Текст книги "Отравленные корни (СИ)"
Автор книги: Дайре Грей
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 25 страниц)
– Все плохо? – смотрю ему в глаза, желая узнать правду.
– У тебя нарушена репродуктивная функция, организм привык к стимуляторам, не говоря уже о массе других воздействий, назначение которых я пока не понял.
От такой откровенности по коже бегут мурашки. Нет, с репродуктивной функцией– определение прямо по учебнику анатомии – он меня не удивил. Со стимуляторами тоже, без них я бы вообще не выдержала. А вот неизвестные воздействия. Точнее даже не это, а то, что один из сильнейших магов не может определить их назначение... Пожалуй, с убийством муженька я поспешила, нужно было сначала узнать, что именно он со мной сделал. Под пытками. А потом уже упокоить.
– И какое заключение ты сделаешь? – вежливость отпадает сама собой. – Я опасна и должна быть устранена во избежание несчастных случаев?
Илей треплет меня по волосам как щенка и качает головой.
– Не говори глупостей. Ты также опасна, как и любой, имеющий склонность к Тьме. Если бы мы истребляли всех, равновесие давно бы рухнуло. Я снял слепок твоей ауры, взял кровь для анализа, провел общую диагностику. Все результаты предварительно передам Совету с подробными объяснениями. Если говорить цинично, я сохранил бы тебе жизнь, только для того, чтобы разобраться с этими неизвестными завихрениями. Будем надеяться, что их логика не слишком отличается от моей.
Я невольно усмехаюсь, целитель не лжет и не склонен приукрашивать реальность. Хорошо. Лучше уж жестокая правда, чем неуклюжие попытки Виттора заставить меня верить в лучший исход. У меня есть еще один вопрос, который требует ответа.
– Кто занимается моим сыном?
– Я, – невозмутимо отвечает Илей, – он полностью здоров. Сейчас находится под охраной и постоянным наблюдением. У него опытная няня. Все хорошо, можешь не переживать.
Я киваю, чувствуя, как отпускает напряжение. Анджей – единственный, за кого я сейчас переживаю.
– Мне дадут с ним увидеться?
Лекарь поджимает губы и качает головой.
– До суда нет. Потом возможно.
Мне хочется смеяться. Потом? После заседания меня казнят, и ни о каком свидании не может быть и речи. На мой насмешливый взгляд Илей отвечает спокойным и уверенным. Он почему-то тоже верит в то, что меня оставят в живых. Серьезно? Может быть, я и совершила благое дело, отправив к Абсолюту одного из князей Тьмы, но пару десятков убитых невинных душ его смерть не смоет.
Больше мы не разговариваем. Целитель зовет охрану, которая отводит меня в камеру.
Глава 4
Я знаю, что сплю... Общение с истинным светлым вымотало организм, и после возвращения и обеда я все же не выдержала. Отсутствие нормального отдыха на протяжении двух суток сказалось тем, что я почти не заметила, как уснула. И теперь снова переживаю памятный день... Мой сон – воспоминание о позавчерашнем утре.
Я варю кофе, и насыщенный аромат крепкого напитка щекочет ноздри. Несмотря на все усовершенствования магии, готовить многие предпочитают вручную, и варка кофе давно стала частью моего привычного утреннего ритуала. Смолоть зерна, добавить две ложки в турку, налить горячей воды и поставить на огонь. Подождать, пока поднимется пена, снять, поставить снова, подождать, снять, поставить, подождать, снять. Перелить кофе в небольшую чашечку из тончайшего белого фарфора. Как только стенки начинают нагреваться, с внешней стороны проступает узор – изречение на одном из исчезнувших языков. «Самое важное – то, что невидимо».
Аромат распространяется по всей квартире, и пока я заклинанием чищу турку, на кухню заходит муж.
– Доброе утро, – его голос с ленивыми нотками недавно проснувшегося кота, вызывает во мне глухое раздражение, которое я привычно прячу за улыбкой:
– Доброе утро.
Он берет чашечку, которая в его руках выглядит игрушкой, и делает первый глоток:
– Великолепно. С каждым днем у тебя получается все лучше.
Я все еще улыбаюсь, прибираюсь на кухне с помощью бытовой магии, начинаю готовить завтрак себе и гоню прочь все посторонние мысли, которые сейчас могут помешать. А князь неторопливо потягивает свой излюбленный напиток.
Мы заканчиваем одновременно. Он ставит чашечку на стол, а я сервирую себе два бутерброда, сок, травяной чай и салат из фруктов. Муж собирается уходить, но я останавливаю его:
– Ивар, – я подхожу ближе, мягко покачивая бедрами, – вечером вернешься как обычно? Я хотела побыть с тобой и Анджеем.
Мои пальцы пробегают по его груди и ложатся на плечи. Я заглядываю в карие глаза насыщенного орехового оттенка. Не переигрываю, всего лишь пытаюсь выбить себе поблажку как хорошая жена.
– Нам есть, чем заняться вдвоем и с тобой, и с ним, – он тут же хмурится, а на его лице отражается выражение безмерной усталости от объяснения прописных истин. – Я не хочу, чтобы ты нам мешала.
Дети отдельно, женщины отдельно. И смешивать два удовольствия мой супруг не любит. Я опускаю взгляд, признавая свое поражение, но тут же поднимаю снова и привстаю на носках, приближая свои губы к его.
– Тогда пока ты будешь занят с ним, я подготовлюсь к чему-то более приятному. Ведь в нашей спальне я вам мешать не буду? – мурлыкаю, пародируя его интонации и зная, как мужу это нравится. Ему вообще легко понравится, если проявлять полную покорность и согласие с его желаниями.
– Ай-ай-ай, как нехорошо предлагать мне подкуп, Афия, – его руки ложатся на талию, притягивая меня ближе, спускаются вниз, не отказывая себе в удовольствии огладить ткань моего короткого шелкового халатика.
– А разве у меня есть другой выход? – спрашиваю вполне серьезно, глядя на него из-под ресниц. – Ты же знаешь, что ради сына я пойду на все.
Он любит слышать это признание от меня, не знаю почему, но любит. Иронично лишь то, что я не лгу ни единым словом, но истинный смысл, который мы вкладываем в одни и те же слова, полностью противоположен.
– Знаю, – он наклоняется и коротко целует меня, но прежде, чем успевает отстраниться, я чуть прикусываю его нижнюю губу и целую в ответ, намекая на жаркое продолжение вечером. – Я подумаю.
Ивар отпускает меня, почти отмахивается и уходит. Через минуту хлопает входная дверь.
Я стою еще несколько секунд, закрыв глаза и впитывая тишину утра, а потом иду в спальню к зеркалу. Старинное, в широкой бронзовой раме оно производит подавляющее впечатление. А из зеркальной глади на меня смотрит собственное отражение – молодая женщина среднего роста в черной сорочке и халатике, украшенном золотистым кружевом. Ее лицо – маска с ярко-алыми губами, темными глазами под идеально ровными дугами бровей, упрямым подбородком, вздернутым аккуратным носом и жестко вылепленными точеными скулами. Темные волосы в изящном беспорядке спадают на плечи, говоря о том, что она совсем недавно встала с постели. Той самой, что расположена за спиной и стоит боком к зеркалу.
Хороша. Ничего не скажешь. Труды трех приглашенных мастеров по коррекции внешности не прошли даром. Специалисты свою работу знали и сделали просто изумительно, подогнав меня настоящую под каноны мужа. Я беру с туалетного столика салфетку и тщательно провожу по губам, стирая помаду. И тут воспоминание заканчивается, уступая место сну.
– Моя дорогая жена-убийца, – он выступает из-за моего плеча, отражаясь в зеркале таким же, каким был в то утро. Высокий, подтянутый, сухощавый, почти тощий брюнет с длинными волнистыми волосами и тонкими усами над полными, чувственными губами. Он по-женски изящен и умеет одеваться, демонстрируя вкус и себя самого. Его сложно назвать красивым или мужественным, но он обладает тем самым томным обаянием, которое оказывает на женщин почти гипнотическое действие. – Расскажешь мне, где был яд? Или же я сам угадаю?
– Угадай, – холодно отвечаю я, уже не пряча свое истинное отношение.
– Кофе? – Ивар склоняется над моим плечом и шепчет на ухо.– Конечно кофе, ты догадалась.
– Думал, совсем дура?
На самом деле у зелья было три составляющих. Одну я действительно добавила в кофе, вторая входила в новую помаду, которую я изготовила сама, а третья... Третью я использовала вечером.
– Отчего же? Ты всегда была умной, Афия. Так скажи, чего ради ты меня убила? – Он смотрит в зеркало, и наши взгляды скрещиваются, как остро отточенные клинки. – Неужели думаешь, что твой наставник сдержит слово? Что клятва, данная предательнице, чего-то стоит?
– Смотря, чем клясться, – отрезаю я.
– А что получишь лично ты? Казнь? Мы с тобой оба знаем, что даже если Совет тебя помилует, князья постараются отправить тебя следом за мной. Ведь хорошая жена должна везде следовать за мужем.
– Я уже получила, что хотела. Ты сдох, – по моим губам расползается на редкость неприятная и даже устрашающая улыбка, которую зеркало радостно дублирует.
– А как же наш сын?
– Наш? Он никогда не был нашим, Ивар. Ты отобрал его у меня, оставив лишь пару часов в день, чтобы я смогла видеть его. Ты хотел, чтобы я делала все ради него, и я сделала. Дала ему шанс на нормальную жизнь. Вдали от тебя. И от меня тоже...
Таким, как я и мой муж лучше вообще не заводить детей. Слишком страшно представить, какими они вырастут.
– Думаешь, они ему позволят? Ребенку истинного темного? С предрасположенностью к Тьме? Эти светлые моралисты позволят ему жить нормальной жизнью?
– Виттор поклялся, а его влияние еще кое-что значит. У Анджея будет нормальная жизнь, шанс стать нейтральным магом.
Я смотрю в зеркало, выдерживая его прожигающий взгляд. После всего сделанного, меня очень трудно смутить. Даже призраку.
– Обыденной серостью? – с отвращением шипит он, сверкая глазами, которые стремительно утрачивают свой цвет. – Такого будущего ты ему желаешь?!
– Ты стал чересчур нервным для мертвеца, Ивар. Охладись. Напомнить тебе, чем закончился тот день?
Я отворачиваюсь от зеркала и иду в гостиную. Теперь на мне значительно более откровенный костюм, состоящий из нижнего белья алого цвета и чего-то смутно-невесомого сверху. Волосы причесаны, на губах помада в тон костюма, на шее – ошейник-колье с крупными рубинами в обрамлении бриллиантовой крошки. Тонкие шпильки звонко цокают по дубовому паркету.
К тому вечеру я готовилась очень долго, тщательно составляя весь наряд и расписывая сценарий. И сейчас, повторяя тот свой путь, снова ощущаю в крови адреналин. Управление сном – не магия. Всего лишь сила воли и немного тренировок. Моделировать сновидения без специального дара, конечно, не получится, но просмотреть воспоминания вполне, а больше мне и не нужно.
Я замираю в проеме распахнутой двери, опираясь одной рукой на косяк, а другой задумчиво оглаживая ткань. Ивар как раз выходит из детской. После их занятий Анджей будет спать, а звуконепроницаемый полог в купе с защитой не позволит ему проснуться, чтобы не происходило в квартире. Я совершенно искренне улыбаюсь в предвкушении и маню мужа пальцем к себе. Он ухмыляется и идет, на ходу расстегивая рубашку. Я медленно отступаю, облизывая губы и позволяя глазам вспыхнуть тьмой.
– Во что поиграем сегодня? – князь ногой закрывает дверь и сбрасывает рубашку на пол.
Да, такой вечер отнюдь не первый в нашей семье. Чтобы усыпить бдительность, мне пришлось через многое пройти. Убить истинного темного не шутка, в прямом бою у меня нет шансов, но существует другой путь. У каждого принявшего Абсолют есть своя слабость – уязвимое место, используя которое можно причинить вред. Это может быть что угодно: вещь, привычка, место, домашний питомец или даже другой маг или волшебница. Естественно, слабость хранится в тайне, узнать которую можно лишь после долгих наблюдений в непосредственной близости от объекта. Именно поэтому я и вышла замуж – сложно представить другой путь, который мог бы сделать меня настолько близкой к Ивару. И у меня ушло несколько лет на то, чтобы понять, в чем именно кроется его уязвимость...
– Тебе понравится, – я улыбаюсь, длинным шагом подступая к туалетному столику и беря в руки флакон с духами. Наши взгляды встречаются в зеркале, и я спускаю тонкую лямочку движением плеча, одновременно прикусывая губу. – Твои любимые духи...
Прыскаю на шею, отбросив волосы назад. Ивар подступает ближе, кладет руки на талию и втягивает дурманящий аромат сандала и корицы. Я вздрагиваю и прогибаюсь ему навстречу, потираясь бедрами об ощутимую твердость в штанах, флакон падает из ослабевших пальцев и разбивается с тихим звоном.
– Афия, – в его интонациях звучит ощутимый укор, но мне все равно.
Запах быстро распространяется по спальне, а я оборачиваюсь и обвиваю его шею руками, прижимаясь всем телом, на каблуках это не составляет труда. Заглядываю в ореховые глаза и впиваюсь в губы жадным поцелуем. Покусываю и тут же зализываю языком, запускаю пальцы в волнистые волосы, не позволяя ему отстраниться. Ивар не очень любит инициативу, но пока позволяет мне ее проявить. Руки мужа жадно шарят по спине, сминая ткань и грубо лаская меня сквозь нее. Когда-то я удивлялась, что его такие нежные с виду пальцы могут быть настолько жесткими и причинять боль.
А потом он вздрагивает и отстраняется, тяжело вдыхая воздух.
– Что-то не так? – я все еще прижимаюсь к нему и заглядываю в глаза.
– Что за... – Ивар сглатывает, а из его носа течет тонкая струйка крови. Он проводит рукой по лицу и смотрит на испачканные пальцы. Секунда. Две. И я лечу через полкомнаты в дальний угол от тяжелого удара по лицу. – Сука!
Приземляюсь, ударившись головой и плечом о стену, но боли не чувствую и мгновенно вскакиваю на ноги, принимая оборонительную стойку. Муж оглядывает себя, с ужасом и яростью наблюдая, как на его торсе стремительно набухают черные язвы. Аромат корицы и сандала сменяется затхлой болотной вонью.
– Ты! – рычит он, наступая, но страха нет. У него из ушей также льется кровь, которая стремительно приобретает оттенок язв. – Дрянь! Я заберу тебя с собой!
Магическую атаку – плеть Араконта – я даже не пытаюсь отразить, зная, что сил не хватит. Просто отпрыгиваю в сторону и делаю кувырок, оказываясь рядом с дверью. В том месте, где я стояла, на паркете образуется выжженная плешь. Темное пламя в различных формулах – любимое оружие принявших Абсолют Тьмы.
– Тварь! Я позволил тебе жить, а ты... – он захлебывается собственным криком, и изо рта также льется черная кровь.
Новый удар плети я пропускаю, припав к самому полу. Дверь сносит с петель, разделив на две половины. Скидываю шпильки и встаю в полный рост. Одну туфлю кидаю вместо снаряда, целя в голову, ее ожидаемо разносит на молекулы. Однако внимание умирающего князя рассеивается, и он уже не может реагировать с привычной скоростью. Я подныриваю под удар, выставляя самый мощный круговой щит, скольжу по полу и оказываюсь совсем рядом. Почти не целясь, бью каблуком в пах, вынуждая мужчину согнуться и взреветь от боли. Плеть задевает по касательной, когда я отскакиваю в сторону. Вторая туфля становится негодной, щит трещит от перегрузки, теряя половину слоев, но времени остается всего ничего. Пошатываясь, встаю, готовясь продолжать.
Ивар поднимает на меня абсолютно черные глаза без радужки и белка, из них по лицу струится кровь. Или слезы. Сейчас он действительно похож на монстра, чудовище, каким и является на самом деле.
– Зачем? – на его губах пузырится кровь, на теле лопаются язвы, которые тоже начинают кровоточить. Уже недолго. И князь прекрасно понимает, что использование магии лишь приближает его кончину. В воздухе распространяется запах гниения.
– Затем, что тварь – это ты.
Я опускаю руки, но не расслабляюсь. Темным нельзя верить, даже когда они умирают.
– А ты? Лучше?
Молчу и смотрю на него, наблюдая, как светлая кожа скрывается за маслянистой пленкой крови. Его тело словно плавится, мышцы превращаются в густой кисель, и он уже не может поднять руки. Лицо течет, и слов не разобрать. Волосы превращаются в спутанный колтун. Он дышит тяжело, рывками и с жуткими хрипами, клекотом, который срывается с губ. А я улыбаюсь.
После всего, через что мне пришлось пройти. После всех мучений, боли, срывов, бесконечной игры, лицемерия и фарса – я радуюсь. Темное, глубинное торжество поднимается в душе, затапливая меня целиком.
– Все кончено, Ивар, – я смотрю в то, что еще пять минут назад было его глазами, – все кончено.
В комнате раздается громоподобный рев раненного зверя, и страшный магический удар бьет по всему помещению. Щит разлетается на куски, окно выбивает, старинное зеркало осыпается дождем осколков, меня впечатывает в стену, но колье на шее выпускает встречную волну, которая гасит воздействие. Не зря я готовилась...
Когда я поднимаюсь на ноги, все уже кончено. Ивар мертв, комната разгромлена, а на улице слышен вой тревожной сирены, на которую скоро явятся боевики. Мне остается еще ровно три минуты, чтобы переодеться и проверить сына.
Глава 5
На следующий день приносят одежду. Тонкий серый чехол на замке и коробка с обувью. Я не спешу проявлять любопытство и прибираю вещи до завтра. Костюм вешаю на ширму за неимением других вешалок, а обувь запинываю под койку. Настроение после сна еще более мрачное, чем в предыдущие дни.
Нет, я не испытываю чувства вины. Ивар заслужил все, что испытал, и собственная радость от его гибели вовсе не кажется мне чем-то неправильным. Но после стольких лет ненависти достижение цели приносит опустошение. Три с половиной года у меня была цель, к которой я шла, не особенно выбирая методы, теперь остались только последствия.
О себе я не волнуюсь. Чтобы не говорили Виттор и Илей, Совету нет никакого дела до исследований моего состояния. Сейчас первостепенной задачей для них является предотвращение открытого конфликта с князьями, которые наверняка потребуют выдать меня. Конечно, чтобы убить. Точнее замучить до смерти. В их фантазии я не сомневаюсь. На общем фоне мой покойный супруг выделялся не только возрастом, но и сравнительным милосердием. Или отсутствием опыта. В садизме, как и в любом другом деле, нужно приобрести некоторый навык или же иметь особый талант, как правило – врожденный.
Я медленно вдыхаю и выдыхаю, заставляя себя расслабиться и не вспоминать. Нужно думать о более важных вещах, нежели жалость к себе прошлой. Будь я умнее, просто отказалась бы от задания, но тогда в моей дурной голове бродили мысли только о погибшем Олеже, и я согласилась бы на что угодно, чтобы отвлечься и принести пользу. Дура. Наивная, романтичная идеалистка, считающая себя умной, опытной и циничной. Впрочем, мое мнение о себе за последние годы не изменилось. Самомнение выветрилось. Теперь я хорошо знаю, что на каждую умную девочку найдется злобная, опытная ведьма.
Пожалуй, единственная, кого я ненавидела больше, чем мужа -мою свекровь. Госпожа Эвелин Шеруда. Она обладала небольшой склонностью к Тьме, которая, впрочем, не позволяла ей пройти посвящение. Рисковать жизнью она не стала, предпочтя другой путь. И посвятила жизнь тому, чтобы отыскать способ получить большую силу, а с ней и долгую жизнь вместе с молодостью. Ей почти удалось... По крайней мере в свои двести тридцать семь Эвелин выглядела далеко не старухой, хотя с ее изначальными способностями должна была уже увять. Тварь. Злобная стерва, помешенная на своем сыночке. Гадина.
Верхняя губа приподнимается, и я с трудом давлю рык. Она – единственная, кто до сих пор будит во мне почти неконтролируемую ярость. Да, ей я с удовольствием свернула бы шею голыми руками. Не срослось. Радует только то, что все, получившие метку верности князю, погибают вместе с ним. Эвелин носила метку. Накануне я в очередной раз проверила ее наличие. И теперь успокаиваю себя только мыслями о ее смерти. Становится легче...
Обед приносят по расписанию, ковыряюсь в тарелке, не испытывая голода, и все еще пытаюсь отделаться от навязчивых мыслей. Теперь думаю об Анджее. Ему два с половиной года, и он еще слишком мал для резкой перемены обстановки и людей вокруг. Что ему скажут о его родителях, когда он спросит? Что его мать убила отца и была казнена как предательница и убийца? Или отделаются обтекаемой фразой о том, что они умерли? Я не знаю, и мне хочется, чтобы в тюрьму пригласили Виттора. Пусть он подтвердит, что с моим сыном все в порядке, и пусть скажет, что он никогда не узнает о том, что я натворила.
Хожу по камере из угла в угол, нервируя охрану, удивленную моей активностью. После двух дней апатии они уже привыкли к тому, что я сижу, бесцельно глядя в потолок или стену. А я просто не могу перестать думать. Даже учитывая, что завтра суд, что где-то над моей головой блуждают тучи, что я осталась практически одна против двух Советов...
Кто бы мог подумать, что ребенок, рожденный от ненавистного мужчины, может стать смыслом жизни?
Я всегда недооценивала материнство. Возможно потому, что моя собственная мать никогда не показывала особой любви ко мне. Даже сейчас, когда я в тюрьме, и она наверняка знает обо всем, что случилось, Лидия совсем не спешит ко мне на свидание. Да я и не жду. Со дня моей свадьбы мы не виделись, а наши редкие разговоры на самом деле являлись способом связи между мной и Виттором. Продлился контакт недолго. Первые три месяца. А после мне стало уже не до мамы, не до наставника, не до кого. Я слишком поздно поняла, что беременна. И с тех пор думала только о сыне.
Сажусь на койку, подтягиваю колени к груди. Память снова поит меня горьким коктейлем воспоминаний... Подливать мне зелье начали с первых дней брака или еще до его заключения. Теперь уже не узнать. Его добавляли в еду, воду, пропитывали посуду и одежду. По капле. По минимальной дозе, необходимой, чтобы в сумме дать нужный результат. Зависимость. И не только мою. Как мне заявила горячо любимая свекровь, «на таком сроке ребенок без подпитки уже не выживет». И завертелось...
С того дня жизнь Анджея стала определяющим звеном в моем существовании. А ведь стоило бы мне принять другое решение, переселить себя, задавить выматывающую потребность в новой дозе, угробить еще даже не сформировавшегося ребенка, и все было бы по-другому. Я умерла бы раньше. Просьбы о помощи и обращение к наставнику меня бы не спасли. Ивар со своей мамашей достал бы меня везде. А вот его еще долго не смогли бы отправить к Абсолюту. Хотя, кого я обманываю? Если Олеж выжил, рано или поздно он прошел бы посвящение и уравновесил бы положение Света и Тьмы. Или убил бы Ивара и погиб сам. В любом случае оба Совета остались бы довольны. Равновесие было бы спасено. Но ведь по каким-то причинам мой бывший возлюбленный до сих пор не принял Абсолют. Почему?..
Мысль прерывает пронзительный звук предупреждающей сирены.
На то, чтобы сообразить, что происходит, мне хватает минуты. Система оповещения пронизывает весь город и срабатывает, как только нарушаются границы принятых законов. Нападения, драки, дуэли, убийства – все, что может пошатнуть равновесие. Над местом происшествия раздается сигнал, а дальше уже остается ждать прибытия специалистов. Стражей, лекарей, алхимиков, изобретателей...
В тюрьме все они есть и так. А что может произойти в месте заключения? Наиболее вероятен побег. Но те, кто хотят уйти незамеченными, давно научились обходить сирену и не сталкиваться со стражами. А продолжительность и интенсивность звона говорят скорее о том, что бой еще идет. Значит, бунт.
Я медленно выдыхаю и соскальзываю на пол, приподнимаю столик, в сложенном состоянии висящий вдоль боковой стены, осматриваю крепление и материал опоры, которая закрепляет его в горизонтальном положении. Тонкий стальной прут. Не слишком тяжелый, но при правильном сломе может стать достаточно острым. На то, чтобы его отбить, уходит еще пара минут. Сирена продолжает надрываться, в коридоре слышны крики и топот. Отрывистый голос отдает какие-то команды. Я не слушаю, вяло размышляя о том, как быстро темные организовали бунт заключенных. В то, что происходящее – всего лишь совпадение не верится ни на грош. Возможно, у меня прогрессирующая мания величия в купе с начинающейся манией преследования, но перестраховаться не помешает.
Пробую неровный конец прута пальцем. Недостаточно острый, но, если приложить нужное усилие, станет смертельным. Кладу импровизированное оружие на пол у стены, здесь оно не будет бросаться в глаза, а сама выглядываю в коридор, выискивая глазами камеры наблюдения. В крыле для особо опасных преступников помимо чистой магической слежки применяются самые передовые средства технологий, разработанные магами-изобретателями. И, если с моей практики ничего не изменилось, данные с камер идут прямо в офис боевиков. Считается, что с остальными заключенными стражи могут справиться самостоятельно.
Камера находится в углу прямо рядом с решеткой моего места пребывания. Замечательно. Если меня попытается кто-то убить, преступника покажут в прямом эфире. Интересно, Совет его хотя бы формально накажет? Или сразу выразит благодарность за взятую на себя ответственность? И я сейчас отнюдь не о темных... Как показывает опыт, светлые умеют загребать жар чужими руками ничуть не хуже.
В другом конце коридора раздаются звуки борьбы, оттуда долетает грохот и шипение камня. Что и требовалось доказать. Князья не стали ждать суда, решив взять ситуацию в свои руки. Моей охране явно не повезло. Почему сюда не прислали кого-то более опытного? Неужели Совет действительно предполагал нечто подобное? Кто бы еще предупредил, какую роль мне сегодня играть. Безобидной жертвы или агрессивной воительницы?
Мрачно смотрю прямо в камеру и качаю головой. Надеюсь, представление им понравится. Сажусь на койку с ногами, закрываю глаза и начинаю считать про себя. В крови привычно шумит адреналин, который нужно направить в правильную сторону. Страха нет, только предвкушение боя. Выгодное отличие боевиков от других магов и волшебниц в том, что нас отсутствие магии отнюдь не ограничивает. И годы тренировок направлены больше на развитие физических показателей: силы, ловкости, выносливости. Нас учат мыслить и работать в нестандартных ситуациях, вскрывать ловушки, противостоять магам с абсолютно пустым резервом. Примерно как сейчас.
В моем положении есть несколько преимуществ. Первое – в камере магией меня не достать. Амбирцит тут же развеет любую попытку воздействия. Даже смертельную. Наверняка организаторы происходящего бедлама продумали этот момент. Следовательно, у того, кто до меня дойдет, будет вполне материальное оружие. Скорее всего, дальнего действия. Вряд ли кто-то добровольно решится открыть дверь в камеру к убийце князя Тьмы, не говоря уже о том, чтобы войти сюда. Значит, огнестрел...
Второе преимущество заключается в том, что тот, кто придет по мою душу, вряд ли осведомлен о моих навыках. Даже князья не знали, чем мы с Иваром занимались в свободное время. А мой покойный муженек любил выпустить пар в спарринге, который затем переходил в жесткий секс. Его моя подготовка, скрыть которую полностью не получилось, мало смутила. Учитывая количество потребляемых мною стимуляторов, почти все объяснялось побочным эффектом. А не применять откровенно сложные приемы мне мозгов хватало. Теперь даже таких ограничений нет...
Грохот заканчивается и сменяется топотом ног и тяжелым дыханием. Я лениво открываю глаза и смотрю на решетку. И кто же станет победителем в негласной гонке за моей головой?
Он пробегает по всему коридору и останавливается прямо перед решеткой, глядя на меня огромными глазами. Молодой еще парень, скорее всего мой ровесник, возможно, чуть старше. Нескладный, с непропорционально длинными руками и ногами, лысой головой, смуглой кожей, на которой заметны татуировки. Тюремную куртку он где-то уже потерял.
Несколько секунд мы рассматриваем друг друга, я борюсь с искушением клацнуть зубами и рывком податься вперед. Останавливает пистолет в его правой руке. Как я и думала. Оружию я уделяю мимолетный взгляд, понимая, что модель стандартная, самая обычная, что уже просто замечательно. С последней разработкой могли возникнуть проблемы, а из такого я даже стреляла. Нормативы сдавала, начиная со второго курса.
Сирена стихает, и тишина заставляет парня вздрогнуть, вспомнить, зачем он здесь. Он вскидывает руку с пистолетом и, глядя мне в глаза, выдыхает:
– Сдохни, гадина!
...А потом нажимает на курок.
Глава 6
Я прыгаю вверх буквально за считанные мгновения до выстрела, звук которого эхом разносится по коридору. Боль обжигает внутреннюю сторону бедра, но так лучше, чем прямое попадание в голову. Отталкиваюсь рукой от стены, корректируя прыжок, и приземляюсь в проход между койкой и стеной. Парень рефлекторно ведет рукой вслед за мной и стреляет второй раз, но пуля уходит в стену, выбивая кусок камня. Хватаю заготовленный прут и резким движением как дротик бросаю его в противника. Он воет от боли, по инерции шагая назад, и хватается за живот, из которого торчит мое оружие. Пистолет падает на пол – необученные маги совсем не умеют терпеть боль и забывают об использовании физических щитов. В нашем обществе чаще рискуешь получить слабое проклятие, нежели удар по затылку, вот многие и расслабляются. Мне же достался еще и чересчур молодой противник, более опытный додумался бы использовать каменную или стальную защиту.
Делаю рывок к решетке и просовываю между прутьями руку, подцепляю пистолет кончиками пальцев и дергаю на себя. Теперь несостоявшийся убийца ревет уже от ярости и страха. Пытается использовать магию, чтобы вырвать оружие, но я быстрее и злее. Он понимает, что мне его прикончить будет значительно проще. На прыжки или бег пострадавший сейчас просто не способен. Однако у меня другие планы.
Схватив пистолет, отползаю назад вглубь камеры, упираюсь спиной в ширму и прижимаюсь плечом к койке. В коридоре все еще тихо, но где-то уже слышен шум и приглушенные стенами крики – боевики и стражи наводят порядок. Значит, скоро будут тут. Парень смотрит на меня дикими глазами и тяжело дышит. Прут он вытащил и теперь пытается с помощью магии залечить рану. Она неглубокая и, в общем-то, не смертельная, но ему короткой демонстрации моих талантов хватило.
Перевожу дыхание и тоже решаю заняться своим здоровьем. Рана на бедре ноет и пульсирует, кровь выбивается толчками, задета одна из вен. Штанина быстро темнеет и приобретает алый оттенок. Кладу пистолет рядом и сдираю с койки простыню, рывком отрывая от нее широкую полосу на бинт, которым перетягиваю бедро. Действую быстро, насколько это возможно и продолжаю прислушиваться к происходящему. Неизвестно еще, сколько именно заключенных сбежало из камер, скольких переловили стражи, и кто еще может добраться сюда. А мой убийца вряд ли поделится информацией. Хотя...
Закончив с первой помощью, беру в руки оружие и проверяю количество патронов. Семь. Видимо до встречи со мной, парень уже успел пострелять. Возможно, кому-то из стражей и досталось. Помнится, их стандартная защита не предусматривает столкновения с огнестрельным оружием. Вставляю обойму на место и привожу пистолет в боевое состояние. А потом прицеливаюсь в парня.
