Текст книги "Стретч - 29 баллов"

Автор книги: Дэмиан Лэниган

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)

15 525 фунтов

Новогодняя ночь всегда была для меня пиком веселья со знаком минус. Но в этом году фальшивый новогодний пафос не вызывал щемящей тоски. Последние два года в сочельник я работал в «О’Хара» и наблюдал визгливое показное веселье, сохраняя изнуряющую трезвость. На этот раз Генри и Лотги уехали в Шотландию, Мэри, Том и Люси отпадали, а Сэди оставалась загадкой. Я решил взять отгул на несколько дней и провести их, как мне захочется.

30-го я встал после полудня и все три последующих дня занимался только тем, что пожелает душа. Весь день не снимал домашний халат, пил все подряд и устраивал жуткий беспорядок Я не брился и не мылся, не мыл посуду и не стирал белье. Разумеется, заглатывал огромные порции телевидения. Попробовал два новых сорта сигарет, названия в обоих случаях оказались меткими: «Ройялс» – дешевые, вычурно-безвкусные, изготовленные в Ганновере[62]62
  Намек на немецкие корни английской королевской династии.


[Закрыть]; «Пэлл-Мэлл» – сухие, затхлые, с легким запахом дешевого одеколона, как нижнее белье высокопоставленного чиновника[63]63
  Пэлл-Мэлл – название улицы в Лондоне, где находятся аристократические клубы высшего света.


[Закрыть]. Я ел пиццу и шоколад поздно ночью и потом с легкой паранойей прислушивался к бурчанию в животе, становившемуся раз от разу все сильнее, музыкальнее и размереннее. Наконец, перенасытив сенсорный аппарат и отключив мозги, я предал себя в руки матушки-природы. Дайте мужчинам свободу, и любой из них поведет себя как я.

Я оставил за собой лишь одну обязанность – составление «Годового обзора», который я откладывал на потом, исключительно чтобы насладиться предвкушением. Откладывать удовольствие, которое можно получить немедленно, не в моих правилах, но я убедил себя, что этот обзор будет последним, и теперь растягивал блаженство.

Сведения для «Обзора» я черпал во множестве источников, у меня за шесть лет накопилась куча записей, содержавших энциклопедические подробности моей жизни. Данные я упорядочил с помощью моей математической системы.

Итак, краткие выводы для менеджмента.

Фрэнк Стретч ОБЗОР ЗА 1995 ГОД

Деньги 

Год выдался средним. После неутешительных доходов в размере 14 270 фунтов в 1994 году наступило некоторое улучшение. Совокупный валовой доход составил 15 525 фунтов. Как положительный следует отметить факг, что прибавка заметно превысила рост индекса розничных цен. К тому же Генри, который закончил год успешно в плане финансов, решил не поднимать квартплату. Общая задолженность сократилась, так как я любезно простил Барту деньги, которые ему задолжал. Несмотря на ужесточение в 1995 году процентной ставки по кредиту, которое неизбежно должно было пагубно повлиять на состояние моей кредитной карточки, я не проявлял излишней тревоги, ибо состояние карточки мне было неведомо. С учетом всех обстоятельств нереально считать, что данные колебания могли отразиться на итоговом балле, особенно если учесть, сколь несомненно блестящих успехов добились друзья/конкуренты.

Непонятно почему, но я был уверен, что у меня имелись основания для сдержанного оптимизма. Но только, блин, очень уж сдержанного. Два балла.

ЛЮБОВЬ 

Как выуже поняли, год не удался. Два балла.

СЕКС  .

Разочарование как количеством, так и качеством. 1995-й год стал худшим с момента начала записей. В графе «партнеры» – единственная галочка, количество «событий» впервые упало ниже рокового двузначного показателя.

О качестве в 1995 году можно сообщить удивительно мало хорошего. Никакие инновации и интенсификации не способны заменить столь чудовищное отсутствие активности. Те, кого впечатлили показатели по части партнеров в 1990 и событий в 1992 году, очевидно, нуждаются в пояснениях. В 1990 году произошел рецидив среднего периода отношений с Мэри, количественные показатели не сопровождались ростом качества. Все остальные партнеры были оприходованы в течение одного месяца после того, как я ушел из «Стритэм пост» и работал делопроизводителем в «Бритиш Петролеум». Фирма наняла триста человек в помощь финансовому отделу, который перевозил на новое место свою картотеку. Мне выделили с четвертой по восьмую букву алфавита, и я весь день перекладывал папки из огромного шкафа в оранжевые ящики. (2,37 фунта в час, как сейчас помню. Настоящие деньги крутятся в нефтяном бизнесе, можете мне поверить.) За часы невыразимо монотонного труда накапливалась огромная сексуальная неудовлетворенность. Самые короткие, сухие фразы приобретали эротический заряд:

– Нам требуется больше (пауза) папок.

– Что? (Пауза.) Больше папок?

– Да. (Пауза.) Больше папок И больше (очень длинная пауза) ящиков.

Я отоварил шесть девиц из моей части алфавита, из них две были австралийки, две – новозеландки. Все они относились к сексу как к игре в слова – поиграли и забыли. Как же они нужны сейчас Англии.

Относительно насыщенный показатель «событий» в 1992 году также следует привязать к контексту. В конце концов, 62 «свершения» – не так уж много (подразумевается оргазм, достигнутый внутри или на одной из частей женского тела, исключая руки, – извиняюсь за тошнотворные подробности, но без них, на мой взгляд, не обойтись). В среднем раз в неделю. Как у Уинстона Смита в «1984»[64]64
  Роман-антиутопия английского писателя Джорджа Оруэлла.


[Закрыть], когда он женился на партийной женщине-роботе, которая находила его физически отталкивающим. Так себе результат.

Это был блюзовый период отношений с Мэри. Ожесточенные циклические ссоры днем и беззвучный слезливый секс по ночам, чтобы их загладить. Качество было низким, если вы, конечно, не любитель заниматься сексом в слезах и соплях, с опухшими глазами, в пять часов утра.

Единственное сексуальное похождение 1995 года, вынесенное отдельным событием, представляло собой резкий контраст. Младшую сестру Генри звали Барбара, но, поступив в университет, она сменила имя на Тамару. Как я только не заметил этого тревожного знака? На летние каникулы она поселилась у Генри на диване. В Лондоне она была впервые и целый месяц неотрывно таращилась в телевизор.

Тамара отчего-то показалась мне старомодной. Когда мне было около двадцати, на севере женскую моду диктовал «индустриальный агитпроп» – спецовки, коротко, до ежика, остриженные волосы, ботинки-говнодавы. Девчонки были похожи на землекопов, но вели себя как девчонки – приветливо, незлобиво, весело. Правда, девчонки из окружения Тома и выглядели, и вели себя как девчонки. Теперь же, если пройтись по Ноттинг-Хиллу или Челси, кажется, что произошел разворот на сто восемьдесят градусов. Сегодняшние девчонки выглядят как архетип женщины, как ожившие вековые мужские фантазии. Тонкие свитерки обтягивают настороженные, заостренные грудки. Попки запечатаны в мягкие «ливайсы», этикетки с красной надписью прыгают, как кролики в высокой траве. Длинные прямые блестящие волосы (о-о, как мы любим длинные прямые блестящие волосы). Одна беда: они совсем перестали вести себя как девчонки. Ходят в ночные клубы своей компанией, танцуют до утра и вместе уходят. Мужчины извиваются на ковре у их ног, точно ухажеры эпохи Людовика XIV, а они и ухом не ведут. Их тягу к удовольствиям успешно удовлетворяют подпольные химические заводики в Нидерландах. «Избавьте меня от этого типа, водой его окатите, что ли, а мне подайте „голубя“[65]65
  Порция крэка на жаргоне наркоманов.


[Закрыть]».

Однако пока мир гнулся в одну сторону, Тамара гнулась в другую. Смурная, слегка грязноватая и бледная как луна Тамара была последней из породы «готиков». Она неизменно хранила мрачное спокойствие. Первые дни нашего знакомства я думал, что она немая. Ее помада напоминала варенье из чернослива, которое наносили на губы в темной кладовке деревянной ложкой. Уж не заклеила ли она при этом себе рот? Вроде бы нет – Тамара курила «Мальборо» и в жутких количествах поглощала сладкий сидр. При этом она целый день торчала перед телевизором, изучая бурную жизнь Лондона по новостям и дожидаясь, когда начнется «Эммердейл»[66]66
  Английский телесериал, который продолжается уже 30 лет.


[Закрыть].

Как часто бывает у «готиков», под слоем краски, сурьмой и черным париком-страшилкой а-ля Эйнштейн было трудно разобрать, симпатична она или нет. Хорошо еще, что вместе с устаревшей модой Тамара отбросила старомодные сексуальные условности. Она давала мужикам. По крайней мере, мне давала.

Однажды вечером я вернулся из «О’Хара» – Тамара жила на диване уже третий день – и присел досмотреть старый фильм ужасов. Генри ложился рано и уже смотрел сны о кумкватах[67]67
  Плоды растения семейства цитрусовых.


[Закрыть] и гигабайтах. В ящике стрекотала Фарра Фоусет.

– Про что кино?

– Про аборт.

Тамара отхлебнула прямо из горлышка. А что? Неплохое начало, подумал я.

– Она сделала себе аборт?

Молчание. Фарра на экране теребила носовой платок и смотрела в окно на океан.

– Только собирается.

Пять секунд спустя экран заслонила россыпь черных волос. Это меня целовала Тамара. Она действовала медленно, но целенаправленно. В ноздри ударил запах лака для волос, табачного дыма и давленых яблок Я заметил, что в руке Тамара держит горящую «Мальборо» с опасно накренившейся башенкой пепла. Я просто лежал на полу как труп с разинутым ртом. Наверное, это ее задело, и она отлепилась от меня.

– Что за дела?

– Прости. Ты меня застигла несколько врасплох.

– Какого черта.

Две минуты спустя она осторожно пожевывала мой член. Сигарету хотя бы затушила, и на том спасибо. Я отстраненно наблюдал за ее печально-задумчивым почмокиванием. Может быть, «готики» занимаются сексом как-нибудь по-другому? Кровь, случаем, не пускают? Или все закончится как на русской православной иконе – меня закутают в красный бархатный полог, а она будет брызгать мне на ноги святой водой? Не похоже вроде. Решив, что я достиг необходимой стадии возбуждения, она сняла трусики (белые, что оказалось для меня приятной неожиданностью) и села на меня. Горячей наездницей ее вряд ли можно было назвать, скорее она медленно терла меня, как в ступе. Через две минуты напряженной работы все закончилось и мы вернулись к фильму. Тамара угостила меня «Мальборо», что я воспринял как одобрительную оценку моего выступления, и открыла новую бутылку «Скрампи Джека».

Через неделю и восемь палок я попытался сделать очередной подход во время выпуска новостей и получил от ворот поворот.

– Завтра приезжает мой парень.

Вот те раз. К моему собственному удивлению, вместо того, чтобы опечалиться, я разозлился. Не по поводу конкретной ситуации, но из-за чертовой модерновости нынешних нравов. Тамара оказалась консерватором в эстетике, но радикалом в морали. Хочу приду, хочу уйду. Всунули, вынули, никаких уз, переживаний и сожалений. Плыви по течению. Я привлек ее внимание на неделю с небольшим, а теперь ее мысли заняло что-то более интересное, доступное и перспективное.

Я так же мало приспособлен к свободному рынку секса, как и к свободному рынку капитала. Они, похоже, движутся хаотично, но в унисон: все барьеры уничтожены, секс и деньги набегают как волна и потом исчезают по капризу или настроению. И в сексе, и в экономике я – сторонник перераспределения, протекционизма и социализма. На самом деле я никакой не социалист. Социализм дает ощущение моральной правоты, но моральная правота сама по себе не гарантирует ни секса, ни денег. Социализм, точно книги о самопомощи, хорошо выявляет проблемы, но слабоват по части их решений.

Что тут можно поделать? А ничего. Вы чувствуете себя обездоленным, сексуально неудовлетворенным, бедным, слабым и нелюбимым? Это потому, что вы действительно обездолены, сексуально не удовлетворены, бедны, слабы и нелюбимы. Просто человек вы такой. То ли это в генах, то ли в атмосфере, то ли в узорах на ковре. Так вышло.

Много наговорил, а если короче, то мой балл за СЕКС в 95-м и 94-м был одинаков – жалкая единица.

РАБОТА  .

Какая работа? Еще неделя, и уйду на фиг. Если помните, главный вопрос был «Довольны ли вы своей работой?». В настоящее время я вне себя от радости, но только от мысли, что не буду работать, – системный подход наоборот. Если же смотреть на краткосрочную перспективу, я по прежнему трудился официантом в дрянном ресторанчике на юго-западе Лондона. Балл выше трех – явный самообман. Три очка, ничего не поделаешь.

ДОМ 

Какой дом? Какой, твою мать, дом? Хотел бы я быть улиткой и носить свой маленький домик на плечах. И-эх. Ноль. Первый чистый ноль за шесть лет годовых обзоров. А я надеялся, что дела будут потихоньку идти в гору, без крахов, тупиков, провалов, попятного движения и штопоров.

КОЛЕСА 

«Кавалер», которого я в тот день сам не знаю зачем переименовал в «Пуританина», исправно возил меня в Баттерси и обратно. Скоро он увезет меня оттуда насовсем. Кстати, он понравился Тамаре, соответствуя системе ценностей, построенной на китче, которой придерживались смертельно укушенные модой. Все дрянное, дешевое, кричащее, приторное и пошлое считалось у них хорошим; все хорошее, дорогое, утонченное и сделанное со вкусом – плохим. Тамара поставила бы пять баллов. Я ставлю только два.

ФИЗИЧЕСКАЯ ФОРМА  .

Пальцы все еще узкие и тонкие, улыбка располагает к себе все меньше, иронии в ней все больше. Волосы по-прежнему комок силоса, изнутри никотин вгрызается в мягкие ткани. Моя внешность не пострадала в каких-либо инцидентах, значит, снижать балл не за что. Застрял на уровне трех баллов.

ПОПУЛЯРНОСТЬ  .

Отчет за 1995 год:

Общее количество входящих неделовых звонков – 58

Общее количество исходящих неделовых звонков – 39

Баланс в мою пользу, но гордиться нечем.

Походы с Генри в паб – 31

Походы в паб не с Генри – 19

Был на ужине – 4

Сам устроил ужин – 0

Был на вечеринке – 3

Сам давал вечеринку – 0

Походы в кино в компании (включая Генри) – 9

Ужины в ресторанах (естественно, не в «О’Хара») – 7

Ночь, проведенная в чужой постели с женщиной, – 5

ИТОГО НОЧЕЙ, ПРОВЕДЕННЫХ ВНЕ ДОМА, – 78

78 дней из 365 – 21 %. Результат достигнут благодаря тактике «не отказывать никому».

Количество новых друзей – 0

Новый друг – это человек, с которым встречаешься для совместного времяпрепровождения более одного раза после первой встреча Такие вещи прекращаются практически сразу после окончания университета. Даже те мои друзья, которые работают среди себе подобных, имеют показатель не выше среднего. Являются ли друзьями коллеги по работе, становится понятно, только когда уволишься с работы. Как правило, они ими не являются. Поэтому Сэди не в счет. Рано пока.

Обычная схема отношений с коллегами, считавшимися друзьями, выглядит следующим образом:

Встречи большой кампанией и разговоры о «добрых старых временах» – три раза в год.

Встречи небольшой кампанией и разговоры о «добрых старых временах» – два раза в год.

На следующий год бывший коллега, которого вы считали самым тупым, дважды звонит, но вы встречаетесь только один раз. Разговоры о «добрых старых временах».

Сталкиваетесь с бывшим коллегой, который вам нравился, в Сохо, выпиваете по кружке пива на скорую руку и ведете разговоры о «добрых старых временах». Вы оба клянетесь, что завтра созвонитесь и организуете «настоящий сейшн», возможно, с участием других бывших коллег.

Никто из вас и не думает звонить другому.

Спустя еще полгода вы видите либо тупого, либо интересного коллегу в музыкальном магазине Вест-Энда. Вы оба делаете вид, что не заметили друг друга. Вот вам и «добрые старые времена».

Общая картина за 1995 год не вызывала ни стыда, ни прыжков восторга. Без Генри был бы настоящий мрак, но почти у каждого есть кто-то, кто немного скрашивает жизнь своим участием. А что касается Сэди (да, я опять про нее, и еще не раз вернусь к ней), что тут можно сказать? Друг или враг? Орел или решка? Стреляться или будем трахаться? Кто знает, брат?

Я уверенно поставил себе три балла.

ИНТЕРЕСНОСТЬ  .

Не сомневаюсь, что если бы люди только дали мне возможность, они бы увидели, какой удивительный я экземпляр. Сам себе я уже до смерти надоел. За шесть лет показатель не изменился. В 1995 году все те же греющие душу шесть баллов.

ОТМЕТИНА СУДЬБЫ  .

Снижается по мере того, как я старею, беднею, хирею, теряю дом, друзей, культурность, вдувальность, ебучесть, дрочимость, блядучесть – вот моя участь. Два балла.

Окончательный итог: 28. Плохо дело.

Я закончил обзор в полтретьего дня 1 января 1996 года и слонялся по телеканалам до полчетвертого утра следующего дня. После этого вооружился «Азиатскими трусиками», коробкой бельгийского шоколада и ублажал свою плоть до самого рассвета. С Новым блядским годом!

Сорок восемь фунтов и ноль мелочью

Брайан раздавал рождественские премии с видом волхва, приносящего дары младенцу Иисусу. Торжественная церемония проходила в час дня, холод стоял собачий. Я только что вышел на работу после освежающего новогоднего перерыва. Шмыгая носом, я стоял у мусорных баков и сочинял в уме загадочные, злые, но исполненные изящества прощальные письма.

Когда я мысленно примерял так и сяк фразу «когда мужчина обязан откликнуться на зов совести», меня за плечо тронул Брайан:

– Как дела, шеф?

– Привет, Брай.

Тот фыркнул и сунул руку во внутренний карман уродливого двубортного пиджака. Задержав ее, он тщетно попытался заглянуть мне в глаза.

– Мы думаем, шеф, что ты неплохо поработал в прошлом году, поэтому Барт подкинул пару фунтов сверху. Купишь себе что-нибудь.

– Какого черта, Брай. Не смущай меня. Ты же знаешь, для меня это не просто работа, я тружусь из любви к делу.

– Да? Ну, все равно. Как я сказал, он подкинул пару фунтов сверху.

Еще раз фыркнув, он сунул мне в руки небольшой желтоватый конверт и свалил, – наверное, оседлал верблюда и уехал обратно на Восток Смешно, но Брайан жил в Лейтоне[68]68
  Восточный район Лондона.


[Закрыть], получилось складно.

Я не знал, чего ждать. В прошлом году премия составила тридцать семь фунтов пятьдесят пенсов (написанная прописью, эта сумма выглядит внушительно, словно на нее можно месяц кормить семью из четырех человек). Может быть, стольник? Стольник с полтиной? Любая сумма отсрочит мою встречу с «Биг ишью»[69]69
  Газета, издаваемая бездомными для бездомных.


[Закрыть] еще на неделю. Я потрогал конверт и услышал досадный звон монет.

Сорок восемь фунтов. Сорок восемь фунтов ничтожны даже прописью. Даже если написать «сорок восемь фунтов и ноль-ноль пенсов», все равно выглядит ничтожно.

£48.

И это – за три недели усмирения «вуебков», когда «О’Хара» делал по две штуки в день. Это означало, что я, менеджер, дирижер, укротитель, великий визирь и чемпион поглаживания чужих самолюбий получил за свои труды одну тысячную рождественской выручки заведения. Построим обычную дробь: ¹/_1000.

Что-то пафос не оправдывается. Попробуем дробь десятичную.

0,001.

Сорок восемь фунтов.

Я сунул деньги в карман джинсов и бросил взгляд на мусорные баки. Сколько часов я потратил, глазея на эти баки? Меня вдруг захлестнул прилив нежности. Баки стояли рядком во дворе, в них бросали капустные очистки и куриные кости, а они самоотверженно подставляли дождям рифленые крышки, – умиротворяющая и грустная картина. Я тихонько заговорил с ними:

– Ребята, я скоро уезжаю. Больше вы меня не увидите. Но не волнуйтесь, я буду вас помнить. Вы – хорошие ребята. Уважаю вашего брата, стоите себе, делаете свое дело и никогда не жалуетесь. Примите мою личную благодарность. Не поминайте лихом, ребята.

Я сунул в рот догорающий окурок, встал по стойке смирно и отдал бакам честь с преувеличенной серьезностью морского пехотинца, покидающего стены Вест-Пойнта.

После этого я залаял, как делают морские пехотинцы, отвечая сержанту: «Так точно, сэр. Сорок восемь фунтов, сэр. Никак нет, сэр. Сорок восемь фунтов и ноль пенсов, сэр. Так точно, сэр».

Повернувшись на каблуках, я строевым шагом прошел на кухню, мимо Паоло, который, как всегда, читал «Газетта делла спорт» и ни на что не обращал внимания. Заметив Сэди, приехавшую на обеденную смену, я перестал корчить из себя солдата, однако успел дойти до линии, отделяющей смех от слез, то есть одновременно хохотал как гиена и рыдал как выпь.

Рождественское фиаско решило вопрос с Сэди, по крайней мере перед ней вопрос уже не стоял. Щекочущее обещание «в другой раз» легко дается и легко забывается. После Рождества обмен словами происходил учтиво, но как бы через трехметровую ледяную пропасть. По виду Сэди можно было понять, что в мыслях она далеко-далеко и я фигурирую в них не больше, чем фартук, который она надевает перед сменой.

Я вертел фразу «в другой раз» и так и сяк Ведь «в другой раз» означает «в другой раз», не правда ли? Не «никогда», не «забудь даже думать об этом» и не «я с тобой не буду больше разговаривать, кроме как о том, в какую смену выходить». «В другой раз» означает «скоро» или хотя бы «когда-нибудь». Вот что значила для меня ее фраза, когда я собирался покинуть этот жестокий, рациональный, помешанный на гешефтах город. В другой раз. Когда-нибудь. Скоро.

Теперь покинуть Лондон было легче легкого. Шесть лет, сотни недель, тысячи утренних часов я просыпался под непроницаемым небом большого города, и теперь все это со скоростью света съеживалось в исчезающую точку. Я оставлял позади только вещи со знаком минус: бывших друзей, несуществующий дом, так и не набравшую силу любовь, долги по кредитам. Я выеду из города под аккомпанемент астральной тишины. Так антиматерия покидает черную дыру. Нет ничего тише этой тишины.

В последнюю неделю я отработал все возможные сверхурочные, пытаясь довести беженский бюджет до тысячи фунтов. В последний день, пятницу, когда выдавали зарплату, я прихватил еще сорок фунтов чаевых из кассы. Эти чаевые заработала Сэди. Не повезло девушке. Когда-нибудь верну – в другой раз.

Я вышел на улицу с бесстрастным лицом, какое бывает, когда человек желает скрыть дурные намерения. Я уходил без сожаления, и на то было много причин.

Меня остановил Тони Линг, притормозивший у бордюра. Высунувшись из своей «лагуны», он спросил:

– Фрэнк, ты куда?

– Уезжаю.

– Мне еще кассу снимать.

– Валяй.

– Куда уезжаешь?

– В восточную часть Иво Джимы[70]70
  Японский остров, место последней ожесточенной битвы между японскими и американскими солдатами в 1945 г.


[Закрыть], приятель.

– Куда-куда?

– Я весь кончился, с меня достаточно, я, извиняюсь, пойду…

– Подожди! Ты Барту сказал?

– А ты как думаешь? Если он хочет меня перехватить, пусть попробует, так ему и передай.

– А как же сейф? У меня ключей нет.

Я вынул связку ключей и бросил ее в открытое окно машины:

– Можешь ощипать его, Тони, как тебе захочется.

Тони рассмеялся, обнажив хищно блеснувшие зубки, и резко повернул в переулок Не вовремя я с ним встретился. Тони – явный прихвостень босса.

Ну да ладно, мы вперед, а им – не по пути.

Я приехал домой в три и с облегчением обнаружил, что Генри и Лотти еще не вернулись. Первым делом я подсчитал наличность. С середины декабря я жил на пиве и сигаретах и не мог припомнить никаких других расходов, кроме подарка Сэди и бензина. Ликвидность выглядела неплохо:

370 фунтов – остатки залога, который вернул Генри.

427 фунтов – зарплата за три недели в «О’Хара».

293 фунта – последняя неделя в «О’Хара».

44 фунта – стибренные чаевые.

Не забыть сорок восемь фунтов рождественской премии.

Шесть фунтов мелочью.

Итого: 1188 фунтов.

Я оторвал уголок от страницы «Дейли мейл», на котором вел подсчеты, подровнял его ножницами и поместил в прозрачный кармашек портмоне.

Пока я любовался эффектом, меня настигла жуткая мысль: проработай я еще одну неделю и один день в «О’Хара» – и смог бы полностью расплатиться с Бартом. Еще одна суббота в осаде «вуебков», и я впервые за долгие времена был бы совершенно свободен. (Разумеется, я понятия не имел, сколько задолжал банку по кредитной карточке. Но, как говаривал мой старикан, «не знаешь – не бери в голову». Даже если минутой позже сборщики долгов с ротвейлером ворвутся через взломанную дверь, лучшего совета я от отца не слышал.)

Я действительно был на грани благоразумия. Мои мозги рисовали умильные картинки финансового оздоровления: Барту заплачено, остаюсь в «О’Хара» еще пару недель, пока не найду работу менеджера в ресторане получше, теплая уютная квартирка в новом районе (Тутинг и Стритэм нынче ой как популярны), новая знакомая – официанточка из Норвегии, ее папа разводит табак на ферме.

Я смотрел телевизор и курил, прокручивая в уме разные возможности. Трудно решить, какой поступок более труслив. Оставаться – самообман, даже если попытаться выплатить долги. Если уехать, то логически напрашивалось, что когда-то придется возвращаться, опять выходит самообман. В детской передаче, которая шла по телевизору, поступки, казалось, не имели последствий, не влияли на судьбу. Я переключился на MTV, там симпатичная шотландка брала интервью у какого-то члена американской мальчуковой группы с накачанным прессом.

– Еще год назад вы работали официантом в Голливуде.

– Да-а, чуть больше года, я действительно обслуживал столики несколько лет, в свободное время брал уроки вокала и хореографии, встретился с Майком Купером из «Сони», он свел меня с Дейви и Лайлом, после этого все пошло довольно быстро, да-а…

– Просто восхитительно.

– Да-а, восхитительно. Но мы много работаем и точно просчитываем и свою музыку, и свой имидж Восхитительно, но нам пришлось немало попотеть.

– Значит, таков и есть ваш совет всем фанам? Больше работать?

– Я так скажу – стремитесь за своей мечтой, никогда не сдавайтесь, если все время тянуться к звездам, никогда не окажетесь в грязи.

– Как здорово, как точно!

– Мир вам.

Блестящая философия, и, главное, как хорошо подходит для курса отвыкания от наркотиков, на который его отправят через год. Однако, хотя я не желал признаться, слова этого мальчишки задели меня за живое. Я не завидовал достижениям певца, возможно, он действительно много работал. Да и как можно критиковать увлеченность? Если быть до конца англичанином, следует признать, что всех нас рано или поздно закопают в грязь, но в ту конкретную минуту мне англичанином быть не хотелось.

В общем, очередной переломный момент. Просиди я перед телевизором еще пять минут, точно остался бы в Лондоне. Телевизор убаюкал бы меня вечером, потом еще раз утром, и пошло-поехало. Утром вышел бы на работу в «О’Хара», а после обеда начал бы подыскивать новое жилье в газете частных объявлений. Но вместо возвращения на наезженную колею прежней жизни я послушался совета гуру из попсовой группы, нажал кнопку «стоп» и решительно шагнул навстречу переменам.

Когда-то надо сказать телевидению «нет». В воздухе почти различалось потрескивание телесигналов. Спутники порхали вокруг Земли «письмами счастья». Телевидение проникло в дома сквозь скалы и почву, кабели проложены по дну океанов, забравшись на такую глубину, куда даже глубоководный морской черт не заплывает, и все им мало. Их цель – превратить кожу человека в приемное устройство, глаза – в экраны, рот – в супермаркет. Смотри рекламу прямо на сетчатке, пробуй вкус сладостей на языке, звон бубенцов запиши во внутреннем ухе, потом послушаешь на досуге. Их не остановить, пока «Друзей» и футбольную премьер-лигу не начнут давать по капризу в любое время.

Я не пессимист. Я бы без жалоб стал мультимедийной системой, декодировал бы, потреблял и перескакивал с канала на канал до скончания жизни. Я был бы очень даже рад. Стал бы добрым и тихим. Увы, технологии пока не доросли до моих фантазий, поэтому я выключил телик и возобновил сборы. Неужели на окончательное решение действительно повлияла жизненная философия двадцатидвухлетней лос-анджелесской звезды с крепким телом? У меня не было в запасе жизненной философии клапамского неудачника с хилым телом, поэтому, наверное, повлияла.

Моя спальня в квартире Генри была размером три на четыре метра, но с легкостью вмещала все мои пожитки. В юности я не страдал вещизмом.

На болхэмском рынке я купил два метровой высоты пластиковых мешка для белья в красно-бело-синюю полоску. В таких азиатские женщины таскают ямс по Тутингу.

Все барахло я уложил в мешки, остановившись в нерешительности перед допотопной настольной лампой, но потом и ее взял – авось пригодится украсить стол на каком-нибудь чердаке. Генри я оставил записку:

Дорогие Стенджеры!

Я встал на лыжню. Спасибо за все. Оставшийся после меня хлам можете забрать себе. «Там, куда я иду, он мне не понадобится». Все белье в стиральной машине, я помыл (наконец) посуду. Такое вот неизящное окончание проживания неизящного жильца.

Удачи вам во всем.

Фрэнсис Дин Стретч.

Лотти, обнимаю.

В тумане накативших слез я погрузил вещи в «кавалер» и в полшестого вечера 9 января 1996 года двинул прочь из города с 1188 фунтами в кармане и с настольной лампой на соседнем сиденье вместо пассажира.