Текст книги "Хирург Коновалов (СИ)"
Автор книги: Дарья Волкова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 12 страниц)
Глава 6.
Я даже не ожидал, что Ласточка под платюшком окажется такая. Да я пессимист, оказывается. Все там соответствует масштабам. И под мои руки прямо как по заказу.
Мы пиз*ец какие шумные. Инна ахает, охает и что-то еще делает горлом. Я вообще дышу как кабан на гоне, еще чуть-чуть – и хрюкать начну от возбуждения. Ну а чего она? Так льнет, так ластится, так реагирует!
Я отстраняюсь, чтобы оглядеть. Лучше бы не делал! Я, оказывается, успел с того раза, когда она везла меня домой, конкретно завестись. В башке, естественно, не членом. С заведенным членом неделю не походишь, а вот с фантазиями в голове – запросто. Настроился на долгую осаду, что ли? И оказался не готов к тому, как Ласточка вдруг капитулирует. Оказался не готов к пьяному взгляду из длиннющих ресниц, от того, как быстро реагирует ее тело на мои прикосновения, как реагирует мое тело на ее запах.
Феромоны у нее бомбические Чет прям срывает крышечку. И, одновременно, привычный сценарий – взять свое, а потом уж, если не получится вместе, позаботиться о даме – дает трещину.
Давай, Ласточка. Покажи мне путь в свою прекрасную страну.
Я наклоняюсь, подвожу одну ладонь под ее поясницу. Я бы уже и рад ей выдать авансом за хорошее поведение, но пальцы – это моя сильная сторона объективно. Первый раз лучше пальцами, получится гарантированно. Инна послушно прогибается мне навстречу, тянется. Мы соприкасаемся губами, и я глотаю ее потрясенное «А-а-а-а-ах-х-х-х…», когда кладу пальцы между ее бедер. Они тут же дергаются, раскрываясь сильнее.
Вот так, вот умница. Это я называю «хорошее поведение».
Ласточка ведет себя идеально. Стонет, ахает, кусает губы, ерзает. В общем, всячески подсказывает, как и где ей больше всего нравится. Но ошибиться и так невозможно. Нам нравится одно и то же. И я с кайфом глотаю ее охи и стоны, пока мои пальцы гладят, раздвигают, трут и перебирают сокровища ее волшебной эльфийской страны.
Странная чушь лезет в голову. Вещи надо называть своими именами. Но меня по-прежнему ведет в сторону всякой чуши. Потому что от ее стонов мне в губы все внутри гудит и вибрирует. Потому что у нее не только щеки розовые, но и грудь тоже. И совершенно провалившийся внутрь, в себя, в ощущения, взгляд.
Пора.
Я не знаю, как мужики промахиваются. Там же невозможно промахнуться. Может, потому, что на каком-то корпоративе Буров всем заинтересованным целую схему нарисовал, со стрелочками. А мы шефу доверять привыкли. А, может, потому, что мимо это гладкой нежной точки на женском теле невозможно промахнуться – если эта точка уже не точка, а прямо сама просится под твой палец.
Давай, Ласточка, взлетай.
Всхлипы, охи, дорожки слез по щекам. Даже вот так? Ты меня доканаешь. Я едва сдерживаюсь, пока жду, когда хоть немного утихнет дрожь ее тела. А потом – все в спринтерском режиме. Презерватив, ее бедра в стороны, рывок.
Кайф.
Узко, туго, горячо. Еще остаточно пульсирует оргазмом. Замираю на секунду, ловлю ее взгляд: «Все нормально? Комфортно, не больно?». Первый раз – это всегда про границы. Взгляд у Инны все такой же «не здесь», еще внутри, в ощущениях. Но она вдруг поднимает руку и гладит меня по щеке. От этого простого жеста срывает. Вот прямо совсем.
Но я все же начинаю двигаться осторожно, проверяя границы – мы физически с Инной очень разные габаритами. А их нет. Нет никаких границ. Она пропускает меня везде. И я срываюсь окончательно в перфоратор в ударном режиме.
Так даже стадо кабанов на гоне не дышит. Инна подпевает мне охами и всхлипами, периодически кусая в плечо. Ух ты. Понимаю, что она, скорее всего, еще раз… Еще и мультиоргазменная. Вот это подарок так подарок. Пара точных движений пальцев, и я понимаю, что это правда. Ласточка заходит на второй круг. Давай, милая моя, давай.
Еще несколько глубоких, резких, до упора толчков – и Ласточка все-таки уносит все стадо кабанов на гоне в волшебную страну эльфов.
Господи, какая же чушь лезет в голову…
***
Мне тяжело дышать. Меня впервые придавил собой огромный, двухметровый, только что кончивший мужик. Нет, мне самой грех жаловаться. И один раз-то не всегда получается, а тут два. И первые секунды мне по хрен, кто на мне лежит, и сколько в нем сантиметров и килограммов. Кстати, кажется, Шестидюймовочка соврала. Думала, мужики врут в большую сторону. А Вадим… Не знаю, сколько там дюймов и сантиметров, а внутри ощущается великолепно. А вот после и снаружи под Вадимом можно задохнуться.
Но я не успеваю пискнуть или шевельнуться, он реагирует раньше. Приподнимается, перекатывается в сторону, шумно вздыхает.
– Никогда не курил, а сейчас закурил бы.
Наверное, это… что? Комплимент? Высокая оценка только что случившегося? Из меня все слова Вадим так качественно выбил, что они не торопятся обратно. Чувствую, что он смотрит на меня. Лежит рядом, не касается, просто смотрит.
Девушкам, кажется, если не всем, то многим, свойственно стесняться собственной наготы после секса. Особенно, если это была близость с новым партнером. По крайней мере, мне прикрыться очень хочется. Но сил на это нет. Их хватает только на то, чтобы повернуть все-таки голову к Вадиму. А чего он на меня смотрит?
Рядом со мной лежит незнакомец. Куда-то делся Норильск. Совсем. Впрочем, когда в тундре полярное лето, она вся и мгновенно расцветает яркими красками. Полярное лето короткое, но буйное.
Что за чушь лезет в голову…
– А тирамису нас, между прочим, ждут. Я не пошутил, – подмигивает мне Вадим.
Тирамису. Отлично. Именно то, что сейчас надо.
– Кто идет первым в душ?
– Я.
***
Сижу на кухне, жмурюсь на яркий солнечный свет, прихлебываю кофе. В целом, прекрасное утро воскресенья. Телефон показывает сообщение в нашем общем с подругами чате.
Альбина: Так, ведьмочки, напоминаю, сегодня у нас в четыре слет на Лысой горе.
Появляется зевающий эмодзи от Риммы, я ставлю знак одобрения. И переключаюсь в чат с Вадимом. У нас там с ним вчера было бурно.
И я возвращаюсь мыслями во вчерашний вечер.
Я сбежала. Он ушел в душ, а я быстренько оделась и сбежала. Даже мыслей никаких не помню по этому поводу. Просто подорвалась с места, будто под кровать двести двадцать подвели, быстро-быстро одежду накинула и вон из квартиры. Возмездие меня нагнало уже в такси.
Вадим Коновалов: Ты жопа, ты в курсе?
Мне почему-то хочется улыбаться. Я вообще сейчас малоадекватная.
Инна Ласточкина: У меня и другие части тела есть.
Вадим Коновалов: В данный момент меня интересуют только musculus gluteus. Так бы и наладил тапком!
Мне приходится гуглить. Любите вы, Вадим Эдуардович, латынь.
Инна Ласточкина: Почему именно тапком?
Вадим Коновалов: Потому что рукой больнее будет.
Меня никто никогда не бил. Даже в шутку. Разве что фирменные мозгопрочистительные подзатыльники от Римыча, но это же не считается. Поэтому – а, может, не только поэтому – мысль о соприкосновении руки Вадима и моих musculus gluteus вызывает у меня странную реакцию. Не страх точно. Но явно не ту, на какую Вадим рассчитывал. А, может, на это и рассчитывал, кто его знает?
Вадим Коновалов: Ты уже дома?
Бросаю взгляд в окно.
Инна Ласточкина: Почти.
Вадим Коновалов: Пришли подтверждающее фото из дома.
Вот это ничего себе заявка! С какого перепуга я должна тебе отчитываться, Вадим Эдуардович, что доехала до дома? Да еще с подтверждающим фото? Я даже родителям уже давно так не отчитываюсь!
Инна Ласточкина: Нюдсы тебе прислать?
Вадим Коновалов: Хуюдсы! На хрена мне твои нюдсы, ты мне тут нужна, не на фото. Жду.
Ждешь? Чего? Того, что я сейчас развернусь и приеду обратно? Нет уж. Такси притормаживает у подъезда.
Спустя пару минут я присылаю Вадиму фото прямо из прихожей – снимаю себя в зеркале. Да уж, пьяная помятая пионервожатая. Мне прилетает ответное фото. А вот это почти нюдс. Вадим сидит за столом без футболки. На столе – креманка с тирамису. Во рту Вадима ложка, глаза прикрыты, на лице – демонстративное наслаждение вкусом.
И я зависаю на этом фото. Разглядываю роскошные плечи, красивущие руки с чуть выступающими венами, прикрытые глаза, ложку, зажатую мужскими губами. Вот это вот все еще час назад было мое.
И на эту тему надо обязательно порефлексировать. Решительно гашу экран и иду в ванную.
Уже лежа в ароматной пене и аккуратно, по ниточке разматывая сегодняшний вечер, вдруг понимаю такую удивительную вещь, что даже открываю глаза. Я же бритый пах так и не рассмотрела! Да я вообще, если честно, мало что рассмотрела. Не до того было. Меня так накрыло ощущениями, что я вообще ничего не видела. Зато чувствовала!
Это вообще был лучший секс в моей жизни. Я даже не знала, что секс бывает такой. Это Вадим такой умелец? Или?..
Вот вообще – какого черта?! Я сердито плюхаю ногой, взбивая пену. Какого черта вот это все было: «Моя любимая коленно-локтевая», «В губы сразу не целуюсь», «Куни только за хорошее поведение». Про все соврал, не только про шесть дюймов! Целуется умопомрачительно, взял в традиционно миссионерской, куни… У меня вспыхивают щеки. Если уж он так пальцами умеет, то… Ой, нет, лучше не фантазировать! Резко протянув руку, я включаю холодную воду. Так, мне надо срочно остыть.
И все-таки, уже перед сном, я никак не могу изгнать из головы мысль, что бритый пах я обязана увидеть вживую. Разглядеть. Может, этой мой единственный шанс.
Господи, какая же чушь лезет в голову…
***
– Ну, рассказывай, – Алька крутит в бокале с аперолем соломинку. – Как там на новом месте работы?
– Хорошо, – искренне отвечаю я. Ну ведь и правда, все хорошо. От самой главной головной боли я избавилась. Вся эта история с Кузнецовым вообще теперь кажется мне достаточно малозначимой. Не могу понять, чего я так рыдала из-за этого говнюка. Ну, подумаешь, гадостей наговорил. Это не про меня, это человек из себя иного исторгнуть не может. Теперь мне это очевидно. Как, однако, за выходные я голову качественно пересобрала. Или мне ее пересобрали.
– А вид такой загадочный, – деловито щелкает зажигалкой Римма, прикуривая. Я вспоминаю слова Вадима про «закурить» и умоляю щеки не краснеть. – Давай, давай, мы желаем грязных подробностей. Как оно работается под началом гинеколога? Не пристает ли?
Алька фыркает, а я неожиданно выкладываю подругам все подробности истории с Кузнецовым. Вот вообще все. Молчу только о том, как рыдала на груди у Коновалова.
– Мудак, – резюмирует лаконично, в своем стиле Римма.
– Теперь понятно, почему они хотели женщину на эту должность. С такими мужиками… – бормочет Альбина. – Извини, подруга. Не знала, что подложила тебе такую свинью.
– Да ты что, все нормально! Я на самом деле тебе очень благодарна. Классное место работы. Спасибо, Аль.
Можно было бы, конечно, еще добавить: «Спасибо, Альбина, за два потрясающих оргазма». Ведь благодаря Альбине я работаю с Вадимом, и вот это все случилось. Но вряд ли Аля оценила бы такой юмор. Вместо этого говорю другое:
– Кстати, Алюш, у тебя нет на примете толкового парня на эту должность?
– У меня есть.
Мы обе оборачиваемся к Римме. Она пожимает плечами.
– Кирюха.
– Когда вырасти успел?
Римма лишь пожимает плечами.
Кирилл – младший брат Риммы. Когда мы оканчивали университет, он только поступил. Да, на ту же специальность. Для нас он всегда был младшим и от того, конечно, бестолочью. Но если нам уже по тридцать два, то Кирюхе, получается, двадцать восемь. Вполне себе сформировавшийся спец должен уже быть.
– И как он? – осторожно спрашиваю у Риммы.
Она выпускает длинную струю дыма.
– Годный. Выдрессирован мною лично. Не подведет.
А почему бы и нет? Киваю решительно.
– Пусть приходит.
***
Воскресенье дальше, после встречи с подругами, в режиме отдыха. Смотрю сериал. Перед сном немного рефлексирую, но умеренно.
В понедельник является Кирилл. Охренеть, как вырос и заматерел. Помню его еще прыщавым задротом, а теперь он, оказывается, такой прямо настоящий мужик вырос. Они похожи с Риммой, он тоже высокий, но вполне обросший мужицким мясом. Пришел при полном параде, и деловой костюм на Кирюхе сидит, в отличие от меня, как надо. Но, что самое главное, в башке полный порядок. И мозги на месте, и явно видно, что это брат Риммы. Не в том смысле, что выдрессирован, а в том, что серьезное отношение к делу – это у них с Риммой семейное.
В общем, я всем довольна, Кирюха тоже заинтересован. Буров дал мне карт-бланш на подбор персонала, ни с кем согласовывать не надо. Пасьянс складывается.
Я встаю.
– Ну что, пошли оформляться. Завтра выходишь?
Кир встает вслед за мной. Кивает.
– Выхожу.
***
– А что это у тебя за мужчинка симпатичный тусовался? – от Женьки ничего не скроется.
– Тебя посадят за совращение малолетних.
– Да ладно? А по документам вполне себе совершеннолетний.
– Женя! Это младший брат моей подруги.
– М-м-м-м-м, очередная протекция…
– Он очень толковый парень! – возмущаюсь. Это же совсем другое! – Прекрасный специалист.
– А еще симпатичный. И жопка такая ладная.
И когда рассмотреть успела?!
Женька ставит передо мной стаканчик с кофе, кладет шоколадку.
– Добро пожаловать на кофепой, Ласточка Леонидовна. Что не женат, уже знаю. Подруга есть?
Я беру кофе, делаю глоток, жмурюсь от удовольствия. А что, в конце концов… Свободен Кирюха или нет – это я не знаю. И даже спрашивать у Римыча не буду. Она вообще, может, и не в курсе. Скрытность – это у них тоже, вполне вероятно, семейное. А Женька – деваха взрослая, сама справится.
– Сама, матушка, сама.
– Значит, благословляешь?
– Не возражаю, – Женька отвешивает мне шутовской поклон. Да не благодарите. – Главное, чтобы не в рабочее время и не на рабочем месте.
– Обижаешь.
Это только мне можно у Коновалова на груди прямо в кабинете рыдать. Но я так больше делать не буду. Нет-нет, только не в рабочее время и не на рабочем месте.
А ни на каком месте не получается.
Коновалов меня игнорит. До меня это доходит только к среде. До этого я занята введением Кирилла в курсе дела. Но, как только я, наконец, немного выдыхаю от трудовыебудней, то этот факт до меня доходит в своей оглушающей неприкрытости. Ни звонка, ни сообщения. Ни-че-го. Последнее сообщение в чате – то самое фото с тирамису. Заглядываю в общий рабочий чат. Там Вадим Эдуардович отличился претензией к лаборатории и последующим разбором полетов. Что-то они там не поделили. То есть, жив-здоров, работает, кошмарит лабораторию. Просто на меня ему по хрен.
Ах, вот как? Одноразовая акция была? Аттракцион невиданной щедрости?
А чего я ждала, собственно? Вспоминаю его «декларацию о намерениях». Но вот там же все было предельно честно и понятно. Все про секс. И только про секс. А я… А что – я?
А я ничего. Резко встаю, подхожу к окну. А я так не умею. У меня ни разу не было отношений, которые только про секс. Точнее, не так. У меня ни разу не было так, что секс – это просто секс. Всегда были сначала какие-то отношения. Человеческие. Флирт. Привязанность. Ну, что-то такое еще. А тут… Тут, получается, секс в голом – очень голом виде. И все. И больше ничего. Зато секс потрясающий, этого не отнять. Но на меня наползает ощущение какой-то… какой-то грязи. Наверное, это неправильно. Наверное, Вадим прав. Это всего лишь физиологическая потребность. Только я, оказывается, так не умею. Этот прекрасный взрослый мир с взрослым отношением к сексу – не для меня. Я снова чувствую себя, как однажды уже ощущала в присутствии Вадима – будто он гораздо взрослее меня. Будто он взрослый, а я – ребенок.
А это не так. Просто эти его правила мне не подходят.
И вообще, какого черта ты мне тогда про симпатию втирал? Это вот такая у тебя симпатия? Твой член симпатизирует моей вагине? И они чувствуют вместе? Охрененно чувствуют, это правда. Но это же не значит, что…
Я не придумываю, что. Я просто чувствую, как меня накрывает обидой. И злостью заодно. Спасает меня Кирюха. По телефону.
– Инна, я зайду? У меня все готово пор вчерашнему разговору.
– Давай.
***
Вадим Коновалов: На субботу все в силе?
Смотрю на его сообщение в состоянии полнейшего охреневания. То есть, вот такой формат, да?! Секс по субботам, а между ними – полный игнор? А не пошли бы вы в пеший тур с сексуальным уклоном, Вадим Эдуардович!
Не отвечаю. Заблочить бы, но ведь мы, как ни крути, коллеги. Мало ли. От Вадима приходит еще пара сообщений из той же серии, я их игнорирую.
Но вот проигнорировать его пятничное явление в мой кабинет невозможно.
Аккуратно закрывает за собой дверь.
– Почему не отвечаешь на сообщения?
Я холодна и спокойна. Норильск теперь во мне.
– Дел много.
– У меня тоже.
Стоим, молча глядя друг на друга.
– Что случилось?
– Ничего, – тыкаю пальцем в ноутбук. – Работаю.
– Так, что не нашлось минуты набрать мне сообщение?
– Ну, у тебя же за всю неделю не нашлось минуты набрать сообщение мне.
Так, только без дурацкой дрожи обиды в голосе!
Еще одна пауза.
– Ты на меня обиделась, что ли?
У меня начинает колоть в горле, и мне это совсем не нравится. И появляется ощущение, что я солью этот разговор. Не выстою.
Вадим делает шаг ко мне. Я неосознанно прячусь от него за кресло. Вадим замирает. Молчит долго.
– Слушай, у меня была совершенно беспросветная неделя, правда. Все как с ума посходили, косячат. Может, видела в общем чате, там лаборатория… – дергаю плечом. Я из всех слов, что были в разборе полетов хирургии с лабораторией, поняла только предлоги. – Да еще отчет надо готовить, полугодовой.
– Сочувствую. От всей души.
– Инн…
– У нас с тобой разное понятие о симпатии, Вадим. Наверное, от того, что я не сильна в древнегреческом.
Еще одна пауза. Вздох.
– Извини. Я был не прав.
Эй. Эй-эй-эй. Ты что делаешь?! Так нельзя, это против правил. Я не знаю, что теперь делать! У меня другая программа!
Вадим разворачивается и идет к двери. Эй! Ты куда?!
Он запирает дверь на внутреннюю защелку.
Что я там говорила Женьке про «не в рабочее время и не на рабочем месте»? Нет, я что-то попыталась протестующе пискнуть. А потом просто позволила Вадиму себя поцеловать.
И от его поцелуя куда-то делась вся моя обида.
Дергается ручка запертого кабинета. Дергаюсь я. Вадим стоит, как скала.
– Вообще-то, ты от меня сбежала. Когда я голый и беспомощный мылся в душе, – хмыкаю. Беспомощный – последнее слово, которое можно применить к Вадиму. – И тирамису не съела. И цветы оставила. И вообще… Ты два раза кончила, а я всего раз. Счет два-один не в мою пользу. Так что это я мог бы обиженку включить. А я признаю, что тоже был не прав в том, что молчал и не писал. Постараюсь больше не допускать.
Понятия не имею, как теперь на него обижаться. Самое обезоруживающе, что я ему верю. После того разговора в машине… После того, как он мне ответил на вопросы об отце… Я точно знаю, что Вадим всегда говорит правду.
И это по-настоящему сбивает с ног.
– Вадим… – шепчу беспомощно. – Мне… надо работать.
– Надо, – соглашается он. Проводит рукой по спине, останавливаясь на пояснице. Мне же хочется в данный момент, чтобы его тяжелая лапа накрыла то, что ниже. Но я стоически молчу. – В субботу идем туда же? Или потестим другой ресторан?
Если главное блюдо – секс, то зачем тратить время на бессмысленные ритуалы? Поесть я и дома смогу. И вообще, мне хочется попробовать все-таки поиграть по его правилам. Освоиться в этом прекрасном взрослом мире, где секс – это всего лишь секс. А, ну еще симпатия. Секс с симпатией.
– Я приеду к тебе. Но цветы все равно купи.
Его рука сползает вниз и сжимает.
– Вот это я называю – хорошее поведение. Знаешь, какой за него полагается приз?
– Тирамису?
– И тирамису тоже.
Напоследок сжав пальцы, Вадим уходит. Я провожаю взглядом его широкоплечую фигуру в традиционном темно-синем. Ну и как теперь работать?! Нет, служебные романы – это зло! Но сходить с этого поезда мне уже поздно. И не хочется.
***
То, что мы не идем в ресторан, еще не значит, что я не готовлюсь. Еще как готовлюсь. Еще круче, чем в прошлый раз. Неделю назад я собиралась для публичной презентации себя. Сегодня моя самопрезентация – только для Вадима. И все самое главное – под одеждой. Я с утра заглядываю с салон красоты неподалеку, у них есть окно. Выделяю целых три часа на полирование собственной тушки. Вся такая гладкая, умащенная, вкусно пахнущая возвращаюсь домой. На улице стоит страшная жара, и я какое-то время лежу, в чем мать родила на кровати, остываю. И только потом встаю и открываю шкаф, чтобы решить, что надеть.
Ключевое – белье. Я не собираюсь выпендриваться с платьем и каблуками, выбираю легкие белые брюки, футболку и сандалии – Вадиму какая разница, что снимать. Кстати, в прошлый раз он с платьем справился прекрасно, хотя там хитро спрятанный замок. Встряхиваю головой и достаю с полки телесное бесшовное белье. А к черту косточки и кружева. Впрочем… Смотрю на брюки, потом вытягиваю с полки стринги. Я та самая ведьма, которой в стрингах комфортно. Как говорит Римыч, я из тех трех процентов женщин, которым анатомически удобны стринги, и из-за которых остальные девяноста семь процентов должны страдать. Понятия не имею, откуда она взяла эти цифры, но мне и в самом деле в таком белье норм. А еще они идеальны под тонкие летние брюки.
Кручусь перед зеркалом. По мне трудно сказать, что я собралась на свидание. Мой вид – скорее про «удобно», чем про «произвести впечатление». Ну, так я и не на свидание. Я на секс с симпатией. И – да-да, я по записи!
***
Открываю дверь. Входит молча. Даже без тихого «Привет». Волнуешься, что ли?
Волнуется. Видно прямо.
Одета просто – брюки, футболка. Макияжа по минимуму. Глазищи просто… огромные. Когда я так зависал на женских «верхних» глазках?
Ресницами вверх-вниз. Прямо гипнотически. Если бы за этими ресницами она не прятала растерянность. Эй, ты чего? В прошлый раз было классно, сегодня – не хуже. А, может, и лучше.
Тяну за руку к себе. Но не прижимаю.
Пока собираюсь с корректировкой плана дальнейших действий, Инна меня опережает.
– А я по записи, доктор.
Как же я не люблю ролевых игр в доктора! На работе этого хватает. Так хватает, что оно иногда без всяких игр переползает за мной в обычную жизнь за пределами больницы.
– Ну, раз по записи, тогда пошли.
– Куда?
– В кабинет.
У меня и в самом деле есть кабинет. Правда, я там головой работаю редко, хотя там стоит стол с ноутбуком. А еще там эллипсоид, турник, штанга, скамейка и массажный стол.
Ласточка смотрит на все это, приоткрыв рот. Поцеловать бы, но у меня уже оформился другой план действий. Ни хрена не понимаю, зачем мне все эти сложные заморочки, но уже уперся. А я себя знаю, если уперся – хрен сдвинешь.
– Раздевайся.
– К-к-как?!
– Полностью. И на кушетку.
Демонстративно отворачиваюсь.
Хотела ролевые игры – вперед. Но доктором быть не хочу, надоело. А вот сексуально озабоченным приставучим массажистом – запросто.
Массажный стол в моем доме появился пару лет назад. Без массажа я дохну – большой рост, много времени на ногах, руки постоянно на весу. В общем, если не качать спину и не делать массаж – я скрючусь в два счета. В зал ходить ни времени, ни сил нет. Чего я там не видел, сам себе нагрузку накидаю, а селфи из зеркала в зале с бицухой наперевес мне без надобности. Что касается массажа, то я очень чувствителен к чужим рукам. Своего массажиста нашел случайно, но он работает в другом конце города, не наездишься. А вот живет неподалеку. В общем, купил себе стол и теперь горя не знаю: раз в полгода Рудик обслуживает меня прямо на дому – и ему удобно, и мне.
– Вадим… – раздается за спиной нерешительное.
– На кушетку на живот. И побыстрее, у меня через час следующий пациент.
Через несколько секунд мне прилетает по плечу футболкой. Ну, вот и умница. Я оборачиваюсь.
Ля-я-я-я-я, какая. Это хорошо, что на мне домашние трикотажные штаны. Ничего не мешает «приветствию». Разделась и легла. И такая… В голове проносится сразу целая череда вариантов, один другого интереснее. И развратнее. Пока еще хоть что-то соображаю, стягиваю и отбрасываю футболку, штаны, остаюсь в трусах. Если буду совсем голый, как она, массаж кончится, не успев начаться. Не то, чтобы я чего-то там умел в плане массажа, но полапать везде, где только можно – и где нельзя, тоже, только осторожно – я твердо намерен.
– Ты что там делаешь? – сдавленно хрипит Ласточка.
– Готовлюсь.
Где-то тут было массажное масло. Валькис работает, как правило, без всего, но на всякий случай есть. Ага, вот оно. Щедро льют на руки, растираю.
Нет, когда она на животе – вообще не вариант. Для массажа – вариант, а для ролевой игры в массажиста-сексуального-маньяка вообще не то. Попа, конечно, супер-лапательная, но до остального не добраться.
Поворачиваю Инну за плечо на бок, сгибаю вверх и подтягиваю колено. Ну вот, другое дело.
Инна замерла и, кажется, дышит через раз, пока я распределяю масло по ее телу. Пока еще держу себя в руках, глажу плечи, спину, ноги. Все у нее как надо. Масштаб идеальный. Настолько, что долго не выдерживаю. И накрываю рукой идеальную твердую грудь.
Ну и дальше начинается напотребство. Форменное. Потому что Ласточка ахает, дергает плечом, вжимается в мою ладонь. И – все. Игра прекращается. Или – только начинается, но какая-то другая.
Стараясь не жестить, мну ее грудь, одну, другую, пытаюсь ущипнуть за сосок, но он выскальзывает – сука, скользкий, весь в масле! Зато получается тереть. Инна стонет, ерзает. Ухо, щека, начало груди – все розовое. Накаляется моя Ласточка, но и я уже… Чувствую, как по спине бежит струйка пота.
Все, так можно тронуться. Не помню, когда так заморачивался с сексом. Не помню, когда меня от этого так уносило.
Еще чуть разворачиваю ее бедра, подтягиваю выше колено, делаю пару шагов. Идеальная поза. Идеальный ракурс. Там все блестит, и не только от масла. Припухшие большие, тонкие лепестки малых. Я знаю, как устроена женщина. Но Инна кажется мне какой-то особенно красивой. Похожей на какую-то сумашедше красивую выпечку от модного кондитера.
Что за чушь лезет в голову…
Булочка. Вкусная. И ароматная. Она пахнет вкусно. Если верить Бурову, то это признак здоровья у женщины – когда она пахнет вкусно. Инна пахнет оху*нно.
Тяжело сглатываю. Какое у меня должно быть хорошее поведение, чтобы я мог все это попробовать, а? Но не сейчас, когда там все в этом чертовом масле. И я ныряю пальцами между влажных упругих складок. С полным ощущением, что это все мое. И что я могу там делать все, что захочу. И вот так. И вот сюда. И даже сюда, но аккуратно, просто чтобы добавить перчика.
Я ловлю от происходящего такой кайф, что даже каменный стояк не помеха. Готов так играть с ней долго. Но Инна обламывает мне весь кайф, с громким «А-х-х-х-х» вздрагивая всем телом. Я ныряю пальцем внутрь, чтобы поймать ее тугую пульсацию.
Где-то в комнате должна быть простынь. Точно. Или полотенце. Нахожу на каком-то автопилоте, башка вообще ничего не соображает. Почему-то в голове только одна и совершенно идиотская мысль о том, как я буду теперь на этот стол перед Рудиком ложиться. Ладно, разберемся.
Резкими движениями вытираю пальцы о край простыни, заворачиваю Инну, подхватываю на руки. Вот, теперь я ее точно удержу, не выскользнет. Она обнимает за шею, и меня накрывает какой-то другой волной совершенно непонятного чувства. Такой, что чуть не спотыкаюсь на ровном месте. А Инна держит меня крепко за шею и что-то шепчет. Я разбираю только свое имя. Ой, молчи, я тебя умоляю прямо, молчи! Я и так на грани адекватности.
На кровати ставлю ее на четвереньки. Я тебе предупреждал про коленно-локтевую? Предупреждал!
Про презерватив вспоминаю в последний момент. Вот уже когда вижу, как соприкасаются ее приоткрытые губы и головка моего члена…. Твою ж-ж-ж-ж-ж-ж…
До зубовного скрежета вдруг хочется ее взять прямо вот так, без всего. Но я слишком долго в медицине, чтобы не понимать, что так нельзя. Что такие вещи надо проговаривать. Что есть куча «но». Резко заваливаюсь назад, делаю все максимально быстро.
А потом беру свое. Потому что это все мое. И потому что мне все можно.
