Текст книги "Стена моего путешествия"
Автор книги: Даниил Салва
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 12 страниц)
Отдал долги, поменял все прогнившие зубы – белизной заулы– бался. Позже, когда Виктор переехал в другой город, ему дали новый участок (Виктора стало не хватать в нашей компании; За– хар собирался снимать с ним на пару квартиру), поселился в очень удобном уютном домике с прекрасным видом. Купил себе весьма роскошный банный халат. Слегка пополнел. Сменил гардероб. Стал потягивать бренди по вечерам – молодец! (Виктор закончил свой экстренный участок и вернулся к нам. Ура!)...
И как следствие у Захара появилась прекрасная она. Да, прек– расная она. Не очень красивая. Не совсем стройная. Но появи– лась.
Равновесие в природе.
Стал с ней Захар по вечерам...
Стоп!!! Я всё это придумал... Просто сидел себе и выдумывал. У Захара так и не появились деньги. Никогда".
Утром просыпались тяжело. Побаливала голова.
Джек разбудил Макса, надо было ехать на работу. Виктор бод– рячком уже гремел на кухне. Захар, наверное, уже крутился со своими страховками.
– Вить! – крикнул Джек, – у тебя есть таблетки от головной бо– ли?
– Не держим, вследствие отсутствия последней, – прогремел Виктор.
– Я сбегаю на угол в аптеку, – сказал Джек. – Куда делась вто– рая туфля?
– Давай быстрее, сматываться пора. Страна уже два часа тру– дится, засмеялся Виктор.
173
– Тебе от провизоров что-нибудь принести? – спросил Джек.
– Принеси мне пиво в таблетках, – и уже Максу. – Вставай. Экономика в опасности.
Помятый Макс, – он забыл перед сном скинуть рубашку и брю– ки, – то ли себе, то ли Виктору:
– Не пей много, пей мало.
Знакомый звуковик Агрэ, не переставая зевать, почему-то про– бормотал:
– Фармацевты – люди грубые – лошадей е-ут.
Закрыл за собой дверь в ванную. Через три часа у него детский спектакль.
"Любовь любит любить любовь. Медсестра любит нового аптекаря. Констебль бляха 14 А любит Мэри Келли. Герти Макдауэл любит парня с велосипедом. М.Б. любит красивого блондина. Ли Чи Хань люби целовай Ча Пу Чжо. Слон Джамбо любит слониху Алису. Старичок мистер Вершойл со слуховым рожком любит старушку миссис Вершойл со вставным глазом. Человек в коричневом макинтоше любит женщину, которая уже умерла. Его Величество Король любит Её Величество Королеву. Миссис Норман В. Таппер любит капитана Тэйлора. Вы любите кого-то. А этот кто-то любит ещё кого-то, потому что каждый любит кого-нибудь, а бог любит всех".
Ранинг бежал в аптеку на углу.
Наступил выходной день.
Джек проснулся рано утром, как на работу. Привычным движе– нием откинул одеяло, начал выбираться на твёрдую почву. И только свесив ноги с кровати, вспомнил, что ни сегодня, ни зав– тра идти на работу не надо. "Нервы ни к чёрту", – сказал вслух Джек и добавил грязное ругательство.
Отправился на кухню, принёс несколько кусков испечённого Викой пирога, стакан сока, устроился напротив телевизора. Пе– редавали запись вчерашнего баскетбольного матча.
Разделавшись с едой, он, не выключая телевизора, забрался в
174
кровать и тут же заснул.
Очнулся около одиннадцати. Солнце уже работало вовсю, плав– но, по графику приближаясь к жаркому экватору. Возможно, большая часть населения города, так же как и Джек, просыпалась сейчас, вылезала из своих кроватей, с диванов и студенческих матрацев на полу.
Вчера, после ухода Печёного Яблока, у него так и не хватило сил доползти до ванной. Заснул в чём был. Так, надо быстро по– менять всю постель. Аккуратно застелить, но чтоб казалось, что я на ней спал. Искупаться. Скоро придёт Вика. Опять, всё быстро, быстро, быстро. Господи, у меня же выходной! И я не женат. У меня нет детей и больших долгов тоже нет. Господи, дай мне, пожалуйста, дистанционный пульт управления жизнью, чтоб мог каналы переключать, как на телевизоре... Опять быстренько, быс– тренько. Не успел глаза открыть. А то в гроб вовремя не успею.
Вика пришла только около пяти вечера. Джек обнял, поцеловал её. "Она мне ещё нравится", – подумал он, облизывая на губах помаду.
– Куда ты пропала, дорогая?
– Так, переспала кое с кем, – ответила она зло.
"Концерт", – мелькнуло у Джека в голове.
– Тебе было хорошо? – попытался он пошутить.
Постарела вмиг. Вначале лишь глазами, потом всем телом.
Уставившись в пол, она проговорила почти шёпотом, как будто себе:
– Ты не любишь меня, Джек, и никогда не любил.
Определённо, концерт.
– А что, это способ проверять любовь?
Очень, очень не хочется скандала.
– Мы не были вместе уже недели две, Джек, – сказала грустно Вика, – может, ты хочешь мне что-нибудь объяснить?
– Ну я же говорил тебе, что у меня завал сейчас на работе. Я дышать не всегда успеваю.
Подошёл. Обнял её.
Никаких сил. Устал.
Какого чёрта? Почти с самого утра. В выходной день. Через полтора дня на работу! Сплошная беговая дорожка. Куда же
175
деваться? – после светлого – обязательно вниз, лицом в грязь, в дерьмо, которое пахнет философией этой жизни; сердце пело? – значит обязательно будет хуже, много хуже. И одна мысль в таком состоянии, плохая мысль: "Дёрнул меня чёрт родиться". А потом бегом за приключениями, подчас идиотскими. Как там, у принца Флоризеля: "Каждый борется со скукой по-своему".
Вновь обнял. Начал целовать. Смех и плач – они дружнее всех. Наверх. А потом вниз. Вкус текилы с лимоном и солью, когда без любви.
Обвила его руками, дав понять, что прощает в очередной раз. Ни о чём не догадывается. Почему она это делала, Джеку было наплевать.
Опустила руку ниже. Нашла.
– Ты пользуешься моим влечением к тебе, Джек.
– Знаю, что я хороший любовник, а ты, дорогая, так просто чудо.
Ему уже хотелось.
В выходные принято совокупляться по ударным дозам. Через полтора дня на работу. Глупый ветер волочет соринку по дороге.
176
12
Много позже, когда записки Джека увидели свет, шли споры: приснился этот сон Джеку или же он его просто напросто выду– мал?.. Наверное, даже во сне присутствует элемент творчества. И поэтому разделять читателей на два лагеря было бы некорректно. Более того, тем самым "записки" получили бы дополнительную, возможно и не причитающуюся им, литературную награду. Что бы ни было, достоверно известно, что Джеку снилось:
Огромнейший стадион. Время суток: между пятью и семью ве– чера. Лёгкая прохлада. Хорошая видимость.
Вход у стадиона один. На входе группа врачей-окулистов. Каж– дый желающий стать участником зрелища на стадионе обязан пройти проверку зрения. По необходимости тут же на месте вы– дают бесплатно очки и пропускают внутрь; Устроители сердечно желают, чтобы все всё увидели.
Стадион выложен паркетом. Внутри него без какого-то види– мого порядка расставлены стулья, холсты, столы, пюпитры, вооб– ще всякая утварь. Снуют официанты, разносчики газет, балетмей– стеры, пиротехники и просто поджигатели, бутафоры, филате– листы, люди с различными учёными степенями, теософы, эксги– биционисты, просто кто попало, присутствует, конечно же, и всякий сброд.
По всему периметру красивая мраморная балюстрада. В центре и по краям стоят несколько декоративных стеночек, креплённых к паркету и украшенных гобеленами. Пастельные тона.
В одном из четырёх углов скромненько устроилась паства. Смотрят куда-то. Прямо за балюстрадой, около них, растёт пас– тернак. Вьётся дико, бурно, весь покрывшись жёлтыми цветами. Кое-кто из паствы перелезет через балюстрадку, сорвёт пряность, в рот и к своим в миг.
На противоположном крыле через равные промежутки времени балюстрада вдруг раздвигается, и оттуда, из глубины, под Вагне– ра выезжают машины по уборке и чистке паркета. С шоферами. Они ровненько, по одному и тому же маршруту вычищают до блеска паркет. Раздаётся скрежет: на дне и по бокам машин ножи
177
расставлены – паркет чистится. У противоположного края раз– ворот и обратно. За ними задвигается балюстрада.
– Нет, моя любимая Джун, – проговорил неряшливо одетый мужчина в шляпе, и не уговаривай, не могу я себя щадить. Не могу. И деньги эти, – он не нашёлся, что сказать и, махнув рукой, замолчал.
Девушка обвила его шею руками и нежно что-то нашёптывала ему на ухо. Он лениво слушал, изредка мотал головой.
– Нет, даже не думай. А ты?.. А ты, милая Джун?
– Джун, всё это напрасно потерянные силы, – сказал мимо про– ходящий мужчина, – от имени восьмисот семидесяти девяти ты– сяч почитателей его таланта прошу Вас, перестаньте!
Джун, оторопев, смотрела на этого парижанина, пока тот не скрылся в мирно гуляющей толпе.
Тем временем около них примостился средних лет бородатый мужчина. На нём был плотный шерстяной свитер серого цвета, во рту торчала трубка. Усевшись на поднесённый ему стул, он снял с себя кобуру, из которой выглядывал наган, и бросил её под ноги.
Не глядя на человека с наганом, но явно обращаясь именно к нему, ни с того ни с сего любовник Джун громко сказал:
– Я прочёл Ваши письма.
– Все? – не оборачиваясь, спросил бородач с наганом.
– Насколько хватило сил.
– Ну и как?
– Полное дерьмо, – сказал спокойно человек в мятой шляпе, – потуги стать мужчиной. В лучшем случае, жалкие трюизмы. Прочёл бы на досуге Достоевского или хотя бы Гамсуна.
– Вы – законченный софист... – начал было защищаться мужчи– на в свитере, но их перебил какой-то прохожий с лёгкой залыси– ной и падающими в разные стороны лохмами.
– Друзья мои, мало того, что ни страны, ни сельского кладбища с церквушкой, так Вы ещё...
Но тут зазвучал Вагнер и с диким скрежетом раздвинулась ба– люстрада. Выехали машины по чистке паркета. С шоферами на– верху. Машины наводили много шуму.
Когда эти дикие современные аппараты завершили свой обыч
178
ный круг, тот, с залысиной, сидел на соседней трибуне и ел гуся, из-под мышки торчала какая-то грамота. А на противоположных рядах творилось что-то несусветное.
Все места оказались заполнены до отказа. Наверху дремали. В серединке активно общались. Ну а в первых трибунах творилось чёрт-те что, а именно: во втором ряду у каждого человека ни с того ни с сего оказался огромный топор, а сидящие перед ними вдруг безмолвно опустились на колени и поникли головой на сиденье. Палачи, чуть привстав, одним махом перерубили им головы и ногами скинули уже безжизненные тела с их уже бывших мест. После этого они аккуратненько поставили орудия убийства и сами – в это поверить невозможно заняли первый ряд. Словно по мановению невидимой руки, за их спиной все спустились на ряд вниз, тем самым заполнив брешь. Верхние же места оказались заняты неизвестно откуда появившимися весёлыми зрителями. И вновь повторилась та же ужасная картина, только бывшие палачи уже оказались в роли казнённых. Капли крови попадали на балюстраду, в верхних рядах по-прежнему дремали, плавно спускаясь каждый раз на ряд, в средних рядах активно общались. Кровь даже немного запачкала паркет – кто-то уж слишком наотмашь, уж слишком рьяно выполнил свою работу; машины по чистке паркета (под звуки Вагнера) вновь появились вовремя из-за своего укрытия: девственная чистота была восстановлена.
– Я протестую, – раздался чей-то громкий голос.
– А проблемы ядерного урегулирования?! – вопрошала неви– димая женщина с железным оскалом.
Толпа мирно гуляющих то увеличивалась, то уменьшалась. Временами мелкие кучки народа отставали от общего гуляния и позже вновь присоединялись к коллективу. С восточной стороны в толпу влилась группа мужчин с перепоясанными чреслами. У всех на майках красовался шестьдесят восьмой номер. Вновь раздались крики.
– Я, чёрт возьми, жду ответа. Есть же международные нормы этикета.
– Позвольте, – раздался грубый мужской голос (кажется, из перепоясанных), – но такими темпами наша сборная опять не попа
179
дёт на чемпионат мира!
– Гражданка, – дико завизжала дамочка в длинном развеваю– щемся белом шарфе, обращаясь к женщине с собачкой, – Ваш крокодил описал левое переднее колесо моей новой машины! Это возмутительно!
Гражданка даже не обернулась.
Смеркалось.
В воротах появился мерзкого вида старик, его голова через подбородок была перетянута белым платком. Он уселся в уеди– нении на вовремя принесённый официантом деревянный склад– ной стул, достал шариковую ручку, листок бумаги и принялся что-то чертить.
Тем временем в самом центре арены появился отряд солдат, шагающих под песню на месте. На каждом было по две пары очков. Раздался дикий скрежет, загремел Вагнер, и вновь, как танки, выползли чистящие, лязгающие ножами машины. Восседающие на них шофёры устремили свою чудо-технику по обычному маршруту. Одна из машин на полном ходу врезалась в служивую гущу. Как по линеечке, замертво упала целая шеренга. С упавших на землю солдат слетели очки. И тут же места героически погибших гениев штыка-молодца были заняты другими доблестными воинами, и, перестроившись, дивизия продолжала маршировать.
– Но, помилуйте, я же, право, ничего не понимаю, – еле слышно раздалось с трибун. Из-за сумерек не было никакой возможности рассмотреть лица говорящего.
– Чай с лимоном. И с шиповником. Больше пить. Пить, пить и пить, – чей-то старческий баритон из толпы.
Когда паркеточистящие, мерзкогремящие машины проезжали мимо уже пригревшего своё место мерзкого старика с платком на голове, ему оторвало кусочек пятки, закапала кровь. Реакция ста– рика была на удивление спокойной. Он поднял с паркета кусок своего мяса и стал рассматривать его на свет. Затем вызвал по– сыльного, потребовал конверт и, получив, запечатал в нём род– ной кусок плоти. Потом надписал адрес и немедленно отправил почтальона, после чего кликнул служанку и велел привести в порядок его двуспальную кровать.
180
Выбегая из ворот, мальчишка-посыльный задел стоящего на выходе мужчину. Тот отрешённо смотрел на луну.
– Опять здесь, – зло заорал грязный мальчуган. – Ну какого, спрашивается, чёрта рогатого? Что ни ночь, стоит тут, и хоть ты убейся, а он стоять будет.
– Зря кричишь, сынок, – мягко проговорил входящий на стади– он мужчина с царской звездой на груди, – он глухой. Ты беги лучше, выполняй поручение...
(сон...)
181
13
Как только вошёл в её спальню, увидел это письмо. На туа– летном столике.
Мужской почерк.
Мы с ней пятый год вместе; всё пишут.
Взгляну от кого; это почти в рамках приличия. А ну-ка. Её ша– ги. Резкий поворот. Ей навстречу. Сделал вид, что грызу ноготь на безымянном. Голова наклонена вниз: появляются её стройные, красивые, молодые загорелые ноги. Люблю, люблю, люблю, люблю.
Игра.
Влада:
– Джек, дорогой, когда ты перестанешь грызть ногти?!
Обняла меня. Прижалась всем телом.
– Ты как ребёнок.
– А я разве это отрицал?
Целую её.
Стоим обнявшись. Бах! – время замерло. Болтаем о прошед– шем дне. Кончались ещё одни сутки, что вместе. А чёрт, это письмо. За столько времени ни одного повода для ревности. И всё же. Роет внутри. Чешет. Мешает. Жж-жу.
– Я ушла принимать ванну.
– А я почитаю газеты. И помечтаю о том, как увижу тебя голой, горячей и очень вкусной.
– Так почитаешь или помечтаешь?
Улыбается лукаво.
Уходит. Шум воды.
Какого чёрта? Очередной вздыхатель. Посмотрим адрес: это несколько тысяч километров на запад. Или на восток? А это, смотря куда поедешь; земля-то круглая. Хм.
Неинтеллигентно... Фу, некрасиво. Сам понимаю: это уже хо– рошо. Значит, не пропащий. Вот возьму, прочту, и больше никог– да... В конце концов, могла спрятать, если бы захотела. Значит, наплевать. Даже в ящик стола не бросила, уж там бы я не копо– шился. Среди её баночек, духов, губных помад – валяется себе сверху.
182
Сердце сейчас выскочит.
Люблю её.
Всё, не могу больше.
Надо запомнить, как было сложено. Вот так, по изгибу. Ага...
Дорогой мой человек...
Эй, парень, полегче.
Кто ещё из нас двоих хуже?.. Ведь знает, что она моя невеста.
...Не могу даже имени твоего написать. Ты режешь, режешь
меня по живому...
Столько лет я люблю тебя... Столько... я мечтаю о том дне,
когда смогу назвать тебя своей. Человек! Боже...
Ну, это уже слишком. Это ведь моя невеста!.. Ну ладно, валяй дальше.
Уселся на кровать. Подпёр голову. Удобно. Как он смеет?!
...Ты ни разу не ответила мне. Хоть пару строк. Как ты
живёшь, человек дорогой?
И ни строчки обо мне. А я как живу, тебя не интересует, това– рищ?
Солипсист!
– Джек!
Аж передёрнуло. Голос из ванной.
– Что, малыш?
– Я забыла, там на столике маленькая белая бутылочка. Напи– сано "мыло для лица". Пожалуйста!
Ага. На столе, значит. Бросила и забыла.
– Джек, не хочешь присоединиться?!
Ванна вся в пене. Нет уж, в другой раз. Письмо брошено на кровати. Никогда не простит. И будет права. Спасающая правду ложь – святая ложь.
– Держи. Я согрею тебе кровать.
Сладкие губы её.
183
...Недавно напился и разбил о стекло руку. Семь швов.
Серёжа Грибов – наш бывший однокурсник, ты помнишь его?
маленький, с рыжей бородой – спрашивал, нет ли вестей от
тебя. Признался, что любил тебя тайно. Боже, я готов был
убить его, чтоб только замолчал.
Куда, говорит, мне до неё...
Прав маленький Грибочкин Серёжа с маленькою рыжею боро– дою. Взял бы и ты, мой таинственный и страдающий в колодках Кент, с него пример.
Семь швов. Следующий раз головой попробуй. Чтоб наверняка. Говорят, чертовски помогает.
Вновь её голос.
– Джекушка, чуть не забыла. Мне предложили на кафедре тему для второй степени.
– Я плохо слышу, Влада. Выйдешь – расскажешь. У меня зани– мательное чтиво.
– Вредина!.. Мне скучно.
Надувает щёки. Под обиженную. У неё это здорово получает– ся... Жить не могу без неё.
Так, опять то же самое. Нет, братец, так дело не пойдёт. Над стилем придётся поработать. Никуда, Отелло, это не годится; язык совершенствовать придётся. Заладил: люблю, человек, люб– лю, человек. Как там этого тартовца звали, ну лингвиста извест– ного? Лер... Лир... не помню. Почитай, короче.
А это ещё что?.. Матери святые! на тридцати языках "я тебя люблю" написал. Даже турецкий не забыл. Ну ты, полиглот, да– ёшь! Совсем, видать, по моей Владе мозгой съехал.
Так, по изгибу. Обратно. Прощай, старина. Не обессудь, коли что не так. Неизвестно, кто ещё более счастлив.
Теперь постель. Моя подушка, как всегда, в салоне перед теле– визором. Простыни для подогрева – просто сказка. Во дают эти электронщики!
Больше так никогда.
– Что?
О-бо-жаю её голос! И не собираюсь чувствовать себя засран– цем.
184
Зевок.
Что у нас в прессе?..
Вдруг вспомнил.
Стойка бара. Один.
Лена приглашала к себе. Два выходных впереди. Будет много наших. Ещё немного выпью.
Вошёл, читая по памяти выдержки. Не говоря, откуда и почему.
– "Ах, как я люблю тебя, человек мой!" Не правда ли, веет па– тетикой?! Шествие слабости, что покоряет материнские сердца! Эдипова свадьба! "Я разбил себе руку. Семь швов". Семь! – про– орал Джек, подняв вверх вытянутый палец.
Никто не знал, о чём говорит Ранинг.
– Слишком вычурно, – бросил Макс.
– Ты прав, Горацио, – воскликнул Джек (Макс потянулся к бу– тылке), – мы не приходим на похороны своих дедов, а потом, по– корно голову склоня, не носим серых мы одежд. Зато, мы знаем слово "вычурно"... Слова. И хрен под пузом, не ведающий стыда.
Капитон в прихожей:
– Ногам холодно. Куда я засунул свои кроссовки?
– Выпьешь с нами? – спросил Макс Джека.
– Отчего же не выпить?! – И выполнив па вперёд и тут же па назад, воскликнул. – За семь швов!
– И семь морей! – добавил Рыж.
– Замечательная концовка, – заметил Макс. И выпил.
Джек, склонившись над плечом друга:
– А хрен тебе, концовка.
Никто никому не мешал.
Девушка Виктора перевернулась с бока на бок. Обняла его. По– ложила руки на грудь... Красиво.
Виктор:
– Ты оголила мне спину. Прикрой, пожалуйста. – И Джеку. – Кто не был бы на земле достоин жалости, будь нам известно всё
185
о всех.
Захар:
– Чуть не забыл, Джек, Макс. Вас искала какая-то Оля. Голо– сом, полным любви. Просила любого из Вас. Вы что, оба с ней спите?
Джек:
– Захар, непристойный интеллигентному человеку вопрос. Но коль спросил (Макс потянулся к бутылке), то да. Но только вме– сте. Это как на пару снимать квартиру.
Захар не ответил.
Джек:
– Да мы и похожи с этим красавцем.
Макс:
– Я блондин, Джек.
Капитон:
– Куда я затусовал свои кроссовки?.. Шиза сплошная.
Все подняли рюмки.
Джек:
– За шов восьмой!
Капитон из коридора, в тон Ранингу:
– Прекрасно, парень!
Тебе хоть в пору
Плетением словес заняться.
Джек:
– Уже.
Капитон:
– На старость хоть чего-нибудь оставь.
Джек:
– Оставлю смерть на старость. Смерть.
Выпили.
Лена:
– Вашими темпами даже хирурги швы не накладывают.
Зашёл Аркадий.
Злой и изощрённо колкий Рыж:
– Нейрон пожаловал (Нейрон не ответил).
Захар Аркадию:
– Разгонную?
186
Аркадий в кресло плюхнулся. Всем, привет!
Джека развозило.
Виктор (решает кроссворд, в усы себе хмыкая).
Красивая, но большетазая Рената, что любит всего на свете бо– лее Воннегута и крупные мужские размеры, принесла из кухни жареную курицу. Дым. Запахи. Оживление. Наливают.
Джек (вдруг приободрился):
– За шов десятый!
Рената:
– Ты забыл девятый.
– Не мелочись!
Тленный Капулянский:
– Мне всегда было наплевать, за что пить.
Опрокидывает. Рюмку. Рюмку. Рюмку.
Олег крошить пошёл. Тук-тук-тук.
Виктор:
– Помещение в больнице, предназначенное для лечебного облу– чения групп людей. Семь букв. (Смотрит на других. Вопроси– тельно.)
Олег (продолжая крошить):
– Желающие?!
Звонкий Рыж:
– Чем тебе водка не нравится?
Виктор:
– Вспомнил! Фотарий!
Оксана:
– Ты, Витюня, гений. (Витюня усы почесал).
Капитон, копошась между сумок в прихожей:
– Куда же я зашарил свои кроссовки?
Джек сам себе тихо:
– Боже мой, какой же я подлец. Иль идиот? А может, нет? Воз– можно – я предполагаю – тому причиной – срань кругом?
Капитон из коридора:
– Если бы только кругом. Ещё квадратами и треугольниками. Джек, ты не видел мои кроссовки?
Макс поднялся со своего места. Отправился на кухню. На ходу бросил Джеку:
187
– Если принимать каждого по заслугам, то кто избежит кнута?
Джек отозвался:
– Я не про это.
– А про что?
– Уже забыл.
– Тем лучше.
Рената (большетазая):
– Можно телевизор погромче, скоморохи, ничего не слышно. У кого пульт?
Виктор:
– Как утверждает Джек, у Бога, которого, смею заметить, ещё никто не видел.
Откровенно сволочной Рыж (Джеку):
– Так, говоришь, забыл?..
Джек (перебивает):
– Молчи, брутальный, едкий скунс. То боль души моей.
– Ещё не отболело?
– Отболело.
– Так может, Вам, мой друг, бокал наполнить?
– Изволь, крамольная душа.
– Плоскодонное судно, служащее плавучей опорой для наплавных мостов. Шесть букв.
– О, один нашёл.
– Понтон.
– Угу (вписывает).
Олег закрыл глаза. Транс. Краски. Несуществующая мелодия на нотки разбилась. Капельки пота заблестели на лбу. Пошеве– лить рукой не может.
Телевизор: бу-бу-бу. Бегут картинки на экране.
Поник головою. Завтра выходной. Разбредутся по комнатам, диванам, тюфякам. А утром завтрак за этим же столом. Захар за– бренчит на гитаре. Яичница на сале. Шкварки: ширк-ширк. Чёр– ный хлеб. Запах. Чай с лимоном. Капитон, вот твоя вторая крос– совка, она забилась вон в тот угол. Спасибо. Говорим о смешной бестолковщине. Славно-славненько. Очень славненько. Жутко славненько. Дым сигареты одинокой в пепельнице.
Ну что, как планировали, в лес, говядину на мангале? Мясо бы
188
ло в прошлый раз; может, курочку? А может, свинину? Слушай– те, а давайте не напиваться. А получится? Попробуем. Значит, решили, без водки. Берём по два литра красного сухого на душу населения, и всё. Всего населения.
Джек с Малым шампуры чистят, тихо болтая о субботнем бас– кетбольном матче. Да нет, не было фола на линии. Серьёзно? Ко– нечно, он в мяч сыграл. А как тебе крюк, старина? Не накрывае– мый. Подай, пожалуйста, тряпку. Капитон перешнуровывает кроссовки. Виктор с Максом едут за вином. Сухим красным. Девочки возятся на кухне. Помидоры, огурцы, соль, перец, футболь– ный мяч для мальчишек.
"Влада, забравшись ко мне под одеяло, согревшись, укутав– шись в моё тело, зашептала на ухо: "Быстро, быстро, любимый, расскажи мне, как ты меня обожаешь. Ну, быстро..."
Уютный щелчок выключателя. Цок".
В большом лифте наша большая компания. Гам. Хохот. "Они смеются, дабы дать возможность их уму сбросить оковы их ума", – Малый ум свой точит. Замолчал. Неисправимый... Макс лениво сетует самому себе, что приходится быть ленивым свидетелем тонкой нити этого ленивого разговора.
Уже внизу. Открытые багажники. Гитару осторожнее. Водите– лям, занять свои места. Труби, горн, труби.
– Аллилуйя! – воскликнул Виктор, захлопнув газету.
– Аллигатор, – добавил Захар.
– Алло, – закончил Макс. Сел в машину. Обнял Полю.
Малый фатовато причёску поправил, себе подмигнув.
– Алебарда, – зевая, протянул Капитон.
– Там одно "л", – заметил всеведущий Рыж.
Народ разбредался по машинам. Первые хлопанья дверьми внутрь.
– Allentado, – не сдавался Капитон.
– Вашу маму, – прогремел в такт Капитону Виктор. И рассме– ялся.
Последняя дверь захлопнулась. Вперёд!
Забрало поднято. Окончен маскарад.
189
Труби, горн, к отъезду, приезду, отъезду.
Дым мяса и вина в бокале.
Надо солнце проводить до дома.
Аллилуйя!
190
14
Не успел в четверг утром Джек войти в свой кабинет, как на его столе задребезжал телефон.
– Ранинг слушает.
– Ранинг! – он узнал голос своего начальника и сразу встряхнулся – мало ли что, – зайди, пожалуйста, ко мне.
– Сейчас?
– Да. Я жду. Спасибо.
Какого чёрта, с самого утра? Может, допрыгался, – увольняют? Но за что? Вроде, как не за что.
Не люблю запечатанные письма.
Он постучал в дверь и сразу вошёл в кабинет.
– Доброе утро.
Интересно, оно доброе?
– Привет, Ранинг.
Его свитер, обивка кресла и лицо – всё из плюша.
По тону догадался, что всё в порядке. Уф-ф.
– Послушай, я сразу к делу...
"Ну, конечно, конечно, мы же на работе", – подумал про себя Джек.
– Параллельный отдел прошляпил разрешения с двух участ– ков...
"Узнаю ЭлектроМонопольную Компанию".
– Работы уже ведутся. Можно, разумеется, и через суд добиться разрешения, но тем самым мы собьём прокладчикам все планы. Они не смогут обогнуть эти участки.
"Какие вы все нудные", – Джек слушал с серьёзной физионо– мией. "Ну, давай адрес уже".
– Первый живёт (босс назвал координаты благополучного рай– она. "Что-то вроде проспекта Ленина", – мелькнуло у Джека.) – А второй, – шеф сделал паузу, – в тюрьме.
– Где? – переспросил Джек.
– Да, да, я тоже удивился, когда услышал, – в тюрьме. Но по закону мы обязаны переговорить с владельцем участка, подать ему просьбу, иначе...
Джек уже не слушал его. Он смотрел чуть выше головы началь
191
ника. Внизу по пешеходному переходу шла девушка. На вид очень привлекательная. Хотя при близком осмотре наверняка можно найти изъяны. Но даже, если и всё в порядке, – после ро– дов появится животик и ухудшится грудь. Как говорит Макс, "разве можно сравнивать острую грудь девятнадцатилетней девушки с той же частью тела женского, сквозь которую прошли семь с половиной тонн молока?!"
Хочу жениться на непорочной Милосской.
Жаль здесь нет Стёмова, он бы сказал своё знаменитое, "если бы я её хоть разочек..."
– ...Вот письмо к начальнику тюрьмы с просьбой о встрече. Там же и адрес. Им уже звонили, – закончил босс.
– Пью кофе и выезжаю, – сказал Джек.
– Это очень важно, – сказал начальник и, уже понизив голос, – прежде всего для нас. Ты понимаешь?!
Джек кивнул.
– Да, кстати...
Ну что ещё?
– ... С первым тебе будет легче – он русский.
– Я с него начну. Всего хорошего.
Стоял тёплый мягкий день. Джек ехал вдоль почти пустой на– бережной. Редко появлялись нянечки со своими подопечными, цветущего вида пенсионеры. Только-только начали открываться магазины, кафе. Официанты, ещё как следует не проснувшись, расставляли столики, стулья, салфетницы, солонки, перечницы. У самого берега можно было найти загорающих. Смуглая девушка лет двадцати лежала на песке у самой воды и читала.
Джек притормозил у светофора на красный. Мимо него прохо– дил мужчина средних лет. В одной руке он держал маленькую девочку, по-видимому дочь, во второй нёс сумку. Рядом бежал весёлый мальчуган. Поравнявшись с машиной Джека, тот скор– чил ему рожу. Джек помахал ему рукой, ухмыльнулся.
Буквально через пару метров ребёнок неожиданно поскользнул– ся и упал. Моментально раздался его писклявый крик. Отец, весь скорчившись, пытался поднять его той рукой, где уже была сум
192
ка. Не получилось. Тогда он быстро добежал до тротуара, усадил там девочку, бросил сумку и бегом отправился за сыном. Бросил взгляд на светофор. Девочка стала истошно орать, тянуться к отцу ручками, бить ножками по асфальту.
Запыхавшийся отец уже на тротуаре наводил порядок в своём семействе.
Загорелся зелёный.
Не доехав четырёх кварталов до нужного ему дома, Джек при– парковал машину и отправился позавтракать в кафе. Внутри по– мещения сидел только работник. Явно не управляющий. Поло– жив под голову руку, паренёк полулежал на стойке, плечом при– держивая телефонную трубку. На приход гостя он никак не отреагировал.
Довольная физиономия. Воркует. Наверняка, за счёт владельца кафе трепется со своей шестнадцатилетней подружкой. Доброе утро.
– Извини, что помешал...
Паренёк быстро буркнул что-то в трубку и закончил разговор.
– Простите, не заметил. Слушаю Вас.
– Какао с жареным хлебом. И масло.
– Без проблем.
Джек сел лицом к морю. Сейчас бы поспать после завтрака. В тенёчке. Потом проснуться около часа дня, и чтобы рядом ока– зался Макс с холодным пивом и раками. Ну, пусть ещё Капитон с Малым приедут... Пить пиво... созерцать море... лениво болтать... счастье. Вечером позвонить подружкам, можно сходить в джаз-студию, например. Чистая, свободная одежда, вялый джаз, голые девушки... Утром желательно, чтобы девочки как-то исчезли, растворились в воздухе. Тихий завтрак, ну как этот хотя бы взять (официант принёс заказанный ленч и уже полулежал на стойке в обнимку с телефоном), а затем на балкончик. С томиком Голсу– орси, например. Обожаю его "Сагу".
Джек принялся за еду.
Время как замерло. Ни жарко, ни холодно – нежное тепло, све– тящееся даже. Спокойный, умиротворённый вид воды. Проплы
193
вающие в воздухе предметы, люди. Добро! Над всеми витает добро. Во рту остаётся приятный вкус. Источники чистоты пов– сюду – родники. Нежные альковные похождения. Уют. Нескон– чаемый уют. Карета внизу. Красивые, ухоженные детишки. Если они не кричат, конечно.
Официант закончил говорить по телефону; подошёл ещё один клиент. Сел за столик рядом с Джеком. Посмотрел на часы. Джек тоже взглянул на свои.
Надо уже двигаться.
Неожиданно он почувствовал роение. В себе. Вокруг всё оста– валось по-прежнему спокойным и голубым. Он встал, расплатил– ся и пошёл к машине... Через несколько минут это роение само по себе исчезло.
Звонил в дверь долго. Потом послышалось шарканье ног, и дверь открыл мужчина лет пятидесяти. Он оказался небрит, воло– сы торчали в разные стороны. Было видно, что вода не касалась его уже добрых несколько дней. Высокого роста. Широкоплечий. По виду он походил на запустившего себя спортсмена, видимо, так оно и было.
