Текст книги "Тайна брата"

Автор книги: Дэн Смит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 13 страниц)

Дэн Смит
Тайна брата

Посвящается старшему брату Майку

Лето 1941
Западная Германия

Военные игры

В живых остались только мы.

– Ну что, все зависит от нас, будем вытягивать, – говорит Ральф.

Мы лежим в тени под кустами на опушке, разглядывая бункер на дальнем краю поляны. Его охраняют ребята в форме. Серая заброшенная постройка ничем не примечательна, но это наша цель. Здесь решается, чья возьмет. Вокруг лежат тела парней, защитников и нападающих, отдавших жизнь ради победы.

– Бесполезно, – качаю головой.

– Победа будет наша, – скалится Мартин, белые зубы сверкают на грязном лице. Он силач и здоровяк, один из лучших бойцов школы. В лесу он сумел поднять врага, как мешок картошки, прежде чем забрать его жизнь.

– И чего, просто бросимся на них? – возмущаюсь я. – А вдруг здесь не все? Если там засада…

– Не боись. – Ральф пихает Мартина локтем, кивает, и они на пару отползают под покров деревьев. – Мы отвлекаем внимание на себя, ты выполняешь задачу. Разделяй и властвуй. Главное – победить.

– Что?

– Ты только задачу выполни, – шепчет Ральф, исчезая в лесу. – И не помри там, а то прибью.

Вскоре Ральф с Мартином выскакивают из-за деревьев на дальнем краю поляны. Стоит охранникам их заметить, как мои соратники бросаются в атаку.

Сторожить флаг у входа в бункер осталась пара ребят. Они следят за лесом на случай, если кто еще набежит. Последний боец прячется внутри. Понятное дело, он тоже не слепой.

Кулаки сжались так, что ногти протыкают ладонь. Пока рано.

Ральф с Мартином бегут прочь, заманивая врага подальше от бункера. Двое преследователей несутся вдогонку. На краю леса Мартин тормозит. Развернувшись с опущенной головой, принимает соперника на плечо. Паренек взлетает и рушится на кучу травы за спиной Мартина. Ральф припадает к земле и, разок врезав бедолаге, срывает с него жизнь. Тем временем Мартин и оставшийся противник замерли друг напротив друга в боевой стойке. Кулак Мартина впечатывается в живот врага, и тот пластом падает на спину. Забрав жизнь поверженного паренька, Мартин кричит Ральфу:

– Ты все?

– Ага, – отвечает Ральф, и они шествуют к бункеру.

Разделяй и властвуй. А ведь работает! Двоих одолели, осталось трое, теперь захватить цель несложно. Победа у нас в руках.

Ральф и Мартин уже на середине луга, метрах в пятидесяти от бункера, и мне пора бы к ним присоединиться. Но встать не успеваю. Все-таки мы недооценили врага.

У них свой хитрый план.

На дальнем краю поляны из леса внезапно вылетает с десяток ребят. С адскими воплями они рысят к моим растерянным напарникам. Мартину с Ральфом явно хочется сбежать, но они, переглянувшись, встречают угрозу лицом к лицу.

Едва враги оказываются в зоне досягаемости, Мартин бросается на них. Кулаки так и мелькают, сметая все на своем пути. Хрустят носы, трещат челюсти, и через пару секунд трое соперников уже валяются на земле. Ральф держится сзади, срывая с упавших жизни. Ребята перемалывают противника, будто истинные солдаты.

Охранники бункера не сводят глаз с побоища. Тот, что покрупнее, размахивает кулаками. Его так и подмывает ринуться в драку. Лишь напарник удерживает его, вцепившись в ворот рубашки. Наконец здоровяк отпихивает товарища и покидает пост. Рванув с пригорка, он набирает скорость и врезается в Ральфа сзади, сбивая того с ног. Мой друг падает прямо на кучу тел.

Я с ужасом наблюдаю, как враг срывает с Ральфа жизнь.

Давай. Пора.

Перевожу взгляд на бункер. Там остался один боец снаружи, один внутри.

Прямо сейчас, ждать нельзя.

Поднявшись на ноги, выскакиваю из убежища на яркий свет. Враги окружили Мартина, как стая волков. Охранник бункера не сводит с драки глаз, а потому не видит меня.

Половина расстояния.

От изнеможения тесно в груди, и ноги горят.

– Давай, Карл, – шепчет кто-то из павших товарищей, когда я пробегаю мимо. – У тебя получится.

Мартин еще отмахивается, но силы его на исходе, и круг потихоньку сжимается.

– Только победа, Карл, только победа, – подбадривает другой паренек, когда я подбегаю к цели.

Метров за десять до бункера тот из охранников, что сидит внутри, замечает меня. Бледное лицо мелькает в окне, наши взгляды встречаются, но он никак не реагирует. Я уже рядом, а ему будто все равно.

Тот, что стоит у входа, замечает меня слишком поздно, всего в паре шагов. Ничего он не успевает.

Взмахиваю кулаком словно молотом, и удар обрушивается на его щеку. Громкий шлепок, враг беззвучно падает на траву, а я срываю с него жизнь. Остается лишь одолеть последнего соперника, который выходит ко мне из темного провала двери.

Тем временем на поляне враги, окружив и повалив Мартина, забирают его жизнь, но по-прежнему не видят меня.

Стиснув зубы, делаю шаг навстречу тому, кто стоит между мной и победой.

У того поникшие плечи и красные, будто воспаленные глаза. Он словно не видит меня. Тяну к нему руки, но он стоит без движения.

Он вздрагивает, но даже не пытается защищаться. Срываю с него жизнь и сбиваю с ног, а после разворачиваюсь к флагштоку, и наш флаг ползет вверх.

На фоне ясного синего неба развевается алый прямоугольник, цвета крови, которую мы проливали. В центре – круг, сияющий белизной, а в нем – жирная черная свастика.

По ушам бьет гудок сирены, знаменующий окончание игры, и воздух наполняется радостными криками.

– Хайль Гитлер! – доносится сзади.

Обернувшись, вижу, что ко мне идет гебитсфюрер[1]1
  Окружной руководитель гитлерюгенда, взрослый, член НСДАП.


[Закрыть]. В сопровождении двух шарфюреров[2]2
  Руководитель отделения, подросток, член гитлерюгенда.


[Закрыть] он следил за игрой с выгодной позиции на дальнем краю поляны. Вот он уже нависает надо мной, заткнув большие пальцы за ремень, высокий, сильный, с квадратным подбородком. Отутюженная форма смотрится идеально, фуражка сидит строго по центру. Блеклые глаза сурово смотрят на меня.

– Молодец, – говорит он. – Станешь настоящим солдатом. Быстрым, как тигр, крепким, как сапог, и надежным, как крупповская сталь. Как завещал великий фюрер.

– Хайль Гитлер! – вскидываю руку, щелкнув каблуками.

По всему полю мертвые ребята встают на ноги. Проигравшие горестно стенают, наши, радуясь победе, скачут и обнимаются. Погибшие в лесу бегут узнать, кто выиграл, и среди них завязываются потасовки.

Парень, лежащий у моих ног, садится и смотрит на меня, закусив губу, будто изо всех сил удерживает слезы. Его зовут Йохан Вебер, мы учимся в одном классе. Не то чтобы мы дружим, я его толком не знаю, но сегодня он сам на себя не похож. Толковый и резкий, он не раз укладывал на ринг ребят постарше. Переводя взгляд с красной ленты моей жизни на его синюю ленту у меня в кулаке, размышляю, почему он так легко сдался.

– Едва успел, – сообщает гебитсфюрер, глядя на часы. – Еще несколько минут, и вы бы проиграли.

– Так точно.

– Скольких ты одолел? – указывает он на синюю ленту у меня в руке.

Достаю из кармана отнятые жизни и пересчитываю.

– Семерых.

– Семь жизней? У тебя даже кровь на лице.

– Это не моя, герр гебитсфюрер.

– Хорошо. – На суровом лице мелькает тень улыбки. Он кивает. – Молодец, такие немцы и нужны нам в армии. Герр Гитлер гордится тобой. Тебе сколько лет?

– Одиннадцать. Завтра будет двенадцать.

– Как зовут?

– Карл Фридман, герр гебитсфюрер.

Почести

Ребята из гитлерюгенда провожают нас к открытым грузовикам и ждут, пока мы залезем в кузова. Наша форма вся в грязи и крови, но это мелочи. Главное, мы победили.

Каждое отделение едет отдельно. Мы выстраиваемся в цепочки и по очереди забираемся в машины. Там тесно, сидеть приходится на железном полу, жарко, пот заливает боевые ссадины, но настроение отличное.

– Славная победа! – перекрикивает Ральф рев мотора. – Как раз подарок тебе на день рождения.

– А вы прикиньте, как англичашки обгадятся, когда мы высадимся на их берегу! – орет Кристоф.

– Скоро уже мы выиграем войну, – говорит Феликс.

– Ну, надеюсь, на мою долю вражин хватит, – смотрю я на Феликса.

– Брательник говорит, врагов целые миллионы. – Мартин, дотянувшись, трет мне лоб костяшками пальцев. – Всем достанется. Даже тебе, Карл!

Грузовик скачет по ухабам добрых полчаса, но я упиваюсь победой и своей ролью в ней, поэтому время летит. Даже ползи мы три часа, и то я бы не заметил. Мышцы наливаются приятной усталостью, ветерок щекочет кожу, вокруг друзья, что может быть лучше? Только то, что в нашей школе гитлерюгенд организовал двухнедельную физкультподготовку. Прошлая неделя была лучшей в моей жизни, и впереди еще одна такая же. Завтра у меня день рождения, и я проведу его среди товарищей.

Грузовик с лязгом тормозит около школы, и мы на негнущихся ногах соскакиваем на землю. На теле наливаются синяки, но я чувствую себя на вершине мира.

Гебитсфюрер передал командование старшим ребятам из гитлерюгенда. Те, выкрикивая команды, превращают толпу в ровный строй. На соседнем плацу, левее школы, девчонки в белых майках и черных шортах занимаются спортом, купаясь в солнечных лучах. Так трудно оторвать от них взгляд, кто-то из ребят восхищенно свистит, но юнгбаннфюрер[3]3
  Руководитель детского «батальона», то есть всех детских отрядов школы. Эту должность занимали ученики гитлерюгенда.


[Закрыть] вытаскивает того из строя и приказывает сделать двадцать отжиманий. Все замирают по стойке «смирно».

Под грохот моторов последние ребята выскакивают на плац, встают в строй, и юнгбаннфюрер, Аксель Юнг, начинает перекличку, проставляя галочки в списке. Вышагивая вдоль строя, он выкликает очередное имя и внимательно смотрит на рявкнувшего «Здесь!». Отметив всех до единого, он роняет планшет на землю и встает лицом к нам.

Руки сцеплены за спиной, по бокам – двое молодцов из гитлерюгенда, он молчит какое-то время, лишь глаза бегут по нашим рядам. Перед Акселем выстроилась добрая сотня мальчишек, но внешне он сохраняет полное равнодушие.

В форме он смотрится потрясающе. Суровый, мужественный. Держится строго, как подлинный солдат, на боку висит кинжал, и мне очень хочется стать таким же. Ему семнадцать лет, и скоро он отправится на фронт. Надежный, верный, готовый умереть за фюрера.

Наконец, привстав на каблуках, он демонстрирует нам идеальную выправку. Над полем разносится его голос.

– Карл Фридман, шаг вперед.

Если честно, не ожидал услышать свое имя. Чеканя шаг, подхожу к Акселю Юнгу и отдаю честь. Он тоже отдает честь и, кивнув мне, обращается к строю:

– Карл Фридман сегодня показал нам и волю к победе, и военную хитрость. Он убил семерых, поднял флаг и единственный из всего взвода остался в живых. За успехи он награждается серебряным значком достижений.

Когда Аксель Юнг прикалывает значок к форме, у меня становится тесно в груди. Я столько мечтал об этой награде, и вот она моя. На значке красуется стилизованная под молнию буква S, как на символе войск SS, в центре – маленькая свастика, а по кругу идет надпись: «Fiir Leistungen Im DJ»[4]4
  За достижения в DJ (нем.).


[Закрыть]. DJ – это «Дойчес юнгфольк», «Юные немцы» – организация, в которой мы состоим, пока нам по возрасту не придет пора вступить в гитлерюгенд.

Аксель Юнг, бросив на меня взгляд, вскидывает руку и кричит: «Хайль Гитлер!» Повторяю жест и, крутнувшись на каблуках, возвращаюсь в строй.

Шагать приходится под такой гром аплодисментов, что девчонки на соседней площадке оборачиваются.

– Молодцом, – подмигивает Ральф, когда я прохожу мимо.

Хочется прыгать от счастья. Тем временем Аксель Юнг переходит к другим вопросам.

– Проигравшие, – командует он, указывая на дальний край поля, где у ограды собрались наши соперники, – пятьдесят отжиманий.

Доносятся стоны.

– Сто отжиманий.

Желание причитать отбито напрочь. Ребята, подбежав к ограде, падают на землю, и начинается долгий и мучительный процесс. Из толпы выпадает только Йохан Вебер.

Он сильно бросается в глаза. Пока все бегут, он едва плетется. К сетке приходит последним. И вместо отжиманий ложится ничком, носом в гравий, раскинув руки, будто у него вовсе не осталось сил.

– Остальные шагом марш на обед, – объявляет Аксель Юнг. – Встретимся после уроков.

Ральф с Мартином подходят ко мне полюбоваться значком. По пути к нам прибивается еще несколько мальчишек.

– А ну бодрее! – кричит юнгбаннфюрер у нас за спиной. – Кто не отожмется, тот не обедает!

– Повезло тебе, – говорит Феликс. – А я вот значка все никак не дождусь.

– Скорости не хватает, – предполагает Мартин.

– Со скоростью у меня в порядке, – возражает Феликс. – Я опередил Карла…

– Значит, не скорости, а мозгов, – подкалывает его Ральф, и меня колет чувство вины.

– Это ж вы придумали: разделяй и властвуй, – говорю я ребятам.

– Ага, – Мартин шутливо бьет меня в плечо, – есть такое дело. Мы придумали план и поставили жизнь на твой успех.

– Но ты поднял флаг. – Ральф хлопает меня по спине и обнимает за плечи. – Ты забрал семь жизней. И стрелял вчера лучше, чем я. И вообще, – хохочет он, – у нас давно золотые значки, так что тебе до нас пока далеко.

Они с Мартином выпячивают грудь, где на форме сверкает золото.

– Интересно, как такие балбесы умудрились заслужить такую награду, – качаю головой.

– Ну сейчас кто-то отхватит! – шевелит бровями Мартин, но поймать меня не успевает.

Несусь к школе сломя голову, но Ральф, стремительный, как волк, не дает мне добежать до входа. Мартин наступает нам на пятки. Тяжело дыша, он хватает меня за шею и трет кулаком по лбу.

– Сдавайся! – хохочет он. – Сдавайся, кому говорю!

– Сдаюсь.

Отпустив мою голову, Мартин снова обнимает меня за плечи.

– Пошли уже, жрать охота, – говорит он.

От дверей я кидаю взгляд на проигравшую команду. Йохан Вебер все так же без движения лежит на земле.

– У нас что, в отряде завелась девчонка? – орет Аксель, приближаясь к нему. – А ну за дело!

Сапог Акселя врезается в землю, и камешки дождем летят Йохану в лицо. Двоих ребят, отжавшихся положенное, разбирает хохот.

Йохан, отдернувшись, вытирает ладонью рот, а потом делает первое отжимание, но голова его болтается маятником, а воздух тяжело вырывается из легких. Тело его будто скручено судорогой.

– Это ты ему так мощно врезал? – спрашивает Мартин.

– Я его, можно сказать, погладил.

То ли попытка отжаться добила Йохана, то ли крики Акселя, но руки его подламываются, и он снова падает на землю, охваченный крупной дрожью.

Аксель Юнг, вздернув его за ворот рубашки, приказывает стоять на одной ноге. Вокруг все хохочут.

– Хорош дрожать, а то землю жрать заставлю. – Юнгбаннфюрер, подняв с земли пригоршню камешков, тычет ей в лицо Йохану.

– Он чего, ревет? – замечает Ральф. – Хрен ли плакать-то?

– Говорят, самолет его отца сбили, – объясняет Кристоф. – Он, кажись, летал на «хейнкелях». Утром пришла похоронка.

– А чего плакать? – удивляется Мартин. – Если бы мой отец погиб за фюрера, я бы гордился.

– Я тоже, – говорит Ральф, и его испытующий взгляд упирается в меня.

– Ну так-то да, конечно, – отвечаю. – Гордился бы.

– Потопали, а то опоздаем на обед, – говорит Ральф.

– Пошли.

Но по дороге к школе я все оглядываюсь на Йохана Вебера, стоящего на одной ноге. Интересно, что творится у него в голове. Почему он не горд за папу?

На обед дают не пойми какой суп. В мутной жиже плавают кусочки мяса и овощей. Хоть и с шуточками, но мы его едим, с голодухи не будешь воротить нос.

Столовую заполоняют гомонящие ребята, девчонки пообедали до нас. На то, как мы питаемся, со стен смотрят плакаты, призывающие записываться в армию, и карикатурные носатые евреи с передовиц газеты «Штурмовик». С дальней стены за нами со здоровенного портрета приглядывает наш фюрер, герр Гитлер.

Значок на груди так и притягивает взгляд. Как же я горжусь им. Пусть хитрый план придумали другие, но флаг-то поднимал я. Правда, из головы не идет Йохан Вебер, который вообще не стал защищаться. Не будь он в растрепанных чувствах, я мог бы и не одолеть его.

В столовую подтягивается побежденная команда, но Йохана Вебера среди них не видать. К тому времени, как мы уходим, он так и не появился. Зато он обнаруживается в классе. Сидит на задней парте, глядя ровно перед собой. Глаза еще красные, а на лице – ссадины и злые морщины.

Хочу заговорить с ним, узнать, как так вышло с его отцом, но ребята обходят его стороной, и мне не хочется подставляться. Слабость у нас не в почете. Сажусь между Мартином и Ральфом, позади Кристофа и Феликса.

– Чего ты все на него пялишься? – интересуется Мартин.

– А?

– Ты все время оборачиваешься на Йохана.

Пожимаю плечами.

– Не жалей его. Он должен гордиться, а не плакать. В армии не место плаксам.

– Конечно, – соглашаюсь я, оборачиваясь к доске. В класс как раз входит герр Каппель.

На уроке изучаем траектории. Герр Каппель ставит большую коробку с песком и стреляет в нее железными шариками из маленькой пушки. Мы по очереди пробуем подобрать такой наклон ствола, чтобы попасть в мишень, и мне это удается первому.

– Сегодня твой день, – показывает герр Каппель на мой значок. – Насколько помню, завтра у тебя день рождения.

Значок напоминает о Йохане Вебере, и я бросаю на него взгляд. Тот стоит чуть в стороне, наособицу.

После урока траекторий у нас расоведение, а потом физкультура на улице. Аксель Юнг с двумя парнями из гитлерюгенда ждет нас во дворе. Форма на нем безупречно чиста, а выправка идеальна. Едва построение закончено, он вызывает вперед Йохана Вебера.

– Наплакался? – спрашивает Аксель.

Раздаются смешки, но Йохан спокойно кивает. Подбородок его вздернут, а плечи отведены назад. Он смотрит перед собой, будто Акселя здесь нет.

– Мы не плачем! – Аксель, шагая вдоль наших рядов, перекрикивает нарастающий хохот. – В армии не место плаксам! Ты что? Коммунист? Еврей? – Каждое слово сочится отвращением.

Глаза у Йохана Вебера на мокром месте. И мне почему-то от этого тошно. Я должен быть крепким, как сапог, и телом, и духом, но смеяться вообще не тянет. Мне жаль Йохана, и приходится повторять себе, что нельзя быть таким слабаком.

Набираю в грудь побольше воздуха и задерживаю дыхание. Я сегодня заработал значок. Через два года меня примут в гитлерюгенд. Я уже выучил присягу наизусть. Я буду как Аксель Юнг. Моя семья будет мной гордиться.

Юнг, встав перед Йоханом, смотрит на того, пока над нашим строем не разливается мертвая тишина.

– Твой отец отдал жизнь за фюрера, а ты плачешь? Каково ему было бы знать, что его сын – слабак? Ты должен гордиться. Если хочешь быть солдатом в армии фюрера, надо быть сильным. Пожалуй, мы попробуем тебя закалить.

Йохан утирает лицо рукавом. От выправки не осталось и следа. Плечи поникли, голова висит, а из носа тянется сопля.

– Позорище! – раздается у меня за спиной, и по рядам катится волна хохота.

Юнг сторонится Йохана, будто может подцепить от него заразу.

– Снять рубашки. Сегодня у нас соревнование по боксу. Йохан Вебер против всего класса.

Нокаут

Снимаем рубашки. Солнечные лучи греют голую спину. По команде собираемся в кольцо вокруг Йохана Вебера. В середину круга выходит Аксель Юнг. У него в каждой руке по паре древних боксерских перчаток.

Уронив их на землю, он поворачивается на месте, осматривая ребят, стоящих плечом к плечу. Иные уже проталкиваются вперед, чтобы юнгбаннфюрер пораньше пригласил их на ринг.

Йохан стоит с поникшей головой, будто ему не хватает смелости поднять глаза.

– Ну что, отдадим первый бой герою дня? – Акселю Юнгу приходится перекрикивать гвалт мальчишек, умоляющих выбрать их. Отведя глаза от Йохана, замечаю, что юнгбаннфюрер внимательно смотрит на меня. Он говорит: – Ты заслужил это право. Выходи.

Должно быть, во мне чувствуется какая-то нерешительность, и Юнг хмурит брови:

– Что такое? Не хочешь драться?

– Конечно, хочет. – Мартин толкает меня в круг. – Давай, Карл.

– Ага, давай, Карл! – повторяет Кристоф, к его крику присоединяются другие, и вот уже ребята скандируют мое имя.

– Ка-арл! Ка-арл! Ка-арл!

На меня льются лучи одобрения и предвкушения. Подбираю перчатки. Размер великоват, но подходит Ральф, чтобы завязать их потуже, а потом хлопает меня по спине и желает удачи.

Правда, вид Йохана Вебера подсказывает, что удача мне не понадобится. Он кое-как натянул перчатки, но руки у него болтаются плетьми, а шнурки свисают ниже коленей.

Аксель Юнг поднимает руку, требуя тишины:

– Один минутный раунд на человека. Успеют все. – Сделав шаг назад, он объявляет: – Начали!

Встаю в стойку, левая нога впереди, кулаки у подбородка, но Йохан даже не пошевелился.

– Руки поднял! – орет на него Юнг.

Йохан смотрит на меня, и я вижу в его глазах, как в болоте тоски вскипает злость.

– Руки поднял! – снова орет Юнг. Подскочив к Йохану, он хватает того за запястья, дергая вверх.

Глаза Йохана превращаются в щелочки, он вырывается из хватки. Губы стиснуты, на щеках играют желваки.

– Врежь ему, – говорит Юнг, отступая, – врежь как следует.

Не меняя стойку, сдвигаюсь вбок. Вид Йохана вызывает странную смесь жалости и тревоги. Понятно, что у него на душе кошки скребут и что вскоре его обмолотят, как грушу, но в нем нарастает что-то страшное. Он стоит передо мной, прижав подбородок к груди, кулаки подняты, а плечи гуляют от тяжелого дыхания. Лицо пунцовое, из носа тянется сопля, в глазах плещутся слезы, но кулаки подняты.

Ребята смотрят на нас с любопытством.

– Врежь ему! – разносится крик, и потихоньку весь круг начинает скандировать: – Врежь ему! Врежь ему! Врежь ему!

Пробным ударом проверяю защиту Йохана. Тот не шевелится.

Ребята неистовствуют.

Ухожу в одну сторону, в другую.

– Врежь ему! Врежь ему! Врежь ему!

Йохан на меня не реагирует. Он стоит, тяжело дыша, руки подняты, а из глаз катятся слезы.

– Врежь ему! Врежь ему!

– Да сколько можно, ударь его! – орет Юнг.

И Йохан не выдерживает. Чувства достигли точки кипения и прорываются наружу в душераздирающем вопле.

– ВРЕЖЬ МНЕ! – орет он, дернувшись, будто хочет напасть.

На голом автомате ухожу вбок и пробиваю ему прямым в челюсть. Раздается хрусткий шлепок, колени Йохана подгибаются. Он падает, и на долгую секунду воцаряется тишина.

Йохан лежит с закрытыми глазами, потом начинает моргать, будто не понимает, где находится.

Ребята разражаются радостными возгласами, а мне так жалко Йохана Вебера. Зубами развязываю шнурок на перчатке и, стряхнув ее с руки, помогаю ему подняться.

Второй раз за день я уделал Йохана Вебера, и почему-то мне совсем не радостно.

– Это что у тебя? – спрашивает Стефан, стоит мне шагнуть за порог кухни.

Брат на четыре года меня старше, и мы абсолютно разные. У меня короткая стрижка и ладная форма, у него длинные патлы, дружки-шалопаи и неистребимое желание хулиганить. Мама вечно просит его постричься и предупреждает, что плохая компания до добра не доведет. Его уже забирала полиция за драку с ребятами из гитлерюгенда.

– За достижения в «Дойчес юнгфольк»? – Брат с хохотом щелкает по значку. – Это ты назиговал или ловко обыграл всех в чехарду?

– Мы не играем, а тренируемся.

– Не обращай внимания, – просит мама. – Он пытается испортить тебе настроение.

Брат может не стараться, настроение и так никакое. Аксель Юнг наорал на меня за то, что я помог Йохану подняться на ноги. Заявил, мол, это слабость, и я на глазах у ребят веду себя как слюнтяй.

Мама обнимает меня, и я прижимаюсь к ней.

– Вам положено любить родину, а не родителей, – говорит Стефан.

– Не обращай внимания, – шепчет мама, целуя меня в макушку, и разжимает руки: ей надо готовить ужин.

– Чему вас сегодня учили? – Стефан разворачивается на стуле, чтобы видеть меня. – Щелкать каблуками? Маршировать по двору? А может… – Он тычет в меня куском хлеба. – Может, вам объясняли по-настоящему важные вещи, что с носатыми людьми надо…

– Стефан, прекрати. – Мама смотрит на него сурово, а на меня с улыбкой. – Радость моя, чем вы сегодня занимались?

Стефан горбится на стуле, чавкает хлебом. Жаль, что он такая заноза.

– С утра мы занимались с гитлерюгендом…

Брат цыкает зубом.

– …а потом изучали траектории. – Рассказываю о маленькой пушке, как мы учились целиться и как это пригодится на поле боя.

– Вот о чем ты мечтаешь? – Челка падает Стефану на глаза, и он убирает ее. – Расстреливать врагов?

– Стефан, оставь его в покое.

– Конечно мечтаю, – подтверждаю я.

– Хорошо они тебя обработали. – Брат качает головой и насмешливо меряет меня взглядом. Почему-то моя форма: коричневая рубашка, черные штаны, черный шарф и черная шапка – кажется ему забавной. – Значит, «Дойчес юнгфольк». Эдакая армия карликовых солдат. Поскорей бы ты ушел из школы.

– Наш папа солдат, – не выдерживаю я. – Храбрый, сильный, как положено. Сражается за фюрера в России, как положено. Я хочу быть как он. А не как ты. Хочу быть настоящим немцем.

– Чтобы быть настоящим немцем, не обязательно ходить в форме.

– Ты бросил школу, лишь бы не попасть в гитлерюгенд. А все потому, что ты трус.

– Есть такое дело, – признает Стефан, будто мои слова ничуть его не задели. – Только знаешь что? Хоть ты обзываешься и мозги тебе промыли основательно, но ты все равно мой младший брат, и я тебя люблю. – Запихав хлеб в рот, он поднимается. – Настал час расплаты. Говори.

– Ни за что. – Я отступаю.

– Говори, что я самый умный и вообще самый-самый.

– Сперва догони.

– Запросто, – ухмыляется он.

Бросаюсь вон. За спиной слышен топот брата.

– Мальчики, потише! – кричит мама. – Не сломайте ничего!