Текст книги "Мой бывший враг (СИ)"
Автор книги: Дарья Вознесенская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)
6
– Майя Александровна?
– Да.
– Это Вениамин из ивент-агентства «Шар». Вы недавно были у нас на собеседовании…
Была.
А еще недавно я была на грани падения в пропасть, и все выходные изгоняла бесов, которые предлагали снова позвонить Каримову или появиться у него на пороге, чтобы выяснить отношения. Ударить. Или просто заявить, что пошел он нафиг со своими условиями и квестом, который он мне устроил, и вручить ему повестку в суд.
Нет уж, не доставлю такого удовольствия. Никакой спонтанности – только трезвый расчет. Хороший адвокат и общение исключительно через третьих лиц.
Отца дома не оказалось в субботу утром, так что пришлось отгонять их самостоятельно… Странно, я полагала, что он жаждет узнать все подробности от меня, но по итогу, когда я проснулась, нашла только записку на кухонном столе. Ему пришлось срочно уехать на несколько дней.
– Я звоню вам сообщить, что мы приняли решение взять вас на испытательный срок помощником одного из наших организаторов.
– Я… рада.
Я и в самом деле рада, просто опешиваю от неожиданности. Почему-то в моей ненормальной немного ситуации такая нормальность как работа и звонки превращаются в что-то необычное.
– Вы готовы выходить завтра?
– Конечно.
Новая работа. Новые знакомые. Новые обязанности.
Новая жизнь.
На секунду мелькает мысль, что, как только у меня появится то, чем я буду дорожить, Каримов заберет это – но тут же пропадает. Я верю, что все будет хорошо.
И чувствую, как лопатки превращаются в крылья.
Остаток понедельника я посвящаю тому, что подбираю себе комплекты одежды на несколько дней, обновляю маникюр и готовлю по кулинарному ютуби-каналу вкусный торт – уж не знаю, зачем папе забитый холодильник и полки, но там находятся даже самые экзотичные ингредиенты. А я решаю отпраздновать. Погружаю ложку в шоколадно-сливочное лакомство и вздрагиваю от какого-то странного скрежета и звонка в дверь. Это точно не отец – у него есть ключи. И не кто-нибудь по его поручению, он бы предупредил меня. И с улицы сюда так просто не попасть…
Сосед пришел за солью?
Ага, в элитной многоэтажке.
Ошиблись?
Прикусываю губу от волнения. Хочется притвориться, что дома никого нет, но это глупо и по-детски. Потому решительно направляюсь к двери и нажимаю кнопку видео-домофона. А потом с удивлением открываю.
– Ирина?
Она врывается в холл, и я подавляю желание отшатнуться.
На американский манер не снимает обуви, и, не здороваясь, идет куда-то в глубину квартиры, где начинает хлопать дверями. А потом возвращается ко мне и шипит обвинительно:
– Его здес-сь нет!
– Кого? – уточняю осторожно.
– Саши! Где твой отец?!
– Я… не знаю. Он уехал пару дней назад, оставил записку, что по делам, а когда я звонила ему, то абонент был недоступен. Наверное в области что-то…
– Вот именно, в области! – демонически хохочет, а потом тяжелой поступью идет на кухню, открывает бар и наливает себе из початой бутылки виски, брезгливо отодвинув торт со стойки, за которой я устроилась первая.
В общем-то, мне не обязательно торчать рядом с ней – пусть я и считаю эту квартиру папиной, она вполне здесь хозяйка. Это я гостья. И торт потом съем…
– Стоять! – рявкает Ирина на мой разворот, и я и правда замираю и возвращаюсь на кухню. Не потому, что мне хочется подчиняться, но женщина снова на взводе и, вполне возможно, мне стоит ее успокоить. – Я звонила его помощнику, он блеет что-то невразумительное, а водитель отпущен до середины недели. Так куда он отправился?
– Я не знаю, я вам уже говорила…
– И когда сменил замки?
– Замки?
До меня доходит.
И верно, она же позвонила в дверь… а до этого, получается, пыталась открыть своим ключом.
Меня осеняет:
– Папа что-то говорил про то, что потерял ключи, и из соображений безопасности поменял здесь все. Ну, когда отдавал мне комплект…
– Тебе… – ярко накрашенные губы кривятся, а змеиный взгляд впивается мне в лицо. – Все тебе, да? Все, что я заработала годами трудов – дворовой шавке только потому, что когда-то он осеменил такую же дворовую шавку?
Замираю лишь на мгновение.
А потом отвечаю с неведомым мне прежде пренебрежением и насмешкой:
– А работали, как я понимаю, в его постели? Видимо недостаточно квалифицированны оказались для повышенной оплаты…
Она срывается с места разъяренной фурией в явном намерении расцарапать мне глаза. Но Ирина на каблуках, пьяна и давно уже упустила эффект неожиданности. А я достаточно зла, чтобы вспомнить приемы самообороны, которым меня когда-то обучили на всякий случай. Даже не могла предположить, что он представится.
Я легко хватаю ее за руки, разворачиваю спиной к себе и толкаю на стойку, заламывая руку. А потом рычу:
– Я не знаю что у вас там происходит, но не позволю оскорблять себя или свою мать. Если есть какие-то претензии – предъявляйте их отцу, это ваши игры. А я и мама ни при чем…
– Да? Уверена? – снова хохочет, а потом всхлипывает. – Это она во всем виновата! Появилась, влезла в нашу жизнь, все испортила…
Я хмурюсь – совсем ничего не понимаю. Бред пьяной женщины? Или здесь другое? Что превратило такую напыщенную «леди», как Ирина, в базарную торговку, выплескивающую каждым своим высказыванием помои?
– Отпусти.
Разжимаю руки и отхожу, готовая, если что, дать отпор снова. Но женщина возвращается на свой стул, выпивает полный бокал, а потом смотрит на меня с мрачной решимостью:
– Я никуда из этой квартиры не уйду.
Морщусь.
Будто я её прогоняю. Или имею на это право.
Спокойно собираю себе поднос – чай, кусок торта, воду – и запираюсь в своей комнате. Ванная у меня отдельная, запасов на вечер хватит, а она… черт, пусть делает, что хочет. Если сама понимает, что хочет.
Звонок отцу ничего не дает – абонент снова не абонент. Я хочу позвонить маме, посоветоваться, но в последний момент одергиваю себя – хватит снова вешать на нее чужие проблемы.
Как ни странно, засыпаю я легко.
А когда выхожу утром из комнаты, не обнаруживаю следов Ирины. Точнее, следы есть – развороченная кухня с кучей еды и пустых бутылок, мусор, какие-то грязные потеки. А её самой нет. И домработницы сегодня не будет… потому мне придется самой этим заняться. А как только появится время, добиться таки от помощника отца, чтобы тот с ним связаться.
Но все это чуть позже.
Я не хочу опаздывать в свой первый рабочий день или производить впечатление человека, который попал в агентство случайно – мне надо сосредоточиться на другом.
7
В креативном отделе агентства царит суета.
Я и когда приходила на собеседование это отметила. И сегодня меня сразу погружает в эпицентр подготовки к двум праздникам, а Станислав, мой непосредственный начальник, закидывает десятком поручений, успев едва ли сказать «Здравствуй».
В кабинете коммерческого директора было намного спокойней…
Но мне нравится все.
Нравится, как бегают незнакомые мне люди с кипой бумаг, что в углу лепят костюм какого-то неведомого животного – пришедший заранее оказался почему-то не годен. Нравится, что все при деле, и у всех горят глаза, что огромная кофемашина изрыгает ежеминутно очередную порцию напитка, что звонки не прекращаются, а за огромными окнами – яркое небо.
По своей сочности это больше напоминает американские мюзиклы, нежели московские будни, и совсем-совсем не похоже на мою привычную жизнь – и ту, что я проводила в поселке или в качестве секретарши небольшой фирмы, и ту, что подразумевала «высокое общество» и не менее высокие запросы.
Забраться высоко ведь можно разными путями… Этот – яркий и активный – мне нравится.
Я вспоминаю о неурядицах своей собственной жизни уже после условного обеда – часа в четыре мы все схватили по свежему сандвичу и уселись кругом для мозгового штурма. Намечалось кое-что грандиозное: выставка, инсталляция, лазерное шоу и концерт, причем на открытом воздухе, что всегда добавляет сложностей. И я наслаждаюсь возможностью участвовать в этом всем, высказывать свое мнение, идеи, быть частью чего-то большего…
И звонок отца принимаю в совершенно отвлеченном состоянии.
– Ты где? – достается мне вместо приветствия.
Я отхожу в сторону и говорю шутливо:
– Впору мне задавать тебе такие вопросы – вся королевская рать не может тебя собрать. Ты был недоступен и…
– Я приеду к тебе. Или за тобой, – он одновременно настойчив и как-то нервничает. Не слишком похоже на отца. Уже успел встретиться с Ириной? Или не может отойти от той ситуации с Каримовым – мы ведь так и не поговорили?
Чего гадать.
– Приезжай за мной в семь. Адрес я тебе скину.
Работа заканчивается в шесть, но, глядя на увлеченность окружающих делами, я сомневаюсь, что кто-то здесь уходит домой, как только бьют часы.
И только когда я отправляю отцу сообщение понимаю – я ему не говорила про увольнение, а у него не возникло вопросов, почему я не на привычной работе по привычному адресу.
Он ждет меня на обочине, рискуя поймать штрафов с мою месячную зарплату. Растрепанный, в расстегнутой рубашке и один. Без привычных помощников, водителя и гарнитуры в ухе.
Косится на меня, но ничего не говорит. Газует с места резко, почти с визгом, и в какие-то рекордные десять минут достигает Павелецкой набережной.
– Прогуляемся.
Я в недоумении, но вечер прекрасный, и я вообще не жду от него никакого подвоха.
От вечера.
У отца явно что есть мне сказать.
И первая же его фраза вводит меня в ступор.
– Я всё знаю.
Аж замираю от неожиданности.
– Что… ты о чем?
– Все знаю про твой брак и чем он закончился. И про увольнение, кстати. И про Дениса…
– Но… – я действительно в шоке, – как? Ты поручил кому-то…
– Расспросил Ольгу.
Какое-то время я иду, ничего не видя перед собой.
– Как? – выдавливаю из себя.
– Не смог заснуть в тот вечер. И сел на самый ранний рейс…
– Но я планировала рассказать тебе!
– Всё? – звучит со злой иронией.
– Смотря что ты подразумеваешь под «всем», – тоже злюсь. – Вовсе не было необходимости узнавать за моей спиной про мою жизнь… Если я сама что-то не сказала, значит тому были причины!
– А еще были причины не рассказать Ольге, что Каримов снова появился в твоей жизни?
Бл…ь.
Я упираюсь руками в каменный парапет и глубоко дышу, стараясь справиться с тошнотой.
– Как вам вообще пришло в голову… лезть… докапываться. Это не ваше дело!
– Еще как наше! – орет так громко, что прохожие отшатываются. – Мы – твои родители! Я – твой отец, который должен был защищать тебя… в том числе от такого! А я сам, лично привел его в свой дом и посадил за свой стол! Да я бы даже знакомиться с ним не стал, если бы знал, что он так поступил с тобой!
– И взялся бы за тендер и прогорел, не так ли? – поворачиваюсь к нему.
Сникает немного.
– У меня вы голове не укладывается… ты. Он. И каким многозначительным становится все, что происходило… Почему ты молчала, почему?
– Может потому, что не хотела снова впускать его в свою жизнь?
Опять отворачиваюсь и смотрю на реку. Впитываю блики и спрашиваю после паузы:
– Ты летал к маме? И провел там…
– Все эти дни.
– В разговорах о том, какая у вас нерадивая дочь? – усмехаюсь грустно.
– Майя…
– Что, Майя? Майя уже выросла… и имеет право скрывать от родителей нелицеприятные подробности собственной жизни. Защищать таким образом и их, и себя.
– Ты беспокоилась… что он может что-то сделать, если ты…
– Если что-то не то сделаю? – вздыхаю. – И это тоже. Но важнее, что я беспокоилась – чем больше буду говорить о Каримове, переживать из-за него, из-за ситуации, тем вернее отравлюсь снова. Видишь, не помогло. Он все равно… везде. Даже в наших разговорах.
– Вот именно для этого я тебе и нужен, – рычит. – Разделить эту тяжесть! Я ведь могу… да много чего могу! У меня тоже есть влияние, возможности. И плевать, что он мне помог.
Перебиваю:
– Пап. Скажи… что мы ценим больше всего во взрослой жизни? Что ты ищешь в бизнесе, в деньгах? Во власти?
Думает какое-то время.
А потом заявляет уверенно.
– Свободы.
– Вот и я ищу свободы…
– От него?
– О нет, – хмыкаю. – Если свобода «от кого-то» – это не свобода. Я ищу ее для себя. Свободы жить своей жизнью, совершать свои поступки и делать свои глупости. Когда все победы – мои победы, и все поражения – тоже. Ты это хочешь забрать?
– Но…
– Даже я признаю, что Каримов помог тебе в бизнесе. Признай и ты. Ты свободен выстраивать с другими людьми собственные отношения.
– А какие отношения у вас с ним?
– Я не хочу подробностей.
– Поясни хоть что-то!
– Мы их пока… выстраиваем, – пожимаю плечами. – В сторону нуля.
– Но моя помощь…
– Если понадобится – я скажу. Что ж, теперь, когда тебе известен прошлый акт этой драмы, а маме, частично, нынешний… – я вдруг замираю и впиваюсь в него взглядом. До меня доходит окончательно. – Погоди, ты сказал провел все эти дни… с ней? А может… у нее?
Кажется мой отец смущается.
– Господи… – зажимаю рот рукой, – только не говори что…
– Вот и не буду.
– Но вы же не…
– Уже не знаю!
– Но ты женат! И Ирина в бешенстве – вчера она появилась в квартире и устроила мне допрос! Похоже она знает о чем-то и доведена до отчаяния.
– Я решу этот вопрос.
– Ч-что значит р-решу? – я аж заикаюсь от удивления.
– Я не хочу больше оскорблять Ольгу своим статусом женатого человека. И буду ухаживать за ней по всем правилам, когда снова стану холост, – смотрит на меня открыто.
Ахаю.
– Мама что… простила? Приняла тебя?
Отец морщится:
– Не совсем… но я все равно постараюсь её убедить.
– А если не получится? – спрашиваю после долгой паузы. – Не пожалеешь, что затеял все это?
– Нет.
Качаю головой.
Кто бы мог подумать… неужели мои родители могут быть вместе?
Это вызывает двоякие чувства. Будь мама моей подругой, я бы первая заявила, чтобы не смела прощать – тогда он поступил отвратительно. Но я же простила… приняла его ошибку. Так почему стоит отказать ей в этой возможности?
– Давай договоримся, что ты не будешь и дальше углубляться в мою ситуацию, – говорю по размышлении. – А что касается вас… Хочу сразу предупредить – в любом случае я буду на маминой стороне.
– Я готов и к этому, – снова трет ладонью лоб. Похоже, он устал также, как я. – Так что… конспиративная квартира раскрыта?
– Угу. И подвергнута «обыску», – показываю я пальцами кавычки.
– Может в ресторан и гостиницу? – спрашивает с надеждой.
– Домой, – качаю головой, – давай закажем только что-то поесть. И позвони уже Ирине… не надо снова исчезать, чуть только проблемы не касаются твоего бизнеса.
Смотрит с изумлением. Но кивает. А потом привлекает меня к себе и прижимает сильно-сильно.
– Спасибо.
– За что?
– За то, что не я тебя воспитывал.
8
За какой-нибудь месяц мой собственный мир опять стремительно меняется. Раньше это меня пугало – необходимость жить в эпоху перемен. Ощущение, насколько все в беспорядке в моей жизни, что так легко и стремительно несется в водовороте судьбы, налетая на каменистый берег и получая вмятины, пробоины, которые надо спешно латать, повреждения, ограничивающие дальнейшее существование каких-нибудь функций…
Но… жизнь-то приобретала при этом все менее идеальные формы и становилась похожа на настоящую.
«Не дай Бог жить в эпоху перемен, если вы не готовы этими переменами воспользоваться».
Немного странно, местами необычно, но я вдруг понимаю, что взрослый человек, если он достаточно уверен в себе и своих действиях, в состоянии навести порядок в большинстве сфер своей жизни не за годы, а за считанные дни.
И у меня есть у кого этому поучиться.
Отец, несмотря на то, что я прошу не вмешивать меня и мое прошлое в его настоящее, разрывает деловые отношения с Каримовым. Уж не знаю, о чем он там с тем говорит – а он говорит, сам предупреждает меня об ужине – но возвращается задумчивым, уверенным в своей правоте и в том, что санкций со стороны Ильи не будет.
А с его…
– Да какие санкции, – морщится. – Подспудно мстить и искать прорехи в бизнесе того, который, по факту, спас мой? А вот за тебя я ему в морду дал.
– Ч-чего? – поперхиваюсь я чаем, который пью в этот момент, и в шоке ищу на лице папы следы боев без правил. Ну не мог Каримов не ударить в ответ – а если не ударил, это хуже. Это может означать, что ударит по другому…
– Он ниже метил, – снова морщится отец, а я только и могу, что сделать жест рука-лицо. А потом хохочу.
– Вы что, и правда подрались? Как мальчишки?
– Немного, – бурчит отец. – Но как мужчины остались без претензий друг к другу.
А он же дорожил этой их дружбой…
Это я понимаю тоже внезапно.
Прежде мне даже в голову не приходило, что с Каримовым можно дружить, я его с этой точки зрения не рассматривала – для меня он был, поначалу, слишком чужим, слишком выпадающим из моей жизни элементом, потому я на него вовсе старалась не смотреть. Потом он оказался так близко, что я видела только крупные детали, которые были у меня перед глазами.
А затем… так далеко, что я жмурилась каждый раз, когда нечаянно смотрела в ту сторону.
Вот только отец выбирает – снова – меня. И я ему за это благодарна.
И с Ириной он разводится. Быстро, тихо – для меня, конечно, у него самого, полагаю, все с шумом происходит.
Он оставляет ей хорошие отступные в виде квартиры в центре, оплаты обучения ее сына и достойного содержания. И даже обещает, что если бывший пасынок возьмется за ум, он поможет ему и с работой, и с бизнесом. Ирину я вижу всего раз и то случайно – прихожу в офис отца и сталкиваюсь с ней в приемной. Я готовлюсь дать отпор, но женщина выглядит так, что хочется не драться с ней, а жалеть. И вряд ли в ее взгляде только боль от потери денежных знаков.
– Она ведь… неравнодушна к тебе, – говорю тихонько, когда подхожу к отцу.
– И они мне не чужие, – вздыхает. – Столько лет рядом. Какое-то время я даже уверен был, что люблю Иру, пусть и с этими ее закидонами и игрой в аристократию… Поэтому я постарался обеспечить их будущее.
– Пап, тебе нет необходимости оправдываться.
– Есть. Вас я оставил ни с чем, – как всегда, к себе он относится без сантиментов.
– Компенсируешь теперь?
– Компенсирую.
Если бы дело было только в этом, я бы, наверное пыталась его остановить. И от развода, и от скоропалительных решений во многих сферах. Но я вижу, что дело совсем в другом.
Вижу, как горят его глаза, когда он разговаривает с мамой по телефону. Вижу как жадно он роется в фотках на моем телефоне. Как осторожно, боясь сделать неправильный шаг, расспрашивает меня о нашем прошлом. И шлет ей подарки, ездит…
Я сама чувствую себя трепетной мамочкой, у которой дети влюбились. И любуюсь по фэйс-тайм счастливым маминым лицом – её глаза тоже сияют, и я так боюсь, что этот блеск потухнет снова, что готова принять даже такую странную правду и выворот судьбы, что происходит в наших жизнях.
– Я не влюбилась, – отрицательно качает она головой на мой вопрос.
– Ой, вот не надо…
– Я и не переставала любить.
Замираю.
Мама смотрит на меня честно и открыто. Молча. Я знаю, что она пока не принимает окончательного решения, но только теперь понимаю, что дело вовсе не в любви. Любит ведь, и правда любит, несмотря на годы ненависти, которой она подавляла эту слишком болезненную любовь, несмотря на все, что ей пришлось пережить – в том числе по вине отца.
– Тогда почему ты не…
– Потому что для совместной жизни еще и доверие нужно. А доверять, оказывается, сложнее, чем любить.
Киваю.
И в очередной раз решаю не лезть. У меня нет на это времени особо, если честно. Как и на поиск квартиры – отец и рад, что хоть иногда меня видит за ужином или завтраком, сам он тоже часто остается в городе. Новая работа захватывает меня с головой. И пусть сверхурочные и занятость в выходные являются частью процесса, я не всегда успеваю пообедать, а зарплата, пока, не сильно выше, чем на моей предыдущей работе, чувствую себя на своем месте.
Вижу перспективу. Рост.
Главное, ощущаю дрыжики внутри от того, что я делаю. И с удовольствием делюсь с родителями – с каждым по отдельности – своими находками, идеями и байками о происходящем, которые у меня тоже появились уже, и очень благодарна, что мама не спрашивает, чего же я так долго ждала и не увольнялась с предыдущего места.
А отец не уточняет, не следует ли ему купить для меня собственное агентство.
Мне хватает и себя для таких вопросов… Их в моей голове множество.
Не на каждый я готова ответить честно самой себе.
Например, как сложилась бы моя жизнь, не встреть я Каримова? Решилась бы на переезд или встречу с отцом? Стала бы настолько сильной?
Чего на самом деле он хочет добиться, выдвигая столь странные условия? И столь уж мне неприятна сам факт его воспитания и методов, если было много моментов в прошлом, когда я этим откровенно наслаждалась?
Действительно ли он «взял меня в жены» исключительно из прихоти и необходимости, а не потому, что увидел что-то во мне? Ведь таких вокруг было множество… почему я?
И если он совсем не любил… что пытается сделать сейчас? Почему не отпускает? Я ведь понимаю – не мстит. И догадываюсь – но только очень осторожно, чтобы с трудом выстраиваемая в моей голове система не рухнула, погребая меня под осколками – что он все-таки знает больше правды, чем тогда, когда вышвыривал меня из квартиры.
И, пожалуй, самый главный вопрос, который я не готова даже задать, не то что отвечать на него.
А что стало с моей любовью к Каримову? Она точно растворилась, как я полагала, в той кислоте, которой меня облили?
И действительно ли я хотела бы никогда-никогда не встречать его? В жизни?
Правда, все эти вопросы не мешают мне найти адвоката – точнее, пойти в ту контору, которую посоветовал отец, верный своему обещанию не расспрашивать ни о чем, но помогать. И взрослый, грузный дядька долго-долго выслушивает меня и мою историю, которую я вполне могу теперь рассказать без эмоций и истерик – и даже вспомнить отдельные пункты всех подписанных мной контрактов – а потом, пожевав нижнюю губу, заявляет, что это будет, долго, дорого и кроваво, но…
Возможно.
А еще можно попробовать оторвать жирный ломоть от активов Каримова.
При этих словах в глазах адвоката появляется алчный блеск, но я качаю головой. Я могу сколько угодно громогласно заявлять, что буду использовать его также, как он использовал меня. Но, по факту, мне никогда не были нужны его деньги.
Зато теперь я чувствую себя уверенней. Раз у меня есть план Б – пусть даже и решила дождаться третьего условия.
Мне ведь и правда делается интересно, что он придумает… Показал, как легко поверить в плохое о человеке, «удалил» лживое окружение – уверена и с подругой он постарался – убедился, что я могу сопротивляться, и что теперь?
Но Каримов будто уехал. Или дает мне время осмыслить происходящее.
Или я опять слишком раздуваю свою роль в его жизни и он вернется тогда, когда случайно вспомнит о «жене»?
Букетище бесподобных, розово-оранжевых пионов приносят в конце очередной рабочей недели. С краткой запиской:
«Суббота. Восемь вечера. Третье условие».
И адрес с названием компании.
Я забиваю его в поисковике и замираю в недоумении. Квесты-перформансы?
До меня не дошло это увлечение, но в голове возникла картинка из телеигры Форт Боярд.
– А ты ходил на какие-нибудь квесты? – спрашиваю Степу, который вживую лепит неподалеку от меня макет зала для свадьбы, чтобы оценить степень будущей головной боли декораторов.
– Конечно, – он кивает, – был у друга на «Мальчишнике» – нам надо было за час выбраться с того притона, в котором мы якобы уснули накануне «свадьбы» и на эту самую свадьбу не опоздать. Ну и на парочке детективных историй с маньяками. Мой совет – одевайся достаточно удобно, мало ли куда придется залезть.
Хмурюсь.
Каримову это зачем? Решил во взрослую игру добавить детскую?
Нет, мы остаемся на взрослом поле… это я понимаю, когда после яркого холла с компаниями людей, предвкушающих новые впечатления, меня провожают в боковой вход, и там оставляют ждать администратора.
Да, я здесь. Выполняю его последнее условие.
И зачем я это делаю… оставляю в тех вопросах, на которые не буду искать ответа. Пусть будет точка. Над всеми прошлыми и настоящими «и».
– Майя Александровна?
Мягкий голос вырывает меня из раздумий.
Блондинка в коротких кожаных шортах мило улыбается, но выглядит настолько не соответствующе моим представлениям о квесте, что я хмурюсь.
– Добро пожаловать в ваш персональный квест-перформанс «Приват». Как только вы зайдете в эту дверь, у вас будет всего час, чтобы вызволить дорогого вам человека из западни элитного клуба. Там вас ждут неожиданные встречи, помощь… и противостояние. И вам придется постараться разобраться в хитросплетениях местных интриг и обыскать достаточно помещений, чтобы найти ключи. Учтите, в комнатах практически нет не играющих элементов и деталей. И у квеста возможно несколько финалов, все будет зависеть только от вашего решения. Так что прошу внутрь фантазий…
Я вздрагиваю.
– Чьих?
– Своих собственных, – открывает блондинка скрытую за бархатной шторой дверь.
И я, как завороженная, шагаю в темноту…
* * *
Сыграем?
Кто это? Судьба-злодейка или Фортуна?
Рыжая недоуменно смотрит на женщину в красном корсете с кроваво-красными губами – два ярких пятна на общем блондинисто-блеклом фоне – но садится за игровой стол, стараясь не коситься в сторону.
Там в клетках рычат…
Отводит глаза.
Там – мужчины. Гладкие, накаченные, намасленные тела. Почти обнаженные, если не считать блестящих шорт и масок. Не звери, хотя… Они явно потеряли человеческий облик, и теперь ожидают приказов своей Госпожи, которая не торопится выбирать судьбу для рыжей девушки.
– «Казино Рояль»?
– Я не знаю правил.
– Придется догадаться. Иначе…
Хозяйка не договаривает, что именно произойдет. Но девушка догадывается – ничего хорошего. Для нее. Эти люди-звери способны загрызть – заласкать? – до потери сознания… Или ей это все мерещится в утонченной галлюцинации?
Тонкие пальцы мелькают, танцуя свой собственный танец, выщелкивая рождение, полет, смерть, забвение, вторя им воркующим голосом, будто на иностранном языке, раздавая карты, четыре втемную, четыре лицом, и девушка сносит, добавляет, пристраивает чуждые ей масти, стараясь взять определенные карты и набрать максимум очков, чтобы…
Победа отдает горечью пепла на губах.
Уж слишком довольно выглядит женщина напротив – она хотела этой победы.
А у гостьи теперь не остается выбора, только принять приз-поводок и войти в одну из дверей.
Там тени.
Много знакомых теней. И деталей. Их надо разгадать, подчинить, перекрутить, а может и просто сломать. Она неловко осторожничает, особенно потому, что рядом трется и крутится совсем не нужный, как ей кажется, элемент непонятной игры, навязчиво трогает за ноги, мурлычет, порывается лизнуть, ничуть не возбуждая этим, а только раздражая. Зато загадки с каждой минутой подогревают интерес все больше, их пикантная логика заставляла то смеяться, то удивленно вскрикивать, и вот уже все разгадано, дверь на следующий уровень открывается… но там так темно и глухо, что хочется отшатнуться прочь. Спрятаться.
Или взять с собой вот это живое и уже почти терпимое, только бы не оставаться наедине со своей темнотой.
Но она вдруг чувствует, что это не правильно.
Или одна – или никак.
Отбрасывает прочь насильно врученную цепь – ей не нужно так, она хочет к людям! – и втягивается в эту темноту, полную скользящего шелка и мягкого бархата, льнущего к телу меха и гладкости кожи…
Она пропадает.
Пропадает в остро – пряных и мускусных ароматах, в прикосновении тканей, которые сменяются руками, ей кажется, что она сейчас задохнется под их весом, а в следующее мгновение – что взлетит слишком высоко, но потом снова растворяется в собственных ощущениях и почти забывает о цели своего путешествия.
Зачем? Зачем идти куда-то, если все уже хорошо? Если здесь тесно, сладко, волнительно и безопасно? Зачем, если темнота уже обернулась забвением, а страх – тишиной?
Она готова остаться здесь навечно… почему должна кого-то искать и спасать, если…
Если только…
Замирает.
А потом с утроенной силой отбивается, ползет, бежит, втискивается в последний вагон, чтобы оказаться в совершенно аскетичной комнате, полной болезненного света. В той как-будто пусто – нет ничего, кроме железного трона посередине, поставленном загадочным персонажем. Ни других дверей, окон, подсказок, ключей – замков даже нет!
Без тепла человеческих, пусть и чужих, тел, всё здесь кажется еще более странным и холодным, выбеленным до ненастоящей стерильности. Но постепенно зрение проясняется, и она видит надпись на полу.
«Вечность».
А потом проявляются и другие детали.
Крючки на потолке.
Острые иглы на подлокотниках.
Прячущийся под днищем кожаный ремень.
Несколько изогнутых железных деталей, при взгляде на которые она краснеет и чувствует ненужное сейчас возбуждение.
Классическая загадка на открывание двери помноженная на отвлекающую обстановку.
Пальцы дрожат, когда она ощупывает иглы, уже понимая, куда необходимо нажать, когда соединяет ремень с крючьями, когда примеряет друг к другу части головоломки… И, постепенно, дыхание становится ровным, а действия – точными до скупости. Появляется и азарт – азарт действительно достигнуть поставленной задачи. Но азарт холодный, подкрепленный уверенностью, а не эмоциями, ведущий строго прямо и никак иначе…
Щелчок открывающейся двери, которую до той поры заметить было не возможно, воспринимается не как награда, а как закономерное развитие событий.
И роскошь следующего помещения – тоже.
И поклонение подданных, умопомрачительный аромат блюд, сотни тысяч цветочных лепестков и кубки, кубки, кубки, каждый из которых обещает власть, деньги, счастье, любовь, долголетие, успех, удовольствие…
И есть среди них один. Особенный. Ключ ко всему.
Она чувствует – если выпьет из него, то откроется последняя дверь. Она выберется, наконец, отсюда.
Хватает, пьет, наплевав, что кроваво-красный напиток течет по ее пересохшим губам, по шее, заливается в ложбинку, щекочет соски, собираясь огненной лужицей на бедрах…
Растерянно моргает и оглядывает идеально чистую рубашку, такую же свежую и отглаженную, как и когда она пришла.
Ставит бокал и отодвигает бархатную ширму.
Там и правда – конец всему.
А еще зеркало.
Какое-то время она смотрит на себя – шумно дышащую, чуть бледную, с блестящими глазами… А потом мотает головой и делает несколько шагов назад, возвращается в ту комнату… которой уже нет…
* * *
– Майя Александровна? Вы уложились в пятьдесят восемь минут. Поздравляю.
Любезный голос администратора, отдаленный шум чужих голосов, привычная обстановка.
Я какое-то время моргаю, как человек, вытащенный на свет из темноты, а потом заторможенно киваю.
– И вам просили передать это, когда вы выйдете, – она протягивает свернутую бумажку.
– Не стоит. Я знаю что там.
Я и правда знаю.
И даже осознаю, что вообще все это было.
Потому отодвигаю от себя лепечущую блондинку, выхожу в общий холл, потом дальше и дальше, останавливаясь только на улице, где, наконец, глубоко вдыхаю вечерний свежий воздух и достаю телефон.
