Текст книги "Агрессия и катастрофа"

Автор книги: Даниил Проэктор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 64 страниц)

Когда после обеда 18 сентября Кейтель вошел в кабинет Гитлера, то застал его в состоянии нервной депрессии.

Фельдмаршал начал осторожно:

– Мой фюрер, я должен переговорить с вами по вопросу о кадрах в свете событий последних недель. Прошлой зимой и даже в начале этой осени я неоднократно докладывал вам о целесообразности назначения начальником штаба оперативного руководства штаба вооруженных сил тогдашнего генерала от инфантерии фон Манштейна. Он тогда был командиром корпуса, а затем примял командование армией в Крыму, в связи с чем получил звание фельдмаршала. Этим назначением фон Манштейна замена Иодля была лишь отдалена, а не разрешена. Мне не требуется подробно останавливаться на недавних событиях. Вы не можете не знать моего мнения и моей оценки инцидента, который произошел в тот вечер, когда Иодль возвратился из Сталино. Тем не менее я хотел бы кое-что добавить.

В течение этого года дело пошло так, что генерал Иодль, ранее бывший моим помощником, стал выступать на первый план. Он выполнял ваши задания и, минуя меня, брал на себя больше, чем было на него возложено.

Кейтель долго изливал свою ненависть к Иодлю, потом завершил:

– Я полагаю, что урегулирование этого вопроса связано с урегулированием работы здесь, внутри вашего штаба. Я могу предложить два варианта решения: первое – назначить вместо Иодля фон Манштейна, второе – кого-либо другого из молодых генералов.

Удар был рассчитан точно. Напоминание о самоуправстве Иодля снова взорвало Гитлера. Он вскричал:

– Я должен предполагать наличие у работающих со мной офицеров стопроцентной лояльности. Когда лояльность отсутствует, совместная работа немыслима. Недопустимо, чтобы задним числом, как это случилось, составлялось обоснование своих действий.

Он долго возмущенно, все больше подогреваемый Кейтелем, говорил о провале на Кавказе. И заключил:

– Я указывал: решающим является прорыв на Туапсе, а затем блокирование Военно-Грузинской дороги и прорыв к Каспийскому морю с тем, чтобы выйти к Баку. Об этом я здесь так часто говорил, что считаю почти неприличным, когда мне представляется писанина, из которой следует, что это якобы никогда не обсуждалось. Я каждый день говорю здесь об этом, я убеждаю генерал-полковника Гальдера, и все оказывается совершенно бесполезным. Иодль при сем присутствует. Он не только не принимает этого к сведению, но и говорит: "Подвижные соединения, как это видно на карте (карта же сделана задним числом, что я нахожу непристойным), были в основном брошены на участок Грозный Орджоникидзе, и часть из них должна была ударить в восточном направлении". При этом было установлено, что 13-я танковая дивизия, или дивизия СС "Викинг", или обе вместе должны были попытаться осуществить молниеносный прорыв и достичь Туапсе.

На Кавказе все тщательно составленные планы рушились, и это приводило гитлеровских главарей в состояние бессильной злобы и ярости. Гитлер искал виновных среди своих клевретов.

– Решающим является то, – кричал он, – что дело полностью провалилось. Иодль изменяет мои приказы просто по собственному усмотрению. Это невозможно. Вдобавок, он пытается привлечь еще кого-либо на свою сторону. Я требую, чтобы господа из моего штаба всеми средствами отстаивали мою точку зрения. Невероятно, когда кто-то из них едет и заявляет: "Я лично придерживаюсь иного мнения". Если я посылаю кого-либо от своего имени, то он не имеет права воспринимать взгляды других лиц, коль он послан представлять мое мнение.

– Мой фюрер, – вставил, наконец, Кейтель, – я хотел бы еще дополнить ваши замечания: он прежде всего не имел права отменять подобным образом ваше приказание, заявив мне: "Этот приказ не будет выполняться".

– Это невозможная вещь, и поэтому я не могу больше работать с генералом Иодлем.

– Это мне ясно.

– Следовательно, – с решимостью произнес Гитлер, – генерал Иодль должен уйти.

– Я не хочу за него вступаться: я сам несу за это ответственность.

После некоторого размышления Гитлер сказал:

– По моему мнению, в этом случае речь может идти только об одном человеке, которому я лично доверяю и который приобрел боевой опыт, – генерале Паулюсе.

– Это вполне приемлемо, – поспешно ответил Кейтель. – Я бы лично не хотел по своей инициативе вступаться в защиту Иодля. Все это затрагивает и меня лично.

Для нацистской руководящей клики была невыносимой мысль, что Красная Армия вновь срывает ее далеко идущие замыслы. Гитлер и его высшие штабы все еще надеялись, что дело кроется в каких-то частных ошибках того или иного генерала, в непослушании или самоуправстве, например, Иодля. И если заменить нескольких генералов другими, все пойдет хорошо. Вновь, как и в прошлом году, они склонны были игнорировать действительно решающий фактор: сопротивление Красной Армии, сила которого все время нарастала. Советские войска остановили группу армий "А" на Кавказе, и теперь ничто не могло сдвинуть ее с места.

...Гитлер колебался. Паулюса сейчас нельзя переводить, он должен закончить сталинградское дело. До тех пор здесь все должно остаться по-старому. Первое изменение, которое должно произойти, потому что тут действительно нельзя терять ни одного часа, это немедленная замена генерал-полковника Гальдера.

Кейтель пришел в отчаяние от столь быстрой смены настроения фюрера, хотя ни один мускул не дрогнул на его каменном лице. Фельдмаршал сделал последнюю попытку.

– Могу ли я предложить кандидатуру на место Паулюса? Я бы не задумался снять его до окончания Сталинградской операции, в частности по следующей причине. Я бы предложил в качестве его преемника генерала фон Зейдлица, командующего в настоящий момент центральным корпусом 6-й армии и, следовательно, несущего на себе основную ответственность за бои в Сталинграде. Он проявил себя самым лучшим образом в этих боях. Он был назначен на должность командира корпуса перед Харьковом, участвовал в брянском "котле". Теперь он стоит на центральном участке Сталинградского фронта.

Гитлер задумался.

– Имеется еще и другое соображение, – сказал он, – говорящее против замены Паулюса немедленно. Когда Сталинград падет, это будет несомненно его заслугой. Он сохранял железное спокойствие. После прорыва Красной Армией линии фронта танковых соединений, которые хотели было обратиться в бегство, он взял на себя всю ответственность. В Харькове он в свое время также показал себя с самой лучшей стороны. Следовательно, генерал Паулюс заслуживает, чтобы падение Сталинграда при всех обстоятельствах было связано с его именем и, по моему мнению, было бы несправедливым отзывать его теперь. Он должен оставаться там до падения Сталинграда. Кейтель, все еще надеясь, спросил:

– Хотите ли вы уволить Иодля?

– Не знаю, – ответил Гитлер.

Фюрер перешел на другие темы. Кейтель вынужден был сделать то же. Надо немедленно убрать генерала Руоффа, выдвинуть на должности командующих группами армий Моделя, Хаазе, Манштейна, заменить Фалькенхорста, Бласковица; сделать командующими армиями Зальмута, Блюментритта, Велера, Кребса, фон Лоха. И, наконец, был решен вопрос о Гальдере.

– Я могу сказать вам, – произнес Гитлер, – что с трудом переношу доклады Гальдера. Но вот Хойзингер совсем другая личность. Было бы лучше, если бы докладывал мне Хойзингер, он делает это очень толково. Гальдер прежде всего не в состоянии различить, проводится ли наступление силами 200 или 100 солдат, шести батальонов или четырех дивизий. Когда же присмотришься, то оказывается, наступали 200 или 300 человек. В одном месте он видит пункты давления, а в другом ничего не видит, пока не становится слишком поздно и пока внезапно не наступает катастрофа. Гальдера должен сменить Цейтцлер.

– Когда приедет Цейтцлер, – спросил Кейтель, – будете ли вы с ним говорить лично и будет ли он назначен сразу же непосредственно вами? Тогда я поставил бы в известность генерал-полковника Гальдера о том, что он идет в отпуск, а затем я его уволю.

Наконец Кейтель подвел итог того, что он называл "мероприятием с кадрами":

– Разрешите мне доложить, что с тех пор, как я получил от вас задание, мы уволили 117 генералов как старых, по возрасту, так и не соответствующих своим должностям. В том числе 66 генералов из действующей армии. В настоящее время еще 8 получили предупреждение об увольнении, так что с 1 февраля по 1 октября всего будет снято 125 генералов.

Кейтель не добился цели. Иодль все-таки был нужен.

Эта беседа, содержание которой мы изложили на основе стенографической записи, довольно рельефно характеризует состояние германского высшего военного руководства в те дни. Интриги, зависть, борьба за право быть приближенным к Гитлеру неплохо иллюстрируют возникшую после войны кое-где легенду о "борьбе генералитета против Гитлера" и о "рыцарски-благородных" взаимоотношениях между генералами. В ходе беседы раскрывается истинная причина последовавшей вскоре отставки начальника генерального штаба Гальдера, которую некоторые западногерманские историки склонны объяснять будто бы имевшими место его антигитлеровскими настроениями и действиями. Оказывается все обстояло гораздо проще. Наконец, содержание беседы наглядно показывает, какой разлад в фашистском верховном руководстве, какую нервозность, какие массовые перемещения вызвало мужественное нарастающее сопротивление Красной Армии.

Так развивался процесс, который впоследствии на Западе некоторые историки назовут "кризисом доверия в верховном главнокомандовании", но что фактически представляло собой одно из новых свидетельств тупика и безысходности гитлеровской стратегии.

II

Битва под Сталинградом, продолжавшаяся почти шесть с половиной месяцев, развертывалась с необычайным и все нарастающим напряжением, вовлекла массу войск и закончилась катастрофой сильнейшей группировки агрессора.

Начало Сталинградской битвы не было отмечено никакими особыми приказами или событиями! Просто передовые отряды Сталинградского фронта на рассвете 17 июля пулеметными очередями и выстрелами полковых пушек отважно встретили в жаркой выжженной степи у реки Чир авангарды наступающей на Сталинград 6-й армии гитлеровского вермахта. Несколько суток они героически сражались против немецких танков и пехоты и задержали их натиск{817}. Когда вслед за тем в сражение вступили главные силы Сталинградского фронта, разгорелась ожесточенная борьба в большой излучине Дона, длившаяся непрерывно до конца июля. Все возраставшее сопротивление советских войск вынудило гитлеровскую ставку 31 июля перебросить с кавказского направления на сталинградское 4-ю танковую армию. Здесь сосредоточились 33 дивизии, 2 бригады{818}. С трудом немецким дивизиям удалось достигнуть незначительного успеха.

Упорной обороной на дальних подступах к Сталинграду советские войска вначале замедлили наступление 6-й и 4-й танковой армий, а затем остановили их перед внешним обводом обороны города. Прорыв к Сталинграду с ходу не удался.

Германское командование приступило к подготовке новой наступательной операции. В начале августа в большой излучине Дона создавался чрезвычайно мощный таран. На сталинградском направлении немецко-фашистские войска превосходили теперь советские силы по танкам в 4 раза, по артиллерии и авиации – более чем вдвое. Нацистское верховное командование, прежде считавшее сталинградское направление вспомогательным, а кавказское – главным{819}, постепенно меняло взгляд на их значение. Оно все больше усиливало группировку, наступавшую к Волге, за счет кавказской. Если к 17 июля на сталинградском направлении действовало 14 дивизий, то к середине августа – 39, в том числе четыре танковые и три моторизованные, поддерживаемые 1200 самолетами. Здесь вновь образовался один из сильнейших немецких ударных клиньев, созданных за время второй мировой войны. Его главные силы сосредоточивались на узких участках.

Войсками командовали опытнейшие военачальники третьего рейха. Генерала Паулюса Гитлер считал в то время одним из лучших полководцев вермахта. Вместе с Паулюсом действовали испытанные генералы-танкисты: Гот, Хубе, Виттерсгейм. Генерал Рихтгофен, командующий 4-м воздушным флотом, считался одним из самых сильных командиров люфтваффе. Командир авиационного легиона "Кондор" во время гражданской войны в Испании, обласканный Гитлером за "победы" над мирным населением, инженер и "доктор", командир ударного авиационного соединения в походах на Польшу, Бельгию и Францию – это он бомбил Белград, прикрывал высадку на Крит, участвовал в захвате Крыма, руководил варварскими налетами на Севастополь. Ему принадлежал план разрушения Ленинграда, который, однако, он не смог осуществить.

Все они готовили удар на Сталинград.

Тем временем на Кавказе в начале сентября германское наступление заглохло. Нефтяные вышки Грозного остались недостижимыми. Уже 10 и 12 октября штаб группы армий "А" получил приказы бомбить нефтеочистительные заводы, на захват которых надежд не оставалось. Танкисты Клейста достигли окраины Орджоникидзе, подошли к Нальчику и Ардону. Перед ними лежала Военно-Осетинская дорога. Но контрнаступление советских войск под Гизелью привело к разгрому выдвинутых частей Клейста. Здесь провалилась самая последняя попытка завоевать Кавказ. Теперь на огромном растянутом фронте группы армий "А" стояли, не двигаясь, 15 немецких, словацкая и 6 румынских дивизий.

Отныне вся ставка делалась на успех под Сталинградом. После тщательной подготовки в середине августа Паулюс возобновил наступление. Его войска форсировали Дон и захватили широкий плацдарм, с которого танки корпуса Виттерсгейма 23 августа подошли к Волге севернее Сталинграда. В тот же день авиация Рихтгофена нанесла массированный удар по городу.

Прорвавшиеся к Волге части подверглись энергичным контратакам советских войск и с огромным трудом удержали позиции. Близ устья Хопра итальянцы не выдержали натиска войск генералов В. И. Кузнецова и А. И. Данилова, и фронт дивизии "Равенна" был прорван у Верхнего Мамона. Гитлер 27 августа объявил: "Решающая опасность находится в 8-й итальянской армии"{820}.

В последующие дни армии генералов Р. Я. Малиновского, К. С. Москаленко, Д. Т. Козлова, Н. И. Крылова, В. И. Чуйкова, М. С. Шумилова упорно и ожесточенно контратаковали наступающих севернее и западнее Сталинграда. Они наносили им все более тяжелый урон, и километр за километром, шаг за шагом все больше тормозили яростный натиск.

Время шло, а в начале сентября удалось достигнуть только, окраины города. Генеральный штаб и ставку Гитлера все больше одолевала тревога: не ударит ли Красная Армия крупными силами с севера, на среднем течении Дона, и не прорвет ли фронт прикрытия?

Растущие сомнения 28 августа несколько развеял Геринг: только что он выслушал доклад Рихтгофена, который детально ознакомился с положением сталинградских дел. "О крупных вражеских силах там не может быть и речи. Авиация до изнеможения летала на разведку к северу, и на всем обозримом пространстве вообще не обнаружила никаких сил противника. Общее впечатление генерал-полковника таково, что там отсутствует единое руководство"{821}.

Однако сведения последних дней опровергали выводы воздушного аса. Нажим советских войск на итальянские дивизии не прекращался. Пришло сообщение о вклинении в немецкие позиции на Дону. На подступах к городу шли ожесточенные бои. Гитлер 2 сентября распорядился: по мере проникновения в город необходимо уничтожать всех русских мужчин, "ибо в Сталинграде его миллионное, сплошь коммунистическое население представляет особую опасность"{822}.

Ни войскам, ни гитлеровским генералам не приходилось еще испытывать подобного напряжения. Каждый день приносил все новые разочарования. Чтобы поднять дух народа и армии, 3 сентября в рейхе торжественно отметили трехлетие начала мировой, войны. Газеты поместили карту: Европа стала немецкой. Стрелы фашистского наступления протягивались до Нью-Йорка. Однако в Германии росла тревога. Штабной врач Паулюса Фладе, лечившийся в Дрездене от ранений, писал своему командующему: "С военной точки зрения все идет просто фантастически. Трудности действительно во всех отношениях чудовищны"{823}. Гальдер осмелился 24 августа заявить Гитлеру: "Там, на фронте, гибнут тысячами бравые мушкетеры и лейтенанты, тысячами – но как бесполезные жертвы в безнадежной обстановке..."{824}

Только к 4 сентября к юго-западным окраинам Сталинграда после тяжелейших боев смогла прорваться с кавказского направления 4-я танковая армия. Теперь можно было начинать "планомерное наступление на Сталинград". 13 сентября стало его первым днем. Военная обстановка в районе города стала критической для героически оборонявших его войск 62-й и 64-й армий под командованием генералов В. И. Чуйкова и М. С. Шумилова.

В капитальном исследовании о битве под Сталинградом А. М. Самсонова, в мемуарах В. И. Чуйкова, А. И. Еременко раскрывается картина героической обороны города, роль его партийных организаций в оказании помощи воинам, патриотизм трудящихся{825}. Деятельность партийных и советских органов в г. Сталинграде, направленная на мобилизацию усилий для оказания помощи фронту, не прекращалась в течение всего периода Сталинградской битвы.

Прошла неделя страшных боев, и Паулюс с обычным лаконизмом сообщил: "Хотя большая часть города в немецких руках, тем не менее, если не дадут дополнительные силы, наступление обмелеет"{826}. "Фёлькишер беобахтер" призывала: "Безостановочно вперед!" Но день за днем донесение за донесением ложились перед Гитлером, Иодлем и Гальдером, создавая мрачную картину кровопролитной, безуспешной борьбы. Вот поступает сообщение, что русские отбили атаки 16-го танкового корпуса Хубе, сами ворвались в немецкие позиции, а около Серафимовича нанесли тяжелый удар итальянской дивизии "Пасубио". Настал конец сентября, а сводки, как и раньше, говорят лишь о "яростных повторных атаках" русских, об их "усилении в городе", о том, что "мощная танковая группа врага прорвалась к железной дороге южнее Котлубани и двигается на Бородкин"{827}, и о многих других фактах той героической обороны советскими войсками Сталинграда, которой было затем суждено войти в историю. Гитлер и его помощники пытались сами руководить из "Вервольфа" уличной борьбой. 21 сентября они определили последовательность ударов, что поможет, наконец, взять сталинградскую "крепость": "На первом этапе овладеть северной частью Сталинграда, на втором этапе очистить западный берег Волги южнее Сталинграда и на третьем этапе следует вести наступление к северу, непосредственно вдоль Волги"{828}.

Но и "непосредственное руководство фюрера" не принесло успеха. Ожесточенные контратаки советских войск следовали непрерывно. Гитлер же 27 сентября, отстранив Гальдера, уехал на неделю в Берлин. Его нервы не выдерживали.

Генерал-полковник Гальдер, занимавший с 1 сентября 1938 г. пост начальника генерального штаба сухопутных сил, сошел со сцены. Отставка Гальдера и назначение на его место генерала Цейтцлера – начальника штаба группы армий "Запад", а во время похода во Франции – начальника штаба танковой группы Клейста, знаменовали собой окончание процесса концентрации всей военной власти в руках Гитлера. Гальдера попытались изобразить главным виновником неудач, и вскоре он впал в немилость. Приход Цейтцлера, пользующегося расположением Гитлера, и одновременное ослабление позиций Иодля вызвали существенные изменения в характере высшего руководства. Ответственность за Восточный театр теперь окончательно возлагается на начальника генерального штаба сухопутных сил. Отныне для стратегического руководства военными действиями на сухопутных театрах стали существовать два параллельно действующих органа. "Востоком" руководило ОКХ, а "всем остальным" ОКВ. С конца 1942 г. уже не разрабатывалось единых планов войны, общих для всех театров.

Еще 12 сентября Паулюс и Вейхс, вызванные в ставку, говорили о возможной угрозе флангам 6-й армии. Оба согласились с мнением Гитлера о скором успехе и с его указанием после окончания боев в Сталинграде двигаться частью сил на Астрахань{829}.

Однако наступление застряло. Войска несли небывалые потери. Только с 21 августа по 16 октября Паулюс лишился 1068 офицеров и 38 943 солдат{830}.

27 сентября в связи со второй годовщиной подписания пакта трех держав в берлинском отеле "Кайзергоф" выступил Риббентроп. Он говорил о Сталинграде: "Когда мы займем этот город, который является крупнейшим центром связи между северной и южной Россией и который господствует над главной транспортной артерией этой страны – Волгой, нашему опаснейшему врагу будет нанесен такой удар, от которого он больше никогда не оправится"{831}.

Пришел октябрь. Защитники Сталинграда намертво сковали 6-ю армию. Ожесточенность боев превосходила все представления о человеческих возможностях. Теперь для гитлеровцев Сталинград стал испытанием всего военно-политического авторитета рейха, и стремление победить именно здесь, в Сталинграде, превратилось в фанатичную цель, связанную с престижем. Нацистская печать без всякой меры вела пропагандистскую кампанию вокруг сталинградского наступления, прославляя всех и вся, особенно "народного генерала" Паулюса. Находившийся в отпуске на германском курорте один из офицеров штаба писал 23 сентября своему командующему: "Здесь все ждут Сталинграда. Надеются на поворот в ведении войны. Господин генерал уже сделался популярной личностью"{832}.

Паулюса вся эта шумиха подогревала. Он понимал, что настает "его день". Сражающаяся в Сталинграде армия оказалась в центре самого широкого внимания и уже заняла свое место в германской истории, конечно, нацистского образца. И Паулюс, несмотря на все трудности, о которых знал лучше, чем кто-либо другой, все еще не сомневался в близкой победе. Он писал 7 октября в ставку генералу Шмундту: "Битва за Сталинград ведется очень ожесточенно. Все идет очень медленно, но все же каждый день – немного вперед. Для нас – это вопрос людей и времени. Но мы с русскими справимся"{833}.

Иное настроение было уже тогда у Рихтгофена, для которого реальное положение вещей становилось все более и более очевидным. 22 сентября в журнале боевых действий 4-го воздушного флота отмечается: "В городе Сталинграде успехи незначительные. 6-я армия пытается атаковать, но не может сдвинуться с места главным образом потому, что из-за беспрерывного давления красных с севера силы связываются, и потому, что новые силы – пехотные дивизии – медленно подходят. Незначительный успех от руины к руине, от подвала к подвалу!"{834} Вейхс стал убеждать ставку Гитлера отказаться от дальнейшего наступления, "пожирающего силы". Он предлагал оставить занятые районы города и отвести вытянутую к востоку дугу фронта на более короткую линию между излучиной Дона и Волгой. Только так можно будет создать хотя бы минимум резервов. Однако в ставке его план был решительно отвергнут.

30 сентября ежегодное торжественное собрание в Спортпаласе, посвященное началу "кампании зимней помощи", было обставлено особенно пышно. Гитлер под вопли фанатиков торжественно приветствовал "победителя в Африке" фельдмаршала Роммеля (до его разгрома под Эль-Аламейном оставался один месяц). Затем несколько часов подряд Гитлер говорил.

– Никто не может вырвать у нас победу! То, что нас кто-нибудь победит, невозможно, исключено! Мы завершим эту войну величайшей победой!

И он торжественно заявил: Сталинград, этот важнейший стратегический пункт, носящий имя Сталина, вот-вот падет. Под бешеный рев Гитлер воскликнул:

– И вы можете быть уверены, что ни один человек не в состоянии столкнуть нас с этого места!{835}

Это было сказано за полтора месяца до начала разгрома гитлеровской армии под Сталинградом.

Не удивительно, что теперь из "Вервольфа" в штабы наступающих армий шло только одно требование: Сталинград должен пасть! Вейхсу не оставалось ничего другого, как отдать 6 октября еще один приказ: "Положение под Сталинградом, на захват которого снова указано фюрером как на главную задачу группы армий, требует сосредоточения всех возможных сил. Перед этой необходимостью все остальное не должно представлять значения"{836}.

В записках адъютанта сухопутных сил при Гитлере майора Энгеля имеются сведения, характеризующие тот тупик, в котором оказалось уже в начале октября германское командование в связи с героической обороной советских войск. Вот запись Энгеля о совещании у Гитлера 2 октября: "Цейтцлер, а также Иодль поднимают вопрос, чтобы занятие Сталинграда считать второстепенной задачей и этим высвободить силы; ссылка на уличные бои, приносящие большие потери. Фюрер резко отклоняет и впервые подчеркивает, что занятие Сталинграда срочно необходимо не только из-за оперативных соображений, но также и из психологических, для мировой общественности и настроения союзников"{837}.

На следующий день, когда Цейтцлер снова осмелился поставить вопрос, не нужно ли прекратить наступление на Сталинград, чтобы высвободить силы для группы армий "А", Гитлер ответил:

– Это была бы самая типичная полумера, присущая штабу сухопутных сил.

10 октября на очередном совещании Гитлер придал своим требованиям еще более политический характер. После долгих разглагольствований он торжественно заявил:

– Сталинград необходимо выломать, чтобы лишить коммунизм его святыни{838}.

Но заклинания не помогали, и каждый день приносил обитателям бункеров "Вервольфа" новые и новые сомнения и тревоги. В середине октября Вейхс и Паулюс сообщали: "Продолжение наступления в Сталинграде из-за временной нехватки сил и утомления войск невозможно". И далее: "Впервые в районе Сталинграда русские ведут огонь тяжелой артиллерией". "В Сталинграде... сильные удары вражеской разведки... Местные прорывы". "Западнее Клетской враг наступал на двух участках". "На северном фронте противник сумел вклиниться в наши позиции на небольшую глубину" и т. д.{839} Все превращалось в какой-то кошмар.

Гитлер поставил срок: взять Сталинград к 20 октября{840}. Опять отчаянное усилие. Но продвижение – на десятки метров. Вейхс доносит: "6-я армия в Сталинграде 15 октября заняла тракторный завод "Дзержинский" и 16-го артиллерийский завод "Баррикады". Южнее артиллерийского завода русские еще удерживают металлургический завод "Красный Октябрь". Запертые в рабочем поселке Спартаковка{841} советские соединения уничтожены"{842}. Казалось, приказ фюрера близок к выполнению. Наступил срок, указанный Гитлером, а победных реляций не последовало. Наоборот, в этот день начальник генерального штаба докладывал: "В северной части артиллерийского завода позади фронта вновь в отдельных гнездах ожило русское сопротивление. Части 16-й танковой и 94-й пехотной дивизии проникли в западную часть Спартаковки и заняли группу домов"{843}. Но ведь Спартаковка захвачена раньше? Следовательно, донесение оказалось ошибкой, и победа так же далека, как и прежде! 19 октября в журнале боевых действий воздушного флота Рихтгофена видим запись: "В Сталинграде никакой ясности положения. Дивизии, по-видимому, передали слишком благоприятные донесения. Никто не знает, каково действительное положение вещей, так как каждая дивизия сообщает по-разному. Атака на Спартаковку приостановлена севернее Сталинграда. Генерал Фибих в отчаянии, так как пехота не использует атаки его самолетов"{844}.

Прошло еще два дня, и оказалось, что русские вернули артиллерийский завод и продолжают "сильное наступление с танками и артиллерией западнее Волги". Газеты сообщали: "Металлургический завод "Красный Октябрь" – последний барьер большевиков в Сталинграде пал". А в конце месяца и в начале ноября вновь потянулись сообщения о тяжелых боях за металлургический завод, за рабочий поселок, за "Баррикады", отдельные дома и блоки. Достижением стало считаться, что "русские продвигаются вперед лишь медленно", что та или иная позиция удержана, что удалось занять один дом.

26 октября ставка Гитлера указала новый срок: Сталинград взять к 10 ноября{845}. Но как бы в ответ на новый приказ через два дня из Сталинграда последовало сообщение: "Вчера после обеда противник снова атаковал западнее Волги позиции 371-й дивизии южнее Сталинграда. Ему удалось путем ввода танков и сильной артиллерии расширить прорыв, достигнутый ранее, и прорваться в южную часть Купоросное"{846}.

К вновь назначенному сроку немцы получили не Сталинград, а очередную речь Гитлера. В Мюнхене, в огромном зале пивной "Лёвенбройкеллер", выступая перед "старыми борцами" по поводу годовщины путча 1923 г., Гитлер кричал: "Наш военный план будет осуществлен с железной твердостью!.. Хотели овладеть Сталинградом, этим огромным перевалочным пунктом на Волге, и нечего скромничать: он уже взят... Там, где стоит немецкий солдат, туда больше никто не пройдет". И далее: "Некоторые говорят: "Почему вы тогда не продвигаетесь быстрее?" Потому что я не хочу иметь там второго Вердена, поэтому лучше наступать совсем маленькими ударными группами. При этом время не играет никакой роли. Больше ни одно судно не идет вверх по Волге. И это решающее!"{847}.

Варлимонт пришел в те же дни к выводу: в Сталинграде "больше ничего хорошего ожидать нельзя"{848}.

Сталинград не пал. Он выстоял. "Битва на Волге к глубокой осени 1942 г. все еще не была завершена, – пишет А. М. Самсонов. – Однако к этому времени в развитии происходящих здесь событий уже назрел кризис, который должен был привести к коренному перелому в ходе дальнейшей борьбы"{849}.

За два дня до начала контрнаступления Красной Армии под Сталинградом, 17 ноября, Гитлер отдал приказ: "Трудности борьбы за Сталинград мне известны. Однако для русских теперь, во время ледостава на Волге, трудности являются еще большими. Если мы используем это время, то сохраним в будущем много крови. Поэтому я ожидаю, что руководство снова со всей своей неоднократно доказанной энергией и войска снова со столь часто проявляемой удалью сделают все, чтобы по меньшей мере прорваться к Волге в районе орудийного завода и металлургического завода и занять эту часть города. Авиация и артиллерия должны сделать все, что в их силах, для подготовки и поддержки этого наступления"{850}. В качестве единственного усиления группе армий "Б" был обещан перевод из Франции 6-й танковой и 2-й пехотной дивизий.

Но наступление на Сталинград подошло к концу. Гитлеровский вермахт делал свои последние шаги на Восток.

III

Изучая фашистскую стратегию лета и осени 1942 г., нельзя не заметить поразительного на первый взгляд явления. В то самое время, когда военные руководители третьего рейха гнали свои армии вперед, на Кавказ и Сталинград, некоторые из них действовали так, будто не очень верили в свои победы, о которых так громко кричали, и решениями, не публиковавшимися в газетах, готовили армию к событиям, никак не связанным с "окончательной победой".