Текст книги "Тайный враг (СИ)"
Автор книги: Дед Скрипун
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 19 страниц)
Глава 30 Война
Два войска стояли друг напротив друга. Угрюмые и молчаливые. Разношерстная, кто во что горазд одетая, нестройная толпа степняков, и стройные коробочки, отливающих золотом доспехов, в восходящем зареве солнца, захватчиков.
Время текло, медленно отсчитывая тягучие секунды лучами поднимающегося над горизонтом светила. Федогран выехал вперед на Тупларе, с поднятым вверх копьем с подвязанным к острию белым шарфом. Вражеский строй загомонил восхищенными голосами при виде крылатого коня, расступился и вперед выехал закованный в латы рыцарь. Обернувшись нерешительно, он пришпорил черного жеребца и двинулся на встречу.
– Ты пришел сдаваться? – Дрогнул его голос из-под забрала круглого шлема, украшенного разноцветными перьями, и сквозь узкий разрез сверкнули встревоженные глаза. – Сложите оружие, и мы вас не убьем. Мало того, вам будет оказана честь служить Гай Юкалию, в доблестных войсках солдатами, и даже получать долю трофеев. Я оказываю вам великую милость, предлагая такое.
«А ведь он боится меня», – осознал Федогран, его нерешительный тон и бегающие глаза.
– У меня другое предложение. – Он придержал попытавшегося ударить копытом врага Туплара. – Вы бросаете на землю мечи и щиты, разворачиваетесь, и уходите туда от куда пришли. Обещаю, погони не будет. Уйдете здоровыми и не калеченными. – Усмехнулся он.
– Это не приемлемо. – Буркнул сквозь железо забрала противник.
– Я так и думал, поэтому воспринимай мое предложение как шутку. – Мило улыбнулся Федогран, но внезапно стал серьезным. – В наших краях принято перед сражением проводить бой поедищиков. Два лучших воина, выезжают навстречу друг другу от каждой из противостоящих сторон и бьются до смерти. Один на один.
– Зачем?
Действительно. Зачем. Богатырь никогда не задумывался над этим вопросом. Принято и все. Что-то вроде ритуала, поддерживаемого с двух сторон. Если бы окончанием этой схватки решалась судьба войны, то тогда можно было бы понять, а так… Рационального объяснения этому нет. Как объяснить то, чего сам не понимаешь? Он пожал плечами:
– Пусть воины перед смертью насладиться красивым сражением, вдохновятся подвигом лучших бойцов.
– Моим воинам этого не надо. Их вперед ведет железная дисциплина и возможность разбогатеть на добытых трофеях. Я не буду рисковать. Мое войско сильно слаженным строем, и повиновением, нам не нужно разогревать свои эмоции, мы победим и так. Еще раз предлагаю сдаться.
– Ну, что же. Я выполнил то, что требовала от меня вековая традиция. Предки не будут ко мне в претензии, не моя вина, что вы отказались. – Пожал плечами богатырь, и перешел на зловещий шепот. – При следующей нашей встрече ты умрешь. – Он склонил голову и развернув Туплара неторопливо вернулся в строй. Отпустил коня, встав рядом с друзьями, и присоединившимся к ним Богумиром.
Воевать было решено на собрании старейшин в пешем строю. Кидаться легкой конницей на тяжеловооруженную, слаженную пехоту, посчитали самоубийством.
– Отказался? – Усмехнулся Богумир кивнув в сторону удаляющегося вражеского генерала. – Я так и думал. Он когда-то был хорошим воином, но после того, как продался Чернобогу, измельчал. Трусоват стал. Жаль его, ведь он не сам выбрал этот путь.
– Ты его знал? – Вул снял шлем и удивленно посмотрел на сына бога.
– Да. – Кивнул тот. – Давно это было. – Их род поклонялся моему отцу, Даждьбогу. – Теперь все изменилось, и он мой враг. Жаль. Он предал веру отцов, пусть и под страхом смерти. Но страшно не это, страшно другое… – Он замолчал и нахмурился.
– Расскажи. – Повернулись к нему все.
– Не сейчас. Может быть, когда-нибудь в другой раз. Вон уже у врага барабаны зазвучали, скоро пойдут. Завораживающее я вам скажу зрелище будет. Если бы мне не нужно было бы их убивать, то смотрел бы и восхищался.
– Почему ты с нами в одном строю. Ведь ты бог? А они не вмешиваются в дела людей. – Федогран задал давно волнующий его вопрос.
– Меня низвергли из Прави, за связь со смертной, и потому я неправильный бог, мне можно. – Горько улыбнулся Богумир. – Я не буду стоять в стороне как они. – Он ткнул рукой в небо. – И наблюдать как рушат мой мир. Мне есть что защищать кроме своей жизни. – Он повернул голову в сторону вражеского строя. – Готовьтесь. Они пошли. – Перекинул он щит из-за спины, и достал из ножен меч. – Славная будет битва.
– Плечом к плечу. – Рявкнул на плече Федограна шишок.
– Плечом к плечу. – Услышал Ильку и загудел, и заколыхался весь строй степняков в едином порыве.
Зрелище, движущегося вражеского войска, было действительно завораживающим. Под бой барабанов, отбивающим монотонный такт, в ногу, единым организмом, они продвигались вперед, гремя при каждом шаге металлом доспехов.
Двенадцать укрытых со всех сторон щитами коробок, спрятанных под такой защитой воинов, одновременно поднимали и опускали ноги, и приближались несокрушимой стеной, на фоне кровавого восхода. Сзади гарцевала латная конница. В нужный момент она ударит, бронированным клином в слабое место, чтобы окончательно сокрушить врага, развеять его, и уничтожить. Поработить того, кто сдался и добить упрямых, не желающих стать рабом, должна будет уже легкая кавалерия. Ее еще не видно, но она есть. Богумир видел все этапы сражения своими глазами, и все описал, так что сомневаться в ее присутствии не стоит.
– Братья! – Перед строем выехал на своей низкорослой лошадке Камал. – Пришел тот день, когда решается наша судьба! Тот день, после которого, мы или так и останемся свободным народом, почитающим своих богов, и живущим собственным укладом, или станем рабами, предав память и веру предков! Не посрамим память ушедших поколений, давшим нам жизнь, воспитавшим в нас отвагу, честь и справедливое отношение к жизни. Лучше смерть чем позор рабства! Урагша!!! – Рявкнул он боевой клич.
– Плечом к плечу! – Выкрикнул кто-то из строя ставший популярным девиз.
– Плечом к плечу! – Вскинул вверх меч Камал, и войско взорвалось ревом:
– Плечом к плечу!!!
Кто-то не выдержал и выпустил стрелу. Провожаемая взглядами двух войск, она прорезала пространство, и звякнув по вражескому щиту, рикошетом ушла в рассветное небо тремя обломками, словно сигнал к началу. Бой взорвался сразу, одновременно, воплями, проклятиями и стонами. Первая кровь пролилась. Теперь или победа или смерть, назад дороги нет.
Побить бронированную коробку казалось невозможно. Край одного щита перекрывал, соприкасаясь край другого, создавая неприступную стену. Время от времени, по приказу от куда-то из недр строя раздавался каркающий приказ, и образовывались узкие щели, в которые вылетали короткие мечи, и разили упирающихся степняков. Враг слаженными движениями продавливал строй неумолимо двигаясь вперед. Шаг. Щиты раздвигаются. Удар клинков. Щиты смыкаются. Следующий шаг. Вновь щиты. И так раз за разом. Монотонно и неумолимо.
Федогран попытался воспользоваться моментом и прорваться в эту разомкнувшихся щель, но был отброшен мгновенно сомкнувшимися щитами назад, и не погиб только благодаря кольчуге, отразившей вражеский клинок. Спасибо кузнечному искусству Гермеса. Только синяк остался.
Спрыгнувший с плеча внутрь вражеского строя Илька, через некоторое время вернулся взлохмаченный, потрепанный, недовольный, и взобравшись на свое место прошипел прямо в ухо:
– Не прокусить. Чуть зубы не поломал. Даже ноги в железе. Ох, и тяжко нам придется.
– Пора бы уже. – Прохрипел в ответ загадочно Федогран, и в этот момент, словно повинуясь приказу невидимого командира, строй врагов рассыпался. Сработала задумка героя. Выдернутые протянутыми под дерном веревками опоры, держащие замаскированные щиты над глубокими ямами с острыми, заточенными кольями, рухнули вниз, увлекая за собой врага, протыкая и калеча падающие в них тела. Вой боли и страха пронесся над полем сражения, и тут же утонул в боевом кличе степняков:
– Урагша!!!
– Гойда. – Взревели Федогран, и названые братья и кинулись в общую свалку, работая мечами как мясники топорами.
– Гойда!!! – Махнул клинком Богумир, разрубая чье-то тело попам.
– Гойда. – Пел Вул, виртуозно отсекая чью-то цепляющуюся за края ямы руку, и тут же, без остановки, плавным отточенным движением, перерезая открытое горло другого врага. – Что же вас так много. – Недовольно сопел он, метая кинжал в грудь третьего.
– Гойда. – Хохотал довольный Бер, любую схватку воспринимающий как игру, с хрустом опуская клинок на чью-то голову. – Ай да я. – Кулак в латной печатке свернул скулу орущего что-то противника. – Не кричи, не люблю я этого. – Сопроводил свое действие довольный медведь, и краем щита заехал еще одному в подбородок.
– Гойда, тьфу. – Выплюнул шишок оторванное ухо уворачиваясь от кулака. – Не дергайся, перепрыгнул он на переносицу, воющего противника. – Я еще только начал. Все твои приятные ощущения еще впереди. – Рассмеялся он в выпученные от страха и боли глаза.
Сколько нервов и сил понадобилось, чтобы совершить это чудо. Сколько слов было сказано упрямым старейшинам, упиравшимся: «Наши предки так не воевали, зачем придумывать что-то новое. Мы не черви, чтобы в земле ковыряться», вплоть до угроз и даже рукоприкладства нового главного вождя, по отношению к особо упертым упрямцам. Сколько хитростей и уловок было применено для того, чтобы вражеское войско пошло именно здесь, и именно здесь приняло бой на условиях степняков. Только боги это знают, хотя и они, что лукавить, приложили к этому свои руки.
Без их участия. Без сильнейшей жары и восхитительных, напитанных свежестью видений оазисов на горизонте, в нужном направлении, без нужных следов, виртуозно нарисованных небожителями на земле, задумка могла и не получится. Все удалось. План сработал. Войско захватчика там, куда его вели. В нужном месте и в нужное время, и вот он результат.
Вражеские командиры еще пытались удержать порядок и собрать строй, но степняки не давали этого сделать, напирая всей мощью, и яростью, остервенело вырезая растерянного противника. Единственное, что мог предпринять генерал, это кинуть в бой латную кавалерию. Сбить напор, и дать время на перегруппировку, чтобы вновь собрать в кулак, объединить мечущихся в панике в одно целое воинов, что он и сделал.
Земля содрогнулась от удара копыт сотен закованных в железо лошадей, устремившихся клином вперед, подняв облако пыли, закрывшим солнце.
Опущенные к гривам стальные шлемы, выставленные вперед копья и небольшие кавалерийские щиты, прикрывающие тела. Красиво, если со стороны, особенно если доспехи начищены и отражают солнце. Но когда эта лавина несется на тебя, нервы начинают барабанить страхом, а тело цепенеет ужасом. Не каждый может выдержать такое. Рвется выдержка, гася храбрость. Ноги сами несут прочь. Глупо осуждать побежавших, тем более тому, кто не стоял и не ждал таранного удара конного клина. Легко рассуждать сидя в кресле с бутылкой пива.
Не выдержали степняки, побежали. Сначала тоненьким ручейком потекли, но быстро превратились в полноводную, наполненную паникой реку, и вот уже разрушительный поток страха, воя от ужаса, несется в степь.
Взревел враг. Победа. Теперь. Догнать, порвать, связать, ограбить, превратить в рабов, и заставить себе служить, это безвольное стадо. Теперь им больше не нужен строй. Теперь для погони не нужны приказы. Они знают, что надо делать. Уже не в первый раз побеждают. Привычная рутина. Теперь вперед к богатству. Преград больше нет. Они бросились догонять, забыв обо всем, упиваясь заклокотавшей в душе алчностью.
Но что это? Сопротивляются? Степняки внезапно передумали бежать? Они выстраиваются позади своего вождя в монолитный строй. Глупцы. Сейчас латная конница пробьет их, порвет порядки, с ходу прорвавшись одним мощным ударом, останется только ловить разбегающихся аборигенов, тому, кто успеет ворваться следом, вязать веревками, собирать в вереницы и вести на продажу, а потом, когда с воинами будет покончено, можно будет заняться семьями.
Стариков перебить для острастки. На кол их, вдоль дороги. Красиво, кроваво, жестко и сбивает спесь с остальных выживших. Попользоваться бабами, а затем, вместе с детьми, следом за мужиками – продать. Богатство уже застилает взгляд, поблескивая в глазах золотыми монетами.
Удар был страшным. Валящиеся друг на друга лошади и всадники. Ломающиеся с сухим треском копья и кости. Кровь, взметнувшаяся туманом в небо. Вопли, стоны, лязг железа. Страшно.
Казавшаяся неизбежной победа обернулась сокрушительным поражением. Встречающий всадников строй степняков, перед самым ударом прыснул в стороны, открыв огромный камень на пути, валун, непонятно каким образом занесенный в чистое поле. Избежать жесткого соприкосновения не удалось. Первые ряды буквально размазались по граниту, а следующих за ними и попытавшихся остановится всадников, смяли скачущие, и не ожидающие подвоха другие, и тут же им на головы посыпались разъяренные степняки.
– Урагша!!!
Легка конница врага, несущаяся следом, мечтающая о легкой поживе, была встречена ураганом стрел. Легкие доспехи не предназначены для защиты от летящей смерти. Пока сообразили, что и как, половина уже валялась в траве, захлебываясь кровью, а в спину рванувшей назад, удирать, другой половине, вновь плюнули луки.
Это была победа. Страшная, доставшаяся ценой жизни многих, но от того не менее славная победа. Еще ни разу ранее несокрушенная никем, слаженная железной дисциплиной, закованная в сталь армия, не была разбита только что собранным из разношерстных степняков войском.
Богумир стоял задумчиво посреди трупов. Федогран спрыгнул с коня и встал рядом. Под ногами лежал вражеский генерал. Шлем валялся рядом, показав наконец лицо. Простое, обычное лицо сорокалетнего мужчины. Рыжие кудрявые волосы, нос картошиной, смешные веснушки на щеках, коротко стриженная бородка, вислые усы, голубые глаза. Только вот, что выделялось, это злоба, буквально льющаяся из этих самых глаз. Он был еще жив.
– Вы зря радуетесь. – Плевался он кровью пробитых легких. – Вы победили в сражении хитростью, но за нами придут другие. Вы все равно все станете рабами императора Гай Юкалио, и пожалеете, что не стали ими добровольно. Кровь зальет эти земли. – Он замолчал и забился в конвульсиях.
– Отходит. – Рядом спрыгнул с коня Вул.
– А шапка у него хороша. – Склонился подъехавший Бер и поднял с земли шлем, протер его об штанину, и улыбнулся. – Себе заберу. Вы не против? – Посмотрел он на друзей и опустил глаза на умирающего. – Надеюсь тот рай, который ему пообещали за предательство, его разочарует. – Сплюнул он.
– Страшно. – Загадочно произнес Богумир.
– Что? – Не понял Федогран.
– Страшно, что делает с людьми Чернобог. Этот человек. – Его палец указал на уже затихший труп. – Был рабом, и радовался этому. Готов был жизнью защищать новый порядок. И ведь чем его купили? Это смешно. Пленили, задурили голову, обратили в раба, и самому позволили иметь рабов. Униженный, имеющий возможность унижать безнаказанно сам, вечно боящийся своего хозяина. Ради этого пошел на смерть. Ради возможности быть хозяином над судьбами других, возвеличится за счет них, и не понимал дурак, что сам прожил остатки жизни невольником. Вот что страшно. Неужели мы не выстоим и весь мир превратится в загон для рабов. – Он замолчал, махнул рукой, словно хотел что-то добавить, но передумал. Надел шлем. Запрыгнул на коня и уехал не оборачиваясь.
Не такой уж сладкой оказалась победа. На долго ли мир пришел в степь? Сколько еще войн предстоит пережить? Справится ли Камал? Сможет ди объединить кочевья. Остается только надеяться. Оставаться дальше не имеет смысла. Задания богов выполнены. Долги отданы. Пора возвращаться домой. Там ждет невеста.
Глава 31 Тайный враг
Возвращение было нерадостным и хмурым. Нет, погода тут не причем. Наоборот. Начало осени это прекрасная пора. Бабье лето, это великолепно. Деревья только еще подергиваются золотом желтеющей листвы, отражая нежаркие уже, но все еще веселые солнечные лучики, трава еще зеленая, сочная, а Ярило по-летнему радует глаз, пусть даже по утрам уже и попахивает морозцем. В этом отношении все прекрасно. Все так, как и задумано создателем. Другие обстоятельства заставляют путешественников беспокоится и хмурится. Новгор встретил их угрюмым молчанием прохожих, отводящих глаза, и отсутствием улыбок на лицах. Тяжелым, гнетущим чувством чего-то непоправимого.
Не было обычного ажиотажа. Не ликовала толпа, и самое главное Алина не встречала как это было обычно своего жениха, не шла рядом держась за стремя и гордо подняв подбородок не улыбалась.
Воевода встретил их у крыльца терема. Он стоял, опустив голову, не смея поднять взгляд:
– Прости, богатырь. Не уберегли. Нет твоей невесты.
Как Федогран слетел со спины Туплара, он и сам не понял. Очнулся только тогда, когда сильные руки Бера отрывали его от Митроха, которого он тряс, схватив за ворот рубахи, выплевывая в лицо слова:
– Где она?! Что с ней?! Как?! Говори!!! Убью!!!
Тот не сопротивлялся, и не оправдывался. Стоял и терпел, молча опустив голову. Он все понимал. Чувства они такие, тем более в молодости они взрывные. В них нет злобы. В них отчаяние и несдержанность юного характера.
– Успокойся Федогран. Нет в том его вины. Никто не ожидал предательства от близкого человека. Если уж кого и стоит обвинять, то меня. Недоглядел. – Чащун подошел незаметно сзади, и вытянувшейся рукой взяв парня за плечо, развернул к себе. – Иди к Елею. Он просил тебя позвать, когда приедешь. Он сам не свой после потери дочери. Пьет горькую и ждет. Он все расскажет. Только не делай глупостей. Не принимай скоропалительных решений. Поговоришь с отцом возвращайся в терем воеводы, мы будем там, и обсудим, как поступить дальше. Иди. – Он подтолкнул парня в спину, обрывая попытку того задать вопрос. – Все потом.
– Может надо было самим рассказать? – Услышал тихий голос воеводы в спину Федогран.
– Нет. – Сказал, как отрезал дух жизни. – Они почти родственники. Разберутся.
Как горе мгновенно меняет человека. Прошло чуть более двух месяцев с их последней встречи, более точно в отсутствии часов сказать нельзя, а Елей уже превратился в старика. Седой, изрезанный морщинами, как шрамами, старый убитый горем и жизнью дед.
Когда Федогран вошел в избу, он спал, сидя на лавке, и положив белую голову на сгибы локтей. Тяжелый запах перегара, и еще чего-то кислого наполнял пространство. Парень подошел и присел рядом на краешек скамьи.
– Отец. – Положил богатырь руку на плечо Елея. Он решил называть его так, пусть и не положено вроде до свадьбы, но плевать он хотел на все эти «положено». Отец его невесты отныне и его отец, чтобы не случилось.
– А? – Мутные бесцветные глаза поднялись и посмотрели в лицо – Сынок. Ты приехал… А я вот не уберег Алинушку нашу. Прошляпил… – Слеза скатилась по изрезанными морщинами пьяному лицу.
– Ты можешь толком мне объяснить, что случилось. – Взвелся Федогран. – Кругом одни недомолвки. Она жива?
Тот пожал плечами, отхлебнул из деревянной кружки, пролив половину себе на грязную рубаху.
– Вроде жива. Но он тебя требует.
– Кто он? Хватит пить, в конце концов. Я не узнаю тебя. Действовать надо. – Парень вырвал из рук кружку и швырнул в стену. – Рассказывай.
– Седмицу назад она по грибы пошла. Время сейчас самое то, закрома набивать. Лес щедро делится с тем, кому не лень. Любава, жена кузнеца, чтоб она сдохла, змея подколодная, ее с собой позвала, мол она место тайное знает, где белых много. Ушли вместе, а назад эта гадина, одна возвернулась, и сразу в терем воеводы. И ведь как изменилась. Всегда застенчивая, незаметная. Откуда наглость такая в ней образовалась.
– Кацикин. – Говорит она. – Федограна к себе требует. Ежели не придет, то Алинушку мою по кусочкам возвращать будут.
– Ничего не понимаю – Юноша посмотрел в трезвеющие глаза. – Причем тут Любава?
– Так она и есть тот подсыл. – Врезал по столу кулаком Елей и зашипел от боли. – Купили ее тем, что пообещали дочке мужа хорошего сосватать. Дура баба верит, что Вул ее дочери лживым богом подарен, авансом за измену. Я ее едва не убил, когда узнал.
– А что же Перл?
– Что Перл. Любит кузнец ее. Говорит. Задурили женке голову. Готов идти Алинку спасать, дабы прощенье бабе своей вымолить. Да только Чернобог только тебя видеть хочет, и непременно одного, или убить Алинку грозится. Так бы давно дружиной княжеской спасать отправились. Вот тебя ждем.
Елей встал, пьяно покачиваясь, и вдруг упал на колени:
– Федогранушка, помоги! Все что есть отдам! Спаси дочку.
– Ты сдурел старый. – Вскочил Федогран и склонился над рыдающим у его ног отцом невесты, пытаясь его поднять. – За кого ты меня принимаешь. Встань немедленно.
– Верни Алинушку, заклинаю. – Не унимался тот.
Много уже пережил за свою недолгую жизнь Федогран. Смерти в лицо смотрел. Но вот такое с ним случилось первый раз. Он растерялся. Как себя вести с отчаявшимся человеком. Молящим тебя о том, чего ты и сам хочешь сделать. Совсем еще недавно гордым воином, а теперь ползающим у ног и унижающимся перед тем, кто его уважает.
Парень сел на лавку, пододвинул к себе две кружки и налил в них хмельного стоялого меда.
– Сядь отец. Выпьем.
Подействовало. Тот поднялся и рухнул рядом на скамью. Вытер рукавом мокрые от слез глаза выпил одним залпом напиток:
– Прости. Веду себя как баба истеричка. Дошел до отчаяния. Столько всего передумал, пока тебя ждал. Ничего на ум не идет. Дочку спасать надо, а как это сделать не знаю.
– Я поеду и встречусь с Кацикином. – Федогран коснулся вздрогнувшего плеча Елея.
– Он убьет тебя. – Покачал головой воин.
– Не первый раз мне на смерть идти, пока выкручивался как-то. Жив еще как видишь. Да и в этот раз помирать не собираюсь. Да и жениться я на твоей дочке хочу, а мертвым такого не получится. – Улыбнулся Федогран, и Елей улыбнулся в ответ. Встал, расправил плечи и обнял парня.
– Надежду ты мне подарил. Спасибо.
В дверь избы громко, видимо чем-то тяжелым постучали, и вошел Щербатый. Поморщился недовольно, подошел к столу, сел на лавку, налил себе в кружку меда, отхлебнул, и выплеснул остатки на пол.
– Гадость. Сколько судеб это зелье сгубило, не сосчитаешь. Тебя Елей я ему не отдам. Вставай. Пошли к воеводе. Ждет он вас с Федограном. Меня вот послал. А сюда сейчас девки придут, приберутся и проветрят. Неча славному воину в хлеву жить. Горе хмельным не лечится, его делами исправлять надо. Нака вот. Выпей. – Он вытащил из складок плаща темный пузырек, и налил темно-зеленую жидкость в кружку. – Голову поправь. Разговор серьезный будет.
– Я с Любавой хочу поговорить. – Встал Федогран.
– Сначала к воеводе. – Поднялся знахарь.
– Нет. – Парень упрямо мотнул головой и сверкнул глазами. – Подождет воевода. Сначала к Любаве пойдем. Веди старик. Пока с подсылом Чернобоговским не поговорю, разговора с Митрохом не будет.
Она сидела на ворохе соломы, одной рукой прикованная цепью к бревенчатой стене узилища, другой прикрываясь от света факела. Бабушка божий одуванчик с глазами служительницы, в церкви продающей свечи, сама невинность. Не старая вроде женщина, ей не было еще и пятидесяти, выглядела старухой. На фоне своего огромного мужа – кузнеца она всегда оставалась незаметной. Никто не мог подумать, что она способна на подлость.
– Почему? – Федогран не стал пояснять вопрос. Зачем? И так все понятно. Он воткнул в держак на стене факел, и опустился рядом на массивный табурет.
Она вздрогнула, словно получила пощёчину, опустила глаза, и не ответила.
– Говори, Любава. Хочу понять. Я же был вашим другом, я помог твоей дочери обрести счастье, а ты ударила меня в самое больное место. За что?
Слеза капнула на морщинистую ладонь. Голова в цветастом платке поднялась и потухший взгляд голубых глаз устремился мольбой в лицо героя.
– Прости. Это как наваждение. Дура. Поверила. Он пришел ко мне во сне. Сказал, что дочь моя останется старой девой, и не видать мне внуков, но обещал помочь. Тут как раз ты со слезой Морены, и сватовством. Он все приписал себе:
– Видишь! – Сказал. – Это тебе авансом. Будешь меня слушаться, получишь еще больше, и дочь будет счастлива и внуков будет много. И богатства неисчислимые, и здоровье и долголетие. Все будет. Все для тебя сделаю. Только служи мне и моему богу. Уверенно говорил. Поверила я.
– Кацикин?
– Я не знаю. Он всегда являлся во сне, в черном плаще, с накинутым капюшоном, закрывающим глаза. Я не видела.
– Что он хочет?
– Тебя. Он ждет встречи. У Глухого леса, там, где река Волдан, берет начало. У истока. Ты должен быть один. Прости меня богатырь. Виновата я. Убей если хочешь, только семью не трожь. Они тут не причем.
Федогран резко встал и сделал шаг к выходу, но передумал, остановился, и обернулся.
– Глупо тебя винить. Смертью наказывать за глупость? Еще большая глупость. Бог лжи только этого и ждет. Ты слабая женщина. Нет не телом. – Он покачал головой. – Ты верой своей слаба и духом. Чернобог любит таких. Но главное ты поняла, что совершила ошибку, потому нет у меня на тебя обиды. Только как ты теперь своим близким в глаза смотреть будешь? – Он еще что-то хотел добавить, но не найдя нужных слов вздохнул, махнул рукой и вышел вон.
Шишок ждал тут же, на входе, и вскочил на плечо:
– Ну что? Что сказала? Голову рубить будем или сожжем как ведьму? Что решил?
– Не за что ее казнить. Она не предательница, а дура. – Вздохнул Федогран. – Сама себя наказала. Смерть для нее теперь облегчение. Пусть живет. Не у меня злобы. Недостойно воину бабе мстить. Счастья она дочери хотела, но на чужом несчастье… – Он резко оборвался не договорив, и перевел разговор на другую тему сверкнув глазами. – Пошли к воеводе. Другой у меня враг. Вот тому пощады не будет. – Он еще раз вздохнул и словно поставив точку еле тихо добавил. – Дура. – И пошел прочь.
– Не пущу я его одного. Это ловушка. Сгубим пацана не за грош. – Гремел за дверью воеводского терема голос Чащуна. – Не для того его пестовали, не для того он через смерть и испытания прошел, чтобы вот так сгинуть. Сказал не пущу. Все равно Кацикин девку прибьет, еще и богатыря сгубит. Не один там будет тать, я эту подлую натуру знаю. Западня это.
– Все мы понимаем. – Оправдывался Митрох. – И про подлость и про западню. Только так, хоть какой-то шанс у Алинки будет. Мы подстрахуем, как сможем. Дружина на подхвате будет, недалече, с братьями его, да и сам я в стороне не останусь. – За дверью одобрительно загудели. Федогран не стал дальше ждать и потянул за массивную ручку.
– Я в любом случае поеду. – Прямо с порога выпалил он. – Даже не пытайтесь меня задержать.
– Сгинешь дурак. – Встал ему на встречу раздраженный Чащун. – Кто с Чернобогом воевать будет?
– Плевал я на все. Ты с богами в свои игры играешь. За жизни свои беспокоитесь? А меня кто спросил? Моя война уже идет, и жизнь девушке для меняя важнее всех жизней небожителей вместе взятых. Не стой у меня на пути дед. Я уже не тот сопливый пацан, что попал сюда год с лишнем назад. Могу осерчать и обидеть ненароком. – Он сжал кулаки и зажевал желваками скул.
– Раздухарился. – Колдун обиженно сел на лавку. – Не за свои жизни мы боимся. За мир, который рушится переживаем. Тьма его поглощает. – Забухтел он, покрывшись облаком дыма. – Подлость зависть и ложь сожрет нас всех, если ничего не предпринять. На Любаву посмотри, что с милой, доброй женщиной сделали. А ты говоришь за жизни свои… – Он не договорил и махнул рукой.
– Что делать-то будем? – Воевода встал со своего места, обошел стол, и сел рядом с Чащуном. – Надо бы помочь.
– Надо. – Согласился он клубами дыма. – С Перуном посоветуюсь. Он не меньше нас заинтересован. Пусть то же участие примет. – Дед встал и поднял руки вверх:
Перуне! Вми призывающим Тя,
Славен и Триславен буди!
Здравия и множество Рода всем чадам Сварожьим дажьди,
Родам покровительства милость яви,
Прави над всеми, вще из-Родно! Тако бысть, тако еси, тако буди!
Яви лик свой, мудрость и силу громовержец
Защитник Рода, судеб Владыко.
– Хватит уже. – Воздух сгустился, запахло озоном и прямо из стены вышел Перун. – Прекращай воздух сотрясать. Иди присядь с Митрохом рядом, не мельтеши перед очами. – Махнул он молнией колдуну, потом подошел, не торопясь к Федограну, и задумчиво посмотрел ему в глаза
– Значит за жизни мы свои боимся? – Пророкотал громом его бас, и молнии сверкнули в рассерженных глазах – Щенок! Что ты можешь понимать, смертный, в деяниях богов?
– А тут и понимать нечего. – Парень без тени страха, с вызовом посмотрел в глаза громовержца. – Боитесь вы! На меня все поставили?! Так вот что я вам скажу. Пока невесту не освобожу, не будет от меня помощи. Не ждите. Сгинет она, и я за ней следом к Морене уйду. Плевать на то, как меня там примут. Вот мое слово!
– Вот же воспитали на свою голову. – Выдохнул Перун, затрещав электричеством, развернулся, подошел к лавке, на которой сидели Чащун с воеводой и опустился рядом, толкнув Митроха плечом. – Ну и что вы об этом всем думаете?
– Ты бог, ты и думай. – Пробурчал себе в бороду колдун. – Парень в чем-то прав. Мы свои проблемы решаем, а о его чувствах не думаем. Он чай не чурка стоеросовая, а человек, да еще малой совсем, в нем кровь бурлит. В его возрасте весь мир в черно-белых тонах. Он и так свой долг выполняет. Другой сгинул бы давно, а мы только требуем. Никакой помощи. – Он выпустил струю дыма и замолчал.
– Н-да. – Перун почесал затылок. – Что-то мы действительно… – Что он хотел сказать осталось загадкой, он хлопнул ладонями по коленям, встал и вновь подошел к парню. – Вот, держи. – Протянул он золотой перстень с изумрудом. – Вещь непростая и ценная. Не безделушка перед девками хвастаться. Врата это. Переход с одной точки мира в другую. Здесь, у терема воеводы, его на указательный палец наденешь, и в землю ткнешь, место отметишь, где одна створка откроется, а там, где помощь будет нужна, снова в землю пальцем да представишь как дверь в избу открывается, вторая створка пространственная распахнется. Дружина сможет пройти немалая. Придешь к Кацикину один, а помощь тут ждать будет сигнала, явится незамедлительно.
– Спасибо. – В глазах парня блеснула радость. – Простите меня за грубые слова. Не со зла я. Волнуюсь.
– Да что там. – Махнул рукой бог. – Понимаю все. Мы действительно слишком много тебе на плечи свалили. Тяжка такая ноша и для матерого мужика, а уж для тебя… – Он не договорил, махнул рукой и растаял, как и не было, только запах озона и остался.
– Собирайся в дорогу. – Чащун подошел сзади и положил ладонь на плечо. – Все что надобно в пути будет, говори, не стесняйся, все дадим. – Он задумался ненадолго и продолжил еще более уверенно. – И не сомневайся. Помощь будет ждать твоего сигнала. Лично поведу в бой.
