Текст книги "Не поддающийся (чувствам) (СИ)"

Автор книги: Дарья Волкова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц)

Дарья Волкова
Не поддающийся (чувствам)

Глава 1.

Шарф красный. Как будто специально. Как нарочно. Будто мало того, что меня реально подташнивает от того, что сейчас должно произойти. Так еще и шарф красный.

Красный шарф. Красные линии. Рэдфлаги, мать их. Сейчас мне надо будет завязать глаза, и это вплотную к моим красным линиям и флагам. Всем сразу.

Окидываю последним взглядом улицу перед собой. Картина вдруг кажется мне почти киношной, как будто умело выстроенный кадр. Красиво украшенная в преддверии Нового года улица, яркие огни, веселые прохожие. И медленный редкий снег. Не хватает исполнителя главной роли.

Кто я в этой сцене? Хочется верить, что режиссер. Но что-то мне подсказывает, что нет.

Нервно облизываю губы.

– Нечего мне тут давить на жалость, – раздается звонкий голос Лики. – Ты же помнишь, карточный долг – долг чести!

Еще бы я не помнила. Ведь именно от меня моя двоюродная сестра и услышала эту фразу, которая ей дико понравилась. Если бы Лика была чуть внимательней, она бы заметила, что мне и в самом деле не по себе. Я изо всех сил пытаюсь это скрыть, но получается плохо, я чувствую это. Но Лика, как и все красивые люди, слишком зациклена на себе, чтобы считывать такие знаки. А я давно привыкла со всеми своими страхами справляться без посторонней помощи.

Вот и сейчас я вляпалась абсолютно самостоятельно. И максимально тупо. Остается пожинать плоды и делать выводы.

Я имела неосторожность раскритиковать то, как Лика ведет соцсети. Но это же испанский стыд! Она, в конце концов, моя двоюродная сестра! Ее счастье, что Ленэра не слишком дружит с современными технологиями, а то Ликуше мало бы не показалось! Ну, надо же как-то следить за публикуемым контентом! Нет, никакой обнаженки, но примитивность и пафос – это еще хуже голого тела. Тело хотя бы может быть красивым. А когда обнажают слабый интеллект…

Ликуша обиделась на мои слова и сказала, что я ничего не понимаю, и что ее подписчикам такое нравится. Не понимаю, зачем я ввязалась с ней в спор, но я ввязалась. Дело кончилось пари на желание. Что если очередной ее пост наберет десять тысяч лайков, то я проиграла.

Я проиграла.

Никогда не пойму, как работают эти технологии в социальных сетях. Я в них нуб – аккаунты не веду, читаю только по работе. В общем, так мне и надо.

А теперь у меня карточный долг – долг чести. Я была уверена, что Лика впарит мне какое-нибудь публичное извинение. Но я недооценила степень фантазии моей двоюродной сестры. Или степень романтизма. Или – идиотизма. Я потерялась в определениях. В общем, Лика заявила, что я должна поцеловать первого попавшегося человека. В губы. На ее выбор.

Я взбунтовалась. Мы так не договаривались! После долгих препирательств был согласован компромиссный вариант.

И вот теперь я стою на красиво украшенной новогодней улице. И жду, когда мне завяжут глаза. Потому что таков план.

План заключается в том, что мне завяжут глаза. И когда я скажу «стоп», именно проходящий в этот момент мимо человек и станет объектом нашего пари. Ликуша даже щедро предложила мне на выбор, кого целовать – мужчину или женщину. В смысле, никаких ограничений.

Изумительная щедрость. Но целовать женщину я не собираюсь. В этой по всем статьям дикой затее такое уже перебор. Лика предложила, что она будет мне говорить, кто идет мимо нас – мужчина или женщина. Черт меня дернул вспомнить «Сирано де Бержерака», и прикол с веселой и грустной песней. Лика выслушала ликбез, открыв рот. Восхитилась. Тут же захотела взять метод на вооружение, но я взмолилась о пощаде. Только Ликушиного пения мне не хватает для полного счастья. Но ей рассказанное мною жутко понравилось. Она даже два раза переспросила, как называется книжка.

До сих пор не могу понять, как у Ленэры, при ее методическом отношении к воспитанию всего и вся, появились две такие разные внучки – одна красавица-блондинка, но «Сирано де Бержерака» не читала, а другая совсем не блондинка, и читала не только про Сирано.

В общем, Ликуша сказала, что женщин она будет сопровождать словом «минор», а мужчин – «мажор». Три класса музыкальной школы у Лики дают себя знать в самых неожиданных ситуациях. И скомандовала: «Ну, все, поворачивайся, завяжу тебе глаза».

Деваться некуда. Так, красные флаги и линии, а ну притихли. Я выдохнула и на всякий случай закрыла глаза.

Шарф оказался мягким. Темнота под ним – почти терпимой. Но сердце все равно колотится как сумасшедшее.

– Минор, – пропела Лика.

Это мимо.

– Мажор.

Я молчу. И думаю о том, что главное, чтобы «мажор» не оказался пророческим. Только избалованного малолетки мне не хватает. Господи, путь это будет милый толстенький парнишка. Прыщавый задрот в очках. Что-нибудь такое… безопасное.

– Мажор.

Я вздрагиваю. Но почему-то снова молчу. Интересно, как это выглядит со стороны? Когда я стою на улице, в мерцании новогодних огоньков, с завязанным красным шарфом глазами?

– Минор, – а потом почти без паузы: – Мажор.

Глупо это выглядит. Глупо. И вообще, у меня тут редфлаги и все такое.

– Стоп!

И я резким движением стягиваю шарф с лица. Приходится несколько раз моргнуть – оказывается, глаза успели привыкнуть к темноте.

– Ты точно не подглядывала? – присвистывает рядом Лика. – Ля, какой…

Я повторяю направление ее взгляда.

Вот черт…

Где мой ботаник?!

Он, конечно, не мажор. А, может, и да. Моя фартовая фортуна снова показала мне, на чем она вертит мои желания.

Мой… ну пусть будет «избранник», я же его выбрала, в конце концов! – стоит в паре метров от нас, перед витриной. Высокий статный брюнет. Похоже, мой ровесник. Черные волосы, лицо... непростое лицо. Как-будто достаточно грубое, но чем-то смягченное. Собственно, так, наверное, и выглядят привлекательные мужские лица. Мне оно нравится – если абстрагироваться от ситуации. Особенно завораживают черные густые брови вразлет. И как поблескивают снежинки в густой темной шевелюре.

Темное пальто ниже колен. Перчатки в руке. В общем, картина ясна. Успешный, привлекательный, с самомнением – судя по прищуру глаз и вздернутому подбородку. Холеный, но при этом в нем чувствуется что-то… как будто дикое. Как же, как же. Любить, так королеву, красть, так миллион. А если целовать незнакомца – так только такого.

– Давай, – шепчет мне Ликуша. – Иди. Целуй. Смотри, как тебе повезло.

– Ты разве не видишь? Он не один.

И это проблема. Для меня – да.

Его спутница – наверное, жена – вот по ней сразу все видно. Красивая. Красивая натуральной, не сделанной красотой. Яркая брюнетка в норковой шубке. Статусная. Младше мужа лет на пять навскидку. Когда она улыбается, у нее на щеках появляются ямочки. А когда в ответ улыбается он – у него преображается лицо. Становится таким, что у меня почему-то снова начинает колотиться только-только угомонившееся сердце. Он все-таки красивый, этот незнакомец, которого я должна поцеловать. Я, кажется, этого даже хочу. Внезапно. И несмотря на девушку рядом.

– Лика, – оборачиваюсь к сестре. – Ну, ты же видишь, он с женой. Некрасиво получится. Давай переиграем.

– Нет уж! Ты сама выбрала. Я, между прочим, тебе подсказку дала – сразу подряд сказала «минор» и «мажор». Могла бы и догадаться!

Могла бы, Лика права. А теперь что делать? Испорчу людям вечер своим идиотским поступком.

– Давай-давай, – шепчет Лика, доставая из кармана телефон. – Смотри, какой красавчик.

– Не смей снимать!

Но она толкает меня в спину. Толкает неожиданно сильно, и я в два шага оказываюсь рядом со своим «избранником». Он поворачивается ко мне. Глаза у него такие темные, что не виден зрачок. Проходится по мне равнодушным взглядом. Вопросительный изгиб черной брови идеален.

Мне деваться некуда. Я быстро подаюсь вперед и касаюсь его губ легким поцелуем. Зависаю. Чувствую движение его губ. Отмираю. И стремительно бросаюсь прочь.

***

– О-о-о-о-о… – многозначительно тянет Гульнара. – Вот это да… Я звоню маме!

– Зачем?

– Я наконец-то спалила тебя с девушкой!

Я поворачиваюсь к сестре. Гуля даже пританцовывает удовольствия.

– Я первый раз ее вижу.

– Уверен? Приглядись.

Я оборачиваюсь. Она стоит метрах в пяти, рядом с другой девушкой. Увидев, что я на них смотрю, они переглядываются и удирают.

Все ясно. Пилят какой-то «уникальный» контент для очередного девчачьего блога.

– А ну не смей! – вижу в руках Гульнары телефон. – Гуля, я серьезно!

– Она поцеловала тебя! – подбоченивается сестра. – При мне! Если это не признак того, что у вас все всерьез… Быть свадьбе, быть!

– Говорю тебе – вижу ее в первый раз!

– Ну-ну…

– Да я бы никогда такую не выбрал!

– Такую – это какую?

– Она чучело.

– Она куколка.

– Это подружка ее, блондинка – она ничего.

Гульнара смеется – громко и немного обидно.

– Ты дурак, братик. Она бриллиант, только не выпячивает себя. А ты, как и все мужики, повелся на укладку, макияж и накачанные губы.

– Я смотрю, муж не занимает твое время в достаточном объеме.

Гуля снова смеется, потом кладет руку на живот. Под шубкой его не заметно.

– Не волнуйся, занимает.

– Ладно, – беру сестру под руку. – Пошли выбирать подарок твоему занятому.

– А маме я все-таки позвоню.

Гульнара очень любит оставлять за собой последнее слово. Ладно, она девочка, она младшая, ей можно. И вообще, пусть ее Булат воспитывает, это теперь его головная боль.

***

– Рена, Аир, завтракать!

Если и есть человеческое воплощение пароходного гудка, то это голос Ленэры. Там и тембр, и громкость, и интонации профессионального педагога. Игнорировать его не получается.

Выхожу из своей комнаты и тут же сталкиваюсь с дядей. Понимающе улыбаемся друг другу, он обнимает меня, целует в щеку.

– Готова?

– Готова.

Мы готовы к новому дню, к завтраку и к обществу Ленэры.

Моя бабушка, Ленэра Арленовна Петровская, родилась не в свое время. Я смотрю на сервированный на большом круглом столе в гостиной завтрак. Тут тебе и чашки с блюдцами, и заварочный чайник, и масленка, и подставки для яиц. И все это из одного сервиза. Так было всегда. И суп всегда подавался на стол в супнице! В общем, каждый раз – идеальный натюрморт для постов в социальных сетях. Но моя бабушка родилась и выросла в эпоху, когда соцсетей не было. И все это идеально сервированное великолепие не напоказ, а потому что так правильно. Принято.

Правила, дисциплина и порядок – вот три слова, которые характеризуют мою бабушку. Впрочем, глядя на нее, поневоле веришь, что эта схема рабочая. Ленэре шестьдесят шесть. Ни лишнего веса, ни седины! Только морщин много, но она их игнорирует. Ленэра несет свой возраст гордо. Для нее ее года – только плюсы в копилку авторитета. До сих пор работает, читает лекции. И воспитывает нас с Аиром.

Аир – мой дядя, старший брат моей матери. Ему сорок восемь, ни разу не был женат, убежденный холостяк. Мы живет втроем – Ленэра, Аир и я. Можно было бы подумать, что мы оба инфантильные: я и Аир, именно поэтому до сих пор живем с Ленэрой. У нее жесткий авторитарный характер, это правда. Но живем мы с ней не поэтому.

– Давайте завтракать, – Ленэра первой садится за стол, поправляет на плечах шаль. Носить шали она стала недавно, и это, пожалуй, один из немногих признаков того, что возраст дает себя знать. За столом идет дежурный обмен планами на день. Ленэра едет в университет, Аир к себе управление «Э», я тоже на работу. Несмотря на все неодобрение Ленэры.

– Я считаю, что ты должна восстановиться в университете.

– Меня пока все устраивает в моей работе.

– Вот именно, что пока, – Ленэра вручает Аиру бутерброд с маслом и принимается намазывать мне. – Ты же не Брюс Ли, Рена! Ты же должна понимать важность высшего образования.

– Одно уже есть.

– Ты сама решила получать второе, – не сдается Ленэра.

– Я подумаю, – сегодня я иду на попятный.

– Умница, – в виде поощрения мне вручают бутерброд. – Но думай быстрее.

Этот разговор не первый и не последний. Ленэра умеет прессовать. С другой стороны, на меня не наседают по поводу того, что я в свои двадцать восемь не замужем и не имею детей. Хоть тут. И причина очевидна.

Ленэра родила моего дядю в восемнадцать, мою мать – в двадцать, мою тетю, младшую в семье – в двадцать три. Тогда так было принято. Моя мать родила меня тоже в восемнадцать. Но не потому, что так было принято, а потому, что была слабой. Ленэра так и говорит: «Аэлита была слабой». Мне все время кажется, что там где-то остается не сказанное «на передок». В смысле, слабой на передок. Впрочем, я стараюсь об этом особо не думать.

Мы выходим из дома вместе. За Аиром должна вот-вот приехать служебная машина, я остаюсь с ним поболтать, а Ленэра отправляется в сторону метро, предварительно уведомив нас, что на ужин будет курица.

С одной стороны, железный порядок и дисциплина. С другой стороны, в доме всегда идеально чисто и вкусная еда. Мы с Аиром переглядываемся. Правда заключается в том, что мы живем с Ленэрой потому, что если мы уедем, она сойдет с ума от тоски. Мы знаем это оба и точно.

***

– У нас сегодня новенькие, – Злата, наш администратор, протягивает мне ключ от раздевалки.

– Много?

– Двое.

В раздевалке переодеваюсь в кимоно и прохожу в зал. Точно, двое новеньких.

– Доброе утро, девушки. Для тех, с кем еще не знакомы, представлюсь. Меня зовут Рена, я ваш инструктор по самообороне.

***

– Мне он не нравится.

В кабинете генерального директора повисает тишина. Никто не решается ее нарушить. Если Захар о ком-то говорит, что человек ему не нравится – это нельзя игнорировать. Потому что слову Захара Мелехова у нас принято верить.

– Ты же поддерживал идею об уходе в более глубокую переработку.

– Я и сейчас ее поддерживаю. Идея отличная. Парень мутный.

Артур Балашов, генеральный директор и владелец агрохолдинга «Балашовский», в котором я работаю, обворачивается к начбезу.

– Марат, что скажешь?

– Все чисто.

Мы снова молчим. На кону – решение о приеме на работу человека, который будет курировать направление переработки. Кандидатура подобрана, всеми одобрена, и тут Захар, начальник производства, говорит: «Он мне не нравится». И спрашивать чем именно – бесполезно. Захар Мелехов такие мелочи не объясняет.

– Ну, ведь идеальная кандидатура! – в голосе Миланы Антоновны слышится легкое раздражение. И я согласен с ней. Тоже изучил резюме кандидата. Все там идеально и как нам надо.

Захар лишь пожимает плечами.

– Захар, давай так, – по голосу Артура я слышу, что он принял решение. Как обычно, мудрое и взвешенное. – Мы его берем на испытательный срок. Ты за ним присмотришь.

– Некогда мне присматривать. Мне к посевной надо готовиться.

Артур и Милана приглядываются. Я чувствую недовольство Миланы Антоновны.

– Я за ним присмотрю, – они переводят дружно взгляды на меня. – Все равно сейчас будем финансовый план на это направление верстать. Заодно и присмотрюсь.

Милана мне кивает одобрительно. Мы переходим к следующему вопросу.

Я в этой компании – второе лицо в финансовом управлении. В перспективе – первое. Вокруг меня топ-менеджмент холдинга, мои коллеги. И одновременно, это моя семья. Начальник службы безопасности холдинга, Марат Ватаев – мой отец. Милана Антоновна, сестра генерального директора и совладелица – моя мачеха. И эти люди не только мои коллеги, но и моя семья. И подвести их я не могу.

***

Во время перерыва на обед проявляется Лика.

– Я его нашла!

– Кого?

– Твоего красавчика!

В упор не понимаю, кто мог бы у Лики значиться «моим красавчиком». Ликуша объясняет.

Твою налево...

Под предлогом срочного дела прерываю звонок и лезу в соцсети.

Ну, Лика! Ремня на тебя нет! И Ленэре не пожаловаться.

После того эпизода с поцелуем мне было не до Лики и ее социальных сетей. Я для себя вопрос закрыла. Не мое это, и нечего лезть. Работы много и своей, и тут еще мне общественно-бесполезную нагрузку пытаются впаять. Плюс вчера у Ленэры скакануло давление, Аир звонил какому-то знакомому доктору, я бегала в аптеку. В общем, были суета и кипишь, пока все не нормализовалось. А мы потом с Аиром на кухне контрабандно пили коньяк, пока нас не спалила Ленэра и не разогнала спать. Вот так у нас все, по серьезному. Словом, не до Ликуши было.

И теперь я на экране смартфона любуюсь на следы своего попустительства.

Лика выложила видео моего поцелуя с незнакомцем. Уже это одно заставляет дергаться глаз. Интересно, почему я не замечала, как по-дурацки на мне сидит новый пуховик? Или это видно только на фоне таких, как этот мой «мажор»? Выглядим мы с ним рядом, и наш поцелуй, как злобная извращенная пародия на сказку царевну-лягушку. В которой лягушка целует сама, и она ни фига не царевна.

Только это половина беды. Потому что Лика, зараза, кинула клич среди своих подписчиц с просьбой опознать красавца. И его опознали! Некий Рустам Ватаев, наследник агропромышленной империи Балашовых. Именно так, мать его! Именно наследник и именно империи! Цесаревич, чтоб его! Как меня так угораздило-то? А может, Ликушины подписчицы выдают желаемое за действительное?

Короткие розыски оказываются результативными. Не ошиблась Ликушина аудитория. Это именно он. Информации о нем скудно, социальных сетей не ведет – тут я начала снова проникаться к нему симпатией, несмотря на «наследника империи». Связанные ссылки ведут в основном на материалы деловых изданий. Фотографий его – раз, два и обчелся, но они подтверждают упрямый факт: я поцеловала именно Рустама Ватаева, наследника императора и прочая. Интересно, если он наследник империи Балашовых, то почему он Ватаев, а не Балашов? Я снова лезу в Интернет, но ответов не нахожу. Зато обнаруживаю два факта. Как говорится, две новости, одна хорошая, другая плохая. Хорошая заключается в том, что мне попадаются фотографии той самой девушки, что была с Ватаевым рядом, когда я его «осчастливила». И это не жена. Это его сестра, Гульнара Ватаева. Хотя, судя по фото со свадьбы рядом с мрачного вида мужиком, уже не Ватаева. Ага, точно, Темирбаева. Ладно, меня это не касается, но мысль о том, что я не внесла ненужной перчинки в семейную пару, утешает. Вторая новость, которая условно «плохая», меня тоже особо не касается. Просто вдруг выясняется, что Рустам Ватаев – один из видных столичных холостяков. Потому что имперский наследник – раз. И красавчик – два. Второе могу подтвердить. Первое, если бы я знала… Интересно, за кого он меня тогда принял? За совсем ошалевшую, из категории жаждущих выскочить замуж за имперского наследника? Ладно, мне с ним, как говорится, детей не крестить – вообще и в частности.

Телефон тренькает Ликушей.

– Ну, что скажешь?

– Ремня на тебя нет!

– А ты говорила – жена, жена! А это сестра!

Лика, похоже, тоже провела ресерч. Но, думается мне, мы пришли к разным выводам.

– Ты везучая! – тараторит Лика. – Такого шикарного мужика отхватила. И он свободен! Правда, в соцсетях его нет, но я что-нибудь придумаю! Мне подписчицы обещали помочь.

– Не надо!

– Чего не надо?

– Ничего не надо! Лика, я тебя очень прошу, давай все забудем. Я проиграла, я выполнила условия пари. Все, проехали.

– А Рустам Ватаев?!

– Пусть живет. Все, извини, надо бежать.

***

– София Ивановна, ну почему я-то?!

– А тебе так непонятно? – хрипит София Ивановна. – Ты не слышишь, каким я голосом говорю? Рена, я два слова скажу и задыхаюсь! Куда мне на публичное мероприятие?

Я работаю в благотворительном фонде помощи женщинам «Ты не одна», а София Ивановна Васильева в нем – директор.

У нас тут все достаточно неформально, никакой строгой иерархии, и мне это очень нравится. Но все же к такой демократии я оказалась не готова. Представлять наш фонд на ежегодном мероприятии с главными спонсорами – это вот вообще не мое.

– Ну, есть же другие, более подходящие люди. Более… подходящие по статусу.

– Прекрати! – София Ивановна закашивается, долго пытается отдышаться. – Какой статус, о чем ты? Это светское мероприятие, это благотворительный бал! Если и отправлять кого-то вместо меня, так чтобы личико было хорошенькое.

– Это я – хорошенькое личико?!

– Рена, у меня нет возможности спорить с тобой, – София Ивановна почти сипит. – Иди к Маше, она тебе сдаст все пароли и явки.

Уже на пороге оборачиваюсь.

– София Ивановна, ну вы там это… Лечитесь.

Она лишь машет на меня рукой.

***

Позже, в своем закутке, который я делю еще с тремя девочками, сотрудницами фонда, изучаю пароли и явки, выданный мне Машей, помощницей Софии Ивановны. Глянцевый информационный буклет. Пригласительный билет, на котором вписано уже мое имя. Маша сказала, что новые данные она отправила организаторам бала. Краткая инструкция, что делать, что говорить и как отвечать на возможные вопросы. А еще памятка по дресс-коду. Дольче вита меня прямо преследует отовсюду! То императорские наследники, то black-tie. А кстати…

Нет, таких совпадений просто не бывает! Не бывает! Но вот тут же черным по белому написано, что одним из титульных спонсоров мероприятия выступает агрохолдинг «Балашовский». М-м-м, и какова вероятность, что я там встречу Рустама Ватаева? Ну, кто-то же будет там от Балашовых, хоть он и не Балашов? Снова лезу за информацией в телефон, поисковик любезно подсовывает мне уже знакомые ссылки, в том числе, и на официальный сайт «Балашовского». Ага, наследник числится в финансовом управлении, заместитель директора. Что-то скромно, ваше императорское.

Но на благотворительном балу вряд ли он будет представлять кампанию. А жаль. Нет, не жаль. Мне вообще нет никакого дела, кто там будет! Но я почему-то звоню Лике, выслушиваю серию ее радостных воплей и договариваюсь о встрече. В конце концов, мне поручено представить товар, то есть, фонд, лицом.

***

– Как ты относишься к исповедям?

– Никогда не пытался на себя примерить одежду священника.

Леонид смеется.

– Давай сделаем перерыв на кофе. И я тебе кое в чем признаюсь.

Разминаю шею, встаю. Мы и в самом деле ударно засиделись за бюджетом.

– Ну, давай, если бы этого никак.

Идем вдвоем в небольшую кофейню, которая находится двумя этажами ниже. Исповедь начинается прямо с места в карьер, как только мы устраиваемся за столиком и делаем заказ.

– Знаешь, как я хотел попасть к вам работать? Мечтал просто.

Мне импонирует откровенность Леонида Каминского. Не понимаю, что в нем не нравится Захару. Я обещал за ним присмотреть, и я это делаю. Присматриваюсь. Пока очень нравится. Цепкий, с опытом. Все схватывает на лету, проявляет инициативу. И, главное, у него есть четкое понимание того, как все должно развиваться. Каминский – тот, кто нам нужен.

– У нас тоже сбываются мечты.

Леонид смеется. Он еще и комфортный в общении человек. Обаятельный.

– Я очень рад, что «Балашовский» решил уйти в глубокую переработку. При ваших – точнее, – поправляется со смехом, – точнее, при наших подходах и объемах не развивать это направление – это упускать выгоду. Артур Антонович принял очень мудрое решение. Все вложения окупятся.

Я вполуха слушаю Каминского. Во-первых, я все это слушал уже не раз. Во-вторых, с лестью он все-таки чуточку перебарщивает. Наверное, именно это и не нравится Захару. Мелехов на дух не выносит лесть, проще снег летом увидеть, чем услышать комплимент от Захара. Не понимаю, за что его просто обожают все, кто у него работают. Ну, у них там своя атмосфера.

А мне легкая избыточная комплиментарность Каминского не мешает. Он нам подходит. Он хочет на нас работать. Идеальное комбо. А Захар просто параноит. Он все-таки чудак.

Допиваю кофе, киваю Леониду.

– Ну что, пойдем добивать бюджет?

Каминский пружинисто встает.

– Пойдем.

***

Паркую машину возле дома матери. Я обещал заехать, но еще рассчитываю на вкусный ужин.

Ты вырастаешь, ты становишься взрослым. Но все равно цепляешься – по какой-то неизвестной причине цепляешься – за старые привычки. Хотя все уже вокруг изменилось. Не только ты.

Сколько себя помню, мать для меня неотделима от вкусной еды. Гуля говорит, что я избалован. Я и сам понимаю, что это немного странновато – как минимум раз в неделю заезжать к матери чисто поесть. Я же давно взрослый. Но от маминой еды оторваться все никак не могу. Сначала я делал это, потому что видел, как ей тяжело от того, что я вырос и живу отдельно. А теперь…

Мои размышления прерывает распахнутая дверь. А оттуда запах. Как пахнет…

Меня обнимают материнские руки.

– Иди, мой руки, Рустам.

***

За вкусный ужин приходится расплачиваться. Потому что разговор заходит о том, что надоело уже всем. Ну, мне – точно. А вот маме – нет. Даже отец сдался. Но тихое упрямство Танзили Ильмановны Ватаевой не знает себе равных.

Речь идет о том, почему я до сих пор не женат. А ведь мне уже через пару месяцев, ай-ай-ай, тридцать!

Мама наливает мне чай в пиалу и атакует в лоб.

– Мужчина должен быть женат.

Для меня это очень спорное утверждение, а для мамы – основа ее жизненной философии. И даже развод с отцом ее не поколебал. Она себе это все как-то очень убедительно объяснила.

Медленно качаю чай в пиале.

– Я понимаю, зачем это тебе, – начинаю осторожно. – Но не понимаю, зачем это мне. Правда, не понимаю, мама.

Можно подумать, такими пустяками можно сбить мать с ее настроя.

– Когда встретишь ту, которую захочешь назвать своей – поймешь.

Обожаю эти высокопарные фразы. Сразу чувствуешь себя героем турецкого сериала, которые мама так любит. А что? По типажу подхожу, мне даже как-то говорили и не раз, что я похож на какого-то турецкого актера. А то и на всех разом. Они ж там все на одно лицо.

– Ну вот я и жду. Которую захочу назвать своей.

Мать смотрит на меня укоризненно. Ей не нравится, как я передразниваю ее слова, но тут я вспоминаю, на что можно удачно перевести разговор, и начинаю рассказывать, как мы с Гулей покупали Булату новогодний подарок. Маневр удается, потому что Булат – мамин дорогой и бесценный зять. Правильный мужчина, который женился.

А я не такой. Мне примера отца за глаза хватило. Не хочу на эти грабли.

***

Ликуша прямо захлебывается восторгом. «Писать кипятком» – это как раз про нее в данный момент. Потому что я опрометчиво – или недолго думая – попросила Лику о помощи. Ну а кого еще? Мне надо представлять наш фонд не где-нибудь, а на благотворительном балу. Нет, про white tie я, конечно, сгоряча. Но и платье, и прическа, и макияж – все это мне необходимо. А Ликуша у нас, в числе прочего, и бьюти-блогер. Да и гардероб у нее не чета моему, а размер у нас примерно одинаковый.

Нет, я могла бы и сама собраться, задач нудная, но не сложная. Но… А если там будет Ватаев? А он не женат. А я его поцеловала. Но это же ничего не значит. Не значит. Вообще не значит.

Но мне почему-то хочется быть на всякий случай готовой. Быть во всеоружии – а Лика сможет даже из меня сделать конфетку. Как будто взять реванш за что-то. За то, что я выглядела не царевной, а просто лягушкой рядом с ним. Поэтому вру Лике, но совсем чуть-чуть. Я говорю двоюродной сестре, что Ватаев там точно будет.

И у Лики щенячий восторг. Она вытряхивает на кровать ворох тряпья, я перемериваю с пару десятков нарядов, пока мы не находим компромисс. Потом Лика распускает мне косу и долго прикидывает перед зеркалом, что ей сделать завтра с моими волосами. Следом достает коробочки, баночки, веера кистей – в общем, я уже почти в панике.

– Не дрейфь! – отрезает Лика. Звонит какой-то Ирише, записывает меня на завтра на маникюр, спохватывается: «Туфли!». Я с ужасом смотрю на синие атласные туфли с ремешками и камушками. Ну почему у нас еще и размер ноги совпадает?!

Но отступать мне уже некуда.

– Завтра после маникюра сразу ко мне, слышишь?

Я только обреченно киваю. Масштаб развёрнутой Ликой деятельности меня уже удручает. Кажется, когда я затеяла тот спор, я свернула куда-то не туда.

Интермедия 1. Фея Пылких Страстей и Фея Сирени.

– Мамма-Мия, ты посмотрела, что я тебе прислала?

– Да. Но ничего поняла. Кто эта девушка?

Гульнара устраивается на диване в кабинете мачехи, вытягивает ноги.

– Рассказываю. Подошла на улице и поцеловала Рустама прямо у меня на глазах.

– Смело.

– Очень! Рус утверждает, что видит ее в первый раз.

– Хм. Не исключаю.

– Я произвела небольшой ресерч. Нашла этих девушек! Точнее, одну. Которая все это организовала. Там было спор на желание.

Милана Ватаева откидывается в кресле.

– Как дети.

Гульнара хихикает.

– Они там уже опознали Руса, обкапались по его поводу слюнями.

– Еще бы! А что за девушка-то? Дай ссылку на ее аккаунт.

– Да там пусто, там весь движ ее сестра двоюродная мутит.

– Ну а тебе она как?

– Хорошенькая! Глазки умненькие, такая… Мне понравилась. Не пустышка, на каких Рус обычно западает. И без татуировок. Хотя… – Гуля трет нос, а потом вдруг звонко чихает. – Извини. В общем, в пуховике, джинсах, шапке и шарфе тату можно и не заметить.

– Татуировка – дело десятое. Ты почему чихаешь?

Гульнара виновато вздыхает.

– У меня еще и горло першит. Булат ревет, что на мероприятие меня не отпустит.

– И правильно ревет. Сиди дома, лечись, береги себя и малышку.

– А кто пойдет?

– Я пойду. И Рустама заодно прихвачу. Пощупаю его на предмет хорошенькой без татуировки.

– Он ничего не скажет!

– Посмотрим.

***

Слышится очередной пшик лака для волос, потом голос Лики.

– Ну вот. Готово. Можно смотреть.

Я осторожно открываю глаза.

– Ты зачем мне такой рот сделала?!

– Это не я сделала, а матушка-природа. Я только подчеркнула. И вообще, радуйся – девчонки такие губы в салонах красоты делают, а тебе от природы достались. Ну? Нравится? Красиво же…

Оно, может, и красиво. Только это не я. Вот дай Ликуше волю с этими ее скульпторами и хайлатерами…

– Где «спасибо»?! – упирается Лика руками в бедра. – Только не говори, что не нравится!

Вздыхаю.

– Нравится. Спасибо.

Это не я. Но там, в зеркале кто-то явно очень красивый. Наклоняю голову, разглядывая свое отражение. Даже если на благотворительном балу и будет Рустам Ватаев, то он меня явно не узнает.

Лика выдает мне с барского плеча короткую норковую шубку, потому что длинное атласное синее платье с пуховиком будет вообще не то. Господи, главное, не запутаться в подоле и в каблуках. Я могу.

Пиликает телефон. Это Аир: «Я подъехал». Узнав о мероприятии, вызвался побыть моим персональным таксистом. Машина у дяди не развалюха, вполне приличная. Но наверняка будет выглядеть скромно на фоне тех, на которых приедут представители главных спонсоров.

– Так, не забудь выйти в эфир оттуда, – напутствует меня Лика. – Я хочу это все видеть. Все-все, слышишь!

– С ума сошла!

Лика вздыхает.

– Хотя пару видосов сними.

– Лика…

– Ну, хотя бы фоток наделай!

– Хорошо.

А, кстати, о фото. Я же обещала отчитаться Софии Ивановне.

– Ликуш, сними меня по-быстрому, и я побежала. Аир ждет.

Отправляю снимок, получаю ответ.

София Ивановна: Боже мой, какая красота! На балу нужна будет реанимационная бригада! То, что надо, ты умница, Рена!

Слова эти ужасно приятны, я не могу сдержать улыбку, но отвечаю не про то.