Текст книги "Сказки-секунды. Высматривая мага (СИ)"

Автор книги: Дарина Степанова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 13 страниц)

Мастер и подмастерья. Книга Дома

Мастер и подмастерья

– Я люблю перечитывать книги ниоткуда. Просто открываешь на первой попавшейся странице и начинаешь читать, – заметила Сирик, ставя котелок на огонь. – Но для этого книгу сперва нужно прочесть целиком. Но, знаешь, порой я нарочно оставляю непрочитанными строки и целые страницы. Так, читая по второму разу, открываешь для себя новое. Это как интерес про запас.

Пока Сирик говорила, Ивар подогрел огонь. Серая искра, пущенная в пламя, расцвела пёстрым бутоном и рассыпалась лепестками пепла. Вода в котелке тотчас забурлила. Ивар подхватил холодную ручку, а Сирик проворно постелила на стол салфетку. Котелок водрузили на расшитую ткань, Сирик полезла за чашками, а Ивар, по праву старшего и более сведущего в колдовстве, призвал ложки и сахарницу взмахом руки. Сирик улыбнулась, глядя, как серебряные ложечки плывут по воздуху и ровно укладываются на стол точно вокруг блюдца с печеньем.

– Пусть чай будет ароматным, – пожелала она и первой отпила из широкой чашки.

– Пусть бы это был шоколад, – пробормотал в ответ Ивар, заглядывая в котелок. Себе он ещё не налил: Ивар всегда медлил, ожидая, что уж на этот раз Мастер побалует их превратит чай в горячий шоколад или хотя бы в какао.

– Ну-с, опять не торопимся? – спросил Мастер, заглядывая в кухню.

– Торопимся, ещё как! – воскликнула Сирик, размешивая сахар. – Будем сейчас же!

Мастер вернулся к себе.

– И это вместо приветствия, – сокрушённо вздохнул Ивар.

– И так каждый день, – подражая ему, закончила Сирик. За то время, что они жили у Мастера вместе, она выучила все присказки товарища.

Допив чай, оба поглядели друг на друга: впереди ждал ещё один день – может быть, полный сюрпризов, а может, совсем скучный. Иногда Мастер заставлял их читать книги – история, чары, география, ненавистная Сирик тактика и любимые Иваром яды. Иногда – учил собирать травы. Такие прогулки любили оба ученика: они выбирали в лес сразу после завтрака и бродили по тропам и рощам до самого заката, а в обед Мастер устраивал настоящий пир: пироги, сыры, коврижки, булочки и сласти.

– Говорят, – неизменно в таких случаях произносил Ивар (за спиной у Мастера, конечно), – в городах есть и другие сладости. Тянучки, пастила, мармелад.

– Вот выучишься, – обещал Мастер, – и лети на все четыре стороны в какой угодно город. Тогда и наешься сластей. А пока будь добр, учись как следует и расти.

Ивар рос, и с каждым годом становился задумчивей и серьёзней. К тому времени, как листья садовой рябины покраснели в третий раз, Ивар вытянулся, возмужал, и Сирик часто говорила, какой он стал красавец. А вот сама крошечная Сирик как была пичужкой, так и осталась – буйноволосым звонким воробушком, жадным до колдовства. Но Мастер доверял ей колдовство не часто. Это Ивару все чаще приходилось заколдовывать мётлы – чтоб мели и чтоб летали, – зажигать и гасить лампы и очаги, чинить, не касаясь, книжные переплёты и порванные платья Сирик. Как-то раз Ивар взбунтовался: да что же за ерунда! Какая мелочь! Разве это – настоящее колдовство? Мастер спокойно выслушал ученика и велел сесть в кухне и раскрыть окно. На дворе стояла зима, в распахнутое окно ворвалась морозная свежесть и городской шум – зимой их парадное вело в богатый город с красивыми каменными домами. Из кухни был виден заснеженный проулок, за которым открывалась широкая улица с колокольнями, колоннами и вычурными фасадами. Мастер жестом отодвинул от окна ветви рябины, усыпанные рубинами и угольками, и в кухню хлынул свет.

– Ну, а теперь открой калитку.

Ивар и Сирик остолбенели. Но длилось это только мгновение. Ивар тотчас сосредоточился и толкнул калитку силой своего глухого, запрятанного в груди колдовства. Сирик всеми мыслями помогала ему: откройся, откройся, откройся… И калитка поддалась. С нежным звуком она пошла вперёд, тревожа нетронутый снег, всё дальше и дальше…

Когда щель стала такой, что в неё умудрилась бы прошмыгнуть маленькая Сирик, Ивар, тяжело дыша, опустил руку и уронил голову и на грудь, но не сдался, а продолжил упорно толкать узорчатую решётку. Но калитка шла всё медленней, и в конце концов Мастер встал и положил руку ученику на плечо:

– Достаточно. Ты и сам видишь, что почти готов для настоящего колдовства. Пока на улицу могла бы выбраться только Сирик, но ей ещё совсем рано. А вот как только ты сумеешь открыть калитку настолько, чтобы выйти самому, – с этого дня начнётся истинное волшебство. Из учеников ты перейдёшь в подмастерья и будешь учиться в городе. А я буду помогать тебе в этом.

Сирик захлопала и бросилась к другу. Ивар, опустошённый и обессиленный, не нашёл сил даже улыбнуться. Он просидел не шелохнувшись до самого обеда, а после, выпив крепкого чаю, отправился в постель, уступив настойчивым просьбам Сирик. Вечером он вышел к ужину, но, не просидев и обычных получаса, уснул прямо за столом. Мастер повёл бровью, и Ивар, словно лунатик, не открывая глаз, выбрался из-за стола.

– Пусть отдохнёт, – сказал он Сирик. – Ивар тронул неприкосновенный запас, который и взрослые колдуны опасаются расходовать понапрасну. Видимо, так сильно хотел доказать, что уже готов. Я и не ждал, что он сумеет раскрыть калитку так широко.

– Почему же это так трудно? – спросила Сирик, глядя на Мастера. – Ведь снега во дворе было всего ничего…

– Ивар имел дело не с одним снегом, – загадочно ответил Мастер. – Ты же знаешь о нашей калитке. Она ведёт в разные места, в том числе и в колдовские. А значит, Ивар открывал не одну, а сразу несколько дверей, скреплённых чарами.

– Вот как, – задумчиво протянула Сирик, отставив чашку. – А почему же ты разрешил ему затронуть запас, если знал, что потом Ивару будет так тяжело?

– Первое серьёзное колдовство определяет предел чародея. И если бы он тронул калитку только дуновением ветерка, так бы и остался на всю жизнь посредственным колдуном. Я был бы уже рад, если бы калитка просто сдвинулась с места. Но ведь он действительно раскрыл её – да так, что выпустил бы тебя в город, будь его воля.

Сирик покраснела, но Мастер продолжал, словно не замечая:

– Он будет сильным колдуном – наш Ивар. Он будет настоящим чародеем – если, конечно, продолжит заниматься так же упорно и не начнёт отвлекаться на юных особ. Кухонное колдовство

Кухонное колдовство

Сирик никогда не понимала, зачем они изучают кулинарию. И тем не менее, варила, жарила, парила и выискивала старинные рецепты с огромным удовольствием. Её блюда (в отличие от стряпни Ивара) нравились даже Мастеру, который раз в месяц с удовольствием пробовал то, что вышло у неё после очередного урока. А вот Ивар занятия кулинарией недолюбливал. "Не мужское это дело", ворчал он. Но ворчал только за спиной у Мастера, при этом усердно действуя ножом или пестиком. Кроме того, Ивар мог использовать в работе колдовство, а значит, без труда поддерживать идеальную температуру пламени, сохранять ровный круг огня под котелком, чайником или сковородой, и не отвлекаться на часы, чтобы соблюсти время. Во время уроков Ивар сосредоточенно стоял у огня, щелчком пальцев снимая с полок нужные пузырьки, коробочки, чашки и склянки, а Сирик металась по всей кухне – от плиты к ящику с продуктами, от шкафа к буфету, от часов к очагу. Она тихо завидовала Ивару, но завидовала белой завистью: во-первых, она прекрасно знала, что в один прекрасный день Мастер разрешит и ей пользоваться магией вне класса, а во-вторых, Ивар был её другом – так с чего бы злопыхать? "Наивная Сирик", иногда говорил Мастер с лёгкой улыбкой. И тут Сирик не обижалась. Да, "наивная" – не лучшее качество колдуньи, но, произнося это, Мастер улыбался почти по-доброму, а это дорого стоит. Так или иначе, уроки кулинарии, как и остальные занятия, шли своим чередом – до поры до времени, пока однажды она не заметила, как переменился во время кухонных часов Ивар.

Товарищ стал относиться к кулинарии гораздо серьёзней. Он больше не ронял снисходительное "готовка", а вдумчиво вчитывался в рецепты накануне урока и использовал ингредиенты не в пример рачительней прежнего. Теперь, стоя у огня, он насвистывал что-то бессловесное, мрачновато-торжественное, и не позволял Сирик отвлекать его болтовнёй и шутками.

– Что случилось, Ивар? – не выдержала наконец Сирик, нырнув ему под локоть и заглянув в котёл. – Как красиво!

Внутри варилось густое перламутровое желе. Ивар сосредоточенно помешивал его длинной ложкой с всегда холодной, заколдованной, как и у чайного котелка, ручкой.

– Подожди минуту, – попросил он, зная, что Сирик не отстанет просто так. – Как бы не загустело чересчур. Я выложу желе в форму и отвечу на твой вопрос.

– Какой ты стал напыщенный, – проворчала Сирик, отходя к своему котелку, в котором плескался, источая легкомысленный аромат, обыкновенный мятный чай. Ну, не совсем обыкновенный. С лёгкой руки Мастера Сирик увлеклась старыми успокоительными составами разной степени глубины. Каждый по вкусу можно было замаскировать под ароматный чай, и она наловчилась готовить их так, что даже Ивар не замечал разницы, а Мастер, принюхиваясь, только качал головой:

– Хитра наивная Сирик!

А Сирик переворачивала страницы, добираясь до всё более сложных составов, забиралась в глубину шкафов, отыскивая всё более опасные ингредиенты, и в конце концов умудрилась сзаварить такой "чай", отведав который, проснуться мог только самый храбрый человек, сумевший побороть страхи своих кошмаров.

– Хитра наивная Сирик! – восхитился Мастер, отливая чуточку отвара в пузырёк я пряча его в мантию. Остаток варева он растворил в воздухе, и в кухне тотчас тяжело и сладко запахло жжёным сахаром, кардамоном, ванилью и майораном.

Но на этот раз от котелка Сирик шёл лёгкий весенний лесной аромат мяты и мелиссы. Отвлекшись от своего чудного желе, Ивар принюхался и одобрительно кивнул подруге:

– Вот это дело, Сирик! Не то что твои дремотные снадобья.

– Это снадобье поинтересней, – усмехнулась Сирик. – Никто не знает его действия до конца.

– Это как же? – удивился Ивар.

– А просто, – ответила Сирик. – Я придумала его сама.

– Хитрая Сирик, – передразнил Мастера Ивар, почти не удивившись. Сирик обожала уроки комбинирования чар: она не только метко спрягала и удивительно точно крепила разные колдовские возможности, но и частенько вставляла что-то своё. Мастер не слишком одобрял такую самодеятельность, но поделать с Сирик ничего не мог и в конце концов махнул рукой, запретив только пробовать получившиеся заклинания без его ведома. Так что ничего удивительного, что со временем Сирик перестала ограничиваться комбинированием чар (которые, к тому же, и применять пока толком не могла), а перешла свои чаи – куда более материальную субстанцию.

– И всё-таки, Ивар, – настойчиво повторила Сарик. – Что с тобой случилось? Ты изменился.

– Не во всём, – хитро ответил он.

– Не во всём! – кивнула Сарик. – Но ты перестал насмехаться над кулинарией.

– Верно. Неделю назад Мастер показал мне, для чего мы учимся готовить.

– И для чего же? – изнывая от нетерпения, спросила Сарик.

– А может быть, – задумчиво протянул Ивар, – такой крохе, как ты, это знать рано?

– Ну и пожалуйста, – надулась она. – Но уж если чем Мастер поделится со мной – рассказа не жди.

А между тем Мастер частенько разделял с ней вечерний чай, пока Ивар, захваченный книгами или новыми комбинаторскими изысками Сирик, просиживал в классе. И, судя по её горящим глазам, рассказывал много интересного. Именно из этих чаепитий Сирик черпала сказки о городах, познания в старинной географии и даже истории о школах подмастерий, где колдовские науки под руководством мастеров постигают не один, не два, а целые сотни учеников. Насколько правдивы были эти рассказы, Ивар не знал, но занятности им было не занимать. Жертвовать этим ради того, что Сирик и сама вскоре узнает, было глупо.

– Ну-ка, погляди, – как ни в чём не бывало, подозвал её к котлу Ивар.

– Мм? – всё ещё чуточку обиженно чирикнула Сирик.

– Посмотри на эти разводы. Видишь?

Сирик, вглядевшись в едва заметные белёсые прожилки, кивнула.

– Это мысли.

– Что??

– Это мысли, – терпеливо повторил Ивар. – Я заложил в это желе мысли и желания.

– А почему именно желе?

– Ну… я выбрал это для звучности, – смутился Ивар. – Желе – желания.

– А можно было бы мюсли – мысли, – мгновенно включилась в игру слов Сирик. Рифмы, строфы, паронимии и метафоры были её стихией.

– Я не подумал, – со смешком отозвался он. – Тоже вариант. Но мюсли – это рассыпчатые хлопья. В такую структуру гораздо сложней заложить магическую составляющую. То ли дело желе. Густое, яркое, проглотит любую магию.

– Так значит, Мастер научил тебя закладывать в пищу магию, – хмыкнула Сирик. Ивар даже опешил: он-то думал, что она восхитится, изумится его новому мастерству. А она мало того, что догадалась с первых слов, так ещё и ни чуточки не удивилась. – Так вот зачем он учит нас готовить. Чтобы мы могли запихивать колдовство в еду.

– Не совсем, – поправил Ивар, радуясь, что уж кое-что ей не известно. – Вложить магию можно во что угодно – хоть в яблоко. Задача в том, чтобы суметь её скрыть, не нарушив природной структуры. Вот в том же самом яблоке скрыть чары будет очень сложно, ведь у яблока есть своя собственная сложная природа, которая формировалась столько, сколько оно росло. У яблока есть своя история, своя вмятинка на боку и тёмная крапинка у черенка. Вмешаться в яблоко – значить, нарушить его естество. Но если ты готовишь сам, всё гораздо проще, ведь ты сам создаёшь то, во что будешь вкладывать магию. Ты можешь выбрать подходящий состав, консистенцию, ингредиенты, даже цвет! Вот, например, желе: на самом деле, дело не только в звучании. Я вложил туда мысли, которые приходят в голову, а по консистенции желе похоже на вещество в мозгу. Структуру – густую и аморфную – я сделал такой, что прожилки похожи на мозговые извилины. В этих прожилках и заключена магия. Погляди, какие тонкие, едва заметные! – с гордостью указал Ивар. – Благодаря тому, что это желе я сварил сам, никто не сможет понять, вмешивались ли внешние силы в его естество.

– Совсем никто? – невинно взмахнула ресничками Сирик.

– Ну разве что Мастера, – ответил Ивар. – Но ты погоди, я научусь делать так, что никому не распознать! И ты научишься, – примирительно закончил он.

– Интересное дело, – только и ответила Сирик, в голове которой уже завертелись шестерёнки шустрого комбинатора. – Ивар, а ведь по время приготовления ты используешь уже готовые ингредиенты. То есть всё-таки нарушаешь их структуру.

– Не их, а того, что из них получилось, – наставительно ответил Ивар. – Это разные вещи, Сирик.

По той уверенности и скорости, с которой он это произнёс, Сирик заключила, что Ивар и сам задал Мастеру этот вопрос.

– Понятно, – вздохнула она. – Мне неясно только одно.

– Что? – друг так и горел энтузиазмом. – Спрашивай! Я объясню!

– Сомневаюсь, что ты сможешь ответить. Мне интересно, когда же Мастер научит этому меня.

– А… – сник Ивар. – Ну, думаю, скоро. Ты ведь растёшь.

– В том-то и дело! – воскликнула Сирик. – Ивар, я расту очень медленно. Ты – совсем юноша, тебе разрешено колдовать, скоро тебя отпустят учиться в город. А я по-прежнему читаю книги и колдую лишь в классе. А ведь мы попали сюда в один день. И, знаешь ли, я не глупей тебя! – запальчиво произнесла она.

– Не расстраивайся, – как мог ласково, ответил Ивар. – Может быть, Мастер не торопит тебя, потому что ты девочка. Всем известно, что ведьмы учатся дольше.

– Может быть, – откликнулась Сирик, поникнув. – А всё-таки чай у меня такой, какой ни ты, ни он сварить не смогут.

– Это верно.

– Знаешь что? – понизив голос, заговорщицки прошептала Сирик, вмиг забыв обо всех своих огорчениях и подозрениях. – Я раздумываю над новым составом. Пока я расписала компоненты лишь на бумаге, кое-чего мне не хватает, а кое-что можно достать только осенью, в том лесу, на опушку которого наше крыльцо смотрит в октябре. Но, если мой расчёт верен… Это зелье будет горьким и светящимся. Я пока не придумала, как отбить горечь и погасить свет. Но, может быть, этого и нельзя делать… – Сирик говорила всё тише, всё вдохновенней. В её голосе сквозил торжественный испуг, словно она трепетала перед громадностью своего открытия. – Его можно приготовить лишь раз в год. Оно лечит тоску, запирает грусть, убивает сомнения. Это трезвость, горечь и свежесть. Выпив его, ты будешь отчётливей слышать звуки, ловить запахи, разглядывать образы и лица. Это покой, радость и гордость. Один стакан – и ты отважишься на то, на что не решался, с поднятой головой встретишь самого страшного врага и любую правду, никогда не сдашься и никому не расскажешь о том, каково оно на вкус.

Ивар зачарованно слушал крошку Сирик, которая говорила недетские, недевичьи слова. Он вспомнил, как однажды Мастер рассказывал о том, как сильные слова способны творить волшебство без зелий, жестов и заклинаний. Ивар не поверил: уж слишком легко в таком случаем стать магом любому встречному. Но теперь он ощущал, как вокруг Сирик сгущается и сияет воздух, как разгораются её глаза и щёки. Он, сам того не замечая, подался вперёд: ведьмина сущность Сирик, выглянувшая наружу из привычного воробушка, притягивала, увлекала, не отпуская и не давая одуматься и отдышаться.

– Это тишина и безветрие, это шторм и буря, это весна и осень, небо и глубина. Это горячее море под килем ладьи, это крылья, которые разворачивает разум.

Сирик тяжело дышала, грудь её вздымалась, глаза сияли. Ивар позабыл о котелке и спрятанных в нём желаниях, позабыл о Мастере и книгах.

– Это…

– Это – моё лучшее зелье, которое я ещё не сварила. Я назову его "Глоток Надежды".

Маленькая хозяйка

С первым снегом Ивар стал раз в месяц ходить в город. Каждый раз он оставался там несколько дней кряду, постигая колдовскую науку с другими подмастерьями, уже достигшим того мастерства, когда их могли обучать вместе. Это было второй ступенью; третья, заключительная часть магического обучения вновь возвращала подмастерье к Мастеру. К тому времени подмастерья умели колдовать разумом. Мастер должен был открыть самую суть магии их душе.

А пока Ивар вместе с другими юношами из города обучался точности и тонкости волшебства, Сирик оставалась дома, подолгу бывая во дворе, хлопоча по кухне и проводя долгие вечера за столом друга, куда он великодушно разрешил перебираться в своё отсутствие.

Сирик с давних пор глядела на его стол с восхищением. В точном порядке там были расставлены свечи и стопки писчей бумаги, перья и карандаши, книги и записи. И только в часы, когда Ивар занимался колдовством – не "принеси-подай" или "открой-закройся", а настоящей магией, – за столом воцарялся хаос. Оплывали воском свечи, прижимали разлетающиеся листы тяжёлые ключи, над чашкой теплилось сладкое глухое марево – это Сирик заваривала ему напиток Средоточия. В часы колдовства Ивар вынимал из деревянного ящичка записи обо всём в природе: как воздействовать на чувство, как вплести магию в вещество, как изменить структуру. Особенно Сирик нравилась маленькая квадратная калька со схемой превращения угля в алмаз. Она знала далеко не все символы и знаки, указанные на схеме, но Ивар обнадёживал: скоро Мастер допустит тебя к науке Чёрной Земли, и знаки откроются. Сирик не просила Ивара объяснить: он и сам пока был не слишком сведущ. Деревянный ящик со схемами, записками и обрывками текстов Ивар завёл без ведома Мастера. Тот никогда не рассказывал о таких вещах на привычных уроках, но мог обронить между делом по пути в лес или за поздним ужином, когда глаза Сирик уже слипались, и она не понимала, явь это или сложная сказка. А Ивар внимательно слушал, ловил каждое слово, жадно спрашивал, а, вернувшись в комнату, быстро, пока не забыл, наносил записи на кальку и прятал в свой деревянный ящичек.

– Почему ты пишешь на кальке? – как-то спросила любопытная Сирик.

– Кальку я сумею развеять почти в секунду, – ответил Ивар, покраснев. – А с бумагой придётся помучиться.

С тех пор Сирик поняла, что и от Мастера можно хранить тайны. И первой, самой большой её тайной был Глоток Надежды.

Вернувшись домой после первой побывки в городе, Ивар нашёл свой стол нетронутым, словно никто его и не касался.

– Ты можешь сидеть за ним, – ласково, с новой покровительственной ноткой сказал он. – Можешь брать мои карандаши и перья. Можешь читать книги. Я разрешаю.

И Сирик воспользовалась разрешением. Обычно Ивар уходил в город на неделю, но иногда задерживался и дольше. В такие дни она особенно тосковала, допытываясь у Мастера, чем Ивар занимается, где живёт, с кем водит дружбу.

– Сирик, – говорил Мастер. – Ивар – юноша-колдун, он сумел отворить калитку, а значит – вступил в силу и расцвет. Он не должен больше отчитываться перед Мастером, а потому я только гадаю, как он проводит время.

– Ну Мастер, – тянула Сирик, придвигая к наставнику очередное блюдо, приготовленное ею во время урока. – Уж до чего-то ты догадываешься!

– Хитрая Сирик, – довольно усмехался Мастер. – Конечно, догадываюсь. Но почему ты сама не спросишь Ивара о том, что он делает?

Сирик на минуту смутилась, но ответила:

– Он не любит об этом рассказывать, Мастер. А я не хочу спрашивать. Каждый раз он становится чуточку высокомерней от моих вопросов. Словно знает что-то такое, что недоступно мне.

– Но ведь так и есть, – заметил Мастер.

– Да, – с грустью ответила Сирик. – Но я же не виновата. Это вы не пускаете меня в город…

– А разве тебе не хватает дома? – спросил он.

Сирик улыбнулась: дома ей хватало. Зимой крыльцо выходило в городской сквер, правда, всегда пустынный, но такой заснеженно-красивый, таинственный и манящий дальними огнями. Осенью дом оказывался на пышной багряной опушке ласкового леса. Весь октябрь он просыпалась под щебет осенних птах, глядя, как облетают и редеют листья, как, трогательно-тонки, качаются на ветру голые прутья ветвей. Поздним ноябрём по ступеням крыльца можно было сойти в сырую глушь старого бора. Шаг от порога – и ты в кругу вековых сосен, которые видят сны о том, как станут мачтами кораблей. Всю зиму двор звенел голосами с дальнего катка, а весной расцветал ягодной поляной: облепиха и малина, клубника, черника и барбарис, морошка и ирга, смородина, крыжовник и земляника, вишня и черешня. Между летних солнечных ягод сочились родниковые ручьи, а к ним склонялись тяжёлые ореховые прутья, такие же спелые и крепкие, как в ту пору, когда орехам положено наливаться силой. Летние месяцы были любимой порой Сирик, но и в другое время она не унывала.

– Мне хватает дома. Но мне не хватает магии, – честно ответила она.

– Вот как, – задумчиво произнёс Мастер, оглядывая Сирик. – А разве ты не чувствуешь, что и дом, и его крыльцо, и сама ты магией просто полны?

– Чувствую, конечно, – рассмеялась Сирик. – Порой мне кажется, что я состою из магии насквозь, оттого мне и легко составлять новые чары – они будто отзываются на мои мысли. Но я бы хотела пользоваться ею, этой магией внутри. Магией внутри, – тише повторила она.

– А ты и пользуешься ею. Погляди, как уютен дом, как он спокоен и прочен. Это ты, маленькая хозяйка, делаешь его таким.

Сирик зарделась, довольная похвалой.

– Только не всегда понимаешь, как это выходит, – тихо добавил Мастер. И, не дав Сирик подумать, попросил: – А завари-ка мне чаю, милая Сирик. Давно я не отведывал твоих чудесных отваров.

Сирик, вдохновлённая словами Мастер ("маленькая хозяйка", "чудесные отвары", а главное – "милая Сирик"!), полетела заваривать чай. В её маленьком котелке на учебным очагом как раз настаивался чудесный чай, новый, тот, что не пробовал пока даже Ивар. Этот чай до поры до времени Сирик держала в секрете – такой он вышел ароматный и колдовской. Иногда Ивар возвращался из города расстроенным и усталым. Вот для таких-то случаев Сирик и выдумала новый отвар. Выпьешь его – и на душе спокойней. Но, уж коли Ивара рядом нет, а Мастер, похвалив её чаи, попросил что-нибудь заварить, значит, и честь пробовать выпадет ему.

– Этот чай зовётся "яблочный штрудель", – сказала она, ставя на стол две чашки, молочник, сахарницу и пузырёк с корицей. – Попробуйте, Мастер, и расскажите мне, что почувствуете!

Мастер взял чашку и внимательно глянул на Сирик.

– А ты растёшь, девочка моя. Уже не тот воробышек, что прежде. Но всё ещё мала.

– Пейте! – улыбнулась Сирик, и сама подвигая к себе чашку. Но Мастер взглядом остановил её. Движение бровью – и чашка Сирик исчезла вместе с яблоневым чаем.

– Я сохраню его про запас. Уж больно хорош аромат, – объяснил Мастер. А ты, если пожелаешь, отведай вот это.

На столе перед Сирик возникла чашка тонкого фарфора, цветом белее сахара и нежнее сливок. По ободу шла золотая кайма, а под ней гуляли светло-сиреневые стрекозы. Чашка стояла на таком же тонком блюдце с резной салфеткой. Тонкая ложечка дрожала, звеня о фарфор.

– Какая красота! – прошептала Сирик, разглядывая стрекоз.

– А ты попробуй, – подзадорил Мастер, любуясь ученицей.

Сирик взяла чашку, осторожно поднесла к лицу и осторожно понюхала, словно отвар или зелье.

– Чудесный запах… – и сделала глоток тёплого, сладкого, сливочного напитка. Это было совсем не похоже на то, что кипело в её котелке. Ни горьковатого привкуса, ни травяного вкуса, ни пряного аромата, а только чистая. густая, лучистая глубина нетронутого напитка.

– Что это, Мастер?

– Это самое большое волшебство. Это напиток, в который не вмешалась ни капля магии.

Сирик отпила ещё и вздохнула.

– Колдовство не всесильно, – прочёл его мысли Мастер. – А порой самое большое колдовство – его отсутствие.

– Верно, – прошептала Сирик, вдыхая тёплый густой пар. – Спасибо, Мастер.

В эту ночь она впервые не тосковала в опустевшей без Ивара комнате, не перебирала перед сном рецепты и чары, не вспоминала уроки тактики и географии. Сирик уснула быстро и спала крепко и без сновидений. Одну-единственную фразу услышала она во сне: "Милая Сирик".

Колдовство от души. Книга дома

Сирик в волнении порхала по дому. Она принарядилась: светлое платье, голубая лента в потемневших до цвета воронова крыла волосах. Ох уж эти волосы! Сколько неожиданностей они доставляли Сирик! То вспыхнут пылающе-рыжим, то украдут, запутают в прядях блестящее платиновое серебро, то лягут пепельной волной на плечи, а то взметнутся прежним каштановым буйством, как в детстве.

– Отчего это, Мастер? – не раз и не два спрашивала Сирик.

– А разве тебе не нравится? – удивлялся Мастер.

– Нравится, – мялась она. – Но странно ведь… Меняются, словно дом.

– Верно подмечено, – улыбался Мастер и тотчас переводил разговор на завтрашний урок, новую книгу или колдовские успехи Ивара.

Но если волосы были совершенно непредсказуемы, и раз в месяц, поутру, Сирик с трепетом заглядывала в зеркало, то домом она словно научилась управлять. Спроси её кто, как она это делает, – и Сирик не подобрала бы слов. Но напряжением воли, желанием и даже простым сном у неё выходило направлять крыльцо туда, куда ей хотелось. С каждым полнолунием открывались новые поляны, улицы и сады, а однажды Сирик вышла из дома и оказалась в месте, которого никак не могло существовать на самом деле, потому что только время она выдумала этот дождливый луг, мечтая о том, как Ивар наконец вернётся, и они отправятся гулять. Но луг существовал: она провела рукой по травам – на коже остались капли дождя. Вдохнула аромат и различила ноты мокрой земли, озона и влажных трав. Сделала шаг, ещё и ещё – и подошла к самой калитке, которую в давний памятный день приоткрыл Ивар. За калиткой простирался огромный луг, и ни одного дерева, ни рощицы не было на нём. Ровный, волнующийся под ветром, словно кто-то гладил его огромной невидимой ладонью или могучей грудью дышал на колышущиеся травы. Сирик дотронулась до калитки и, словно играя, качнула её. Ещё один маленький шажок – и она окажется там, за оградой двора, куда никогда в жизни не ступала. А собственно, почему бы нет? Ни Мастер, ни Ивар не запрещали ей уходить из дому. Так может быть… всего один шаг… Сирик толкнула калитку, и в этот же миг ударила такая молния, что она на секунду ослепла от вспышки. А за молнией тотчас упал ливень, тяжелый и ледяной, и Сирик опрометью бросилась к крыльцу, позабыв прикрыть калитку, позабыв оглянуться на чудесный страшный луг, выдуманный ею самой. Она не отважилась рассказать об этом Мастеру, но часто вспоминала и однажды даже решилась повторить: зажмурилась, стоя на крыльце в канун полнолуния, и из всех сил пожелала оказаться назавтра на том лугу. Наутро, с быстро колотящимся сердцем, Сирик вышла на порог и не смогла сдержать вздоха: перед ней желтел привычный октябрьский лес, тихим багрянцем светились дальние деревья, качались в вышине разлапистые изумрудные ели. Она стояла, с надеждой вглядываясь в просветы между стволами – вдруг мелькнёт тот луг? – и даже не заметила, как позади на крыльцо вышел Мастер и осторожно положил ладонь ей на плечо. Сирик вздрогнула, но Мастер ободряюще похлопал её и крепче сжал плечико в толстой кофте:

– В который раз, Сирик, я убеждаюсь, что твоя магия – не чета волшебству Ивара, не сестра моей ворожбе. Ты колдуешь душой – а это то, чему учат, порой совсем безуспешно, на третьей ступени мастерства.

– Почему безуспешно? – спросила Сирик, всё не отводя взгляда от лесной опушки.

– Потому что и сами Мастера не все могу колдовать душой. Иди, отогрейся, принарядись, к вечеру вернётся Ивар. Сегодня у него важный день: он должен показать, чему выучился за год. Придёт весёлый – значит, довольны остались городские Мастера из Гильдии. Будем пировать. Заваришь своего праздничного отвара?

– Конечно! – У Сирик даже сердце захолонуло. Как давно она не видела Ивара! В последние месяцы он отлучался всё чаще, и отлучки его были всё длинней. В этот раз его не было дома уже третью неделю кряду, и Сирик, несмотря на небывалую ласковость и заботу Мастера, тосковала по другу.

Сумерки, даже зимой, подступали к дому медленно, осторожно, словно боясь оконного света, каминного тепла, очажного жара. Стелились по двору, вились, словно лоза, по стенам, тянулись туманными языками ввысь, к крыше, и наконец овладевали домом, укутывая его в свой вечерний кокон – только окна продолжали пылать расплавленным янтарём. Сирик, порхая по кухне, поймала своё отражение в стекле – хрупкая и белая, в буйных тёмных локонах, разрумянившаяся, глаза блестят – совсем ведьма. Она украдкой оглянулась на Мастера: тот сидел с книгой в кресле у очага. Тогда Сирик приблизилась к окну, прижалась к стеклу лбом и, глядя сквозь сумерки, принялась рассматривать своё лицо в обрамлении далёких осенних берёз на самой опушке. Время тянулось медленно – уже и отвар поспел, и чайник мерно попыхивал, укрощённый умелой рукой Мастера, и темнота за стенами густела. наливаясь сначала черничным соком, потом – чернильной глубиной. Стрелки старых часов близились к полуночи, но Мастер был безмятежен, словно и не запаздывал Ивар. Хотя как знать – может, и не запаздывал, может, экзамен затянулся или Мастера городской Гильдии устроили ему сложное испытание. Мастер не волновался, и Сирик тоже была спокойна, хотя нет-нет, да и подходила к двери, прислушиваясь. Лес передаёт пути лучше всего: вспыхивает хрустом, звенит треском, вскидывается щебетом. Темнят, когда говорят, что лес глушит шаги. Лес – это сплошное эхо и движения, и мыслей, и волшебства.