Текст книги "Его выбор (СИ)"

Автор книги: Дарья Стааль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 36 страниц)

Саббатай пришел в Святую землю, слава его постепенно росла. В Хевроне его видел молодой рабби Куэнк и запомнил на всю жизнь: «Мы все не спали ночью, ходили вокруг Его дома и смотрели на Него. Он читал Псалми… Его поведение устрашало, приводило в трепет, ни в чем Он не походил на обычных людей. Глаза мои не насыщались лицезреть Его».

Саббатай был послан иерусалимской общиной в Египет, собирать средства на синагоги. В Египте он взял себе в жены удивительную женщину, Сарру. Ее родители погибли в 1648 году от рук казаков Хмельницкого, а она бежала в Амстердам. Там Сарре было послано откровение: ей суждено стать супругой Царя-Мессии. Слухи о прекрасной деве, суженой Мессии, дошли до Саббатая, он послал за ней, она приехала в Египет, и они повенчались.

А по пути обратно, в Святую землю, в Газе Саббатай встретился с человеком, который создал саббатианство, – пророком Натаном Газским. Натан стал одновременно Иоанном Крестителем и апостолом Павлом нового мессианского движения, пишет Шолем. Несмотря на свое очарование, достоинство, благость, Саббатай не обладал сильным характером, был склонен к приступам депрессии и уныния, не мог объяснить свои теологические нововведения. Натан, блестящий каббалист, знаток Торы, человек мысли, действия и пера, восполнил эти пробелы. Это было подобно встрече Иисуса во плоти со св. апостолом Павлом. Саббатай пришел к Натану, прослышав, что тот знаток в лурианском «исправлении». «Но когда Натан узрел Его, – пишет современник, – он упал пред Ним ниц и восславил Его». Саббатай, переживавший период уныния, пытался отклонить эту честь. После трех дней колебаний (соответствующих трем дням погребения Иисуса), 17 таммуза, Саббатай открыто провозгласил себя Мессией. День этот – день поста и траура по разрушению Храма – стал праздником.

Община в Газе повиновалась Саббатаю, вслед за ней – общины Цфата и Хеврона. Самой туговыей оказалась иерусалимская община. «Уехал посланцем (шалиях), вернулся помазанником (машиях)», – острили в городе. Саббатай собирался принести жертву на Храмовой горе в знак начала строительства Храма, но раввины города доставили его к турецкому судье, как мятежника. Турок отказался взять на себя роль Понтия Пилата и отпустил Саббатая.

Верхом на коне и в зеленой мантии, как святой ислама, Саббатай въехал в Иерусалим, а затем начал победное шествие в Алеппо. Повсюду его встречали ликующие толпы верующих. Каббалисты становились ярыми приверженцами Саббатая – письма неутомимого пророка Натана влияли на них. В синагогах Святой земли вместо молитвы за султана Стамбула возносили молитву за Царя Израиля, султана Саббатая Цеви. Ученики продолжали именовать его, как апостолы – Иисуса, рабби (учитель), а торжественно титуловали Амира (сокращение от Его Величество Царь наш и Повелитель), что звучало похоже на «эмир».

Сам Саббатай прямо утверждал свою связь с Богом, и еще более откровенно, чем Иисус. И это не мешало большинству евреев. Саббатай говорил: «Между мной и Господом Милосердным (Шаддай) нет различия, расхождения или разделения». Он подписывался «Первородный Сын Господа» и «Я, Господь ваш Бог Саббатай Цеви». Второй стих Библии он читал так: «Дух Саббатая Цеви витал над водами». Пресловутое еврейское единобожие, которое, по мнению апологетов, мешало евреям принять Иисуса, не помешало принять Саббатая – после каббалистической обработки.

Он расторг Ветхий Завет, вкупе с десятью учениками благословил Разрешающего запреты и вкусил запрещенный Торой (Исх. 29) хелев – внутренний тук барана. В Смирне он, как полноправный Господин Субботы, отменил субботу и отпраздновал ее в понедельник. Затем он отменил пост 10-го числа месяца Тевета, назначил вице-королей Рима и Константинополя и, как бы стремясь к катарсису, отправился в Константинополь. Слухи о чудесах, творимых Мессией, распространились по всему миру, хотя пророк Натан требовал веры без чудес: «Вера в Мессию спасает, а без веры нет части ни в мире сем, ни в царствии грядущем». Тут саббатианцы практически приняли христианскую доктрину. Саббатай часто задумывался об Иисусе, и Натан провозгласил Иисуса «сатанистским антиподом Саббатая, которого новый Мессия спасет и возвратит». Шолем пишет о «невероятной смелости идеи Натана об эсхатологическом возврате Иисуса к своему народу, идеи, повторенной впоследствии основателем хасидизма Бештом, так же спасавшим душу Саббатая Цеви».

В Константинополе Саббатай предстал перед великим визирем Ахмедом Кёпрюлю, человеком умеренным и миролюбивым. Саббатай произвел огромное впечатление на визиря. Мессия был заключен в замок Галлиполли, тюрьму для важных государственных преступников, – но к нему свободно допускали верующих, он жил в почете и роскоши, признанный большинством евреев мира.

Пятнадцатого сентября 1666 года Саббатай предстал пред самим султаном. О деталях этой встречи есть два рассказа. По одному, Саббатаю был предложен выбор: совершить чудо, обратиться в ислам или погибнуть. Он сказал, что уже давно хотел перейти в ислам. Султан обласкал новообращенного, дал ему высокий пост хранителя Царских ворот и пожизненную пенсию. По другой версии, Саббатай лишь ответил утвердительно на вопрос султана, хочет ли Саббатай быть его другом и оставаться во дворце.

Отступничество другого лжемессии стало бы концом движения. Но вера в Саббатая была слишком глубока, и его последователи совершили то же чудо, что и ученики Иисуса. Как писал Ренан, «энтузиазм и любовь не ведают безнадежности. Вместо того чтобы отчаяться, они нарушают реальность». Ученики Иисуса были потрясены распятием и смертью Мессии – и нашли в Библии доктрину смерти Спасителя, избавляющую человечество. Потрясенный отступничеством Саббатая пророк Натан взялся за подобную задачу и так объяснил отступничество в своих письмах: Моисей соблюдал египетские обычаи при дворе фараона, а он был первым Избавителем; Эсфирь ела ритуально запрещенную пищу во дворце Артаксеркса, чтоб принести избавление Израилю. Отступничество было таинством спуска в мир «осколков», чтобы извлечь до конца все искры. Царь Давид был при дворе царя Гата (Гефа), праотец Авраам спускался в Египет. Мессия-страдалец Исайи (53), который был «ранен за грехи наши», – это Саббатай Цеви, потому что мехолал означает не только «ранен», но и «святотатствовал». Саббатай подобен пеплу рыжей телицы (Числа 19), который превращает чистых в нечистых и нечистых – в чистых.

Последователи Саббатая также перешли в ислам, но втайне исповедовали эзотерический иудаизм саббатианского толка и верили в возврат своего Мессии, скончавшегося в 1676 году в городке Дульциньо (ныне Улцинь) на Адриатическом море. Саббатианская секта дёнме просуществовала в Салониках вплоть до начала XX века. (Утверждают, что Мустафа Кемаль Ататюрк родом из сабатианцев. Среди министров его правительства было по крайней мере два дёнме.) Существовали саббатианцы и в Восточной Европе, где они для виду оставались правоверными евреями. Позднее многие из них присоединились к мессии Иакову Франку и стали католиками, другие нашли приют в зародившемся тогда хасидизме.

Хасидизм пытался спасти те элементы саббатианства, которые могли вписаться в нормальное существование еврейского народа в Рассеянии. Хасиды отказались от мессианства, от нарушения заповедей, от создания еврейского царства в Святой земле, они сохранили веру в «малого мессию» – своего праведника. Основатель хасидизма Бешт явился неевреям, встречался с разбойниками, спорил с Сатаной и летал на небо. Его праправнук, рабби Нахман из Брацлава, скончавшийся в Умани в 1810 году, считал себя Мессией, праздновал все праздники в один день, мог исполнять заповеди духом, не исполняя их во плоти. Но революционная идея отказа от заповедей не была воспринята его учениками.

Опыт рабби Нахмана из Брацлава показывает, что уже к XIX веку любые «еретические», «христианские», «мессианские» идеи могут найти себе место в лоне иудаизма. Как говорил Гершом Шолем, «еврейская религия – это то, во что веруют евреи». Интерес к учению и личности рабби Нахмана возродился в наши дни, ставят его пьесы, печатают его рассказы, повторяют его притчи.

Первый «мессианский» шаг рабби Нахман совершил во время странной поездки в городок Каменец-Подольск, связанный с именем Иакова Франка, позднего саббатианца и ересиарха. Там он боролся за душу Франка, как Бешт – за душу Саббатая, а Саббатай – за душу Иисуса.

После возвращения из Каменец-Подольска рабби Нахман отправился в паломничество в Святую землю. Близкие пытались удержать его и спрашивали, как и на что им жить, если он уедет. Рабби Нахман ответил своим дочерям, как мог ответить Иисус: «Ты поедешь к свекру, твою старшую сестру возьмут в няньки к чужим людям, младшую примут другие из милости, а мать твоя пойдет кухарить. А всю утварь в доме я распродам на домашние расходы».

Рабби Нахман прибыл к берегам Святой земли в канун Нового года, Рош ха-Шаны. Он провел ровно одну ночь в пещере на пути из Акки в Сафед (Цфат) и вернулся обратно на Украину. По его словам, за эту новогоднюю ночь он исполнил все заповеди разом в Святой земле и после этого смог исполнять их «духом», не исполняя «во плоти». Он ссылался на талмудическое учение о том, что праотцы Израиля исполняли некоторые заповеди (например, ношение филактерий[51]51
  Филактерии – греческое название охранных амулетов тфилин, коробочек из кожи кошерных животных, содержащих пергаменты с текстами из Торы, которые надевают на левую руку (против сердца) и на лоб (между глаз). – Ред.


[Закрыть]) духом, а не реально, во плоти. Он свел все времена года в одну ночь – Рош ха-Шана – для единократного исполнения заповедей. Так и Саббатай праздновал на одной неделе Кущи, Пасху и Пятидесятницу, а Иисус называл себя «Господином Субботы».

Рабби Нахман не дошел до антиномичных дел, он не ограничился исполнением духом, но продолжал исполнять заповеди и во плоти – хотя, по его собственной концепции, мог бы обойтись и без этого. В этом сказалась нерешительность его души. Он не был уверен, предстоит ли ему стать Мессией, сыном Давида, или его страдающим Предтечей из дома Иосифа. Он не посмел протянуть руку к царской короне Израиля и благословить Разрешающего запреты. Он утверждал, что может пренебречь заповедями, но не сделал этого шага, боясь, что его проклянут и объявят отступником.

Во имя единства поступился рабби Нахман и революционной идеей обращения иноверцев в свой «мессианский иудаизм», которой он обязан создателю хасидского движения, своему прадеду Бешту. И тут речь шла о делах, не о словах. «Каждый обращенный в веру Моисея вызывал радость в его сердце, как первая ласточка всемирного обращения», – писал Артур Грин. Отказавшись от антиномичности действий, он пожертвовал и возможностью обращения иноверцев: мессианский иудаизм «единократного исполнения» мог увлечь нерелигиозных евреев и неевреев, но традиционный «иудаизм заповедей» – никого. Теперешние хасиды рабби Нахмана забыли и об этой идее своего учителя и яро участвуют в погромах иноверцев в Мусульманском квартале Иерусалима. Они смогли полностью вписаться в теплый уют гетто, способный подавить любое свободное проявление духа.

После того как Просвещение разрушило стены гетто – а это произошло в XVIII–XIX веках, где раньше, а где позже, – ортодоксальный иудаизм отступил. В иудаизме сложилось несколько направлений. Консерваторы и реформисты облегчили обрядность, упразднили многие ограничения. Они создали сильно разбавленную версию иудейского протестантизма, и его основной недостаток (или достоинство) – абсолютная вменяемость. Оно не увлекает и не захватывает, и в Израиле оно почти не представлено.

Рабби Исаак Меир Уайз, лидер реформистов и «самый известный раввин Америки XIX века», так характеризовал свою веру: «Американский иудаизм. Религия без мистики и чудес. Рациональная, понятная, гуманистическая, всеобщая, либеральная, прогрессивная. В гармонии с современной наукой, критикой и философией; сочувствует свободе, справедливости и милосердию». Эти слова начертаны на стене главной реформистской синагоги Иммануэль в Нью-Йорке. Но «рациональная религия без мистики и чудес» не есть вера в Бога, оказавшегося пятым колесом в этой телеге. Она не может вдохновить верующих.

Однако и традиционный иудаизм дышит на ладан. В Иерусалиме его оплот – Меа-Шеарим, в Нью-Йорке – отчасти Бруклин, на палестинском Побережье – городок Бней-Брак. Там в относительной изоляции живут ортодоксальные евреи, сохранившие обычаи и нравы наших прадедов. Разделенные на множество сект и групп, они живут благодаря социальным пособиям и помощи из Америки, но многие отказываются от поддержки «сионистского государства». «Богобоязненные» бедны, и в их многодетных семьях едят много хлеба и лапши.

Сионисты загнали эту тихую традиционную общину в ловушку. Их обязали служить в армии, чего они делать не собирались. Армия дает им отсрочку, практически освобождает от службы, но при условии, что они останутся в иешивах и не будут работать и учиться светским наукам. Поэтому они прозябают в нищете. Время от времени сионистские антиклерикалы устраивают яростную кампанию травли «богобоязненных» с требованием забрить их всех подчистую в солдаты и не выплачивать им пособия. После очередной кампании я писал:

Праведный гнев и возмущение охватили богатые районы – Герцлию, Рамат-ха-Шарон и Рехавию. С пылом Николая I правые и левые сионисты готовы лично стричь пейсы и забривать в солдаты верных сынов Израиля. Как всегда, за святым гневом кроется невежество. Выросло новое поколение, «не знавшее Иосифа» (Исход 1:8). Мало кто из негодующих задумывался о том, нужна ли армия верующим евреям.

Верующие евреи – «богобоязненные» – жили в Святой земле без сионистов и до сионистов и прекрасно уживались с палестинцами. Проблемы кошерности курицы они умеют решать сами, а других проблем, которые без атомной бомбы не решить, у них нет. Мой почтенный прапрадед приехал в Святую землю в семидесятых годах XIX века, спокойно молился Богу, крутил пейсы, нарожал детей, был похоронен – до пришествия Мессии – на Масличной горе без помощи сионистов. Мои многочисленные дальние родственники и ныне живут в Меа-Шеариме и в День независимости Израиля поднимают черный флаг и объявляют траур.

Они прекрасно знают, что верующему еврею сионизм ни к чему. Трижды сказано в Песни Песней «не будите», и эти слова «устная Тора», еврейский Закон, понимает как запрет еврею обращать оружие против народов мира. Посланцев из Меа-Шеарима с почетом принимает и президент Арафат, и король Абдалла. В палестинском парламенте сидит представитель самарянской общины, потомков древнего Израиля. Еще в 1918 году палестинские лидеры – мусульмане и христиане – обращались к английским властям с протестом против планов сионизма колонизовать страну. В своем письме[52]52
  Palestinian papers, Foreign Office documents, 1917–1922. London, 1972. P. 47.


[Закрыть] они отмечали: «Коренные палестинские евреи были и остаются нашими братьями в беде и в радости, и с ними мы готовы и дальше жить в мире и согласии».

В 1948 году сионисты использовали верующих евреев в своих целях – создали конфликт, а затем «спасли» евреев Иерусалима. Верующие евреи знают, что и без сионистского «спасения» их бы никто не тронул. Так, спокойно живут верующие евреи в Сирии, Иране и других соседних странах. Лишь непрерывные попытки сионистов завербовать местных евреев в качестве агентов «Моссада» приводят к конфликтам и проблемам.

Религиозные евреи хотят жить по традиции, установившейся много веков назад, как живут евреи в Нью-Йорке, Москве и Тегеране. Дайте им самим решить, как жить, не тащите их силком в ваш сионистский рай с его свиными отбивными, дискотеками, порнухой. Они не хотят ломать руки палестинским детям, не хотят отбивать почки безработным из лагерей беженцев. Они хотят жить по-своему.

Время от времени появляются сообщения о массовых обращениях в веру предков, о целых боевых эскадрильях, перебирающихся в Меа-Шеарим, об артистах, нашедших Бога и покой в иешиве. Массового движения такого рода нет – и быть не может. И по сей день больше молодых евреев увлекается буддизмом или учением Муна, нежели ортодоксией. Но флирт идет: молодые американские евреи в поисках «корней» попадают в иешивы «Эш ха-Тора» и «Ор Самеах». Прошедшие через медитацию и наркотики оказываются в иешиве «Тефуцот», на горе Сион. Русские евреи, метавшиеся между церковью и синагогой, находят их синтез в движении Хабад, у Любавичского реббе. Простые израильтяне, что не слыхали об Иисусе, оказываются в иешиве «Ор Хаим», в Бухарском квартале, возле Меа-Шеарима. Обычно они ярые националисты.

Мы подходим к главной проблеме иудаизма: почему евреям не удалось ассимилировать палестинцев или амальгамироваться с ними в единый народ? Ответ на этот вопрос мы найдем в Иерусалиме, на Храмовой горе.

Глава XXXV. Храмовая гора

Итак, настало время вернуться в Нагорье, в то место, где находятся ответы на все вопросы, – в Иерусалим.

Иерусалим Священного Писания – это маленькая деревня в горах, похожая на прочие деревни Нагорья. На склоне холма стоят дома жителей, окруженные прочной каменной крепостной стеной. Внизу, в долине, у подножия холма, бьет источник. Осторожные селяне врезали подземный ход и шахту в склон горы, чтобы получать воду, не выходя за крепостную стену во время частых осад. На вершине холма – дом мухтара, местного царя. Чуть более высокий взгорок к западу от села венчает святое место, местный вели.

Источник Иерусалима прекрасен и полноводен. Он бил неравномерно, и поэтому в библейские времена он назывался Тихон – Толкач. Вход в пещеру источника находится глубоко под землей, к нему ведут многие ступени, и поэтому сегодня его называют Умм-эль-Дарадж – Мать Ступеней. Христиане именуют его источником Девы Марии. Тут можно войти в туннель и спокойно, не сутулясь, пройти по всей его длине. В жаркий летний день это одно из приятнейших мест в Иерусалиме: вода прохладная, чистая, доходит до пояса, и брести по ней – одно удовольствие, если в туннеле нет толпы туристов. Сам источник в принципе не отличается от других описанных нами. Его хорошо осмотреть и понять после обычного, неизвестного и безымянного источника, чтобы постичь его неуникальность. Вода источника льется из туннеля в большой водосборник – купальню Шилоах (Силоэ, Силуан), и в наши дни израильтяне называют и сам источник Шилоах. Водой этой Иисус возвратил зрение слепцу (Иоанн 9). Ниже, за водосборником, растут большие смоковницы, крестьяне выращивают овощи – тут находятся плодородные орошаемые земли, как, скажем, в Сатафе под источником и водоемом. Немного дальше – еще один источник, превратившийся в наши дни в колодец.

Местные жители называют его Бир-Аюб – колодезь Иова, или, по другой версии, Иоава, ибо возле него Иоав, покоритель Иерусалима, пытался воцарить Адонию, сына Давида, в Израиле. Так связаны эти два источника – у Тихона был помазан на царство соперник и брат Адонии, Соломон Премудрый. Раз в году – в ночь эль-Кадр – в источник Бир-Аюб приходит вода из мекканского источника Замзам, и она исцеляет многие хворости. Когда вода переливается через край в Бир-Аюбе, иерусалимцы устраивают праздник – значит, наступил хороший, мокрый год.

Места к востоку от источника мало изменились с тысячелетиями. Благодаря тому что город уполз далеко на запад от своей колыбели, старый Иерусалим выглядит сейчас как в дни царя Мельхиседека, когда сюда заглядывал Авраам. В глубокой лощине Кедрона растет старинный масличный сад с толстыми узловатыми многовековыми оливами – это Гефсиманский сад, в котором, на нижнем этаже церкви Св. Стефана, мы жили когда-то. С нашей веранды, которая представляла собой, по сути дела, обычную террасу в складке горы, видна была слева к северу русская церковь Св. Марии Магдалины, Гефсиманская церковь Моления о Чаше, масличный сад, гробницы Кедрона, а справа – гора, окруженная толстой крепостной стеной, и в центре ее – замурованные ворота.

Это и есть та самая гора. На этой горе жители Иерусалима поклонялись Богу, на ней стоял и стоит местный вели. Обычно наши представления об этой горе искажаются знанием современной географии города. В современном Иерусалиме Храмовая гора стоит на самом краю, как Останкинская башня в Москве. Но в нашем Иерусалиме – палестинской деревне Силуан – Храмовая гора нависает над городом. Внизу родник, еще ниже – водосборник и сады, выше – город, над ним – гора, и на ней – огромная скала.

Культ камней – один из древнейших в мире, и он и по сей день практикуется у японцев-синтоистов и корейцев. Крестьяне Святой земли по сей день, как в глубокой древности, поклоняются на высотах камням и деревьям. Так же древен и культ скалы на вершине Храмовой горы. Скала эта, которую евреи называют Эвен ха-Штия, Краеугольный камень мира, а палестинцы – эль-Сахра, Скала, потрясает и ныне. Стоит войти под Золотой купол, и вы увидите: посреди роскошного убранства, лазури, позолоты и мрамора, торчит из земли огромная, подлинная, необработанная скала, вполне достойная быть символом Нагорья, старший брат всех камней скалистой Иудеи.

На эту скалу взгромоздил Господь весь мир в третий день Творения. На нее предок евреев и арабов Авраам принес своего сына, чтобы заклать его по слову Божию, но в последний миг Господь остановил его руку, и сын остался жив. На этом камне спал внук Авраама, Иаков, когда бежал от гнева брата. На нем восстал ангел Господень с простертой десницей в день, когда мор поразил город при царе Давиде. На нем царь Давид упокоил Скрижали Завета, полученные Моисеем на горе Синай. На нем его сын Соломон построил Храм. На нем был построен Второй Храм. На него ступил Мухаммад, и отсюда архангел Гавриил поднял его на небо, а затем вернул в Мекку, как рассказывается в 17-й суре Корана. Такова предыстория камня.

Его история начинается в 638 году, когда носители семитского монотеизма, арабы Хиджаза, заняли Иерусалим после двухлетней осады. Город мог держаться еще несколько лет, но после победы арабов над византийской армией у реки Ярмук в этом не было смысла. Православный патриарх Софроний, друг и ученик недавно почившего блаженного Иоанна Мосха, вступил в переговоры с осаждающими. Он сообщил о своей готовности сдать город, но только самому повелителю правоверных, халифу Омару. Такие города, как Иерусалим, сдаются лишь царям, сказал он. Через несколько дней Омар подошел к Иерусалиму.

Омар ибн Хаттаб был высок ростом. Он выделялся среди толпы, как всадник среди пеших. Его отличал горячий и яростный нрав. Он был прост в быту, жил в скромной хижине. Его одежда была заплатана, он спал не в шатре, а под открытым небом, простирая над собой плащ, зацепленный за куст. В его семье первыми приняли ислам его дочь и ее муж. Однажды они сидели и читали вслух Коран. «Что вы делаете?» – спросил их пришедший Омар. «Ничего», – ответили они. Он в гневе разбил им лица, но вскорости Пророк убедил его, и он стал истовым мусульманином.

В походах Омар и его слуга ехали на одном верблюде по очереди, и в день сдачи Иерусалима был черед слуги ехать верхом, а Омар вел верблюда на поводу. Софроний вышел из города, облаченный в тяжелый, шитый золотом наряд патриархов, с митрой на голове, и обратился с приветствием к человеку на верблюде. Его поправили. Повелитель был бос, кутался в бедуинский плащ и держал верблюда под уздцы. В импровизированном шатре халиф и патриарх подписали мирный договор – «сульх эль-Кудс». Халиф обещал сохранить жизнь и имущество иерусалимцев, не трогать церкви и не позволять иудеям обижать христиан, что было важно после страшной резни 614 года.

Патриарх провел халифа по улицам и базарам города, показывая святые места. «Где ваша главная святыня?» – спросил халиф, и патриарх подвел его к храму Воскресения, величественному и пышному собору, построенному свв. равноапостольными Еленой и Константином тремястами годами ранее над пустой гробницей, где лежало тело Христово и где жены-мироносицы узрели воскресшего Христа. «Нет, – сказал халиф, – не об этом месте мне говорил Пророк».

И халиф рассказал патриарху, что за несколько лет до того его друг, пророк Мухаммад, был ночью восхищен чудесным образом в Иерусалим. Пророк летел через бескрайние пустыни Аравии, над горами Заиорданья, над впадиной Мертвого моря на крылатом коне Эль-Бураке – Молнии. Эль-Бурак примчал его в Святой город и опустил на пустынной площади на вершине горы. Когда-то там стоял храм Соломона.

Там собрались великие цари и пророки прошлого, и Мессия, Иисус Христос, спустился с небес. Они вместе обратились с молитвой к Творцу, и так эта площадь стала Местом Молитвы – Дальней мечетью. Архангел Гавриил взял Пророка за руку и подвел его к огромной скале на вершине горы. Скала поднялась в знак почтения при виде Пророка, но архангел удержал ее на месте – только пещера успела открыться между скалой и горой.

Со скалы Пророк поднялся на небеса, держась за руку архангела, и там он лицезрел Силы Небесные в их величии. Долго ли был Пророк на небе? Когда он взмыл ввысь, Эль-Бурак опрокинул кувшин с водой, а когда он вернулся на землю, еще и капли не успело пролиться из падающего кувшина. А на небе счет времени совсем другой.

После этого сел Пророк на Эль-Бурака и вернулся в Мекку. Поутру он рассказал о чудесном видении жителям Мекки, но недоверчивые горожане решили проверить подлинность его рассказа. Они, часто ходившие с караванами в Святой город, хорошо знали Иерусалим, а Мухаммад там никогда не был. Они стали дотошно расспрашивать его, что и где он видел в городе, и убедились в истинности чуда, когда он правильно описал им дома и улицы города. Он сумел это сделать, потому что во время этой беседы Аллах перенес Иерусалим и простер перед ним, оставив город невидимым для всех, кроме Пророка.

Пророк завещал своим преемникам отстроить Дальнюю мечеть в знак связи ислама с его духовными предтечами, с Авраамом, с царем Давидом, с Иисусом Христом. Ведь Пророк не собирался создавать новую веру, но тщился вернуть к незамутненным истокам древнюю веру Авраама, искаженную синагогой и церковью. Он видел в себе Параклета – Утешителя, которого Христос обещал послать на землю (Иоанн 14:16). Пророк велел веровать и почитать Христа и его святую Мать. Очищая святилище Мекки от идолов, Пророк поклонился лику Богородицы, хранившейся там древней византийской иконе.

Так сказал халиф патриарху, и патриарх повел халифа к горе Сион, к храму Айя-Сион, где Богородица успела и погребен царь Давид. Но и это место не походило на описание Пророка. И тогда они последовали к Храмовой горе на краю города и с трудом прошли мимо насыпей мусора и щебня, ибо сбылось пророчество о запустении Храма и Святого города. Там халиф узнал место Дальней мечети, а принявший ислам иудей Кааб эль-Ахбар показал повелителю правоверных, где была скала.

Воины ислама разметали мусор, и перед ними обнажилась огромная скала – истинная вершина горы, скала Соломона. Три дня лили очистительные дожди, смывая многовековую грязь. Затем по приказу халифа Омара ибн Хаттаба над скалой возвели временное деревянное сооружение – мечеть Омара.

Иерусалим – маленький город в горах с плохими коммуникациями и нехваткой воды – не стал столицей, но остался святыней. Почитание Иерусалима сделалось одной из основ ислама. Возник жанр «иерусалимских рассказов», в котором состязались мусульманские авторы, восхваляя святость древнего города. В Иерусалиме собрались арабские вожди и избрали халифа Муавию, первого из Омейядов. После избрания они прошли на молитву в храм Воскресения Христова, оттуда – в Гефсиманский сад, где Иисус молился перед Распятием, а затем поднялись на гору, к деревянному сооружению халифа Омара.

Там халиф Абд эль-Малик построил стоящий и поныне Золотой купол Скалы – Куббат ас-Сахра, самое древнее и самое прекрасное здание Иерусалима. Семь лет дани со всего Египта пожертвовал Абд эль-Малик, чтобы создать этот символ единства ислама, христианства и иудаизма. Его пропорции несравненны по своей гармоничности и послужили образцом для множества соборов – от Св. Петра в Риме до Исаакиевского собора в Санкт-Петербурге. Мозаики работы лучших мастеров своего времени, с их сплавом флоральных и геометрических мотивов, создают уникальный ансамбль. Когда-то и внешние стены были украшены мозаикой, и ее следы можно увидеть в нескольких местах; но свойственные климату Иерусалима перепады температур повредили наружную мозаику, и она была скрыта под изразцами из Самарканда.

К югу от Скалы, там, где Пророк молился со своими святыми предшественниками, была построена просторная базилика, которую иногда называют Дальней мечетью, по-арабски – Эль-Акса. Но на самом деле вся площадь на вершине горы, а не только базилика представляет собой эту мечеть, потому что у мусульман мечеть не здание, но молитвенный двор. А еще называют молитвенный двор Эль-Аксы Харам аш-Шариф, Благородное Святилище.

Не сразу, но с годами большинство жителей Святой земли приняли ислам. Немусульмане халифата платили особый налог – один золотой в год с семьи – вместо службы в армии и исполнения других обязанностей мусульман. Не прошло и двухсот лет – песчинка в часах вечности, – как доход от этого налога настолько упал, что обеспокоенные казначеи халифа послали на места «циркулярное письмо» с требованием затруднить христианам, самарянам и иудеям переход в ислам.

Циник объяснит это влиянием налога – и будет неправ. Ислам был компромиссом между верой Израиля и верой Христа. Он отказался от иконопочитания и от Троицы, повернулся к Ближнему Востоку, резко уменьшил влияние греков. Ислам можно считать особой, ближневосточной, формой христианства. Именно так его понимал современник Омара, блаженный Иоанн Дамаскин. Для него ислам был видом несторианской «ереси», «левого уклона» в христианстве того времени, но, несомненно, ветвью развесистого древа христианства. Ведь в христианстве наряду с православием существовали и другие течения. Так, ислам ближе к православию, нежели, скажем, кальвинизм, христианская вера американских почитателей Золотого Тельца. Мусульмане, как и православные, верят в Непорочное Зачатие, отвергаемое многими протестантами. Протестанты разделяют многие установки ислама: унитариане отвергают Троицу, не приемлют икон и изображений, как и мусульмане.

Различные религиозные школы и «ереси» подобны партиям в современной многопартийной системе. Однопартийная система имеет свои недостатки, как мы знаем по своему опыту, а в Византийской империи до ислама власть твердо стояла на стороне православия, «генеральной линии». Власти не переставали бороться с еретиками – светскими методами. В Палестине, Сирии и Египте кипела теологическая мысль. У Маркиона и Валентина, Афанасия и Василия, Нестора и Григория возникали новые идеи о Царстве Духа, но их проповедь зачастую кончалась усекновением языка, батогами и ссылкой. Толерантный ислам не вмешивался в теологические споры христиан, и поэтому христиане региона не сожалели, что ими правит халиф из Дамаска, а не император из Константинополя.