Текст книги "Мой бывший враг (СИ)"

Автор книги: Дарья Вознесенская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц)

11

На небольшом пятачке тесно, хотя танцующих немного.

И Каримов вклинивается в них, как горячий нож в масло – одним точным движением. Вторым – разворачивает податливую меня так, чтобы мы оказались в основной танцевальной стойке: его рука притягивает меня за талию, вторая – перехватывает мою поудобней.

Длинные пальцы недвусмысленно надавливают на обнаженную кожу спины в вырезе, и я послушно поднимаю свободную руку и кладу ему на плечо, глядя куда-то в сторону.

Я – Снежная королева. Вымороженная глубиной ледяной проруби, в которую меня когда-то сбросили…

Интересно, сколько я продержусь? До первого вопроса, на который я не отвечаю.

– Уже выбрала себе платье, счастливая невеста? В каком пойдешь… неужто в белом?

* * *

– Не смотри! – взвизгнула и попыталась прикрыться, но это оказалось бесполезным – мой жених уже шагнул в комнату, где я снова примеряла платье. Дурочка, вот зачем сейчас решила это сделать? Просто оно мне ужасно нравилось… как у настоящей принцессы! У меня никогда такого не было. Такого роскошного и дорогого. С туфельками из того же кипенно – белого кружева. И захотелось снова полюбоваться. – Это плохая примета! Да не смотри же ты!

– Не могу, – голос мужчины становится низким, а глаза – темнеют.

Я замираю перед этим взглядом, как кролик перед удавом и сглатываю.

– Ты очень красивая, золотая, – каждое его слово отдается вибрацией где-то в области поясницы. – Очень красивая в этом платье… но тебе придется его снять.

– П-почему?

– Потому что иначе от него мало что останется…

* * *

Мы танцуем неспешно, без резких или артистичных движений – скорее просто покачиваемся под музыку, не привлекая внимания. Каждым миллиметром тела я чувствую его. Его пальцы, что пробегаются вдоль позвоночника и окончательно замирают в области лопаток. Мужскую ладонь, жгущую нежную кожу…

Новый вопрос, заданный на ухо ехидным тоном, опаляет уже сердце:

– Белые розы? Жемчуг? Кольца «Вечность»? И отец поведет к жениху… Что, второй раз нужно сделать все как полагается, чтобы свадьба запомнилась?

И снова я молчу. Теперь уже стиснув зубы. Не говорить же, что и первую свадьбу я вряд ли забуду… Особенно если учесть, что происходило на ней, когда я не видела.

Каримов усмехается, и… мстит, похоже, за мое молчание. Прижимает меня к себе так, что я оказываюсь почти размазана по его дорогущему костюму, жестко, почти болезненно обхватывает шею и затылок, и шепчет:

– Жаль только, что жених подкачал. Он-то, конечно, будет рад жениться на твоей семье, только вряд ли эта радость передасться и тебе.

– О чем ты… – не выдерживаю.

Но в это время песня сменяется на другую, а Каримов также уверено, как вел меня в танце, уводит прочь.

Нас – его – не раз и не два останавливают, но мне не дают отойти, чтобы «не мешать разговорам». Цепкие пальцы удерживают до тех пор, пока в поле зрения не появляется отец, будто мой бывший муж действительно выполнял всего лишь роль охраны.

– Ты чего кислая такая, Майя? – широко улыбается папа. – Илюх, ты совсем старпером стал и молодую девочку развеселить не можешь?

Странно, но эта шутка искренне смешит Каримова. Хотя мне казалось, что даже за намек на свою несостоятельность он может перегрызть глотку.

Какое-то время мужчины еще беседуют, а потом, наконец, Каримов избавляет нас от своего присутствия. Я же почти не запоминаю остаток вечера. Зато вряд ли забуду свое возвращение домой, где меня ожидает взвинченный Денис, с ходу высказывающий кучу претензий на тему того, что я чуть ли не стала преградой его карьере и возможности проявить себя.

И уходит, хлопнув дверью.

Я не делаю попыток его остановить.

Чувствую себя совершенно выжатой. И устало опускаюсь на стул, пытаясь понять, в какой момент мои отношения превратились в фарс, и не было ли так… изначально? Или просто переживания о происходящем сделали меня более отстраненной и равнодушной, что это обнажило и все его недостатки?

Смогу ли я пережить расставание?

Усмехаюсь.

А может ли человек, который пережил землетрясение и потерял все, справиться с кредиторами, требующими у него отдать новую квартиру? Несопоставимые понятия, хоть второй вариант и крайне неприятен. Да, Денис стал для меня тихой и красивой гаванью, но даже из лучшей гавани корабли уходят… и не всегда возвращаются.

Я ложусь спать опустошенной, понадеявшись, что на этом мои неприятности закончатся. Но они как-будто только начинаются.

Денис не появляется дома. Ни поздним вечером, ни ночью, ни утром. У меня тоже есть гордость, чтобы названивать ему с требованиями и претензиями. Тоже есть уверенность в собственной правоте и… Неуверенность, что я не ошиблась. Что не придумала себе эту гавань просто потому, что она была мне необходима для выживания.

Почему-то постоянно вспоминается слова Ильи и Мариши по поводу Дениса. Которые у обоих были произнесены с родительской почти снисходительностью по отношению к наивному ребенку.

А еще даже в мыслях ставить два этих имени оказывается настолько болезненно, что меня скручивает. Я ведь так и не решилась узнать у подруги, встречались ли они… и чем закончилась их встреча. Я вообще старалась не думать об этом, уж слишком странно и больно. Эмоции и сомнения захлестывают меня все больше, я даже не могу на простейших рабочих задачах сосредоточиться…

И решаю, что надо разобраться.

Набираю номер Мариши. Поговорить о Денисе и его поведении – мне нужно хоть чье-то стороннее мнение. И да, заодно выведать у подруги подробности. Пусть меня и подташнивает от одной мысли, что у нее могло что-то получиться с моим бывшим. Но лучше так. Не хочется снова прятаться, как в прошлом. Однажды я уже пряталась от правды и сделала вид, что все хорошо. Фанатично верила в нарисованную в моей голове картину мира…

Тот факт, что Мариша не берет трубку, хотя звонок проходит, и снова не берет и не перезванивает напрягает до чертиков. Обеденное время – она не может спать! Не отвечает на сообщение час, два… а когда отвечает, я понимаю – с таким же успехом могла и промолчать.

«Не звони и не пиши мне больше. И увидеться даже не пробуй – не хочу иметь с тобой ничего общего».

Я смотрю на экран в полном ступоре, а потом мозг начинает лихорадочно версии строить одна другой краше, что происходит.

Да только бесполезно.

Я не понимаю что происходит. Вообще. Кроме того, что кубики из моей башенки уже разлетаются в разные стороны…

– Могу я уйти пораньше?

На своего начальника не смотрю. Мне вообще тяжело сейчас на людей смотреть – боюсь увидеть в их глазах брезгливое удивление по поводу моего странного поведения.

– Плохо чувствуешь себя? – участливо спрашивает лысоватый и полнеющий коммерческий директор.

– Да… весна, – говорит неопределенно.

– Весна, – кивает многозначительно. – Иди, конечно.

Возвращаюсь я домой сильно раньше обычного, по дороге прикупив все то, что может понадобиться для этого вечера – мороженое, шоколад, апельсины с яблоками и коньяк – и только в подъезде запоздало понимаю, что, по закону подлости, именно сейчас я должна застукать благоверного в нашей кровати с какой-нибудь надувной мымрой.

Нервно хихикаю…

Черт, кажется у меня истерика.

Но Денис и правда дома.

Один.

И…

– Ты… убрался? – недоуменно оглядываюсь вокруг.

– Хотелось чем-то занять руки, пока ждал тебя, – мрачно кивает. Он в домашних штанах и футболке, волосы еще влажные после душа, а вокруг и правда чисто. И на столе что-то стоит.

– Ждал меня? Разве… у тебя работы сегодня не было?

– Ночью была, – кривится и отводит взгляд. – Коллеги сильно удивились, застав меня там в восемь утра, обложенного документами.

Я стараюсь не показать облегчения, вызванного этими словами. Ведь его отсутствие дома сегодня ночью – не единственный повод злиться. А эта показательная уборка и даже приготовленный ужин – не единственная возможность попросить у меня прощения.

Снимаю ботинки и пальто, отношу пакеты на кухню – на столе, оказывается, спагетти и фокачча и моего любимого итальянского ресторана, что недалеко от нашего дома – и только потом поворачиваюсь к нему, глядя вопросительно.

– Майя… – Денис снова кривится от того, как тонко звучит его голос, и откашливается. И начинает уже обычным тоном. – Я был не прав в какой-то мере. Я это понял… да понимал и раньше, просто из-за эмоций крышу рвало. Просто в шестнадцать решил еще, что пробью себе дорогу на Олимп, со всех сил бегу. Всегда. Ищу поддержки, где только мог, потому что изначально этой поддержки мне не полагалось. Я может и тебя так видел… как поддержку.

Я дергаюсь.

Да так, что едва не впечаталась бедром в стол.

– Меня… или моего отца? – спрашиваю сипло.

– Только не делай сразу выводов, – он мотает отрицательно головой, – дай хоть договорить, прежде чем приговор вынести. Ты мне сразу понравилась – да как могла не понравиться? Ты же… совершенная. Красивая, милая, умная, воспитанная. Я когда увидел – подойти даже побоялся. Нас потом знакомил общий приятель, помнишь? А когда я узнал, кто твой отец… ну да, это было плюсом. Но не причиной, понимаешь? Тем более, что я почти сразу понял, что ты от него совершенно независима.

– То есть ты не собирался пользоваться новым знакомством, да? – прозвучало иронично и я поморщилась.

– У тебя все белое или черное, Майя, – устало усмехнулся парень. – Вот скажи мне, почему я не могу воспользоваться тем, что знает и умеет твой отец? Или не могу предложить ему или его друзьям свои собственные проекты? Что в этом плохого? Тебя устраивает роль секретарши – это я услышал. Но почему ты мне отказываешь в праве продвинуться дальше? И при этом поговорить об этом «дальше» с умными людьми? Я просил кого-то о чем-то хоть раз? Просил о проекции или кредите? Нет. Каждый раз я всего лишь высказываю свои идеи и предположения и внимательно выслушиваю ответы. И да, надеюсь, что-то выстрелит. И каждый раз я вижу это отстраненное выражение у тебя на лице, стоит мне о делах заговорить. И черт с ним, скучно бы тебе было… Ты просто в меня не веришь.

А я стою… и возразить-то мне и нечего. Всё так. И пусть Денис где-то выгораживает себя может или хочет показаться лучше, чем он есть, но… вот где он не прав?

– Только… – я запинаюсь, – орать-то зачем? Обвинять меня? Да еще уходить, хлопнув дверью?

– Тут я перегнул, – вздыхает и ерошит волосы знакомым жестом. – Надоело ведь – и такое отношение, и твоя непробиваемая уверенность, что ты одна тут белая и пушистая, а я монстр. Я тоже человек – и тоже не всегда понимаю, как правильно и как я хочу. Но я думал об этом много и осознал… что вот так, резко и по надуманным поводам не хочу ссориться или что того хуже. Нам ведь хорошо было вместе…

– Ну да, – я постаралась ответить твердо, хотя у самой внутреннего согласия не наблюдалось.

– Так давай и дальше будем делать хорошо?

– Да…

Мы какое-то время неловко топчемся друг напротив друга, не поднимая глаз, а потом Денис мягко спрашивает:

– Поедим? Я пасту твою любимую купил…

– Давай, – улыбаюсь через силу. – Руки помою.

Садимся за стол и приступаем к ужину – сначала молча, но, слово за слово, начинаем рассуждать на отвлеченные темы, смеемся даже, потом обсуждаем работу и я даже делюсь впечатлениями о приеме. А потом вдруг жалуюсь на Маришу и ее странное поведение.

Только реакция Дениса меня удивляет.

– Вот и замечательно.

– Что именно? – хмурюсь.

– Что вы общаться не будете больше, – удовлетворенно кивает мой парень.

Я, конечно, знаю, что они друг друга недолюбливают, но даже не предполагала, что настолько.

– Почему? – откидываюсь на стуле, сложив руки на груди в защитном жесте. Что-то слишком много нового я узнаю в последние дни о давно, казалось бы, знакомых людях.

– Слушай, она обыкновенная шл… хорошо-хорошо, легкомысленная девица. Я вообще никогда не понимал, с чего вы общаться начали, и беспокоился, что из-за нее ты в неприятности попадешь или она тебя… ну не знаю, испортит.

Я чувствую как брови изумленно лезут наверх:

– В смысле… мою чистоту и невинность?

– Ага.

Мне даже нечего ответить на это. Я и не отвечаю. Все еще находясь в каком-то заторможенном состоянии убираю со стола и складываю посуду.

Вечер заканчивается… привычно. Без слез, стенаний и желания пробить стену – мороженое, сериал и Денис под боком. Вот только…

Я никуда не могу деться от разрастающегося ощущения неправильности происходящего. И от ощущения, что в какой-то момент свернула не туда.

12

– Вы уволены.

Я… что? Он серьезно?

Ошеломленно поднимаю голову от блокнота, и снова перевожу взгляд на сероватую бумагу, на которой я по инерции написала эту фразу.

«Составить расписание, проверить договор с «Сантана-плюс», перепечатать новый прайс, вы уволе…»

– Это какая-то шутка, Петр Евгеньевич? – растягиваю губы в неискренней улыбке, чувствуя, как колотится мое сердце. Пусть это не работа моей мечты и не сказать, что я буду жить впроголодь, когда уйду, но… Это, черт возьми моя работа, которую я отлично выполняю, и сообщать мне таким образом о её окончании просто свинство!

– Вы же шутите? – повторяю.

– Нет. Вы не соответствуете занимаемой должности, потому я имею право вас уволить. Но можно и написать заявление по собственному, точнее, именно это я вам и предлагаю, – мой непосредственный начальник, которому я сварила немыслимое количество чашек кофе, чей не самый ровный характер терпела, отводит взгляд. А я все еще не могу поверить своим ушам.

– Не… соответствую? Издеваетесь? – получается хрипло.

– Ничуть. Вы слишком… компетентны для этой должности.

Офигеть.

Я даже головой трясу.

– Тогда почему бы вам не предложить повышение? – цежу сквозь стиснутые зубы, застланная врасплох приступом дикой злости.

Мне всегда говорили, что рыжие – очень эмоциональные и вспыльчивые, но казалось, что это не про меня. Я себя контролировала и скорее опасалась сильных эмоций, чем выпячивала их наружу. Но сейчас мне захотелось запустить в начальника не только блокнотом, но и стулом впридачу.

– В нашей фирме нет свободных вакансий.

– Тогда я хочу работать на освободившейся вакансии секретаря, – шиплю и отбрасываю таки злосчастный блокнот.

– Майя… ну давайте не доводить ситуацию до абсурда, – на лице Петра Евгеньевича появляется упрямое и столь хорошо знакомое мне выражение, и я понимаю – что бы я ни сказала или сделала, результат будет один. Я сложу свои вещи в коробку и уйду под недоумевающие, а может ехидные взгляды.

Что же… я сделала не так? Чем заслужила?

– Даже не объяснитесь?

– Я все уже сказал.

– И без отработки?

– Мы справимся.

Справятся? Он, определенно, издевается. И юлит. Скрывает что-то, а у меня пока даже в голову не идет, как можно… за права свои побороться. Но тут же понимаю – бороться не буду. Я же сама после такого не смогу с ним работать, что бы ни послужило причиной этого увольнения.

Молча разворачиваюсь, возвращаюсь в приемную, где стоит мой стол… ой да ладно, уже не мой – скидываю в сумку свои немногочисленные личные вещи, а остальное… да просто оставляю как есть. Пусть сами разбираются.

Мне ведь дела не сказали доделать или передать кому.

В бухгалтерии уже ждут – выдать расчет и трудовую книжку.

И спустя десять минут я растерянно стою на крыльце бизнес-центра, смотрю на спешащих по своим делам прохожих и темные тучи и пытаюсь понять, что вообще происходит.

Беру телефон и нахожу там номер отца. Денису звонить не хочу – мне кажется он только обрадуется моему увольнению, а вот папа… я столько лет была лишена возможности жаловаться папе, может пора начать?

– Майя… привет милая, – отец отвечает после нескольких гудков, когда я уже хочу положить трубку. Голос его странно дребезжит, будто чужой. Меня это неожиданно пугает. И вместо того, чтобы рассказать о своем увольнении, я тихонько спрашиваю:

– У тебя все в порядке?

– Ты будто почувствовала, – замолкает ненадолго. – Не очень… дела вообще последнее время идут не очень, а сегодня я узнал, что проиграл тендер, на который рассчитывал, причем странно проиграл, будто поспособствовал этому кто…

Ахаю.

Мы ведь после приема разговаривали с ним еще – и отец снова рассказывал, как ему это нужно и как он уверен в заказе…

– Дурак я – уверился, что все мне под силу и под это много чего наворотил я и наобещал, – вздыхает невесело. – Как теперь разгрести и не понятно… Но ничего, и не такие времена и кризисы переживал, справлюсь как-нибудь. А ты чего звонишь?

– Просто так, – вру с легкостью. Уж точно не хочу ему беспокойства добавлять.

– Мы потом поговорим, ладно? А то сейчас невпроворот дел.

– Конечно, – соглашаюсь, – ты если помощь какая нужна – говори. Ну вдруг что поделать надо.

Мы прощаемся, а я впихиваю телефон в уже переполненную сумку и продолжаю стоять на крыльце под накрапывающим дождем. И вместе с сыростью в мою голову приходит осознание происходящего.

Мариша.

Увольнение.

Тендер.

И единственная причина, почему все идет прахом…

Как ни странно, мне даже не приходится спрашивать у кого-то, чтобы узнать адрес. Достаточно вспомнить разговоры, что велись вокруг раньше, и вбить несколько названий в поисковик.

Паспорт у меня с собой, как и пробивное желание посмотреть в глаза Каримову. Ну или выцарапать их. И уверенность, что я имею на это право – даже если придется ждать его под дверью несколько дней. Наверное именно эта уверенность не позволяет другим людям – охранникам, администраторам, что выписывают пропуска, секретарю на ресепшн – остановить меня и расспросить поподробней, с чего вдруг кому-то так рьяно понадобился Илья Демидович.

Только последний бастион в лице ухоженной шатенки в деловом, но настолько облегающем платье, что не оставляет простора для воображения, не сдается легко. Зато наша возня привлекает внимание хозяина кабинета, который – о, сюрприз – находится на месте и даже один.

У меня создается ощущение, что он не удивлен моему появлению.

Подугасшая было злость вспыхивает с новой силой.

И пока он преувеличенно вежливо приглашает меня в кабинет, а потом медленно садится за стол, я швыряю сумку в сторону и с трудом сдерживаюсь, чтобы не наброситься на него.

– Ты – ублюдок, Каримов… Господи, какой же ты ублюдок!

Стою, вытянувшись в струнку и кулаки стискиваю, так что ногти до боли впиваются в кожу.

Я и не думала, что дошла до края.

Даже не знала, что во мне столько ненависти и боли.

А еще – гонору напасть на него, пусть и словесно.

И сейчас стою и смотрю как мой враг смеется, откинув голову и демонстрируя белоснежные зубы, и понимаю, что таки да – я была права. Он это все устроил, мои мысли о не случайности наших встреч, от которых я отмахивалась, были совершенно уместны.

Только толку? Я ничего не докажу, лишь развлеку его… как развлекала до этого.

Меня так распирает от злости, что хочется стать оборотнем и вцепиться клыками в подставленную шею… да хотя бы выдрать клок волос!

И на себя злюсь не меньше. Вот что я делаю здесь, а? Зачем притащилась в его офис? Я ведь знала, что так и будет… что он даст мне выплеснуть яд, а сам получит от этого извращенное удовольствие.

Я бы набросилась на него и без клыков, но это совсем глупо. В Каримове два метра стальных мышц – я ему едва ли до груди достаю. Когда-то давно, в том прошлом, которое я старалась забыть, этот контраст приводил меня в восторг, но сейчас я вижу лишь подтверждение, что никогда мне не следовало подходить к нему близко.

Впрочем, кто меня спрашивал?

Становится холодно, и я растираю плечи в защитном жесте и спрашиваю, уже уверенная, что не получу никаких ответов:

– Зачем?

– Почему ты думаешь, что это я? – теперь он наклоняется, ставит локти на стол, сводя кончики пальцев, и смотрит на меня с нечитаемым выражением лица.

В голосе – холод.

В каждом жесте – скупая угроза.

Илья Каримов умеет подавлять одним только своим видом, а уж если решит, что ты – враг, впору убираться из города.

Даже странно, что я никогда его не боялась. Да, поначалу этому и не было причин, но потом, когда он показал свое истинное лицо… почему я его не боялась? Почему не убралась с его дороги, как только встретила после нескольких лет забытья?

Вот… теперь расплачиваюсь за собственное промедление.

– Может потому, что ты даже не спрашиваешь, о чем я сейчас говорю? – усмехаюсь и цежу сквозь зубы. – А может и потому что ты единственный, кто мог бы это провернуть. Я не знаю, зачем и как ты это делаешь, но… Я знаю только, что все дерьмо, что происходит со мной, началось с того момента, когда ты снова появился в моей жизни. Отец проиграл тендер, на который так рассчитывал, меня уволили, подруга написала, что не хочет видеть меня… Теперь ты, надеюсь, доволен?

– Доволен? – он хмыкает.

А потом встает из-за своего огромного стола и делает несколько шагов ко мне.

Я сглатываю.

Даже сидя он выглядит внушительно, а уж когда нависает надо мной, играя в своего любимого доминанта… Хорош, ублюдок. Не перекаченный, гибкий, с жестким, очень красивым лицом и темными волосами.

Почему я об этом думаю?

– Нет, я еще не доволен.

Шиплю и вскидываю подбородок, всматриваясь в него.

Радужка почти скрылась за непроницаемой чернотой зрачка, и меня снова окатывает леденящим холодом. Потому что я начинаю догадываться, что означают его слова.

– Нет, ты не посмеешь. Нет-нет-нет, – мотаю отрицательно головой и шепчу шокировано, – ты не можешь так со мной поступить!

– Почему же, золотая? – склоняет он голову и прищуривается.

Меня встряхивает от этого обращения.

Его «золотая», сказанное насмешливо, бьет пощечиной. Но я еще помню другое… «Моя-я золотая», что он шептал мне когда-то, прижимая к себе. И презрительное «золотко», брошенное им, когда он вышвыривал меня из своей жизни.

Почему я помню?!

Почему, черт возьми, продолжаю ненормально реагировать на него?

– Это даже для тебя слишком, Каримов, – сглатываю пересохшим горлом.

– Ну-ну… чего ты так испугалась? Разве ты со своим женихом не поклялись в обоюдной любви и верности? Или о чем вы там договорились. Так что тебя точно не должно беспокоить, что он откажется от своих обязательств.

– Как будто я не знаю, на что ты способен.

– А может в глубине души понимаешь, на что способен он? – смотрит на меня так пристально, будто препарирует на миллион отдельных клеточек, каждая из которых сейчас захлебывается от ядерной смеси отвращения и обреченности.

Я опускаю взгляд и вдруг чувствую бесконечную усталость. Мне так хочется хоть немного передышки, хоть немного уверенности в завтрашнем дне, что я почти готова сдаться. Просто сложиться к его ногам и пусть делает со мной что хочет. Чего-то же он хочет?

– Что тебе нужно? Зачем все это? – глухо повторяю свой вопрос.

– Что если я решил избавиться от лжи, которая тебя окружает? Поверишь?

– Издеваешься? – эта фраза, сказанная каким-то вкрадчивым тоном, вырывает меня из прострации. – Верить тебе? Ты – самая моя большая ложь. И ошибка. Пожалуй да, ты прав, мне не стоит бояться, что Денис вдруг откажется от меня. Так что ты ничего не добьешься ничего!

– Мне и не придется.

– О чем ты?

Хмурюсь, когда Каримов идет к сейфу и открывает его. И понимаю вдруг, что мне совсем не понравится то, что он оттуда достанет.

– Присядь.

Я тяжело опускаюсь в кресло для посетителей и настороженно смотрю на мужчину, который вытаскивает довольно объемную папку.

Что это? Фото? Компромат на Дениса или на еще кого из моего окружения? Может даже на меня? Сейчас я уже ни в чем не уверена, даже в собственной порядочности, настолько меня распирает от несправедливости, непонимания и того факта, что он опять, как и раньше, переставляет фигуры с места на место.

И на мою беду одна из этих фигур – я.

Мне почти насильно всовывают плотный конверт, и я какое-то время не могу заставить себя открыть его – хочется сбежать трусливо, но я ведь сама сюда пришла…

– Что это? – шепчу непослушными губами.

Не фото. Толстая пачка бумаг с напечатанными на ней миллионом слов, из которых мой бедный мозг выхватывает только отдельные.

Я хмурюсь и перебираю листы, пытаясь вчитаться. А потом до меня доходит.

– Вспомнила?

– Зачем ты мне это отдал?

Хочу отбросить их от себя, как гадюку, но понимаю, что эти бумаги были лишь прикрытием – следующая, более тонкая пачка прячется снизу. Я достаю её, открываю последнюю страницу, смотрю какое-то время, а потом позволяю соскользнуть листам на пол и с трудом, как пьяная, поднимаюсь.

– Это не возможно…

– Да? Заблуждаешься, – он пожимает плечами. И подходит к небольшому шкафу, наливает себе какой-то крепкий напиток и делает глоток. – Документы говорят об обратном.

– Ни один суд не примет…

– Мы до него можем и не дойти.

– Даже если так – это всё легко исправить! Пара адвокатов, которых на этот раз мне хватит ума нанять и…

– Не так уж и легко, – парирует мужчина, продолжая пристально изучать меня и мои реакции поверх бокала. – Если ты, конечно, помнишь хоть что-то из основных пунктов.

– Помню ли я? Ты мне в свое время пояснил все доходчиво, – хрипло смеюсь и сама же пугаюсь своего каркающего смеха. А потом вскидываю подбородок. – Забудь об этом, Каримов. На этот раз я переиграю тебя, пусть и не понимаю, в чем смысл игры. И никакой брачный контракт и документы на развод, которые ты не подписал, меня не остановят.

– Но пока ты этого не сделала… – его губы кривятся в усмешке. – Ты все еще моя по закону. Жена.

И от интонаций, которыми он произносит это слово, я проваливаюсь… Нет, не в обморок, а в свое собственное прошлое.