Текст книги "Стена моего путешествия"
Автор книги: Даниил Салва
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 12 страниц)
Один из присутствующих на совещании стал громко и очень эмоционально что-то доказывать; Джек отвлёкся от своих мыс– лей. А ещё минут через двадцать всё закончилось: было решено продолжить это совещание через неделю: не хватало каких-то данных.
Джек, натянув улыбку, попрощался со всеми и первым вышел из кабинета. В зале уже сидели другие люди, другие спины, сто– яли на полу другие сумки, и другие руки вертели счета на элект– ричество. Теми же самыми оставались лишь служащие вдоль стен, сливающиеся воедино со своими столами, и электрическое табло, сообщавшее, что уровень обслуживания равен девяноста восьми процентам. И ещё... внизу, несмотря на то, что на улице день:
Всем добрый вечер.
156
8
"Иди и остановись. Уже не помню, кто сказал. Ты реши: иди или остановись.
Я помню формулу успеха, которую нашёл сам. Тогда не было времени оглянуться, нескончаемый бег. Надо было всё успеть, ответственность за себя, за близких людей. Эмиграция, одним словом.
Бег... Эта формула выглядела следующим образом: когда у тебя больше нет сил, ни капли, ты упал лицом в грязь – встань и иди дальше!
Лёгкое помешательство. Во всём. Но так люди приходили и бу– дут приходить к успеху. При условии, конечно, что в них присут– ствует ещё что-нибудь, кроме "встань и иди". Талант, например.
А как хорошо было бы полежать лицом в грязи! Сделать из это– го мерзкого месива подушку, этакую мягкую подушечку. Нак– рыться грязью. Нигде не дует здорово! Лежишь весь в грязи, но чист внутри, тепло внутри. Да и снаружи, в общем-то, тоже чист. Лежишь там, где упал. Ни назад, ни вперёд: именно там, где сва– лился. Не надо прилагать никаких усилий. Устал, остановился, улёгся, накрылся, заснул. Согреваешься под одеялом из грязи и тихонечко засыпаешь.
Минут через пять – только дремать начал – приезжают предста– вители общественности, мэр города, полицейские чины, пожар– ники, ведущие спортсмены страны. Они перекрывают улицы, устанавливают заграждения, закрывают магазины, стройки, киос– ки, общественные туалеты, запрещают полёты как гражданских, так и военных самолётов над этим районом.
Ты глаза чуть приоткрыл на них посмотреть вопрошающе, а они вытянутой ладонью вперёд: лежите, лежите! Приятных Вам, пожалуйста, сновидений! Когда разбудить?.. Завтра на службу? – можем привести работу прямо сюда... Ты спокойно засыпаешь... Это тоже талант – спокойно заснуть. Ну, при условии, конечно, что кроме этого таланта... говорил уже.
Макс!.. Лежит себе перед телевизором. Сутками! Ничего его не е..т! Добрый сфинкс. Я недавно сказал, что брать его на послед– нее место работы управляющим логистикой завода – было
157
ошибкой со стороны управления. Он ответил, что на любую дол– жность его брать – ошибка. Нет, он, конечно же, немножечко нервничает, внутри там у себя: надо, мол, работать – нужны деньги и так далее, но, как правило, Макс это волнение побеж– дает, он сильнее, чем это постыдное жужжание нервов, он выше этого!.. Сдаётся мне, Макс и вправду ничего не хочет. Ну, в смысле по жизни. Секунду...
Классное выражение – "по жизни". Раньше говорили: гений,
негодяй, ну, что угодно, только определённо. А сейчас: "по жиз– ни". И иди разбирайся. Это что-то вроде выражения "бытовой сифилис". Не сифилис, значит, не обыкновенный сифак, а "бы– товой сифилис". Бред, да? То есть, как бы сифилёк то он, конеч– но, сифилёк, но полученный исключительно в быту и это... да... по жизни. У меня есть знакомый врач, двадцать семь лет в совет– ской армии. Он сказал, что бытовой сифилис – это когда не зна– ешь, с кем именно и когда. Прав!
Да, Макс! Лежит, значит, перед телевизором и смотрит. И ниче– го его не... Неделю назад зашёл к нему, было часов одиннадцать утра. Он и его дружбан Рыж по фамилии Малый – бывший советский молдаван – устроились с бодуна на балконе. Прямо на пол побросали матрацы и лежат загорают. Довольные жизнью, вчерашним, тем, что хватило, и тем, что Рыж, когда блевал с балкона, не запачкал свой новый синий костюм, который ему подарила его жена Беатрис, когда Малый первый раз вылечился от геморроя, не приведи, господи. Лежат себе, отупели от кайфа. Слова лениво – брыть-брыть. Праздник души человечьей... Я пристроился рядышком; три человека – уже коллектив.
Рыж решил подставить солнышку спинку, перевернулся на жи– вот и, как оказалось, напрасно. Содержимое его живота как-то там взболталось, и в результате раздался звук, напоминающий пердение. Так оно и было – перданул. Сразу заулыбался во всю морду и мило так – извините. – Ты что это, гад паршивый, дела– ешь?! – А он. – Ну, ребята, здесь так по кайфу! Ну как тут не рас– пердеться?!
– Вот так и живём, – подытожил Макс, – не ждём тишины.
Мы продолжаем принимать воздушные ванны.
158
9
На самом деле с Викой Джек испортил всё сам. Началось всё с того, что он почувствовал всё слабеющее влечение к ней. Как к женщине. Вика была права: он никогда не любил её. Но даже то немногое, что было между ними, испортил, конечно же, он. У се– бя в голове. По отношению к ней.
"Что-то случилось во мне, Макс, – сказал как-то Джек. Они си– дели в закусочной на дамбе; бетонная балюстрада закрывала ле– ниво плещущуюся внизу белую прибрежную пену". "Ну, слава яйцам, не в первый раз, – отреагировал Макс. (Последний нахо– дился в прекрасном расположении духа. Позавчера случилась замечательная пьянка, вчера он полдня отходил, потом остаток дня провёл за книгой в кровати, сегодня по-хорошему выспался и сейчас сидит под тентом и пьёт с Джеком холодное пиво – всю жизнь бы так!) – Что на этот раз, Джек?" – "Вика, – коротко, смотря куда-то в сторону, выдохнул Джек. – Он сказал это так, будто не был уверен, хочет ли обсуждать эту тему. Помолчал и добавил. – Мне уже не интересно с ней, как раньше". – "Вика – замечательная женщина, Джек, – сказал Макс и сменил тему. – Пусть нам ещё пивка принесут, и после небольшой паузы, – да креветок". – "Я в душе, наверное, не хотел бы её бросать, – ска– зал Джек". – "Ну и не надо, – отреагировал Макс, – не хочешь не бросай". – "Хорошо, – сказал Джек, – копну глубже: Вика в душе – чистейшей воды нимфоманка, понимаешь?!" – "Пока ничего плохого, ровно, как и подозрительного здесь не усмат– риваю", – пробурчал Макс... "Подожди, подожди, Макс, – пе– ребил его Джек. Официантка принесла пива и креветок. На вре– мя, пока она расставляла всё на столе, Джек прекратил говорить, откинулся на спинку стула; как будто официантка говорила по-русски или, даже владея русским, могла быть знакома с Викой. Бред. – Понимаешь, – продолжил Джек, когда та ушла, – до пос– леднего времени я её очень здорово удовлетворял. Я имею в виду постель. Но это было сопряжено, в общем-то, с моим отношени– ем к ней и вне кровати. Только не подумай – я в прекрасной фор– ме, – Джек протянул ладонь вперёд, – но! – сделал паузу и закон– чил. – Короче, не буду же я спать с ней через силу". "Так не спи
159
через силу, – сказал Макс. Потом, вытащив изо рта остатки кре– ветки, добавил: – Не спи много – спи мало!" -"Вот, подходим к разгадке, улыбнувшись, сказал Джек, – в этом случае она будет делить себя с другими она не может без обильного секса". – "Так, – сказал Макс, – я только не понимаю, чем я тебе могу по– мочь?" – "О! – воскликнул Джек и повторил. – Чем ты можешь нам помочь?" "Эй-эй-эй, осади, – промычал Макс, подняв вверх указательный палец, – не валяй дурака. Даже не думай об этом. – Он сделал глоток пива, покачал головой. – Как тебе могло такое в голову прийти вообще?" "Макс, – спокойно сказал Джек, – я не собираюсь на ней жениться. Более того, как тебе известно, я во– обще предпочитаю бывать на свадьбе в худшем случае свидете– лем. Но в то же время я не хотел бы её терять. Теперь, пересили– вать себя я не желаю. Возможно, в ближайшем будущем я найду себе ещё какую-нибудь девочку, но, Макс, но!.. Я не хочу её сейчас терять. Подчас с ней очень даже славненько. И вообще, – он выдал подобие улыбки, – я её очень люблю". "Подожди, по– дожди, Джек, может, ты ещё не понял, – эта тема не дискутируется", – перебил его Макс. "Но почему? – воскликнул Джек и откинулся на спинку стула. – Ведь это не первый наш с тобой опыт. А что касается моих чувств к ней, так я тебе уже всё объяс– нил. И потом, – Джек подался вперёд, склонился над столом, – это добавит перчика в яство жизни, Макс. И если она согласится, но потом расстроится или ещё что-то в этом роде – женщин по– нять невозможно – и уйдёт от меня, я всё равно не возражу запла– тить такую цену за этот перчик, за эти пару грамм гавенного, но очень сладкого перчика... Да и вообще она ещё нам не кивнула".
Макс подчёркнуто медленно зааплодировал. Джек медленно поднялся со стула, отвесил гаерских поклонов перед несущест– вующим зрителем и уселся на место. Замолчали. Прямо перед ними проплывала лодка. На корме восседала девушка в старо– модном и не идущем ей платье. На коленях покоились три ма– ленькие розочки. На вёслах сидел молодой, лет двадцати трёх-двадцати четырёх парень. Из-за явно цветущей худобы рубашка, несмотря на то что была туго заправлена в потёртые джинсы, болталась, свободно поддаваясь ветру. Скорее всего, парень был немощен: с великими усилиями грёб, налегая всем своим, види
160
мо, костлявым телом на вёсла. При этом он натужно улыбался своей барышне, и она также отвечала ему улыбкой, полной люб– ви и преданности, лишь изредка поправляя плохо уложенную и потому сбивающуюся набок причёску.
– Лицо ей тоже не идёт, – сказал Макс.
"Постой-ка, Макс, может, тебя самого часом Вика привлекать стала, а? Джек вопросительно посмотрел на друга и развил те– му. – А что? Красивая. Стройная. Высокая. Шатенка с зелёными глазами. Аккуратная и богатая, как ты любишь, грудь. А ну, ко– лись". "Вот идиот, а", – сказал Макс. "Тогда, в чём дело? – вспыхнул Джек, – какая разница, как я её потеряю?!" – "Нет, ты, правда, идиот, – начал закипать Макс, – хорошо, я объясню тебе. Доступно. Без сложных оборотов речи". "Премного буду благодарен", – склонил голову Джек. "Если что-то не поймёшь, переспроси сразу, мы к этой теме больше не возвращаемся, – сказал Макс. И чётко, как и было обещано, выговаривая каждое слово: – Мне плевать на неё, Джек, плевать, понимаешь?! Я просто не хочу, когда ты остынешь от очередной своей идеи, – потерять наши дружеские с тобой отношения. Вот и всё. Усваиваешь, недалёкий?! Тебе ведь всё надо прямым текстом, иначе же ты не понимаешь... Идиот!" – Мимо их столика проходили две девушки. – Познакомьтесь, девушки, – идиот, – Макс указал раскрытой ладонью на Джека. Джек тут же вскочил и начал кланяться. – Познакомься, идиот, – девушки. Последние, улыбнувшись, последовали дальше.
Макс замолчал. Повернулся боком к столу и Джеку, закинул ногу на ногу. Описав неровный круг, возвращалась назад та са– мая пара. Только уже они оба висели на вёслах. Девушка примос– тилась на скамеечке рядом с парнем, каждый держал в руке по веслу. Оттого, что гребли они не в такт, лодку дёргало в разные стороны. Не было ясно, выиграли ли они от усиления числен– ности гребного состава или нет. Три маленькие розочки скати– лись на днище... Изредка молодой человек через спину девушки пытался дотянуться до её весла, дабы помочь даме. Опять же было совершенно не понятно, хотел ли он действительно помочь или просто коснуться, приобнять. Как бы там ни было, достовер– но известно, что судно было возвращено лодочнику вовремя.
161
"Слушай, Макс, а может уже останемся здесь обедать, – пред– ложил Джек, у них тут неплохое собственное красное". "После пива?" – улыбнулся Макс. "В крайнем случае, зальём всё водкой. Чтобы не испортилось", – усмехнулся Джек.
Во время трапезы говорили о ерунде. Не хочется завтра идти на работу. Молчали.
Когда уже подъехали к дому Александрова, Джек сказал: "Слу– шай, Макс, ведь это – моя идея. Следовательно, и вся ответствен– ность лежит на мне. Что бы ни случилось – отвечаю я, а значит, никаких претензий к тебе у меня быть не может... Ты, конечно, можешь сказать, что прекрасно меня знаешь, что будет именно так, как ты это себе представляешь, но, Макс, – он сделал паузу, – это ведь радость для всех участников. Давай, а". "Это не обыч– ная мадам на двоих, – сказал Макс, – она всё-таки была твоей девушкой". "Это радость для всех участников, – вновь повторил Джек. – Всё равно, потом – конец, Макс. Так почему не попробо– вать ещё чего-то? Может, переступим через себя?!" "Ты помнишь Катю?" – вдруг спросил Макс. Джек вопросительно вски– нул брови. Затем утвердительно кивнул. "Так вот, – продолжал Макс, – на той вечеринке – ну, ты помнишь! – когда мы уже серь– ёзно набрались, я предложил ей лечь спать втроём". – Макс ус– троился в кресле поудобнее. Достал сигарету, прикурил от зажи– галки, выпустил дым в открытое окно. Джек ждал продолжения.
"Услышав моё предложение, страшно разозлилась. Трепалась со мной минут двадцать, – замучила совсем. Я сказал ей тогда, – мы все были накаченные в хлам, – что мы с тобой как один чело– век; между прочим, она получит больше; подсознательно любая об этом только мечтает: пьяный добрый бред!.. Тут хватает она меня за шкирки и предлагает: хорошо, я сплю с ним, а ты только смотришь. Но больше ты до меня не дотронешься, – и смеётся". "Я был игрушкой в ваших алчных руках", – вставил Джек. "Я, естественно, отвечаю: да, – словно не заметив брошенной реп– лики, продолжал Макс. – Ты помнишь тот свой трах, юный алко– голик?" "Замечательный трах, – тут же ответил Джек, – со зло– бинкой". "Ну, так вот, – продолжал Макс, – окно на балкон было открыто, и я всё видел. Более того, я нашёл себе занимательное
162
занятие. Но самое главное, господин Ранинг: несмотря на то, что мне всегда было замечательно наплевать на Катю, в этот момент ты мне был глубоко противен. Я с трудом удержал себя, чтобы не врезать по твоей голой заднице. И знаешь, почему?.. " "Начинаю догадываться", – подумал Джек, но вслух ничего не сказал. "Не из-за того, что ты её прёшь таким вот образом; пусть даже не зная о нашем разговоре. Или даже зная. Не важно. И, конечно же, не из-за неё. А из-за ревности. Сечёшь?! Из-за природной, чистой воды ревности. – Макс замолчал. Потушил сигарету. – Ну, что ты теперь мне скажешь?"
На губах Джека заиграла улыбка. "Прости за излишний пафос, – уже вовсю улыбаясь, сказал он, – но ... пусть увидит рампу пьеса". "Я боюсь за тебя, а не за себя", – сказал Макс. "Нам уже не помочь. Всё в голове. Никуда не денешься, – Джек постучал пальцем по своему лбу. И повторил: – Нам уже не помочь. Хоть красивый финал будет". "Да при чём тут ваши отношения, эго– ист! – взорвался Макс. – Он вылез из машины, захлопнул дверцу и, нагнувшись к открытому окну, проговорил. – Не пей много – пей мало!" "Я напишу исторический роман о тебе, – сказал Джек, – и в его финале отправлю тебя на плаху, где тебя четвертуют". – "Пока!"
Остаток дня Джек провёл, работая над книгой.
163
10
"Как и большинство нормальных людей, я люблю утром пос– пать. Но сплю ли я в своё удовольствие каждое божье утро? Ко– нечно же, нет: я иду на работу. Я с большими сложностями ощу– щаю собственное тело, живот после вчерашней ночной трапезы безжалостно тянет вниз, руки беспомощно болтаются, а голова словно пазель из мокрой ваты. Но я хочу есть, пить, покупать презервативы, и поэтому я иду на это унижение рода человечес– кого – отправляюсь на работу. Я борюсь.
Приползаю в свой офис, и мне в голову лезут подобные мысли, которые я не стесняюсь записывать. Пришли бы мне хоть какие-то пару строчек, достойных бумаги, если бы я выспался сегодня всласть? Не знаю. Скорее, нет. Но какое это имеет значение?! Не думая! – совершенно не думая, отдал бы этот полуисписанный листок за сон. Вместе с другими – вчерашними. Честное слово, не претендуя ни на что, взял бы и отдал. Какая, в конце концов, разница – написал я это или нет? Особенно, когда так хочется спать.
То же самое и в любви. Покажите мне человека, способного поменять хорошую, добрую любовь на пусть со временем приз– нанный стих о любви! А человека, способного променять страст– ную любовь? Разве стали счастливее те когда-то несчастные, те давно мёртвые, творения которых были признаны великими? Там, в земле. Счастливее. Их оправдывает лишь состояние, близ– кое разве только к оргазму. Я имею в виду творчество.
Да и потом, кто это они, которые признали ЕГО или Е? вели– кими? Кто они такие? Люди, обладающие большим пониманием? Наделённые особым видением свыше? (Сладкий бред.) Способ– ные отличить плохое от хорошего?
Можно долго и нудно задавать подобные астральные, лишён– ные хоть малой толики разума вопросы. Вместо этого сразу от– вет. И он, на мой субъективный взгляд, таков: эгоизм. Эгоизм в лучшем его понимании. Я бы даже сказал высокий духовный эгоизм...
Но почему же так высока плата за счастье? И есть ли это сча– стье вообще?.. Счастье, к которому привыкаешь, перестаёт быть
164
счастьем; это уже суррогат счастья, но всё-таки счастья? Это должно быть перманентно или вспышка? Поиск нового, поиск нового в старом? Потом полное понимание несовершенства счастья, несовершенства любви, так воспетой, любви, без ко– торой не быть счастью. И вновь – эрзац?
Ещё не осознавая до конца, не сказав самому себе правды, но уже перед разбитым корытом, которое, кстати, легко склеить, и вообще всё вернуть: дворец, нимб, счастье, любовь. Но уже в другом качестве; уже заплачена цена. Не глядя в собственные глаза, был всё же выписан чек. И именно ты подписался под этим чеком. Ты сам пошёл и вложил этот чек на своё имя. Ты был несчастен только по дороге в банк; и как только клерк забрал у тебя вексель, всё встало на свои места. Опасность миновала: всё вновь прекрасно, только следующий чек будет на порядок выше. Если вообще.
Ничего не поделать: мы так часто бываем недовольны, чувству– ем себя несчастными, что и впрямь входим в эту роль. "А чего, собственно, мы хотим?" спрашиваем мы себя и не всегда нахо– дим ответ. Фетишистам легче, – говорим мы, гладя себя по голо– ве, – они могут подсчитать количество диванов у себя в гостиной, но мы: не превратимся ли мы в духовных филистеров, найдя точ– ку отсчёта или – ещё хуже того – финишную ленточку.
Сам того не заметив, я, кажется, перешёл дозволенную черту самооценки, вознеся себя, причислив... И дело тут вовсе не в ложной скромности, а просто в том, что мне не хотелось бы пе– реводить самую больную для меня тему в философский спор, создавая в воздухе образы, общности, причисления и так далее, кто вообще имеет на это право? А даже если бы и были такие об– щности и причисления (скажем, ценой сверхусилий гениев), то насколько прочны эти творения мысли человеческой, насколько крепки эти духовные дворцы?..
Я посмотрел на небо и увидел над собой голубя.
Я не знаю, откуда и куда летит он.
...Творения, дворцы, образы... Но стоит мне лишь зацепиться за счастье, как я тут же обо всём забываю. Я ловлю миг за мигом,
165
оргазм за оргазмом и не хочу ни о чём думать, пока однажды не окажусь припёртым к стене, да так, что мои плечи кажутся час– тью этой стены. Я не могу пошевелить вдруг и пальцем, настоль– ко я ослаб или настолько я слабее стены. И я тайно начинаю гор– диться тем, что всегда проигрываю этой стене. И мысли о миге, который можно было ещё поймать, сбиваются на мысли о стене, от которой ты постепенно отделяешься, бормоча себе под нос: "Я ведь хотел бы только любимую женщину рядом с собой, интерес– ную работу, замечательных друзей...", ты продолжаешь ещё что-то шептать, но уже сам не слышишь себя, этот наркотический бред...
Пока я записываю эти мысли, в голову лезут и кружатся там, переворачиваясь с бока на бок, слова из "1984" Оруэлла, которые можно интерпретировать как угодно: "Я понимаю, как это дела– ется, я не понимаю – ЗАЧЕМ".
Жизнь течёт по своему руслу. И мы вливаемся в неё. К сожале– нию – мы... Так зачем понимать? Не лучше ли наркотический бред? Не лучше ли иллюзия счастья? Не лучше ли тихая искус– ственная радость?.. Нет!.. От мига к мигу! От оргазма к оргазму!"
166
11
На работе Джека раздражало буквально всё. Этот урод Стёмов, в голове которого был один сплошной секс. Палки в колёса всего движущегося не в такт с тобой, а порою и в такт – наплевать. Весьма скабрёзные улыбки. Ничем не оправданный воинствую– щий дебилизм. Потрясающей красоты предательства. Неприкрытая ложь в глаза. Самое интересное, иногда в глаза свои соб– ственные.
Подошёл как-то Джек к Стемову по делу. Стояли говорили о работе. Тут мимо них проходит девушка. Стемов дождался, когда та удалилась на почтительное расстояние, и говорит: "Если бы я её хоть разочек трахнул, она не ушла бы от меня никогда, – сде– лал паузу и, переведя взгляд на Джека, добавил, – да если бы я тебя, стервец, хоть раз бы трахнул..."
– Иди налей нам лучше чай, педрила, – улыбаясь, оборвал его Джек.
– Я не педрила, – парировал Стемов.
– Ты теоретик элитарного секса.
Стемов действительно не был педрилой и действительно сделал им по чаю. Никуда особенно не лез. Ему всегда удавалось ока– заться в стороне от больших скандалов. Перед сном совершал пробежки. Двое детей. Одна жена. Слыл достаточно умным че– ловеком. Достаточно...
– Слышишь, Ранинг, – сказал Стемов, удобней устроившись в своём кресле, Джек сел на подоконник, – Твой Грег либо святой, либо моральный идиот. Я тут недавно с ним поболтал, ну от не фига делать. Так вот: у него все хорошие. Представляешь?! -Стемов заржал: – Все хорошие. Людей любит! Ну, почти как ты! – Стемов зашёлся смехом вовсю. – И на пенсию, говорит, надо выходить не в шестьдесят пять, а в шестьдесят два, чтоб успеть пожить. Во даёт, а?! Какая ему, аборигену моральному, разница? Всё равно ж болт уже не стоит. Отсмеявшись, Стемов сделал несколько глотков из чашки и продолжил. – Но это всё-таки лучше, чем если бы тебе дали в помощь эту парочку с седьмого. Кстати, недавно он начал её чесать.
– Откуда ты знаешь? – спросил Джек.
167
– Обижаешь, – быстро вернул Стемов. – Ты понимаешь, Ра– нинг, она дебилка. И он полный дебил. – Подумал и закончил. – Ну, вот и всё в общем-то.
– Так у них всё в порядке, – констатировал Джек.
– Ну да.
– Так, слава Спасителю. Не переработай сдуру, – Джек отпра– вился к себе.
– Подожди, Ранинг, – вдруг разгорелся Стемов. – Ты что, как и все здесь, считаешь меня помешанным на ё-ле, да? Как все эти местные, эти слоны необузданные, эти педы валютные, эти жме– ринцы несоветские.
– Да нет, – ответил, улыбаясь, Джек, Стемов развеселил его, – ты просто загаженный судьбой. – И добавил. – Стемов, работай не много – работай мало.
Вечером того же дня Джек с Максом ехали к Виктору. Практи– чески как всегда, Джек ораторствовал, Макс лениво слушал, если вообще:
– Оборачивать обёртки! – вот чем они занимаются, они обора– чивают обёртки. – Да, конечно... безусловно... да, а как же?! Но никогда, слышишь, Макс, никогда они не сделают того самого. Многие из них разбираются, имеют понятия, могут даже разло– жить всё по полочкам, но самим? – нет, зачем же? Как часто мы оказываемся среди них, и как часто мы этому рады... – Джек на секунду запнулся и продолжил, подражая "их" голосу. – Что Вы говорите? Он влез в биржу? Поставил на всё, что было? Что Вы говорите? Мы ведь тоже понимаем в этом, но сейчас явно не вре– мя... конечно... Видите ли, надо искать момент, дабы удачно влезть в биржу ценных бумаг... конечно... сейчас ужасно непредсказуемая экономика (она уже лет тридцать ужасно непредска– зуемая!), нет, не сейчас. А вообще, надо ждать волны, чтоб снизу вверх. Вот видите, Вы со мной согласны!
Затем они говорят о возможной смене чего-то, заметь, возмож– ной смене чего-то. Чтоб поинтереснее, чтоб захватило, чтоб ах! Но не сейчас, засорись их желудок, не сейчас.
– Уверенность! – прокричал Джек, – уверенность в завтрашнем дне. Все должны отправиться к скучающим праотцам с туго
168
набитыми витаминами и очень круглыми желудками. Я еле сдер– живаю слёзы умиления и благодарности.
Макс меланхолично ждал конца речи. Но он мог сейчас спокой– ненько выйти из машины – Джек продолжал бы говорить.
– Нет, я понимаю, что ничего нового не открываю, если вообще ещё можно что-то открыть в этой астматической цивилизации с подгнившей гонореечной мошонкой.
Вновь запнулся. Некоторое время ехали молча. Остыв, Джек сказал:
– Тебя надо поместить в музей под вывеской "эталон индиффе– рентности".
Макс спокойно смотрел вперёд.
– Для меня навсегда останется загадкой, Макс, о чём ты дума– ешь, когда не пьёшь, – сказал Джек.
– По диким степям Забайкалья, – затянул Макс.
Где золото моют в песке...
Джек ничего певцу не ответил.
Выдерживая ритм, Макс продолжал:
– ...Бродяга, судьбу проклиная,
Тащился с сумой на плече...
Через пару строчек Джек подхватил песню. Они допели её до конца.
– Так вот, – рассказывал за столом Захар, – будучи маленьким, я ездил по стране с отцом. Он работал директором драматичес– кого театра. У них там был некий Петрович – лучший артист. Только беда у Петровича была – пил очень много.
Сидящие за столом заулыбались. Виктор принялся разливать.
– Из-за этого, – продолжал Захар, – несколько раз даже отме– няли спектакли.
– Понятное дело, – бросил кто-то.
– Ну вот, отец решил выдавать ему командировочные, только чтоб с голоду не помер – семьдесят четыре копейки в день; шесть
169
копеек, значит, булка хлебная, и тридцать одна – бутылка кефи– ра. Это на завтрак. И повтор блюда на обед. Причитавшийся же Петровичу гонорар отец уже по приезде в Питер отдавал.
Все, чокнувшись, выпили.
Будем!
–Хорошо пошло, – сказал Макс, закусывая лучком с солью.
–Угу, – промычал Джек, – хорошо. С надеждой.
– Так Петрович в складчину где-то нажирался, – не унимался Захар. – В хламище. В дрова... Тогда отец решил, что четырнад– цать копеек Петровичу тоже хватит; две булки и по стакану га– зированной. На завтрак и обед. Без сиропа...
– Над человеком издевались, а ты нам тут рассказываешь, – проговорил Артур, двухметровый богатырь с узкими плечами и давно висячим животом. Был известен тем, что девять раз ле– чился от триппера, не считая мелких покраснений.
– Дайте закончить, – быстро прервал Артура Захар.
– Ну, налей пока, Виктор, – сказал Джек, – на всякий случай. А то забудем.
– Каково же было удивление отца, когда в тот же вечер Петро– вич пришёл на спектакль на бровях и заснул прямо в гримёрной; этот сукин сын пошёл в аптеку, купил там какой-то гадости, сме– шал с водой, йодом, содой и накачался. У алкашей этот напиток называется "За волю к победе".
– Передай салат, Артур, – попросил Макс.
– Грустная история, – сказал Виктор.
– Конец ещё грустнее.
– ?..
– Петрович зашился.
– И...
– И помер, – закончил Захар.
– Твою мать, – чертыхнулся Виктор, – у нас что, Захар, жизнь такая счастливая?! Раз в неделю встретишься с друзьями, выпить "Смирновочки" сядешь, а он тебе тут. – Виктор поднял рюмку. -Ну ладно, гвардейцы, свет мысли, чтоб не заболели.
– Ты пришёл нам настроение испортить, Захар, побойся Бога? – сказал Костя, Джек с Максом видели его впервые. Кажется, архи– тектор или что-то в этом роде.
170
Выпили.
– Вы слышали, кстати, – начал Копылов, – Малый пить бросил. Беатрис его заставила. Разве что вина в обед. Две пятых стакана. Только представить, а?! Зашёл позавчера со мной в кабак "Одно– глазый счастливчик" и заказал треть пива, бессарабский зас– ранец.
Все как один покачали головой. Понеслись реплики.
– Иглоукалыватель.
– Гомеопат.
– Скурвился цыганский барон.
Заскочил на рюмку Вадик, преподаватель бриджа богатым старушкам. Говорили, что очень здорово на этом зарабатывает. -Ребята, я проездом, много не наливать.
– Главное не победа, а участие, – улыбнулся Костя.
– Что-то мне не везёт последнее время с бабами. Ну в плане секса, – начал было Вадик после штрафной...
– А ты запрись в комнате, – перебил его Артур, – и тебе пове– зёт.
– Тот автомобиль, который тебя когда-нибудь переедет, брен– ный, мне видится, уже собрали, – ответил ему Вадик. Выпил ещё одну, закусил и, попрощавшись, ушёл.
– Слышь, Артур, – сказал Джек в общем гуле; у Виктора всегда было шумно, я начал тут набрасывать книжку. Ты же у нас из– вестный читала; подкину тебе как-нибудь.
– Деньжат подкинь, – отреагировал Артур и потянулся за го– лубцами в сметане. Приятный аромат от них исходил.
– Ты правда злой, – рассмеялся Джек.
– Ну что, стражи белого храма Искусства! – Виктор поднял рюмку, – люблю Вас, быдло. Другой бы убил, а я нет, – люблю. Будем здоровы.
Будем.
– Кстати, Артур, – сказал Джек, – что у этого твоего дружка, как же его... Женя... э...
– Женя Рощин, – напомнил Артур. – Очень нудный субъект.
– Точно. Я слышал, он пытался к своей Инне вернуться?
– Угу, – жуя, пробасил Артур.
– Они же вроде три года были женаты... И он сделал ноги?
171
– Точно так. А потом одумался, да поезд, – Артур присвистнул.
– Слушай, я тебе в двух словах, в туалет бегу.
– Там Виктор.
– Ну... решил, Инна одумается, простит и примет блудного. А пока по девчатам прошёлся. Женька их громоотводами кличет.
– Ну?
– Что ну? Когда одичал вконец, позвонил ей среди ночи и го– ворит: "Инна, прости. Люблю. Жить без тебя не могу. По ночам не сплю". А она ему: "Спи днём". Вот и всё. Сейчас вроде отхо– дит помаленьку. Всё одно, – уже вставая, еле махнул рукой.
Артур вышел из-за стола, прошёл по коридору, открыл дверь в туалет. В нос шибануло смертью. Он тряхнул головой и сделал шаг вперёд. Природа сильнее человека, не на улицу же идти. -Тебя кто же, Витенька, так гадить учил? – и слегка матернулся.
– Так что, хоть вешайся, Джекушка. Последнее время жизнь – тоска, говорил Захар.
Народ тихо разбрёлся по комнатам. На кухне уже резались в покер.
– Ты бы девочку какую-никакую завёл.
– Да не могу, как ты, – на всё что ходит. Как ты смог на Аллу залезть?
– То по пьяни большой, – отмахнулся Джек, – больше не буду.
– Мне-то что, я для тебя. У тебя же Викуля – такая симпатяга.
– Ты заведи девочку, выпрямись, займись своими зубами, на– конец, а там глядишь, и судьба пред тобою станет, – сказал Джек. Потянулся к гитаре, начал настраивать. – Бог, Захар, не Яшка, – знает кому тяжко. – Джеку этот разговор начал надоедать. – И научись уже пить, Захар. Говорят, помогает. Помнишь, в школе учили: сегодня ты не пьёшь с друзьями, – а завтра родину продашь.
"Он, конечно, интеллигентный малый, да уж больно духом ос– лаб, – подумал Джек. – Нет, всё-таки ему женщина необходима".
– Да не девочка какая-никакая мне нужна, а деньги. Деньги мне нужны.
– А мне любовь, Захар. Мне любовь, пожалуйста, если можно.
172
"И у Захара появились деньги. Прямо счастье какое-то повали– ло. Вначале несколько блистательных, не имеющих прецедентов в страховом деле месяцев. Дело на ладан дышало, а тут сделка за сделкой (Захар страховки продавал). И всё успешно. Были, разу– меется, и промахи, но пропорции удачи явно изменились в сто– рону Захара. Мало того, что прибавились комиссионные, его ещё перевели на более высокую должность и вверили в подчинение пару смышлёных ребят. По рассказам Захара, им будто пропел– лер к заднице приварили.
