Текст книги "Тайна брата"
Автор книги: Дэн Смит
Жанр:
Детская проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 13 страниц)
Беспомощные
Из-за тревог и страха никто не может уснуть. Ближе к утру заползаю к маме в кровать. Она гладит меня по волосам, мы молча лежим, погрузившись в печальные мысли. У меня из головы не идет штаб гестапо – серое здание на берегу реки. Перед глазами стоит ухмылка Вольфа и брат, которого затаскивают туда, швыряют в сырой темный подвал, и с лязгом захлопывается дверь.
Поутру первым делом дед с мамой едут выяснять, что со Стефаном. После всего, что я успел навоображать, до самого их возвращения бегаю из угла в угол. Наконец дед влетает в кухню, на ходу срывая с рубашки значок НСДАП.
– Варвары! – ругается он, швыряя значок на стол.
– Что случилось? – спрашивает Ба.
– Ничего нам не сказали. Будто мы говорим на разных языках.
– Вообще ничего? – переспрашивает бабушка.
– Вообще ничего. – Мама садится на стул и берет значок деда. – Надень обратно. Я устала терять членов семьи.
Взрослые обсуждают ситуацию по кругу, пока им не надоедает повторять одно и то же. Тогда все идут заниматься повседневными делами, но в доме стоит жуткое напряжение. Будто мы сидим на бомбе, и она может в любую минуту рвануть. Нам хочется знать, как дела у Стефана, но в то же время мы боимся правды.
Поднимаюсь к себе в спальню. Фюрер строго смотрит на меня с обложки «Майн кампф», лежащей на комоде.
– Это все ты виноват, – говорю.
Фюрер молчит. Его взгляд пронзает меня, будто Гитлер собственной персоной явился в комнате.
– Ненавижу тебя. – Переворачиваю книгу фюрером вниз. – Ненавижу тебя.
Снизу доносится бормотание голосов, шум домашних дел, мои готовят обед, но тут хлопает входная дверь. Выглядываю в окошко. Дед идет по улице. Наверное, снова отправился в штаб, вдруг на этот раз получится что-то выяснить.
Смотрю на дом Лизы. Хорошо бы она пришла ко мне. Я помахал ей, когда она шла в школу, а теперь придется мучительно ждать, пока она будет возвращаться. Я бы вышел на улицу, но не готов бродить в одиночестве. Мне надо рассказать ей обо всем, что случилось. Мы познакомились совсем недавно, но кажется, что Лиза – единственный человек, с кем можно поделиться.
После школы Лиза идет прямиком ко мне. Я весь день просидел дома, думая обо всем, что стряслось с мамой и Стефаном, и о вчерашнем разговоре с бабушкой, так что идея прокатиться на велике за город приводит меня в восторг.
– В школе ходят всякие слухи, – говорит Лиза, накручивая педали. – Говорят, вчера кого-то забрали в гестапо. За что именно, неизвестно. Вроде их поймали на помощи беглому узнику, а Илсе говорит, они…
– Забрали Стефана, – взрываюсь словами я. – Стефана и Яну. Они с другими ребятами раскладывали листовки по почтовым ящикам. Те самые листовки, сброшенные самолетами.
– Так они «Пираты эдельвейса»?
– Да. Я пошел за ними, нас заметили гитлерюгендовцы, я не смог предупредить вовремя и…
– Погоди, погоди. Его поймали при тебе?
– Да. Точнее, нет. Ну… это я во всем виноват.
Мы едем вперед, и я рассказываю Лизе все подробности вчерашней ночи: как крался в кромешной темноте, как брат раскладывал что-то по ящикам, как нас гнали и как мы прятались, как домой заявился Вольф, а Стефан успел вернуться, но Вольф нашел листовку у меня в книге.
Лиза молча выслушивает всю историю.
Вскоре дома кончаются. У нас в Кельне ехать пришлось бы гораздо дальше. Там улицы тянутся бесконечно, а по пути нам бы встретились зенитки, баррикады из мешков с песком, нацистские флаги на стенах. А здесь будто сохранилась нормальная жизнь.
Словно нет никакой войны.
Мы выруливаем на кладбище, заезжаем в прохладную тень церкви, и я показываю Лизе, где мы с Яной прятались вчера ночью. Кажется, что это было давным-давно.
Потом мы катим по берегу реки и останавливаемся напротив серого здания. С тех пор как Вольф забрал Стефана, я постоянно вижу его в кошмарах.
Штаб гестапо.
На первом этаже – тяжелая дверь, утопленная в стену, по бокам – сводчатые окна. На втором этаже – пять окон, закрытых ставнями. Слева от здания раскинулся газон, огороженный кустами и деревьями. Ворота в колючей изгороди распахнуты, рядом с дорожкой, ведущей к зданию, вялым платочком обвис нацистский флаг.
От этого зрелища у меня мурашки идут по коже и волосы становятся дыбом. Гоню из головы образ брата, скорчившегося на полу где-то в недрах этой мрачной постройки.
– Думаешь, Стефан там? – не удержавшись, шепчу я.
– Вот бы узнать.
– Может, подойти и спросить? – Отчаянно хочется выяснить, что с братом все в порядке, но едва ли мне хватит смелости постучать в дверь.
– Не стоит, только хуже сделаешь, – советует Лиза. – Пусть этим занимается твой дед.
Запрыгиваем на велики. Накручиваю педали, чтобы побыстрее убраться отсюда. Мало ли, вдруг инспектор уголовного розыска Вольф следит за нами из окна.
Едем вдоль железной дороги, мимо станции, потом ныряем в тоннель и выскакиваем за город. Через пару километров сворачиваем на проселок, ведущий к фруктовому саду.
Куда хватает взгляда, стоят ряды деревьев. Прислонив велики к ближайшему стволу, плюхаемся в высокую траву и разуваемся.
Солнце ласково греет, небо ясное, воздух чист и свеж. Кажется, что мы попали в другой мир.
– Надо было меня позвать, я бы пошла с тобой, – говорит Лиза.
– Да я не знал, что он собирается… Как думаешь, где он? Почему нам ничего не говорят?
– Когда в прошлом году забрали папу, нам тоже ничего не говорили. Самое поганое, когда не знаешь, где он и что с ним. И ничего не можешь сделать.
– Знакомое чувство. Знаешь, меня одолевает… – Подбираю нужное слово. – Злость, вот. Я просто готов взорваться. Не знаю, где Стефан, а если бы и знал, ничем не могу ему помочь. Может, и есть какие-то хитрые ходы, но я – простой мальчишка, а они – гестапо, СС, армия. Они творят что хотят, а мы должны терпеть. Это нечестно.
Лиза слушает, кивая. Ее взгляд следит за лужайкой по ту сторону дороги.
– Нечестно, – повторяю. – Я думал, все будет хорошо, а получилось так паршиво, и я во всем виноват.
Кручу в руках пучок травы. Пальцы измазаны соком.
– Когда забрали папу, я тоже думала, что виновата, – говорит Лиза. – Ведь я не нашла способа ему помочь. Но моей вины здесь нет. И твоей тоже – это я про Стефана.
– Почему Вольф решил прийти к нам домой? Откуда он узнал, что Стефан – один из «Пиратов эдельвейса»? Он упоминал свидетеля… Вдруг я случайно проговорился, например, когда он выводил нас с парада?
– Ты ничего лишнего не сказал. Я знаю, я же была с тобой.
– Так откуда он узнал?
– Кто-то другой выдал «Пиратов».
– Например?
– Откуда мне знать? Может, Вольф вообще наврал, и никто ему ничего не говорил. Может, он хотел, чтобы вы думали, будто Стефана кто-то сдал. Но твоей вины здесь точно нет, просто не может быть, – стоит на своем Лиза.
– Как сказать… Если бы я не сунул листовку в книгу, Вольф бы не нашел ее и не забрал бы Стефана.
– Тогда можно считать, что это моя вина, – протестует Лиза. – Ведь листовку дала тебе я.
– Да, но…
– Карл Фридман, ты ни в чем не виноват. Если бы не было Вольфа, гитлерюгенда и сволочного Гитлера, вообще все были бы целы.
Выдираю очередной пук травы, прямо вместе с землей. Сухая почва осыпается с корней мне на ногу. Трудно это сказать, трудно подобрать слова. Они застревают в глотке, мне паршиво, но, собрав в кулак всю решительность, выдавливаю их наружу. Я должен признаться. Пусть Лиза знает о том поступке.
– Я однажды донес на него, – шепчу я, уставившись на серую грязь на моей бледной коже.
– Что? Повтори, что ты сказал?
– Однажды я донес на Стефана…
– На собственного брата? – В голосе Лизы звенит потрясение. – Зачем?
Кручу в руках траву и вспоминаю, как все было. Рассказываю Лизе со смесью облегчения и стыда.
Мы возвращались с занятий в «Дойчес юнгфольк». Нас везли в грузовике с открытым кузовом. В тот день победа досталась соперникам, так что мы держались за отбитые места и гундели, что враг жульничал.
На въезде в город мы тормознули на перекрестке. Грузовик с победителями встал прямо за нами. Наш юнгбаннфюрер, Аксель Юнг, ехал в кабине нашего грузовика. Он начал орать в окошко. Нам сзади тоже стало интересно, пара человек приподнялась, чтобы лучше видеть. Вскоре наши ребята тоже разразились глумливыми воплями.
Хоть у меня болели ноги, я кое-как встал и увидел троих длинноволосых парней у входа в кафе. К моему позору, среди них оказался мой брат, Стефан.
Он мирно стоял, спокойно улыбаясь, и смотрел на грузовик. Должно быть, он думал, что мы скоро уедем прочь. Но один из его друзей не отличался таким терпением. Он шагнул вперед и крикнул: «Тупые нацисты!»
Ребята в кузове загомонили громче, предлагая им постричься и обзывая еврейскими прихвостнями. Сквозь крики я услышал стук дверцы. Аксель Юнг выскочил из кабины и стремительно бросился к кафе. Он хотел было врезать одному из друзей Стефана, но мощный удар отправил его на землю.
Мы в кузове мигом замолкли. Мы представить не могли, что Акселя Юнга вообще можно сбить с ног, не говоря уже о том, что это сделает трусливый волосатик. Пока мы тупо смотрели на это зрелище, другие ребята из гитлерюгенда посыпались из кабин, так что против Стефана с друзьями оказалось шестеро парней в коричневых рубашках.
Сперва они ругались друг на друга, швырялись оскорблениями, потом один подскочил к брату, хватая того за ворот. Другой рукой он хотел было ударить брата, но промазал, и Стефан пробил ему прямой в нос.
Парень из гитлерюгенда отлетел, заливая кровью рубашку, и на улице завертелось месиво. Парни из «Дойчес юнгфольк» решили поддержать своих командиров. Друзья Стефана изначально понимали, что им не победить, так что при первой возможности рванули прочь. Аксель Юнг с парой товарищей бросился за ними, но быстро вернулся.
Когда все расселись по местам, Аксель забрался на задний бампер и спросил, кто знает этих ребят. Ральф и Мартин смотрели на меня и ждали, что я признаюсь, но я просто не мог. Не потому что хотел защитить брата, нет: мне было стыдно, что это мой родич. Я тогда мечтал, чтобы моим братом был не какой-то там Стефан Фридман, а самый что ни на есть Аксель Юнг.
Всю дорогу друзья уламывали меня, чтобы я выдал брата. Говорили, мол, я просто обязан все рассказать Акселю.
Так я и поступил.
Когда мы приехали в штаб гитлерюгенда, Ральф с Мартином пошли со мной к юнгбаннфюреру и стояли рядом, пока я признавался тому, что в драке участвовал мой брат, Стефан.
Лиза молча слушает мой рассказ. Судя по выражению лица, ей меня жаль.
– Ненавижу себя за тот поступок, – говорю. – Когда его отправили в лагерь, мне было жуть как стыдно. Дома я не признался, что донес на брата. У меня и мысли не было, что с ним так поступят. Молчал как рыба, но, оказывается, все знают…
– Ты не виноват. Тебе просто задурили голову в «Дойчес юнгфольк». Мой папа говорил, это как яд.
– Мне казалось, я поступаю правильно… но в то же время я понимал, что поступаю плохо. Я совсем растерялся.
– Зато теперь нашелся, – говорит Лиза. – Вот что важно. Ты стал другим.
– Не могу поверить, что считал Стефана плохим немцем. Таких смелых людей, как брат, еще поискать. Неудивительно, что во мне сомневаются.
– Я в тебе не сомневаюсь.
– Правда? – смотрю на Лизу.
Та с улыбкой пожимает плечами:
– Правда. Мы же с тобой друзья, Карл Фридман?
– Конечно, друзья.
Мне отрадно знать, что Лиза не сомневается во мне. Буря в груди утихает, на смену приходит облегчение. Как ночью, после рассказа бабушки, что семья в курсе моего предательства. Тогда тяжкий камень страшной тайны упал у меня с души. Набраться смелости и признаться Лизе было непросто. Я боялся, что она возненавидит меня. А она в меня верит. Она права, когда говорит, что я стал другим. Да, я изменился.
Девочка лежит в траве, и я падаю рядом. Солнце ласкает наши лица. Глаза закрыты. Тень от листьев пляшет на веках. Ветерок играется макушками деревьев. Поют птицы. Над полем витает ощущение мира и покоя. Меня приводит в восторг это светлая легкость на сердце и ощущение, что рядом друг. Не собрат по оружию, не товарищ, а просто друг.
– Давай назовемся «Команчи», – предлагает Лиза. – Если мы хотим стать ячейкой «Пиратов эдельвейса», нам нужно название. В Кельне действуют «Навахо», у нас «Апачи», а мы будем «Команчи». Это тоже индейское племя.
Она садится и находит в траве маргаритку. Ногтями отщипывает стебель, наклоняется ко мне и сует цветок в петлицу. Вторая маргаритка находит себе место на рубашке Лизы.
– Не эдельвейс, но пойдет, – говорит подруга. – Я тут подумала, может, не такие уж мы и беспомощные.
– В смысле?
– Знаешь, есть способ отплатить Вольфу. Надо заняться, раз уж мы стали «Пиратами эдельвейса».
– Например?
– Ай, – пожимает плечами Лиза. – Есть кое-какие мыслишки.
Предатель
Лиза предлагает на обратном пути навестить фрау Шмидт.
– Она поможет нам выяснить, что с твоим братом.
– Откуда ей знать? – Мой голос отражается эхом от темных сводов железнодорожного тоннеля.
– Она готова была рассказать нам про «Пиратов эдельвейса». Раз она знает про них, вполне возможно… – Щебенка насыпи громко хрустит под колесами: Лиза вдруг решила затормозить. Она указывает на стену тоннеля, на кирпичи, почерневшие от сажи и обросшие мхом. – Смотри! Видишь?
Под слоем грязи проступают белые слова.
Вид цветка наполняет душу гордостью. Это знак моего брата, самого смелого человека из всех, кого я знаю.
Он защищал меня. Даже когда я был мерзким поганцем, он оставался мне другом. Он простил мое предательство и ни словом не упрекнул меня.
Цветок мы разглядываем долго.
– Ты видел на фотографии, что ее сын носил значок, – говорит наконец Лиза. – Фрау Шмидт знает про «Пиратов эдельвейса». Может, сама состоит в отряде. Может, она знает кого-то, кто в курсе положения Стефана.
Вернувшись в город, мы едем прямиком к дому фрау Шмидт. Однако дверь нам открывает другой человек. Яна.
Придерживая дверь, она в замешательстве смотрит на нас.
– Карл? Что… Как ты здесь оказался?
У меня от удивления язык отнялся.
Яна смотрит, как я бессвязно мычу, и замешательство сменяет тревога.
– Что со Стефаном? – спрашивает она. – Он в порядке? Его не было на работе, я…
– А ты как здесь оказалась? – наконец выдавливаю я.
– В смысле? Живу я тут. Ты же ко мне пришел?
– Ты живешь тут? Мы… – Глядя на девушку, трясу головой.
– Естественно. Так что случилось?
– Они забрали Стефана. – В голову приходит только эта фраза, настолько я поражен внезапным открытием. Оказывается, Яна живет у фрау Шмидт. Нелепица какая-то.
– Кто его забрал?
– Вольф. Его забрал Вольф, но…
Яна выглядывает на улицу, озираясь по сторонам.
– Давай заходи.
Она втаскивает нас внутрь, на кухню, где мы с Лизой недавно ели печеньки. Я так и не понял, что происходит.
– Когда это было? – спрашивает Яна, заходя следом. – Я ничего не слышала.
– Сегодня ночью, – медленно говорю, пытаясь уяснить, как Яна поселилась здесь. – Я вернулся домой, Стефана еще не было, потом заявился Вольф и…
Замолкаю, стоит мне увидеть фотографии на буфете. Первым делом в глаза бросается Макс, сын фрау Шмидт, с эдельвейсом на значке. Когда я видел этот снимок в прошлый раз, я не обратил внимания на других людей. И не рассмотрел девчонку с краю.
Это Яна.
– Это ты.
Гляжу на фотографию детей фрау Шмидт, и все становится на свои места. Будто в темной комнате включили свет, и я наконец вижу черную кошку, за которой тщетно гонялся во мраке.
– Ты дочь фрау Шмидт.
Точно, Яна же говорила, что ее отец и брат погибли. А фрау Шмидт потеряла мужа и сына. Проясняется и другой момент. Вольф наверняка знал, что Яна входит в группу «Пиратов эдельвейса», как и ее брат в свое время. Вчера он мог прийти к ней и выдавить из нее донос на Стефана. Может, я и впрямь не виноват. Это не я проговорился.
Оборачиваюсь к Яне:
– Ты ему сказала? Это ты выдала Стефана Вольфу?
– Ты о чем? – подскакивает ко мне Яна.
– Так ты ему сказала или не ты?
– Карл, я не понимаю, о чем речь.
– Господи, что за шум? – Фрау Шмидт, заслышав наш спор, спускается вниз.
– Ты выдала брата Вольфу, – швыряю я обвинение Яне в лицо.
– Ничего я Вольфу не говорила!
Судя по шагам, фрау Шмидт уже на первом этаже.
– Так откуда он тогда узнал? – допытываюсь я. – Кто еще мог ему сказать?
У меня просто нет других вариантов. Но пока я кричу на Яну, та потрясенно смотрит на мать. Фрау Шмидт стоит в коридоре, прижав ладонь к губам. Глаза у нее распахнуты, голова трясется.
На миг воцаряется молчание.
– Мама? – недоверчиво шепчет Яна.
– У меня не было выбора, – говорит фрау Шмидт, по-прежнему зажимая рот. Мы едва слышим ее слова. – Он хотел забрать тебя.
– Что же ты натворила? – У Яны подкашиваются ноги. Чтобы не упасть, она упирается руками в стол.
– Вчера вечером он явился, а тебя не было дома. – Фрау Шмидт делает шаг к дочери, но Яна отшатывается от нее. – Он хотел арестовать тебя за распространение листовок. Он знает про твоих дружков и что ты не ходишь на собрания «Бунд дойчер медель»… про твоего брата и его дела с «Пиратами эдельвейса»… Сколько раз я тебя предупреждала? Сколько раз повторяла? Вот почему Вольф заставил их пойти в армию. Он знает про тебя и пришел за тобой. Сказал, что замешана девочка, значит, это ты.
Яна трясет головой, будто не может поверить в происходящее.
– Я же не единственная девочка…
– Но тебя не было дома. – В голосе фрау Шмидт звенит густая смесь злости, отчаяния и вины. В глазах у нее стоят слезы. – Он убедился, что это ты. Готов был ждать тебя и арестовать, чтобы ты выдала ему товарищей, но я… я умоляла его оставить тебя. Забрать другого…
– И сказала ему про Стефана? – спрашивает Яна. – Но откуда ты-то узнала про него?
Фрау Шмидт смотрит на меня. Вспоминаю, как впервые пришел в этот дом. Как спрашивал про цветок. Про Стефана она узнала от меня.
И выдала его Вольфу.
Получается, я виноват.
– Мне так жаль. – Фрау Шмидт снова прижимает ладонь к губам, будто хочет удержать слова внутри. – Пойми, я должна была спасти мою доченьку. Вольф отнял у меня Джозефа и Макса. Я просто не могла отдать ему Яну. – Голос у нее дрожит, глаза блестят. – Я рассказала, как ты спрашивал про значок, который видел на куртке у брата, и что выяснить имена сообщников можно у него, что…
Не могу больше слушать ее. Не могу находиться с ней в одном доме. Мне нужно выйти.
Яна зовет меня по имени, хочет удержать, но я вырываюсь. Отталкиваю прочь фрау Шмидт и выбегаю на улицу.
Прыгнув на велик, кручу педали изо всех сил.
– Ты не виноват! – кричит Лиза, пытаясь угнаться за мной. – Ты не виноват!
Смерть стучится в двери
Вечером Яна заходит к нам домой. Спрашивает про Стефана, но говорить с ней не лежит душа. Про брата ничего не слышно ни в тот день, ни на следующий, ни на третий. Мы не можем спокойно есть и спать, все разговоры вертятся вокруг Стефана. Из головы не идет, что Лиза не видела папу со дня ареста. Боюсь, что с нами получится так же. Меня будто засосало в кошмар. Жизнь полетела вверх тормашками.
Дед с мамой постоянно мотаются в гестапо, но там упорно молчат.
Иногда помогаю деду с машиной – мою кузов или подаю инструменты, практически не приходя в сознание. Даже вожусь на кухне с женщинами. Поначалу было опасение, что мама снова сляжет. Да, ей страшно и тяжело, но злость держит ее на плаву. Повязку ей сняли, на голове остался лишь небольшой шрам. Удивительно, что из такой маленькой ранки вытекло столько крови.
Единственное событие с ареста Стефана – новости от фрау Остер. Ей пришла похоронка. Муж, танкист из СС, убит в России. Ба сроду не любила фрау Остер, да и своих проблем у нас хватает. Но они с мамой и другими женщинами с Эшерштрассе собираются, чтобы поддержать бедняжку.
С каждым днем война все сильнее проникает в нашу жизнь.
Иногда мы с мамой ходим по магазинам, но в основном я сижу дома. Гуляю только с Лизой. Когда моя подруга возвращается из школы, мы прыгаем на велики, едем в сад и там обсуждаем план мести Вольфу.
На третью ночь после ареста Стефана мы решаем, что пришла пора.
Вечером, поднявшись к себе, я не ложусь в кровать. Жду, пока Ба с дедом уснут, и гляжу в окошко.
Уже стоит глухая ночь, а они все разговаривают, будто решили просидеть до утра. Прикладываюсь ухом к полу. До меня долетают обрывки разговора. Ба с дедом гадают, где сейчас Стефан и когда он вернется.
Наконец беседа замирает. Они поднимаются наверх. Прыгнув в кровать, притворяюсь, что сплю. Мама заходит, садится рядом и долго смотрит на меня. Гладит по голове, говорит, как сильно любит меня.
Притворяться нет сил. Открыв глаза, отвечаю, что тоже ее люблю.
– Все будет нормально, – шепчет она.
– Знаю.
– Вот увидишь, Стефан скоро вернется.
– Ага.
Жаль, но это всего лишь попытка утешить друг друга. Мы не знаем, как обернется дело. Неведение хуже всего.
Мама целует меня в макушку, гладит по волосам. Рядом с ней так уютно, что глаза сами закрываются. Но спать нельзя – меня ждет Лиза, а перед этим еще надо наведаться в подвал. Мысль спускаться туда глухой ночью совсем не греет, но мне важно показать Вольфу, что он не сломил нас. К тому же я обещал Лизе. Уговор есть уговор.
Бесшумно спуститься по лестнице непросто. Половицы скрипят от малейшего движения, но один раз у меня получилось, получится и сейчас.
На первом этаже замираю и прислушиваюсь. В спальнях стоит полная тишина. Значит, я не потревожил родных.
Довольный, что пока все идет по плану, крадусь по коридору. Луч фонарика нащупывает дверь под лестницей.
Сглотнув, берусь за ручку. Там притаилась тьма. В голову лезут мысли о чудовищах, копошащихся во мраке.
«Ты сможешь, – говорю я себе. – Ты же крепкий, как сапог».
Нет во мне сапожной крепости. Но я заставляю себя открыть дверь. Потому что пообещал Лизе. Надо кое-что достать из подвала, потом выйти из дома и встретиться с подругой. Таков план. И я Лизу не подведу.
Еще меня толкает вперед долг перед братом. Вольф забрал Стефана, и я не смог ему помешать. Зато могу отомстить. Я продолжу распространять сообщение, ради которого так рисковал брат и другие «Пираты эдельвейса».
За дверью прячется кладовка. Открываю люк в полу. Мрак, зевнув, проглатывает луч фонарика. Едва видно четвертую ступеньку, а дальше царит густая тьма.
Присев, сую руку в темноту и нащупываю у самого люка выключатель.
Голая лампочка заливает подвал тусклым светом. Всяко лучше, чем полная тьма. Осталось спуститься вниз, взять все необходимое…
Издали раздается вой сирены.
Застываю, едва шагнув на первую ступеньку.
Включается вторая сирена, в этот раз чуть ближе.
Авианалет. Скоро здесь будут самолеты.
Надо спешить.
Родные проснутся, спустятся вниз и обнаружат, что я уже сижу в подвале. Одетый как на улицу.
Меня трясет от адреналина. Выскочив из подвала, гашу свет и закрываю дверь. По дороге задеваю швабру с метлой. Они падают с громким стуком, но его заглушает вой сирен. Город уже стоит на ушах, можно не таиться. Главное – успеть к себе в спальню.
Утекают последние секунды.
В темноте прыгаю через ступеньки. Ничего не видно, но я давно способен пройти здесь с закрытыми глазами. Сейчас я буду в спальне.
Сирены завывают совсем рядом, вражеские самолеты уже над нами, а я бегу не в убежище, а от него.
На верхней ступеньке делаю неверный шаг, поскальзываюсь, падаю на четвереньки и вкатываюсь к себе в тот миг, когда начинает открываться дверь.
– Карл? – зовет мама из коридора. – Карл, вставай! Быстрее!
Распахнув дверь, она заходит в комнату. Слава богу, темно хоть глаз выколи.
– Да-да, иду. – Встаю на ноги.
– Быстро вниз, – говорит дед из коридора. – Немедленно!
– Что за суета? – Это бабушка. – Небось опять будут швырять листовки.
– А если нет? – отвечает дед. – Вот упадет тебе на голову бомба, будешь знать.
– Ничего не видно, – жалуется Ба.
В коридоре вспыхивает лампочка. Перед глазами пляшут цветные пятна.
– Ты чего творишь? – набрасывается на нее дед. – А ну выключи. Хочешь, чтобы дом было видно с неба?
– На окнах плотные занавески, – срезает его Ба. – А кому надо, тот и так знает, где стоят дома. Не наугад же они над нами летают?
– Хватит вам! – Мама утаскивает бабушку вниз.
В суете никто не обращает внимания, что на мне уличная одежда. Переодеваться в пижаму некогда. Надеюсь, прокатит.
Вокруг завывают сирены. Кажется, этот звук наполняет весь мир. Когда мы в прошлый раз сидели в подвале, он доносился куда слабее.
– Похоже, врубили все сирены в городе. – Дед подтаскивает ведро с водой ближе к столу, чтобы было под рукой на случай пожара. Сидим кружком, смотрим друг на друга. То, что творится на улице, пугает нас.
– Сыграем в картишки? – пытается отвлечь нас дед. Он берет со стола колоду и начинает тасовать.
Ждем, пока он раздаст, и делаем вид, что нам не страшно.
– Когда успел одеться? – спрашивает мама.
– А?
– На тебе одежда.
– А… я не спал, – на ходу стряпаю отговорку. – Услышал первую сирену, очень далеко, а потом завыла другая, и я оделся на случай, если мы потом пойдем на улицу…
– Чтобы не ходить перед людьми в пижаме? – спрашивает мама.
– Чтобы перед Лизой не ходить в пижаме, – подкалывает дед.
– Не дразни мальчика, – просит мама. – Возраст у него такой, когда начинают распускать хвост перед девочками.
Поверили! С души падает камень. Но радость длится недолго: на улице начинают палить восемьдесят восьмые.
Бум-бадабум-бум-бум. Бадабум.
А потом уши ловят ровный гул летящих самолетов и зловещий свист падающих бомб.
Первый взрыв звучит так себе. Просто хрустнуло где-то вдали. Но мы тревожно переглядываемся. Мама обнимает меня.
За первым взрывом следует второй.
И еще один.
И еще один.
Бомбы дождем сыплются на город. Грохот, треск, земля дрожит.
– Приближаются к нам, – говорит Ба.
Восемьдесят восьмые продолжают отстреливаться.
Даже вообразить страшно, что сейчас творится снаружи. Там на улице царит огонь, взрывы, смерть. Настоящий конец мира.
– Стефан сейчас в безопасности? Он не пострадает? – спрашиваю.
Взрослые переглядываются.
– Думаю, самолеты ему точно не угрожают, – выдавливает улыбку дед. – Карл, ходишь первым.
Он сдает карты, пытаясь отвлечь меня. Невидящими глазами смотрю на листочки картона. Если на нас упадет бомба, выдержит ли крыша? Или дом развалится и нас погребет под обломками? Раздавит ли нас или мы будем заперты в подвале с колодой карт и ведром воды? Или нас вообще разнесет на клочки?
Мной овладевает паника. Хочется выбежать наружу. Поехать с Лизой в сад. Катить на велике, и чтобы солнце светило в спину. Очутиться где угодно, лишь бы не здесь.
– Все нормально, – обнимает меня мама. – Не бойся.
– Мне страшно. – Роняю карты на стол.
– Мне тоже, – признается она. – Но скоро все кончится.
Смотрю через плечо на полку в дальнем углу подвала. Там лежит то, за чем я лез сюда, когда завыли сирены. Авианалет поломал наш с Лизой хитрый план. Понятное дело, сегодня мы уже ничего не сможем. Но мысли о Лизе успокаивают меня. Закрыв глаза, представляю, что я не в подвале, а в саду. Рядом Лиза. Мы разулись, чтобы чувствовать ногами траву. Мы лежим на спине, смотрим в небо и гадаем, на что похожи облака.
Взрывы грохочут на окраине, постепенно приближаясь к нам. Земля дрожит. С потолка летит пыль. Смерть стучится в двери, а меня нет дома. Я в саду и не вернусь в подвал, пока самолеты не улетят и город не накроет одеялом тишины.