Текст книги "Стена моего путешествия"

Автор книги: Даниил Салва

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 12 страниц)

Раздался телефонный звонок, говорил управляющий кемпин– гом.

– Господин Ранинг?!

– Слушаю Вас.

– Я, надеюсь, не разбудил. Вы заказывали вчера завтрак в но– мер. Приношу свои извинения, но мы не сможем выполнить Ва– шу просьбу, – отключились некоторые электросистемы, и...

– Ничего страшного. Я поем в дороге, – в утренний распорядок

120

Джека не входило прослушивание стандартных извинений непло– хих стандартных менеджеров, – благодарю Вас за хороший от– дых. – Он положил трубку.

Оставалось ещё несколько часов. Неплохо, конечно же, было бы погулять по кемпингу до отъезда, но не мокнуть же перед до– рогой... В одном и том же явлении, в данном случае дожде, всег– да можно найти как хорошее, так и плохое. Сейчас бы бродил себе по траве – нежный ковёр, мягко пружинящий под ногами, словно помогающий оттолкнуться каждый раз от земли, слушал бы лёгкий шелест листьев на деревьях, смотрел бы на тихий вид домов, расположенных на почтительном расстоянии друг от друга. Джек представил, как он не спеша оглядывает всё вокруг, и почему-то вспомнил детство...

Его семья часто отдыхала в похожем кемпинге, за чертой кото– рого находилась речка. От местных жителей из ближайших дере– вень, (которые иногда приходили предложить какие-нибудь без– делушки) он узнал, что в речке водятся раки. Деревенские же ребята научили его ловить их, и Джек вскоре овладел в совер– шенстве этим искусством.

Прежде всего надо было сделать так называемую раколовницу. Это была окружность из железного прутика, на которую надева– лась чуть свисающая сетка. Следующий этап заключался в ловле лягушек, обитающих в окрестностях той же речки, причём, в ос– новном, в самых её вонючих местах. Под словом "ловля" мест– ные ребятишки подразумевали также убийство лягушки. Эта ловля-убийство частенько занимала много времени. Лягушки обладали мгновенной реакцией, как минимум те, которых Джек видел в детстве, и этим усложняли неминуемый и свойственный лягушкам этой речки конец.

Но вот наступал самый важный и шокирующий неподготовлен– ных момент: надо было снять кожу с лягушки. Технически это проделать не трудно. Нужно лишь надломить ножку и потянуть кожу наверх. Кожа сходила очень мягко, независимо, с тела или морды, – разница была лишь в эстетическом восприятии происходящего. С тела кожа сходила мягко, даже плавно; низ живота, потом наверх к грудинке, мягкое горло. С лица же, то бишь мор– дочки, кожа снималась какими-то еле заметными глазу урывка

121

ми; рот, нос, глаза. И вот через некоторое время только что пры– гающая в разные стороны, живая, полная энергии лягушка уже прикручена ржавой проволокой к центру раколовки, превратив– шись в белую, ещё конвульсивно дёргающуюся мумию без взгляда...

Джек повернулся на другой бок. Интересно, который сейчас час, ещё минут пятнадцать, наверное, и надо вставать. Пока душ, вещи собрать, уже и время уезжать. Он лежал и лениво прислу– шивался к дождю... Через пару часов, сидя в машине, Джек взгля– нет на дом, в котором прожил последние три дня и подумает: "Кемпинг в глубине души, наверное, ближе к осени, чем к ос– тальным временам года".

Один из самых важных моментов в ловле раков – правильно выбрать место. Если не полениться и сделать с десяток раколо– вок, то их можно расставить метров на семьдесят по речке, и тогда шансы на добрый улов значительно повышаются. Нужно очень медленно опустить раколовницу в речку, предварительно наладив верёвку так, чтоб раколовницу можно было вытянуть кверху. Ну вот вроде и всё. Теперь за работу берётся природа. Скоро она сгонит тупых раков на запах уже сервированного для них стола, где они найдут свою смерть. Шансы спастись есть только у тех опоздавших раков, которые на момент поднятия раколовницы из воды окажутся на металлическом ободке рако– ловки – границе между жизнью и смертью – и тогда у них есть пара секунд, чтобы сделать правильный шаг. Джеку случалось видеть, как раки успевали прыгнуть обратно в воду.

122

2

Господин Ранинг Джек работал в Государственной электричес– кой компании, которая монопольно владела всей электросис– темой в стране. Отсутствие конкуренции на частном рынке не могло не сказаться пагубно на внешнем и внутреннем облике Компании, несущей в себе все пороки, свойственные огромной государственной монопольной системе... Грязный, неприкры– ваемый протекционизм, закулисные сделки и делёж жирных мест, забастовки представителей рабочего комитета, которые на самом деле давно забыли, что должны представлять рабочих, а не себя, ссоры, слухи. В общем, верхушка неустанно боролась за те блага, что создавались руками неплохо зарабатывающих рабо– чих. Кроме всего прочего, электроплательщик содержал ещё и неимоверно раздутые штаты, благодаря чему, собственно, Ранинг и попал туда.

Джек пересёк Площадь Пражского Замка и зашёл в пятнадцати– этажное здание главного управления Компании. На нижнем эта– же располагался огромный холл. Напротив входа и прямо у две– рей сидели всегда сонные охранники. За свою многолетнюю службу они выучили наизусть все лица и теперь просили предъ– явить удостоверение только новеньких, которых тоже успешно запоминали в течение их первых недель.

В глубине холла стоял огороженный с трёх сторон стол. За ним сидел начальник отдела посылок и писем – Боб. Когда-то на этом месте был закрытый офис, но во время реконструкции холла стенки кабинета пришлось разобрать и Боб временно, а позже уже насовсем остался в открытом пространстве. Стойка над столом отгораживала его от внешнего мира, но в общем-то Боб не особенно нуждался в этом. Его рабочее место оказалось в глубине нового холла около рабочего лифта, которым почти не пользовались, и теперь мимо него проходили только посыльные и иногда уборщицы. Вокруг стойки Боба всегда лежали большие перетянутые пачки писем, визуально ещё более отделяющие, оттеняющие мир (офис) Боба, или Чокнутого Боба, как его на– зывали все за глаза. Никто, включая старожилов, уже не помнил, за что его прозвали Чокнутым, но большой роли это не играло.

123

Прозвали и всё. Значит, были причины.

Джек предпочитал подниматься не в общем просторном, а в маленьком, как правило пустом, рабочем лифте, – этим он избе– гал выслушивания утренних воспоминаний вчерашних телеви– зионных передач и толкотни больших лифтов. Проходя мимо стойки Чокнутого Боба, Джек внимательно посмотрел на него. Боб чем-то притягивал его. Джек пока не мог объяснить себе, чем именно, но уверенно мог сказать, что хотел бы с ним погово– рить... Боб же, казалось, не интересовался ничем вообще. Рабо– тая, он всегда насвистывал, голову поднимал редко, а если и поднимал, то глаза смотрели не на человека, а куда-то сквозь него. Он всегда был одет в костюмы тёмных оттенков, и каза– лось, сливался со столом, компьютером, стойкой, – он был час– тью холла. Многие сотрудники перестали замечать его вообще, но, кажется, это мало волновало Боба... "У него внутри что-то есть, – подумал Джек, – что-то здесь не просто так". В этот момент Боб в очередной раз пропел строчку из какой-то песни, ко– торую, наверное, знал только он: "Вот идёт по жизни человек-говно". Причём последние два слова он пел всегда по слогам: "Че-ло-век гов-но". Других строк никто никогда от него не слы– шал, только эти: "Вот идёт по жизни че-ло-век-гов-но". Чокнутый Боб пел очень мелодично и никогда ни к кому не обращаясь. Ве– роятно, он пел эту строчку, а может, и всю песню, когда находил– ся совсем один. Хотя слова и не отдавали альтруизмом, он пел не зло и как-то даже отрешённо. "Как-нибудь попрошу у него слова всей песни", – подумал Джек.

124

3

"Мы представляем себе свою жизнь!.. Как бы там ни было. Ка– кие бы красивые слова мы ни отпускали. Даже себе. Когда один сам с собой... Какое-то внутреннее желание тепла, извечная жа– лость к себе; как хочется поставить запятую на этом месте и дописать – "что угодно". Но нет, на этот раз я хочу объяснить, выразить словами, сложить из кубиков и, отойдя на десяток шагов назад, увидеть построенное. Обречённая на мучительную смерть попытка. И хотя понимаешь, что – невозможно, но... Но не дай нам Бог победить... Не дай нам Бог.

Ну вот, вновь я всё перевернул на личное. А в ушах всё время какой-то фон. Шум. Детишки разряжают лёгкие в свои дуделки. Раздаётся мерзкий звук. Они смеются и бегут дальше. Болтают чепуху, полную ерунду. Гремят самокатами, велосипедами по мостовой. Любое действие порождает шум. За два дома отсюда работают дрелью и электрической пилой. Слышно аж здесь...

Детишки болтают чепуху. Подрастая, они несут ту же чепуху. Изменился тембр голоса, вес, рост, размер ушей, у некоторых в этих ушах даже растут волосы. Они рожают детей.

Нас трудно шокировать добром. Светом. Нас легче, почти на– верняка, можно шокировать дерьмом. Преподнесённая на краси– вом блюдечке сцена "суеты сует" наводит на определённое время скуку (после чего, как правило, мы бежим дальше), может, пе– чаль. Но мы продолжаем лежать на диване. Всё тело расслабле– но. Лениво двигаются только мозги. А потом на той же сцене появляются две сидящие одна против другой экскрементирую– щие девушки. И у нас выпрямляется спина, хвост калачом, шерсть струночкой, дыбом... Шум.

В доме напротив у меня целый театр. Расстояние всего метров в десять, и всё слышно просто замечательно:

Обалдеть! – ему лет пятьдесят пять, а он проживает со своей матушкой. Я не написал "на вид ему лет пятьдесят пять", потому что никогда его не видел. Я только иногда слышу его. Уставший голос. Седые на слух волосы. Обрюзгший живот. Волосатая грудь. Два ряда мешков под глазами. Живёт с матерью. В свои пятьдесят пять. Всё. Привет...

125

Так вот, слышно всё замечательно. Вообще здесь состояние кемпинга. И вот в этой еле слышимой, мягко облегающей, как платье талию девушки, тишине я услышал его голос. Ему так всё надоело! Мать тараторила ему что-то минут двадцать. Сидел и слушал. А потом мягко, баском, с сыновней любовью сказал: "Мама, не ебите мне, пожалуйста, мозги". Представляете?! "По– жалуйста" сказать не забыл. Мать аж рот открыла (это я так думаю). Вот это сын! Это интеллигент!.. Они вечером помири– лись. Я слышал. Она ему опять что-то тараторила.

На втором этаже, слева от них, живут студенты. В складчину (опять моё предположение). Голоса разные. Возможно, несколь– ко пар. Так вот, однажды ночью (я спал на балконе) одна из них запела. Такой голос! На своём, на местном. Я сразу её себе пред– ставил: не красивая, но и не отталкивающая. Если бы она ещё русский знала. Цены бы ей не было (с удовольствием, причём)!

А тут недавно Макс у меня оставался. Сидели перед телевизо– ром. Часов двенадцать ночи. Тепло – все окна открыты. И тут началось!.. Внизу, прямо подо мной, снимают квартиру парень с девушкой. Он – длинный, худой, с острыми чертами лица. Она – небольшая, мягкая, симпатичная (их я видел, – столкнулись на стоянке перед домом). Вроде ничего общего с виду. Ан нет, нате Вам, пожалуйста...

Как она кричала!.. Боже ты мой! С почти одинаковыми переры– вами. Его не слышно, а она – просто праздник. "Сделай потише, – говорит мне Макс и добавляет, – адюльтер". "Причём здесь адюльтер, – спрашиваю я, – они живут сто восемнадцать тысяч лет вместе?" – "Ты не понял, – отвечает Макс, – она не сейчас, до этого ему изменила". – "С чего ты взял, – спрашиваю я, – ты же их никогда не видел?" – "Зато я сейчас её слышу, – говорит Макс, – это фальсификация чистой воды. Таких оргазмов не бы– вает. Он уже час её пилит". "Ну а вдруг у них подъём?" – неу– веренно спрашиваю я. – "Нет, нет, – Макс вяло махнул рукой, – это она так просит у него прощения. Сама перед собой. Понима– ешь?.. Он ничего не знает, дурень. Пилит себе и всё. – Макс сде– лал глоток чая и закончил. – Но мы-то знаем... Нас-то ей про– вести не удастся". "Представляешь, Макс, – говорю я, приняв априори его идею, – зайти к ним прямо сейчас и ей в лоб: ты где,

126

дорогая, распрекрасная наша, вчера другу изменяла?"

Так что давайте, детишки, шумите всласть. А когда вы вырас– тете, вам покажут отрывок порнографического фильма: три сест– ры со связанными руками согнуты, потому что эти руки спереди ещё привязаны к икрам. И все они повёрнуты, исключительно по своему желанию, друг к дружке лицом. И три молодца примос– тились у каждой сзади. И наши, уже большие, девочки думают, стесняться им или нет, а у наших ребятишек инструмент под– нялся... Результат, им кажется, у всех одинаковый.

Это Вам по поводу преподнесённых на тарелочке сцен".

127

4

Мысли о книге давно кружились у него в голове. Началось это лет пять тому назад, но первые попытки оказались явно неудач– ными, и Джек забросил это дело. Позже ему было не до книги – бурный роман с Владой поглотил его. Время от времени он, правда, говорил: "Когда-нибудь напишу книгу жизненных заметок", но даже сам серьёзно к этому не относился.

И вот, пожалуйте, – Государственная Электрическая Компания. Делать по большому счёту нечего; пара совещаний в неделю, троечка встреч, иногда что-нибудь подписать, "пополитничать", как Ранинг называл поддержание нормальных отношений с сот– рудниками из управленческого состава, и всё. Тишина.

Сегодня! А почему, скажите на милость, нет?!

Джек достал белый стандартный лист бумаги и положил его пе– ред собой. Лист был лучшего качества, что только может быть. – Налогоплательщик платит за этот дорогой лист, за этот каран– даш, за то время, что я пишу; я оправдаю его незримую надежду – напишу хорошую книгу. И почему, собственно, нет? – подумал Джек, – вперёд! Карандаш вывел название:

"Пьеса с неизвестным количеством действий и героев".

Потом стёр точку, вместо неё поставил запятую и добавил: "...а также сценарием".

Он откинулся на стул и уставился на только что написанное. Неплохая идея. Так, дальше... Опишу себя, друзей, знакомых, не буду менять имён – пусть всё будет правдой!

"Ранинг Джек – это я". На секунду задумался и продолжил: "Когда я был маленьким, меня звали по-другому, по-советски, и жил я не здесь, а в Советском Союзе. Теперь живу тут". – Так, дальше; у баскетболистов это называется "разогреть руку". "...Есть вещи, к которым я определённо не предрасположен, нап– ример, черчение, инженерная графика, тяжёлая атлетика, тяжё– лый физический труд, правильный акцент иностранных язы– ков..." – Джек немного согнул спину и почувствовал тоненькую складку на животе. Надо возобновить тренировки в "качалке". "...До недавнего времени я считал, что не расположен также к продолжительному нахождению среди государственных тупиц.

128

Оказалось – нет, всё в порядке, – могу". – Ничего, ничего, важно начать, а потом выброшу, если что.

Джек отложил лист и закрыл глаза. Ни с того, ни с сего в голо– ве закружились разные мысли. В его сознании сами по себе стали возникать различных качеств картинки. Чёрно-белые, цветные, с кучей действий, неподвижные, замедленные. Он вдруг резким движением достал другой лист и стал быстро-быстро строчить. – Потом разберу. Сейчас главное сохранить идею:

"Возможно, я ничего не понял, а может, я осознал то, что не по– нял никто".

На секунду приостановился, отнял голову от листка, потом вновь согнулся и побежал дальше:

"В тот вечер ничто не кончилось ничем.

Магазин, где продаются состояния души:

Вот, пожалуйста, весеннее состояние души. А тутоньки, будьте любезны, пасмурное... Можно, к примеру, купить два состояния души по цене одного, но только январские, да-с...

Апология собственной близорукости как версия огнепоклон– ства.

Я проезжал недавно мимо небольшого пруда. Ну почти лужа. В нём росли деревья... Деревья, торчащие из лужи.

Стапель он себе построил из дерьма; уж погост видать.

Нам всем нужно попасть из пункта А в пункт В. Мы будем дви– гаться по прямой трассе. Между пунктами А и В находится пункт Б.

Ответ: чтобы в максимально короткий срок добраться до ко– нечного пункта В, надо быстро доехать до Б и не снижать ско– рости. Ни в коем случае не снижать скорости".

Джек отложил в сторону этот листок и вернулся к первому:

"...Оказывается, могу. Мой рост – метр восемьдесят четыре...

129

Макс. Эмигрировал сюда где-то в моём возрасте. В отличие от меня, монограммы не менял и остался – Александров Макс. Я же стал Джеком Ранингом. Изменил фамилию и имя, решив, что это – новый лист... Да, Макс... Макс невероятно эрудированный парень. Знает буквально всё. Интересный собеседник. Выдержан. Воспитан. Его рост – метр восемьдесят семь.

Влада..."

Джек написал её имя и остановился. Пальцы правой руки кос– нулись бумаги, и ручка по ним скатилась на стол. – Влада... Зна– чит, буду раскладывать по полочкам всё... Что, совершенно всё? И то, как я вчера целовал её тело? А потом, будьте добры, читай– те, как это происходит у начинающих писателей и государствен– ных служащих?.. Можно изменить её имя... Но нет, я же люблю её имя. Я люблю её всю! Хотя какая сейчас разница? Моральная обязанность. Шикарно звучит..."

В кабинет вошёл Перт. Он занимал такую же должность, что и Джек, но в другом отделении Компании. Джек отложил листок в сторону.

– Привет, Перт.

– Слушай, Джек, – улыбнулся Перт, – мы ведь на параллельных должностях. Заходи ко мне сегодня после работы. Вечером от– личный футбол, в холодильнике есть пиво.

– Недостаточно, что я тебя вижу здесь по восемь часов в день, – Джек расстроился оттого, что ему помешали писать.

– Тогда не приходи, – сказал Перт и, выходя, добавил, – но если вдруг решишь, позвони и забегай.

– Хорошо, – ответил Джек.

Пришёл Грег – напарник Джека по офису...

"Я хотел бы сейчас читать, просто читать книгу. Спокойно и тихо. Находиться в своей квартире, читая книжку. Потом мне захотелось есть. Ничего страшного: можно слезть с кровати (у меня двуспальная кровать), вылезти из-под вороха одеял, очень хочется кушать. Набрать массу всякой еды и вернуться в постель.

По утрам на деревьях поют птички. Я открываю окно, и птицы слышны ещё лучше, чище. В моей квартире высокие потолки. И

130

вот это всё: вчерашнее вино, птицы, высокие потолки – создают ощущение иллюзии... Шикарное слово – иллюзия. Я бы сказал даже, роскошное слово. Да, иллюзии. Нет, иллюзии. Мы дураки, мы действительно – дураки! Мы не можем сохранить эту иллю– зию существования иллюзии. Мы жадны, мы хотим ещё больше, и в итоге остаёмся ни с чем.

Позже хочется читать, есть, звонить. Клокочет, клокочет внут– ри. Беру журнал, бросаю его на пол, представляю себя на сцене, телевидении, у меня есть много денег, я беден. И всё равно кло– кочет, клокочет. Какой-то бессмертный дьявол у меня внутри. Мне кажется порой, я не затрачиваю усилий, чтобы остаться спокойным, но цену осознаю позже, – когда не остаётся сил. Ни на что. Этот дьявол – стервец! Ему постоянно нужна еда! Он прожорлив, как бегемот, акула. Как только дьявол остаётся без пищи, он начинает есть меня самого. Изнутри. О господа, это очень хреновое состояние! когда дьявол пожирает твою душу изнутри! Выхода из положения два: либо отупеть, что, к сожа– лению, не представляется возможным, либо бежать. Но бежать всё время, ибо дьявол имеет странную особенность: он может есть, только когда ты стоишь".

...Пришёл Грег – напарник Джека по офису, а Агрэ, знакомый звукопостановщик, рассказал недавно старый анекдот:

Приходит как-то голубой к врачу (весь жеманный такой)

и жалуется на желудок. Поносы, говорит, совсем заму

чили.

– Завтра с самого утра натощак стакан некипячёного

молока и свежий огурец, – вынес вердикт врач.

Ну, возвращается на следующий день этот пед к тому же

эскулапу и, чуть не плача, рассказывает о десяти часах,

проведённых на унитазе. Только хуже, говорит, стало.

– Э-э, видно у Вас желудок необычный, – говорит доктор.

–Значит завтра с самого утра натощак два стакана

молока и два огурца.

Приползает горемыка на следующий день весь в слезах и

хнычет:

– Доктор, родимый, спаси. С толчка не слезаю. Умираю!

– Вам не помочь, – говорит терапевт. Больной уходит, а

131

врач себе под нос:

– Чтоб знал, сука, зачем ему жопа дана.

132

5

Когда я в одиночестве проходил мимо остановки. Он успел за– бежать в автобус. Впопыхах. Весь. Никогда не узнать его имя: Кондрат Батарейкин, Сэм Линейкин, Вова Подтянутый? у нас во дворе был парень по кличке Дебил. Давно уже сорок минуло, а он всё на Дебила отзывался. Привык. Не знаю, в общем, как его звать. Уже успел плотно позавтракать и пропердеться. Счастлив.

– "Нам противостоит, друзья, контаминация духовности нуля и самоуверенности достопочтенного легофрена – бред беременной свиньи", продекламировал Джек в заключение. Слушали его не все. Пикник. Что ж, повеселим народ. Пускай Макс с Рыжем поухмыляются. Они заслужили.

Этот влетел в автобус, водитель тут же попросил предъявить абонемент. Этот извлёк на свет огромнейшую пачку пластиковых карточек, перетянутых жгутом цвета беж. Среди них где-то. Вна– чале шли:

кредитная карточка,

карточка больничной кассы,

пропуск на работу,

карточка члена профсоюза,

абонемент в спортивный комплекс (тот, который рядом с Поли

техническим Институтом),

вторая кредитная карточка...

Сейчас двинется в конец автобуса. Там места. Очень мало лю– дей. Пройдёт налегке. Неотягощённым. Разноцветные костюмы Эйнштейна на нём.

– Это будет называться "Платные поминки", – резюмировал Джек. – Вы только представьте, умирает человек, а помянуть его некому. Ни жены, ни родственников, ни друзей... Ну вот, подъ– езжаем к его одру, например, мы и, в присутствии нотариуса, да– ём подписку, что каждый год, такого-то числа, Джек приложил ноготь указательного пальца к шее...

Румяный Рыж рисует нехотя в воздухе: "После вина – рюмка водки резким рывком. Неожиданно согрело. Оживило отходящее ко сну вино. Теперь ещё рюмку и всё". – Зелья мне, братья, зелья, – промычал наш Виктор.

133

Ранинг изгаляется. Веселить продолжает. – Эге-гей!

– В лопатках не чешется, – спросил необузданный Рыж.

– Нет, – улыбнулся Джек, – мешает лишь постоянный свет над головой.

– Нотариус должен быть русским, – протянула Поля и выудила на свет кисет.

Дальше у него шли:

годовой абонемент на все футбольные, гандбольные, волей– больные и ватерпольные матчи,

карточка, повествующая о том, что её счастливый обладатель имеет скидку в девятнадцать процентов на мучные полуфабри– каты фирмы такой-то по всей стране, а также скидку в одиннад– цать с половиной процентов на изделия из ткани, пластмассы и негнущегося металла,

третья кредитная карточка,

абонемент на проезд в метро...

Рыж маханул водки, запил водку апельсиновым соком и апель– синовый сок запил водкой; не бывать ему сегодня трезвым.

– Вам налить? – спросил он её.

– Немного, – ответила она.

– Ждём-с, – почему-то проворковал Капитон.

– Открылся у нас новый склад, – продолжала она, – называется "Сделай сам". Сейчас очень модно.

– "Сделай сам" звучит как "подрочи товарищу", – нехотя ляг– нул кисейной барышне Рыж.

– Вам плеснуть? – Немного, – готовое клише её.

– Ждём-с, – громко промяукал Капитон, а чванный и спесивый Рыж ухмыльнулся, как может только он.

А тот с карточками закончит вскорости свой денёк и отбукси– рует свою задницу домой, а пока тот этот ищет свой проездной среди других, таких же, перетянутых жгутом. Тот работает на заводе, который производит генераторы. Секретарша не умол– кает. Одну секундоч... Фирма "Железный каркас", доброе утро, слушаем... минуту... Заревел дизельный генератор, чёрный дым повалил. Копоть, куски грязи, чёрная поволока, огонь, ржавое масло. Что?.. Да, спаси... минуту... В сторону: он меня уже зае... что?.. Громадный самосвал подкатил задним ходом, выдыхая из

134

себя раздирающий всё хоть чуточку живое писк: ыи-ыи-ыи-ыи. Водрузили на него генератор. Медленно, вращая большими колё– сами, грузовик поехал вперёд. Тот сделал заметку в блокноте, и самосвал скрылся за заводским поворотом, за фабричным углом, за полуповоротом, что ведёт от нашего нового производства к его старому и пыльному газетному универмагу, скрылся за три чет– верти змеевидной дороги, которая соединяет бойню с пятым продуктовым магазином, за... хватит! надоело. Равные стороны квадрата как духовная тавтология. Рыж щурится солнцу. Джек фонтанирует: "Как же мы, слуги господа, этот день прикончим?" Снова вечный Рыж: "Ах, как мы прекрасны в своих комплексах начала века... Когда ныне – лишь трагичный уход этого". Капи– тон рёбра свои почёсывает. Полина за самокруткой потянулась. Припекает сегодня. Конец трудового дня. До конца недели обя– зательно починим альтернатор, электровентилятор и заплесне– велый генератор. Последний раз тот тряханул своими яйцами и спит довольный своим довольством. Уу-уу.

135

6

В три Джек уже вышел с работы. Запер на ключ свою контору, спустился вниз к стоянке, махнул охраннику, чтобы тот поднял шлагбаум, и всё, привет, ребята, я не желаю вспоминать об Элек– трической Компании до завтрашнего утра.

Когда он приехал домой, часы показывали половину четвёр– того. Джек скинул туфли, вытащил портмоне из заднего кармана брюк, положил очки в футляр и залез прямо в одежде на кровать. Нащупал телевизионный пульт под пледом и уткнулся в баскет– бол. Позже, минут через десять, сходил на кухню, принёс пирож– ные, бутылку сока; поудобнее умял подушки под собой и вновь уставился на экран. С четверть часа следил за игрой, затем почув– ствовал, что клонит ко сну. Джек нехотя слез с кровати, отклю– чил телефон, оставив автоответчик, установил будильник, – надо было забрать Вику с учёбы, – и, сбросив одежду на пол, завалился спать. Сон был спокойным.

Ровно в шесть часы зазвенели. Джек автоматически нажал на кнопку, заставив их замолчать, и, потянувшись, открыл глаза. Шесть! Чёрт, а! – только начался день, – уже шесть. Ещё часов пять, и, предварительно обменявшись энергией с Викой, снова спать. А как же насчёт предназначения человека?! Определённо, нет справедливости в этом мире.

На автоответчике горела двойка – два сообщения. Джек нажал кнопку:

– Ранинг, привет, это Виктор; к нам сегодня приезжают Слава с Ларисой и ещё кое-кто; подваливай в районе девяти; слушай, ты чего-то пропал; не валяй дурака; а то мне не с кем пить; так что это... в девять... ну давай.

Пошёл отбой.

– Матери мои, куда же мне Вику деть? Слава с Ларисой всегда в сопровождении подруг Ларисы из оркестра. Замечательные девочки!.. В крайнем случае поеду с ней, – успел подумать Джек между первым и вторым сообщениями:

– Джека, это Вика; слушай, – ты наверняка спишь, – не забирай меня с универа, я раньше закончила; да, вечером к моим приез– жают родственники; предки накрывают стол; если хочешь – зас

136

какивай на ужин – родители будут рады; целую; не заигрывай, пожалуйста, с каждой встречной, – устанешь; пока.

Автоответчик замолк. Нет, всё-таки есть справедливость в этом мире! Впереди куча времени! Можно лечь спать и в два и в три ночи, так что часов девять у меня есть. Джек отправился в душ.

В семь он был у Макса. Тот валялся перед телевизором, на столе стояла грязная посуда. Как обычно, на полу около дивана лежала открытая книга, рядом мирно выстроились несколько пустых чашек. Макс взглянул на входящего Джека и вновь ус– тремил свой взгляд в телевизор.

– Ты что, не запираешь дверь? – спросил Джек.

– Иногда запираю.

Джек скинул обувь у входа. Ох-х, хорошо на воле.

– Виктор звонил.

– Что Виктор?

– Вечером у них пьянка.

– Хорошо им.

– Поедешь?

– Что-то не хочется... Телевизор, книжка, дела всякие, – лениво отреагировал на предложение Макс.

Джек сходил на кухню и вернулся с бутербродом. – Так ты не едешь?!

– Чего-то не хочется, Джек... А кто там будет? – Макс не изме– нил своего положения.

– Славка с Ларисой приезжают; наверняка будут новые лица.

– Ты любишь новые лица, – констатировал Макс.

– Я люблю новые лица, – ответил ему в тон Джек.

– Ты любишь новые лица, – вновь проговорил Макс, продолжая смотреть в телевизор.

Джек поднял лежащую на полу книжку. Незаслуженно нашу– мевшие "Танцы под дождём". Джек несколько раз пытался её прочесть, да каждый раз бросал страниц через пять от того места, где начинал. Уже улегшись на диван, он подумал, что не мешало бы взять что-нибудь поприличнее, но вставать и выбирать волюм было лень, и Джек углубился в "Танцы".

Минут через десять он захлопнул книгу и бросил её на кресло.

137

– Как ты можешь читать такую чушь?! – Джек вскинул руки вверх и издевательским голосом закончил. – Ох, уж эти профес– сиональные графоманы. Писать хочется, да не о чем! Их лучшая участь – сносно перевести Лоуренса.

Макс не реагировал. Джек посмотрел на друга строго-молящим взглядом:

– Ты можешь вот так вот лежать и читать всякую дрянь, а?!

– Ну а что делать? – улыбаясь, спросил Макс.

– Ехать к Виктору.

– Чего-то не хочется, – сказал Макс.

– Ну, ладно, – вставая, сказал Джек, – уже почти восемь. Завтра созвонимся. – Он тронулся по направлению к двери.

– Ранинг, – позвал его Макс, – ты что, меня не подождёшь?..

Джек рассмеялся.

– Спасибо, нарцисс, – улыбнулся ему Макс.

К моменту их приезда все уже были за столом. Слава и Лариса приехали с приятельницей. Её звали Света, и она оказалась высо– кого роста, с хорошей фигурой и лицом, похожим на печёное яблоко, о чём Макс сразу поведал Джеку. "Грамм триста, и я её полюблю", – шепнул Джек. Был ещё Захар – старый друг Вик– тора. Он зарабатывал на жизнь продажей страховок, будучи со– вершенно к этому не приспособлен. Сам Виктор занимался про– кладкой дорог; работал управляющим участками на фирму средних размеров.

"Ну, по первенькой?!" – поднимая рюмку с коньяком, сказал Виктор; очень любил именно этот волшебный напиток, хотя мог пить принципиально всё. Друзья чокнулись, выпили, ах-х, раз– говор пошёл живее. Через некоторое время, предварительно убе– дившись, что рюмки наполнены, Виктор выступил с альтернативным тостом: "Ну, по второй!" "Витя, будем считать, – собь– ёмся", – сказал Джек.

138

В общем, обычная пьянка мирно протекала, общение станови– лось красочнее, ярче. Потом гитара, песни, хором спели парочку народных.

Джек поглядывал на рюмку Печёного Яблока; нельзя было ска– зать, что он её очень хотел, да и сексуальная жизнь его в общем-то устраивала, но подойти к женщине и предложить переспать он считал своим долгом.

Ближе к одиннадцати. "Я принесу из кухни". Отправился за ней.

Света стояла к Ранингу спиной, доставая чайные ложечки с полки. Джек подошёл к ней почти вплотную и нежно обнял за плечи. Света не повернулась, но ложечки оставила в покое. Скло– нившись, он поцеловал её в шею. "Ты уверен, что это правиль– но?" – спросила человеческим голосом Печёное Яблочко. Джек не отвечал, продолжая медленно целовать её. Она повернулась к нему лицом. Света не сопротивлялась, но и не отвечала на его поцелуи. Джек остановился, глядя на неё честными мутными глазами. Затем потянулся к её губам. Она остановила его, поло– жив пальцы на его губы. "Давай вернёмся к ребятам", – улыба– ясь, сказала она. Всё ещё с её пальцами на губах Джек прогово– рил: "А в учебнике написано, что в этот момент девушка в тихом невидимом восторге закрывает глаза..." Печёное Яблочко улыб– нулось ещё раз и медленно высвободилось из его объятий.