Текст книги "Львица по имени Лола (СИ)"

Автор книги: Дарья Волкова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)

Глава 12. Не проститутка я, а просто влюбчивая, просто влюбчивая и доверчивая

И Лев начал свой рассказ. Или, скорее, исповедь. Не мелочась, не дробя. С самого детства, с матери, которой не помнил и узнал ее, лишь взрослым; с отца, который пытался его, как и старшего брата, пристроить к волейболу, но скоро поняв всю бесполезность этого дела, сосредоточил свое внимание на Стёпке; с Василисы, которой Лев, наверное, единственный в семье никогда не боялся, даже чуть-чуть, хотя и ему прилетало, бывало, под горячую руку. Рассказал про гитару, освоенную по самоучителю, про частные уроки у дяди Миши, жившего через дорогу. Дядя Миша – пенсионер и бывший директор Дворца культуры. Именно он обучил Левку нотной грамоте и привил любовь к аккордеону, а после даже подарил Левке свой инструмент – тот самый «Юпитер». А его жена, Софья Давидовна поставила Льву голос.

Лев вспоминал чету Полевиных с большой теплотой. Но именно они заронили в его душу те семена, что потом проросли, обильно политые стажировкой в ансамбле песни и пляски Черноморского флота во время срочной службы, и приправленные работой ди-джеем.

Когда в жизни Льва снова появилась мать, когда она умоляла младшего сына поехать с ней в Москву – Левка уже был готов. Готов покорять мир и брать все, что ему принадлежит по праву таланта.

А потом – прослушивания, кастинги и главный вопрос.

«Сколько?»

Наверное, он сдался сразу. Может быть, стоило быть более настойчивым. Чем-то поступиться, что-то предложить. Хотя что он мог предложить, кроме себя красивого? Слухи ходили, упорные слухи, а дыма без огня не бывает – так Левку учили. Кто-то под кого-то лег, кто-то потом куда-то попал – в ротации, в конкурс, к продюсеру. Лев даже не стал ждать, когда ему предложат или намекнут на такой вариант. Жизнь – штука разнообразная, а гордость у человека одна и на всю жизнь.

И, наверное, подсознательно убегая от подобных перспектив, Лев очень быстро слепил Лолу. Хотя иной раз ему казалось, что она появилась сама, из ниоткуда, будто выплыла из тумана. Словно он сделал шаг вперед, туда, в белесую мглу, где только что ничего не было – и вот она стоит, во всей красе.

Лола Лайонс.

Сначала образ был грубее, гротескнее, но потом Левка Лолу пообтесал. Или они привыкли друг к другу. В общем, началась другая жизнь. Жизнь на двоих.

Жизнь нескучная. В бешенном темпе. За эти годы Левка насмотрелся такого, о чем за всю предыдущую жизнь в приморском провинциальном Ейске даже не догадывался. Что так бывает. Что такое бывает. Что такие бывают.

Но удивляться особо времени не было. Работал. Пахал как проклятый. Жадно хватался за любые предложения. Выстроил нормальные отношения с Яном. Заработал на квартиру, сделал там все по своему вкусу, но бывал в ней редко, и то преимущественно спал. А так – работал. Крутился как белка в колесе.

Лола пользовалась популярностью, и недостатка в предложениях не было. И колесо продолжало крутиться, и предложения сыпались, и на выступлениях в «Синей каракатице» аншлаги.

А он работает. И уже в этой круговерти забывает – кто он. Где он, а где Лола. И лиц не видит, все в этом безостановочно крутящемся колесе сливается в одно размытое пятно.

А потом колесо вдруг остановилось. И Лев увидел в этой толпе размытых пятен лицо.

– Ну а остальное ты знаешь, – Левка протянул руку и взял кофейник с остатками кофе. Халат по плечу протестующе затрещал, но Лев проигнорировал. Отпил кофе из носика, как однажды хотел. – Я только вот еще что добавлю. Не знаю, что тебе наплел Разин. Не знаю – и даже знать не хочу. Я лгал тебе – это правда. Лгал о себе самом. Не говорил всей правды. И прошу за это у тебя прощения. Но все в моей жизни, что касается тебя – касается только тебя и меня. И мотив моих отношений с тобой очень простой, – Левка в один глоток допил кофе, оттер губы рукавом, оставляя на желтой махровой ткани коричневые следы. – Я люблю тебя, Дина. Мне кажется, я полюбил тебя прямо тогда, в «Синей каракатице», в первую же встречу. И все, что я делал, я делал ради тебя. Потому что хотел помочь. Потому что боялся потерять.

12.2

Дина молчала. Потом встала, занялась в полной тишине кофеваркой. Лев тоже молчал. После почти часа непрерывной исповеди, после признания в любви – на него накатило какое-то опустошение. Левка боролся с ним, но пока безуспешно. Ничего, может быть, сейчас Дина приготовит свежий кофе и …

– Знаешь… – она села свое место, напротив него. – А ведь это потрясающая история.

– Что? – кажется, опустошение отступит безо всякого кофе.

– Из этой истории выйдет отличный сценарий, – невозмутимо ответила девушка.

– Дина…

– Нет, я серьезно! – она вдруг встал, прошла к окну, обратно. – Я прямо вижу эту историю на экране. Решено! Я буду писать твою историю. Дашь мне согласие на использование твоей биографии и реальных фактов?

– Дина… – на смену опустошению пришло ледяное, сосущее под ложечкой предчувствие чего-то очень нехорошего. – Ты меня слушала?

– Я тебя очень внимательно слушала! – Дина снова села. И тут же встала – пиликнула кофеварка, Дина принялся наливать новую порцию кофе. – Мне бы по-хорошему надо было включить диктофон, а я не додумалась! Ну ничего, я по горячим следам сделаю себе наметки, а потом, если что, я у тебя моменты кое-какие уточню, хорошо? Но это будет бомбический сценарий, я тебе обещаю! И ты должен играть главную роль. Самого себя. Это твоя роль, с твоими-то… актерскими способностями.

– Дина… Диночка… – у Левки возникает чувство, что он пытается поймать очень скользкими руками пляжный мяч. Бесперспективное занятие, в общем-то. – Послушай, Дина. Я. Тебя. Люблю.

– И эти слова – отличный финал фильма! – Дина поставила на стол кофейник. – Тебе в чашку налить или ты из носика, как обычно?

Лев смотрел на нее. У него стойкое ощущение, что он не знает эту девушку. Что ее подменили. Это какая-то другая Дина. Взрослая. Циничная. Чужая.

– Да к чёрту сценарий! К чёрту фильм! – вскипает крутая донская кровь, и Лев отпихивает от себя кофейник, расплёскивая коричневое по столу. – Мне плевать на сценарий. Я тебя люблю, слышишь ты меня, люблю!

Красивая и чужая Дина Ингер посмотрела на него насмешливым и оценивающим взглядом.

– Какая же ты смешная…. Лола.

Когда ему показалось, что он все же спасся, что смог избежать последствий своей лжи, рассказав без утайки всю правду – девятый вал накрыл его. И хоть наизнанку ты душу выверни – ничего, кроме насмешливого взгляда дочери крутого продюсера ты не увидишь.

Гордость у человек одна и на всю жизнь. Трудно сохранять гордость, когда на тебе из одежды только женский банный халат, узкий тебе в плечах. Когда надо тобой, после твоей самой искренней за всю жизнь исповеди – посмеялись. Трудно. Но не невозможно. Невозможного нет.

Он ушел, тихо прикрыв дверь. Спокойно сел в машину и, не нарушив ни одного правила дорожного движения, доехал до дома. Невозмутимо поздоровался с соседкой, которая не знала, на что смотреть – то ли на норовящие при каждом шаге распахнуться полы халата, то ли на торчащую из уютного желтого ворота густую растительность. А Левка спокойно открыл дверь, запер ее за собой. Стянул кеды, халат, прошел в спальню и навзничь упал на кровать. Смотрел в потолок. Потом закрыл глаза. Картина все равно не менялась. Он видел лицо Дины и ее губы, которые, кривясь, произносят: «Какая ты смешная, Лола».

– Ну давай, малыш, убивайся, страдай.

– Не могу. Ничего нет внутри.

– Можно, я тогда поплачу? За нас двоих.

– Валяй.

12.3

***

На следующий день Левку разбудил звонок телефона. Десять утра. Несусветная рань. Какого черта он вчера не выключил телефон?! Он со стоном потянулся за телефоном, взял в руки – и вся сонливость слетела разом.

Льву Аркадьевичу Кузьменко звонила Василиса Карпова Георгадис.

– Алло? – осторожно произнес Лев в трубку.

– И тебе здравствуй, внучок младшой любимый, – бодрым голосом отозвалась трубка.

Левка уже сидел и лихорадочно соображал о том, что могло послужить поводом для внезапного звонка из Ейска. Причины все выходили одна другой подозрительнее.

– Здравствуй, ба. Как здоровье?

– Слава богу, не жалуюсь, – от Василисы и в самом деле никто никогда не слышал жалоб на здоровье. Вот на зятя, дочь, внуков – это запросто. А на здоровье – ни-ни. – Вон абрикосы осыпаются, урожай такой, что ветки гнутся.

– А…Эмн… И…? – Левка никак не мог уловить логическую цепочку разговора.

– Ну так приедь да помоги бабуле любимой с абрикосами, – добросердечно ответила Василиса. – Варенья наварим да насушим кураги.

Течение мыслей совсем остановилось. Варенье варить, угу. За пару тысяч километров полететь варить варенье – самое то.

– Ба, у меня работа….

– Пару деньков можно выкроить на выходные.

– Слушай, я не…

– Прилетай, – тоном, не предполагающим даже намека на спор.

Да что же у него все жизни через эти абрикосы! И Левка поплелся на кухню – ставить чайник.

Лев: Ту, вы меня сдали Василисе? Меня вызывают на ковер.

Тура: Лариса Константиновна вчера час говорила с Василисой Карповной. Не представляешь, как она была красноречива.

Лев: Василиса?

Тура: Твоя мама! Езжай и ничего не бойся.

Лев: Как будто это на соседнюю улицу сходить!

Тура: Как будто это на другой конец земли лететь!

Левка вздохнул. И полез изучать расписание и свой ежедневник.

И окно в работе как по заказу почти на двое суток. Должен успеть.

За час он сходил в душ, побрился, выпил кофе, собрал рюкзак. Метро, Аэроэкспресс, Домодедово. Пора платить по счетам.

Ейск встретил его уже почти спавшей к вечеру жарой. За спиной фыркнуло, отъезжая, такси. Стукнула дверь. Его ждут.

У меня знаешь какая бабушка? Моя бабушка, она у меня – чемпион мира по обниманиям!

Тонкое цветастое платье, белый платок, крепкие руки. Это, оказывается, огромное счастье – что есть вещи, которые не меняются, что бы ни происходило в мире вообще и с тобой лично. Где-то на задворках сознания корябнула мысль, что это не навсегда, но Лев ее отогнал. Разжал руки.

– Ну, где там твои абрикосы?

– А то я не знаю, что тебя надо сначала мясом накормить! – рассмеялась Василиса своим низким грудным смехом. Подтолкнула в спину. – Иди в дом, руки мой да за стол. Я тефтели из духовки сейчас достану, пюре уже намяла.

А после позднего ужина, под ароматный чай с чабрецом и душицей состоялся у них с Василисой неожиданный разговор.

12.4

– Ну, какой будет ваш диагноз или приговор, уважаемая Василиса Карповна? – Левка не стал ждать и молчать. Размешивает чай, а сам смотрит в глаза женщины напротив. Платок Василиса сняла, коротким каре остриженные седые густые волосы убраны от лица гребнем, на носу солидно поблёскивают очки.

Василиса Карповна подвинула к себе розетку с вареньем – клубничным, слава тебе боже! – и вздохнула.

– Приговор, говоришь? От все ж таки спортил тебе Степка биографию, как я вижу.

– При чем тут Степан? – опешил Лев.

– Да уронил он тебя из коляски, году тебе еще не было. И вроде упал не землю, и высота небольшая. А бошку тебе все ж таки стряс.

Лев изучающе смотрел на Василису.

– Не смешно.

– Да где уж смешно, – еще раз вздохнула Василиса. – Левка, ну разве ж я не учила тебя, что врать – нехорошо?

А ему уже не пять лет, чтобы выслушивать нотации!

– А ты бы в таком созналась? Что бы ты сказала, если бы я тебе рассказал, чем на жизнь зарабатываю?!

– Так ты мне ж такой возможности не дал, – спокойно ответила Василиса. – А мне теперь что? На старости лет придется с этим сотонинским стограмом разбираться, чтобы на внука своего любимого любоваться. Как он поет красиво.

Теперь его очередь ронять чашку.

– Ох, – Василиса тяжело поднялась с места. – Ты ж не был таким полоротым раньше, Левка. Смотри, штаны себе облил. И пол.

– Сиди. Я сам уберу! – Левка привычно полез за тряпкой, стал вытирать стол. – Скажешь тоже – красиво. Еще скажи, что ты видела и тебе нравится!

– И скажу, – невозмутимо ответила Василиса. – А не поймешь с первого раза – так еще раз скажу.

Левка забыл про стол и про тряпку и про все. Сел на свое место. Ладно, мать. Ладно, Тура. Но Василиса…

– Тебе не может это нравиться…

Василиса степенно поправила очки.

– Ты про Авдотью Никитичну и Веронику Маврикиевну слыхал?

– Это тоже Кабуки?

– Не, они вроде без каблуков, – с сомнением нахмурила брови Василиса. – Не помню я. Да найди ты в своем телефоне сам!

Спустя пару минут бабушка и внук смотрели с экрана телефона на выступление культового советского эстрадного комического дуэта. Потом смеялись. Потом еще смотрели, причем Левка – больше не на экран, а на Василису. Неужели и она… Неужели там, где ждал без сомнения только порицание и презрение, он тоже получил поддержку?

– Ты мне запиши свои выступления на эту… на плешку! – Василиса зажигает газ под уже остывшим чайником. – На этом маленьком экране ни черта ж не увижу. Я на большом посмотрю или на планшете.

– Хорошо, – улыбается Лев. Он запрещал себе бояться этого разговора, но все вышло так, как и не чаял.

– Ну вот, улыбаться стал, на Левку моего похож, – и Василиса тоже довольна. – Чаще улыбайся девкам, Левка – и они тебя любить будут.

Улыбка тут же и гаснет. И о проблемах на личном фронте – сколь бы мало они о них не рассказал, мать тоже доложила.

– Левка, ты мне одно скажи… – Василиса наливает им еще по чашке.

– Чернявая, – вздохнул он.

– Это хорошо, – невозмутимо кивнула Василиса. – Ну может хоть у твоей имя простое, а? Танька там иль Натаха?

– Дина, – а все равно, несмотря ни на что, улыбка просится назад на лицо.

– И снова все не слава богу, – теперь вздохнула Василиса. – Еще поди и кровей не наших.

– Немцы наследили в биографии.

– Немцы у нас у всех наследили, – неожиданно сурово отозвалась Василиса. – Ну да ладно, все одно наша будет. Когда привезешь на смотрины?

Вздыхать Левке надоело. Он повозил ложкой в розетке с вареньем.

– Знаешь, я не уверен, что….У нас с ней… сложно и…

– Даже не морочь мне голову этими вашими делами молодыми! – замахала руками Василиса. – Сами разбирайтесь! Ты мне главное заранее позвони, понял? Чтобы я приготовилась честь по чести к вашему приезду. Чтобы и пироги поставила, и в доме прибрать успела как следует. Чтоб не как Степка – этот вечно все бегом да наскоком. А ты чтоб все как положено и обстоятельно, ясно?

– Ясно, – все-таки вздохнул Левка.

– Эх ты, оберюхтя… – ласково потрепала Василиса внука по голове. – Все, спать иди. Устал с дороги.

Но Левка проявил непослушание – помог убрать со стола, помыл посуду. А потом доплелся до своей комнаты и упал на кровать. Кое-как, уже лежа, стянул с себя одежду. И уснул крепким сном без сновидений до самого утра.

На следующий день он собрал два ведра абрикосов, съел домашний обед и успел на вечерний самолет в Москву.

Оказывается, в жизни без вранья есть определённые плюсы.

Но в ней уже нет чего-то жизненно важного.

Глава 13. И сердце рвалось, рвалось из груди

– Просто прелестно. Теперь мы встречаем уже просто на улице.

– Извини, Игорь, у меня совершенно нет времени на кофе.

– Да уж, ты очень занятая деловая женщина теперь, – Игорь, не таясь, разглядывает ее. Дина выглядит плохо. Девочке всего двадцать, но темные круги под глазами и поджатые до узкого губы прибавляют ей лет десять как минимум. Белая рубашка, темные брюки, портфель для бумаг. Совсем не похожа на ту беспечную девочку, что была еще в начале лета. – Мне уже сообщили, что ты круто взялась за дела. Очень круто.

– Я уже уволила двух людей, которые тебе сообщают, Игорь.

– Дина… – тихо. – Что ты творишь? Ты же все ломаешь – неужели ты этого не понимаешь?

– Иногда, чтобы что-то построить, нужно что-то сломать.

– Да что ты в этом понимаешь?! – Игорь внезапно переходит от тихого вкрадчивого тона к громкой и агрессивной манере речи. – Твой отец создавал этот бизнес, когда ты пешком под стол ходила. Взрослые умные люди десятилетия строили и развивали его. Тебе двадцать лет, что ты во всем этом понимаешь, детка? Это не игрушки, не сценарий! Это реальные люди, реальная жизнь и реальные и очень большие деньги!

– На следующий год финансисты прогнозируют убытки. Что скажут на это взрослые умные люди?

Игорь заставил себя набрать воздуха. Сделать паузу. И медленно выдохнуть. Внешние изменения в Дине – всего лишь цветочки по сравнению с этим сухим бесцветным тоном.

– Дина… Диночка… Это очень сложный бизнес. Не наломай дров, пожалуйста. Давай поговорим спокойно. Тебе, наверное, туманят голову чувства, я понимаю. Ты, наверное, увлеклась этим мальчиком. Я понимаю. Предательство – это больно.

– А ты что об этом знаешь? – Дина демонстративно посмотрела на часы на запястье. Не видел раньше у нее таких, не дарил таких. Белые, крупные, керамика, премиум-класс. Получила доступ к деньгам, девочка, и тут же взялась тратить их на бирюльки? – Ты что-то знаешь о предательстве? Кого ты предал?

И тут Игорь похолодел. Небо с утра хмурилось, и порыв ветра зябко прошелся по внезапно повлажневшей спине. Кого ты предал? Дина не спросила – «Кто предал тебя?». Она спросила – «Кого предал ты?»

– Дина, послушай, не пори горячку. Мы все исправим. Атаку Кулика мы отбили. Сейчас можно спокойно работать. Вдвоем. Я тебя всему научу.

– Спасибо. Ты меня уже достаточно научил. Ты же очень рано взялся… за мое обучение.

Очередной порыв заставил рубашку под пиджаком противно прилипнуть к спине. Игорь вдруг ясно осознал, что упустил время. Надо было бить тревогу раньше, раньше выходить на этого Кузьменко, раньше пресекать весь этот балаган. Но Алиса, черт бы ее подрал! А этот парень времени, похоже, не терял и совсем задурил девчонке голову.

– Что, он настолько хорошо тебе трахает, что ты совершенно не хочешь реально смотреть на вещи и думать о сохранении бизнеса твоего отца?! А как же твой… вагинизм? – последнее слово он буквально выплюнул.

– Прошел, – беспечно ответила Дина. – Всего-то и надо было – чтобы в постели появился умелый красивый мужчина с большим членом. А Лев – он и в постели лев, знаешь ли. Впрочем, я его уже прогнала прочь, если тебя это интересует.

Игорь почувствовал, что спазм сдавил горло, и слова не идут. Совсем. И что лицо горит, как в бане.

– Тихо-тихо-тихо… – Дина сочувственно похлопала его по руке. – Ты что-то побагровел весь. Давление мерил сегодня? Ну ладно, если что – позвонишь Алисе, она что-нибудь сделает. А я побегу, мне пора, дела.

Спазм никак не желал проходить. Ветер дул Игорю в спину, проникая под пиджак. И тот же ветер подкинул вверх темные пряди уходящей от него девушки в белой блузке и черных брюках с портфелем для бумаг в правой руке.

13.2

***

– Ты же шутишь, да? – Ян смотрел на него недоверчиво.

– Нет, я серьезно, – Лев сел напротив, с другой стороны стола. – Контракт заканчивается через неделю, продлевать я его не буду.

– Лев Аркадьевич, ты что же… Да ты же… да как можно угробить такой раскрученный проект?! – Ян явно не находил слов. А потом вдруг нахмурился. – Тебя переманил, что ли, кто? Ты не пори горячку, давай обсудим, все решаемо. Денег мало? Добавлю, не вопрос.

– Никто меня не переманил, – Левка вздохнул. Он за последнюю пару дней навздыхался на всю жизнь наперед. – Я закрываю этот проект.

– Ты убиваешь курицу, которуая несет золотые яйца! Лев, я понимаю, ты творческая личность, но ты же умный человек и не можешь не понимать…

– Я творческая личность, но не идиот, это верно, – Лев побарабанил по краю стола. – И точно знаю, когда надо остановиться. Я взял от этого проекта все. Дальше двигаться некуда, дальше – рутина. А мне, как творческому человеку, – отвесил поклон Кулику, – без развития неинтересно.

Ян какое-то время молча смотрел на него. Потом резко выдвинул ящик стола, достал портсигар, вынул из него сигарету, прикурил. Потянуло дымом – явно не табачным.

– Тебе не предлагаю.

– Не предлагай, – кивнул Лев.

Ян рассматривал его сквозь немного голубоватый дым от сигареты.

– Вот гляжу я на тебя, Лев Аркадьевич, и изумляюсь. Ты заговоренный, что ли? У меня ж тут в «Каракатице» не санаторий. Мы люди взрослые, понимаем, что посетители сюда приходят спустить пар, оторваться, кайфануть. И они все это получают. И ты во всем этом дерьме… За столько лет – не спился, не сторчался, в жопу никому не дал – а ведь кругами вокруг тебя ходили. А ты – по воде аки посуху, не намочив белых одежд прошел – и вышел весь.

Лев списал некую претенциозность слов владельца клуба на действие того, чем набита сигарета. И отвечать не стал. А Ян продолжил, медленно выдыхая дым.

– Или, может, ангел-хранитель у тебя есть?

А на это неожиданно Левка решил ответить.

– Конечно, есть. Целых три.

– Три? – выгнул бровь Ян.

– Три, – кивнул Лев. – Василиса, Лариса и Тура.

– Мать, сестра, жена? – понимающе усмехнулся Ян.

– Почти, – спокойно ответил Лев. – Я не женат, ты же знаешь. Бабушка, мать, сестра.

– А как же я?

– Да куда без тебя.

– Хорошо работают, молодцы, – ухмыльнулся Ян. Еще немного помолчал, глядя на Левку взглядом этакого доброго дядюшки. – Ну а жить ты теперь на что будешь?

– Не переживай, есть на что, – спокойно ответил Лев. – Не пропаду. Отдохну. Высплюсь. Отожрусь килограмм на пять. А потом… придумаю что-нибудь.

Ян вдруг посерьезнел. Затушил сигарету и вперил во Льва тяжёлый испытующий взгляд.

– А ты случайно на «Ингер Продакшн» не нацелился, Лев Аркадьич?

– Чего?! – опешил Лев.

– Ну, учитывая твою дружбу с дочкой Ингера…

– Нет, нет! – Лев даже руками замахал. Час от часу не легче. Как проклял его кто этим чертовым «Ингер Продакшн». – Нет, до продюсерского центра мне нет никакого дела!

Видно было, что его реакция Яна не убедила. Он еще посверлил Льва изучающим взглядом.

– Ладно, как скажешь, – протянул медленно. – Но ты вот что… Я присматривался к «Ингер Продакшн» какое-то время назад, собирал информацию. Знаю про них многое. Если вдруг понадобится помощь – обращайся. Помогу… по старой дружбе.

На кольнувшую остро боль Лев не обратил внимания. Объяснять – долго, да и не стоит. Поэтому кивнул.

– Хорошо.

– Ну и хорошо, что хорошо, – вдруг обрадовался Кулик. – Ну так что, раз пошла такая пьянка – устроим большой бадабум? Сделаем мега-программу, гульнем на прощанье на все деньги?

– Давай, – согласился Лев. – Гулять – так гулять. Отправим Лолу на заслуженный отдых со всеми почестями.

– Это не пенсия, это похороны!

– Зато представь, как шикарно ты будешь смотреться в гробу. Вокруг цветы. Я сошью тебе новое платье.

– Ты изверг!

– Уж какой есть.

– Ушла рыдать.

13.3

***

Дина откинулась в кресле, устало потерла глаза. Потянулась к пачке – и одернула руку. Пепельница полна окурков, от сигарет с непривычки уже тошнит. Она случайно нашла пачку сигарет в ящике со столовыми приборами. Не представляла, как она туда попала, но это сигареты его. Льва. И с этой пачки все началось. Выкурила ее. Потом купила себе женские, тонкие, не крепкие. И почти три дня, вставая лишь по нужде и за кофе, в компании сигарет и кружки, Дина провела за ноутбуком.

Преподаватель по сценарному мастерству не раз и не два им повторял, что труд сценариста гораздо сложнее, чем труд писателя. Писатель всегда пишет для себя и про себя. Даже если он пишет про шестилапых монстров с Сириуса, он все равно прорабатывает какие-то свои внутренние задачи. А сценарист всегда пишет для кого-то и решает чьи-то чужие задачи. Так ей говорили. А еще говорили ч то по-настоящему хорошие, даже гениальные сценарии пишутся на одном дыхании. В состоянии практически помрачнения рассудка.

Про гениальность написанного ею самой Дина не могла ничего не могла сказать. Не ей об этом судить, наверное. Но помрачнение рассудка – было.

Она тогда переживала, что диктофон не включила. Зря переживала. Оказывается, она помнила все из его рассказа. Все, до последнего слова. И эти слова лились, превращаясь в историю, в сценарий. Дина не стала даже менять имен, она просто записывала. Записывала то, что откуда-то взялось в ней и за два дня превратилось в сценарий. И теперь она смотрела на экран ноутбуку.

Сохранить.

На жесткий дис5к. В облако. В другое облако. И на печать.

Принтер тихо зашуршал бумагой. А Дина встала. Качнулась.

Боже, как болит спина. И голова. Головные боли у нее бывали. Но Дина никогда не знала, что спина может болеть. Что она может болеть ТАК. А еще над Игорем потешалась…

Несколько раз наклонилась вправо, влево, подняла руки. Стало немного легче. Посмотрела на принтер. Он напечатал примерно треть. Перевела взгляд на пепельницу.

Нет, надо пойти что-то съесть. Дина вдруг почувствовала какой-то совершенно дикий голод. Сколько она не ела? И вообще, какой сегодня день?

День оказался воскресенье, время – половина двенадцатого. Дина сделал себе бутерброд и кофе, вернулась за стол. Свежеотпечатанный сценарий лежал на принтере.

И ждал.

Дина потянулась за телефоном.

– Алла Максимовна, здравствуйте.

– Добрый день, Диночка. Как твои дела?

– Я хочу показать вам сценарий.

– Ты написала? Умница! Приезжай ко мне завтра вечером, часам в шести.

– А сегодня нельзя?

– Я… я уже почти выхожу из дома, – голос у педагога стал растерянный. – Я собралась на дачу к подруге.

– Можно, я вам привезу? – Дина сама не узнавала себя, свою странную, почти болезненную настойчивостью. – Почитаете в дороге? Пожалуйста! Вы с какой станции метро уезжаете?

Ответили ей не сразу.

– Хорошо. Давай встретимся через час у «Белорусской».

13.4

***

Алла Максимовна перезвонила в шесть вечера.

– Я прочитала, – начала она без предисловий.

– Уже? – вяло удивилась Дина. Она вернулась домой и легла спать. Не легла даже – рухнула. И сейчас, спросонья, ничего толком не соображала.

– Я проехала свою остановку. И ни на какую дачу я не поехала. Я два круга прокаталась по кольцевой. Я читала.

– Да? – Дина судорожно пыталась стряхнуть с себя сонный морок. – И… как?

– Это абсолютно гениально, девочка.

Проснулась. Резко и сразу.

– Правда? – спросила так тихо, что думала, ее не расслышали. Прокашлялась.

– Правда, – коротко и как-то по-деловому ответила Алла Максимовна. – Но это все завтра. Дай мне время до завтра, Дина.

– И что… что будет завтра?

– Не планируй ничего важного на завтра, пожалуйста, Дина.

Она снова перестала что-либо понимать.

– Ладно, не буду.

– Вот и хорошо. Я позвоню завтра. Целую крепко и обнимаю. Ты умница, девочка!

Дина отрешенно смотрела на телефон в своей руке. Отложила его, встала и прошла к столу. Подняла крышку ноутбука. На экране так и остался открытый файл. Последняя страница. Дина хотела сесть на стул – и передумала. Она не могла читать написанное.

Кажется, в ней не осталось ничего – ни слов, ни мыслей, ни чувств. Все было там, в недрах электронного устройства, в пачке листов, что сейчас у Аллы Максимовны. А сама Дина – выпита до дна, опустошена, выпотрошена.

Распотрошенная лягушка.

Господи, какими же смешными и глупыми казались теперь те переживания на фоне того, во что сейчас превратилась ее жизнь.

Дина снова отпустила крышку ноутбука и потянулась за сигаретами.

***

– Куда мы идем? – Дина едва поспевала по коридору за своим педагогом. Ни за что не могла бы предположить в пожилом человеке такой прыти.

– Быстрее, Диночка, быстрее, пожалуйста.

Перед Диной открыли массивную деревянную дверь.

– У себя? – спросила Алла Максимовна.

– Да, ждет, проходите, – отозвалась красивая светловолосая женщина, вставая из-за стола.

– Все, Диночка, иди, – Алла Максимовна быстро обернулась, так же быстро заправила Дине за ухо прядь волос, поправила воротничок рубашки. – Иди с богом, девочка.

И с совершенно круглыми от изумления глазами Дина шагнула через порог кабинета ректора института.

Конечно, она его знал. Конечно, видела. И по телевизору, и вживую – он выступал перед первокурсниками первого сентября. Но вот так, друг напротив друга…

– Здравствуйте, Дина. Присаживайтесь.

Он встал со своего места за громоздким столом. А Дина так и осталась стоять. Ректор ВГИКа. Тот самый Харитонов. Золотая пальмовая ветвь Каннского фестиваля, Берлинский серебряный лев – за его спиной. Они – его, им получены.

Высокий, немного грузный, легендарная чёрная кожаная куртка, тёмная шевелюра и седые виски, пронзительный взгляд из-под тяжелых набрякших век.

– Ну что же вы стоите, Дина, присаживайтесь.

Дина неуверенно прошла и неловко опустилась на самый краешек стула. Харитонов снял трубку интеркома.

– Лилечка, сделайте нам два кофе.

Ректор опустился в кресло и некоторое время молча смотрел на Дину. Дина же сидела перед ним словно загипнотизированная. Как кролик перед удавом. Харитонов…. Это же сам Харитонов.

13.5

Принесли кофе, Дина не решилась взять свой, лишь поблагодарила и коснулась пальцем белой чашки. Горячая. Вилен Мартинович с удовольствием пригубил свой кофе, зажмурился. А потом открыл глаза.

– Из-за вас, Дина, я не сомкнул сегодня ночью глаз.

Это хорошо, что кофе она пить не стала. Сейчас бы чашку не удержала.

– Я всю ночь читал вот это, – Харитонов взял то, что лежало перед ним на столе. – Читал, перечитывала, думал.

Это же ее сценарий. Далеко не такой беленький и чистенький, каким он был тогда, когда Дина отдавала его… Алле Максимовне. Весь в пятнах кофе и испещренный пометками.

– Откуда он у вас? – только и смогла выдохнуть Дина.

– У нас с вами общий педагог, Дина. Вчера Алла Максимовна позвонила мне и сказала, что я должен это прочесть. Я привык ей верить.

Дина сидела и хлопала глазами. Харитонов сделал еще глоток и продолжил.

– Я не буду ходить вокруг да около, Дина. Это не просто добротный сценарий, за который я уже сейчас могу вам выдать диплом выпускника сценарного факультета. Это гениальный сценарий. И я хочу снять по нему фильм.

Дина осторожно опустила руку и пощупала стул под собой. Он стоял крепко, устойчиво. А у нее перед глазами кабинет качается – вправо-влево.

– Вы знаете, – между тем как ни в чем не бывало продолжал говорить Харитонов, – ремесло сценариста – как и режиссера – таково, что в него часто приходят уже зрелые люди. Это специфика профессии – в отличие от актерской, к слову. Ваш сценарий, – он похлопал по стопке листов, – это не студенческая работа. Это зрелый, профессионально сделанный сценарий. Сделанный, определённо, мастером своего дела.

– Правда? – только и смогла выдохнуть Дина. Вчерашнее «гениальный» от Аллы Максимовны она все же не приняла всерьез. Было очень приятно, но Алла Максимовна ее всегда хвалила. А вот Харитонов… Харитонов… И он собрался снимать… Невозможно…

– Правда, – спокойно отозвался он. – Я знал вашего отца, Дина. Мы не были ни друзьями, ни даже приятелями, но были шапочно знакомы. Это был человек, отмеченный печатью гениальности. Вы – наследник его дара. Да, в вас он проявился иначе, но, несомненно, одно – это у вас в крови. Не сомневайтесь. И не сопротивляйтесь этому.

Харитонов вдруг улыбнулся ей. И Дина рискнула взять чашку. Пальцы почти перестали дрожать. Осмысливать сказанное ей она пока не решалась.