Текст книги "Не поддающийся (чувствам) (СИ)"

Автор книги: Дарья Волкова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц)

Глава 5.

Рустам Ватаев создан для того, чтобы бесить меня. Вот жила я спокойно до встречи с ним, и никто никогда меня не бесил! Я даже не знала, что такое состояние бывает. А теперь я буквально закипаю. Когда смотрю, как он смеется, разговаривая с какой-то женщиной. Они далеко от меня, но в моих ушах звучит его низкий смех. Со мной он почему-то был серьезный – серьезнее не придумать. А тут смеется, флиртует, придерживает за локоть. Кто эта курица, интересно?! Я ее не знаю.

– Рена, – раздается над ухом голос Леонида. – Я принес тебе шампанское.

Я вообще-то не просила! Но мне сейчас точно надо. Выпиваю практически залпом, Леонид смотрит на меня с веселым изумлением.

Ай, изыди! За шампанским.

Послушно исчезает, возвращается с еще одни бокалом.

– Потанцуем?

Все, что угодно, только бы не смотреть на Ватаева! На угольно-черные волосы, подстриженные волосок к волоску. На чеканные профиль и густые брови вразлет. На всегда прищуренные глаза, хотя они у него точно такие же, как у сестры – а уж глаза Гульнары я всесторонне рассмотрела. Они и нее большие и выразительные. У ее брата такие же, но сейчас он смотрит совсем не на меня, а на какую-то курицу!

Я усилием воли отворачиваюсь и кладу руку Каминскому на плечо.

– С удовольствием.

***

Они прилипли друг к другу, как два куска халвы!

Нет, мне это только на руку.

Нет, меня это дико бесит!

Когда я вижу мужскую руку на талии Рены, у меня сжимаются кулаки. Ирина, начальник эйчапров, смотрит на меня с удивлением.

– Рустам, что-то случилось?

Резко отворачиваюсь. Разжимаю кулак и протягиваю руку.

– Потанцуем?

– Давай.

Ирина Вячеславовна год назад вышла замуж. С ней мне танцевать можно. А вот на Рену с Каминским лучше не смотреть.

А не смотреть не получается. Я уже как сова – голова поворачивается во все стороны! Туда, где Рена. Будто в ней какой-то маячок, на который я настроен. И не смотреть не могу!

И праздник уже не праздник. Впрочем, для меня все корпоративы не праздник, я там на работе. Расслабляться себе не позволяю – жена Цезаря же.

А вот Рена позволяет себе. В какой-то момент вижу, что она стоит, прислонившись спиной к стене, рядом с ней Леонид. Каминский почти закрывает Рену, я делаю шаг в сторону и вижу, что у нее в руке бокал шампанского. Осознаю, что она все время с шампанским – когда бы я на нее не посмотрел.

Так. Рена производит впечатление разумной девушки. Уравновешенной. Она же работала инструктором по самообороне! Спортсменка как бы. Сейчас что?

Я смотрю, уже не таясь. Похоже, что шампанского в ней больше, чем один бокал. Значительно больше. Какого хрена происходит?!

Ко мне подходят отец и Артур. У них минутка ностальгии, они вспоминают основателя компании, деда Артура и Миланы, Бориса Петровича Балашова. И мне какого-то хрена решают устроить экзамен – насколько хорошо я знаю биографию Бориса Петровича. Да наизусть! Но отвлечься приходится. А когда минутка ностальгии перекатывается к кому-то другому, я не вижу Рены. Нигде! И Каминского тоже. Так, ты что удумал, упырь?!

Выхожу в холл ресторана. А, вот она где. Похожу ближе. Рена вскидывает на меня взгляд, а потом резко отворачивается. И чуть не теряет равновесие – я ловлю ее за локоть, а она пытается высвободить руку. И ее снова шатает.

Да что ж такое! На минуту оставить нельзя! Вспоминаю вдруг, как моя сестрица любимая вот так же в загул сорвалась, когда я за ней должен был присматривать. Отвлекся на хорошенькую с тату, и вот пожалуйста! Дело кончилось тем, что отец из Москвы в Сочи сорвался, чтобы решить вопрос. Решил. Дочь замуж выдал.

Сейчас ситуация вообще другая, но я вдруг понимаю, что чувствовал тогда отец. Этот прекрасный, мать его, пол вообще ни на секунду нельзя без присмотра оставлять!

– Куда собралась? – я крепче перехватываю вырывающийся локоть. И пытаюсь не орать. Кажется, получается не очень.

– Тебя не касается.

Ага. Как же. Боковым зрением вижу, что к нам кто-то подходит.

А вот и наш верный паж. Одежду принес. За это бить сегодня не буду.

– Рустам… – Леонид кивает мне. Оборачивается к Рене. – Рена, такси приехало.

Молча забираю из рук Каминского бежевое пальто. Думаю, это пальто Рены. С другой стороны мне уже протягивают мое пальто. Охранник сообразительный, как будто отцом выдрессирован.

– Такси приехало, да, – натягиваю на Рену пальто, свое перекидываю через руку. – Я сегодня ее такси.

– Рустам, а что, собственно…

– Хорошего вечера Леонид.

***

– Нет! Я с тобой никуда не поеду!

– Я тебя ни о чем не спрашивал.

На холодном зимнем воздухе я слегка остываю. Куда-то она собралась. С Каминским! А со мной, значит, «никуда не поеду». Как миленькая поедешь!

Запихиваю Рену в машину. Не сопротивляется. Неужели пришла в светлый разум? Дверью хлопаю излишне сильно, получается громко. Вдыхаю, оборачиваюсь к дверям ресторана. Оттуда на меня смотрят двое – охранник и Каминский.

Да, вечер кончился неожиданно. Или он только начался?.. Отворачиваюсь и иду к водительской двери.

***

В машине молчим. Я как будто успокоился. По крайней мере, орать уже не хочется.

– Куда ты с Каминским собралась, Рена?

– Тебя это не касается.

Она отвечает мне, не поворачиваясь. Краем глаза вижу, что смотрит в окно. Не вперед, не на меня. В окно. Что мы там, обиделись?

– Тебе не говорили при устройстве на работу, что служебные романы – табу?

– Вот ты это правило и соблюдай.

Бьет прямо прицельно. Как будто знает. Как будто что-то знает обо мне. И я от этого начинаю закипать.

– Сколько ты выпила?

– Тебе это не касается.

– Повторяешься.

– Так ты с первого раза не понимаешь.

И со второго тоже. Я этого вообще не хочу понимать. Я не хочу понимать, зачем Рена куда-то собралась с Леонидом.

Дальше мы снова едем молча. И чем ближе мы к моему дому, тем больше на смену раздражению приходит другое чувство.

Я везу Рену к себе домой. Забрал из-под носа у другого. Украл. И она теперь моя.

Приходится тряхнуть головой, чтобы изгнать из головы эти мысли. Что за атавизм? С хрена ли Рена моя? Просто не даю ей совершить глупости. Явно же не совсем трезва и не в полной мере отдает себе отчет в том, что делает. Для Гульнары я бы сделал то же самое. Тем более, что и Милана, и Гуля к Рене расположены. Так что я, можно сказать, присматриваю за Реной по просьбе мачехи и сестры.

Я бросаю короткий взгляд на Рену. Профиль у нее… нежный. И губы...

Так, стоп. О другом. О чем-то другом.

– Ты любишь собак?

Она поворачивается ко мне. Взгляд удивленный.

– У тебя есть собака?

– В некотором роде.

– Что это значит? Есть или нет?

– Ну, во-первых, это такая собака... Почти как кошка.

Рена улыбается. Сейчас кажется, что она совсем трезвая. Ну, может, самую капельку выпила. И ужасно милая. В смысле, улыбка у нее милая. Ей идет улыбаться.

– Я была уверена, что если у тебя собака – то какой-нибудь… дог. Доберман. Что-то большое и строгое.

Мгм. Интересно. Ты думала о том, какая у меня могла бы быть собака, Рена? О чем ты еще обо мне думала?

– Вест-хайленд-уайт-терьер. Вообще-то, это собака сестры. Очень любвеобильная и ветреная особа, поэтому живет на два дома. Сейчас она у Гульнары. Возвращаться пока не планирует.

– Она? Девочка?

Меня так и подмывает сказать «Ага, сучка». Но я все-таки сдерживаюсь.

– Винни.

– Жаль, что ее сейчас у тебя нет. Я люблю… собак.

Мне кажется, что и Рена хотела сказать какое-то другое слово вместо «собак». Возможно, мне просто кажется.

Машина въезжает под шлагбаум.

***

Открываю дверь в общий холл и замираю. Вообще-то… Вот по-хорошему… Если не врать себе… То вон она – квартиры сестры. Только Гульнара сейчас живет в другом месте, вместе со своим мужем. У двух квартир общий холл, и квартира Гули пока не продана. Вот туда бы и надо определить Рену, раз уж вызвался изображать из себя рыцаря, спасающего девушку от дракона-Леонида. Или вообще надо было отвезти ее к ней домой.

Ага, сейчас.

Я беру Рену под локоть, и мы идем к двери в мою квартиру. То, что Рена не спорит со мной, греет. И, одновременно, беспокоит. Не тот у нее характер, безропотное подчинение – не про Рену Петровскую.

Или я ее плохо знаю.

Помогаю снять пальто, провожу в гостиную, устраиваю на диване. Рена снова не смотрит на меня, демонстративно разглядывает пространство.

– У тебя хороший вкус.

Ну, положим, хороший вкус у Гульнары – именно она обставляла обе квартиры. Но ограничиваюсь коротким:

– Спасибо.

Теперь во всей красе встает вопрос: «Что дальше?». Я Рену к себе зачем привез? Смотрю на нее, будто она мне сможет ответить. А она снова смотрит куда угодно, только не на меня. Нет, у нее ответов искать не надо. Но и у меня их нет.

– Сейчас приготовлю кофе.

Кофе хорошо помогает, чтобы протрезветь. Я сам с алкоголем на очень солидной дистанции, но откуда-то это знаю.

Кофе варю, как мать научила. Сосредоточенно даже. Стараясь не думать, что там делает Рена. Уйти не может. Уснула? Сидит в телефоне? Переписывается с Каминским?

Керамическая турка с глухим стуком опускается на подставку. Так, где у меня кофейные чашки?

Рена, давай, ты уснешь, а? Это самое лучшее сейчас. И похрен на кофе, сам выпью.

Мои пальцы в последний миг ловят начинающую выскальзывать чашку. Она звонко звякает о блюдце.

Рена не ушла. Конечно, нет, я бы услышал. Рена не уснула.

Рена сидит на диване, как послушная девочка.

Послушная девочка в одном только белом кружевном белье.

Мне кажется, я иду сквозь воду – медленно, вязко, тягуче. Так же медленно Рено встает навстречу мне.

– Я принес тебе кофе.

Какой, к черту, кофе. Я смотрю на густые длинные волосы, рассыпавшиеся по плечам. А вот и лямка. Теперь я знаю, к чему она прилагается. Белое полупрозрачное белье облекает пышные полушария, сквозь кружево проступают темные пятна сосков. Рена тянет из моих рук чашку с блюдцем, я разжимаю пальцы. Она наклоняется, чтобы поставить чашку на столик. Передо мной – тонкая спина, изгиб бедер и узкая полоска белого кружева между круглых половинок.

Вот они, ответы. Исчерпывающие.

– Рена, что ты делаешь?

Мама, ты родила идиота!

– Не знаю.

Рена делает шаг вперед и оказывается совсем рядом. Я чувствую аромат ее духов. И как до зуда колется в пальцах от желания почувствовать гладкость ее кожи. Она поднимает ко мне лицо, прикрывает глаза. И, не открывая глаз:

– Рустам… Ты обещал мне третий поцелуй.

Обещал. И слово свое привык держать.

Третий поцелуй самый правильный. Не первый, ее, почти краденный и на спор. Не второй, мой, но все равно необъяснимый. А вот здесь и сейчас – идеальный. Правильный.

Губы Рены созданы для таких поцелуев. Не коротких и на публике, а только на двоих и глубоких. Ее губы хочется сминать, а в рот врываться. Потому что рыцарь, который кого-то тут спасал, исчез. Спасовал перед белым кружевом. Да и спасать здесь некого. Разве что меня, потому что я творю все глупости разом. Но убью того, кто попытается меня остановить.

Рена закидывает руки мне на шею, когда я подхватываю ее и несу в спальню. Рубашка через голову, в одну сторону от кровати, крючки на бюстгальтере почти вырываю – и в другую сторону.

Какая же… Она инструктор по самообороне, девочка с острым языком, фыркающая «Это не твое дело». Вот оно – мое дело. По ней и не скажешь, что она окажется такая без одежды – маленькие кружевные стринги не в счет. Грудь пышная, бедра с крутым изгибом – большая редкость по нынешним временам с их повальной модой на плоские фигуры. А у Рены все есть, несмотря на ее спортивный статус.

У нее есть все, что мне нужно.

Моя попытка успокоиться и быть разумным провалилась. Я снова завожусь. Но теперь в крови кипит другое. Не злость и не раздражение. Нетерпение, которое я пытаюсь безуспешно обуздать. И потребность в Рене.

Кожа гладкая – и в пальцах снова колет, но уже от другого. Все изгибы ровно под мои руки. В какой-то момент, когда на нас остается только белье, я ловлю ее взгляд. Пьяный-пьяный. Не от шампанского. И таким взглядом она смотрит на меня. И шепчет вспухшими губами:

– Рустам…

Все. Мое имя, сорвавшееся с зацелованных губ, пьяный взгляд. Меня срывает. Сейчас я возьму свое. Для себя. Потому что не могу уже иначе. А потом буду долго-долго любить Рену. У нас вся ночь впереди.

Свое белье сметаю. А ее просто сдвигаю в сторону. Пальцами ныряю внутрь. Влажно. Очень. И узко. Очень-очень.

В висках грохочут тамтамы, барабаны и прочая ударная группа. И над всем этим – проклятая узкая полоска кружева. А почему бы и нет, собственно?

Резко дергаю Рену за бедра, переворачиваю, ставлю на четвереньки. Вот это вид. И кружевная полоска эта… Вот это упаковка подарка. И плевать, что день рождения уже был.

Ее бедра идеальны под мои ладони. И вот всем остальном тоже должно быть идеально.

Резко на себя. Рывком внутрь. Влажно. Узко. Горячо. Преграда. Еще один рывок. До упора. Ка-а-а-а-а-айф…

Так. Стоп. Что-то в этом ряду лишнее.

Преграда? Может, мне показалось? Я замираю, пытаясь уравнять бьющееся рывками с перебоями дыхание. Пытаюсь сфокусировать взгляд – на тонкой спине, изгибе бедер перед собой. Если бы я сейчас видел глаза Рены, я бы сразу все понял. Но я вижу, как она мелко дрожит, будто замерзла. А ведь только что между нами было пламя. Значит, мне все-таки не показалось…

Едва я делаю движение назад, как меня останавливает голос Рены. Тихий всхлип.

– Рустам, пожалуйста…

Трудно не понять это «Пожалуйста». Но я уже все сделал. И уже не исправить. Но едва я подаюсь дальше назад, как Рена прогибается сильнее.

– Не останавливайся. Пожалуйста.

А уже и бессмысленно. Да еще и просят. И возбуждение никуда не делось. Наоборот. До осознания еще далеко, но что-то внутри меня радостно приветствует наличие преграды. И то, что именно я ее порвал. Ликует даже.

Рена прогибается еще сильнее. Тонкая полоска белого кружева гипнотизирует меня.

– Рустам…

Я животное, если не могу сейчас остановиться. А я не могу остановиться. Я даже поменять положение не могу. Я хочу ее так. Сама предложила. Сама попросила не останавливаться. От такого отказываются идиоты. А я все-таки не идиот.

Медленный плавный толчок. Наклоняюсь, целую гладкое плечо.

– Ты как?

– Хорошо.

Хорошо сейчас мне. Тебе будет позже. Но я обещаю в первый раз не жестить. Прикрываю глаза. Поехали.

***

Пелена удовольствия сползает с меня слишком быстро. Хотя удовольствие был сильным, ярким. Но что-то словно прогнало ее, эту сладкую опустошительную пелену. Подаюсь назад, выхожу из Рены. И какая-то вредная и занудная сволочь появляется из неведомого угла сознания и начинает тут же, не сходя с места, прибивать меня выводами.

Белое кружево испачкано кровью. Ярко. Очень ярко – алое на белом.

Я забыл про презерватив. У меня не мелькнуло даже намека на мысль о предохранении. Будто я и не знал никогда о существовании средств контрацепции.

У меня реально будто спала какая-то пелена с глаз. Потому что теперь я вижу то, что и до этого было у меня перед глазами. Но я был будто слепой и не видел. Не замечал. А теперь вижу. На пояснице у Рены татуировка. Роза.

В юности меня почему-то очень привлекали девушки с тату. Потом прошло.

Оказывается, нет.

Поднимаю руку и медленно провожу пальцами по рисунку. Рена вздрагивает и опадает совсем вниз, ложится щекой на простыню.

– Наследие бурной молодости, – голос ее звучит тихо и хрипло.

А сейчас у нас что? Уже спокойная зрелость? Ну-ну…

Я ложусь рядом и притягиваю девушку к себе. Ну, где ты там, вредная и занудная сволочь? Пора разбираться с тем, что мы натворили.

А что мы натворили? Так, кажется, что ничего особенного. Это просто секс.

Но противная зануда внутри с этим не соглашается. А мне все-таки не хочется думать. Утыкаюсь носом в шелковый затылок. Я, пожалуй, так полежу еще чуть-чуть. А потом начну соображать полноценно.

Не знаю, сколько мы так лежим. Мне тепло и очень хорошо просто так лежать с ней, обнимать. Да и Рене после всего тоже, наверное, приятно, что ее просто обнимают. Я без понятия, как надо себя вести с девственницами. Рена у меня первая. У которой я первый. Такой вот своеобразный каламбур.

Этот каламбур наконец-то запускает мыслительный процесс в голове.

Это не просто секс. Я откуда-то это знаю. Что если ты порвал девственную плеву, если стал у девушки первым – то это не просто секс. После которого можно небрежно поцеловать в щеку и сказать: «Созвонимся». Не знаю, откуда это во мне – традиции, гены, воспитание или просто я такой сам по себе – но спустить произошедшее на тормозах не могу. Не могу и все.

Хотя и что делать – не представляю. Я не подписывался на такое, не просил оказывать мне «высокую честь» быть первым. Да по Рене вообще не скажешь, что она цветочек нетронутый! А получилось…

– Предупреждать надо… – вдруг неожиданно вырывается у меня. Это первые слова, которые звучат после нашей близости. И они не те и дурацкие, я это понимаю сразу. Но уже прозвучали.

– О чем? – Рена отвечает сразу. – О том, что ты будешь первым?

Ее прямота меня не чтобы нокаутирует, но ставит в тупик. Оказался не готов. Ни к сумбуру в себе, ни к спокойному голосу Рены.

– Ну… – дальше этого ничего не выходит.

– О чем я тебя должна была предупредить? Что ты там себе придумал, Рустам? Что обесчестил и теперь должен на мне жениться? Не настаиваю. Более того, не хочу.

Вот это она мне вломила. Как мальчику.

Рена садится на кровати, и я залипаю на водопаде темных волос по спине, на розе на пояснице. В смысле – «Не хочу»?!

А она встает и начинает одеваться. Я так зависаю на этом зрелище, что спохватываюсь, уже когда Рена выныривает головой из ворота водолазки.

– Ты куда?

– Домой.

– Не отпущу.

– Я тебя ни о чем не спрашивала.

Какая, а?! Всегда на шаг впереди. Отбивает все пасы. Выдает ответку в темпе, за которым я не успеваю.

Так, а ну Рустам Маратович, соберись!

Сажусь на кровати. И с удовольствием отмечаю короткий взгляд Рены, перед тем, как она отворачивается в сторону. Женское восхищение я считываю на «раз». И на ее щеках снова вспыхивает румянец.

Ну, хоть что-то.

– Зачем куда-то ехать? Поздно. Завтра суббота. Оставайся у меня.

– Не могу, – одергивает водолазку.

– Почему?

– Ленэра не одобряет.

– Ленэра – это кто?

– Бабушка.

Ответ в духе Рены. И я почему-то чувствую, что настаивать бесполезно. А у меня ж планы были. Вся ночь впереди, буду долго-долго любить. А тут Ленэра.

Со вздохом встаю с кровати, начинаю собирать одежду. И отчего-то уверен, что Рена на меня смотрит. И молчит.

– Что за имя такое – Ленэра?

– Мы же цыгане.

– Кто еще есть в вашем цыганском таборе?

– Ленэра, я, Аир. Были еще Арлен, Жорж и Аэлита.

Разгибаюсь с рубашкой в руке. Рена смотрит мне куда-то в плечо.

– Шутишь?

– Нет, – отворачивается резко. – Я поехала. Открой мне дверь, пожалуйста.

– Я отвезу тебя.

– Я сама доберусь. Не надо.

– Я тебя ни о чем не спрашивал.

Вот так-то, девушка с розой.

***

Все, о чем я думаю последние двадцать минут дороги к своему дома – чтобы Аир уже спал. Потому что встречи с ним мне не пережить. Он же все поймет по моему лицу сразу. А потом все из меня достанет за две секунды.

А я этого не хочу. Мне жизненно необходимо сейчас побыть одной. Без мрачного Рустама за рулем. Без заботливого дядюшки с двадцатилетним опытом оперативной работы. Ленэра точно уже спит, но и ее мне не надо. Никого не надо. Просто отставьте меня на какое-то время в покое. В тишине. Чтобы я поняла, что за дичь натворила.

Не оставляют. Фортуна снова показывает, на чем именно вертит мои желания. Теперь я этот предмет представляю особенно ярко. Не то, чтобы рассмотрела. Но ощутила отчетливо. Большой. На нем что угодно можно вертеть. Я прижимаюсь виском к стеклу, в последний момент сдержав рвущийся изнутри стон. Скорее бы мы уже…

– Приехали.

У меня нет сил спорить, когда Ватаев тащится проводить меня до квартиры. Я на все готова, лишь он, наконец, исчез.

Я останавливаюсь перед дверью. Рустам стоит за моей спиной.

– Все, я дома.

Ватаев молчит. Я достаю из сумочки ключи. Ну вот, видишь, это точно мой дом. Уходи уже! Не хватало еще, чтобы сейчас дверь открылась, и появился Аир. Я почему-то панически боюсь встречи Рустама и Аира.

Рустам берет меня за плечо и поворачивает к себе. Я не могу смотреть ему в лицо, смотрю на лацкан черного пальто. Интересно в этом уголке сколько градусов? Он острый, это точно, но сколько градусов?

Рустам поднимает руку, заправляет мне за ухо волосы.

– Открывай дверь, Рена.

Его голос звучит тихо. Чуть хрипло. Так, что мне вдруг хочется плакать.

Я резко оборачиваюсь, вставляю ключ в скважину. Открываю дверь, вхожу, и, не оборачиваясь, закрываю. Хочется хлопнуть, но я ее тихо закрываю.

Свет горит только в прихожей. Кажется, все спят. Спасибо!

Скидываю пальто, почти бегом к ванной. На половине дороги слышу голос Аира.

– Наконец-то. Уже хотел тебе писать. Как все прошло? Повеселилась?

Да вообще веселье через край!

Как же хочется плакать… Почему-то именно теперь. Делаю незаметный вдох и отвечаю почти нормальным голосом и без запинки. Но не оборачиваясь.

– Да, все хорошо. Я в ванную и спать. Спокойной ночи, Аир.

– Спокойной ночи, Рена.

Щелкает замок его комнаты. Все, теперь можно в ванную и плакать.

***

Слезы быстро кончились. А вот вода все лилась. Сижу на дне ванны, смотрю на льющуюся воду. А вот из меня больше ничего не выливается.

Как? Как это все произошло со мной, с жертвой не состоявшегося изнасилования?! Где мои редфлаги и стоп-линии?!

В голове сплошной калейдоскоп из не связанных между собой картинок.

Вот я на корпоративе, пью шампанское. Сколько я выпила? Не помню. Я не чувствую сейчас себя пьяной. Но я же все это натворила.

Вот я рядом с Рустамом – сначала в холле ресторана, потом в его машине, потом у него дома. И какое-то удивительное ощущение, что все, что происходит – правильно.

Дальше что? Дальше самое непонятное, прямо провал. То, что случилось у Рустама дома. Я не помню, зачем я разделась. Вот не помню вообще! Господи, женщинам в нашей семье противопоказано спиртное! Про маму не знаю, а вот меня и Ленэру после спиртного тянет обнажаться. Ленэра исполняет стриптиз душевный, а я… Дело не в том, что мне стыдно. А в том, что не помню и не понимаю, как и зачем!

Вот мы с Рустамом вместе. Я лишилась девственности, так-то. Ничего по этому поводу не чувствую. Совсем. Никаких сожалений о поводу расставания с невинностью. Какая невинность, к черту.

Я ходила к психологу после всего случившегося. Так я и оказалась, собственно, в фонде «Ты не одна» – сначала как человек, нуждающийся в их помощи, а потом как сотрудник. Я тоже плохо помню, как пришла туда. В том туманном «после» – многозначном «после» – я была уверена, что сама справлюсь. Не справилась. А потом контекстная реклама – я не искала специально. И вот я уже в благотворительном фонде помощи женщинам в трудных жизненных ситуациях. На самом деле, помог мне не психолог. Ну, так я долгое время считала. А то, что я там увидела женщин, девушек, почти девочек – в гораздо более сложном положении. Именно это меня и выдернуло в итоге. У меня все не так уж и страшно. В конце концов, у меня есть семья. Правда, семья… Ладно, это отдельная история. Они такие, какие есть, с этим ничего не поделаешь. Возможно, если бы я рассказала не только Ленэере, но и Аиру, все было бы иначе. Но что сделано, то сделано.

А теперь вот… Все-таки сеансы у психолога были не зря. Я теперь точно знаю, что моя девственность в двадцать восемь, странная по нынешним временам, – следствие попытки изнасилования. Так же, как и избегание романтических отношений. И вот теперь это все взяло – и в один день опрокинулось. Я сама разделась перед мужчиной, сама, по доброй воле, пошла на близость с ним. И никаких сожалений по этому поводу не испытываю. Да и сама близость…

Я регулирую воду, делая горячее, шевелю пальцами. Надеюсь, не разбужу домашних своими поздними водными процедурами.

Вот и последний элемент калейдоскопа. Правда в том, что мне понравилось то, что было. Даже нет, не так. «Понравилось» – не то слово. Но других у меня нет.

Я прикрываю глаза и все-таки вспоминаю. Прикосновения губ. Не знаю, какими словами их назвать. Поцелуи Рустама были тем, что мне стало в тот момент необходимо. Жила без них двадцать восемь лет, а теперь вот они стали самым необходимым. Как воздух. Без них невозможно было дышать.

И без касаний его рук, таких уверенных и нежных. И без горячей близости его тела. Меня даже не дернуло, когда Рустам меня перевернул и поставил на четвереньки. Может быть, потому, что в тот раз меня завалили на спину, фиксировали руки и пытались раздвинуть коленом ноги. А сегодня мои руки были свободны, мне ничего не раздвигали, наоборот, это я сама прогибалась, подстраиваясь. И даже боль была какой-то… естественной. Несильной.

Почему?! Почему именно сегодня и с Рустамом?! Я не задумывалась, когда это все у меня пройдет. Когда я захочу быть с мужчиной. Таких мыслей в моей голове и близко не было. И вот теперь я оказалась здесь и сейчас. После первого в своей жизни секса, который произошел целиком и полностью по моей инициативе. Редфлаги и стоп-линии, вы где, ау?!

Может быть, за то время, пока я сначала осваивала навыки самообороны под присмотром Васи, а потом сама вела курсы, помогая многим женщинам и девушкам обрести чувство уверенности, они незаметно рассосались? Растворились? Куда-то делись?

Или они исчезли под влиянием Рустама?

А вот и последний элемент калейдоскопа. Тот, предыдущий, был все же предпоследним. Ни разу во мне ничего не дернулось. Ни разу не стало страшно или некомфортно. И я не могу понять, откуда такое безоглядное доверие к нему. Мы ведь и знакомы недавно, и общение наше с ним было до этого… своеобразное. Но отчетливо помню, как мне хорошо было в руках Рустама после. Мне было так хорошо, тепло и спокойно рядом с ним, как давно не было. Чувствуя, как его руки обнимают, как губы целуют плечо, шею. И вообще в моменте ни о чем не думалось. Хотелось вот так лежать – и все.

А потом прозвучали эти странные слова. И магия рассеялась.

Предупреждать надо… Я бы предупредила, Рустам. Если бы сама понимала, что происходит. А я не понимала. И теперь не понимаю. Но мусолить это все смысла уже нет. И сил тоже. Внезапно ощущаю, что болит голова. Все, хватит. Мыться и спать. Утро вечера мудренее.

Интермедия 3. Фея Сирени и Фея, рассыпающая хлебные крошки.

– Ты совсем замучила моего мальчика.

– Все для его пользы.

– Правда? Он не был у меня уже неделю.

– Привыкай, Зиля.

– Милана… Это значит, что…

– Я свела их по общему проекту. Искры так и летят.

– Милана, а ты уверена, что это хорошая идея?

– Ты же со мной согласилась.

– Я хочу видеть эту девочку.

– Не вопрос. Придумаю благовидный повод и познакомлю.

– Только не тяни, пожалуйста.