Текст книги "Мой бывший враг (СИ)"

Автор книги: Дарья Вознесенская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)

2

Я чувствую себя идиоткой, стоя возле пятиэтажки в спальном районе – но у меня есть причина так поступать.

Каримов… в какой-то мере он честен. И если ценой беспроблемного развода, ценой того, что больше мы не увидимся, будет этот идиотский квест – я попробую. Если у меня есть возможность избавиться от него, вступив в эту странную игру – я попробую. Воевать с ним у меня элементарно не хватит ресурсов, даже если подключить к этому отца.

И потом… почему-то после его слов я почти уверена, что условием будет что-то, связанное со мной. С моей жизнью. С тем, что обязательно эту жизнь испортит.

Илья из тех, кто скинет тебя молча с самолета, если ты не решаешься прыгнуть с парашютом и сделать шаг в бездну сам.

Интуиция меня не обманывает.

Я уже даже почти не удивляюсь, когда вижу машину Дениса, выруливающую к одному из подъездов. В некотором ступоре смотрю на часы – ну да, рабочий день… обычный рабочий день закончен, конечно, но Денис ведь так часто задерживается на работе из-за важных клиентов и дел.

Я даже знаю, что увижу. И все равно это больно. Очень-очень больно видеть его, помогающего выйти из машины светловолосой и довольно миленькой девушке, а потом и вытаскивающего пакеты с продуктами.

Чтобы прикрыть эту боль, в голове начинают крутиться какие-то глупости. Например, что я даже не знаю – до сих пор не знаю – как реагировать на такое. Подскочить к ним с воплями и вцепиться сопернице в лицо?

Уехать домой, порезать все его вещи на лоскутки и ворохом выкинуть их в окно?

Или достать дробовик с заднего сиденья своего пикапа и на хрен разнести здесь все? Хотя у меня ни пикапа, ни дробовика…

Я довольно долго смотрю на подъезд, где они скрылись.

Снова на часы.

У меня достаточно времени. Если вспомнить, во сколько обычно Денис приезжает домой.

Чувствую тошноту. И снова маскирую внутреннюю горечь – теперь горечью кофейных зерен из кофейни на остановке. А потом выхожу прогуляться по окрестностям. Осторожно расспрашиваю бабулек и мамочек на площадке, чувствуя себя то детективом-недоучкой, то обманутой женой. Не сказать, что мне сразу выдают все сведения, но я наталкиваюсь на один понимающий и сочувствующий взгляд и полная девушка с двумя погодками отводит меня в сторону и рассказывает все, что знает.

Всё…

– Год, Денис. Твою ж мать, минимум год… – это первое, что слышит мой… очередной бывший, когда в ступоре замирает, видя меня возле его машины. На данный момент и последнее – несмотря на жадно-осторожное внимание половины двора, устраивать здесь спектакль я не собираюсь.

Прима и так на сцене каждый день, может же у нее случиться выходной?

Он бледнеет, садится в машину, стискивает руль, порываясь заговорить, но быстро умолкает, когда осознает, что я не скажу ни слова, пока мы не попадем домой.

Домой лучше, чем в аварию. Да.

А есть ли у меня дом?

Пытаюсь вспомнить, на кого заключен договор аренды, но всё ускользает и расползается… как и воспоминания, что когда-то я чувствовала себя рядом с ним спокойной и счастливой. Или у меня, как у обиженной стороны, есть преимущество? И купленный вскладчину диван остается тому, кто делил этот диван только с одним мужчиной? Меня передергивает при мысли, что он мог водить её…

– Нет, – говорит Денис хрипло.

Я что, сказала это вслух?

Мы заходим в нашу маленькую прихожую и я, не раздеваясь, прохожу на кухню и щелкаю чайником. Для меня это всегда символ того, что день закончился. И я очень-очень хочу, чтобы этот мой день завершился уже и не повторялся никогда…

– Скажи мне… кто был первым? – спрашиваю у него и опускаюсь на стул, приваливаясь затылком к стене.

Медлит. А потом говорит тихо:

– Она.

– То есть любовница… это я? – начинаю тихонько смеяться. Но это и правда смешно… фарс, в который давно превратилась моя жизнь.

Или ложь.

Какая-то мысль мелькает на краю сознания по этому поводу, но тут же пропадает, потому что Денис встает передо мной на колени и, заглядывая в лицо, начинает говорить.

– Прости, Майя. Прости меня. Я был не прав, но… Я запутался. У нас были с Катькой отношения… да, были. Какие-никакие, мне тогда казалось, что все серьезно. А потом я встретил тебя. Ты оказалась совсем другой. Яркой, светлой, какой-то не от мира сего… Я влюбился! – последнее звучит с вызовом. – Но у Кати случилась задержка, и я метался между вами…

– У вас что, ребенок?!

– Нет, не подтвердилось. Просто… был сложный период. Повышение, Катя, которая уже чуть ли не примеряла свадебное платье, ты, с которой у нас происходило что-то настолько потрясающее, что я готов был все бросить…

– Что ж не бросил? – спросила язвительно.

– Я… не смог. Слабак, да? Ну и хрен с ним, слабак. Ты меня таким и считала всегда.

– Ты еще давай, обвини меня в чем-нибудь!

– Да я ни в чем не обвиняю! – рявкает, встает и начинает ходить по кухне. – Да, я не сделал что должен был! Не смог принять решение! У нас все только начиналось, и я решил подождать… А потом… все как-то устаканилось.

– А потом просто оказалось так удобно, что есть и та, и эта?

– Майя… – выдыхает несчастно.

– Эта твоя Катя… тоже ничего не знала?

– Догадывалась, но…

– Сказать, как было на самом деле? – я вдруг чувствую леденящее спокойствие. Забавно, но с каждым разом, с каждым ударом судьбы оно возникает все легче и становится все сильнее – как-будто в одно мгновение нажатием кнопки на мне, как на супер-герое в мультике, появляется броня. – Ты всегда был амбициозен. А твоя Катерина, наверняка, простая девочка?

Я встаю и смотрю на него, а когда вижу подтверждение моих слов в его глазах, усмехаюсь.

Скидываю верхнюю одежду прямо на стул, и поворачиваюсь к чайнику, начиная методично заваривать свой любимый чай.

Заварник.

Хрупкие коричневые листики.

Горячая вода.

Мята…

– А потом ты встречаешь меня. На приеме. И думаешь, что если поведешь себя должным образом, то вполне можешь завоевать мою симпатию. И симпатию моего отца – а значит перед тобой откроются все двери. Ты не мечешься между двумя женщинами, в которых влюблен, нет, ты как дерьмо в канализации, плывешь по течению… И если сложится, то тебя занесет в богатый дом. Вот только я не тороплюсь помогать, да? Не выпрашиваю у отца несметных богатств, хорошей должности, он не дарит мне – а заодно и моему избраннику – квартирку и миленькую машинку… Я даже не пользуюсь счетом в банке и не поддерживаю твоего намерения влезть в какие-то проекты. Будь все так – давно бы ты свою Катерину бросил. Но ты все пережидаешь, ждешь, когда же меня вдруг потянет в мир больших денег – и никак не можешь понять, почему же я туда не хочу.

Наливаю себе чашку ароматного чая и снова поворачиваюсь к нему.

– Скажи, Денис, тебе хотя бы не приходилось представлять другую, когда меня трахал?

Он выглядит шокированным.

О да… такую он меня не знает. Я сама себя такую не знаю… хотя очень приятно познакомиться.

– Майя…

– Достаточно. У тебя было достаточно шансов. Мы можем часами рассуждать и выяснять все нюансы, но видишь ли какое дело – все это имело бы смысл, если бы мы спасали отношения. Нечего спасать – их просто не было. Уходи.

– Не правда, – упрямится.

– А мне плевать, что ты по этому поводу думаешь.

– Майя, послушай… у тебя только черное и белое, неужели ты не понимаешь…

Господи, да это когда-нибудь закончится?

Я просто хочу остаться одна…

– Это ты послушай, – говорю твердо. – Бери свои вещи – с какими ты там ездишь в свои «командировки», сумка у тебя всегда с собой – и сваливай прямо сейчас. В квартире этой я жить не буду, противно. Но мне нужно время чтобы собраться, значит это время у меня будет. Дальше сам решай, что с квартирой делать. А будешь возражать и что-то пытаться… знаешь, ради наших отношений я к отцу за помощью не обращалась, а вот ради того, чтобы тебя не видеть больше – легко. Вылетишь из Москвы, как пробка из бутылки, понятно?

Отшатывается и бледнеет.

– Ну что, вся любовь позабылась? – кривлю губы.

Денис силится что-то сказать, но сдувается, и торопливо идет за вещами. Только у входной двери останавливается.

– Можешь мне не верить, но я и правда в тебя влюблен.

– Не думаю, что это было так сложно, – усмехаюсь. А потом спохватываюсь. – Ответь только на один вопрос. Мариша невзлюбила тебя потому, что подозревала что-то?

– Твоя говноподружка пристала ко мне чуть ли не при знакомстве, а я ее послал, – передергивается.

Как ни странно – я ему верю. И почти равнодушно переспрашиваю, не обращая внимания на внутренности, залитые кислотой:

– А чего послал? Тебе же не впервой спать с разными девицами?

– Ты… – кажется, он хочет сказать что-то непечатное, но исправляется. – Я может и дерьмо, с твоей точки зрения, но не настолько, – шипит в итоге и выходит.

А я смотрю в окно, как он зашвыривает сумку в машину. Долго стоит, глядя куда-то вдаль, но потом все-таки уезжает.

Уже совсем темно, когда я отхожу от окна. Раздеваюсь, принимаю душ и заползаю под одеяло. Я беру телефон, чтобы поставить будильник, но вспоминаю, что мне, собственно, некуда завтра вставать…

Непрочитанное сообщение в мессенджере со слишком знакомого номера привлекает внимание.

Хмурюсь.

«Условие выполнено».

Отправлено два часа назад…

Рывком сажусь на кровати, чувствуя, как задыхаюсь. А потом нажимаю кнопку звонка.

Каримов берет трубку сразу, будто ждет его, несмотря на время.

– Ты следишь за мной? – спрашиваю хрипло.

– Не за тобой.

С шумом выдыхаю.

– Ты ненормальный.

– Хочешь признать меня несостоятельным? – насмешливо.

– Ты ненормальный, потому что тебе доставляет удовольствие делать больно другим людям! Мне!

– Если больно – значит ты жива, Майя… – говорит он после паузы и кладет трубку.

Я отбрасываю телефон, как ядовитую змею, и зарываюсь в подушки лицом, ловя спасительное беспамятство.

3

– Мам, я дома! – открываю я дверь своим ключом.

Ух!

На меня налетает рыжий смеющийся вихрь, а я бросаю сумку и обнимаю самого дорогого мне человека.

– Когда ты написала мне, что прилетаешь раньше, я не поверила, – мама берет мое лицо в ладони и внимательно смотрит в глаза. Ей много лет, этой привычке… так она проверяет, насколько мне больно.

Раньше это делала я.

– Красавица! – подытоживает с довольной улыбкой, – и как-будто повзрослела.

– От красавицы и слышу, – подмигиваю.

А ведь она и правда расцвела.

Я как-то не задумывалась раньше… но ей только сорок пять исполняется в этом году. На лице почти нет морщин, седину она подкрашивает, а фигура такая же стройная как у меня. Молодая еще женщина, которая вполне может выстроить свою жизнь… и семейную тоже.

Я намекала ей прежде, но мама отмахивалась. Знаю, что у нее было несколько незначительных романов в последние годы – пусть она тщательно их и скрывала – но также знаю, что никто не затронул ее чувств всерьез. А раньше и вовсе не до того было – нелегко ей пришлось, сначала с младенцем и ночной работой, потом с маленьким ребенком и уже двумя работами. И будто мало было ей испытаний, как обрушилась еще и болезнь.

Мне кажется и выдохнула-то она только тогда, когда я в институт поступила…

– Мам… прости, – прошептала, осененная внезапной мыслью.

Она аж замирает. Перестает выкладывать всякие вкусняшки, которые я притащила в чемодане – ну и пусть все уже можно и в нашем поселке купить, мне так захотелось – и смотрит на меня внимательно:

– Майя… ты про что?

– Я ведь тогда, когда вернулась домой раны зализывать после Каримова… Опять тебе вместо нормальной спокойной жизни устроила не понять что.

И сейчас. Сейчас я то же самое делаю. Приезжаю, опустошенная, фактически сбежавшая от проблем… Нет, не навсегда – ненадолго, восстановить равновесие хоть немного. Снова без работы, без квартиры, без мужчины. Черт. Ни слова ей не скажу!

– Рассказывай, – мама становится серьезной и усаживает меня за кухонный стол.

– Да все в порядке… – мямлю.

– Майя!

А вот этот тон я знаю. Добьется же своего… да и врать ей не хочется. Хотя можно не говорить всю правду…

Выдаю ей сокращенную версию. Про увольнение и Дениса, и про то, что выехала со старой квартиры, оставила вещи у отца и пока не знаю, куда мне податься.

Мы грустим и даже плачем немного вместе – разделяя неприятности на двоих, как это делали и всегда, а потом завариваем душистый чай.

– Так живи здесь… – начинает она, но я отрицательно качаю головой.

– Нет. Я только на день рождения, как и планировала, просто раньше… ну и в отпуск, считай, еще. Потом в Москву вернусь и буду искать хорошую работу. Более соответствующую своей специальности.

– Ты решила… решила все-таки делать карьеру?

Вздыхаю.

Мама больше чем кто-либо понимает, почему я не стремилась подняться выше того уровня, где чувствовала себя комфортно, но она, пожалуй, хорошо поймет и другое.

– Когда я сознательно раз за разом отказывалась от «высшего» общества, денег, карьеры, хорошей должности, я ведь отказывалась из страха. И совсем не заметила, что вместе с ненужными, как мне казалось, возможностями, из-за боязни, что снова заберусь высоко и падать оттуда снова будет больно, я отказалась от своей собственной мечты. Которая у меня была до встречи с Каримовым.

– Значит… – она раздумывает, будто не решаясь спросить, но потом все-таки спрашивает, – ты и наследство от отца примешь? Долю в компании, должность?

– А ты бы не хотела? – вскидываюсь.

– Я… – мама порывисто встает и отходит к окну, за которым давно уже темно – долго же мы проговорили. – Не знаю. Хотя нет, знаю. Я считаю, что все это принадлежит тебе по праву. Да, я ненавидела его… за все, что он сделал. Долго ненавидела, и эта ненависть ела меня изнутри – последствия ты и сама знаешь. Хорошо, что я вовремя опомнилась. Осознала, что из-за своей ненависти могла оставить тебя одну, а ты ведь лучшее, что у меня когда-либо было. Обратилась к нему за помощью… наверное с этого мое исцеление началось. А не с операции.

– Но, тем не менее, ты все равно ничего мне не сказала про папу… – я встала и обняла ее сзади, – только потом.

– У моего прощения тоже был долгий путь, – вздыхает.

– То есть… отца ты простила?

– Да, – а вот это звучит уверенно. С улыбкой в голосе. Свободно. – Как только увидела его лицо, когда ты отказалась от его денег, помощи и акций – так и простила окончательно.

Мы хохочем. А потом мама снова становится серьезной:

– Обида приносит больше боли обиженному, чем обидчику. Не дает полной жизнью жить. Я много думала о причинах, почему Саша поступил так. О тех его словах… И многому нашла объяснения – не оправдания, нет, просто лучше его поняла. И в какой-то момент осознала – как бы он ни поступил в прошлом, мне не следовало ему уподобляться. Да, он сделал мне больно – а я долгие годы лелеяла свои обиды и ненависть и с садистским наслаждением отказывала и отказывала ему во встрече с тобой, пока он не перестал просить.

– Он заслужил, – бурчу.

– Ты не заслужила, – возражает мама мягко. – И я не заслужила… быть такой. Я просто хочу, чтобы ты не шла этим путем. Чтобы не строила свою жизнь из страха, ненависти и обид.

– Что ж ты раньше мне это не говорила?

Она оборачивается, обнимает меня и гладит по голове, тихонько говоря на ухо:

– Потому что прежде чем начать подниматься на хоть какую высоту, нужно время, чтобы отскрести себя от асфальта.

И добавляет еще тише:

– И не потратить на это половину жизни.

Мы говорим полночи – я первая спохватываюсь, что маме завтра рано вставать, и застилаю диван. Раньше у меня была своя комната, она же спала в зале, но с тех пор как я уехала у нее появилась уютная спальня, и я ни за что не стала бы ее оттуда выселять.

Мама работает медсестрой в маленькой поселковой больнице и убегает рано, стараясь меня не разбудить. А я долго-долго нежусь в кровати, убираю до блеска нашу маленькую квартирку, наготавливаю всяких вкусностей и иду гулять по весьма живописным окрестностям.

Как ни странно, в душе царит покой. Даже воспоминания о том, как я сидела в своей бывшей квартире, пытаясь уложить в голове все, произошедшее, как собирала вещи и перевозила их в городскую квартиру отца под его обеспокоенным взглядом – я только призналась, что мы решили с Денисом расстаться, но я не хочу пока говорить об этом – не оставляет темных пятен.

Чувствую себя уверенной и довольной, несмотря на то, что в жизни творится какое-то безобразие. Я люблю место в котором родилась и неспешность местной жизни, наши ужины с мамой, сериалы на стареньком телевизоре. Да, у меня есть собственные желания и мечты, которые предполагают другой дом и другой город, другую деятельность и образ жизни, но это не значит, что я не могу испытывать удовольствия и ощущение счастья от простых и привычных вещей.

В субботу, в день маминого рождения, нас будит звонок в дверь.

Уже десять, мы просто разоспались сегодня – накануне мама пришла очень поздно со смены, а я весь день просидела за ноутбуком с тормозящим интернетом, просматривая вакансии и регистрируясь на разных сайтах по поиску работы. Так что к двери ползу всклокоченная и сонная, как и мама.

Курьера за огромным букетом белоснежных лилий почти не видно.

– Ого, – говорю уважительно, – и кто там у нас такой… ранний?

Она краснеет, а я хихикаю, когда дверь за курьером закрывается.

– Поклонник?

– Нет, – берет карточку, но не смотрит на нее. И коробочку не торопится открывать.

– Но ты знаешь, кто это, – наклоняю голову.

– Знаю, – вздыхает и смотрит на меня чуть виновато. – Саша.

– О, – даже теряюсь. – И давно ты… он… Дай догадаюсь – с тех пор, как ты ему позволяешь? С тех пор… как ты начала позволять себе?

Кивает.

А я обнимаю ее со вздохом.

– Это ничего не значит, – бормочет. – Он сожрал меня с потрохами, переживал и выплюнул. И вообще – женат. И у нас нет ничего общего…

– Есть – я. И ваше прошлое. И его вина. И желание хоть немного украсить твою жизнь. Облегчить-то ты не даешь… так и не берешь денег с того счета?

– Не-а, – улыбается.

– Открывай коробку! – мама так краснеет, что у меня изумленно расширяются глаза. – Там что… может быть что-то интимное?! Обалдеть. Нет, я ничего не хочу об этом знать!

– Да нет же, – хохочет. – Просто меня смущает то, что ты можешь обо мне подумать!

Ставит цветы в ведро – вазы такой точно не найдется – а сама в нетерпении разрывает обертку.

– Селективная парфюмерия, Том Форд… – тяну уважительно. – У отца всегда был хороший вкус.

– Наверняка он поручил это кому-то, какому-нибудь своему помощнику…

– Уверена, что нет, – качаю головой.

Мама тянет крышечку, чуть брызгает и втягивает упоительный аромат, закрывая глаза, и мне приходится отвернуться, чтобы смахнуть набежавшие слезы. Она такая чудесная, красивая, ранимая и сильная… Господи, как же я хочу, чтобы у нее все было хорошо в жизни.

Весь день мы проводим в приятных хлопотах – пританцовываем под веселую музыку, укладываем друг-другу почти одинаковые прически, делаем миллион селфи и дурачимся, как девчонки, готовим торт, красимся, а потом я вручаю ей собственный подарок, который привезла из Москвы – летящее платье из шелка до колена.

– Тебе очень идет.

– Ты идеально подобрала… – зачарованно смотрит в зеркало. Какие там сорок пять? Ей не дашь больше тридцати.

– Мне легко делать тебе такие подарки, – смеюсь. – Всего-то надо примерить, что понравилось.

Вечер тоже проходит замечательно – мы ужинаем с ее подругами и много болтаем о всяких глупостях. А всю следующую неделю я сижу, рассылая резюме и отвечая на звонки, в который раз удивляясь, что мобильный телефон и Интернет делает мир таким маленьким.

Отец звонит накануне отлета.

– Как ты, Майя?

– Все хорошо, – улыбаюсь. Мне и правда хорошо: я отдохнула от всего, поставила себе цели и с уверенностью смотрю в будущее. Пусть оно и неясно.

– А… мама?

– Стала на год старше.

Хмыкает. И говорит с осторожностью, как всегда, когда речь заходит о помощи мне или ей:

– Маме ничего не надо?

– Нет.

– А ты… ты уже придумала, где будешь жить? Я вот что хотел предложить, Майя… может у меня поживешь какое-то время? Не в доме, в городе. Я почти не бываю на квартире, а тебе будет удобно, пока ты ищешь что-то более подходящее.

Угу.

Более подходящее жилье, мужчину, работу… про увольнение я отцу так и не сказала – у него и без того было о чем переживать.

– А давай, – решаюсь.

– О, – он как-будто и не ожидал, но явно радуется. – Я и встречу тебя, да?

– Ага. Утренним рейсом прилетаю…

Отец встречает меня сам, без водителя. И меня немного пугает его вид – как-будто похудел на несколько килограмм и не спит совсем. То, что это может быть связано с Каримовым, накрывает волной вины, но я решаю действовать осмотрительно – сначала узнаю точно, что происходит, а потом буду решать, чем могу ему помочь.

– Как твои дела? Как бизнес? – спрашиваю после того как мы обмениваемся общими репликами.

– Все под контролем, – говорит неожиданно жестко, хотя по сжавшимся губам понятно – не всё. – Лучше скажи… ты и правда больше не встречаешься с Денисом?

Око за око.

О Денисе я хочу говорить примерно так же, как он о работе.

– Тебя это расстраивает? – смотрю на него внимательно, решив чуть повременить с ответом.

– Только если расстраивает тебя, – он бросает мимолетный взгляд и отворачивается.

– Ты так был увлечен возможностью нашей свадьбы…

Кажется, я его удивляю.

– Майя… ты влюбленной выглядела. И довольной. Конечно, я рад был бы, чтобы у тебя сложилось все, и считал тебя достаточно мудрой, чтобы сделать верный выбор. И никогда бы не стал… – он запинается, а потом хмурится, сжимая сильнее руль. – Мне стоило получше присмотреться к твоему избраннику?

Я медлю.

Что было бы, если бы отец устраивал проверки тем, с кем я нахожусь рядом?

Мне бы это не понравилось…

«Зато избавило бы от ложных надежд и лживых подруг гораздо раньше», – шепчет внутренний голос, но я отмахиваюсь от него.

– Нет, не стоило бы, – говорю уверенно. – И мы с ним больше не вместе – и не будем.

Мы доезжаем до элитной многоэтажки в полном молчании, но оно вполне уютном.

Отец заносит мою сумку в гостевую спальню. Там уже стоят мои чемоданы и несколько коробок, и меня радует, что никто их не трогал и не распаковывал, давая мне возможность самой решить, что делать с ними.

– После обеда я на несколько дней в область еду, разобраться надо кое с чем, – говорит мне. – Вернусь ближе к вечеру в пятницу – планирую пойти на одно мероприятие… составишь мне компанию?

– Конечно, почему нет.

– У тебя как, отпуск закончился? На работу завтра?

– На работу, – соврать получается легко. Я ведь и правда иду завтра на два собеседования.

Мы прощаемся, и я отправляюсь в душ. А потом берусь за ежедневник – так и пользуюсь бумажным, никак не привыкну к электронному – и просматриваю записи и запланированные дела.

Взгляд останавливается на дате, и сердце пропускает удар.

Пятница.

Двадцать шестое апреля.

Черт… это же не то, что я думаю?