Текст книги "Ливонская чума"

Автор книги: Дарья Иволгина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 18 страниц)

Наконец Иван решился завести с незнакомкой светскую беседу и вопросил:

– А ты правда была замужем за кротом?

Урсула, по счастью, не поняла смысла этого вопроса. Наталья, покраснев, схватила сына за руку:

– Прощайся с тетей Настей – и пойдем. Катюшку пора кормить, я хочу сделать это дома.

– Прощай, тетя Настя, – серьезно проговорил Иван.

– До свиданья, мой хорошенький, – засмеялась Настасья и поцеловала его теплую макушку.

Наталья зашагала к дому Флора. Она чувствовала себя значительной дамой, обремененной детьми. Тем, что когда-то она именовала «настоящая взрослая тетенька». «Неужели это – я? – думала она по дороге, поглядывая на мальчика, бежавшего впереди, и ощущая на руке тяжесть младенца. – Жаль, нет по пути сверкающих зеркальных витрин – я бы на себя полюбовалась.»

Иона с Урсулой на время задержался у Bepшковой-Глебовой: Настасья предложила девушке истопить баньку, а потом переодеться в чистое, благо платьица подходящего размера имелись. Иона в охотку рубил для баньки дрова и распевал во всю глотку:

 
Три танкиста, три веселых друга,
Экипаж машины боевой!
 

* * *

После исчезновения Георгия Соледад некоторое время скучала. Ей нравилось, когда рядом находится мужчина, полностью зависимый от ее прихотей и капризов. Властвовать над людьми, даже самыми ничтожными, оказалось приятным. В свое время Фердинанд предупреждал ее о такой опасности.

«Если ты научишься сдерживать свои порывы и будешь держать в узде желания, ты со временем обретешь власть над миром и происходящими в нем событиями. От твоего желания будут зависеть повеления монархов и хитросплетения политики. От мановения твоего пальца будут разрушать крепости. Военачальники станут развязывать войны, если тебе этого захочется, и королевы начнут предавать своих мужей, буде на то твоя воля, Соледад. Но сперва ты должна научиться презирать собственные желания. И самое опасное из них – повелевать ничтожествами. Это сладостно и в конце концов затягивает. Откажись! Никогда не подчиняй себе слабого человека без особой на то необходимости, а если уж ты сделала это – постарайся не получать удовольствия от его покорности».

Но Соледад не удержалась и пала. Да, она испытывала сладкое томление, когда видела, что может вить из мужчины веревки. Заставлять его совершать подлости, преступления, обычные глупости. Удовлетворять ее похоть и ласкать ее самолюбие.

Когда он сбежал, бросив ее, она поначалу думала, что удовлетворится обычной местью, натравив на бунтовщика огромную змею. Но чуть позже Соледад поняла: ей очень не хватает послушного человека. Того, что полностью бы зависел от ее власти. Причем зависел добровольно.

Теперь она ощущала голод.

Закутанная в темную шаль до самых глаз, она бродила по улицам, все время оказываясь неподалеку от пустого дома, где собирались грабители и мародеры. Ей следовало торопиться. Чума отступала. Скоро в городе восстановится порядок, в дома вернутся люди, а мародеры исчезнут, словно по волшебству, словно их никогда и не было.

И никто не угадает в бойком приказчике или смирном трактирном прислужнике человека, который в смутное время вламывался в чужие дома и, не страшась лютой смерти от заразы, брал дорогие вещи, пока их хозяева еще отходили в последней предсмертной судороге.

Иордан выследил ее во время таких одиноких блужданий и как бы невзначай попался ей навстречу. С ливонцем был один из Севастьяновых людей по имени Антон Вешка.

– Она, – шепнул Вешке ливонец.

Высокая женская фигура шла по узкой улице, размахивая просторной юбкой. Распущенные волосы волной падали ведьме на плечи. Лунный свет почти не проникал в ущелье улицы, но время от времени мелькало, выхваченное бледным лучом из темноты, круглое плечо, с которого сползала шаль.

– Она очень красива, – сказал Иордан. – Бойся ее!

Они быстро хлебнули из бутылки водки, и Антон прибавил шагу и нагнал Соледад.

– Красавица! – закричал Вешка, вне себя от страха, и окатил Соледад густым запахом свежевыпитого спиртного. – Ох, какая же красотка! Кто ты такая, а?

– Просто женщина, – сказала Соледад, смерив Вешку взглядом.

Она не выдержала и поморщилась. Властвовать над душой Георгия, душой богатой, раздираемой страстями, было по крайней мере приятно. Этот ничтожный пьяница, который настиг ее в переулке, не представлял вообще никакого интереса. Возможно, мелкий вор – на этом все заканчивалось. Его душонка, его жалкая жизнь – все равно что черствая корка после пышного пирога.

Соледад прищурила глаз.

– Уйди, – повелела она.

И, подняв руку, щелкнула пальцами.

То, что приметила Соледад, мгновением спустя увидел и Вешка. В небе, беззвучно размахивая крыльями, появилось странное существо, похожее на летучую мышь. Существо тихо парило в воздухе над головой Соледад, а затем, как будто повинуясь ее знаку, опустилось на голову Вешки.

Он отчаянно закричал, но было уже поздно: острый клюв мгновенно продолбил человеку череп. Фыркая и отплевываясь, тварь присосалась к мозгу человека. Соледад негромко засмеялась. Она боялась, что гарпия уже улетела из города, однако монстр не намеревался покидать место своей кормежки. Это существо не обладало развитым интеллектом и не понимало, что эпидемия, предоставлявшая ему столько сытой свежей пищи, уже заканчивается и скоро в Новгороде не останется легкой добычи. Придется охотиться – охотиться на людей, хитрых и сильных, владеющих луками и огнестрельным оружием.

Иордан видел, как некое чудище опустилось на Вешку, и заставил себя смотреть на происходящее. Ему пришлось до крови закусить губу, чтобы не вскрикнуть и не выдать себя. Спустя несколько минут чудище поднялось в воздух и бесшумно исчезло, а Соледад переступила через тело Вешки и спокойно зашагала дальше.

Иордан прокрался за ней следом.

Он сумел обогнать ее, двигаясь по боковым улочкам, и скоро она настигла его.

– Стой! – воскликнул Иордан, раскинув руки и как бы приглашая женщину в свои объятия. – Куда ты так торопишься?

– А я вовсе не тороплюсь, – возразила Соледад, рассматривая ливонца в ярком свете луны.

Здесь, на небольшой площади, возле заколоченной церковки, было почти светло. Серые тени ползли по земле и взбирались на беленую стену здания. Было очень тихо. Город, измученный страхами, болезнью и волнениями, спал – как отсыпается выздоравливающий после лихорадки человек.

Рослый, с резкими чертами лица ливонец вызвал у Соледад более приятные чувства, нежели его незадачливый приятель. Она даже улыбнулась ему.

– Что ты делаешь здесь, да еще ночью? – спросила женщина.

Иордан засмеялся.

– Можно подумать, это я – беспомощная женщина, которую по ночам подстерегают всевозможные опасности, а ты – храбрый мужчина с оружием на бедре, который может защитить прекрасную незнакомку!

– А если так оно и есть? – возразила Соледад.

– Ты не мужчина, – Иордан покачал головой. – Ты – одна из самых прекрасных женщин, которые мне когда-либо встречались.

– Одна из многих? – Соледад приблизилась к Иордану и оскалила зубы. – Будь осторожнее, когда говоришь о таких вещах, незнакомец!

– Я предельно осторожен, – заверил ее Иордан. – Я ведь плохо разбираюсь в женщинах, красавица. Обычно я не видел их лиц. Только белые ноги. Их лица бывали закрыты задранными юбками.

Соледад захохотала, пронзительно и безрадостно.

– Ты солдат! – сказала она. – Как я не поняла сразу! Но ты не русский. Русских наемников не бывает в самой России…

– Это верно, – согласился Иордан. – Я ливонец. Моего ордена больше нет, и мне больше нет надобности служить прежним идеалам…

– А они тебе надоели, эти идеалы? – спросила Соледад, прижимаясь к нему грудью.

Иордан с трудом удерживался от того, чтобы схватить женщину за горячие плечи, стиснуть ее груди пальцами, исторгнуть крик из ее сжатых губ.

– Да, – сказал он сдавленным голосом, – я больше не верю в моего прежнего Бога. Меня обманывали. Меня обманули! Ни замков, ни богатств, ни идеалов ордена больше нет. Повсюду бродят русские волки…

– Ты храбро говоришь, – заметила Соледад, увиваясь вокруг ливонца, – ведь ты в России. А вдруг я – из тех самых русских волков?

– В самом крайнем случае ты – волчица, – отозвался Иордан, запуская руку в распущенные волосы Соледад.

Их упругая шелковистость поразила его. Он чувствовал, как сети затягиваются, и он все глубже увязает в ловушке – он, который сам представлял собой ловушку для этой женщины. – Я не боюсь самок, к какому бы виду они ни принадлежали.

– О, – вымолвила Соледад, посмеиваясь. Храбрый мужчина. Жаль, что такой немолодой. Тебя ненадолго хватит.

– Ничего, рядом с тобой моя жизнь станет более долгой, – заверил ее Иордан.

– Вот как? – Она пристально посмотрела на него. – Ты думаешь, я поделюсь с тобой моим долголетием?

– Уверен, – он кивнул. – Как уверен в том, что и я могу кое-чем с тобой поделиться.

– Тем, что есть у каждого мужчины? – Она покачала головой. – Этого добра полно на любом перекрестке.

– Нет, я имею в виду куда более важные вещи, – ответил Иордан. – Я ведь был ливонским рыцарем, для нас то, что есть у всякого, не имеет цены. Мы любим неповторимое.

– Например? – Она коснулась его виска и покачала головой. – О, бедный ливонский рыцарь! Бедный рыцарь без ордена!

– Например, я знаю, что в Новгороде жил один человек – собственно, к нему я и приехал, – у которого водилась книга о говорящих травах, – отозвался Иордан, уклоняясь от цепких объятий Соледад. – Пусти, женщина. Я еще не согласился отдать ее тебе.

– Кто этот человек? – Соледад заглянула Иордану в глаза, и он медленно зажмурился, потому что иного способа избежать взгляда ведьмы у него не оставалось. – Скажи мне, кто этот человек?

– Я встречался с ним в Риге, – сказал Иордан. – Он продавал нам травы, от которых заживали раны. У него была книга, куда он записывал разные вещи… Он говорил, что эта книга не имеет конца. В ней всегда находятся пустые страницы, ждущие прикосновения пера. До него ею владели куда более могущественные люди – так он говорил.

– Ты видел эту книгу? – спросила Соледад властно.

Иордан кивнул, не в силах двигать губами. Соледад околдовывала его одним своим присутствием.

– А! – воскликнула она удовлетворенно. Ты ищешь этого человека?

Она чуть отодвинулась, чтобы лучше видеть его собеседника, – и вовремя: Иордан уже задыхался.

– Уже второй день, – сказал Иордан, с трудом переводя дух. – Я знаю, что он живет где-то поблизости.

– Но сейчас здесь, поблизости, не живет никто, – молвила Соледад. – Сейчас все здешние обитатели мертвы!

– Тем лучше, – отозвался ливонец, – нам проще будет входить в их дома и осматривать их вещи.

– Тот человек, о котором ты рассказывал, напомнила Соледад, – он был чернокнижник, не так ли?

– Нет, просто травник. И даже не столько травник, сколько хранитель той книги.

– А кто написал ту книгу, он не рассказывал?

– Рассказывал, и ты невнимательно слушала меня, жадная женщина. Каждый, кто владел ею, вписывал в нее новые строки… Все эти люди жили ради своей книги, ради нее искали чудес и описывали их. Мой прежний знакомец вынужден был изучить грамоту, чтобы оказаться достойным хранителем книги.

– Кем он был?

– Обычным воином. Прежний хранитель умер у него на руках и предупредил: если он не сможет владеть книгой, то книга сама уничтожит его.

– Теперь понимаю, – прошептала Соледад. – Книга почувствовала близость той, которая на самом деле сумеет использовать содержащиеся на ее страницах богатства. И не только использует, но и приумножит их. И поняв это, книга убила того, кому принадлежала лишь временно…

– Может быть, речь идет обо мне, – сказал Иордан.

Она посмотрела на него так, словно видела впервые.

– О тебе? Разве ты – хранитель этой книги?

– Может быть, – повторил Иордан и отступил на шаг.

Соледад протянула руки, взметнув бахромой шали, как крыльями:

– В таком случае, отдай ее мне! Ты – ничтожество по сравнению со мной! Я сумею сохранить сокровище!

– Да? – Иордан покачал головой. – А кто ты такая?

– Я – Соледад Милагроса, я знаю о книгах все, что только можно! Я приехала сюда из далеких стран в поисках крови моего врага. Когда у меня будет книга, я напишу в ней новые страницы кровью моих врагов. Поверь, я найду, что написать на этих страницах!

– Нет, – сказал Иордан.

– Не будь глупцом! – молвила Соледад. – Я сказала, а ты слышал. Повинуйся мне!

Иордан молча повернулся к ней спиной и зашагал прочь. Соледад побежала за ним.

Он улыбался. Она не видела его лица, иначе даже ей стало бы страшно.

В пустом доме горела лампа, и Иордан свернул туда. Он знал, кто зажег эту лампу. Соледад неслышно бежала за ним. В тусклом свете мелькнули лица разбойников, а в углу стояли рядом Флор и Севастьян Глебов с копьями наготове. Иона жался у самого входа, сжимая в руке нож.

У Иордана было несколько секунд, чтобы вбежать в комнату, кивнуть ожидающим людям и погасить лампу. Следом за ним, беззвучной тенью, точно летучая мышь, ворвалась Милагроса.

Безошибочным движением Иона разрезал веревку, и сеть опустилась на ведьму с потолка.

Она взмахнула руками, запутываясь, и громко, почти нестерпимо заскрежетала зубами. Соледад все еще не верила, что так легко попалась в ловушку, и намеревалась выбраться в первые же мгновения. Она шипела и рвала сеть когтями, но веревки были прочными и держали ее надежно.

– Хватай ее, братцы! – крикнул Севастьян. Не выпускайте!

Соледад повалили на пол и завернули, точно тюк, а затем прихватили сверху веревкой.

– Зажгите свет, – сказал Флор. – Нужно убедиться в том, что это действительно она.

– Проткнуть ее, Флор Олсуфьич, – возразил кто-то из Севастьяновых людей. – Больно уж жуткая тварь, эта ведьма. Нам с ней не совладать.

– Так уж и не совладать, – хмыкнул Флор.

Опять тускло затеплился свет. Соледад, лежа на полу, рассматривала людей, захвативших ее в ловушку. Она хотела запомнить каждого, чтобы потом отомстить – страшно отомстить. И в первую очередь – тому, ливонцу. Но тут она увидела Флора и радостно улыбнулась.

– Ты! – выдохнула она. – Ты сам попал мне в руки! Глупец…

– Я отдам тебя новгородцам, – ответил Флор. – Пусть увидят, кто стал причиной такого страшного несчастья… Пусть увидят человека, убившего их детей и жен!

– Глупый Флор, я ведь никого не убивала, – сказала Соледад. И принялась тихо петь.

Флор опрокинул на нее ведро с водой.

– Замолчи! – сказал он. – Твое колдовство здесь бессильно.

– Жаль, что она – не Бастинда, – сказал неожиданно Иона. – А то растаяла бы от воды.

– Это еще что? – нахмурился Севастьян.

Иона махнул рукой.

– Да это мне как-то Наталья Флорова рассказывала… Точнее, не мне, а Ванечке своему. Я просто рядом случился, вот и послушал. Смешная история. Про ведьму, которая растаяла от ведра воды.

Флор присел на корточки и заглянул Соледад в глаза.

– Видишь, я не боюсь тебя, – сказал он.

– Еще бы! – прошептала она. – Я лежу перед тобой связанная, а ты вооружен и окружен толпой соратников. С чего бы тебе меня бояться? Я – слабая женщина и в полной твоей власти.

Флор ощутил укол странного чувства. Не то сострадания, не то непонятной нежности к этой ведьме. Он качнул головой, понимая, что она начинает опутывать его своими чарами.

– Все равно я тебя не боюсь, – повторил он, щурясь. – Ни твоего голоса, ни твоих глаз.

– Флор! – крикнул Иордан. – Берегись!

Ливонцу хорошо было видно, как Соледад постепенно распространяет свою власть на людей, захвативших ее в плен.

Она выглядела такой маленькой, такой худенькой и хрупкой в своих путах. Хотелось броситься к ней, освободить, баюкать на коленях, защищать от бедствий, которые могут угрожать слабой женщине в жестоком мире…

– Берегись, Флор! – повторил Иордан. – Читай молитвы!

– Да воскреснет Бог, – начал было Флор и замолчал. Язык отказывался ворочаться и повторять знакомые слова.

Соледад засмеялась и забилась, стукаясь головой об пол.

– Отец мой! – позвала она, и Севастьяну вдруг почудилось, что он различает в темном углу комнаты какую-то жуткую, массивную и мрачную фигуру, сгусток тьмы.

– Да воскреснет Бог! – закричал Севастьян во всю глотку. – Расточатся врази Его!

Тень заколебалась. Щупальца потянулись к лежащей на полу Соледад.

– Спаси меня, отец! – кричала она.

Ее оскаленные зубы дико блестели на смуглом лице, и свет лампы играл на них.

– Бежим! – выдохнул Иордан. Он посмотрел на каждого из спутников Глебова и повторил, уже громче и увереннее: – Бежим отсюда! Скорее!

Один за другим они выскакивали из комнаты, а вослед им несся дикий, пронзительный хохот связанной ведьмы.

В переулке они отдышались. Флор молчал. Он весь был покрыт липкой испариной, его колотила дрожь, зубы постукивали, и Флор никак не мог совладать с собой. «Плохо дело, – думал он, – ей почти удалось околдовать меня. Она стала сильнее за то время, что мы не виделись. Как будто успела где-то насосаться темной, грязной силы… Но где? Каким образом?»

Севастьян сказал ливонцу:

– Ты храбрый человек, Иордан, если не побоялся оставаться с ней наедине.

– Я боялся, – возразил Иордан. – Выхода другого не было…

– А где Антон Вешка? – вспомнил вдруг кто-то из солдат. – С тобой был еще Вешка…

– Умер, – вымолвил Иордан. Он тяжело, медленно вздохнул. – Это случилось у меня на глазах… И может повториться в любую минуту! – вскрикнул он вдруг и поднял голову.

В небе что-то мелькнуло. Что-то темное и бесшумное, похожее на рваное одеяло, парящее на ветру.

Существо пролетело над головами людей, и они невольно пригнулись, пытаясь спастись от неведомого и жуткого. Гарпия навевала ужас одним только своим видом, а при мысли о том, что она может сотворить с человеком, делалось худо.

Соледад продолжала петь и звать на помощь. Неожиданно тварь опустилась на землю и оказалась совсем близко от людей, сбившихся в кучу возле стены дома. До них доносилось ее зловонное дыхание и слышно было, как щелкает острый, полный зубов клюв.

– Не двигайтесь, – выдохнул Иордан. Оно не столько голодно, сколько желает полакомиться.

Гарпия сделала несколько неловких шагов по земле. Она обнюхала следы и издала громкий, скрежещущий звук. Пение Соледад стихло – связанная женщина прислушивалась к происходящему снаружи. Но гарпия уже сделала свой выбор. По всей видимости, вооруженные мужчины привлекали ее куда меньше, чем беспомощная ведьма.

Тварь чувствовала запах железа. У нее уже доставало жизненного опыта, чтобы запомнить: такой запах означает опасность. Такой запах издают существа могущественные, существа с крепкими зубами, способными перегрызть гарпии горло, порвать ее крылья, переломать ее лапы. Однажды подобное существо сбило ее на лету и усадило в клетку, где железные прутья постоянно источали этот отвратительный запах.

Поэтому гарпия заковыляла прямо к раскрытой двери дома, где находилась Соледад.

Мужчины замерли в переулке, прислушиваясь к происходящему в доме.

– Если эти две дьяволицы снюхаются между собой, нам конец, – прошептал Иордан.

Севастьян молча покачал головой, а Флор обхватил голову руками. Иона вытянул шею, прислушиваясь.

– Интересно, что там делается, – пробормотал он.

– Тебе что, совсем не страшно? – не выдержал Иордан. Неунывающий глебовский оруженосец немного раздражал ливонца.

Иона пожал плечами.

– Я знаю, ради чего мы здесь, – ответил он. – Знаю, кто эта гарпия и кто – та женщина. Когда у тебя открыты глаза, страха почти нет.

Иордан еле слышно вздохнул. Когда-то и он был таким – боялся только той опасности, которой не видел. Годы изменили его, согнули, приблизили к земле; а гибель ордена окончательно сломила некогда твердый характер. Теперь Иордан боялся и той опасности, что была для него очевидна. И не в том дело, что он не хотел умирать, – напротив: ради достойной смерти они со Штриком пришли в зачумленный Новгород. Но умирать в когтях дьявольской твари Иордану не хотелось. Ему почему-то казалось – и от этого ощущения он никак не мог отделаться, – что люди, погибшие от слуг дьявола, оказываются прямо в аду, перед лицом того «отца», которого призывала Соледад. Одна только близость гарпии, в представлении Иордана, отгоняла любого светлого ангела.

И неожиданно, словно бы в ответ на все сомнения старого ливонца, он увидел в конце улицы свет. Завороженный этим светом, Иордан шагнул в ту сторону. Никто из его спутников этого не заметил – все были заняты поведением жуткой птицы.

С каждым иордановым шагом свет делался ярче. Ливонец положил уже метров десять между собой и своими спутниками, когда ему ясно стала различима высокая тонкая фигура, окруженная ясным сиянием. Иордану стало весело. Свет источал неземную радость, и Иордану захотелось погрузиться в нее.

Затем он приметил рядом с первой фигурой вторую и не без удивления узнал Штрика. Тот улыбался старому товарищу.

– Здравствуй, Штрик, – сказал Иордан. Я думал, ты умер.

– Смерти нет, – ответил Штрик. – Те люди поймали ведьму?

– Наверное, – отозвался Иордан. – Наш земной путь окончен. Какая нам разница, поймали ли новгородцы какую-то ведьму? Какое нам дело до ведьмы? Ордена больше нет…

– Но мы – есть, – промолвил Штрик.

И повернув голову, глянул на своего сияющего соседа. Во взгляде умершего ливонца сияла такая любовь, что Иордан вздрогнул: неожиданно он понял, откуда свет и кто тот второй, высокий и тонкий.

В тот же миг перед ним предстал ангел.

– Боишься, что мы не приближаемся к тому месту, где бродят слуги дьявола? – прозвучал тихий голос в уме Иордана. – Это не так! Не бойся за свою жизнь, бойся только за душу…

– Я и за душу не боюсь, – сказал Иордан вслух, – ведь ты рядом…

В этот миг все пропало. Иордан ощутил жгучий холод. Он стоял поодаль от своих товарищей, а из дома, где валялась, замотанная в сеть, Соледад, доносились пронзительные крики и хлопанье кожистых крыльев.

Иордан добежал к Севастьяну и его людям. Иона утратил свой бравый вид. Он зажимал ладонями уши и тряс головой, а потом вдруг повис у Севастьяна на локте и взмолился:

– Господин Глебов, отпустите меня! Можно, я пойду домой? У меня дел много!

– Иди, – позволил Глебов.

Иона припустил бежать по улице.

– Его отпустил, а мы, значит, здесь должны торчать и на все это глядеть? – упрекнул Глебова Харлап.

Севастьян устремил на него холодный взгляд, даже в темноте неприятный. Харлап поежился.

– Ты никак возражаешь мне? – осведомился Севастьян.

– Ну, я… – промямлил Харлап.

– Может быть, ты недоволен мной, Харлампий? – продолжал Глебов.

Крики Соледад делались все пронзительнее, от них чесалось все тело.

– Прости, господин Глебов, – проговорил покаянно Харлап. – Сам не знаю, что на меня нашло. Страшно как-то. Боязно и неприятно.

– А, – сказал Глебов. – Мне тоже.

– А его все-таки отпустил…

– Иона – человек особенный, – сказал Глебов. – Не такой, как ты или я. Я думал, тебе это понятно.

– Да понятно, понятно! – подал голос другой стрелец. – Не мытарь его, Севастьян. Он не со зла, просто с перепугу.

– Ладно, – махнул рукой Севастьян. – Я и сам боюсь… А где Иордан?

– Я здесь, – подал голос ливонец. – Отходил по надобности.

Соледад почти замолчала. Теперь она еле слышно попискивала, как мышь. Несколько минут солдаты вслушивались в ее голос, и вдруг один из них сказал:

– Да ведь это не ведьма, это гарпия скулит…

– Посмотрим, что там? – предложил Флор, стараясь сделать так, чтобы зубы у него не стучали слишком громко.

– Нет уж, с меня довольно! – возразил Иордан. – Давайте просто подожжем этот дом.

– И спалим половину Новгорода, – добавил Севастьян. – Отличное решение. Зажигайте факелы!

Вспыхнул факел, затем другой, из темноты выступили хмурые лица с глубокими провалами на месте глаз и ртов. Вместе со светом пришло облегчение, как будто с души сняли половину тяжести.

– Человек – тварь дневная, – проговорил Севастьян. – «Сотворил есть луну во времена, солнце позна запад свой. Положил еси тьму, и бысть нощь, в ней же пройдут вси зверие дубравние. Скимни рыкающии восхитити, и взыскати от Бога пищи себе. Возсия солнце, и собрашася, и в ложах своих лягут. Изыдет человек на дело свое, и на делание свое до вечера…» – прочитал он на память из Предначинательного псалма, где говорится о сотворении мира, и о зверях ночных, и о существах дневных, и о том, что каждое из них выходит на промысел свой либо под солнцем, либо под луной, в зависимости от предназначения.

Он с наслаждением произносил святые слова, чувствуя невероятную свободу. От этих слов делалось сладко на языке, а сердце пело от радости: ведьма не имела больше над ним своей власти!

С факелом в руке Севастьян Глебов первым нырнул в разоренный дом.

И замер в ужасе.

Гарпия неторопливо пировала, растаскивая клювом тело мертвой женщины. Время от времени птица наталкивалась на веревку и, сердито ворча, разгрызала ее клювом, чтобы не мешала трапезе. Убитая ударом в висок Соледад приподнималась и шевелилась, точно живая, под укусами.

Завидев свет факелов, гарпия недовольно заворчала, затопталась на месте, хлопнула крыльями и, разинув зубастый клюв, зашипела. Длинный синеватый язык высунулся из пасти и задрожал.

Севастьян ощутил приступ тошноты, однако у него хватило сил поднять руку с факелом и крикнуть своим солдатам:

– Стреляйте! Стреляйте, товарищи, бейте не думая!

Десяток копий пронесся по воздуху, и гарпия упала на бок, отброшенная от Соледад мощными толчками. Она еще билась на полу, сильно взмахивая крыльями, но последнее копье пригвоздило ее к стене. Исходя кровью и вереща тонким, совершенно не птичьим голосом, тварь подохла.

Кончено, – проговорил Флор упавшим голосом. – Господи! Мне не верится, что все позади.

* * *

Новгород медленно оправлялся после бедствия. Заставы сняли через месяц, но еще до того, как дороги, ведущие в город, были открыты, в самом Господине Великом Новгороде уже возобновилась обычная жизнь. Появились совсем другие люди – спокойные труженики, которые разбирали опустевшие дома и вычищали их. Пожаров опасались, поэтому костры жгли только на перекрестках, где не было опасности, что огонь перекинется на стены. Чума совершенно утратила свою силу. Если человек чувствовал теперь недомогание, то просто отлеживался пару дней и затем вставал с постели как ни в чем не бывало.

Неожиданно, пренебрегая опасностью, зашел в Новгород английский купец и сумел с огромной выгодой для себя продать зерно. Город запасался продуктами впрок, поскольку из-за чумы зима ожидалась голодная и неблагополучная. Англичанин уже вышел в море, когда обнаружил, что на борту у него находится пассажир, о котором прежде никто даже не подозревал.

Он спал в трюме, среди пустых бочек и связок меха, которые были куплены англичанами по чрезвычайно выгодной цене. Выглядел он уставшим и очень изголодавшимся, но никакого сострадания у моряков не вызвал – они не любили тех, кто самовольно пробирался на корабль, полагая, что такие люди в состоянии принести несчастье всему плаванию.

Разбуженный и грубо схваченный, человек этот не оказывал никакого сопротивления, когда его вытащили на палубу и бросили к ногам капитана – бравого мореплавателя по имени Джереми Тибс.

– Что тут у нас? – осведомился Тибс. Он благодушествовал, довольный результатами своего плавания. – Кто ты такой, а?

Человек пошевелился на палубе, с трудом встал и уставился на капитана. Незваный гость англичан был очень грязен, его всклокоченные волосы и борода торчали дыбом, глаза провалились, и скулы выступили так, что делалось неприятно.

– Мое имя Георгий, – хмуро выговорил он.

Они общались на смеси языков, известной всем, кто вел торговые дела и имел счастье разговаривать в порту с капитанами, матросами и торговцами.

– Георгий? Джордж? – повторил капитан. Откуда ты взялся? Говори!

– Только сумей меня понять, и я расскажу тебе все. Будь я проклят, если солгу! – ответил Георгий.

Англичанин хмыкнул. В плавании хороший рассказчик бывает незаменим. Он собирался зайти по пути в Лондон, еще в порты Ригу, Данциг и Росток. Рабочие руки тоже не помешают.

Поэтому «Джорджа» отвели в матросский кубрик, кое-как привели в порядок и представили капитану вторично.

– Я бежал из России, – сказал Георгий, – потому что у меня в этой стране очень злые враги. Я был с женщиной, которая возненавидела меня. Огромная змея преследовала меня, и я не знал покоя ни днем ни ночью. Я прятался от нее на крышах и в подвалах домов, но она неизменно находила меня, так что я никогда дважды не ночевал на одном и том же месте.

– Ты был в Новгороде, когда там безумствовала чума, – сказал капитан, выпуская кольца табачного дыма. Как многие его соотечественники, он пристрастился к заморскому зелью. – Расскажи, что там происходило. И как вышло, что ты уцелел.

– Чума, как и война, имеет особых избранников, – уклончиво отозвался Георгий. – Не всякий, кто оказывается на войне, погибает от сабли или пули. Не всякий в зачумленном городе непременно умирает от болезни. Ты мог в этом убедиться.

– О, – сказал англичанин, – ведь и Лондон помнит великую чуму! У нас об этом на память остались фарсы – Пляска Смерти… Ты слыхал о таком? Веселое представление. В общем хороводе танцуют богатый и бедный, мужчины и женщины, старики и дети, а возглавляет танец огромный скелет с косой… На праздниках иногда устраивают такие представления. Людям весело, потому что смерть – это единственное, что всех уравнивает. За исключением русской бани, разумеется, но далеко не всем так повезло – и в России побывать, и в бане нагишом поскакать… Церковь не слишком одобряет эти хороводы. В былые времена, говорят, заправил таких плясок, человека, изображающего скелет с косой, закапывали в землю живьем, вниз головой… Впрочем, теперь, в счастливое правление Елизаветы, никого за религию не преследуют.

– Да? – переспросил Георгий без особенного интереса. Его самого эти религиозные проблемы затрагивали мало.

Но для англичанина вопрос представлялся чрезвычайно серьезным.

– А как ты думал, русский? Когда у власти был добрый король Генрих, поначалу все сплошь были католиками, и страна процветала, как умела. Но затем Генрих спутался с этой шлюхой, с Анной Болейн. Нехорошо так говорить о почившей матери нынешней королевы, но… – Он вздохнул и поднял глаза к небу. – Королева Анна была протестанткой. Она отказывалась становиться королевской любовницей. Она выжидала. И в конце концов король отослал в монастырь свою добрую католическую супругу Екатерину Арагонскую и взял за себя протестантку Анну. А та не смогла подарить ему сына и в конце концов так замучила государя своей ревностью и разными требованиями, что он обвинил ее в неверности и отрубил ей голову.

– А разве Анна действительно была неверна Генриху? – полюбопытствовал Георгий. Эта история доходила до России, но в таких фантастических вариантах, что даже безродный и бездомный бродяга, никогда не читавший книг, не в силах был поверить ей. Рассказывали, например, будто у Анны обнаружились змеиные хвосты вместо ног, что у нее было шесть пальцев на руке, и она искусно скрывала это обстоятельство, пока однажды ее не вынудили разжать все шесть, когда подарили ей особенную лютню и долго хвалили игру королевы…