Текст книги "Тайна брата"

Автор книги: Дэн Смит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 13 страниц)

Вольф на пороге

Оставив парня сидеть на лавочке, мы с Яной растворяемся в ночи. Безмолвно крадемся вдоль забора и выскальзываем через ворота.

– Как думаешь, Стефана догонят? – спрашиваю у Яны по пути к Эшерштрассе.

– Не, Стефан быстро бегает, – уважительно отзывается Яна. – У тебя очень храбрый брат, ты в курсе?

Оглянувшись через плечо, вспоминаю о парне, сидящем на кладбище.

– Ты хотела ударить человека.

– Этого-то? – У Яны меняется голос. – Он заслужил. Как и все они.

– Гитлерюгенд?

– Да, и вообще все нацисты. – В ее словах звенит искренняя ненависть. – Они убивают наших отцов и братьев. Разрушают страну. Кто-то должен пристрелить Гитлера, пока он не завел нас в окончательный тупик.

– Пристрелить Гитлера? – прихожу я в ужас. – Чтобы англичане выиграли войну? Пришли в нашу страну и…

– Конечно же нет, – объясняет она. – Германия для немцев. Зря вообще развязали войну, а теперь шлют наших соотечественников на убой… это все Гитлер виноват. У меня погибли папа с братом.

Чувствую, как между нами протягивается ниточка общей беды.

– У тебя погиб отец? Как? На войне?

– Давай закроем эту тему.

– Поэтому ты пошла в «Пираты эдельвейса»? Я ведь правильно понял, ты «пират эдельвейса»? Из-за того, что случилось с твоими…

– Я же сказала, закроем эту тему.

– Я тоже хочу к вам. Бороться с нацистами, убивающими наших отцов.

– Мешая бить нацистов по голове? И вообще, ты еще маленький.

– Вот и Стефан так же говорит. – Мне сложно скрыть разочарование.

Яна останавливается и, вздохнув, опускает взгляд на меня.

– Спасибо, – говорит она мягко.

– За что?

– Что не дал ударить этого мальчишку. Ты правильно поступил. И не переживай за Стефана, он справится. Небось он уже ждет тебя дома.

Яна провожает меня до дверей. Попрощавшись с ней, тихонько открываю парадный вход.

Положив ключ в пепельницу, крадусь по лестнице. Брата в спальне нет. Поднимаю занавеску и выглядываю в окно.

Улица абсолютно пуста.

Лиза спит в доме через дорогу. Когда я выслеживал Стефана, мне хотелось, чтобы она была рядом, а сейчас, вернувшись назад, я радуюсь, что она не влипла со мной за компанию.

Раздеваюсь, натягиваю пижаму и заползаю в кровать. Надо бы дождаться Стефана, но стоит мне прилечь, я сразу усну. Поэтому я сижу.

Дом скрипит и стонет. Что с братом? Надеюсь, он сбежал от гитлерюгендовцев и скоро будет дома. Гоню мысли о том, что его догнали и он где-то лежит, избитый.

Брата все нет, а веки меж тем наливаются свинцом, и я проваливаюсь в сон. Будит меня громкий стук в дверь.

Бух. Бух. Бух.

Мощные удары пугают меня.

Первая мысль: «Наверное, брат забыл ключ. Или потерял».

Бух. Бух. Бух.

Вторая мысль: «Надеюсь, он цел».

Бух. Бух. Бух.

Выскользнув из-под одеяла, замираю. В соседней спальне поднимается суета. Выбегаю в коридор. Дед как раз спускается по лестнице. От моего внезапного появления он подпрыгивает, хватаясь за сердце.

Бух. Бух. Бух.

– Жди здесь, вниз не ходи, – приказывает дед.

Но я спускаюсь за ним следом и стою у него за спиной, пока он возится с замком.

– Герр Брандт. – Инспектор Вольф снимает шляпу и бесцеремонно заходит в дом. Несмотря на поздний час, он бодр и весел.

– Проходите, пожалуйста… – Дед отходит в сторону.;

– Ни к чему, я подожду здесь, – говорит Вольф, притворно улыбаясь. Потом он замечает меня у лестницы. – А, Карл. Я тебя разбудил?

Дед смотрит на меня, потом переводит взгляд на Вольфа. Тут как раз спускаются Ба с мамой.

– Что стряслось? – спрашивает Ба, подходя к деду. – Что за шум?

– Фрау Фридман. – Вольф отвешивает непонятный полупоклон. – Искренне сочувствую вашему горю.

Мама обнимает меня.

– Чем можем помочь? – интересуется дед. – Я хожу на собрания, как мы договаривались. Смотрите, в документах все отмечено.

Он подходит к столу в прихожей и открывает ящик.

– Ни к чему, – останавливает его Вольф. – Я просто хотел перемолвиться парой слов с вашим внуком.

Мама крепче прижимает меня к груди, а дед снова оглядывается.

– Поговорить с Карлом?

– Нет. С другим внуком, – скалится Вольф.

Кажется, сейчас я грохнусь в обморок.

Стефана нет дома, и Вольф знает. Это читается по злобной роже.

Вцепившись в перила, мучительно ищу выход. Сейчас Вольф убедится в отсутствии Стефана, получит подтверждение, что брат гуляет по ночам, и тогда…

– Поговорить со мной?

Услышав Стефана, Вольф изумлен не меньше моего.

Крутнувшись на месте, наблюдаю, как брат спускается по лестнице. На нем пижама, волосы растрепаны, глаза сонные.

Впервые вижу растерянного Вольфа, правда, тот быстро берет себя в руки. Прочистив горло, он сверлит Стефана взглядом.

– Мне донесли, что сегодня ночью был нарушен общественный порядок. Свидетель упоминал твое имя.

– Мое имя? – Стефан трет глаза. – И зачем он его упоминал?

– Ты связан с группой правонарушителей, так называемыми «Пиратами эдельвейса».

Стефан, запустив пальцы в шевелюру, качает головой:

– Впервые слышу.

– Тем не менее свидетель упомянул твое имя…

– Кто именно? – перебивает его мама, а Ба с дедом смотрят на меня.

– Как я сказал, – Вольф даже не удостоил маму взгляда, – свидетель упомянул твое имя, общественный порядок был нарушен, так что… – Инспектор разводит руками. – В общем, я делаю свою работу. Уверен, вы отнесетесь с пониманием.

Стефан пожимает плечами, будто ему решительно все равно.

– Но поскольку ты дома, очевидно, в сегодняшних событиях ты не замешан. – Вольф берет шляпу в руки, внимательно ее изучает и смахивает с полей несуществующую пылинку. – Прошу прощения, что потревожил ваш сон.

– Нет, что вы… все в порядке.

– Спокойной ночи, герр Брандт. Фрау Фридман. – Вольф снова отвешивает странный полупоклон.

Меня накрывает жуткое облегчение. Значит, Стефан смог убежать от преследователей, а теперь еще и обманул инспектора Вольфа. Наверное, я уснул так крепко, что не слышал, как Стефан вернулся и лег в кровать. Маленькая победа «Пиратов эдельвейса».

Вольф, якобы уходя, кладет руку на щеколду.

Замирает.

Оборачивается.

Вонзает взгляд в Стефана.

– Тебе не интересно? – спрашивает он.

– Что именно?

– Ты не спросил, какой такой переполох устроили «Пираты».

Стефан снова лезет пальцами в волосы.

– Это не мое дело.

Вольф ждет.

– Ладно, ладно. Какой такой переполох устроили «Пираты»?

Вольф отпускает щеколду.

– Рад, что ты спросил. – Положив шляпу на стол, он лезет в карман и достает бумажку. – Хочу тебе кое-что показать. Кто-то распространяет листовки.

У меня в голове всплывает картина, как Стефан с Яной ходят от двери к двери и суют листовки в почтовые ящики.

– Полагаю, ты их уже видел. – Вольф разворачивает бумажку и подходит к Стефану, держа ее перед собой.

На рисунке фюрер стоит над телами немецких солдат. Эту листовку пару ночей назад сбросили с вражеского самолета.

Вспоминаю, как испугался Стефан, когда я подобрал такую с тротуара, и чем все обернулось для герра Финкеля. Листовки несут беду. Большую беду.

– Мы не допустим в нашем городе подобного безобразия, – заявляет Вольф. – Уверен, ты со мной согласишься.

Стефан демонстративно хочет взять листовку, чтобы разглядеть получше, но Вольф не выпускает ее из рук.

– Ужас какой! – с оттенком сарказма говорит Стефан.

Вольф складывает листовку и убирает в карман.

– «Пираты эдельвейса» как раз занимаются похожими безобразиями. Распространением циничной пропаганды. На твоем месте я бы поостерегся связываться с ними.

– Понятия не имею, что вы хотите сказать. Я сроду не слышал…

– Однако тебя видели в компании лиц, подозреваемых в участии в этой группировке. – Вольф смотрит на Стефана в упор.

– Никто из моих друзей не упоминал, что входит в группировку… Как вы там ее назвали?

Вольф одаривает Стефана понимающей улыбкой.

– Люди не всегда честно признаются, кто они, правда?

Стефан пожимает плечами.

– Выходит, злоумышленники собрали определенное количество вражеских листовок и разносят по домам честных граждан. Под покровом ночи. Так можно попасть и под обвинение в шпионаже. – Вольф ненадолго замолкает. – Давай развеем все сомнения твоих бабушки с дедушкой. И бедняжки мамы.

– Конечно, – отвечает Стефан.

– Самый простой способ – позвать меня взглянуть на твои пожитки. Тогда я… – Вольф демонстративно подбирает формулировку. – Тогда я буду абсолютно уверен, что ты не хранишь у себя листовки с целью распространения.

– Герхард Вольф! – Окрик мамы заставляет инспектора переключиться на нее. – Как ты смеешь обвинять моего сына…

– Все в порядке, – успокаивает ее Стефан. – Мне нечего скрывать. Пусть инспектор убедится, что неправ и что я не храню запрещенных вещей.

Вольф долго смотрит на маму, потом снова оборачивается к Стефану.

– Благодарю, – улыбается он и снова отвешивает свой полупоклон, а потом подходит к лестнице, намекая нам с мамой уступить дорогу.

– Правда, мама, не беспокойся, – повторяет Стефан.

Мама отступает в сторону. Вольф поднимается по лестнице, чеканя каждый шаг. Наверху он замирает.

– Направо, – подсказывает Стефан.

Вольф исчезает в нашей спальне.

Ба с дедом подходят к нам. Мы стоим внизу и молча ждем, переглядываясь друг с другом. Слышно, как Вольф возится наверху. Скрипят половицы. Инспектор роется в вещах. Мы почти не дышим.

Стефан смотрит на меня и подмигивает. Мол, все обойдется, нам нечего скрывать.

Потом Вольф выходит из спальни и появляется наверху лестницы.

Он смотрит вниз, на нас со Стефаном.

– Мальчики, поднимитесь ко мне, я хочу вам кое-что показать, – говорит он.

– Что такое? – спрашивает Ба.

– Поднимитесь и сами посмотрите, – манит нас Вольф.

Стефан, похлопав меня по плечу, ободряюще кивает, и мы поднимаемся в спальню.

Стоит мне увидеть томик «Майн кампф» на комоде, как сердце замирает и подгибаются ноги. Рядом лежит листовка – неопровержимая улика страшного преступления.

– Объясни-ка, дружок, откуда это. – Вольф обращается не к Стефану, а ко мне.

– Я…

– Это ведь твоя книга? На ней стоит твое имя.

– Д…да.

Вольф кивает и достает из кармана ту листовку, что принес с собой. Разворачивает ее и кладет на стол рядом с моей.

– Полное совпадение. – Инспектор откидывается, будто отдает должное композиции из двух Гитлеров, стоящих над трупами немецких солдат. Потом переводит взгляд на Стефана.

– Поначалу я подозревал старшего, а оказывается, это младший…

– Это моя листовка, – выходит вперед Стефан. – Это я разносил листовки сегодня ночью.

– Как благородно взять на себя вину за преступление младшего брата, – заявляет Вольф. – Только меня не проведешь.

– Нет… – пытаюсь сказать я, но выходит сиплый писк. – Это моя. Я…

– Я распространял листовки, – говорит Стефан. – Могу показать конкретные дома.

Вольф поднимает брови.

– Ну ладно. Еще мне нужны имена твоих соучастников. Расскажешь все в штабе.

В штабе. После историй Стефана одно упоминание штаба вызывает у меня тошноту.

– Нет. – Мама встает между Вольфом и Стефаном. – Моего сына ты никуда не заберешь.

– Фрау Фридман, вы никоим образом не сможете помешать мне.

– Я тебе не фрау Фридман. Ты прекрасно знаешь, как меня зовут. Эта листовка не имеет никакого отношения к моим сыновьям. Ты подбросил ее, Герхард Вольф, чтобы у тебя был повод арестовать Стефана.

– Обращайся ко мне «инспектор уголовного розыска Вольф»! – требует он с угрозой. – Еще одно слово, и я арестую тебя тоже. А потом отправлю туда, откуда не возвращаются.

– Что?

– Скажу честно, только врожденная доброта мешает мне оставить твоего младшего сына круглым сиротой.

У мамы от ужаса распахиваются глаза. Она ничего не может сделать. Совсем ничего. Мы абсолютно бессильны.

– Все нормально, мама, – говорит Стефан, делая шаг вперед. – Все будет в порядке.

Храбрые слова, но я слышу, как дрожит его голос.

– Фрау Фридман? – Вольф жестом предлагает маме отойти в сторону. – Будьте любезны.

Мама высоко поднимает голову и смотрит Вольфу прямо в глаза.

– Что стало с мальчиком, с которым мы учились в школе? Куда делся Герхард Вольф?

– Он стал инспектором уголовного розыска и честно делает свою работу.

Мама качает головой:

– Как тебе удается уснуть?

– Запросто, – отвечает Вольф, забирая Стефана. – А когда мы заткнем глотку всем врагам фюрера, мой сон будет особенно сладок.

Мы расступаемся. Проходя мимо, Вольф посылает мне улыбку, исполненную такого сытого самодовольства, что внутри поднимается волна бешенства.

– Куда ты заберешь его? – с отчаянием спрашивает мама, выходя в коридор следом за Вольфом.

– Он же мальчик еще, – умоляет дед. – Ему всего шестнадцать, это глупая шутка.

– Открывай дверь, – приказывает Стефану Вольф.

Оказывается, перед домом курят двое солдат СС, а рядом с машиной инспектора дожидается фургон. В таком же увозили герра Финкеля.

При виде Вольфа солдаты встают по стойке «смирно», бросив сигареты на дорогу. Окурки рассыпаются искрами. Солдаты следят за нашей семьей, собравшейся в коридоре, а потом хватают Стефана и швыряют в фургон. Дверца с лязгом захлопывается.

– Вам должно быть стыдно! – кричит им мама. – Стыдно!

Ба хватает ее за руку и утихомиривает, пока мама не наговорила лишнего.

– Пожалуйста, – умоляет Вольфа дед. – Он же ребенок. Разве ты не помнишь, как сам был ребенком? Как делал всякие глупости?

Вольф разворачивается к нашему дому и смотрит на каждого по очереди. Подбородок вздернут, голова застыла, двигаются только глаза.

– Хайль Гитлер! – говорит он, вскинув руку.

И в тот же миг мама подходит к нему. В расправленных плечах читается сила. Она смотрит Вольфу в глаза и кривит в отвращении губу.

– Тебе должно быть стыдно за себя, Герхард Вольф.

Тот скалится!

– Инспектор криминаль…

– Позор тебе! – Мама стремительно подскакивает к нему, и ладонь с громким хлопком впечатывается в левую щеку инспектора.

Отвесить вторую пощечину она не успевает. Вольф так сильно бьет ее в лицо, что она отлетает назад. Сделав пару неверных шагов, мама спотыкается о коврик и со стуком падает на пол.

Бросившись к ней, падаю на колени.

Дед стискивает кулаки и делает шаг в сторону Вольфа, но Ба хватает его за руку. Дед замирает и смотрит на бабушку. Тяжело вздохнув, он переключается на маму.

Мама даже не пытается встать. Уткнувшись мне в колени, она всхлипывает, а я обнимаю ее и глажу по волосам. Подняв глаза на Вольфа, я ощущаю, как ненависть вскипает в крови. Тот достал пистолет и целится в маму, будто готов застрелить ее на месте. Обычно спокойное лицо искажено яростью. Глаза превратились в щелочки. Стиснув зубы, он тяжело дышит.

Обнимая маму, заглядываю в черный провал ствола. Потом перевожу взгляд на Вольфа. Интересно, что он будет делать?

Вольф целится в маму, потом медленно опускает руку. Постояв так, он убирает пистолет в кобуру. Видно, что он кое-как овладел собой.

– Не хочу забирать больше одного Фридмана за раз, – говорит он, поправляя шляпу. – За следующим вернусь как-нибудь потом. Хайль Гитлер!

Развернувшись на каблуках, Вольф идет к машине.

«Мерседес» исчезает вдали, а следом за ним, как привязанный, едет фургон.

Льется кровь

Дед стоит у открытых дверей и смотрит в ночь, будто Вольф может приехать назад.

Мама затихла. Глажу ее по голове, лишь бы успокоить ее, но тут рука натыкается на мокрое. Глянув вниз, тут же осознаю, почему она не пытается встать. Мама вся в крови.

В суматохе никто не заметил. Лишь теперь мы видим, как густая жидкость растекается по полу, просачиваясь между досок. Она липкая на ощупь. По моей пижаме под маминой головой расплывается бурое пятно.

– Ханна! – кричит Ба. – У тебя кровь. Вальтер, скорее, поднимаем ее.

Ба хватает маму за руку, и они с дедом ставят ее на ноги.

– Я в порядке, не бойтесь, – бормочет мама, но у нее подгибаются ноги. Если бы ее не поддерживали, она бы снова осела на пол.

Кровь течет у нее по лицу, по шее, на ночнушку. Кровь повсюду. Меня одолевает паника.

– Спасите маму, пожалуйста, – прошу я.

Ба с дедом сажают маму за стол. Дед достает из буфета аптечку.

Ба пытается стереть кровь. Мама потихоньку приходит в себя. Когда дед приносит ей воды, она выпивает все до дна. Руки у нее дрожат, но стакан она держит уверенно. А потом просит еще.

– Кровотечение не останавливается. – Как бы ни старалась Ба, кровь так и течет из глубокой раны сбоку у мамы на голове. – Наверное, падая, ты ударилась о край стола. Глубокое рассечение. Надо бы в больницу.

– Тогда поехали, – встает дед. – Помогите усадить ее в машину.

– Нет, зашьешь дома, – говорит мать бабушке. И оборачивается к деду. – А ты попробуй выяснить, что со Стефаном. Это гораздо важнее.

– У меня инструмента нет, – объясняет Ба. – Тебе надо в больницу.

– Кто-то должен остаться, – возражает мать. – А если Стефан вернется, а дома никого нет?

– Твоя правда, – соглашается дед. – Бабушка с Карлом останутся тут. Мы с тобой как-нибудь управимся.

Ба перевязывает маме голову, чтобы кровь не текла рекой, и дед увозит ее в ночь. Мы с бабушкой остаемся вдвоем.

В доме воцаряется гнетущая тишина. Мы с Ба молча сидим за кухонным столом, напротив друг друга.

Мысли о поступке Вольфа приводят меня в бешенство.

Не могу поверить, что он забрал Стефана и ударил маму. Прокручиваю эту сцену в голове, вспоминаю, как мерзко он улыбнулся мне, как он требовал рассказать, слышал ли я про «Пиратов эдельвейса». Он называл их преступниками, но, готов спорить, никто из них не бьет женщин. В отличие от нацистов, «Пираты» не уводят детей под покровом ночи. И вряд ли они угрожают пистолетом беззащитным людям.

– Он просто животное. – У бабушки поджаты губы. – Я бы…

– Убила его, – заканчиваю фразу.

Ба поднимает на меня глаза.

– Я бы убил. Я его ненавижу.

– Тише ты, – шикает Ба. – Держи такие мысли при себе.

– И кто услышит? Я готов убить его! – едва ли не кричу я. Вскакиваю на ноги. Я готов повторять эти слова снова и снова. Как было бы здорово вырвать у него пистолет и пристрелить его, выпустить в него все пули. – Я хочу убить его.

– Даже не думай повторять эти слова при людях.

– Мне плевать.

– А зря. Подумай о маме. О нас. Посмотри, как все обернулось, потому что твой брат крутился с этими «Пиратами эдельвейса».

– Ты ведь знала про них. Знала смысл этого цветка. Знала, чем они занимаются.

– Мы просили Стефана держаться от «Пиратов» подальше.

– Но вы ненавидите фюрера так же, как они. Я знаю. – Бью рукой по столу. – Вы решили не говорить мне правду. Вы мне не доверяете.

– Карл…

– Ты мне не доверяешь! – почти кричу. – Думаешь, я донесу.

– А это, случаем, не ты? – Бабушка пронзает меня взглядом. – От кого Вольф узнал про Стефана?

Меня будто ледяной водой окатили.

– Что?

– Вольф говорил про свидетеля. Это не ты? – Слова, пронизанные подозрениями, падают медленно, но верно. – Ты рассказал Вольфу про Стефана?

– Нет. Конечно же нет. Он же мой брат. Как я…

– Ты уже один раз донес на него.

У меня отваливается челюсть. Не знаю, что сказать. Страшная тайна, которую я долго прятал, всплывает на поверхность. Меня одолевает жуткое чувство стыда и вины.

– Когда в прошлом году его арестовали, это ты донес на него. Это был ты.

– Что? Нет, я…

– Мы все знаем, что это ты.

Слова бабушки пронзают как пули. Все вокруг знают, насколько плохим, гадким человеком я был.

Все, на что я способен, – стоять и разевать рот, как рыба. Ведь она права.

Я предал Стефана. Собственного брата. Он провел неделю в исправительном лагере и вернулся оттуда бритым наголо, потому что я донес на него.

Я.

– Зачем ты так поступил? Карл, о чем ты думал?

Опускаюсь на стул. Гнев потух. Меня одолевают сложные чувства, стыд и вина густо замешаны на горьком сожалении, на страхе, что моя тайна раскрыта, на понимании, почему никто мне не верил, и на облегчении, что больше не надо прятаться.

– Стефан знал, что это ты, – смотрит на меня бабушка. – Следователи сказали ему, когда измывались над ним. Они смеялись, что его выдал собственный брат.

Сам он считал, что ты не виноват. Он простил тебя. Он понимал, что нацисты задурили тебе голову.

– Это в прошлом. – Прячу лицо в ладонях и кусаю губу, лишь бы удержать слезы. – В прошлом. Больше я бы так не поступил.

– Ты ничего не говорил Вольфу?

– Нет, клянусь. – У меня в глазах вскипают слезы. – Я стал другим. Все стало другим. Вообще все.

– Правда?

– Да, – всхлипываю. – Я бы ни за что не навредил Стефану. Ни за что. Честное слово.

– Я верю тебе, – говорит Ба, подходя и обнимая меня. – Честное слово.

Моя тайна раскрыта. Как с этим жить? Все знают, что я натворил. Что Стефан попал в беду из-за меня. Мне страшно, вдруг я ненароком выдал что-то и в этот раз, вдруг это из-за меня у Вольфа появился повод заявиться к нам домой. А ведь листовку принес домой я. Выброси я ее, и Стефан был бы сейчас дома.

Спустя некоторое время в замке щелкает ключ, и входная дверь распахивается, впуская домой поток холодного воздуха.

Мы с бабушкой выбегаем в коридор. Там стоит мама. Не в силах удержаться, бросаюсь к ней и обнимаю.

Кожа у нее бледная, на голове намотана целая простыня бинтов. Мама похожа на раненого солдата. С лица кровь отмыли, но на руках остались ржавые пятна. Ночнушка спереди – одна большая черная корка. Едва ли удастся ее отстирать.

Мама тоже обнимает меня. Так и стоим.

– Отпусти маму, пока она снова не упала, – просит Ба.

Усадив маму, дед рассказывает, как по дороге из больницы они заехали в штаб гестапо. Он хотел сперва завести маму домой, но та настаивала.

– Естественно, я настаивала. Мне надо знать, где мой сын. Заодно пусть все видят, как обошелся со мной этот человек.

– Он там, в штабе? – спрашиваю, отгоняя прочь мысли о герре Финкеле и папе Лизы. Вспоминаю здание штаба, и мне делается дурно. Я боюсь за брата.

– Там, – говорит дед.

– Точно?

– Куда уж точнее. Правда, увидеть его нам не дали. Говорить с нами никто не стал, но при нас туда приволокли еще двоих, мальчика и девочку.

– Знаешь их? – спрашиваю у деда, переживая, что сцапали Яну.

– Да я их толком не разглядел, – отвечает он.

– Откуда они узнали? – гитлерюгендовцы точно не могли опознать нас. Было слишком темно. – Как они вышли на Стефана? Кто им сказал?

Дед подозрительно смотрит на меня. Он молчит, но я знаю, о чем он думает.

– Нет, – говорит ему Ба. – У нас был серьезный разговор. Это не Карл.

– Хорошо, – выдохнув, кивает дед. – Отлично. Скорее всего, Стефана будут запугивать, а потом отпустят домой. Утром он будет здесь.

– Ты правда так думаешь? – спрашиваю.

– Конечно, – отвечает дед, только, судя по голосу, сам он в это не верит.