Текст книги "Львица по имени Лола (СИ)"

Автор книги: Дарья Волкова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц)

Пальцы у нее тонкие и немножко дрожат. Трусишка, что ли?

– Не бойся, сладуля, – Лола наклонилась к девушке. – Не обижу.

– Я знаю, – как-то совершенно серьезно ответила та. И улыбнулась. Чудесная у нее улыбка. Со светом.

Три ступеньки. Надо возвращаться в привычный образ. Надо включать Лолу на полную катушку.

– Вот наша новая звезда! – Лола поднимает свою руку, в которой лежит и рука девушки. – Поприветствуем… тебя как зовут, красавица?

– Дина, – снова улыбается та. А потом добавляет. – Дина Ингер.

В зале слышится свист и приветственные возгласы. Лола не позволяет себе никакой лишней мимики, но мозг напряженно работает, вспоминая. Ингер, Ингер… Ингер?.. Ингер?!

– Ты имеешь какое-то отношение к «Ингер Продакшн», малышка? – картинно хватается за грудь. Свою, разумеется.

– Никакого, – с широкой и проказливой улыбкой отвечает она. Публика хохочет. А вот не смешно, между прочим. Дина Ингер, надо же… Выбирал, выбирал… Выбрал, называется

Вот это он встрял… Тот-то лицо лысого показалось знакомым. Это же Разин!

– Что будем делать?

– Будем работать смертельно опасный номер. Главное, девку не лапай.

– Как у тебя с нотами, Дина? – вернуть прежний игривый тон сразу не получается. Ингер. Ну как он так умудрился?! Теперь кровь из носу надо все сделать легко и непринужденно.

– Немножко знаю, – снова улыбается она своей светлой, солнечной улыбкой. В глаза смотрит прямо. Ничего не боится. А чего ей бояться, верно? Ей-то чего бояться?

А ему чего, собственно? Это шоу. И она вызвалась сама.

– Ну-ка возьми-ка мне… – Лола привычно усаживается на табурет, берет аккордеон, нажимает на клавишу. – Как у нас с этой ля?

Голос у нее чистый, а слух хороший. Ноту берет безошибочно. А Лев ловит себя на том, что хочет улыбнуться ей в ответ.

– Умница, – это все пока мимо микрофона. – Ну, что будем петь, крошка? Что-нибудь наше, девичье, про любовь?

Пауза, в о время которой Льва изучают не таясь и с полным пренебрежением к тому факту, что они на сцене, под взглядами публики. А потом девушка подходит и наклоняется к его уху.

– А давай вдарим рок… в этой дыре?

Секунда – и он едва успевает сдержать уже рвущийся из груди хохот. Ай да девочка. Ай да Дина Ингер!

Быстренько вспоминает репертуар. Отметает хиты на английском, а потом внезапно берет несколько аккордов. Конечно, как и любой порядочный рок-хит, эта песня исполнялась под гитару, но для аккордеона есть вполне приличный кавер.

– Узнаешь? Слова знаешь?

Несколько секунд она вслушивается, а потом широко улыбается и кивает.

– Да! Классно.

Когда публика узнает песню, их выбор приветствуют аплодисментами.

Он подмигивает ей и вступают они одновременно. Хороший знак.

Мы вышли из дома,

Когда во всех окнах

Погасли огни,

Один за одним.

Мы видели, как уезжает

Последний трамвай…

А провожали со сцены Дину самой настоящей овацией.

И в самом деле, хорошо спели. Слаженно.

_______

В тексте приведены слова песни «Видели ночь» (В.Цой, М.Науменко)

3.3

***

– Лола, к тебе дама. С визитом.

– На хер, – Лев взялся за упаковку ватных дисков. Подвинул к себе бутылочку с молочком для снятия макияжа.

– Не могу.

И диски, и бутылочку пришлось отложить. Лева крутанулся вместе с табуретом и с изумлением уставился на Гаврилова. Тот в ответ лишь довольно ухмыльнулся.

– Не можешь?!

– Это твоя партнерша по сцене. Ян сказал, что ее прогонять нельзя.

Лев какое-то время молчал. А потом развернулся обратно к зеркалу, положил руки на гримировальный столик и со стоном упал в них лицом.

Только этого ему для полного счастья не хватало…

– Левко… – на плечо ему легла рука Гаврилова. – Лев Аркадьевич, ты чего? Плохо себя чувствуешь?

– Я чувствую себя зае… мечательно, – Лев медленно выпрямился. – Пять минут мне дай. Хотя, нет… – это же Ингер. Этих людей нельзя заставлять ждать. – Две. Две минуты мне дайте. И можешь ее запускать.

Что можно успеть за две минуты? Выкурить половину сигареты, сделать глоток коньяку и нацепить обратно эту чертову диадему, от которой так болит голова. И на последних секундах, глядя на то, как поворачивается дверная ручка, натянуть фальшивую улыбку Лолы.

– У меня прекрасная улыбка!

– Вот и отрабатывай. У нас сверхурочная работа. К сожалению, не оплачиваемая.

***

Девочка принесла цветы. Огромный шикарный букет роз в папиросной бумаге. Такие дарят любимым женщинам. Дорогим любовницам. И Львице Лоле.

– Спасибо, куколка! – Лола привычным движением приняла букет, картинно уткнулась носом в розы, давая себе еще чуть-чуть времени. – Какая красота! Как пахнут!

– Они совсем не пахнут, – тихо проговорила девушка. – По сравнению с садовыми розами.

Не отрывая лица от букета, Лев крепко зажмурился. Похоже, девочка таит в себе немало сюрпризов. А потом опустил цветы.

– Пахнут, еще как пахнут! Тут просто накурено, и это перебивает все запахи. Сейчас, включу кондиционер.

Тихонько заработала техника. Лола и Дина молча смотрели друг на друга.

– Скажи что-нибудь девушке!

– Что?!

– Ты красивая… – вдруг так же тихо проговорила Дина. Лев поперхнулся ответом. Это Лола-то, с ее бл*дским макияжем, красивая?!

– Я красивая, утырок!

– Не такая красивая как ты, куколка.

Стук в дверь показался ему спасительным. Официант Федор принес чай. Вот молодцы, не бросили Левку одного на растерзание.

В гримуборной есть небольшой кожаный диван и столик перед ним. Там и сервировал Федя все для чаепития и, с дежурной улыбкой выдав «Приятного аппетита», закрыл за собой дверь.

Самым странным во всей череде странностей стало то, что чайной церемонией принялась командовать Дина.

Разлила по чашкам чай, спросила про лимон, сахар, молоко. На все Лев кивнул отрицательно. Самой правильной тактикой ему показалось занять выжидательную позицию. Потому как, что говорить и как поступать – не представлял вообще. Первый в его практике такой случай.

– Твой чай, – она подала ему чашку вместе с блюдцем.

Пришлось брать, пить чай, который никогда не любил и не понимал. И даже блаженно жмуриться, изображая удовольствие – ну чтобы хоть что-то делать.

– Я посижу у тебя немного, – она тоже пригубила чай. – Минут пятнадцать, не больше. Просто с тобой рядом тепло.

Лев поперхнулся теперь уже натурально, чаем. Всерьез, до кашля и выступивших слез. Дина его хлопала по спине, потом подала все-таки не зря приготовленные ватные диски – вытереть потекшую тушь. И это вдруг… сгладило все.

– У тебя очень красивый голос. Мягкий. Бархатный.

– Спасибо, куколка.

– Не называй меня так, пожалуйста.

– Детка?

– Только не так!

– Какая ж ты капризная, голубка, – Лев понял, что начинает получать какое-то странное, извращенное удовольствие от этого разговора.

– Есть немного, – улыбнулась она. – Голубка мне нравится.

– Вот и хорошо. Ты славно спела, Дина.

– Я занималась вокалом, – вздохнула она. – Чем я только не занималась…

– И чем же?

Этот невинный вопрос послужил причиной тому, что визит Дины Ингер в гримерную к Лоле Лайонс затянулся на два часа.

3.4

***

– Ты совсем забросила меня, детка.

Она непроизвольно морщится на это опостылевшее, снисходительное «детка». И вспоминается другое – мягкое, ласковое и капельку ироничное «голубка».

– У меня же сессия, ты знаешь. Надо готовиться. Будешь омлет?

– Буду, – Игорь демонстративно игнорирует ее недовольство его утренним визитом без предупреждения.

Дина готовит завтрак, и движения выдают раздражение. Квартира у нее по сравнению с апартаментами Игоря – маленькая. Но для одной Дины – более чем достаточно. Опять же, недвижимость в пределах Садового кольца, с хорошим ремонтом, в собственности. Увы, в Дининой. Досталась по наследству от родителей.

Квартира Дины Игорю не нравится, в ней слишком несовременно. Много мебели, всяких безделушек, которые с маниакальным упорством скупала на «блошках» жена Андрея. А вот комод начала 20-го века в прихожей – это саксонское наследство Андрея. И его любимый югендштиль.

– У тебя новая лампа? – он изо всех сил поддерживает нейтральный светский тон.

– Да, купила в магазине на Кудринской. Нравится?

– Симпатично, – он проводит пальцем по фигуре девушки, поддерживающей абажур. – Это Диана-охотница?

– Иштар.

– Всегда путался в этих дурацких богинях, – Игорь садится за стол. – Так что у тебя с сессией?

– Готовлюсь, – она садится напротив.

– В «Синей каракатице»? – невозмутимо.

Дина замирает, не донеся вилку до рта.

– Ты следишь за мной?

– Господи, детка, ну откуда такие идеи? – он в противовес ей продолжает методично есть. – Разговаривал с Куликом, хозяином «Каракатицы», у меня с ним кое-какие дела. Ян сказал, что ты теперь там частый гость. В том числе и в гримерке этой… как ее…

– Лолы, – Дина справилась с эмоциями и тоже вернулась к завтраку.

– Ее, да. Скажи, тебе больше нечем заняться в сессию, Дина?

– Мне нужно иногда переключаться, – она беспечно пожимает плечами.

– И для этого нет ничего лучше, чем вульгарная баба, которую изображает не менее вульгарный мужик! – Игорь взял салфетку – и тут же отложил. Даже не отложил – отбросил.

– Откуда ты знаешь, что тот, кто изображает Лолу – вульгарный? – чем более раздраженным делался Игорь, тем спокойнее становится Дина. Аккуратно промокает губы.

– Уровень, детка, уровень, – Игорь не без труда гасит вспышку раздражения и берется за кофе. – Это же редкая пошлятина. А ты мараешься об это. Полночные посиделки с вульгарной полу-бабой-полу-мужиком – детка, разве это то, что тебе нужно? Что за странная дружба?

– А у меня нет других друзей! – теперь очередь Дины выходить из себя. Она не понимает, что задело ее больше – слова про Лолу или давно накопившиеся обиды. – Ты ведь извел всех моих подруг, ненавязчиво, исподволь! Ты даже с Мартой не даешь мне видеться!

– С этой страшной лесбиянкой в пирсинге? – иронично изгибает бровь Игорь. – Детка, в последний раз она пыталась затащить тебя на какой-то марш «зеленых» в Бремене, который разгоняли из брандспойтов.

– Она моя двоюродная сестра!

– Если ты хочешь посидеть в полицейском участке Бремена – бога ради, – он пожимает плечами, повторяя его жест. Дина раздраженно выдыхает. Она опять позволила взять эмоциям вверх.

– Зачем ты приехал?

– Соскучился.

Она ничего не отвечает. Разговор заходит в тупик, и завершают завтрак они молча.

Для поцелуя ему достается лишь щека. Уходя, он задевает лампу. Антикварный светильник оказывается неожиданно крепким, бронзовое основание отзывается звонким гулом на падение, а от стекла абажура откалывается лишь фрагмент.

– Извини, я нечаянно, – бросает он безразлично. – Куплю тебе новую.

– Не стоит, – Дина аккуратно сбирает осколки абажура. – Я склею.

– И охота же тебе возиться… Да, и кстати, я завтра улетаю.

– Надолго?

– В Штаты. На две недели.

– Хорошо.

Все совсем не хорошо – так думает он, спускаясь по лестнице. И не стоит ее оставлять одну. Но в Майами все еще хуже.

Глава 4. У нас ни будущего нет пока, ни прошлого

Вульгарный полу-мужик, полу-баба… Да откуда ты знаешь, Игорь?! Вот Дина не знала.

После первой встречи, возвращаясь домой на такси, оглушенная своим внезапным порывом и неожиданно долгим ночным разговором, Дина пыталась понять. Разгадать. Эти попытки она не прекращала и на следующий день.

Какой он – мужчина, стоящий за Лолой? Движения выдавали молодого человека – гибкость в суставах, сдерживаемая пружинистость в каждом движении, жесте. А глаза – глаза грустные, мудрые, взрослые. Дина вспомнила, как легко был поднят с пола аккордеон – а этот музыкальный инструмент не пушинка, Дине довелось брать его в руки во времена своей недолгой учебы в музыкальной школе. В этом чувствовалась абсолютно мужская сила. Но плавные движения плеч – истинно женское кокетство. Хотя оттопыренный мизинец при чаепитии – явный перебор. Или ирония.

Она очень ироничная – Лола. Или человек, стоящий за ней.

Впрочем, после второй встречи Дина уже напрочь забыла, что за Лолой есть кто-то еще. Она поверила. Поверила в созданный образ. В придуманную личность. А то, что Дину необъяснимо потянуло к этой личности – так мало ли странных событий было в жизни Дины Ингер?

***

– Ты избалуешь меня, голубка, – Лола принимает букет и аккуратно ставит его в подготовленную вазу. О букете Лолу предупредили.

– Тебя хочется баловать, – Дина прижимается коротким поцелуем к напудренной щеке. – Сильно устала?

– Не настолько, чтобы не посекретничать с тобой, – Лола устраивается на диване, отработанным движением одергивает платье, хлопает по сиденью рядом. – Садись, милка-голубка.

– Милка-голубка? – Дина улыбается, садясь. Улыбка в присутствии Лолы появляется самопроизвольною. – Ведь была просто голубка? Откуда взялась еще и милка?

– Это любимое обращение моей бабушки по особым случаям.

– У тебя есть бабушка? – изумляется Дина. И тут же спохватывается. – То есть, я имела в виду, что…

Их разговор уже традиционно прерывает официант, который приносит чай. Такое внимание – Дине. Ян обхаживает человека с фамилией Ингер, всеми возможными способами демонстрирует уважение.

– Конечно, у меня есть бабушка, – как только за Федором закрывается дверь. – У меня знаешь какая бабушка? Моя бабушка, она у меня – чемпион мира по обниманиям!

Дина смеется знакомым с детства интонациям. У Лолы выходит очень похоже.

– Верю! А какой же сегодня особый случай?

– Не знаю, – пожимает плечами Лола. – Давай его придумаем, а?

– Давай, – легко соглашается Дина на игру. – Например, сегодня тот самый день, когда я буду читать тебе свои стихи.

– О-о-о-о… – округляет глаза Лола. – Они грустные, милка-голубка? Мне готовить платочек? – гибко протягивает руку и берет с гримировального столика упаковку с бумажными платочками.

– Почему ты решила, что они грустные?

– Красивые девушки всегда пишут грустные стихи про любовь, – Лола выудила платок из упаковки. – Я готова, голубка. Читай.

– Я не буду сегодня тебя мучить своими стихами, – улыбнулась Дина. – Зачем так сразу пугать благодарного слушателя.

***

А слушатель был и правда благодарный. Лола обладала уникальным талантом слушать. За всю взрослую жизнь Дину слушал лишь один человек – Алла Максимовна. Мягкая, душевная женщина, педагог по истории кино. К ней Дина припала, как замерзший путник – к теплу очага. Но даже ей не могла рассказать всего. Жалела старую женщину, ее нервы и сердце. Грань, за которую не стоит заходить в своих откровениях, Дина внутренне очень четко ощущала. С Лолой эта грань отсутствовала.

Нет, Дина не пускалась в слишком сильные откровения. И не рассказывала чего-то из ряда вон или шокирующего. Но зато вытаскивалось изнутри, из глубин памяти, подсознания что-то, кажется, давно забытое, о чем она ни с кем и никогда не говорила. А это «что-то» словно ждало все эти годы, когда появится человек, на которого и можно будет выплеснуть это все.

И оно лилось. Пока еще небольшим ручейком, но Дина знала, чувствовала – что вот-вот, и это станет полноводной рекой. И Дина расскажет что-то по-настоящему важное, то, о чем говорить нельзя, не принято, а то и вовсе опасно.

Ведь Игорь вел с ней беседы, и не раз, и не два, а много, много больше – о том, какой она, Дина, лакомый кусочек. И как все мечтают прибрать ее к рукам. А вместе с ней – и «Ингер Продакшн». Конечно, он не употреблял этих слов. Конечно, он говорил достаточно завуалировано. Но в какой-то момент Дина поняла, что таится за этими намеками и витиеватыми фразами. Простая мысль. Только он, Игорь Разин, заботится о ее, Дины, благе. И ей надо быть со всеми другими осторожнее, начеку и прочее, и прочее, и прочее. Эта мысль подтверждалась и всеми действиями Игоря – как плотно он опекал ее, как уговаривал жить у него, как контролировал все – вплоть до телефонных звонков и с кем и куда ходила. Лишь последний год эта опека ослабла. Во-первых, потому что Дина стала бунтовать против этого – уже не тихо, а открыто. А во-вторых, у дочери Игоря от первого брака, которая жила в США, возникли серьезные проблемы. Проблемы эти заключались в основном в чернокожем бойфренде, который втянул девушку в какие-то аферы, связанные с наркотиками. Сначала Игорь не предавал особого внимания данной ситуации, а потом грянул гром, и Разину пришлось спешно поднимать связи и вкладывать деньги, чтобы разрешить острую ситуацию. Дина не вдавалась в детали, а Игорь не торопился ими делиться, но общую картину Дина примерно представляла. Дело пахло керосином, причем авиационным, и тюремным сроком. Несмотря на все усилия Игоря – пока еще пахло. Именно поэтому он теперь часто бывал в Майами – чтобы не упускать контроль над ситуацией и не допустить неприятностей самого худшего калибра.

Дине это было только на руку. И, хоть и не сознавалась себе в этом, каждому известии об очередных неприятностях дочери Игоря радовалась. Даже перестала дразнить его гипотетическими внуками-мулатами.

Зато теперь она могла жить в своей, оставшейся от родителей квартире. Где все напоминает о них, особенно о маме. Где она могла делать то, что ей нравится. И могла ходить туда, куда ей нравится.

К Лоле.

4.2

***

– Малютка, ты готовишься к экзаменам? – Лола грозит Дине пальцем, пока та разливает чай.

– Конечно, Лолочка! – простодушно округляет глаза Дина. – Как раз сейчас готовлюсь к экзамену по истории кино. – Садится рядом, почти касаясь бедром бедра, протягивает чашку. – Какое твое любимое кино?

– Ты будешь смеяться.

– Не буду!

– Обещаешь? – Лола изволит манерничать. – Точно-точно не будешь смеяться?

– Честно слово! – Дина прижимает руку к груди. – Я не буду смеяться.

Львица Лола на какое-то время утыкается носом в кружку с чаем, а потом поднимает взгляд.

– В джазе только девушки.

– Обожаю! – взвизгнула от восторга Дина, едва не обронив свою чашку с чаем. – Мэрилин – лучшая!

– Точно! – радостно подтверждает Лола.

– А мне еще очень нравится Дина Дурбин. Меня в честь ее назвали. Мама. Это ее любимая актриса.

– Ты на нее похожа.

– Совсем не похожа, – смеется Дина.

– Ты брюнетка, как она.

– Тогда ты тоже похожа на Дину Дурбин, – парирует Дина Ингер и кладет голову на плечо своей соседке. – А еще я очень люблю «Касабланку».

– Это где шикарный мужик в плаще и шляпе? А я люблю «Лихорадку субботнего вечера». Как он двигается, этот парень, боги-боги!

Дина смеется, елозя щекой по его плечу.

– Что делать будем?

– Что делать, что делать… Разговор поддерживай. С остальным разберемся дома.

***

Домой Лев теперь возвращается на машине. Долгие пешие прогулки – в прошлом, так же как и поездки на такси. На прогулки нет времени, с учетом поздних визитов Дины в гримерку. Если еще и пешком домой идти – то на сон совсем времени не останется. А езда за рулем позволяет хоть что-то упорядочить в голове. Поездка по почти пустой Москве если не умиротворяет, то хотя бы примиряет. Дает передышку.

Дома быстро стянуть с себя все, прямо по дороге в душ. Встать под теплые, почти горячие, туго лупящие струи и …

– Отвернись.

– Ой, да шо я там не видела. Развлекайся, малыш.

Как долго в его жизни не было даже подобия намека на интим? Год как минимум.

В начале работы в столице его несло по бабам, как шайбу по льду. Казалось, здесь, в Москве, все другое, и женщины другие. Так и оказалось. Другие. Холодные. Расчетливые. И выморозило его. Да и сама работа в клубе, полном под завязку любыми доступными за деньги удовольствиями, в котором буквально фонило похотью, довольно скоро пришибла собственное либидо. Оно спряталось, затаилось где-то глубоко внутри. Для раскачки образа Лолы это было даже кстати: чем меньше мужского в себе чувствовал Лев, тем достовернее и интереснее получалась Лола. Тем большим успехом она пользовалась у публики.

В общем, все к лучшему. Было. До недавнего времени.

Изящная темноволосая девушка с бездонными глазами своим тонким пальчиком поддела – и выдернула затолканное глубоко-глубоко либидо.

И разбудила его.

Будь оно неладно все.

Лев закрыл глаза, подставляя лицо струям. Смиряясь с неизбежным. Опуская руку к паху.

У нее невероятно красивая линия скулы. От густых тяжелых волос пахнет тонко, невесомо и кажется, что почему-то морем. Невыразимая изящность немного острых плеч и фортиссимо ключиц. И узкий, пухлый, до дрожи чувственный рот на каком-то почти по-детски невинном лице.

Движения руки быстрые, но они едва успевают за калейдоскопом образов перед его закрытыми глазами. И стон под шум воды можно не сдерживать. Сползти по стене на пол душевой кабины, посидеть пару минут. Выйти, на остатках сил, кое-как наспех вытереться полотенцем и упасть на кровать, уже почти провалившись в сон еще по дороге к постели.

– Кремом намажься.

– Нет сил.

– Ну хотя бы руки смажь. Сотрешь ведь до кровавых мозолей ладони.

А он уже спит.

4.3

***

– А ты о чем мечтаешь? – Дина отправляет в рот шоколадную конфету, освободив ее от блестящей золотой фольги. Элитный швейцарский шоколад. Для Дины Ингер – только самое лучшее.

– Избавиться от Лолы.

– А кормить тебя кто будет? Мечтатель хренов.

Вслух он говорит совсем иное.

– О путешествиях. Мечтаю увидеть мир.

– Ты… мало путешествовал? – она совсем по девчачьи облизывает пальцы. Он с трудом заставляет себя отвести взгляд от ее рта. О чем мы говорили? Ах, да, о путешествиях. Самое запоминающееся – если это вообще можно назвать путешествием – время, проведенное в армии, в составе ансамбля песни и пляски Черноморского флота. Вот тогда поездить успел, но толком при этом посмотреть ничего не удалось. Репетиции, выступления, казарменный режим. А вокруг было так много интересного.

А потом, после дембеля – родной Ейск, отчий дом, старая работа. С путешествиями не сложилось. А потом… потом в его жизни появилась мать. И, как следствие, Москва. И, как следствие, все остальное.

– Лола, ты почему молчишь? – Дина тронула его за руку. – Тебе неприятна эта тема?

– Нет, – качнул головой. – Просто вспомнила… Так, неважно. А ты о чем мечтаешь? – проще уйти от ответа, чем что-то объяснять сейчас. Слишком многое в ответе на вопрос Дины оказалось от Льва Кузьменко.

– Ну, о путешествиях я не мечтаю, скажу честно, – рассмеялась Дина. – Накаталась в свое время.

– Да?

– Ага, – закивала Дина. – Родители постоянно были в разъездах, фестивали, конкурсы, съемки. Меня часто брали с собой. До четырнадцати лет.

– А потом перестали?

– Да, перестали, – ровно и спокойно. – Когда мне был четырнадцать, родители погибли в автомобильной аварии.

Ровный голос. В котором фальшивое спокойствие. Умение чувствовать фальшь у Льва от Василисы. Но он все же перестраховывается.

– Ты не любишь, наверное, об этом вспоминать?

Неопределенное дерганое пожимание хрупких плеч дополняет картину.

– Расскажи, – интуитивным движением сам обнимает и легко прижимает ее к себе. – Расскажи мне все, милка-голубка.

***

– Левушка, ты приедешь к нам в воскресенье?

– Я… ммм… наверное, нет…

– Сынок… – растерянно. А потом тон становится другим, более требовательным. – Ты не был у нас уже две недели! Что происходит?

– Да ничего особенного, просто много работы, мам.

– У тебя появилась девушка? – у матери уникальная способность мгновенно переключаться в разговоре с темы на тему. – Приходи с ней, мы будем очень рады!

– Мам… – вздыхает Лев. Но внутренне поражается материнскому чутью. Ведь в каком-то смысле у него действительно появилась девушка. В каком-то диком, невероятно извращенном смысле у него действительно есть девушка. У них с Лолой.

– Я очень соскучилась, дорогой… – и снова смена тона – требовательность сменяется просьбой. И Лев сдается.

– Хорошо. К двум нормально будет? И я ненадолго.

– Будем ждать к двум! – радостно отвечает Лариса Константиновна. А Левка понимает, что намерения намерениями, а мать его быстро не отпустит. Но это не слишком его расстраивает. Матери так долго не было в его жизни, что сейчас они оба до сих пор наверстывают. И Лев понял, что и сам он тоже соскучился.

***

– Лев, тебе положить добавки? – Викентий Мирославович взялся за крышку.

– Нет, спасибо, – отрицательно покачал головой Левка. И продолжил слушать мать. Он любил ее слушать.

Лариса Константиновна – по второму мужу – Рябушева заведовала отделом графики в одном из крупных столичных музеев, и о своем деле могла говорить часами. А Левка мог ее часами же слушать. То, чем занималась мать, казалось ему невероятно увлекательным. Сложись его жизнь иначе – как знать, может быть, он бы захотел и смог пойти по ее стопам. Но пошел он в итоге по другой, кривой дорожке.

Никто в семье не знал, чем на самом деле занимается их сын, брат, внук. Врал. Всем врал. Говорил, что работает администратором в сети ночных клубов, этим объясняя сильную занятость и ночную работу. Ему верили.

Так-то если рассудить, ничего противозаконного Лев не делал. У него совершенно легальная и очень хорошо оплачиваемая работа. Но когда он представлял лица…

Бабушка – суровая казачка Василиса Карповна, человек с широкой душой и твердыми моральными принципами.

Мать – хрупкая интеллигентная женщина, хранитель коллекции итальянских мастеров какого-то – все никак не может запомнить – какого века.

Отец – добрый и бесхитростный тренер детской волейбольной секции, горящий на своей работе.

Старший брат – двукратный олимпийский чемпион. И этим все сказано.

Как рассказать этим людям, что их дорогой, горячо любимый и немого излишне опекаемый сын, брат и внук зарабатывает жизнь тем, что изображает женщину. Поет, пляшет, заигрывает с публикой. Варится в весьма своеобразной обстановке столичного, чтоб его, бомонда.

Да никак. Поэтому врет. Всем, включая милейшего и интеллигентнейшего Викентия Мирославовича, который из кожи вон лез, чтобы наладить хорошие отношения с сыновьями своей дорогой Ларочки. Своих детей у четы Рябушевых не было.

– Ты придешь смотреть коллекцию Каподимонте? – мать наконец завершила свой монолог о Неаполитанском музее. – Ее впервые привозят к нам. Другого шанса не будет. Можем посмотреть после закрытия, когда не будет посетителей, чтобы никто не мешал.

– До какого выставка? – вздохнул Лев.

– Только началась. Два месяца продлится экспозиция. Но ты не затягивай.

– Договорились, – кивнул сын. Покосился на часы.

– И не думай! – пресекла его попытки мать. – Пирог сейчас будет. Зря я, что ли, пекла?

– Аромат был исключительный! – с воодушевлением подтвердил Викентий Мирославович.

Левка вздохнул. Пирог ему совсем некстати, за фигурой надо следить, сценические платья все сшиты по точным меркам. А Лола – сладкоежка, только отвернись – уже лопает пирожное или конфету.

– Ты посмотри на него! Это я, значит, сладкоежка.

– Ну не я же.

– Только можно мне маленький кусок, мам, ладно?

– ДВА!

4.4

***

– Знаешь, я тебе все-таки почитаю свои стихи, – Дина уже привычно устроила голову на его плече. Он уже привычно внутренне вздохнул раз пятьдесят.

– Наконец-то. Думала, не дождусь!

Дина смеется. У нее удивительный смех – звонкий и, одновременно, мягкий. Она вся состоит из таких контрастов – чего-то девичьего, почти даже девчачьего, детского – и женского, от которого вся мужское внутри реагирует остро, горячо, тяжело. Какой-то безумный коктейль, созданный специально для того, чтобы свести его с ума. В костюме Лолы это делать особенно неудобно. Чистейшей воды мазохизм.

– Только пообещай мне, что ты скажешь свое мнение честно, даже если тебе не понравится! – требует Дина.

– Обещаю! – Лола клятвенно прижимает руку к груди. И Дина вдруг повторяет ее жест. Сжимает поролон и хихикает.

– Мягонькая!

– Эй! – возмущается Лола. Лев внутри стонет. – У тебя свои есть, их и лапай!

Теперь Дина хохочет. А потом, отсмеявшись, снова кладет голову ему на плечо, а ладонь – на живот.

– Ну вот, я забыла первую строчку…

– Садись, два.

– Но я учи-и-ила! – дурачится Дина.

– Тогда вспоминай.

– Что делать будем?!

– Не давай ей опустить руку ниже. И положи ногу на ногу.

– Мне так неудобно!

– Со своим удобством разберешься дома, в душе.

– Че-е-ерт…

– А я тебе говорила – мажь руки кремом.

– Я вспомнила!

– Умница. Читай.

***

– Я уезжаю, Лолочка.

– У тебя же сессия!

– Я все сдала досрочно. Я умная, – Дина улыбается. Улыбка выходит невеселой. – Вот, зашла попрощаться, завтра утром самолет.

– Далеко ли тебя понесло, голубка моя?

– В Сочи, – вздыхает Дина, прижимаясь к плечу в пайетках. – Там кинофестиваль. Мы… с Игорем… должны на нем быть, – еще раз вздыхает. А потом неожиданно поднимает голову и, глядя прямо в глаза, спрашивает: – Ты дашь мне свой номер телефона? Чтобы я могла хотя бы иногда… обещаю, сильно надоедать не буду!

Лев судорожно соображает. Так, его личный номер нигде не засвечен, для организации выступлений везде указаны координаты либо Яна, либо его помощницы. Ладно, рискнем.

– Надоедай мне, сколько твоей душеньке угодно. И записывай номер. Хотя лучше бы ты там гуляла, смотрела кино, загорала и купалась в море!

– Можно подумать, это так интересно, – бурчит Дина, доставая мобильный. – Диктуй.