Текст книги "Хирург Коновалов (СИ)"
Автор книги: Дарья Волкова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 12 страниц)
Глава 9.
– Если вы опять подарите мне какую-то ерунду, я вас заблокирую, ей-богу!
Мы с Альбиной довольно скалимся. Довести Римыча – святое. Но по случаю дня рождения – немного перебор. Поэтому – никаких сертификатов на приватный танец в мужском стриптиз-клубе. Никаких полетов на воздушном шаре и прыжков с парашютом – Римма панически боится высоты. В этот раз мы обошлись сертификатом в ювелирный салон.
– Ну вот, другое дело, – Римма довольна. – Взрослеете.
– Стареем, – не остается в долгу Альбина.
Да уж, три девицы под окном. И не девицы, и не под окном. Ну, хорошо, у окна приличного гастробара. Вечер обещает быть томным.
***
– Прекрати жрать лед, у тебя будет ангина! Как в прошлый раз.
– Все зло в коктейлях ото льда, – бормочу я, отодвигая пустой бокал. – Жутко вредная вещь.
Римма перехватывает официанта, повторяет заказ. А потом впивается в меня инквизиторским взглядом.
– Кирюха говорит, что вокруг тебя трется какой-то хирург.
Ах, ты жопа с ушами! А такой приличный мальчик, в костюме!
– Он мне палец оперировал. Помните, я же рассказывала про ноготь.
– А, так у вас роман с пальцем.
– Нет у нас романа!
Не хочу. Не могу. Обсуждать даже с подругами. Хотя Миху обсасывали только так.
– Ну, нет и нет, – Римма делает обманчивый вид, что не спорит. – Кир говорит, что это какой-то исключительно серьезный и авторитетный мужик.
Но я на подначку не поддаюсь. Пока. А вот спустя пару коктейлей вдруг зачем-то вываливаю подругам про эпилированный пах. Ну, потому что они натиска любопытства не ослабляют, а это замечательно переключает их внимание! Лучше про пах, чем про… про что-то другое, чего я не понимаю, но уже боюсь. Ну и я уже очень сильно не трезва, это тоже факт. В общем, логику в моих действиях искать бесполезно, когда я открываю мессенджер.
Инна Ласточкина: Вадим, у тебя дикпик есть?
Вадим Коновалов: Имеется.
Инна Ласточкина: Пришли.
Вадим Коновалов: Нет.
Нет? Нет?! Что значит – нет?! А для кого ты его тогда делал?! Альбина и Римма даже притихли, слушая мое возмущенное сопение.
Инна Ласточкина: А для кого ты его делал?!
Вадим Коновалов: Для Наиля.
У меня мозговой ступор. При чем тут Наиль?! А Вадим накатывает мне еще.
Вадим Коновалов: Ты сколько выпила?
Инна Ласточкина: Я стекл как трезвышко.
Вадим Коновалов: Где ты?
Инна Ласточкина: Нет дикпика – нет адреса.
Вадим Коновалов: Выпорю на хрен. Адрес?!
Ну и пожалуйста. Сам напросился.
***
Булат как-то, подвыпив, рассказывал, как забирал Гульнару из бара, где она сидела с подружками. Я помню его искреннее возмущение самой ситуацией. Помню, как ржал и троллил. Ну, сидят девчонки, отрываются, чего такого?
После требования прислать фотку члена я моментально понял, что Инка тоже отрывается. И хорошо, если с подружками. Да точно, с подружками, Инна же говорила, что в субботу отмечают чей-то день рождения. Но сейчас снисходительности по поводу такого отрыва у меня не было. Если дело дошло до требования фоток члена, то…
Машина нырнула под поднятый шлагбаум. Темирбаева я теперь прекрасно понимал.
***
Хороши, красотки. Все трое. Инна говорила, что это ее подруги с университета. Умные девочки, теоретически. Угу, как же. Сейчас – три пьяно хихикающие девицы. Хоть звони Темирбаеву с просьбой поделиться опытом!
Кое-как запихиваю всех троих в машину, выбиваю из девиц адреса. Салон моего автомобиля на время превращается в караоке-бар. Терплю, что еще остается. Ох, Ласточка, возмездие будет неотвратимым. И сладким.
Но, конечно, не сегодня.
– Я не просила меня забирать, – надувает губы, когда мы остаемся в машине вдвоем.
– Считай, что я отплатил тебе за то, что ты забрала меня тогда с турбазы.
– Секса не будет.
– Конечно, не будет. Тебе за плохое поведение не полагается.
Фыркает. Разворачивается ко мне всем корпусом.
– Брезгуешь, если я пьяная?!
Толку с ней разговаривать с такой. И в этом мы с тобой, кажется, похожи, Ласточка. Умеем редко, но метко.
– Приедем – засуну тебя под холодный душ.
– Домой хочу.
– Щас прямо.
***
К тому моменту, когда мы приезжаем к Вадиму домой, я немного трезвею. По крайней мере, не несу чуши. Вадим на кухне разводит мне какие-то порошки, заставляет выпить. Интересуется, не тошнит ли меня, а потом отправляет в ванную.
То ли под действием порошков Вадима, то ли под влиянием теплой воды во мне какого-то черта просыпается сентиментальность. После ванной устраиваюсь на краю его кровати, чистая, умытая, с почищенными зубами, почти трезвая. И до одури, до слез и соплей хочу, чтобы он меня обнял, несмотря на все его фырканье и мое не самое приглядное поведение.
Слышу за спиной вздох, потом шорох. Вадим притягивает меня к себе.
– Иди сюда, алкогольвица ты моя…
Уткнувшись носом ему в шею и закинув на него ногу, мгновенно засыпаю.
***
Утром ноль упреков. Снова какой-то порошок, вместо кофе травяной чай, но свежая выпечка неизменна. Читаю переписку, мне дико стыдно. Слов подобрать для извинений не получается.
– Почему именно Наилю? – выпаливаю, не поднимая взгляд от телефона.
– Ну а кому еще может нормальный мужик отправлять фотки члена? Только урологу, – я только булькаю, а Вадим уточняет: – Так, показалось кое-что, – а потом встает. – Пошли на массажный стол.
Нет-нет, секса мне сейчас точно не хочется!
– Никакого секса, только массаж, – Вадим словно читает мои мысли. – Токсины надо, в том числе, и механически выгонять.
Я не очень понимаю, о чем он. Но безропотно иду за ним.
Обманул, разумеется. Но у меня ноль возражений по этому поводу. К тому моменту, когда скользкие от масла пальцы Вадима гладят меня там, где мне больше всего нравится, я капитулирую окончательно. Я признаю свое поражение.
Но в тот момент я еще не знаю, что сам акт о капитуляции с максимально четкими формулировками будет подписан через три дня.
***
Среда. Середина рабочего дня. Ничего не предвещает.
Приходит сообщение от Вадима
Вадим Коновалов: Соскучился ужасно. Поехали после работы вместе.
Я выпадаю из рабочей обстановки, просто сижу и смотрю на слова на экране смартфона.
Соскучился ужасно.
Что ты со мной делаешь, Вадим?! Ты не должен быть таким! У нас все «пока» и «только про секс»! В этом не может быть «соскучился жутко». Или… или это только я такая? Усложняю? Гиперболизирую? Или делаю еще какую-то лютую дичь?
Мои размышления прерывает звонок телефона. Татьяна, секретарша Бурова.
– Зайдите.
Прежде чем выйти из кабинета, набираю ответ:
Инна Ласточкина: Хорошо, только в машину я к тебе сяду за территорией клиники.
Вадим взбесится, когда прочитает, я это точно знаю. Но я упорно цепляюсь за идею «Никто не должен знать». Хотя, судя по словам Кирилла, уже знают – если не все, то многие.
Миссия провалена.
***
– Такие вот дела, ИнЛеонидовна, – Буров откидывается в кресле. – Понимаю, что мы с тобой о таком не договаривались. И даже если откажешься – пойму. Ну, – хмыкает в усы. – Почти пойму. Если надо время подумать – думай. Дня три у тебя есть. А потом мне надо что-то решать и отвечать.
Я медленно киваю. То, что сказал мне Григорий Олегович – не то, чтобы сильно меня удивило. О том, что в Сибири строят филиал клиники, я знала. Но вот то, что там сейчас про*бался субподрядчик, который монтировал информационную систему – это новые вводные. Но умение работать с форс-мажорами – без этого в нашем деле никак.
Кому-то надо лететь на место, разбираться, договариваться заново, контролировать, в общем – разгребать. И по-хорошему, это надо делать мне. Хотя, да, долгосрочные командировки при моем трудоустройстве не обсуждались. А там дел на несколько недель, а то и месяц, или даже два.
Надо бы соглашаться. Это профессионально. Это правильно. Но… Вадим.
А что – Вадим?
– День-два дайте на подумать.
– Понимаю. Уважаю. Думай.
***
Отставив в сторону вопрос «А что – Вадим?», я оставшееся время прикидываю, что и как. Все тут, на месте, вроде отстроено, и на несколько недель я могу уехать. Кирюха должен сдюжить. Если что, я все равно буду на связи. Кручу так и эдак, изучаю документацию по филиалу.
Но к концу дня окончательного решения у меня нет. Потому что – Вадим.
А что – Вадим?
Я не знаю – что!
Когда рабочий день заканчивается, я пишу Вадиму сообщение:
Инна Ласточкина: Я всю. Выхожу.
Пока собираюсь, пока то и се, и еще Кир мне звонит по поводу завтрашней текучки. В общем, минут через десять я еще на месте. И на мое сообщение нет никакого ответа. Оно даже не прочитано. Эй, Вадим, вообще-то это ты «дико соскучился»! Проходит еще десять минут. Ничего не меняется.
Я звоню. Вадим не отвечает. Набираю еще раз. Безрезультатно. Плюнув на свое «никто не должен знать», звоню Офицерову, он пока на месте и даже любезно сообщает мне, что Вадим из здания еще не выходил.
Так, что происходит?!
Начбез мне все также любезно сообщает, что там происходит. Хотя без понятия, откуда он в курсе.
– Там замес, ИнЛеонидовна. А мы же дежурим сегодня. Новости не читали? «Бэха» в остановку влетела. Весь фарш к нам.
Тогда понятно, откуда Офицеров в курсе. Там, может, пьяный. Может, полиция. В общем…
А потом весь смысл доходит до меня оглушительно и сразу. И «фарш» этот… Так вот что там происходит. Волна холодных мурашек накрывает меня.
Беру рюкзак, закрываю кабинет и спускаюсь на второй этаж. В лабиринте переходов я теперь как рыба в воде, каждый закуток знаю. Спустя десять минут я в хирургическом корпусе, еще через две минуты – в отделении Вадима.
Я здесь в третий раз. Первый раз заходила к Мише. Второй раз Вадим по этому отделению нес меня с матами на руках. Сейчас – третий.
Может, я себя уже накрутила, но мне кажется, что в атмосфере отделения я чувствую что-то. Там вроде бы нет никакой суеты, все спокойно. Но остается ощущение остаточного звенящего напряжения. Будто еще совсем недавно тут все было совсем-совсем иначе.
Мне попадается навстречу какая-то дородная женщина в белом, смотрит на меня внимательно. Я уже готовлюсь объяснять, кто я, но она вдруг кивает мне. Будто знает, кто я. Но я ее не знаю. Я вообще тут никого не знаю, кроме Вадима. А, еще Николя. Но он мне не попадается.
Навстречу идет явно кто-то из хирургов – тоже высокий, как и Вадим, только худее, моложе и бородатый. В темно-синем.
– Извините, – он останавливается, и я быстро считываю бейдж на его груди: «Алферов Евгений Сергеевич». – Евгений Сергеевич, а вы не подскажете, где Вадим Эдуардович?
Он какое-то время смотрит на меня молча, будто сканирует. Я уже собираюсь представиться, как он вдруг кивает.
– Пойдемте.
Мне почему-то не по себе от этого короткого «Пойдемте».
Мы идем дальше по коридору, потом за дверь, еще одну. И я вдруг оказываюсь… на пороге операционной.
– Тут еще не успели убрать.
Это я вижу. На полу что-то валяется, я даже не понимаю, что именно, в основном, белое. Иногда красное. А у дальней стены, прямо на полу, согнув ноги в коленях, положив руки на согнутые колени, сидит Вадим. Я вижу только светловолосую макушку.
– Что с ним? – получается шепотом.
– Спит.
Этот Евгений Сергеевич отвечает спокойно, как о чем-то обыкновенном. Будто это нормально, что человек спит на полу в операционной. Кажется, я где-то видела такие фотографии. Кажется, это символ героизма и самоотверженности врачей. Но когда я вижу это вживую, вот так, непосредственно, меня охватывает ужас.
– Почему… почему здесь? Может, его разбудить?!
– Не надо. Спит – и пусть спит. Ему сейчас надо. Через полчаса разбужу.
Алферов говорит все это по-прежнему спокойно. Меня начинает трясти. И вопрос, который я задаю, вылетает сам собой. Накладываясь на Офицеровский «фарш».
– Все… все прошло успешно?
Хирург молчит так долго, что я поворачиваюсь к нему. А он смотрит на Вадима.
– Два раза сердце запускали, – начинает он медленно и размеренно. – Я думал, Вадим Эдуардович анестезиолога убьет. Никогда не слышал, чтобы он так матом орал. Чую, будут потом под коньяк мириться, – он качает головой. – Помню, я, когда ему первый раз ассистировал, то сказал фразу… Вадим Эдуардович потом долго меня за нее троллил и говорил, что такая сентиментальность для хирурга – стыдно.
– Какая фраза? – тороплю я замолчавшего Евгения Сергеевича.
– Пациент никогда не узнает, как близок был к уходу на тот свет.
Осмыслить не успеваю. Алферов поворачивает голову, и я поворачиваю вслед за ним. Теперь он смотрит на большой белый экран у противоположной стены, на нем черные прямоугольники. С запозданием пониманию, что это рентгеновские снимки.
– Вот он меня в сентиментальности обвиняет. А сам, знаете, как это называет? – мотает головой в сторону белого экрана.
– Как?
– Портал к Богу.
Это последняя капля. Я больше не могу здесь находиться. В месте, где забирают людей с порога на тот свет. Где открывается портал к Богу.
Мы выходим в коридор.
– Так вы его разбудите?
– Обязательно. Вадиму Эдуардовичу передать, что вы его искали?
Судя по всему, этот Алферов знает, кто я. А не все ли равно теперь? И что ответить? Нет? Что Вадим сам увидит мои звонки и сообщения? Киваю утвердительно.
– Да, передайте, пожалуйста. Что я его искала. Он знает… по какому делу.
Алферов невозмутимо кивает в ответ.
Я возвращаюсь в административный корпус. По дороге покупаю в кофейном автомате большой стакан капучино, открываю свой кабинет, сажусь за стол и бездумно пью кофе. Когда звонит телефон, остатки кофе проливаются на стол.
Это Вадим.
– Привет. Уже убежала? Извини, я тут слегка застрял.
– Я тебя жду.
В ответ пауза.
– Ладно. Тогда… где тебя подхватить?
– У твоей машины встретимся.
Как будто повторяется та ситуация, когда Вадим демонстративно ждал меня после нашего апдейта в субботу. Я стою у его машины. Сейчас мне плевать, если меня кто-то увидит рядом с его машиной.
Когда он подходит, я ничего не могу с собой поделать – вглядываюсь в его лицо. Если бы я не знала… Если бы не видела его спящим на полу операционной… Я бы сейчас ни за что не догадалась, что было сегодня в его рабочем дне. Я бы не понимала чего-то очень важного.
– Я за рулем, – мой тон максимально не терпящий возражений. Вадим не спорит, пожимает плечами.
Открывает передо мной водительскую дверь.
– На гашетку сильно не дави, она дурная.
Мы едем молча. Пока не знаю, о чем говорить, я пока все еще подбираю слова. А Вадим… На половине дороги я замечаю, что он снова уснул.
Да, все повторяется, только со сменой ролей. Теперь я везу его спящего с работы. Но есть, что называется, разница. Если я не справлюсь, плохо выполню свою работу, то, например, встанет регистратура. И весь холл клиники будет полон злыми возмущенными людьми.
Живыми людьми.
А если Вадим не справится со своей работой, то человека не станет. Человек уйдет через портал. Запоздало удивляюсь точности сравнения. Этот матовый белый экран с черными снимками действительно похож на портал. И Вадим тот самый человек, который может его открыть или закрыть.
Мы останавливаемся на светофоре, я поворачиваю голову и смотрю на Вадима. Вот в соседнем кресле спит человек, в силах которого решать, будет жить человек или нет.
Я же знала это. Теоретически. Но просто не задумывалась. Ведь у хирургов на операционном столе кто-то умирает. Не могут выживать все. Сколько у тебя таких было? Что ты чувствовал? И почему я раньше ни разу, вообще ни разу не задумалась о том, из чего состоят твои рабочие будни?!
Вадим просыпается ровно в тот момент, когда мы подъезжаем к шлагбауму. Несколько раз моргает, потом просыпается окончательно. Достает телефон, чтобы открыть въезд.
– Магнитные бури, наверное, – вздыхает. – Снова вырубило. Я у тебя спящая красавица.
– Ты у меня восьмидюймовочка.
Ухмыляется этой незамысловатой шутке. А я думаю о том, рассказал ли ему Алферов о том, что приводил меня в операционную, и я видела там Вадима спящим на полу. И почему-то мне кажется, что не сказал. Не знаю, почему.
***
– Ты меня побьешь. И будешь права. Сам же позвал, но…
Я смотрю на то, как Вадим медленно снимает кроссовки
– Ты даже есть не будешь? Сразу спать?
Кивает виновато.
– Сам не знаю, что со мной такое сегодня.
Я знаю. Машу рукой в сторону спальни.
– Нет, – упрямится. – В душ я все-таки схожу.
Я как раз наливаю себе кофе – я освоилась с кофеваркой Вадима, когда слышу, как он шлепает босыми ногами из ванной. А потом окликает меня из спальни.
– Инн…
Кофе отменяется.
Скидываю джинсы и футболку, устраиваюсь рядом. Вадим в одно движение притягивает меня к себе, утыкается носом в грудь. У меня там не во что особо утыкаться, так мужчины должны утыкаться размер минимум в пятый. Но Вадима все устраивает, умиротворенно сопит. Рука моя сама собой поднимается, ложится на его макушку, ерошит волосы. Вадим что-то довольно буркает, а потом, скоро, под движением моих пальцев, затихает.
Засыпает.
И я, медленно пропуская через пальцы короткие волосы, чувствуя размеренное дыхание себе в грудь, подвожу итог. Признаю неизбежное.
Мужчина может быть привлекательным внешне, и ты получаешь удовольствие от того, что на него смотришь. И даже от того, как тебе завидуют другие женщины.
Мужчина может быть потрясающим любовником, и в постели с ним ты забываешь обо всем.
Он может быть умным, с прекрасным чувством юмора, интересным собеседником. Но сваливает с ног и окончательно подкашивает тебя другое. Когда ты восхищаешься им. Не потому, что так пишут в гламурном глянце и советуют гуру-блогеры по женской части. Не потому, что мужчиной обязательно надо восхищаться и всячески его хвалить, чтобы он, болезный, не зачах.
А потому, что не восхищаться им невозможно. Потому что он делает что-то, для тебя совершенно немыслимое, недоступное, невероятное. И чем больше он делает вид, что ничего особенного не происходит, тем сильнее твое восхищение. Может, не у всех так. Может, это у меня через такое место все приходит. Но именно сегодня, увидев Вадима в его ипостаси «человека с платиновыми руками», я безропотно принимаю произошедшее со мной. Как бы это ни было дико, странно, неправильно, оно случилось.
Я убираю пальцы, прижимаюсь губами к светловолосой макушке и шепчу в нее.
– Я тебя люблю.
Я скажу это один раз. И когда ты спишь.
***
Утром я просыпаюсь первой. С одной стороны, это странно, учитывая то, сколько вчера спал Вадим. Это я вчера вечером долго не могла уснуть, пила холодный, а потом горячий кофе и листала обнаруженную книгу «Очерки гнойной хирургии». Познавательно.
А, с другой стороны, это свидетельствует о том, сколько вчера было затрачено сил – если требуется такое длительное их восстановление. Что это именно оно, сомнений у меня нет. И больше я о вчерашнем не думаю. Запретила себе.
Вадим просыпается как раз к кофе. Является на кухню, сонный, взъерошенный, в одних трусах. И кажется абсолютно довольным жизнью. Я отворачиваюсь к кофемашине, а он обнимает меня сзади, трется щекой о макушку.
– Я не знаю, где там у тебя пекарня. Но бутерброды могу сделать. Будешь?
– Буду. Я голодный, как крокодил после спячки.
– Разве крокодилы впадают в спячку?
– Представь себе. Сам был в шоке, когда узнал. Когда условия неблагоприятные, вырывают себе ямку, самозакапываются в нее и впадают в спячку. Ладно, – вздыхает, чмокает меня в макушку. – Сейчас в душ схожу и самооткопаюсь.
Потом мы завтракаем. И даже не в тишине, хотя лично у меня все еще сохраняется проблема с подбором слов. Зато Вадим отдувается за двоих, причем говорит о работе. Но не о том, что было вчера. А о клинике Булата, о каких-то эпизодах, когда он консультировал. Смешно рассказывает. Но мне почему-то не хочется даже улыбаться.
– Вадим, мне надо тебе кое-что сказать.
Он делает глоток кофе.
– Давай.
– Я уезжаю в командировку.
– Какая у тебя может быть командировка, у тебя же все твое хозяйство здесь? Или… – он отставляет чашку. – На учебу? Повышение квалификации? Что там у вас?
– У нас там открытие филиала в Новосибирске.
– А… – он берет чашку, сразу же снова отставляет. – Ну да. Знаю. Меня Буров грозится туда после открытия заслать – мастер-класс местным показывать. Затейник. Так ты надолго?
– Не знаю.
– Что значит – не знаю? – Вадим резко встает из-за стола, достает из холодильника банку ореховой пасты. – Давай, я тебе бутерброд сделаю, ничего же не ешь. Кешью и миндаль, вкусная. Инна, что значит – не знаю?! День, два, три?!
– Три недели минимум. Скорее всего, дольше. На месте видно будет.
Вадим аккуратно и сосредоточенно намазывает на бородинский пасту. Я за этим наблюдаю. Он протягивает бутерброд мне.
– А как же я?
И я замираю с протянутой рукой. Вадим вкладывает мне в пальцы бутерброд.
– Да ладно, шучу я. Справлюсь. Да и вообще… – он кивает на бутерброд. – Давай, ешь, и пошли меня налюбливать впрок, мне в ближайшие несколько недель светит сухой паек.
Вадим… Ты бы хоть слово какое-то другое употребил. А не то, в котором есть хотя бы намек на любовь.
Я смотрю на аккуратный и, наверняка, вкусный бутерброд.
– Ты уверен, что это можно сделать впрок?
– Конечно, нет, – он резко встает из-за стола. Бутерброд отправляется на тарелку. Вадим так же резко подхватывает меня на руки. – Но мы обязательно попробуем.
***
Новосибирск встречает меня осенью и дождем. Я заселяюсь в гостиницу, потом еду во временный офис клиники, оттуда – сразу на стройку. К этому времени дождь прекращается. Работа там кипит вовсю, приступили к отделке. Мне выдают жилет, каску, и ближайшие несколько часов я провожу, лазая по этажам бетонных перекрытий в компании прораба. Потом снова офис, где мне выделяют не кабинет, но вполне себе светлый и комфортный закуток.
По классике жанра в первый же день моего отсутствия у Кирюхи случается форс-мажор, и я разрываюсь между вниканием в дела здесь и удаленным разруливанием проблем там. В общем, я в мыле, добираюсь до гостиницы поздним вечером и после душа наконец-то падаю в кровать с телефоном. Даже есть не хочется. Все-таки с такими запросами в своей профессиональной деятельности я сталкиваюсь в первый раз. Я понимаю, что делать, мне ясны задачи и последовательность их исполнения. Просто их слишком много. И на каком-то этапе, и не на одном обязательно что-то пойдет не так. Закон Мерфи работает всегда. В общем, я тут, похоже, надолго. На месяц точно.
И это, наверное, неплохо. Это, возможно, поможет мне сохранить себя. Сохранить лицо. Гордость. Что там еще сохраняют, когда ты любишь, а тебя трахают. Я без понятия, первый раз в такой ситуации.
Не мелодраматизирую. По крайней мере, уверена в этом. Ни о чем не жалею – ни о том, что встретила Вадима, ни о том, что умудрилась влюбиться в него. Нет-нет, мысль о том, что Вадима могло бы не случиться в моей жизни, пугает меня. Как это – без Вадима?! Это невозможно.
Я так устала, что сил рефлексировать на тему наших отношений у меня нет. Я открываю переписку с ним. Он с утра спросил с меня, долетела ли я. Я ответила, что да. Но больше за весь день я не заходили в чат с ним, хотя Вадим что-то мне писал.
Я открываю сообщения. Там стандартные вопросы – где заселилась, как погода, есть ли понимание по срокам. Снова закрываю чат.
Отвечу завтра. Может быть. Или послезавтра. Я собираюсь за этот месяц приучить и его, и себя к тому, что нас больше нет. Нас и не было, собственно. У нас было только «пока мы вместе». Оно закончилось.
Нет, сил на рефлексию и душевные страдания реально нет. Перед глазами мелькают бетонные перекрытия, страницы договоров, завтра на склад закупленного оборудования ехать…
Кладу телефон на тумбочку, натягиваю на себя одеяло и мгновенно засыпаю.
***
Я смотрю на телефон. Смотрю так, как никогда раньше не смотрела. Для современного человека смартфон – лучший друг, окно в мир, то, благодаря чему ты никогда не будешь одинок. Но я сейчас смотрю на свой смартфон с тоской. И дело совсем не в том, что Кирюха мне накидал вопросов – справляется он там пока со скрипом. Но справляется же.
А вот я не справляюсь. Идея спустить все на тормозах теперь кажется мне не очень. Или это Вадим делает все, чтобы она оказалась не очень. Он не понимает намек в виде моего упорного игнора. Пишет и пишет. Вчера звонил – я не взяла трубку, отделалась коротким: «Не могу говорить, занята». В десять вечера, ага. Наверное, надо было все-таки поговорить с ним до отъезда. Объяснить.
Что объяснить?!
Пытаюсь представить гипотетически этот разговор. «Слушай, Вадим, тут такое дело. Я неожиданно в тебя влюбилась. Ага, прикинь, какая дичь, сама в шоке. Что думаешь?».
Я со стоном переворачиваюсь на другой бок, натягиваю на себя с головой одеяло. Я в домике.
У меня кишка тонка для такого разговора. Я обязательно раскисну, расклеюсь. Да я разревусь, точно! А я этого не хочу. Мне же надо что-то сохранить, только я уже не понимаю – что. Лицо, гордость? Остатки мозгов, которые еще не расклевали подрядчики, Кирюха и на десерт – Вадим?
Зачем он звонит, вот зачем?!
Я понимаю, зачем, чего уж. Для него же ничего не поменялось. Это у меня тут мир того-этого… опрокинулся.
Слегка.
А у Вадима все по-прежнему. «Пока мы вместе» и профилактика аденомы предстательной железы. Я вспоминаю его, спящим на полу операционной. И мне теперь абсолютно понятен его цинизм. Если все воспринимать сквозь призму эмоций – при его работе так можно быстро чокнуться. Сейчас мне это очевидно. Единственное, что мне по-прежнему непонятно – что делать с собой. И, опять же, единственное, на что я могу рассчитывать – это то, что время на моей стороне. И подрядчики с контрагентами тоже, да. Потому что, судя по тому, как все идет, застряну я тут на месяц минимум. И мне это на руку. Кирюха, правда, взвоет, но ничего, пусть учится. По бразильской системе.
***
Вадим записал мне голосовое. На целых две с половиной минуты. Я смотрю на него практически с ужасом. Что там?! «Я ни черта не понимаю», «Что происходит, на хрен?!» «Иди ты в жопу!», «Ладно, я понял, всего хорошего». Все эти варианты вызывают у меня желание порыдать. Но нельзя.
– Инна, все готово, можем ехать, – ко мне в келью заглядывает Виктор Карташов, будущий начальник ИТ в филиале.
Ладно, прослушаю вечером. Куплю бутылку вина, залезу под одеяло, буду слушать на повторе и рыдать. Я встаю.
– Отлично. Поехали.
***
В сообщении Вадима нет ничего такого. Оно даже… оно даже милое, насколько Вадим может быть милым. Там нет ничего из его обычного арсенала – ни язвительности, ни шокирующей физиологии. Начинается оно феерично: «Инна, так нельзя. Я же волнуюсь».
Тут я ставлю на паузу, делаю пару глотков прямо из бутылки, прислушиваюсь к себе – уже готова рыдать? Пока вроде нет, и я снова включаю воспроизведение. Дальше все вполне прилично, про то, что Вадим понимает, что у меня там до хрена работы, но можно же выкроить пятнадцать минут в день, и что он очень рассчитывает, что завтра мы сможем поговорить. Все заканчивается «Я завтра позвоню часов в десять по вашему времени, нормально?».
Что я делаю? Я ополовиниваю бутылку вина, перевожу телефон на беззвук и залезаю под одеяло. Я в домике. Я рыдать.
Проревевшись, лежу с пустой гудящей головой и пытаюсь остатками в ней думать. Вина больше не хочется.
Ну а вдруг…. Вот вдруг… вдруг… Вдруг Вадим что-то ко мне тоже чувствует? Ну а вдруг?! Я на секунду допускаю эту мысль, всего на какое-то маленькое мгновение. И – все. Мою фантазию уже не остановить.
Я представляю, абсолютно отчетливо, как Вадим наклоняется ко мне, как обхватывает лицо ладонями и шепчет, прижавшись лбом ко лбу: «Я люблю тебя, Инна». Я это представляю так ярко, так отчетливо, что все во мне замирает от того, как это сладко. И моя фантазия, уже не встречая никого сопротивления с моей стороны, несется дальше вскачь. В те области, куда я никогда, никогда раньше не заглядывала.
Я вижу нас с Вадимом в зале торжественной регистрации. Ему невероятно идет в темном костюме, белоснежной рубашке и галстуке. Он такой очень серьезный, торжественный и от этого немножко смешной. Любимый. Я и себя вижу отчетливо, в элегантном белом платье и с цветами в волосах. Вижу, как Вадим смотрит на меня, перед тем, как надеть на палец кольцо – смотрит тем самым взглядом, который без слов говорит женщине, что она – та самая, самая-самая и единственная. На меня никто так никогда не смотрел, но я почему-то отчетливо представляю этот взгляд у Вадима. А вот его руки мне представлять даже и не надо, я их видела много раз. Красивые сильные руки – большая ладонь, длинные пальцы, выступающие вены на предплечьях. Платиновые руки. И я отчетливо вижу, как надеваю на безымянный палец этой очень красивой мужской руки обручальное кольцо – черт с ним, пусть будет платиновое, гулять – так гулять!
Все это такое яркое, живое, почти настоящее – это кино в моей голове, что сценарий разгоняется на максималках.
Я вижу себя беременной! Никогда… никогда не думала, не представляла, это было где-то за горизонтом моего планирования жизни, и – вот! На краткий миг перед моими закрытыми глазами мелькает картина меня самой с таким аккуратным пузиком, а потом… Эй, фантазия, остановись!
Я вижу Вадима с младенцем на руках. Он пухлощекий и беленький, как Вадим. И… у меня даже на краткий миг мелькает имя. На такой краткий, что я это имя не фиксирую. Но оно точно было, потому что Вадим называет ребенка. Не только по имени, но и по отчеству почему-то! Кто-то-там Вадимовна.
У нас дочь.
Так.
Стоп.
Вот это – точно край. Или понесемся дальше, до внуков? Чего мелочиться?
Я резко, ногами сбиваю одеяло. Мне нужен душ. Прохладный. Точно.
Я тут за пару минут уже нарисовала себе свою будущую совместную жизнь с Вадимом. Получилось очень ярко, живо, почти как настоящая. Нет, скорее как финал турецкого сериала. Я не смотрела ни одного, но Альбина регулярно мне скидывает рилсы оттуда. Там даже блондины попадаются.
Так вот. Суровая правда заключается в том, что Вадим из моих фантазий а-ля-турецкий-сериал и реальный Вадим Коновалов – это два очень разных человека.
И я иду в душ.
