Текст книги "Кто-то, с кем можно бежать"

Автор книги: Давид Гроссман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 23 страниц)

Произошло то, что резиновая девушка узнала собаку. Это было за мгновение до того, как ей удалось свернуться всем своим гибким телом внутри большого аквариума, так что можно было закрыть крышку. Вдруг её остекленелый взгляд, устремлённый внутрь, сфокусировался, недовольное лицо резко вытянулось, она высвободилась из себя, как пробка из бутылки, освобождая узел за узлом, быстро выпутала из подмышки ногу и раскрутила руку со щиколотки, встала и закричала:

– Шишко! Собака! Её собака!

Поднялся переполох. Люди разбегались во все стороны, натыкаясь друг на друга, сталкиваясь с четырьмя мужчинами с мутными взглядами, которые выскочили из четырёх разных переулков и пытались прорваться в круг. В этой суматохе Асаф и Динка ускользнули, умчались, разделённые надвое, снова соединились за три улицы оттуда, найдя друг друга чутьём, глубоким внутренним знанием, испуганные, весь мир гнался за ними, город превратился в район охоты, каждый человек вокруг них был переодетым охотником. Сейчас всё зависело только от Динки, потому что Асафа почти парализовало от страха, одному ему было не справиться. Она тащила его за собой, звала его и неслась вперёд со сверхсобачьей силой. Она была упряжной собакой, сенбернаром, собакой-поводырём и волчицей. В узком тупиковом переулке она нырнула вместе с ним в маленький двор, они ждали, в ужасе обнявшись, и видели, как худой человек, напомнивший Асафу этакого высушенного Элвиса Пресли, пробежал мимо них и исчез. Динка хрипло заворчала. Асаф закрыл ей пасть рукой. Мгновение спустя они вышли оттуда и повернули в противоположную сторону. Ещё минута сумасшедшего бега, шансов нет, думал Асаф, в следующем переулке они меня схватят; и вдруг – короткий радостный лай, и перед его глазами – ворота с вывеской "У Леи". У него вырвался изумлённый вскрик. Динка встала на две ноги и открыла ворота, он бросил последний взгляд назад и со стоном облегчения почти упал внутрь двора.

В центре маленького двора росло молодое финиковое дерево. Несколько столов со стульями были расставлены там, накрытые к обеду. За одним из них сидела пожилая пара и тихо беседовала, они даже не подняли головы, чтобы посмотреть на него, когда он вошёл. Асаф и Динка пересекли двор, поднялись по трём ступенькам и вошли в большую комнату. Там тоже были накрытые столы, и почти за каждым сидели люди и ели, Асаф дрожал, не зная, что делать, к кому обратиться. Люди смотрели на него. Он чувствовал себя грязным, всклокоченным и портящим аппетит, а Динка уже гнала его между столами, она толкнула пружинящую дверь, разделённую надвое, и Асаф вдруг оказался в кухне.

Его органы чувств уловили смесь слишком многих впечатлений – повар, большой бурлящий котёл, запахи незнакомого варева, шипящая сковорода, кто-то кричит снаружи через маленькое окошко: "Листья цикория с рокфором!", молоденький парнишка режет горы помидоров, маленький полный человек стоит в углу и кажется совершенно не относящимся к этому месту, большая сердитая женщина мигом поворачивается в сторону Асафа, её лицо покрыто длинными, некрасиво зажившими, шрамами; она стоит перед ним, скрестив руки на груди, и грозно спрашивает, какого чёрта ему нужно в её кухне.

Тут она увидела собаку, и глаза её засияли:

– Динка, Динкуш! – закричала она, опускаясь перед ней на колени, обнимая и прижимая её к себе. Точно так же обнимала собаку Теодора, подумал Асаф, пытаясь восстановить дыхание. – Динка, солнышко, прелесть моя, где ты была четыре дня? Я тебя по всему городу искала! Цион, дай мне воды, скорее, посмотри, как она хочет пить! – Асаф воспользовался случаем, чтобы выглянуть на минутку в двойную дверь, проверить, не ворвались ли они ещё сюда, в ресторан.

Женщина медленно поднялась и встала перед ним:

– Кто ты такой?

Её глаза стали вдруг такими жгучими, что он на мгновение онемел. Он совершенно не представлял себе, как объяснит ей своё дикое вторжение в кухню её ресторана. Все работавшие там – два официанта, парень, который резал овощи, повар, поднявший руку, чтобы указать помощнице, на какой полке лежит цикорий – все стояли, будто замерли, не окончив движения. Он беспомощно огляделся. Потом надел свою профессиональную броню:

– Может, вы знаете хозяина этой собаки? – сказал он самым официальным голосом, который сумел в себе найти, голосом формы 76.

– Я спросила, кто ты такой? – у неё был резкий и колючий голос. Голос "без фокусов", она смотрела на него с таким нескрываемым подозрением, что он даже обиделся и почти разразился гневной и обстоятельной речью, которую вынашивал уже два дня ("Что значит, кто я такой? Я тот, кто бегает с этой собакой по всему городу, чтобы вернуть её законному хозяину, я тот, на кого каждый, кто меня видит, пробует напасть, догнать меня, уничтожить", и так далее).

Вместо этого он сказал:

– Я работаю в муниципалитете, и я ищу хозяина.

– Так ты можешь оставить её здесь, – категорично сказала она, – и до свидания. У нас много работы.

И уже взялась за дверь, и положила ему на плечо большую сильную руку. В маленькой кухне возобновилась жизнь и движение. Парнишка с ножом продолжил крошить помидоры, повар ласково погладил по щеке свою помощницу.

– Нет, – сказал Асаф, – я не могу.

Женщина остановилась, не окончив движения, и они тоже сразу замерли:

– Почему нет? В чём проблема?

– Потому... потому что вы не её хозяйка.

– В самом деле? – как колючая проволока обмоталось вокруг него это её "в самом деле?". – Откуда тебе известно, что я не её хозяйка?

Динка, которая шумно лакала воду, вдруг залаяла. Перестала пить, подошла к Лее и, стоя перед ней, настойчиво и необычно агрессивно лаяла на неё. С её усов стекала вода, но она не останавливалась, чтобы её слизать: стояла между ними, вперив в Лею жёсткие глаза, на мгновение даже показалось, что она собирается нетерпеливо топнуть ногой.

– Перестань, Динка, – смущённо сказал Асаф, – это же Лея. Что с тобой.

Но она не успокаивалась. Обошла вокруг Асафа, будто чертя вокруг него линию, потом села на задние лапы спиной к нему и лицом к Лее и гавкнула ещё раз очень отчётливо.

– Смотрите, смотрите, – глухо сказала Лея.

Что-то укололо его в спину. Пониже рюкзака Тамар. Он хотел повернуться, но это упёрлось ещё сильнее. Будто к нему прижали железную трубу.

– Ответь, пожалуйста, госпоже на её вопрос, – сказал позади него пожилой мужской голос, – если не хочешь, чтобы я разнёс тебя пулями дум-дум, которые разбегутся по всему твоему телу и разрушат все ткани.

– Моше! – сердито крикнула женщина. – Ты не обязан давать такое подробное описание. Люди здесь едят!

Я схожу с ума, подумал Асаф, ружьё? На меня идут с ружьём? Что им нужно? Что такого сделала Тамар, что все теряют из-за неё рассудок?

– Считаю до трёх, – сказал человек, – и после этого мой палец медленно жмёт на курок.

– Ничего ты не жмёшь! – подпрыгнула Лея. – Немедленно убери с него свою пушку. Самир, иди, накрой стол на двоих внутри, и дай Динке поесть здесь. Ты, как тебя зовут?

– Асаф.

– Идём со мной.

Она повела его в маленькую комнату, где было только два стола, и оба были пусты. Села напротив него:

– А сейчас объясни, с начала до конца. Только я тебя предупреждаю, – она легонько коснулась своего носа, – этот нос чует ложь.

Асаф показал ей бланк и объяснил, каким способом Данох обнаруживает хозяев пропавших собак. Но Лея почти не взглянула на бланк. Она внимательно изучала Асафа, сосредоточившись на его лице, как бы впитывала его.

– Кстати, – вспомнила она, прервав его на полуслове, – я Лея. Протянула ему большую мужскую руку и удивилась, почувствовав силу его пожатия.

– Теперь, откуда у тебя это? – она показала на его распухший нос.

Он рассказал.

– Не понимаю, что ты там делал, как ты туда попал?

Он рассказал. И про Сергея тоже.

– А это откуда? – показала она на длинную царапину у него на лбу, про которую он уже забыл.

– Это? Откуда это... а, это со вчера. От одного полицейского.

И он рассказал.

А Лея слушала.

И как гнались за ним по городу.

– А это её, – сказал он, снимая, наконец, рюкзак, и рассказал, как раздобыл его в камере хранения.

Она не говорила ни слова. Просто сидела, глядя на него, и на её лбу сильно углубились две поперечные складки. Вдруг она будто проснулась:

– Но ты же со всей этой беготнёй, наверняка, сегодня ещё ничего не ел! Сейчас поешь. Потом продолжим.

Когда она это сказала, он и вправду почувствовал острый укус в глубине кишечника:

– Но что с Тамар, – пробормотал он и проглотил слюну, – я думаю, что времени нет, нужно спешить.

Лея увидела, как поднялся и опустился его кадык, услышала его ответ, и что-то в ней вдруг зашевелилось. Свыше двенадцати лет управляла она рестораном и до этой минуты никогда не встречала человека, отказывавшегося от приглашения пообедать.

– Тамар в надёжном месте, – сказала она, вопреки всем своим правилам безопасности, – ты, прежде всего, поешь.

– Но у меня нет денег, – в отчаянии вспомнил он, – у меня украли.

– Это за счёт заведения. Что ты любишь?

– Всё, – улыбнулся Асаф, вытянув ноги, и почувствовал, что попал в хорошее место.

– Получишь всё, – заключила она и встала, выпрямившись во весь рост, – я возвращаюсь в кухню, но ты не беспокойся, я тебя не бросаю.

Он сидел и с наслаждением уничтожал парад блюд, которые Лея ему посылала. Еда была изысканная, хорошо приправленная и посылала один за другим вкусовые импульсы, кружившие голову и туманившие чувства, но однозначно говорившие: кто-то здесь хочет доставить Асафу удовольствие.

Лея то и дело выглядывала в маленькое окошко кухни, останавливая на нём продолжительный взгляд, глубокий и задумчивый, получая истинное наслаждение от его здорового и основательного аппетита. Вдруг она напряглась и замерла, вытянувшись, будто у неё схватило поясницу или её пронзила идея, позвала Самира, пошепталась с ним в углу. Попросила, чтобы пошёл к ней домой, отпустил бебиситер и привёл сюда Нойку. Быстро. Самир удивлённо посмотрел на неё:

– Сюда? В середине рабочего дня? Ты уверена?

Да, да, она уверена. Быстро. Ей нужно выяснить что-то важное.

***

– Послушайте, я знаю, что она пропала, – сказал Асаф, чувствуя, что пришло время поговорить о деле. Лея сидела напротив, помешивая чёрный кофе. – И я также знаю, что она в какой-то беде, я хочу её найти. Вы мне поможете?

– Я бы хотела, – просто сказала она, – но не могу.

– А, – разочарованно сказал Асаф, – Теодора тоже не соглашалась. – Наступило продолжительное молчание, в воздухе чувствовалось лёгкое напряжение. Лея удивлённо подумала: "Ты и до Теодоры добрался?", – что-то в нём очень её волновало всё это время. Она даже не знала, что. Асаф молчал. Думал, что так нечестно. Что кто-то обязан ему сейчас помочь, потому что одному ему это не под силу. Лее тоже было неловко за свой отказ, она попыталась оживить беседу:

– Ты знаешь, что я никогда в жизни не встречалась с этой Теодорой? – она пожала плечами. – Иногда мне, честное слово, казалось, что Тамар её просто придумала. Ты же уже знаешь, – сказала она, как бы осторожно прощупывая почву, – что у неё бывают всякие выдумки и идеи, правда?

Асаф подумал про Мацлияха, увидел девочку на бочке и улыбнулся.

– И ещё, – Лея чувствовала себя, как канатоходец, говоря о Тамар с совершенно чужим человеком, и всё же нутро ей подсказывало, что она делает это ради Тамар, – ей очень важно, чтобы её друзья не встречались друг с другом. С каждым она должна быть одна, как бы только в её и его мире, – сказала и снова проверила воздействие своих слов на него, подумав, что вдобавок ко всему у него очаровательная улыбка, – а когда я спрашиваю её, почему так, что она мне отвечает? "Разделяй и властвуй"! Что ты об этом думаешь?

– Что я думаю? – ему было так приятно, что он повышен в звании до эксперта по делам Тамар; как будто в своём походе за ней он накопил достаточно опыта и знаний, которые могут послужить ему для её, Тамар, истолкования. Он сказал: – Может... может быть, так у неё больше свободы, я имею в виду, что у неё есть... – у него вдруг вырвалось слово Рели, – простор.

– Именно то, что я думала! – обрадовалась Лея. – По-моему, с её "разделяй и властвуй" она с каждым может быть как бы совершенно другим человеком, правда?

– Я тоже так подумал, – подвёл Асаф итог их совещанию, – её свобода. Вот, что ей важно. – Минуту он сидел, слегка встревоженный, что-то беспокоило его, совсем из другого места, со стороны Рели и Носорога, как ни странно; ему на секунду пришло в голову, что, возможно, в том, что Рели говорит, что-то есть.

Лея, уложив лицо в свою большую ладонь, смотрела на него и как бы сквозь него; увлечённая какой-то далёкой мыслью, она прошлась по ней и вернулась к нему.

– Скажи, ты... – как бы это спросить, – кроме школы, ты занимаешься ещё чем-то? В искусстве, например?

– Нет... – засмеялся он, – почему вы спросили?

– Просто, подумала, – на её губах промелькнула удовлетворённая улыбка. Асаф раздумывал, считается ли искусством фотография. Может, и так. Его учитель в фото кружке думал, что да. На заключительной выставке года были представлены пять его работ, но он никогда не считал себя "художником". Эта мысль даже пугала его. Возможно, потому, что Рели упорно представлялась, как "художница", и в этом он всегда ощущал фальшь; а настоящими художниками были Картье-Брессон или Дайана Арбус и все остальные, произведениями которых он восхищался, у которых учился, но куда ему до них.

***

Орущий свёрток возник в поле его зрения. Самир вернулся и со вздохом облегчения передал Лее маленькую возмущённую девочку, объяснив, что она спала, когда он пришёл, и всю дорогу орала.

Асаф предположил, что ей года два-три. Она была крошечная, с кожей цвета слоновой кости, чёрными, очень гладкими волосами и чёрными раскосыми глазами, которые сейчас были сердито сощурены и почти не видны. Он перевёл взгляд с неё обратно на Лею, пробуя найти связь между крупной смуглой женщиной с изрезанным шрамами лицом и девочкой с раскосыми глазами, и вдруг понял. Как всё просто.

– Лея! – донёсся из кухни голос. – Как насчёт маринада?

Лея встала, держа на руках орущую малышку, и, поколебавшись минутку у двери кухни, вернулась и неожиданно протянула её Асафу. У него в руках очутилась маленькая девочка, на удивление лёгкая, раза в два легче, чем Муки, которая, по словам мамы, "стояла двумя пулькес[50]50
  Пулькес (идиш) – ляжки.


[Закрыть] на земле", а эта была, как пёрышко, душистая и красивая, если можно разглядеть что-то сквозь бурю, которую она подняла своими криками и маленькими кулачками, машущими во все стороны. Он улыбнулся ей, и она закричала, он облизнул губы Динкиным жестом, и она его лягнула. Он залаял, и она замолчала. Удивлённо посмотрела на него. Подождала. Он снова залаял и пошевелил ушами. Она перевела быстрый плутовской взгляд с него на Динку. Что-то начало пробиваться сквозь слёзы. Он поднял палец. Она дотронулась до него своим пальчиком. Несколько всхлипов ещё оставалось в её улыбке. Он сделал головой «да», и она тоже сделала, он сделал «нет», и она тоже, и так, без слов, только взгляды, причмокивания и вытягивание губ, и вся тоска по Муки пробудилась, растеклась и заболела в нём. Ноа протянула ручонки к его лицу, провела по глазам, по распухшему носу, дотронулась до синих кровоподтёков, Асаф сидел, почти зажмурившись, и не мешал ей, оттаивая душой, а, когда открыл глаза, увидел, что Лея вернулась, хотел передать ей девочку, но та не согласилась с ним расстаться.

– Я вижу, ты ей понравился, – серьёзно сказала Лея. – Теперь...

Но Ноа не соглашалась делить его ни с кем. Обеими руками ухватила его за лицо и повернула к себе, взволнованно рассказывая про хомячка у них в яслях, который порезался стеклом, и у него шла кровь... Асаф повторял за ней половинки слов и расшифровывал их одно за другим. Когда Муки была в том возрасте, в котором дети произносят только один слог из каждого слова, Асаф сделал для неё специальный словарь, чтобы няня могла её понимать. Лея сидела в стороне, прислушиваясь к их беседе, и её большое лицо сияло.

– Теперь слушай, – сказала она, наконец, когда Ноа согласилась на минуту с ним расстаться и начала резвиться на полу с Динкой, – я хочу тебе кое-что рассказать.

Он сразу посерьёзнел и насторожился. Она подняла руки и соорудила из пальцев небольшой навес возле рта, над навесом в него были устремлены её узкие глаза, внезапно заблестевшие:

– И помни, что если когда-нибудь ты сделаешь этой девушке что-то плохое, я тебя на краю света достану и вот этими десятью пальцами задушу. Ты меня слышишь?

Он что-то икнул в ответ. Вспомнил, что Теодора тоже говорила ему нечто похожее, но тут, с Леей, у него было чувство, что ей уже приходилось делать подобные вещи.

– Может я и не умнее всех на свете, – начала она со странной торжественностью, словно собираясь произнести речь, – и только одному Богу известно, сколько глупостей я наделала в своей жизни, – её пальцы непроизвольно прикоснулись к продолговатым шрамам; их нанесли ей бритвой, засунутой в картофелину, трое уголовников из конкурирующей мафии, – и университета у меня нет, я всего девять классов закончила экстерном. Но я немного разбираюсь в людях, я за тобой наблюдаю уже час, и то, что мне нужно, я уже знаю.

Асаф не понимал, к чему она клонит, но не хотел мешать.

– Дело вот в чём, – сказала она и положила ладони на стол, – Тамар во что-то впуталась.

Наркотики, подумал Асаф.

– Что-то нехорошее, со всякими сомнительными типами. Даже уголовниками.

Он внимательно слушал. Ничего из того, что она сказала до сих пор, не было для него неожиданным (его удивляло другое – что он может так просто и естественно сидеть и разговаривать с человеком, которого только что встретил; и при всём напряжении и страхе Асаф чувствовал себя так, как будто, сам того не заметив, научился танцевать особенно сложный танец).

– И так же, как за тобой гнались, когда ты сюда прибежал, – продолжала Лея, – предположим – только предположим – что я скажу тебе, где она находится, и, предположим, ты туда пойдёшь, ты слова не успеешь сказать, как они тебя догонят. И, каким бы умным ты ни был, убежать от них ты не сможешь. В этом они сильнее тебя. Теперь ты понимаешь, чего я боюсь?

Он молчал.

– Вот почему я предлагаю тебе оставить собаку здесь.

– Почему?

– Я что подумала, они ищут парня с собакой, так? Если выйдешь без собаки, могу поспорить, что никто на тебя и не посмотрит. Я их натуру знаю.

Асаф думал.

– Ну, что скажешь?

– Что я забираю Динку и продолжаю искать Тамар.

Она со вздохом посмотрела в его побитое лицо

– Скажи-ка, – спросила она то, что когда-то, пятнадцать лет назад, спрашивали у неё снова и снова, – ты совсем ничего не боишься?

– Конечно, боюсь, – засмеялся он и подумал: вам надо было видеть, как я трясся перед ними у бассейна. И как дрожал по пути сюда. – Но я её найду. – Он не знал, откуда взялась такая уверенность. Почувствовал, что он тоже сейчас, как этот старик с ружьём, говорит, как герой фильма. – Нет, это точно, – пробормотал он в раздумье, забывшись на мгновение, – в конце концов, я найду её...

Она посмотрела на него со вздохом: как он наклоняется вперёд и сдвигает колени, не соединяя ступни; его пальцы, каждый из которых был направлен немного в другую сторону, его косящие пальцы, по-детски мечтательно, держались друг за дружку, как будто он загадывал желание. Его смущённая внутренняя улыбка выпорхнула наружу, оставив два пятнышка света в углах рта, и небольшая волна окатила Лею.

– Да... – прошептала она с непонятной слабостью, будто отвечая на его мысли.

– ... я столько за ней ходил, что как будто уже с ней знаком, – проговорил он, неожиданно для себя. Слова сами вырвались из него.

– Это именно то, о чём я думала с первой минуты нашего разговора, – глухо сказала она.

– Что? – опомнился он, удивлённый их задумчивой беседой.

– Пошли, – сказала она и встала, – выйдем, прогуляемся.

– Куда?

– Сейчас увидишь. – И уже на ходу сказала ещё что-то, сама себе: – Мы, девушки, должны помогать друг другу.

***

Она дала указания повару, налила бутылку воды для Нои, написала что-то на листке и положила в конверт. Асаф ни о чём её ни спрашивал. Когда они вышли со двора ресторана, он внимательно посмотрел направо и налево. Переулок был пуст. Он заметил, что Лея тоже смотрит по сторонам, и даже Динка проверила местность. На стоянке машин Лея представила его старому жёлтому «Жуку» и пристегнула Ноу к современному детскому креслу безопасности, которое на вид стоило не меньше самой машины. Какое-то время они ехали по маленьким улицам, иногда Лея останавливалась в сторонке, подолгу ждала и только после этого продолжала ехать. Один раз она резко затормозила, когда улица казалась совершенно пустой, круто свернула на маленькую стоянку и стала ждать. Через мгновение там пробежали двое мужчин, и Асаф одного из них узнал, того худого, который гнался за ним раньше. Он поражённо посмотрел на Лею, не понимая, как она угадала их, не видя.

– Собака собаку чует, – усмехнулась она и понеслась в обратную сторону, против движения. Они долго так ехали, подчиняясь тому, что диктовало ей чутьё. Асаф обратил внимание, что она смотрит в зеркало заднего вида чаще, чем в лобовое стекло, но ничего не спросил.

– Послушай, – сказала она, погодя, – не обижайся, но я прошу тебя закрыть глаза. Будет лучше, если ты не увидишь, куда мы едем.

Он понял сразу. Зажмурился. Услышал её:

– Чтобы даже, если, не дай Бог, они когда-нибудь тебя поймают, ты не смог бы рассказать, где ты проезжал.

– Хотите, я завяжу глаза?

– Нет, – она засмеялась, – я тебе верю.

Ему было приятно так ехать. Немного расслабиться после целого дня беготни и перед тем, что его ожидает. Ноа заснула сзади, и Асаф подумал, что тоже был бы не прочь вздремнуть.

– Хочешь послушать музыку?

– Нет.

– Рассказать тебе что-то? Не открывай глаза!

– Да.

Лея рассказала ему о ресторане, об изнуряющих годах ученичества во Франции и, между прочим, вынуждена была сказать кое-что, только намёком, разумеется, о своей прошлой жизни; скосив глаза, она посмотрела, не испугался ли он, и увидела, что нет. Она глубоко вздохнула, выпрямила обе руки, держащие руль, и продолжала тихо говорить, как говорила иногда с Тамар, даже не пытаясь бороться с охватившем её странным порывом, наоборот, отдаваясь какой-то приятной, притягательной субстанции, витавшей в воздухе вокруг Асафа. Секунду поколебавшись, не рассказать ли ему о Шае, она решила, что и так наговорила слишком много, и что она ещё получит за это от Тамар, пусть лучше он сам всё узнает. Она бросала на него боковые взгляды и думала, что может совершенно точно представить, каким он будет через десять лет, и через двадцать, и через тридцать. Иногда ей казалось, что он заснул, и она замолкала, но он бурчал что-то невнятное, и она продолжала говорить. Она рассказывала про Нойку, что это самый большой подарок, который она получила от жизни, и что в этом, кстати, тоже немалая заслуга Тамар, которая подтолкнула её на этот шаг; и вдруг закричала:

– Не знаю, почему я тебе всё это рассказываю. Ты, наверно, думаешь, что я всем, кого вижу, сразу всё рассказываю?

– Конечно. Расскажите ещё.

Дорога бежала. Ноа тихонько вздыхала сквозь сон. Лея говорила. Потом замолчала. Даже, не открывая глаз, он почувствовал, что она напряглась. Они ехали по ухабистому склону. Оранжевый свет послеполуденного солнца лежал на его веках. Лея ехала очень медленно.

– Если бы ты меня спросил, – сказала она вдруг другим голосом, – я бы тебе, конечно, сказала.

– Что? – спросил Асаф.

– Что здесь позавчера я высадила Тамар.

Он открыл глаза. Увидел, что они стоят возле пустой автобусной остановки. На соседнем столбе качался картонный плакат: "На свадьбу Сиги и Моти". Лея подняла солнцезащитные очки, оглядела место, внимательно посмотрела в зеркало заднего вида. Ноа проснулась и заплакала. Увидев Асафа, она улыбнулась ему. Он провёл пальцем по её нежной щеке, она ухватила его за палец и произнесла его имя.

Он вышел из машины, и Динка, которая всю дорогу спала, выпрыгнула за ним и отряхнулась. Лея вытащила маленький конверт и протянула ему:

– Это передай Тамар от меня. Пояснительное письмо. Чтобы она на меня не рассердилась. И береги себя. – Она послала ему воздушный поцелуй. – Удачи тебе, Асаф. Береги её.

Развернулась и исчезла.

Он сразу же спустился с шоссе в пересохшее русло. Пригнувшись за большим камнем, подождал несколько мгновений, прислушиваясь, не остановится ли там вдруг машина. Полная тишина. Ни мотора, ни шагов. Он был один, без преследователей. Но чувствовал себя неуютно, так как не знал, где находится.

Между камнями извивалась тропинка. Асаф спустился на неё. Динка опять насторожилась, готовая к действию. Асафу снова и снова приходилось её звать. Возле согнутого дуба он её остановил, опустился на колени и прошептал:

– Мы должны подойти тихо. Не лай сейчас, хорошо? Никаких звуков, пока не увидим, что там происходит. Обещаешь?

Они спустились ещё, долина была намного глубже, чем казалось сверху. Прошли по узкой расселине. Шагали медленно и очень тихо. Очутившись между двумя холмами, услышали голоса.

Он не понимал, откуда они исходят. Звуки борьбы, крики и стоны. Очень молодой мужчина, возможно, подросток истерически кричал, это тебе не поможет, ты не удержишь меня здесь, я не твой пленник, а девушка плакала или умоляла о чём-то.

Динка вырвалась из его руки, и только у самой вершины земляного холма ему удалось растянуться и лечь на неё. Оба тяжело дышали. Асаф умоляюще шептал ей, тише. Тише, Динка, ещё нет. Он не знал, что ему теперь делать. Он был растерян и напуган и, может быть, поэтому снял с себя ремень и привязал Динку за ошейник к тонкому стволу дерева. Она так обиженно на него смотрела, что ему не сразу удалось её привязать. После этого он неслышно подполз к краю холма. Внизу за ветвистым деревом он увидел что-то тёмное, что показалось ему похожим на большой рот и превратилось в отверстие пещеры. Там стоял молодой парень, потный и задыхающийся, его опущенные вдоль тела руки дрожали. Он был высокий и очень худой и нетвёрдо стоял на ногах. Спустя мгновение Асаф заметил, что ещё кто-то неподвижно лежит на земле у ног парня. Асаф подумал, что это мальчик с очень короткими волосами. Теперь он совершенно запутался: кто они? И где Тамар? Но парень заметил его над краем холма, в его глазах вспыхнул страх, и он побежал в противоположную сторону. Асаф погнался за ним, ничего не понимая. Погоня продолжалась считанные секунды. Парень бежал медленно, слабо, но всякий раз, когда Асаф почти касался его, страх швырял его ещё на несколько шагов вверх по сухому руслу. У зарослей кустарника Асаф повалил его и улёгся сверху, завернув ему руку назад, как не раз за последние дни делали с ним. Парень плакал, лёжа под ним, и умолял, чтобы Асаф не убивал его, а Асаф смутно подумал, что что-то здесь не так: не может быть, чтобы такой, как он, испуганный и ослабленный, был одним из тех, кто угрожает Тамар. Парень пытался лёжа подпрыгнуть. Его тело корчилось и извивалось. Асаф прижал его к земле и приказал не двигаться. В ту же секунду услышал быстрые шаги в кустах позади себя. Обернулся, слишком медленно, и увидел, как что-то опускается на него сверху, и небо раскалывается на две части и падает. Через мгновенье почувствовал, что его сильно ударили сбоку по голове. Потом – ничего.