Текст книги "Ливонская чума"

Автор книги: Дарья Иволгина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 18 страниц)

– Пора выступать, – сказал Севастьян своим. – Мне кажется, я заметил с той стороны замка хорошую дорогу.

– Где? – Чурила приблизился к командиру и встал рядом, изгибаясь и норовя заглянуть в окно поверх его плеча.

– Вон там, – показал Севастьян.

Дорога действительно имелась – хорошо укатанная колея выделялась желтой полосой среди зелени болот. Она ползла далеко прочь от замка, навстречу рассвету – на восток, туда, где начинаются новгородские земли.

Чурила сладко зевнул.

– Как полагаешь, господин Глебов, пора нам уходить отсюда или же еще денек повременим?

– Я бы уже поспешил, – сказал Севастьян. – Какое-то у меня дело осталось неоконченным… – прибавил он растерянно, ощущая в глубине души непонятное беспокойство. Как будто он о чем-то позабыл и сейчас силился вспомнить – что бы это такое могло быть. Но так ничего на ум ему и не пришло.

Они собрали со стола съестное и увязали в узел. Работали вроде бы споро, весело, даже посмеиваясь, однако друг другу в глаза не смотрели – Севастьян это приметил сперва за собой, а потом и за прочими. Как будто боялись увидеть в зрачках соседа не собственное отражение, а нечто такое, о чем лучше бы и не рассуждать.

Наконец весь отряд спустился во двор. Какая-то непонятная лошадь мыкалась там, привязанная под навесом, но Севастьян лишь мельком глянул на нее и, не поняв, как она здесь появилась и для какой цели топчется с отощавшим мешком на шее, где уже кончилось зерно, попросту махнул рукой. Стоит еще о каждой лошади заботиться! Остальные солдаты вообще, кажется, на эту лошадь внимания не обратили.

Дружно зашагали к воротам, которые вчера стояли гостеприимно раскрытыми – и которые они по беспечности так и не закрыли на ночь. И…

Ворот не было. Не было вообще никакого отверстия. Только голые стены. И чем выше Севастьян задирал голову, разглядывая их, тем выше уходили эти стены, так что в конце концов Глебов вынужден был лечь на спину и только тогда ему явился клочок очень далекого неба. Как будто Севастьян очутился на дне колодца и глядел оттуда.

Разбойники бродили вдоль бесконечной круглой стены и щупали ее руками, точно выискивали, где в чужой одежде скрывается кошель, который можно срезать.

Не было кошеля.

Сплошь круглый булыжник.

От долгого рассматривания каменной кладки в глазах начиналось мелькание, и люди различали в странном узоре разных по размерам и форме камней какие-то жуткие оскаленные рожи, выпученные глаза, раззявленные пасти, то ухмыляющиеся, то угрожающие.

Харлап, хромой громила, вдруг громко произнес:

– А ребята, когда такие дела, нужно Бога вспомнить. Бог-то поможет.

Собрались кружком, прославляя мудрость своего товарища, и начали вспоминать Бога. Долго вспоминали, но не вспомнили. Наконец один из разбойников проговорил негромко, растерянно:

– А как Бога-то зовут?

Все сошлись на том, что имя это прочно ими позабыто. Долго бродили по двору, натыкаясь на стены, – вспоминали, но упорно ускользало от них благое имя.

Вдруг Чурила воскликнул:

– Подземный ход!

Люди столпились возле стены и уставились туда, куда Чурила показывал пальцем. Действительно, в стене чернело отверстие, которое уходило далеко под землю Севастьян наклонился, всунул туда лицо. На него пахнуло запахом свежеразрытой земли – запахом могилы. И еще потянуло ледяным холодом.

Однако это был подземный ход, в чем не могло быть никаких сомнении.

Севастьян принял решение:

– Нам нужно выйти отсюда, а это как раз и есть выход. Я первым полезу.

– Нет уж, господин Глебов, – решительно возразил Чурила, – если с тобой что-нибудь случится, всем нам не жить, так что первым пойду я, а ты – в самой середке.

Остальные зашумели, поддерживая Чурилу.

– Верно он говорит! Нельзя нам тебя терять!

– Мы без тебя пропадем!

– Сгинем в лесах ни за грош, а ты нас пристроишь!

– Пусть Чурила первым идет, а Харлап – последним!

По решенному и поступили. Чурила полез в подземелье с молодецким уханьем, делая вид, будто ему вовсе не страшно. Даже совсем не боязно. Остальные ждали, пока он подаст голос.

– Здесь сухо! – донесся наконец приглушенный выкрик Чурилы. – Идти можно, только Харлапу придется нагибать голову!

«Стало быть, низкий ход, – подумал Севастьян. – Как раз для малорослых… Для карликов».

Мысль о карликах почему-то его встревожила. Как будто какое-то воспоминание упорно билось в голове, но не могло выйти наружу.

Севастьян тряхнул головой. Он пропустил вперед еще нескольких разбойников, а затем спустился сам. Он очутился в кромешной тьме. Но это была тьма живая, обжитая, в ней шевелились люди и звучали знакомые голоса. Страшно здесь не было.

Чурила все время рассказывал, куда ведет ход. Иногда он сдавленно ругался – спотыкался или стукался головой. Остальные старались делать вывод и, пользуясь чужим опытом, держаться более осторожно, но все же то и дело доносились вскрики и проклятия.

Севастьян шел осторожно, ведя рукой по стене. «Хорошо бы поскорее очутиться за стенами, – думал он. – Тяжело в темноте.» Он все высматривал – не мелькнет ли впереди просвет, не появятся ли предвестия близкого освобождения из подземелья. Ему хотелось на воздух, под ласковое светлое небо раннего утра.

Наконец потянуло ветерком. Пахло болотным мхом, застоявшейся водой, тиной. И все-таки ветер залетал в подземный ход с воли, так что все приободрились и зашагали быстрее, рассчитывая поскорее выбраться наружу.

Неожиданно Чурила вскрикнул и остановился.

– Что там? – нервно крикнул ему Севастьян. Он вдруг понял, что ни мгновения больше не может задерживаться здесь, под землей.

– Не знаю, – донесся голос Чурилы. Он звучал растерянно. – Здесь… что-то непонятное. Пустота.

Он пошевелился, сделал несколько шагов и вдруг взвыл.

Остальные навалились на Чурилу, думая, что тот попал в беду и нужно спешить на выручку. Севастьян ощутил вокруг себя пустое пространство и тотчас вместе с этим ощущением пришло осознание собственной беспомощности.

Он находился в непонятном месте и не мог даже коснуться стены, чтобы понять, куда он движется и есть ли под ногами ловушки.

– Стоять! – громко приказал Севастьян. – Будем стоять и ждать, пока глаза привыкнут к темноте. Разберемся, где находимся, и тогда пойдем дальше.

Новый порыв холодного ветра прилетел с болот. Севастьян машинально отметил, что ветер изменил направление. Это было странно. Более чем странно. Если они находятся в тоннеле, то ветер может дуть только спереди – от выхода. Он не может дуть сбоку.

Разве что они выбрались в подземную пещеру, достаточно просторную, чтобы…

Это размышление было прервано. Севастьян поднял голову, рассчитывая, что и сверху будет сплошная темнота, однако увидел… звезды. На фоне темного, усеянного многочисленными звездами неба вырисовывались черные громадины деревьев.

Путники все-таки вышли из подземного хода! И оказались в лесу.

В ночном лесу.

– Это невозможно! – проговорил Севастьян во весь голос. – Этого не может быть! Мы пробыли под землей от силы час, а может, и меньше. Было раннее утро, когда мы спускались под землю. За такое короткое время не могла наступить ночь.

Прочие подавленно молчали и теснились к своему командиру, как испуганные цыплята к наседке. Севастьян Глебов был младше их всех и меньше ростом очень многих. И все-таки они искали у него защиты. Это его испугало еще больше, чем странные явления, с которыми они столкнулись.

Над краем леса показался багровый диск луны. Она была огромной, больше обычной, и выглядела очень близкой. Казалось, можно протянуть руку и коснуться ее холодной поверхности, погрузить пальцы в ледяные кратеры, которыми, как оспинами, был изрыт красный лик небесной девы.

Сразу стало светлее. От черных деревьев протянулись бледно-серые тени. Стало видно болото, посреди которого стояли люди Севастьяна.

Лес обступал поляну. Деревья в нем выглядели так, словно их недавно погрыз пожар. Но одного пожара было бы недостаточно, чтобы настолько исказить растения. Севастьян даже не мог бы определить, что это за деревья. Их ветви, изломанные и искривленные, мучительно хватались за воздух, как будто некая сила постоянно пыталась утащить их под землю и они удерживаются на поверхности ценой постоянного, невероятного Напряжения. Клочья тумана плавали между стволами и шевелились, будто живые существа.

– Куда пойдем? – спросил Иван Рябина у Севастьяна.

– Вперед, – ответил Севастьян. – Не будем же мы стоять здесь всю ночь и ждать, не наступит ли утро.

Они сделали несколько шагов по дороге, которую видели из замка. Она действительно была ровной, но идти по ней оказалось трудно: при каждом шаге ноги увязали в вязкой глине.

Из леса донесся тихий вой. Кто-то невидимый следовал за отрядом, подвывая и повизгивая от нетерпения.

– Кто там? – спросил Харлап, делая вид, что не слишком-то боится тварей, скрывающихся в чаще.

– Там может оказаться кто угодно, – отозвался Чурила, тоже пытаясь сохранять спокойствие. Волки, к примеру.

– От волков отобьемся, – заявил Харлап.

Тень мелькнула среди деревьев, разгоняя туман. Стволы качнулись, как будто отшатываясь от непонятного существа.

– Продолжаем идти! – крикнул Севастьян. – Не останавливаемся! Оружие приготовьте – и вперед!

Тень показалась снова, теперь уже ближе. Она бежала бесшумно и стремительно, мелькая между стволами. Что-то дьявольское было в ее пробежке, в длинных прыжках, которыми она передвигалась.

– Это не волк! – сказал Иван Рябина, стискивая рукоять сабли. – Это… я не знаю…

И никто не знал. Такого существа они прежде никогда не видели.

Севастьян до крови прикусил губу, чтобы не вскрикнуть, когда тень вдруг выскочила на дорогу и растопырила руки, словно намереваясь задержать идущих людей.

– Не останавливаться! – повторил Севастьян свой приказ. – Оружие к бою – и идите, идите! Оно либо отскочит, либо нападет – и тогда зададим ему перцу!

В темноте блеснули два зеленоватых огонька, воздух прорезал тонкий, почти жалобный вой. Затем тень метнулась вперед. Она сделала это так стремительно, что никто из идущих не успел отреагировать. Бесформенный комок покатился по земле и сгинул в болоте.

– Чурила! – закричал кто-то из стрельцов. Севастьян не разобрал по голосу – кто, только слышал, что человек испуган до полусмерти. – Чурила сгинул! Оно утащило его!

– Чурила! Чурила! – начали звать остальные.

Но Чурила не отзывался.

Тень также пропала бесследно.

Севастьяну доводилось терять людей, которыми он командовал, но так глупо – никогда. Кто было то странное ночное существо, которое утащило его человека? И не прячется ли в чаще еще одно такое же? Не благоразумнее ли будет повернуть назад, к замку?

Едва Севастьян подумал о замке, как машинально остановился и обернулся в ту сторону, откуда они пришли. Сейчас, при свете полной луны, которая поднялась в небо выше и горела теперь ярко, хорошо были различимы и деревья, и плоские серые лица спутников Глебова, и кустарник, и каждая травинка под ногами… Но замка позади них не оказалось.

* * *

Иона проснулся, когда в узкое окошко проник вкрадчивый теплый солнечный луч и опустился на щеку спящего. Молодой человек открыл глаза и первым делом заметил Урсулу, лежащую у него под локтем. Он осторожно поднял локоть, чтобы не потревожить девушку, сел, потер лицо. Что-то произошло вчера ночью. Что-то странное, непонятное.

Для начала он огляделся по сторонам. Ионе не впервой было просыпаться на незнакомом месте и припоминать, каким образом получилось так, что он заночевал именно здесь и какие обстоятельства этому предшествовали.

Он был с какими-то людьми. Один из этих людей был, кажется, Ионе особенно дорог. Его друг? У него был какой-то друг? Иона нахмурил лоб. Имя этого друга никак не приходило на ум. Кем он был? Как они познакомились? Кто остальные люди, с которыми они пришли сюда? Это ускользало от Ионы, как он ни старался.

Проклятье! Он потер виски пальцами. Кто эта кроха, что пристроилась рядом доверчиво, как птичка? Урсула. Ее имя он припомнил. Она – взрослая девушка, хотя выглядит как малышка. Он подобрал ее где-то в лесу. Что делала такая хрупкая девушка одна в лесу – осталось для Ионы тайной.

Ну ладно. Итак, они находятся в каком-то богатом доме. Откуда-то Иона знал, что они здесь остались вдвоем. Куда подевались остальные? Он не знал. Они ему снились. Они куда-то шли по темному лесу, и их окружали опасности и страхи. Иона не мог бы в точности сказать, откуда взялись напасти, что подстерегали его бывших спутников. Может быть, они попросту ему снились.

Он тряхнул головой, отгоняя все эти путаные мысли. Неважно. Он был голоден.

И тут по всему зданию разнеслись голоса. Только что никаких голосов не было – царила полная тишина, такая совершенная, что от нее ломило в ушах. Иона мог бы поклясться, что замок пуст. Он прошелся по комнате, подошел к окну и с удивлением осознал, что до сих пор еще не решил, пугаться ему случившегося – или же отнестись к этому с похвальным спокойствием. Конечно, можно было бы заорать и начать в панике метаться по комнате, как дикая птица по клетке птицелова. Именно так и поступил бы прежний Животко, выкормыш скомороха, существо дикое, вечно голодное и встрепанное. Но Животко больше нет. Есть Иона, человек солидный. Мужчина, которому скоро двадцать лет. Оруженосец и крестник господина Глебова, лицо ответственное. Нет, пожалуй, не будет никаких воплей и подпрыгиваний.

Приняв такое серьезное решение, молодой человек повернулся к Урсуле. Карлица улыбалась во сне. Иона невольно улыбнулся в ответ на эту бессловесную радость. Интересно, что ей снится? Неужели дом в Тарвасте?

Тарваст. Еще одно имя, которое он сумел вспомнить. Так назывался город в Ливонии. Крепость. Они почему-то ушли оттуда…

Раздумья Ионы были прерваны. В комнате показалось сразу несколько человек в русской одежде, немного странной. Самым странным в этой одежде был цвет – желтовато-зеленый. Он никогда не видел, чтобы так шили рубахи. А пуговицы! Угодники Соловецкие, какие же у них у всех были пуговицы! Золотые, блестящие, и как много! Целое состояние – и это на пыльных рубахах, грязных и рваных, а местами и в пятнах крови. Ну и дела!

Иона метнулся к Урсуле, чтобы защитить ее, если возникнет такая надобность.

Чужие люди тащили с собой оружие. Одно был на ножках, похожее и на пищаль, и на пушку, только жуткое с виду – «нравом» (если можно так сказать об оружии, предмете все-таки неживом, одушевляемом лишь оружейником) сходное с насекомым, осой, например, или особенно зловредной мухой, которая умеет больно кусать.

По дороге они переговаривались между собой. Речь звучала по-русски, только менее в нос, более распевно. Они беспощадно упирали на звук «а», к которому Иона почти не привык, и только один или двое говорили правильно, на «о». Но и они не гнусавили, что воспринималось на слух странно.

Иона удивлялся тому, что его до сих пор не заметили. Он еще раз прислушался к разговорам и вдруг понял, что уже слыхал такое произношение. Были какие-то странноватые люди, которые так говорили. Особенно одна женщина… она усердствовала в «акании». Кто были эти люди? Смутно, с большим трудом Иона припомнил, что женщину, вроде бы, звали «Наталья». Но может быть, и нет. Может быть, «Сванильда». Она откуда-то приехала… Издалека. Должно быть, землячка этим, в блекло-зеленом, с золотыми пуговицами.

Урсула тем временем пробудилась. Странно, но и она не была испугана вторжением. Просто прижалась к Ионе, чтобы на нее не наступили, и принялась разглядывать вошедших блестящими, мелко моргающими глазками.

– Ставь сюда, Сидор, – рокотал какой-то гигант с широченной грудью.

Сидор, почти погребенный под гигантской пищалью, маленький, черноватый, с вострым носом, – типичный русский недокормыш из хилой деревни, – пригибаясь под тяжестью, подбежал к окну, и высунул нос пищали наружу.

– А ну их всех, – сказал он, выныривая из-под своей ноши и отирая лицо. – До завтрева не сунутся.

– Может, вообще не сунутся, – сказал рослый озабоченно и зачем-то огляделся. – Связь где? – гаркнул он внезапно. – Долго я еще буду ждать?

Несколько человек переглянулись между собой и прыснули.

– Что? – рослый уставился на них.

– Да ничего, ничего, – успокаивающе проговорили они и снова тихо засмеялись.

– Вам смешно, – сказал рослый укоризненно, – а я тут как свинья в апельсинах… И что делать – непонятно. Связь нужна, – повторил он со страданием.

Внизу возились с проводами и переругивались страшно и вместе с тем беззлобно. Иона никогда не слыхал еще, чтобы так жутко богохульничали.

Из соседней комнаты вдруг раздались звуки органа. Ионе доводилось слыхать, как играют на органах в церквях римского обряда – в русских-то, понятное дело, такой музыки не услышишь, в русских церквях пение в подражание ангельскому, один только чистый голос. Но и органная музыка Ионе понравилась. Он об этом никому из своих, естественно, не говорил, чтобы не нарваться на неприятности и не прослыть «латинником». Еще скажут: «Известное дело, скоморох, ему подавай бряканье да звяканье. Как волка ни корми, он все в лес смотрит. Был Животко скоморохом, таковым и останется, сколько его ни воспитывай». Ну, что-нибудь в этом духе.

Понятное дело, Севастьян так говорить не будет, вот другие – запросто.

Севастьян! Имя пришло на ум как бы само собой и обожгло радостью. Вот как звали его лучшего друга, человека, перед которым Иона преклонялся. Человека, с которым они прошли через несколько сражений… Севастьян Глебов. Вот как его зовут. Господин Глебов.

Уже лучше!

Урсула тихонько пошевелилась под рукой Ионы и заговорила.

– Что? – Он наклонился к ней, чтобы лучше слышать.

– Кто эти господа? – спросила девушка. – Ты не знаешь?

– Понятия не имею, – заверил Иона.

– Они нас не видят? – опять спросила Урсула.

– Похоже на то…

Она кивнула, как бы довольная тем, что он подтвердил ее предположения, и устроилась поудобнее. Урсуле – хорошо, для нее весь мир представляет собой одну большую сплошную странность. Она не пугается, когда видит нечто непонятное. Она попросту знает о себе, что любая новая вещь непременно покажется ей удивительной. Как будто заботливая нянюшка непрерывно рассказывает ей увлекательнейшую историю, сказочку, у которой нет конца.

А Иона в точности знает, что происходит нечто такое, от чего стоит бы удрать куда подальше. Только вот удирать пока что некуда. Выхода не видно.

И вдруг что-то опять изменилось. Люди, бродившие по комнатам, стали как будто ярче. И один из них внезапно уставился на Урсулу с Ионой.

– А вы что тут делаете, ребятки? – спросил он, быстро подходя к сидящим на полу. Его сапоги из очень грубой кожи громко простучали по камням. – Вы откуда здесь взялись?

Он наклонился над обоими, потом сел на корточки и улыбнулся так невесело, что у Ионы захолонуло сердце.

– Мы не знаем, господин, – сказал Иона. – Мы тут проснулись, а вы ходите… И никого больше.

Сидящий на корточках отвернулся, громко выругался и прокричал, обращаясь к остальным:

– Тут дети – из тех, кого немцы угоняли! Каша готова?

Поскакало по лестницам – вниз, во двор:

– Федор! Каша готова?

– Готова?

– Готова?

Со двора донеслось:

– Го-то-о-ова!

Человек, обнаруживший Иону с Урсулой, протянул им руки:

– Идемте, ребята, поедим. А вот что с вами потом делать? Не брать же вас в наступление!

– А кто наступает? – спросил Иона, крепко держа Урсулу за руку.

Солдат засмеялся, все так же невесело.

– Да наши! Наши наступают! Наконец-то… Границу уже перешли. Ты разве и этого не знаешь?

Иона пожал плечами неопределенно. Он знал, что «наши» то наступают, то отступают и что король Эрик, по слухам, намерен вмешаться в эту войну значительными силами. Это особенно занимало Иону, поэтому он спросил здоровяка:

– А что шведы?

Тот остановился уже у самого выхода, явно озадаченный:

– Какие шведы?

– Высадились? – спросил Иона.

– В Нормандии американцы высадились, – сказал здоровяк. – Наконец-то, а то одной тушенкой всю войну пройти хотели.

– Какая Нормандия? – изумился Иона. Так изумился, что даже присел. – Это где?

– Ты в школе учился? – бросил здоровяк. – Географию проходил?

– Нет, – сказал Иона. – Боже, помоги мне!

Орган звучал то громче, то тише. Затем к музыке присоединились голоса, певшие тихо и на удивление слаженно.

Урсула потянула Иону за пальцы.

– Посмотрим? – прошептала она.

– А что смотреть, слушать надо, – сказал Иона. – Тебе разве каши не хочется?

– А нас угощают? – удивилась она.

– Этот здоровенный – он же сказал, – ответил Иона. – Не спрашивай ни о чем. Просто делай как я.

– Я буду слушаться, – заверила его Урсула.

Они вышли во двор. Иона метнул быстрый взгляд в сторону навеса, где вчера видел сундук с золотом, который затем превратился в гроб с истлевшим телом внутри.

Никакого сундука не было и в помине. Стояла тощая, на изумление изможденная лошадь, и утомленно жевала клок сена.

Прямо на камнях был разложен здоровенный огонь, на котором стоял весьма скромных размеров котел. И там булькало нечто, а рядом стояли круглые предметы, похожие на слиточки золота. Они были измазаны маслом и сильно пахли.

Немолодой человек, у которого постоянно дергалась левая половина лица, взял в руки нож и быстро ударил в слиточки. Оказалось, что внутри они пустые. Тонкий верхний край легко снялся ножом. Человек перевернул этот предмет над котлом, и внезапно в кипящее варево выпал кусок мяса. Небольшой и очень жирный.

Иона даже ахнул от удивления. Странный способ возить с собой провизию! И как им удалось засунуть в наглухо запаянный кусок металла это мясо? Не ядовитое ли оно?

Орудуя черпаком, повар стал раскладывать порции в подставляемые миски. Плевки каши шлепались, и солдаты ворчали:

– Матвееву-то положил с мяском, а мне – к постнику!

– Молчи лучше, да ешь.

– Ясное дело, Матвеев ему земляк, а ты кто такой?

– Какой ни есть, а все-таки свой.

– Был бы повар у нас мордвин, – не унимался «постник», – по-иному бы все обернулось.

Кругом смеялись, да и «обиженный» посмеивался. Повар, продолжая дергать лицом, проговорил невнятно:

– Зря стараешься, я ведь все равно не слышу.

«Обиженный» махнул рукой, плюнул и уселся прямо на камни с миской.

– С боярами знаться честно, – сказал Иона, усаживаясь поближе к солдату, которому не хватило мяса, – с попами свято, а с мордвой хоть и грех, да лучше всех!

– Вишь, – сказал солдат без улыбки. – А почему с мордвой – грех?

– А потому что язычники вы, – ответил Иона. – Уж я-то знаю. Поблудил среди вас какое-то время. Кормите недурно, вкусно даже, и в деревнях у вас весело, а все-таки грех.

– Иди ты! – солдат отодвинулся и отвернулся в другую сторону. – «Язычники», – пробормотал он, зачерпывая кашу ложкой. – Видали?

Кругом смеялись. Урсуле выдали «царскую» порцию и смотрели, как девочка деликатненько кушает.

– Вот фитюлечка, – умилялся высокий, тощий солдат, взирая на макушку Урсулы откуда-то из поднебесья. – Точно птичка. Зачем же горбатенькую было угонять? Она совсем слабосильная.

– Немцы, – сказал здоровяк, который командовал остальными. Как будто это слово все объясняло.

Иона решил попробовать снова разузнать новости.

– Что Эрик? – спросил он.

– Какой Эрик? – не поняли его.

– Шведский король, – пояснил Иона.

Солдаты переглянулись, покрутили пальцами у висков. Потом одни сказал неуверенно:

– Может, Швеция действительно высадилась где-нибудь в Карелии, а мы и не знаем?

– Ленинград в опасности? – подскочил к Ионе один и схватил его за плечи. – Говори! Шведы наступают на Ленинград?

Это имя показалось Ионе знакомым. И он вспомнил, от кого слышал его. Женщину, которая говорил на «а», зовут Наталья. Она упоминала о Ленинграде. И о Петербурге. О городе, который будет основан на Новгородских землях царем, который еще не рожден…

– Петербург? – повторил Иона.

Солдат отпустил его.

– Совсем его немцы заморочили… Петербург! Бедный парень.

– Оставь ты их в покое, – велел здоровяк. – Они еще отойдут. Дай людям время понять, что всякие там немцы кончились, что они среди своих.

– Ты из Питера? – спросил солдата Иона. – Я знал твоих земляков. Ленинград – не в опасности. Поверь.

Солдат улыбнулся одними губами и кивнул.

– Ладно, ты не волнуйся. Поешь и отдохни. Потом решим, что с вами делать.

* * *

Черная ночь, окружавшая Севастьяна и его спутников, понемногу начала сереть. Они все шли и шли вперед, боясь останавливаться. Хватит и одного Чурилы, сожранного неведомо какой тварью. Солдатский строй щетинился копьями и мечами, хотя каждый отдавал себе отчет в том, что, вздумай тварь напасть снова, вряд ли удастся отбиться от нее. Больно уж стремительно она атакует.

В серых предрассветных сумерках стали лучше различимы деревья. Словно истерзанные мучительной болью, скрюченные пальцы-ветви тянулись к проходящим мимо людям и безмолвно взывали о помощи. Ни одна птица не возвестила о приближении солнца. Стояла глухая тишина, и даже звук шагов тонул в ней, точно погружаемый в вату.

Потом издалека донесся знакомый пронзительный вой, и все люди, не сговариваясь, побежали, как будто надеялись быстрее добраться до солнца и окунуться в его животворные лучи.

Вой, по счастью, не приближался – он так и звучал где-то далеко, в самой глубине гиблого леса. Затем впереди, преграждая бегущим дорогу, начала расти громадина замка.

Севастьян остановился. Теперь он возглавлял шествие, и никто не воспротивился этому, несмотря на общее желание сохранить жизнь командира в целости. Задрав голову, Глебов смотрел на высоченную стену, сложенную из диких булыжников. Ему почудилось, что он уже видел эту стену когда-то. Может быть, на пути в здешние страны, когда он с русской армией двигался на Тарваст. Или еще прежде…

Неважно, когда это было. Теперь он снова возле этой стены. Глухой, не имеющей ни входа, ни выхода. Высокой, почти до самого неба. Справа от замка виднелась гиблая топь, слева туго сплелись колючие ветки кустарников, и густо стояли старые деревья с кривыми стволами.

– Сквозь эту чащу трудно будет прорубаться, проговорил кто-то из стрельцов.

– А если через болото? – подал голос другой.

– Потонем, – уверенно заявил третий.

– Кому понадобилось возводить замок в таком месте? – спросил удивленно еще один разбойник. Я понимаю, на скале, на вершине горы, но посреди леса?

– Должно быть, это важная дорога, – задумчиво молвил Севастьян, и ему показалось, что и эти раздумья для него уже не в новинку. – Но должен же быть здесь какой-то вход!

– А вон же они, ворота, – показал Харлап, махнув рукой. – Глянь-ка!

И точно, в стене имелись довольно просторные ворота, причем они стояли открытыми. Как же Севастьян мог их не заметить? Теперь он уже не сказал бы с определенностью, что мгновение назад этих ворот в стене не было вовсе. Старые, почерневшие от дождей ворота, должно быть, такие же старые, как и сам эт замок, помнящие еще крестоносцев Псов-Рыцарей и святого благоверного князя Александра Невского.

Севастьян заколебался, сомневаясь, что стоит вот так, не раздумывая, соваться в незнакомый замок, быть может, занятый чужими войсками. Но в это самое мгновение вой жуткой твари раздался у них за спиной, и все с криком устремились под защиту высоких стен, увлекая за собой и Севастьяна.

Ворота захлопнули и заложили тяжелым брусом. Смеялись от радости: «Теперь-то эта тварь нас не достанет!».

Севастьян Глебов увидел мощенный булыжником двор, навес, под которым стояла маленькая, странно знакомая лошадка. Посреди двора чернело пятно от костра, где, судя по жирным пятнам вокруг, совсем недавно что-то варили. Севастьян зацепил ногой какой-то круглый, обгоревший в костре предмет, небольшой металлический цилиндрик, и тот покатился по камню с неприятным жестяным звяканьем.

И снова все стихло.

Севастьяну казалось, что кто-то наблюдает за ним. Может быть, из окна высокой башни, что стояла посреди двора, чуть в стороне от старого навеса, где когда-то, должно быть, держали лошадей.

Но пока что посторонние никак себя не проявляли. Должно быть, прикидывают, как им поступить и не опасно ли нападать на отряд из десятка человек, вооруженных мечами и копьями.

И вдруг тишина взорвалась страшным грохотом. В воздухе запели, зажужжали невидимые пчелы. Отчетливо и как-то удивительно нахально стучал кто-то наверху. Севастьян поднял голову и увидел, как одно из узких окон башни непрерывно плюется огнем. Это было нечто совсем невиданное. Огонь как будто крутился возле отверстия железной трубки. Время от времени над стволом мелькало чье-то лицо, но оно держалось в окне так недолго, что Севастьян не успевал его рассмотреть.?

– Гляди! – неподдельный ужас в голосе Харлапа заставил Севастьяна подскочить на месте и повернуться. От увиденного кровь заледенела у него в жилах.

Сквозь стены лавиной полезли чудища. Черные, истощенные, раскоряченные, вроде тех деревьев, мимо которых путники шли всю бесконечную ночь, под огромной, враждебной луной, эти чудища волокли собой пищали и короткие копья с блестящими наконечниками, слишком яркими для глаз, чтобы на них можно было смотреть долго. Раскрытые рты испускали страшные, ревущие, тягучие звуки.

Стрельцы прижались к своему командиру, готовясь отразить атаку.

– Как они смогли? – Пробормотал Севастьян, все еще не веря увиденному. – Там же сплошная стена…

«А может, и нет никакой стены, – подумалось ему вдруг, – может быть, нам только показалось, что это стена…»

И почти сразу послышался чей-то совершенно чужой, незнакомый голос, кричавший на странном русском:

– В пролом полезли, гады!

Это был русский язык. Во всяком случае, славянский.

Следующий крик как будто подтверждал смятенную мысль Севастьяна:

– Давай их, славяне!

Севастьян покачал головой и отвел руку с саблей для замаха.

Пчелы пели, летая мимо самого лица Севастьяна, но он ни одной увидеть не успевал. Что за странный улей они растревожили?

Чудище уже почти совсем подбежало к стрельцам. Можно было рассмотреть его крошечные, горящие злобой глазки, гнилой рот, провалившийся нос на коричневом лице и странный, огромный, лысый череп. Затем вдруг существо остановилось, как будто наткнулось на некое препятствие, переломилось в узкой талии и упало, далеко вперед выбросив тонкие руки. Ломая когти, оно вцепилось в булыжник мостовой, как будто последним усилием пыталось выломать его из земли, несколько раз скребнуло по камню черепом и застыло.

– Сдохло! – радостно крикнул Харлап.

Севастьян чуть подался вперед и коснулся черного тела саблей. Тело оставалось неподвижным. Тогда Севастьян осторожно присел рядом на корточки и взял убитое существо за плечи.

«Тяжелое», – удивленно понял он, силясь перевернуть его. Голова мертво мотнулась на тонкой шее и снова стукнулась о камни. Теперь существо лежало лицом вверх.

Севастьян закусил губу, чтобы не закричать. Никакого монстра перед ним не было. Это был человек. Совсем молодой, лет семнадцати, очень худой, с острым носом и ввалившимся губами. То, что представлялось непомерно большим, лысым черепом, оказалось всего-навсего шлемом, и когда Севастьян снял этот шлем, открылись слипшиеся от пота светлые волосы.