Текст книги "Наречия"

Автор книги: Дэниэл Хэндлер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)

– Ой… – произносит Кит.

Аллисон поворачивает норвежский кран, чтобы в унитаз стекла хотя бы струйка воды, и снимает забрызганную рвотой рубашку. Но где Адриан? Первый раз, когда ее вырвало, он держал ей волосы, как никто другой до него – нежными руками художника, привыкшего рисовать апокалипсис. На дворе было Рождество, и приступы тошноты напоминали что-то такое, похороненное в самом центре Земли. А теперь? Аллисон бросает сумочку к двери.

– С тобой все нормально? – спрашивает Кит.

– Меня всего лишь вырвало, – отвечает Аллисон. – Или ты не слышал? Все прекрасно. Ведь я замужем за одним из самых уважаемых художников комиксов Века Вулканов. Беда в другом – мне никогда не приходило в голову, что люди могут быть приветливы ко мне.

– Не вижу в этом ничего удивительного, – говорит Кит и несет ей стакан воды.

– Но потом им достаточно сказать всего одну вещь, и все летит к чертовой матери.

Аллисон ощущает прикосновение прохладного норвежского фаянса и еще глубже наклоняет голову в крошечный унитаз, словно хочет сказать нечто такое, что действительно беспокоит ее. Но ее беспокоит не это. Ее всего лишь вырвало. Беспокоит же ее тот факт, что она одна посреди океана.

– Однажды Адриан услышал, как я резко отозвалась о чем-то, и он даже не отложил ручку. У меня есть несколько любимых стихотворений Джона Донна, я помню их наизусть, и от этого мне грустно.

– Тс-с, – говорит Кит. Аллисон тем временем глоток за глотком пьет воду. – Не надо так громко разговаривать, Аллисон.

– Хочу и буду, – заявляет она и декламирует: – Там, где, подобно подушке на кровати, раздулся берег, чтобы стать местом отдохновения красавицы-фиалки, сидели двое, не мыслившие жизни друг без друга. Он мой единственный, Адриан.

– Ты действительно беременна? – спрашивает Кит. – Ты действительно беременна и любишь своего мужа?

– Я пишу диссертацию, – отвечает Аллисон, – и в центре ее теория о том, что это не твое собачье дело. Да, я часто люблю его. Я часто люблю его, и он все время мой муж.

Кит забрал у нее стакан. Аллисон поднимает глаза и, к своему ужасу, осознает, что он успел снять рубашку. Грудь Кита не идет ни в какое сравнение с грудью Адриана, волосы струятся по ней прядями, точно дым от сигареты. Интересно, в каком возрасте красивых мужчин учат подобным вещам – вот так взять и ввалиться в комнату, где женщине и без того паршиво, и пусть коктейли внушат вам, что это действительно вечеринка. Какие причины нужно привести, чтобы отговорить их от подобных неправильных шагов?

– Меня всего лишь вырвало, – говорит Аллисон. Когда в стенном шкафу одновременно находятся двое, вновь возникает ощущение аптеки. Или она действительно беременна? Но Кит уже положил руку на плечо Аллисон, положил так, чтобы она обратила внимание на то, как важен этот момент.

– Потанцуем?

– Нет.

– Но мы ведь только что танцевали, – настаивает Кит. – Я видел.

Аллисон еле заметно кивает.

– Я слышала песню.

– Да-да, любовь моя, да-да, – говорит Кит, и его рука перемещается ей на живот.

– Другую песню, – говорит Аллисон. – Ту, которую исполнял оркестр. Я помню ее еще со школы. Она спасла мне жизнь, как часто бывает с песнями. «Что бы я ни делал, я всего лишь убиваю время, чтобы быть ближе к тебе». Я эту песню имею в виду, Кит или как тебя там. Уходи, потому что я люблю его. Я его часто люблю. А в другие моменты…

– А в другие моменты бывает отпуск, – говорит Кит. – Вот и ты сейчас в отпуске.

– А в другие моменты на земле ад. Когда его со мной нет, вокруг поджоги и перестрелки, акулы и бармен, который жуткий поклонник.

Она поднимает глаза, и стенной шкаф идет кругом, словно у него тоже кружится голова.

– Я не могу одна. Мне нужна его помощь.

– Впечатляющая история, – говорит Кит, однако руки все же убирает. – Мне можно ее использовать?

– Ты можешь использовать что угодно, – отвечает Аллисон и вытряхивает содержимое сумочки по всей Скандинавии. – Мне из этого ничего не нужно. Полный бумажник денег, которые здесь никто не берет, завалявшиеся в сумочке мятные леденцы, и если тебе захочется повесить очки на шею, найдется веревка. Да, еще упаковка бумажных носовых платков, если ты вдруг всплакнешь, и набор для анализа на беременность.

– О господи! – восклицает Хиллари. Она застыла в дверях ванной, что, с одной стороны, довольно неожиданно, но с другой – очень даже предсказуемо. – О господи, ребята. Живо включайте телевизор. Включайте немедленно.

– Ты разве никогда не стучишь в дверь? – спрашивает Кит и нехотя натягивает рубашку.

– Произошла катастрофа, – говорит Хиллари, но Аллисон не видит глупого выражения ее лица, потому что в данный момент выполаскивает изо рта остатки рвоты и засовывает обратно в сумочку все ее содержимое.

– Я ненавижу тебя, – негромко говорит она Хиллари. – Твои комиксы – сущий идиотизм и к тому же ужасно нарисованы. К тому же ты дважды используешь одни и те же шутки. Например, заголовок твоих комиксов «Маскарад», но, не читая их, уже знаешь, чем там кончится дело. И ты, Кит, тоже. У твоих персонажей дурацкие огромные головы, и вообще, танцуя, не прижимайся ко мне своей джинсовой эрекцией.

Но Аллисон говорит едва слышно, и потому никто не слышит ее молитву. Прошу тебя, Адриан, возьми меня за ремень и избавь от этого судна, во имя баночки, в которой ты хранишь свои карандаши, во имя твоей стрижки. Аминь.

Но не сегодня. Аллисон заставляет себя пройти в спальню, где Хиллари и Кит в ужасе таращатся на пустой экран.

– Нет у нас никакого телевидения, – говорит Аллисон. – Потому что мы посреди океана.

– Как это нет? Разумеется, есть, – говорит Кит. – Разве ты раньше никогда не бывала в «Круизе комиксов»?

Медленно, мучительно медленно на экране возникает объятый пламенем город.

– Это Сан-Франциско, – говорит Хиллари. – Это то место, где живет твой муж, Аллисон. Один в один похоже на его произведение.

– Я тоже там живу, – говорит Аллисон, но в данный момент она на корабле.

– Продавщица из аптеки сказала мне, будто в новостях только что передали, что это вулкан, – говорит Хиллари. – Знаешь, Супруга, мне как-то не по себе. Сначала вулкан, как в его комиксах, а потом ты, беременная, как в его новых комиксах. И все это происходит во время «Круиза комиксов»!

– Переключите канал или выключите телевизор вообще, – говорит Аллисон. Она лежит на кровати, что в принципе входило в ее планы. – Не хочу на это смотреть.

– Не хочешь – не смотри, – говорит Кит. – Тебя никто не заставляет. Но это показывают по всем каналам, хотя я голову на отсечение даю, что это никакой не вулкан.

– Тот самый чертов вулкан, – доносится голос с телеэкрана. – Ад на земле. Вы только посмотрите, какие кадры мы получили, и сами скажете: «Ни хрена себе!»

– Ни хрена себе! – восклицает Кит. – Представляю, сколько зеленых положил себе в карман тот, что отснял эти кадры.

– О господи! – охает Хиллари. – Боюсь, мы теперь застряли в «Круизе комиксов» надолго, если не навсегда. По крайней мере пока этот ужас не кончится. Я вам не мешаю?

Аллисон лежит на полу и пытается слушать. Адриан должен быть здесь, на этом корабле посреди океана, или же она должна быть там, и пусть ее рвет в ее собственной ванной. Сан-Франциско, он куда больших размеров, и в нем больше ее личных вещей. Аллисон смотрит на кучу всякой всячины, которая возвышается посреди каюты, за которую она заплатит позже, если она правильно поняла то, что сказал мужчина за регистрационной стойкой. Она не нужна им одна. Они не хотят, чтобы она была здесь одна, без мужа. И она здесь не одна. Нет, такого просто не может быть. Вы только взгляните, что валяется на полу: бумажник, мятные леденцы, бумажные носовые платки. И среди этого мусора нет пистолета, чтобы проложить себе дорогу, как нет и ребенка, который бы составил ей компанию. У нее нет ничего, на чем можно было бы бежать с этого судна, и прошу вас, умоляю, вы только посмотрите на его пепел на полу! Такое часто случается. Но не настолько.

– Аллисон, ты только посмотри! – Хиллари скачет вверх-вниз, словно обезьяна.

Аллисон в задумчивости переводит взгляд на сумочку в надежде обнаружить нечто такое, чем можно было бы ее прикончить. Пожалуйста, только не пепел.

– О господи, о господи, о господи, о господи, о господи!

– Выживших нет, – доносится голос с экрана телевизора. – Хотя, возможно, и есть. Разумеется, в данный момент мы не можем быть уверены на тысячу процентов относительно каждой мелочи.

Аллисон кладет руку на свой живот. Она кажется себе толстой, хотя, может, это просто она. Может, она здесь одна.

– Помоги мне, – говорит Аллисон, но говорит едва слышно, а те, кого она любит, далеко.

Едва

Будьте осторожны в отношении того, что говорите, за две недели до вашего дня рождения. Если вы упомянете птиц – получите птиц. Если упомянете альбом любимой группы, лучше не покупайте его сами, потому что он уже ждет вас в пакете из магазина грамзаписи «Зодиак рекордс» – десятипроцентная скидка предоставляется в понедельник, среду и пятницу во второй половине дня, когда там работает паренек с курчавыми рыжими волосами и крошечной бороденкой, какую обычно отращивают все бас-гитаристы. Этот парень готов сделать десятипроцентную скидку любому, кто только улыбнется ему. За две недели не упоминайте ничего такого, чего вам не надо; в противном случае, стоит вам только заикнуться, как именно это вы и получите. Так что, повторяю, будьте осторожны.

Это произошло на той неделе, когда буквально все как один запали на альбом «ClienteIe». Андреа и Сэм должны были уйти из дома пораньше, чтобы хозяин квартиры мог наконец отремонтировать стеклянную дверь душевой кабины, которую разбила другая Андреа – она просто прошла сквозь нее в тот вечер, когда состоялся концерт группы «Zumpano». Так что Первая Андреа и Сэм решили просто посидеть на тротуаре с кувшином «Маргариты», разложив перед собой одеяло со всяким барахлом, от которого им хотелось избавиться, – глядишь, что-нибудь да купят. Сэм продала юбку – мать всегда присылала ей на день рождения юбки, целых три, и вышедший в свое время ограниченным тиражом сингл группы «Unsuspecting Motorists» под названием «I Am Here». Этот сингл – настоящий раритет, но Сэм его разлюбила после того, как остальные участники дали под зад гитаристу, на место которого взяли молокососа с курчавыми рыжими волосами и крошечной бороденкой. Было одиннадцать утра, то есть еще слишком рано для голой дамочки на той стороне улицы, так что нет ничего удивительного в том, что Андреа и Сэм разговорились про парня по прозвищу Яйцо.

– Мне он нравится, – сказала Андреа. – Если бы он меня попросил, я бы с удовольствием подбросила его в аэропорт. Вот только вряд ли он меня об этом попросит.

– Тот, другой, как его там, тоже был такой, – согласилась Сэм, делая глоток из кувшина. Из окна комнаты доносились негромкие звуки первого альбома «Katydids». Этот альбом никто уже не помнит – одна только Сэм. Громкость поставили на малую, поэтому слышно было плохо, однако Сэм постеснялась крикнуть хозяину квартиры, чтобы тот сделал громче. Когда-то Андреа и Сэм снимали другую квартиру, ближе к зоопарку, вместе с другой девушкой по имени Андреа. И как будто двух девушек по имени Андреа было мало, по радио, как назло, вечно крутили хит группы «Waltzing Pneumonia» под названием «Andrea Says». Они еще тогда подружились с хозяином квартиры – тот называл их цыпочками, в особенности Сэм. Но потом Андреа и Сэм получили письмо, которое начиналось так: «Мои голенькие цыпочки», а в конверте оказалось несколько фотоснимков. В общем, они оттуда съехали. На новом месте было гораздо теснее. Можно даже сказать, места здесь не было вообще, потому что повсюду штабелями кто-то сложил коробки. Все как одна с пометками: «Осторожно, стекло» – судя по всему, надписи остались еще с последнего переезда, а теперь в коробки была сложена всякая всячина. В них не хранили никакое стекло, не хранили вот уже долгие годы, и было бесполезно распространяться на сей счет.

– Ты с чего на него так окрысилась, что отказываешься называть по имени? – спросила Андреа, словно они с Сэм не сидели какое-то время молча.

– Этого, как его там?

– Его самого, – подтвердила Андреа. – Ведь у него есть имя. Стивен, между прочим.

– Могу я и дальше называть его Яйцо? – спросила у подруги Сэм. – Надеюсь, ты не станешь возражать?

Андреа вздохнула так громко, что двое мальчишек, которые копались в коробке с комиксами, подняли головы. Эту коробку Андреа и Сэм обнаружили, только-только въехав в новую квартиру, и всякий раз, когда устраивались уличные распродажи, они вытаскивали ее на тротуар в надежде привлечь внимание мальчишек.

– Хорошо, Сэм, – сказала она и выразительно посмотрела на подругу. В ее взгляде читалось бесконечное терпение. – Яйцо.

Сэм потянулась через карточный столик и поддала большим пальцем большой черный значок, украшенный извилистой, сделанной вручную желтой полосой. Она нашла этот значок одним прибыльным вечером на тротуаре перед входом в бар «Черный слон». Значок покатился в сторону ее подруги, однако на полпути остановился, будто внезапно передумал.

– Комиксы не продаются, – сказала она мальчишкам и взяла в руки кувшин. – Как насчет «Маргариты»?

– Меня зовут Тони, – отозвался один из мальчишек и сделал шаг назад. Вот так всегда. Андреа и Сэм знали друг друга уже целую вечность или по крайней мере с момента выхода первого альбома «Morphine», что тоже было почти сто лет назад. Кто-то когда-то представил их друг другу на вечеринке по поводу чьего-то дня рождения, на вечеринке, с которой они слиняли. Дело проходило в картинной галерее, где все стены были увешаны картинами. В то время Сэм жила в промышленной зоне южного Сан-Франциско, но все равно, когда парень по имени Томас встал и сказал, что есть вещи, которые всем нужно знать, прежде чем он прочтет им отрывки из своего недописанного романа, и первое – это то, что его творение продвигается медленно, ей хватило ума понять, что все это лажа, и они с Сэм вдвоем слиняли оттуда, словно у них имелись свои собственные планы. Хотя «Зодиак» был закрыт, Андреа и Сэм убедили парня открыть магазин, и каждая купила по альбому с десятипроцентной скидкой, а он тем временем перетягивал резинками пачки долларовых банкнот. И моментально у обеих возник бзик: одной из них – Андреа – в срочном порядке приспичило приобрести альбом группы «Fallen Airlines» под названием «Give Up The Ghost», а Сэм сочла, что группа так себе, ничего выдающегося, за исключением дебютного альбома. Такого в их жизни еще будет немало. Поздним вечером в Сан-Франциско особенно негде поесть, но Сэм показала подруге небольшой ресторанчик, где продавали суши, – как раз напротив другого, под названием «Севен Гейблз», о котором уже Андреа рассказала подруге чуть позже. Подруги сидели, передвигая друг к дружке тарелку и предлагая огромные суммы за то, чтобы вторая съела ту часть, что похуже, после чего шлепнули холодный омлет на кучку риса в надежде, что в стране слепых это сойдет за суши. А еще они придумали игру – составить список песен, а вдобавок к ним разные прикольные вставки. В числе фаворитов были Тэмми Уайнет с ее знаменитым хитом «I Wasn’t Meant to Live My Life Alone» (с Винсом Гиллом) и Джонни Кэш с песней «Where Were You When They Crucified Our Lord» (с группой «Carter Family»).

Что касается обожателей, то их у обеих, как и у Фрэнка Синатры, было навалом. Например, Андреа обзавелась парнем по имени Бен, который после нескольких кружек пива развивал бурную деятельность. Он начинал названивать в универмаги, говоря, что непременно заглянет к ним днем, дабы приобрести норковую накидку, после чего неожиданно выкрикивал «Мех – это убийство!» и вешал трубку. Андреа и Сэм покатывались со смеху и ставили альбом «Salad Forks». Виски – его Бен обычно приносил с собой – также хватало ненадолго. «Мне всегда казалось, что алкоголик – это прикольно», – задумчиво произнесла Андреа в тот вечер, когда она послала его куда подальше, и они с Сэм отправились на концерт «Tish Brothers», чтобы отпраздновать это событие. А все потому, что Бен оказался совсем не прикольным – уходя, он в щепки разнес усилитель. Какое-то время подругам приходилось слушать свои любимые диски – записи Фила Спектора – в режиме «моно», в конце концов им это надоело, и они решили раскошелиться на новый усилитель.

У Сэм дома жил постоялец – поселился у нее примерно в то же время, когда распались «Spinanes». Он был чей-то бывший – не то друг, не то муж, и в конце концов застрял на несколько недель. Они тогда вместе играли в настольные игры, которые Андреа спасла после развода, и каждый вечер все меньше и меньше разговаривали друг с другом. Какое-то время, не иначе как под влиянием очередного альбома, этот гость спал в постели то одной, то другой из них – на свое усмотрение. Андреа и Сэм решили между собой, что кого он выберет – не играет особой роли. Постоялец выбрал Сэм, и какое-то время так оно и было. Затем ему все ужасно надоело – той ночью «Whistledown» не могли начать свой концерт, и все потому, что банджо упорно отказывалось подсоединяться к усилителю. Постоялец устал. Сэм сказала, что вместо «Whistledown» она бы послушала «Smoke Room» – она где-то слышала, что солист группы, Брэд Вули, исполняет кавер-версии песен Берта Бакарака. Сэм так и не поняла, почему постояльца не оказалось дома, когда она туда вернулась, для нее осталось тайной, почему она не застала его, как обычно, на диване перед телевизором, увлеченного очередной передачей про природу.

Постоялец женился, свадьба состоялась за городом, за неделю до того, как в магазине грамзаписи «Зодиак рекордc» появился новый альбом «Ruins in the Country». Андреа и Сэм несказанно удивились, когда получили приглашение на свадьбу. Такого навороченного конверта в их квартирку почта еще ни разу не приносила, и главное, он был внутри еще одного, большего конверта. Сэм надела одну из тех юбок, что ей подарила мать. Однако подруги ушли со свадьбы рано и вернулись в гостиничный номер. Где-то посередине гостиничного коридора они сбросили туфли и несли их в руках вместе с бутылками вина, которые им дали с собой официанты. Они прошли в свой номер, на ходу переворачивая таблички на дверях – с «Не беспокоить» на «Просьба убрать в номере». Придя к себе в номер, оставили отпечатки пальцев на телеэкране, а сами растянулись на полу и слушали «Asking Prices» и «Stone Roses», слушали «Perfect Teeth» и «Ev’rythin’s Coming Up Dusty». В гостиничном номере была плохонькая стерео-установка. Андреа и Сэм завели разговор о том, что список их друзей скукоживается изо дня в день.

– Вторая Андреа перебралась в Нью-Йорк, к своему голубоватому приятелю, который помешан на Бобе Дилане, – произнесла Андреа Первая. – Кейт так и не окончила школу, а Карла-Луиза, если не ошибаюсь, работает шофером такси и по вечерам всегда занята. Собственно, и днем тоже. На Эде и Дон можно поставить большой жирный крест, не пара, а тоска зеленая, зато у нас есть эта, как ее там, англичанка, мы ее постоянно встречаем на концертах.

– Она нам не подруга, – заметила Сэм.

– Полагаю, здесь можно что-то придумать, – ответила Андреа. – Кларк все еще работает в «Зодиаке», а Порки – ну, там, сама знаешь где.

– Они нам тоже не друзья, – упорствовала Сэм. – Нам даже толком неизвестно, как этого Порки по-настоящему звать.

– Порки его звать, – сказала Андреа и взяла обе бутылки. – Промочить рот шампанским и глотком «кьянти» – вот мой рецепт розового коктейля, который готовится прямо во рту. Ты, собственно, на что намекаешь?

И тут до Сэм дошло и, кстати, не впервые, что они с Андреа скорее похожи на двух сварливых лесбиянок, чем на тех, кем они являются на самом деле. За несколько лет, проведенных вместе, в их отношениях появился налет искренности поверх иронии поверх искренности. Своего рода ироничный сандвич, который на вкус был почти сама искренность – как, впрочем, любой другой дешевый сандвич. Они обе отращивали волосы, пока не наступал момент их подстричь, они жили вместе в очередной квартирке, и пол в их ванной комнате было невозможно надраить до блеска. Стену неизменно украшал постер с портретом Элвиса Костелло – такой найдется практически у всех. Слушая музыку «Колибри», они как-то раз увидели настоящую колибри – что обе восприняли как своего рода знак и купили кормушку для колибри, и обе ее так и не повесили, рассчитывая заманивать колибри некими приворотными чарами, а не сахарной водой. А ту колибри они окрестили Певунчиком, но Певунчик так больше никогда и не прилетал к ним, а если и прилетал, то они все равно не смотрели. Кроме того, обе умудрились сделать так, что Сэм выперли с работы – и все потому, что она в личных целях использовала офисный сканер и принтер. Она и Андреа сканировали и печатали, причем не единожды, взятый в скобки заголовок с одного битловского альбома, сканировали и печатали шрифтом начала шестидесятых («This Bird Has Flown»). Они печатали его на стикерах, после чего носились по всем близлежащим кварталам, лепя поверх объявлений, которые то и дело появляются, приклеенные липкой лентой, на телефонных столбах. Это объявления о пропаже волнистого попугайчика. Их ни за что не застукали бы за этим делом, не забудь они принадлежащие Сэм ключи, бутылку джина и две бутылки тоника, плюс лимон, плюс пакетик со льдом, плюс нож, с помощью которого резали тот лимон, на столе у секретарши, на котором они расположились бивуаком в ожидании, пока сканер сделает свое дело.

– Я подумала о ком-то другом, – сказала Андреа.

– А, о Майке. Я тоже подумала о нем. Кстати, передай мне вино, – ответила Сэм. Альбом Дасти Спрингфилд доиграл до самой душещипательной песни – в ней Дасти поет, что сама не раз ошибалась в жизни. Эта песня, как правило, требовала еще вина.

– Ну ладно, пусть будет и Майк, – согласилась Андреа. – Хотя я подумала про голую женщину на той стороне улицы.

Та женщина тоже не была их подругой, зато у нее самой имелись друзья. А еще у нее не было занавесок на окнах, и подруги не раз наблюдали за ней со своей стороны переулка. Порой то, что они видели, вызывало легкое замешательство – приятель этой женщины становился к плите и готовил, а сама она тем временем выбирала пыль из швов в своих джинсах и что-то читала на боку коробки с чаем, но не вслух. Иногда к ним приходили друзья и, пробыв не больше часа, уходили – после того как помогли ей повесить на стену дешевые картинки в рамках. Но чаще эта женщина бывала одна и тогда без видимых причин расхаживала по квартире голой. Была она не красавицей и не уродкой, так что какой в этом имелся смысл, трудно сказать. Сэм и Андреа могли следить за ней целый день, ломая голову, зачем ей это понадобилось.

– Мы с ней не знакомы лично, – заметила Сэм, хотя на самом деле однажды эта женщина вышла на тротуар и купила моток пряжи, который неизвестно какими путями к ним попал – ни Сэм, ни Андреа не помнили, чтобы они его покупали.

– Такое впечатление, что у нас с тобой не осталось друзей. Мы с тобой как те брошенные канарейки из книжки, которую нам когда-то читала твоя мать.

– Та книжка была не про канареек, – возразила Андреа. – Там бросили кого-то еще.

Кстати сказать, ее мать была не большой любительницей читать детям вслух книжки. Она скорее была из тех матерей, которые будут учить вас танцам.

– Послушай, ты бы не хотела оказаться сейчас в снятом напрокат зале вместе с мужем, ну или не обязательно с мужем? Как их сейчас называют, этих ребят? Ты видела, как дядя засовывал в клетку деньги – там была еще такая специальная клетка, чтобы народ засовывал в нее деньги. Свадьба за свадьбой, свадьба за свадьбой – и, наконец, твоя. Скажи, ты бы испытала по этому поводу то, что сейчас принято называть счастьем?

– Нет, нет, нет и еще раз нет, – со всей категоричностью заявила Сэм. Она попыталась схватить подушку, но та была слишком высоко, и потому ей не удалось заткнуть себе нос и рот.

– Тогда нечего ныть, – сказала Андреа.

В течение нескольких месяцев после того, как «Сороки» выпустили свой первый сингл под названием «How Good Are You», в Сан-Франциско поговаривали, что вот-вот надо ждать катастрофу, либо природную, либо человеческими руками сотворенную – какую именно, никто не знал. Об этом постоянно кричали газеты, причем с каждым разом все истеричнее. Андреа представила себе, как они с Сэм переживут этот катаклизм – кто знает, вдруг они окажутся в ситуации, где на счету будет каждая секунда, они застрянут в дорожной пробке или на острове, с которого не уехать, или же кто-то из них будет вести машину, а вторая будет смертельно больна и будет умирать прямо в машине. Андреа поделилась этими своими историями еще до того, как они сделали первый глоток, но, по мнению Сэм, им обеим будет нелегко и дальше представлять себе, что они единственные, кто выжил после миллиона ужасов, потому что на самом деле ничего такого не случилось. Вообще-то давным-давно они вместе побывали на одном концерте – тогда Принц вышел на сцену, чтобы вместе с «Bangles» спеть знаменитый хит «Manic Monday» и неряшливую, плохо отрепетированную версию «Gotta Whole Lotta Shakin’ Going On». Однако все чаще и чаще могло показаться, будто и этого недостаточно.

– По крайней мере у нас нет таких проблем, как у Хэнка Хейрайда, – заметила Сэм вслух. Это была избитая шутка об одном парне, с которым Андреа училась вместе в школе, правда, сама Сэм с ним ни разу лично не встречалась. С другой стороны, Сан-Франциско – город маленький, так что в один прекрасный день они непременно встретятся и от души повеселятся.

Но только не сегодня. Сегодня было утро после концерта «Sinways», и Андреа и Сэм, сидя в баре, пили бельгийское пиво и слушали от начала до конца альбом «Cottontails» под названием «How Can You Believe» – в исполнении музыкального автомата. Перед ними была горка наличности, которую они заработали, продав старые ненужные книги. Андреа и Сэм продали «Айвенго» и «Цвет пурпура». Они продали книгу, озаглавленную «Сороки. Среда обитания и особенности поведения черноклювых и желтоклювых сорок», которая, по всей видимости, была библиотечной, а также книгу «Вороны над пшеничным полем» и «Сэра Гавейна и Зеленого рыцаря». А еще они продали «Гарвардский музыкальный словарь», и «Красный знак мужества», и «Любимых», и еще один экземпляр «Любимых». Сэм хотела продать «Гли-Клуб», но Андреа ей не позволила, зато они продали сборник стихов Джона Донна, и Уоллеса Стивенса, и Элизабет Бишоп, и Стивена Спендера, и по крайней мере четыре книги советов, плюс «Английского пациента» и «Рай находится на Земле», которые в то время пользовались безумной популярностью. Такое впечатление, что на полках остались тосковать в одиночестве лишь «Следы губной помады», «Девушка на две недели» и «Площадь Похмелья».

– Я только что пропила «Остров сокровищ», – произнесла Андреа. – Можно сказать, пустила в расход долговязого Джона Сильвера.

– Зря мы ее продали. Следовало оставить, – вздохнула Сэм. – Для Яйца. Ведь это книжка не для нас, девушек, мы не охотимся за сокровищами и не отсасываем друг у друга.

– Там никто ни у кого не отсасывает, в «Острове сокровищ», – возразила Андреа. – Ты спутала с «Морским волком». Кстати, не сделаешь мне одно одолжение?

Сэм вопросительно прищурилась, что был своего рода трюк.

– Ты говорила это пять песен назад, – сказала она и неожиданно добавила: – Что именно?

В этот момент зазвучала песня «Girl Hurricane», и несколько других посетителей бара тоже ее узнали. Еще бы, не узнать такой суперхит! День был темный, пелось в этом суперхите, и становилось все темней, я сидел в кресле-качалке и пил джин с лимонным соком.

Андреа допила пиво.

– Будь с ним поприветливей, – сказала она.

Сэм издала такой звук, будто у нее был младенец, и этот младенец много лет назад свалился в вулкан, но она по-прежнему грустит.

– Чем он тебе не угодил? – не унималась Андреа. – Почему ты не можешь быть с ним поприветливей?

Чуть позднее тем же вечером, слушая альбом Ника Дрейка, они заключили между собой пакт: не касаться таких болезненных тем, как деньги, мамочки, мужики, наркотики и гомики. Пакта оказалось недостаточно. Можно подумать, поется в песне, что все рухнуло, когда появился Яйцо, но на самом деле все началось, когда одна ну очень популярная группа, которая не дала согласия, чтобы я упомянул ее название, выпустила новый сингл, и его слова Сэм ужасно не понравились.

– Ты хочешь меня? – спрашивалось в песне, или, может быть, спрашивал сам певец. – Что ж, приди и разнеси к чертям собачьим дверь. Я буду ждать тебя с ружьем и стопкой бутербродов.

Сэм отказывалась верить, что там действительно поется про бутерброды, а не про сигареты. Ну кто в своем уме принесет с собой стопку бутербродов туда, где надо разнести к чертям собачьим дверь? Чтобы как-то взбодриться, она взяла фильм, который ей ужасно нравился – «Снежная Королева», – и посмотрела его по видику. Именно в тот день и объявился тот, кого она называла Яйцо.

– Я познакомилась с парнем по имени Стивен, – сказала Андреа. – Не поверишь, он был в прачечной-автомате! Мы с ним договорились пойти на концерт «Friendly Skies».

– Это же полный отстой.

– То же самое можно сказать и о моем гардеробе, – ответила Андреа, встав перед телевизором, – но мне ведь надо же что-то надевать. Послушай, кажется, звонят.

– Наша соседка прекрасно обходится без одежды, – возразила Сэм, помахав рукой в сторону обнаженного бюста на той стороне улицы, однако Андреа уже плескалась в душе, оставляя на полу лужи. Сэм посмотрела пару кадров, после чего неожиданно последовала сцена, в которой Яйцо впервые, причем без стука, входит в их квартиру.

– Там у вас было открыто, – сказал он и посмотрел на телеэкран. Сэм тотчас подумала, что он сейчас, независимо от темы разговора, непременно скажет нечто вроде: «Я тащусь от кино». И точно.

– Я тащусь от кино, – сказал он.

– Андреа будет через минуту. Как насчет «Маргариты»?

– Меня зовут Стивен, – представился он, обходя их квартирку.

– А меня Сэм, – ответила Сэм.

– Сэм, значит, Сэм, – сказал он. – Все равно как парня?

– Верно, – подтвердила Сэм. – Все равно как парня. Я парень по имени Сэм.

– А, кормушка для колибри! – произнес Стивен, он же Яйцо. Наверху груды коробок с надписью «Осторожно, стекло» стояла нераскрытая коробка. – Что, если мне так назвать мою группу? «Кормушка для колибри».

– У тебя есть своя группа? – удивилась Сэм.

– Как бы это выразиться… Ну, типа того, можно сказать, в проекте. Эй, как тебе Андреа? Правда, классная девушка?

– Мы с ней знакомы уже много лет, – ответила Сэм. – Но кто ее знает.