные вещи, от которых тебе становилось еще страшнее.

– Ты знаешь Томаса? – удивляется Стивен, тотчас хмурится и прикусывает губу. – Мне и впрямь очень больно.

– Может, лучше приподнять ногу? – предлагает Эдди. – Или промыть рану водой?

– Я уже промывал из бутылки, сразу после того, как упал, и еще как раз перед тем, как вы пришли. Ты, главное, отвлекай меня.

– Отвлекать? – Рана, насколько помнит Эдди, была сухая, когда Стивен ее продемонстрировал.

– Ты, главное, говори. Расскажи что-нибудь.

– Хорошо, я расскажу тебе, какой однажды мне приснился сон. – С какой стати ей рассказывать ему сон? Ведь история происходит совсем не в то время, когда на белом свете жили прорицательницы. Подумаешь, сон! И все же мы рассказываем подобные вещи, потому что это кому-то интересно. – Я расскажу тебе сон, который мне приснился прошлой ночью. С тех пор он не выходит у меня из головы.

– В нем что, какие-то конкретные детали? – спрашивает Стивен. – Я, помнится, читал, что некоторые вещи могут отвлечь, если у вас что-то болит. Как на поле боя, когда вам советуют подумать о чем-то конкретном. Например, о вашей девушке.

– Ну, думать о своей девушке – это еще не конкретные детали, – возражает Эдди, – хотя с другой стороны… Нет, то был просто сон, но я добавлю в него конкретные детали. В моем сне я встречалась с парнем, с которым мы учились в одной школе. Если не ошибаюсь, во сне я пару-тройку раз сходила к нему на свидание. В настоящей жизни я его вообще не знаю, то есть мы с ним даже не учились в одной школе. Хэнк Хейрайд.

– Не похоже на настоящее имя, – говорит Стивен.

– Ты прав, – соглашается Эдди. – Совсем не похоже. Раньше мне это и в голову не приходило. Я просто проснулась и подумала, что встречалась с парнем по имени Хэнк Хейрайд. А таких имен не бывает.

– Во сне всякое бывает, – назидательно произносит Стивен.

Эдди его не слушает.

– Хейрайд, – повторяет она. – Черт, откуда только оно взялось? Хейрайд, Хейрайд. Может, Хейторн? Может, все-таки Хэнк Хейторн? В общем, его звали Хэнк, вот только фамилии его не помню… В любом случае кто-то сказал мне, что он умер. Наверное, тоже во сне.

– Знаешь, твой сон почему-то совсем не отвлекает от боли, – говорит Стивен.

Эдди легонько шлепает его по плечу, просто так, без всякой задней мысли, затем на секунду задерживает руку. Стивен наверняка это заметил. Взгляд Эдди устремлен куда-то в направлении каменистого склона, где, судя по всему, Стивен и поранился. Оттуда никак нельзя упасть и получить такую травму. Эдди отказывается в это верить. Но с какой стати ему врать? Зачем он лежит здесь, у ручья, неужели для того, чтобы слушать чьи-то выдумки? Эдди не знает, что и думать.

– Итак, я встречалась с парнем по имени Хэнк Хейрайд, – продолжает она, словно уже сменила тему разговора, – во сне. У нас с ним было несколько свиданий, после чего он сказал, что нам нужно поговорить или же ему нужно мне что-то сказать, в общем, точно не помню. Но это было, разговор на определенную тему, – такое часто бывает, когда какое-то время с кем-то встречаешься, а потом у тебя с этим человеком происходит разговор, и ты говоришь ему кое-какие вещи.

– Например, что ты гей или лесбиянка, – подсказывает Стивен.

– Нет, другое, – возражает Эдди, – например, что у тебя уже есть муж, или что у тебя когда-то был муж, или что у тебя случился выкидыш, или что ты не готова к серьезным отношениям, или что тебе хотелось бы проверить, что будет между вами спустя месяц-полтора, или что-то в том же духе. Ну, в общем, первый серьезный разговор.

– Знаю по собственному опыту, – кивает Стивен.

– Правда? И кто же это был?

– Вряд ли ты с ним знакома, – говорит Стивен, – надеюсь, что не знакома. Некрасивая история. Вообще все эти разговоры до добра не доводят, как ты думаешь?

– Наверное, нет, – вздыхает Эдди. – Впрочем, не знаю.

– У меня такое впечатление, будто ты вечно чем-то расстроена, – замечает Стивен. – У тебя был серьезный разговор с этим, как его там?..

– Томасом?

– Да нет, с тем, другим. Тем самым, с которым ты сюда пришла. Как его там, Адам, что ли?

– Нет, – качает головой Эдди. – Нет и еще раз нет. И, по-моему, ты прав. Я бы наверняка расстроилась, поговори я с ним. Я бы даже, по всей видимости, рассталась с ним уже сегодня, если бы не эта история.

– То есть ты сначала дала бы ему в лесу, а потом попыталась бы завести с ним серьезный разговор?

– Да, и наверняка бы из-за этого расстроилась, – соглашается Эдди. – Мы бы наверняка лгали друг другу – не один, так второй… Впрочем, по-моему, я собиралась рассказать тебе мою историю.

– Мне кажется, этот парень тебе не подходит, – говорит Стивен. – Не понимаю, что ты в нем нашла. – Он протягивает руку и без каких-либо видимых причин поднимает с земли камень и бросает его в ручей. – Думаю, тебе нужен другой. Я это сразу понял, как только вы сюда пришли. С первого взгляда.

– Может, мой сон именно об этом, – отвечает Эдди, и это как раз и есть тот самый вздор, на который я намекаю. С какой стати говорить подобные вещи? К чему притворяться, что сон Эдди – самое главное, когда вокруг творятся такие ужасные вещи? Но так оно и есть.

Стивен смотрит на Эдди, смотрит на ее рубашку, которая была наспех застегнута еще на поляне, и думает про себя: эта женщина сейчас расскажет мне свой секрет.

– В общем, мы встретились с ним в одной кафешке, это заведение действительно существует в городе. И в моем сне. И Хэнк хотел мне что-то сказать, а именно, что он мертв. В общем, это почти то же самое, как если бы он оказался голубым. А может, и нет, потому что проблем возникло больше. Он сказал мне, что есть такие вещи, на какие способны только привидения, и такие, на какие они не способны, а тем временем…

– Ты красивая, – говорит тем временем Стивен так, словно он пьян. Возможно, причиной тому боль, но признайтесь, сколько всего вы способны простить?

– А тем временем… – настойчиво повторяет Эдди.

– Ты красивая, – вновь говорит Стивен. – Что плохого, если я скажу? Мы ведь с тобой больше никогда не увидимся.

Странный он, однако, тип, и Эдди это прекрасно понимает. Но что она может сделать, кроме как продолжить свой рассказ. Странные типы водятся повсюду, и это тоже составная часть любви. Будь в нашей истории женщин больше, чем мужчин, они бы постоянно болтали о своих дружках и тем самым скоротали бы время до наступления темноты. Они бы рассказывали друг другу о том, с какими странными типами сталкивала их судьба, какие странные, если не совершенно кошмарные вещи говорили им эти мужчины. Конечно, всегда найдутся женщины, которые настолько глупы, что рассказывают такие вещи, как только на них найдет соответствующее настроение, или когда они выпили лишнего, или – глупо, ужасно глупо – пока они идут по лесу. И, разумеется, всегда найдутся мужчины, которым все равно, если они говорят или делают что-то такое, от чего женщинам становится не по себе, когда они одни, или даже такие, что – какой бы ни был день – способны, как тот фокусник, извлекающий кролика из шляпы, создать панику из ничего.

Стивен подбирает с земли еще один камень, больших размеров. Если он его бросит, то тем самым причинит ноге лишнюю боль, если нога у него действительно ранена. Но даже это не играет никакой роли в лесу, вот почему история уже забыта ее участниками. Каким образом мы с вами что-то забываем? Мы просто уходим прочь с того места – те из нас, кто еще жив. В нашем сердце так мало полян, так мало мест, где ничего не растет поверх того, что произошло раньше. И это тоже любовь. Вы с людьми, а потом уходите прочь, только не сразу после того, как они впервые вас испугали, потому что вы знаете – такое случается сплошь и рядом. Так что мы все покидаем берег ручья или речки и так никогда и не узнаем, что говорил Эдди призрак Хэнка Хейрайда, пока кто-то пытался что-то соскрести с окон кафешки. Во сне это был конец января, то есть самое время соскребать с окон реальной кафешки рождественские картинки. Картинки соскребут, и окна останутся голыми, и с улицы будет видно, кто сидит внутри, едят они, пьют или просто разговаривают. По мере того как мужчина – а это был мужчина – соскребал с окон картинки, его инструменты производили жуткий скрежет, и скрежет, наверное, и есть самое страшное в этом сне. Когда Эдди проснулась, она прежде всего вспомнила тот звук, тот скрежет, и тотчас поняла, что он означает: нечто пытается соскрести с нее кожу, оставив истекать кровью. Нечто такое, что хочет испугать ее, расцарапать ее в кровь, нечто, что гораздо хуже, чем все ее неурядицы с Адамом, который сейчас спит рядом с ней, несмотря на все их планы отправиться завтра в лес, но, как и следует ожидать, Адама рядом с ней больше нет. Потому что Адам вместе с Томасом пришли на огромный пустырь. Кстати, всю дорогу Адам шел на шаг позади своего спутника. Пустырь порос травой, а с одной стороны виднеются остатки забора, который кто-то разобрал и сложил штабелем. Так что никаких границ здесь нет. Вдали, на другом конце пустыря, тянется пространство воды, а по другую сторону водного пространства виднеется город – Сан-Франциско, одно из самых красивых мест на земле.