Текст книги "Мой бывший враг (СИ)"
Автор книги: Дарья Вознесенская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)
4
– Вы замужем?
Хочется неприлично хохотнуть, но я только с садистким удовольствием, направленным на не слышащего меня Каримова, отвечаю:
– Нет. И не планирую.
Мне задают этот вопрос на собеседовании уже третий раз за последние два дня.
Замужем ли, есть ли жених, планирую ли я в ближайшие годы детей… И я отвечаю неизменно отрицательно, убедив даже себя, что мой паспорт без единой печати – самый настоящий, а тот, старый, не всплывет. Как и наша с Каримовым история.
Не сейчас так точно.
Если бы ему хотелось, он давно бы поставил всех в известность – но по какой-то причине ему нужно, чтобы я оставалась его несуществующей в реальности женой… Значит, мне ничего не стоит «не существовать».
– Почему вы хотите работать в нашей компании?
– Чем вы лучше других кандидатов?
– Что вы можете предложить, чтобы улучшить эти показатели?
– Почему вы решили, что у вас достаточно для этого опыта? Наши клиенты – весьма взыскательная и богатая публика, а вашем случае…
В моем случае у меня были самые изысканные приемы и поездки.
И непрекращающееся воспитание, которое бриллиантовой чешуей покрывало слабую и наивную плоть – чешуйка за чешуйкой. Я это потом поняла, гораздо позже, что Каримов воспитывал меня под себя во всех смыслах. Делал меня покорной и страстной в постели, уверенной и светской – для окружающих. Выращивал… что не сразу, но дало свои плоды.
От многих ростков я отказалась, чтобы только не вспоминать лишний раз, не тянуться наверх, не будоражить все то, что было похоронено в тот вечер, в его доме… но недавно поняла, что зря. Это успело стать моим. Пусть я и не могла подтвердить это… Что там в моем резюме? Приличное образование – но не для Москвы – грамотность, второй язык и желание работать? Вряд ли опыт работой официанткой, затем – дважды – секретарем показывает, что я действительно прийдусь к месту в этом ивент-агентстве, известном своими масштабными праздниками.
– Опыта у меня, возможно, и нет, – отвечаю спокойно. Не тушуюсь. У меня есть где жить и что покушать, значит я могу себе позволить найти действительно достойное место. – Но есть идеи, четкое представление, как себя вести и что можно, а что не следует предлагать в тех или иных случаях. Есть цель…
– Цель? И какая именно? – подается вперед довольно симпатичный мужчина в нестандартно ярком костюме.
– Вряд ли вы обрадуетесь, если я скажу, что хочу занять должность коммерческого директора? – мне вдруг делается весело, когда я вижу, что глаза этого самого коммерческого директора распахиваются от изумления. Я уже уверена, что меня не возьмут. То, что им понравилась моя внешность и умение разговаривать по телефону, не может перечеркнуть недостаточность прошлого опыта. – Тогда не буду. Я хочу… создавать самые масштабные в России мероприятия. Стать частью опытной команды и гордиться тем, что я делаю как эта часть. Реализовывать безумные проекты. Забраться высоко… вот моя цель.
– А вы самоуверены, – он откидывается на кресле, глядя на меня через опущенные веки. Возможно, кто-то сказал ему, что так он выглядит более взросло и проницательно – или он сам так решил. Но я вижу только «казаться, а не быть». Ему идти и идти до действительно выворачивающих тебя взглядов.
Интервьюер задает еще несколько вопросов, а затем говорит стандартную для всех фразу:
– Мы вам позвоним.
Улыбаюсь – вполне даже искренне – киваю и выхожу.
На улице на удивление тепло, и я с удовольствием подставляю лицо солнцу. Прям чувствую, как от прикосновения лучей веснушки становятся ярче…
– А они будут ярче весной, золотая? Я хочу увидеть каждую…
– Прочь из моей головы!
Какой-то мужчина шарахается от меня, а я ускоряю шаг.
В торговом центре немноголюдно – в нем нет масс-маркета, а значит и толп людей. Я иду вдоль витрин, рассматривая выставленные платья и захожу в уже знакомый бутик. У меня несколько вечерних нарядов, но за два года в Москве я не раз и не два надевала их на приемы, куда ходила в том числе с отцом, так что стоит уже купить что-то новое. Пусть некоторые из его знакомых успели сменить жен, всегда найдутся те, кто обсудит – и осудит – прошлогоднее платье.
Этому меня тоже научил Каримов.
Делать вид, что играешь по правилам общества, в котором вращаешься, для того, чтобы за внешними мелочами люди не видели твоего настоящего характера и мотивов.
Я выбираю наряд редкого для меня черного цвета, который контрастирует с по-зимнему светлой кожей и рыжими волосами – макияж сделаю яркий, чтобы не выглядеть бледным пятном. Придирчиво оглядываю обнаженные руки, плечи, спину и прихожу к выводу, что все идеально. И как-то… опасно, что ли. Более агрессивно чем то, что я обычно ношу.
Даже отец этим вечером смотрит на меня недоверчиво, будто не признает. Но потом расплывается в улыбке и шутит:
– Красотка. И все потому, что в тебе ни единой моей черты.
Хохочу.
– Да уж, я мамина дочка.
– Подозреваю, что и через двадцать лет будешь выглядеть как она…
Чуть медлю, но все таки достаю телефон и открываю галерею, где мы с мамой делали селфи.
Он смотрит жадно, а я отворачиваюсь, чтобы не смущаться самой и не смущать его. И в который раз задаюсь вопросом, что было бы… нет, об этом лучше не спрашивать себя. Даже мысленно. Если впустить в мою жизнь сослагательное наклонение, станет совсем туго.
– Что за мероприятие? – уточняю нейтральным тоном, когда мы выходим.
– Годовщина очередной бизнес-ассоциации и благотворительный бал, – чуть морщится, пока я помогаю ему завязать бабочку. – Как понимаешь, всем лучше быть.
Киваю с облегчением.
Годовщину празднуют с размахом, в роскошном отеле. Оркестр, цветы, каскадом свисающие с потолка, официанты в белоснежных перчатках.
Мы переходим от одной группы гостей к другой, пока не сталкиваемся… с Ириной.
Странно, но я даже не задавалась вопросом, почему отец пригласил меня в качестве спутницы, а не свою жену. Так уж повелось у нас – он видел, что я не сближаюсь с его семьей и не настаивал, что мы жили в параллельных Вселенных. Но, судя по напряженному лицу Ирины, и тому, как удивился ее присутствию отец, сегодня что-то пошло не так.
– Какая встреча, – шипит она змеей, покачиваясь, и я понимаю, что женщина выпила – и довольно много.
– Ира? Кажется я не… – начинает отец, но та его перебивает.
– Конечно, ты «не», – даже слюной начинает брызгать – или мне кажется? – Ты не соизволил мне сообщить об этом мероприятии, как и о том, что теперь везде ходишь со своей дочуркой, и живешь с ней, и все хочешь отдать… Я вот думаю – может она вовсе и не дочь тебе, а…
Он подается вперед, хватает ее за предплечье и бросает резко:
– Заткнись немедленно и оставь свои грязные подозрения при себе. Если я пригласил Майю, а не тебя, значит были причины. А тебе следует перестать пить и вести себя как истеричка. Мне по хрен, что ты выставляешь себя дурой – но мне не по хрен, что ты при этом носишь мою фамилию. Поэтому сейчас ты мило улыбнешься окружающим, сходишь в уборную и приведешь себя в порядок, а потом я провожу тебя к машине. Домой поедешь. Понятно?
Я никогда не видела отца таким резким и злым.
Ирина поджимает губы и уходит, не рискуя больше спорить, а я спрашиваю напряженно:
– Что происходит? И о каких причинах ты говорил? Ну… что пригласил меня?
– Достала меня потому что, – рычит и запускает пальцы в волосы. – Домой возвращаться не хочется… уж тем более ходить с ней куда-то. Ну это мои проблемы, не буду тебя ими грузить. Побудь пока здесь, я проконтролирую её, чтобы еще чего не наговорила и уехала. И вернусь.
Киваю.
Мне жаль отца. Несмотря на то, что к Ирине я отношусь настороженно, она кажется мне вполне надежным тылом. Вроде бы и подать себя умеет, и вполне справляется с огромным хозяйством и многочисленными гостями в отцовском доме… Что же там такое произошло у них? Она ведь явно не в себе, мне даже не было обидно за ее слова…
Отступаю к колонне, чтобы не торчать в одиночестве посреди зала, и беру бокал шампанского.
И вздрагиваю от горячего дыхания в области шеи.
Кажется, зря я сделала высокую прическу… волосы, порой, могут служить отличной ширмой.
– Не оборачивайся.
– Это второе твое условие? – уточняю дерзко.
– Было бы слишком просто, Майя… – смешок.
Я не видела Каримова с того дня в офисе, но у меня чувство, что это случилось только вчера – настолько много его в моей жизни.
– Тогда что? – остаюсь уверенной и спокойной. – Может ты ожидаешь получить подарок на день рождения?
– Ты помнишь.
– Я помню все, – тоже усмехаюсь. – День, когда ты родился – потому что именно тогда звезды сложились для меня несчастливо. День свадьбы, который стал самой большой ошибкой в моей жизни и спектаклем, сыгранным ради одного зрителя. День, когда ты вышвырнул меня из дома…
– Забыла добавить «несправедливо вышвырнул».
Если бы не явная ирония в его голосе, я бы напряглась. А так… все осталось прежним, да?
– С днем рождения, Илья, – теперь уже я не скрываю иронии.
– Пожелаешь счастья в личной жизни?
Вот это неожиданно больно. А легкое прикосновение к моей шее – просто неожиданно. Я дергаюсь, но все равно не разворачиваюсь. Почему-то посмотреть в его лицо – страшно.
– Через полчаса будет аукцион.
– И?
– Соглашайся.
– С чем? – хмурюсь.
– Узнаешь.
– С чего ты решил, что мне это интересно? – получается резко.
– С того, что это второе условие.
– Есть много способов и так развестись с тобой. И много возможностей, если я это не сделаю.
Пауза.
– Какая ты, Майя… – звучит на удивление мягко. А потом – снова по-каримовски: – Думаю, что тебе стоит согласиться. Ведь это касается твоего отца.
5
Бесит. Бесит. Бесит.
И снова я – не взрослая, уверенная в себе женщина, а маленькая испуганная девчонка, которую так легко растоптать.
Иду прочь с непроницаемым – надеюсь – лицом в поисках того, за что можно зацепиться взглядом. У каких-то картин останавливаюсь, пытаясь снова взять себя в руки и восстановить равновесие. Что за картины? Что они делают здесь? Ах да… Аукцион. Несколько меценатов представили вещи из своих личных коллекций и продадут их здесь, а все деньги пойдут в благотворительный фонд.
Удивительно, но картины выглядят дорого. Не чем-то ненужным из кладовок – наверное, на таких мероприятиях зазорно выставлять неподходящее.
Я изучаю три полотна так пристально, как будто собираюсь писать по ним статью. Не сказать, что разбираюсь в этом, но я прослушала несколько курсов по истории искусств для общего развития и даже, как полагаю, могла бы обсудить какие-нибудь светотени. Только сейчас слишком напряжена, чтобы чувствовать себя очарованное. Зато это дает мне необходимую передышку до возвращения отца.
– А я тебя везде ищу, – он уводит меня в сторону столов. – Устал как не знаю кто, мне бы в баньку с мужиками и спать, а не вот это светское общество. Еще Ира устроила…
– Может зря ты её так? – спрашиваю осторожно. Меньше всего я хочу, чтобы после стольких лет брака отец чувствовал себя несчастным. – Ирина любит бывать на таких мероприятиях, конечно она обиделась, узнав, что ты появишься здесь, но без нее.
– Поэтому надо было напиться и устроить сцену? Оскорбить тебя и меня? – он смотрит неожиданно жестко.
Иногда я забываю, что отец… он не просто взрослый и обожающий меня мужчина. Но и человек, который когда-то отказался от меня ради мифической свободы и прибыли. Человек, который зубами и когтями выдирал власть и деньги – как Каримов…
Внутренне морщусь. Не хочется их сравнивать… И говорю примирительно:
– Не все могут сдержаться, когда задето то, что они считают важным для себя. У Ирины это статус твоей жены и то, что его подтверждает. А сегодня ты…
– Я понял, – отец морщится более явно. И смотрит пристально. – И откуда ты у меня такая мудрая, Майя? В твои годы я был просто дебилом…
Смеюсь чуть грустно и отвожу взгляд.
Не хочу ни врать, ни рассказывать.
– Снова закрываешься, – кивает понятливо. – Я ведь не лезу, слишком боюсь испортить то, что мы с тобой выстроить сумели. Сумели же? – киваю. – Но чувствую какую-то историю. Не думай, не буду допытываться, захочешь – расскажешь сама. Вот только… мне кажется ты уж слишком склонна к прощению и к тому, чтобы давать людям новые шансы. Сложно тебе с таким характером, наверное…
– Сказать, кому я первому дала этот самый новый шанс? – смотрю ему прямо в глаза.
Папа открывает рот и закрывает его. А потом качает отрицательно головой. Наверное, такие как он видят слабость в этом… в том что я способна прощать. Что ищу в людях хорошее и стараюсь понять причины их поступков. Что готова пробовать снова… даже если человек уже не раз спотыкался на моих глазах.
Им невдомек, что я вовсе не подставляю вторую щеку. Я лишь даю и себе, и им право быть живыми людьми.
Мы берем небольшие тарелочки с закусками – скорее из вежливости, нежели из желания поесть – и отходим чуть дальше. И я решаюсь.
– Пап… Не думай, что будешь меня этим грузить, просто скажи – что там у тебя происходит? Какие проблемы? Мне важно это знать. Что случилось с тендером?
– Этот мудак… – он аж краснеет от возмущения, но быстро берет себя в руки и выдыхает. – В общем, я связался с неправильным человеком. И потерял много денег на подготовку и откаты. К тому же на производстве начались проблемы – был пожар…
– Никто не пострадал? – стискиваю пальцы.
– Нет, слава Богу. Но ситуация и в целом так себе, и тут удар за ударом, еще и по мелочам… – он снова вздыхает. – В принципе, я уже проходил такое. В начале двухтысячных, в четырнадцатом. И всегда получалось вырасти снова. Только знаешь что… Чем больше имеешь, чем выше забираешься – тем сложнее с этим расставаться и больнее падать.
Вздрагиваю.
Как созвучно.
И снова мысленно проклинаю Каримова.
И за отца тоже. Ведь это Илья, наверняка, устроил такой провал. Хочу спросить… и об этом тоже, но отец вдруг разворачивает меня к себе:
– По миру не пойду, не волнуйся. У меня есть… неприкосновенные запасы. Так что тебя и Ольгу я всегда сумею поддержать.
Изумленно распахиваю глаза, забыв даже о собственном вопросе.
– Интересная формулировка, – говорю неожиданно охрипшим голосом. – У тебя же есть жена… пасынок.
Поджимает губы и выдает вдруг, глядя в никуда совершенно больным взглядом:
– Угу. Есть. Только вы… вы обе мои, понимаешь? Даже если отказались от меня навсегда.
У меня перехватывает дыхание. И в который раз я думаю о том, насколько сильно можно пострадать от собственных решений. И насколько… черт, неужели то, что я вижу любовь? И у отца, и у матери?
Но что это изменит?
Гонг, который громким ударом врывается в наш маленький мирок, заставляет обоих чуть ли не подпрыгнуть. Я усиленно моргаю, как человек, вышедший из тьмы на свет, и озираюсь. На сцене стоит неизвестный мне мужчина и что-то говорит, только слова доходят до меня как сквозь вату.
– Аукцион? – уточняю хмуро.
– Вряд ли я что-нибудь куплю, но давай подойдем, – отец явно чувствует неловкость за свою откровенность.
Идти не хочется. В другой ситуации я бы заинтересовалась, но сейчас все, о чем я думаю, так это о том, что меня обязали туда подойти.
– Лот номер один…
Все начинается вполне мирно.
На сцену выходят владельцы лотов – мужчины и женщины, довольные своей тягой к благотворительности, и получают долю внимания, комплименты и благодарности от представителей фонда.
Но я не расслабляюсь.
И не зря.
– Последний лот на сегодняшний вечер… роскошное изумрудное колье от ювелирной компании Каримова Ильи Демидовича… – У него еще и ювелирная компания теперь? Что ж, не слишком удивлена… – Только посмотрите на эти камни! – аукционист жестом фокусника срывает шелковый платок с высокой стойки. – Идеально подобранный цвет, почти отсутствуют масла и искусственная обработка, каждый камень мастерски огранен и окружен настоящими бриллиантами…
Я не могу оторваться от колье-ошейника.
Оно и правда совершенно, но…
* * *
– Я сам заказывал этот ошейник для тебя, – муж застегивает на шее белоснежную полоску кожи идеальной выделки, посредине которой, там, где она будет соприкасаться с трахеей, – огромный квадратный изумруд. Он любовно перекидывает волосы через плечо и чуть тянет за золотую цепочку, заставляя меня откинуть голову назад и сжать ноги в приступе внезапного возбуждения. И хрипло шепчет на ухо: – Идеально…
* * *
Это тот изумруд?
Самый крупный, что в центре колье?
Меня ведет от всего происходящего, как-будто я много выпила, и, как назло, отец куда-то отходит – очередные переговоры, которые никогда не будут закончены. А Каримов, стоящий на сцене, смотрит на меня. Насмешливо, как мне кажется… хотя что я могу понять по его непроницаемому лицу?
Я хочу уйти, но ноги будто прирастают к полу. Потому беспомощно перевожу взгляд с мужчины на ожерелье и обратно. Ведущий продолжает говорить, нахваливая то колье, то его владельца, а потом вдруг ляпает заискивающе:
– Илья Демидович, у вас же день рождения сегодня? Удивительно, обычно люди в этот день получают подарки, а вы сами их делаете…
Что-то явно идет не по сценарию, судя по тому, что Каримов переводит взгляд на ведущего, а тот тушуется и отступает. Нестройный хор поздравляющих снова прерывается ударом гонга и звучит первая ставка.
Цифры, который называют люди вокруг, кажутся мне сумасшедшими, а я стою в растерянности… что происходит? Условием Каримова было же то, что я нахожусь здесь? Или я должна выкупить ожерелье? Что?!
– Двенадцать с половиной миллиона раз, двенадцать с половиной миллиона два…
– Пятнадцать.
В повисшей гробовой тишине особенно хорошо слышно, какой высокий голос делается у ведущего.
– Илья Демидович… это ваша ставка?
– Я что-то непонятно сказал?
– Нет-нет…
Мне сделалось бы жалко даже этого полноватого мужчину, но я слишком сосредоточена на собственном смятении. Мне кажется, что-то сейчас случится… И я не ошибаюсь.
– П-продано Илье Демидовичу Каримову… – лепечет аукционист. – В-вот это широкий жест… Наверное вы просто не смогли расстаться с этим великолепием?
– О да, – он криво ухмыляется, но взгляд его остается холодным. Взгляд, устремленный на меня. – Не смог. Я нашел, наконец, ту… шею, которую хотел бы им украсить.
Многие уже поворачиваются в мою сторону. Я слышу восхищенные возгласы некоторых женщин, одобрительный гул мужских голосов. Что всем этим людям кажется? Что на их глазах разворачивается волшебная сказка? Или, по меньшей мере, отлично режиссированное шоу?
Я вдруг понимаю, что происходит.
Не сказать, что Каримов или мой отец известны всем, но мир бизнеса не так уж и велик. Делать неожиданные признания, что я уже его жена – зачем бы это ему ни понадобилось, появился же он в моей жизни – не в духе Каримова. Зато выставить нас парой ради нашего же развода – вполне по его. Нестандартный ход, причина которого известна только ему.
Сделать вид, что он увлекся дочерью «друга» и якобы у них роман – потом ведь можно и «пожениться тайно» – и надеть на меня очередной ошейник, теперь уже прилюдно, очень по-каримовски… И унизительно. Для тех участников ситуации, кто в курсе, что на самом деле произошло между отцом и ним.
Я снова – плата за спокойствие. Теперь уже отца. Но я понимаю, что не готова снова расплачиваться. Даже ради отца. И своего давно уже мнимого спокойствия… Есть кое-что поважнее. Например то чувство, что ширится внутри меня, расталкивая сосуды и быстро, гораздо быстрее, чем прежде, покрывая меня сияющими доспехами.
Самоуважение. И желание взять реванш, пусть даже таким способом.
Похоже, второе условие не выполнимо – я не соглашусь.
Ведущий вопит что-то восторженное, типа «Поднимайтесь же скорее на сцену», люди вокруг меня начинают шушукаться, а я… нет, я не делаю вид, что ко мне происходящее не имеет отношения.
Возвращаю Каримову не менее пристальный взгляд и резко разворачиваюсь к нему спиной. А потом иду прочь, спокойно, медленно, не обращая ни на кого внимания, как шла бы королева, знающая что за ней смыкается стена сплетен… пока она всходит на эшафот.
Мой шаг прерывается только раз.
Где-то на краю людского озера из участников аукциона я вижу подходящего ко мне отца, который если и не видел все, но что-то уловил. Он не успевает ничего спросить меня, потому как я говорю тихо:
– Мне надо домой. Прямо сейчас.
Мешкает всего секунду, а потом заявляет:
– Я с тобой.
Мы выходим молча и садимся в машину.
– Майя! Что мне следует знать? Мне показалось что…
– Насколько опасен Каримов для тебя? – перебиваю, и вдруг вижу, что отец теряется.
– Ты о чем?
Теперь уже теряюсь я.
И чтобы не превращать разговор в общение слепого с глухим, спрашиваю:
– Он же… тот человек, который провалил твою сделку. А может еще что…
– Майя, да кто тебе такое сказал?! Именно Илья обратил мое внимание на кое-какие моменты, когда я расстроился из-за сорванного тендера… а потом выяснилось, что те уроды задумали эту историю, чтобы облапошить меня и еще парочку инвесторов… Мы уже с этим разбираемся, – его лицо становится жестким. – Более того, – он наклоняется ко мне, понижая голос, – я подозреваю, что Каримов помог сорваться этой сделке, чтобы защитить меня и мой бизнес. Он открещивается, но ходят слухи… черт, это все из-за тебя?
Вздрагиваю всем телом, как будто в меня выстрелили.
И спрашиваю тихо-тихо.
– Ты про что?
– Что произошло на аукционе? Почему все… вот так? Он помог мне, потому что ты ему понравилась?
Я откидываюсь на спинку, прикрывая глаза.
Боже, какая чудовищная провокация…
Ситуация выворачивается наизнанку, а я просто в шоке о того, насколько хорошо знает меня человек, который, как мне казалось, не интересовался мной вообще.
Знает, что я не буду жаловаться, выспрашивать, рассказывать про свое прошлое. Ничем не поделюсь с отцом.
Знает, что всегда поверю в худшее про него, что поддамся на то, что лежит на поверхности…
Знает, что таким образом с легкостью покажет – я такая же, как и он.
– Майя? – голос отца становится строже, но я от него не отстаю.
– Не сегодня, пап, – говорю уверенно.
– Но…
– Не сегодня.
Мы доезжаем до дома и я, коротко пожелав ему спокойной ночи, ухожу в свою комнату. А там срываю платье – порвать на кусочки готова! – и как есть, в белье, залезаю в душ, под холодные струи, надеясь что они затушат разгоревшийся фитиль. Да гори оно все синим пламенем!
Мне никогда не выиграть в игре, правил которой я не знаю.
Каримов все, похоже, просчитал. А я ни хрена не понимаю, кто он такой. А значит…
Успокаиваюсь.
Все я сделала правильно. Потому что единственно правильные поступки должны исходить из внутренних убеждений и желаний. Из всего того, что я чувствовала на протяжении этого вечера. И плевать на мои страхи. И плевать на то, что развод я не получу так просто. Теперь на самом деле плевать.
Внутри вдруг зреет понимание, что все закончится так или иначе. И будет по-моему – может более кривой дорогой, но будет. Ведь если бы я приняла этот дурацкий ошейник на глазах у публики, уверенная, что таким образом облегчаю жизнь себе и своей семье, я бы снова потеряла себя.
Черт с ним, с легкими путями.
Я в этом мире не для этого.
Долго моюсь, уже под горячей водой, а потом смотрю на свое отражение.
Ни слез, ни сожалений, ни неуверенности.
Усмехаюсь, вспоминая, как смотрели на меня на приеме – и как горячо было между лопатками, потому что он смотрел.
Завтра и правда поговорю с отцом. Уже глупо держать в тайне то, что так и рвется наружу. Не буду убеждать его, какой Каримов козел – судя по произошедшему, это не совсем так. Возможно, он действительно оценил дружбу моего отца – а тот пусть сам решает, как поступать с новыми сведениями.
Да и вообще, во всем произошедшем есть большой плюс – можно не ждать, каким будет третье условие.
Возвращаюсь в спальню, валюсь на белоснежные простыни в позе звезды и… вздрагиваю от сигнала.
Телефон беру даже с некоторой брезгливостью – почему-то я уверена, что это от него. На выдохе открываю сообщение… А потом отбрасываю смартфон, накрываю лицо подушкой и начинаю хохотать. Может и в истерике. А может потому, что осознаю – я не пойму Каримова никогда… или до тех пор, пока он сам не решит мне все объяснить. Хотя вряд ли это время настанет.
Экран давно уже погас, как и свет в комнате, но даже за закрытыми веками, засыпая, я все еще вижу то сообщение.
«Второе условие выполнено».
