Текст книги "Агрессия и катастрофа"

Автор книги: Даниил Проэктор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 45 (всего у книги 64 страниц)

И третий рейх еще полтора года продолжал борьбу с безумным ожесточением, стараясь ценой новых миллионов жертв продлить ненавистное народам господство нацистского режима.

Но набат возмездия звучал все более грозно.

В новогоднюю ночь 1944 года Красная Армия уже наступала на землях Правобережной Украины, нацеливая удары все дальше к Западу.

Глава седьмая. Под сокрушительными ударами

Неумолимо – к катастрофе

I

Война вступила в пятый год. Гигантские сражения сотрясали мир. Все напряглось до предела, и все плоды рук человеческих без остатка бросались в пламя войны. Казалось, горело все: суша, вода, воздух и человеческие сердца. Бушующий вихрь продолжал испепелять в своем смертельном круговороте миллионы жизней, тысячи городов, непреходящие ценности культуры. Но если свободолюбивые народы приносили жертвы во имя победы над чудовищным злом и спасения будущего, то фашизм будущего не имел. Колоссальные потери Германии были жертвами напрасными, не нужными никому, кроме преступного режима, как будто задумавшего превратить последний акт разыгранной им трагедии в кровавое пиршество, на котором гибель третьей империи сопровождалась бы всеобщей гибелью.

История сжалась. Дни наполнялись событиями месяцев, а месяцы – лет. На Германию обрушивались могучие удары. Они развеяли в прах все расчеты завоеваний, во имя которых безжалостно лил чужую и свою кровь третий рейх. Но фашизм оставался смертельно опасным. Его военная мощь давала возможности упорной борьбы. Он назвал удерживаемую им часть Европы своей крепостью: у ее стен должны пасть штурмующие ее армии и народы. Всей своей дьявольской хваткой, всем натренированным аппаратом насилия и пропаганды нацистский режим заставлял немецкий народ по-прежнему отдавать разум, труд, опыт и жизнь за обреченное дело, безысходность которого становилась все более очевидной даже главным его вдохновителям. Гестаповско-пропагандистская машина все еще добивалась своего. Третий рейх продолжал вести борьбу с неослабевающей яростью. Его армии цепко держали позиции, его флоты атаковали превосходящие силы союзников, а заводы готовили все более совершенное оружие, которое, по расчетам нацистских главарей, завтра поможет повернуть ход борьбы.

Кризис нацистской системы заключался прежде всего в том, что после ряда поражений на советско-германском фронте, особенно после сталинградской катастрофы, противоречия между целями и возможностями германского империализма обострились до последнего и крайнего предела. Они не просто влияли на политику и деятельность военного руководства третьего рейха, они пронизывали все ткани фашистского государства. Но для разрешения этих противоречий третий рейх объективно не имел ни возможностей, ни средств.

Однако нацизм не был бы самим собой, если бы до самого конца не прилагал геркулесовы усилия, чтобы преодолеть всеохватывающий кризис.

Объявлением "тотальной войны" фашистские лидеры пытались ликвидировать увеличивающееся несоответствие между ресурсами страны и требованиями фронта.

Другое непримиримое и постоянно растущее противоречие – между жизненными интересами немецкого народа и целями, которые ставил перед собой господствующий блок монополий и фашистско-милитаристского аппарата, – нацисты стремились ликвидировать усилением и без того жесточайшего террора, дальнейшей активизацией органов принуждения.

Германский фашизм глубоко запутался в лабиринте антагонизмов. Он делал все, чтобы выбраться из него, любой ценой избежать надвигающегося поражения. Но укрепление его господства внутри страны путем государственно-монополистических мероприятий нацистского руководства становилось все более относительным. А поражение на фронтах, политическая изоляция Германии, расширение антифашистского движения Сопротивления и весь комплекс внутренних противоречий – были величинами абсолютными, неумолимой реальностью, которая приближала день полного краха.

Боевая сила вермахта, несмотря на рост военного производства, падала из-за колоссальных потерь на советско-германском фронте. Под мощными ударами Красной Армии буквально сгорали дивизии вермахта и все те массы военной техники, которые нацизм гнал на Восток из Европы, превращенной в гигантский военный концерн. Авиационные удары союзников наносили все более ощутимый морально-психологический ущерб населению Германии, причиняли растущий урон ряду ее промышленных центров. Тотальная мобилизация всех ресурсов страны, укрепившая на время власть военных монополий и приведшая к полному их слиянию с фашистским государственным аппаратом, возвела эксплуатацию трудящихся в высшую степень, вызывая дальнейший рост недовольства, постепенно суживая социальную базу фашизма. Усиление гнета в оккупированных странах расширяло фронт национально-освободительной борьбы народов Европы, активизировало движение Сопротивления, сплочение всех антифашистских сил. Поражения нанесли колоссальный военный, экономический, моральный ущерб фашистскому блоку. Но они еще не сломили военной мощи Германии. Ее ресурсы далеко не исчерпались, а фанатизм главарей не иссяк. Призраки поражения уже маячили на кровавых горизонтах нацистской империи. В страхе перед этим кошмарным видением фашистская правящая клика была исполнена решимости продолжать борьбу любой ценой, любым, самым крайним напряжением сил до полного конца. Вермахт по-прежнему держал на Востоке от Баренцева моря до Крыма свой главный фронт, над которым, как и раньше, ночами висели бледно-мерцающие ракеты. А позади этого гигантского фронта не только ежедневно, ежечасно продолжались чудовищные преступления, но и делалось все, чтобы не допустить катастрофы режима, творящего их.

II

Антифашистская коалиция полностью развернула свой потенциал. Теперь срок окончательной победы зависел от координированных усилий союзных держав, их политики, военной стратегии и военной активности, от целеустремленности в распределении усилий и ресурсов, последовательности и энергии нанесения сокрушительных ударов на завершающем этапе борьбы.

Советский Союз делал в этом отношении все возможное и зависящее от него. Советское Верховное Главнокомандование, владея стратегической инициативой, намечало развернуть в 1944 г. наступление на огромном фронте – от Балтийского до Черного моря. В начале года главные усилия концентрировались на юго-западном направлении. Красная Армия готовилась провести ряд стратегических операций на важнейших участках фронта. План советского командования отличался целеустремленностью и ясностью: разбить фашизм, достигнуть скорейшей победы, освободить территорию Советского Союза, совместно с партнерами по коалиции изгнать нацистов из оккупированных ими стран. Патриотизм советских людей, мощная военная экономика, развернутая самоотверженными усилиями советского народа под руководством коммунистической партии, героическая борьба Красной Армии – все направлялось к общей цели. Здесь не оставалось места ни колебаниям, ни компромиссам.

Несколько по-иному развивались действия других государств антигитлеровской коалиции.

В США и Англии различные группировки господствующих классов поддерживали планы открытия второго фронта еще в 1943 г. "Тревога, овладевшая правящими кругами США и Англии, обусловливалась... их стремлением не опоздать к моменту окончательного крушения гитлеровской Германии"{1181}. Им противостояли сильные и влиятельные круги крупной буржуазии, которые бойкотировали второй фронт или стремились всячески затянуть его открытие. Эта разница во взглядах проистекала, во-первых, из различия военных целей отдельных групп американского и британского монополистического капитала; во-вторых, – из соперничества между решающими монополистическими группировками внутри США и Великобритании; в-третьих, из несоответствия взглядов на методы ведения политики в отношении Советского Союза в Европе и во всем мире во время и особенно после войны.

Основу сотрудничества между господствующими кругами США и Великобритании составляла общая угроза со стороны германского фашизма. Главная цель их военных усилий заключалась в том, чтобы разбить нацизм, используя усилия СССР. Вместе с тем английские и американские империалистические круги были едины в намерениях предотвратить рост влияния Советского Союза на мировую политику, ослабить СССР, свести к нулю возможности победы социализма в других странах. Общая позиция антикоммунизма в англо-американских отношениях, несмотря на частные разногласия, обеспечивала союз в главном.

Возникавшие противоречия внутри англо-американского блока касались непосредственных военных задач обеих стран, определяемых различием их положения в капиталистическом мире. На военную стратегию Великобритании влияло ее экономическое ослабление в ходе войны. Военные расходы расшатывали британскую экономику. Ограниченные собственные источники сырья, трудности снабжения им в условиях, когда морские коммуникации то и дело разрывались, как тонкая нитка, под ударами вражеского флота, рост национального долга, тяжелые потери торгового флота – все это подрывало экономическую мощь Великобритании и ставило ее во все большую зависимость от американского союзника. Поскольку Великобритания оказалась не в состоянии продолжать войну только своими собственными финансово-экономическими средствами, США и страны Британской империи брали на себя возрастающую долю производства и поставок техники для британских вооруженных сил. Если в 1939 – 1940 гг. Великобритания покрывала из собственных ресурсов 90,7% потребностей в военных материалах, то в 1944 г. лишь 61,2%, американская же доля возросла на 27,2%{1182}.

Все это вместе взятое вызывало в британской политике следующие тенденции: во-первых, сохранить империю, чтобы гарантировать место Англии в послевоенном мире как первостепенной державы и ее конкурентоспособность в отношении политических позиций США. Другая тенденция состояла в том, чтобы по возможности дать приоритет европейской политике над "имперской", попытаться восстановить в Европе равновесие сил, реставрировать старые социальные взаимоотношения. Но в Лондоне хорошо понимали колоссальные трудности "европейского" курса и плохо верили в его осуществимость: после окончания войны и сокрушения Германии ни Великобритания, ни ослабленная Франция, не смогут составить надежного противовеса Советскому Союзу. Англия окажется не в состоянии одна выполнить роль "барьера против коммунизма".

Поэтому возникала третья, главная, тенденция политики: сохранить положение "великой державы", делая основную ставку не на Западную Европу{1183}. Средиземное море представляло собой традиционную жизненную артерию британского империализма. Оно связывало Англию с Индией и Ближним Востоком. Великобритания не могла полностью господствовать на Средиземном море. Но она еще была в состоянии создать такую ситуацию, при которой, как и прежде, ни одна великая держава не утвердилась бы на его берегах, особенно в восточной части. Следовательно, господство в районе Средиземного моря могло стать основой политического преобладания британского империализма. Ближний и Средний Восток составили бы фундамент сохранения позиций Великобритании как великой державы{1184}.

Континентально-европейский аспект этой проблемы сводился для Англии к укреплению позиций в Юго-Восточной Европе, прежде всего на Балканах. Рассматривая их как центральный пункт своих коммуникаций с Азией и Африкой, британский империализм традиционно поощрял любые противоречия между великими державами и государствами этого региона.

Политические прогнозы в отношении Балкан казались Лондону не менее сложными, чем относительно Западной Европы. И здесь, на Юго-Востоке, английские политики предвидели "коммунистическую угрозу" после ликвидации германского противовеса Советскому Союзу. Кто же как не Великобритания "заполнит вакуум"? Так складывались планы организации и обеспечения экономического и политического преобладания британского империализма на Балканах путем высадки экспедиционных сил и, в случае необходимости, организации "Дунайской федерации" под эгидой Лондона{1185}. Военно-стратегическим выражением этих планов были упорно отстаиваемые британскими лидерами при выработке межсоюзнической стратегии, варианты "открытия второго фронта на Балканах".

Другая политическая линия, существовавшая в Англии, состояла в том, чтобы создать политический и военно-экономический союз Франции, Бельгии, Голландии, Дании, Норвегии и Португалии, который при английском господстве противостоял бы растущему влиянию США в Европе и обеспечил бы экономический подъем Англии{1186}. Такой союз предполагался и как противовес растущей мощи СССР, и как центр борьбы с демократическим и социалистическим движением в Европе.

Наконец, еще одна тенденция британской политики, носителями которой оказались круги британского монополистического капитала, тесно связанные с американским капиталом, заключалась в обеспечении послевоенного тесного сотрудничества с США.

Столкновение точек зрения о необходимости высадки экспедиционных сил на Балканах или в Западной Европе определялось борьбой между этими политическими тенденциями.

По-иному складывались к завершающему этапу войны политические и военно-стратегические расчеты в США.

Не в пример большинству европейских государств, экономический потенциал США в результате войны не ослабел. Расширение объема выпуска продукции и достигнутая во время войны полная занятость повысили удельный вес американской продукции в общем балансе мирового хозяйства. Участие в экспорте возросло с 13,45% в 1938 г. до 40,08% в 1945 г.{1187} Для монополий война стала необычайно прибыльным бизнесом. Поэтому военно-политические и стратегические цели американского империализма отличались от целей британского. Если для последнего речь шла о сохранении или восстановлении прежних мировых позиций империи, то планы американской монополистической буржуазии носили глобальный характер. Главная цель США состояла не в том, чтобы сохранить свой довоенный статус, но расширить его до размеров мирового господства американского империализма.

Мнения господствующих кругов США по вопросу о направлениях главных линий экспансии разделялись в зависимости от позиций различных группировок финансового капитала.

Что касается официальной военно-политической стратегии правительства США, то оно старалось выработать такую линию, которая, в той или иной мере соответствуя внешнеполитическим тенденциям основных влиятельных групп монополистической буржуазии, вместе с тем позволила бы: во-первых, одержать победу над главными империалистическими конкурентами – Германией и Японией, ослабить их как фактор экономического и политического соперничества, заменить фашистский режим в Германии на менее экстремистский; во-вторых, не допустить в итоге войны усиления позиций социализма в сравнении с капитализмом и ослабить Советский Союз руками Германии; в-третьих, обеспечить после войны решающее преобладание США как в глобальных, так и в регионально-европейских масштабах.

На отдельных этапах войны каждой из соперничающих могущественных групп американского капитала удавалось оказывать преобладающее влияние на военную политику США. Однако в течение 1943 г. все отчетливее становилась европейская ориентация внешнеполитического и стратегического курса правительства. Эта стратегия исходила из расчета, что военно-политическое преобладание в Европе может стать главной опорой установления господства во всем мире и что прочные европейские позиции американского империализма будут гарантией против распространения социализма в обстановке, когда ослабленные Германия, Франция и Англия не смогут составить ему надежного "барьера". По мнению американских стратегов, передовые военные плацдармы США должны будут проходить теперь именно в Европе. США необходимо иметь сильных европейских союзников – главным из них в перспективе может стать лишь Англия. В военно-политическом курсе США и в их военной стратегии в конечном итоге возобладали тенденции к открытию второго фронта в Западной Европе{1188}.

Антисоветские тенденции политики и военной стратегии западных держав постоянно затрудняли и замедляли выработку единой координированной стратегии антигитлеровской коалиции, вели к затягиванию открытия второго фронта, рассредоточивали усилия, затрудняли ведение войны антигитлеровской коалицией в целом. Вселяя заправилам фашистской Германии надежды на успешную политическую игру между Советским Союзом и его западными партнерами, эти тенденции объективно составляли политический и военно-стратегический резерв Германии. По мере обострения антисоветского курса Англии и США нацисты укреплялись в мнении, что при каком-то благоприятном стечении политических обстоятельств в будущем еще удастся поправить дела. Так создавались дополнительные стимулы для упорного сопротивления, которое в свою очередь оборачивалось на полях сражений лишней кровью, новыми тысячами жертв.

Для господствующего блока германских монополистов, юнкеров, милитаризма угроза поражения представляла собой прежде всего классовую угрозу. С точки зрения борьбы против США и Англии проигрыш Германией войны означал бы крах планов захвата гегемонии в мировой конкурентной империалистической борьбе. Но поражение на Западе не грозило ликвидацией классовых позиций германской буржуазии, монополий, юнкерства. Капитуляция же в борьбе против Советского Союза означала бы прежде всего классовую катастрофу, ибо грозила полным уничтожением всех экономических и политических позиций монополий, юнкерства, милитаризма и фашизма; она влекла бы за собой полное свержение господствующего военно-промышленного блока, суровое наказание фашистских преступников, развязывание народной инициативы и в конечном счете победу в Германии сил демократии и прогресса.

Все это гитлеровские заправилы достаточно понимали. Перед лицом такой угрозы реакционные силы Германии, главным образом монополии и фашистский государственный и военный аппарат, делали все, чтобы самыми крайними мерами мобилизовать ресурсы страны для продолжения борьбы прежде всего против Советского Союза. По мере нарастания угрозы поражения они смирялись с неизбежностью утраты надежд на господствующее, а потом хотя бы на равноправное положение германского монополистического капитала в империалистическом мире; вынуждены были признать провал своих попыток на завоевание первенства в мировой империалистической конкурентной борьбе. Но они хотели выжить как господствующий класс, поэтому предпринимали шаги для того, чтобы всемерно использовать антисоветские тенденции в политике США и Англии, чтобы играть на противоречиях между отдельными группами американского и английского монополистического капитала, попытаться найти классовый компромисс с Западом.

Но правящие силы рейха знали, что невозможен никакой компромисс с главным противником во второй мировой войне. Если насчет Запада и могли существовать какие-то иллюзии, то здесь – никаких. И поэтому по единой воле монополий, юнкеров, фашистского государства и милитаристов борьба и на завершающем этапе войны неизменно ориентировалась прежде всего на Восток, против Советского Союза. Такой направленности главных военных усилий третьего рейха в 1944-1945 гг. не смогли помешать ни открытие Англией и США второго фронта в Европе, которого так опасались военные лидеры фашистского рейха, ни продвижение союзных армий в центральные районы Германии. Полное прекращение сопротивления на Западном фронте для переброски всех сил на Восточный фронт в конце войны также объяснялось в первую очередь классово-политическими мотивами.

В этих обстоятельствах и коренится главная причина того, что гитлеровская Германия в завершающем периоде войны мобилизовала все свои возможности, все силы до последних и крайних пределов для ведения ожесточенной борьбы прежде, всего и особенно против Советского Союза.

Следовательно, ответ на вопрос, почему третий рейх яростно сражался "до конца" на Восточном фронте, лежит не в плоскости "боязни большевиков" или личных качеств "демонической натуры Гитлера", как гласят распространенные легенды буржуазной историографии второй мировой войны, а прежде всего в сфере классовых интересов германской реакции.

III

Колоссальные доходы, получаемые монополиями в ходе войны за счет грабежа оккупированных стран и военных заказов, ответственность за преступления, беспрерывно совершаемые вместе с нацистским государственным и военным аппаратом в течение военных лет, шовинистический угар накрепко связали промышленников с фашизмом и милитаризмом. В результате монополии продолжали и в 1944 г. с максимальным напряжением работать на войну, используя производительные силы почти всех стран Европы, их рабочую силу, военные предприятия, запасы продукции, сырья, транспорт и т. д.

Однако противоречия капиталистической экономики фашистской Германии сказывались на характере и возможностях военного производства. Монополии продолжали вести и на завершающей стадии войны ожесточенную конкурентную борьбу за государственные заказы, за дележ захваченного в оккупированных странах, за влияние на государственный и военный аппарат. Развитие промышленности в условиях системы капиталистического производства носило неравномерный и противоречивый характер. Если военное производство росло вплоть до 1944 г. быстро, то темпы развития промышленности в целом все больше замедлялись, обострялась диспропорция и однобокость развития германского хозяйства. Монополистический капитал, занявший в ходе войны главенствующие позиции в фашистском государстве, грабил, разорял народы Европы. Но по мере роста успехов Красной Армии, развития антифашистского движения Сопротивления, потери оккупированных территорий возможности использования производительных сил в захваченных странах неуклонно падали и в конце 1944 г. вовсе исчезли.

В первой половине 1944 г. усилия монополий и государственного аппарата к преодолению тяжелого кризиса военной экономики еще давали значительные результаты. Монополистический капитал разнообразными мерами по мобилизации потенциала стран оккупированной Европы стремился расширить выпуск военной продукции. Под руководством Шпеера, объединявшего в сфере военной экономики интересы монополий и нацистской партии, проводился курс "тотального использования всех ресурсов государства", чтобы "высвободить для фронта и военного производства все еще имеющиеся резервы"{1189}. Перестройка хозяйственной системы плюс жесточайшая эксплуатация миллионов немецких и иностранных рабочих позволили третьему рейху в начале 1944 г. увеличить производство оружия и военных материалов по сравнению с 1941 г. в три-четыре раза.

Количество занятых в производстве немцев-мужчин постоянно сокращалось из-за массовых призывов в армию и огромных военных потерь. В 1944 г. иностранные рабочие составляли 21% всего количества рабочей силы. Но колоссальные масштабы использования иностранных рабочих рук имели оборотную сторону: сопротивление иностранцев снижало экономическую эффективность принудительного труда и не обеспечивало устойчивого повышения уровня выпуска военной продукции.

Шпеер, выступая в июне 1944 г. в Эссене, требовал осуществлять хозяйственное руководство "диктаторски". Фюреры экономики, промышленники, или, по выражению Шпеера, "круг реальных и трезвых специалистов", действовали беспощадно, прикрываясь фашистской социальной демагогией. Они с пафосом говорили, что "выполняют долг", что "готовы отдать силы и жизнь" во имя "борьбы за судьбу немецкого народа". На деле же теперь, как и в течение всей войны, они преследовали прежде всего цели сохранения режима, увеличения прибылей и власти.

Государственно-монополистическая система смогла эффективно работать на уровне предельного напряжения сил в области военной экономики лишь до середины 1944 г. Вторая половина года ознаменовалась развитием движения по нисходящей. Произошел спад в добыче угля из-за уменьшения транспортных возможностей и потери ряда угольных областей. В то время как в 1942 г. добыча угля составила 268 млн. тонн, в 1943 г. – повысилась до 278 млн., а в 1944 г. предполагалось получить 300 млн. тонн, в действительности удалось за этот последний год выдать 249 млн. тонн. Снижение, как и по другим показателям, падало на последний квартал 1944 г., когда среднемесячная добыча упала на 28% ниже общей среднемесячной.

Добыча бурого угля в январе 1942 г. достигла 275 млн. тонн, в 1943 г. выросла до 287 млн.; имелось в виду в 1944 г. достигнуть 307 млн. тонн. Но в действительности было получено лишь 261 млн. тонн.

К концу года снизилось и производство стали. Уменьшилась выработка электроэнергии.

Выплавка стали, достигшая в Германии и оккупированных областях в 1942 г. 32,1 млн. тонн, в 1943 г. – 34,7 млн., намечалась в 1944 г. на уровне 37,2 млн. тонн. Однако в среднем за год удалось достигнуть только 28,5 млн. тонн. Потеря оккупированных областей, авиационное наступление на рейнско-вестфальский индустриальный район, анемия части транспортной сети, сокращение выработки электроэнергии, сопротивление иностранных рабочих решительно ослабили общее промышленное положение рейха в последнем квартале 1944 г., сделав безнадежной и военную ситуацию.

Общая картина выпуска военной продукции в 1944 г. выглядела так. Если индекс германского производства всего вооружения в январе – феврале 1942 г. мы берем за 100, то в январе 1944 г. он достиг 241, в июле – 322, затем стал постепенно снижаться, упав в январе 1945г. до 227{1190}. В 1944 г. военная промышленность Германии выпустила более 2,5 млн. карабинов, 787,1 тыс. автоматов, почти 41 тыс. орудий калибра свыше 75 мм, 12,1 тыс. средних и 5,2 тыс. тяжелых танков, 37,9 тыс. военных самолетов (включая учебные), 3350 тыс. тонн боеприпасов, 234 подводные лодки{1191}. Эти данные показывают, что государственно-монополистический капитализм в завершающем периоде войны еще в течение значительного времени поставлял вооруженным силам военную технику в массовых масштабах.

К началу 1944 г. вермахт насчитывал 10 324 985 человек. В том числе сухопутные силы (включая войска резерва) имели 7 245 715 человек, военно-воздушные силы – 1 919 581, военно-морской флот – 725 946, войска СС 433 743 человека{1192}. В действующих войсках сухопутных сил состояло 4 340 063 человека. Следовательно, путем тотальной мобилизации гитлеровский режим все же сумел, несмотря на огромные потери, к началу 1944 г. обеспечить большую численность армии. Но подготовка личного состава продолжала ухудшаться. В сухопутных силах находились 32 возрастные группы.

Вермахт к началу 1944 г. имел 315 дивизий и 10 бригад. 63% сил находилось на советско-германском фронте, в том числе три танковые армии из четырех, четыре воздушных флота из семи, 25 танковых и моторизованных дивизий. По-прежнему рассматривая советско-германский фронт как главный фронт, гитлеровское командование держало здесь наиболее боеспособные и укомплектованные соединения, а также свыше 706 тыс. солдат и офицеров армий союзников Германии. Танковые дивизии получали все больше новых танков T-V, T-VI и усовершенствованных штурмовых орудий. Для повышения боеспособности армии немецко-фашистское руководство проводило серьезную реорганизацию войск. Словом, вермахт мог упорно воевать. С ним предстояла трудная и кровопролитная борьба.

Нацистский режим все глубже увязал в трясине внутренних противоречий. Росло недовольство широких кругов мелкой буржуазии и крестьянства – главной опоры фашизма. Глубокое разочарование постигло среднее сословие: мелкие и средние предприятия поглощались концернами или закрывались. В деревне нацисты поощряли наступление крупного землевладения: страдало мелкое и среднее крестьянство, его доходы падали. Обострялись противоречия между крупными капиталистами и той частью буржуазии, которая была занята в сферах торговли, производства средств потребления и вообще не имела отношения к военной промышленности. Первая группа, состоявшая из наиболее агрессивных и реакционных представителей крупной буржуазии, захватила решающие государственные и хозяйственно-политические позиции. Она использовала свою власть, чтобы переложить растущие тяготы на плечи всех других слоев общества, в том числе и на ту часть буржуазии, которая оказалась вне круга избранных{1193}.

В самой тяжелой ситуации оказался, конечно, рабочий класс. Условия труда и жизни катастрофически падали. Направили на заводы всех, кто мог еще стоять и двигаться, проверили и прочистили все деревни, закоулки. Геббельс, назначенный в июле 1944 г. уполномоченным по вопросам "тотальной войны", издавал драконовские распоряжения, закручивал до предела все гайки огромной машины принуждения и репрессий. Но чем больше отчаяние, страх, безысходность, апатия, злоба, неверие овладевали людьми, тем меньше результатов приносили и репрессии, и заклинания нацистских главарей, и всякие "закручивания гаек".

Население бедствовало. Грабеж оккупированных стран уже не мог возместить потребности в продовольствии, в различных средствах потребления. Объем сельскохозяйственных поставок из Венгрии и Румынии уменьшался. Собственная экономика работала только на войну. Цены безудержно росли. В стране процветали коррупция, взяточничество, спекуляция.

С каждой новой сводкой верховного командования, между "бодрящими" строками которой просматривались неудачи и поражения, с каждым слухом, проникавшим в империю, росли настроения тревоги и кошмара. Никто не понимал, как можно теперь выиграть войну и что же имеют в виду фюрер и Геббельс, когда говорят о "безусловной победе". Многие задавали себе вопрос: "Как долго все это протянется и как все-таки может выглядеть конец всему этому?"

О господствующих настроениях среди бюргерства, мещанской части населения в начале 1944 г. красноречиво свидетельствовали следующие подслушанные агентами гестапо и зафиксированные в секретных донесениях мнения:

"Такого положения, как сейчас, в ходе войны еще не было никогда".

"Где и когда мы сможем задержать этот поток войны? Только чудо может привести нас к победе".

"Положение на Востоке становится все более трудным, войну мы выиграть не сможем".

"Что произойдет еще, если так будет и дальше? Русские скоро будут во Львове. Кто знает, как пойдут дела на Востоке?" "Мы еще предполагаем выиграть войну? Я думаю, что мы ее выиграем только в болтовне и сплетнях, а дураки будут еще верить этому, даже когда русские вступят в Берлин. Но надо помалкивать, враг подслушивает!"{1194} и т. п.

Служба безопасности СС в сентябре 1943 г. обобщала: "Развитие событий за последние недели показывает, что только незначительная часть населения непоколебимо верит в победоносное завершение войны"{1195}.