Текст книги "Моменты"

Автор книги: Даниэла Стил

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)

Она едва не расхохоталась. «Нет, – хотелось ей закричать, – мне плохо и никогда не будет хорошо, ни сейчас, ни потом, никогда уже не будет!»

– Да, все будет нормально, – ответила она.

ГЛАВА 20

К тому времени как грузовичок-буксировщик добрался до дома и доставил Майкла вместе с «мерседесом» Элизабет, дождь успел прекратиться и зарядить снова. Майкл направился было к дому, чтобы сообщить Элизабет о благополучном возвращении ее автомобиля, но когда его нога коснулась первой ступеньки, он резко остановился и подумал: в самом ли деле ему хочется снова увидеть ее в этот вечер? Он хотел не только видеть, но и обнимать, целовать ее. Он много чего хотел. Но Амадо в Нью-Йорке – и это барьер, который переступать опасно. В конце концов Майкл решил, что лучше всего отправиться домой и позвонить.

Он пошел обратно по подъездной дорожке, закрываясь от мощных порывов ветра и проливного дождя. Огибая дуб, он заметил, что в гостиной у него горит свет. Дыхание перехватило при мысли, что в доме его, возможно, дожидается Элизабет.

Но что, если ее там нет? Если она заглянула туда поухаживать за Говардом и просто оставила свет включенным, чтобы ему не пришлось шагать во мраке к темному дому?

Тогда, черт подери, он сам найдет ее!

Уж один-то раз за всю свою жизнь он вправе в виде исключения поступить неправильно во имя благой цели. Он слишком устал вести эту битву с собой, устал не спать ночами...

Майкл шагнул на крыльцо и быстро сбросил прихваченный на винном заводе дождевик. Опустив глаза, он увидел, что ботинки заляпаны грязью. Майкл чертыхнулся и скинул ботинки. Но вот, стоит сделать только шаг, перебороть собственный страх, и он увидит Элизабет.

Он открыл дверь и в тот же миг увидел ее. Она сидела в кресле у камина, подобрав под себя ноги. Говард лежал у нее на коленях. На ней был мешковатый серый тренировочный костюм, в котором она пришла в тот первый вечер.

Элизабет подняла на него глаза, и он увидел в них колеблющееся мерцание. Но прежде чем он смог разглядеть что-либо еще, взгляд потупился, опустившись к коленям.

– Извини меня. Я собиралась уйти. Только возьму пальто и отправлюсь...

– Нет-нет, я не хочу, чтобы ты уходила. Пока не надо.

Он закрыл за собой дверь. Он так много раз воображал ее сидящей вот так и дожидающейся его, что ему хотелось хоть минутку понаслаждаться этой реальностью.

Элизабет смахнула Говарда с колен и поднялась. Нервно отбросила волосы с плеча. Они все еще были влажными от дождя.

Грудь Майкла сдавило еще сильнее, он изо всех сил старался успокоить дыхание. Пройдя через комнату, он остановился почти рядом с ней. Медленно приподняв руку, Майкл коснулся щеки Элизабет.

Она попыталась было отстраниться, но потом с безнадежным вздохом качнулась к нему.

– Поцелуй меня, – прошептала она. – Пожалуйста, только разочек.

И он поцеловал ее – сначала нежно, а потом с яростным голодом. Она встретила язык Майкла и ответила на его атаку. В ее страстном желании не было ни утонченности, ни сдержанности.

Майкл целовал нежную кожу ее шеи. От тела Элизабет исходил жар, окутывавший его невидимым чувственным облаком. Он зарыл пальцы в ее волосы и силой заставил Элизабет посмотреть на себя.

– Мне нужно больше, – сказал он.

Она, не дрогнув, встретила его пристальный взгляд.

– Майкл, мы уже зашли слишком далеко, а от «больше» станет еще труднее, чем сейчас.

– Мне все равно.

– А завтра будет не все равно.

– К черту завтра!

– Просто любовь ко мне уже стоила тебе твоих прежних особых отношений с Амадо. Что же случится, если...

Он прервал ее глубоким, почти жестоким – поцелуем.

– Не надо сейчас об этом, Элизабет, – прошептал он прямо в ее губы. – Эта ночь наша.

Она ответила ему тихим, сдавающимся стоном.

– Я люблю тебя, – прошептала она.

А потом повторила это снова и снова, как будто для нее это был единственный случай в прошедшей и будущей жизни свободно сказать ему это.

Майкл давно дал себе слово, что после Сюзан он больше никогда не позволит, чтобы какая-то женщина стала смыслом его жизни. Но сколько он ни старался защититься, Элизабет отыскала дорожку через его оборонительные укрепления.

Как он мог такое допустить? Как, скажите на милость, мог он распознать, что станет означать для него Элизабет, когда она появилась в его жизни в обнимку с его лучшим другом, с человеком, относившимся к нему как к собственному сыну, которого у Амадо никогда не было?

Майкл уже терял надежду, что сможет вырваться из сжимающегося тиска проблем. Он посмотрел на Элизабет. Казалось, она читала его мысли.

– Мы не можем сделать этого, да? – Голос ее был полон сожаления и печали, но в нем слышалось и одобрение.

– Нет, если продолжать все так, словно ничего не произошло. Мы никогда не сумеем обойти эту преграду.

– Майкл, я не могу оставить его.

– Я знаю.

– Амадо не сделал ничего, чтобы я...

– А ты помнишь тот наш разговор в машине, когда мы возвращались из Модесто? Когда ты сказала, что если я полюблю женщину, то распознаю это по колокольчикам, которые затрезвонят в голове?

– Да...

– Я никогда не рассказывал тебе, но они так и заливались звоном в тот день, когда ты дала мне яблоко. Если бы у меня не было так громко включено радио, я бы непременно распознал этот звон. Только я не хотел его узнать.

Элизабет затихла и задумалась, а потом с огорченным вздохом сказала:

– Я помню и кое-что еще, о чем мы говорили, Майкл... о тебе и о замужних женщинах.

Он привлек ее поближе и прижался губами к ее виску.

– Не сейчас, Элизабет.

– А будет ли вообще когда-нибудь подходящее время?

И только тогда он сообразил, что она плачет. Пытаясь защититься от того, что ждало их впереди, она уже отстранялась от только что происходившего между ними. Да, они могли бы позволить себе еще часок-другой побыть вместе, но никакого выхода не было.

– Элизабет, я не могу заводить интрижку. Только не с тобой. С тобой я хочу всего.

– А разве у нас нет другого выбора?

Майкл не знал, испытывает ли она его или просто не понимает, что происходит.

– Ты могла бы оставить Амадо? – спросил он.

– Да, – она подняла голову и посмотрела на него. – Но смог бы ты?

Этот вопрос ошеломил Майкла. Она выложила главное, чего он был не в силах сделать сам. Амадо, возможно, смог бы и пережить потерю жены или своего лучшего друга, но лишиться их разом? И знать, что они будут вместе. Смогут ли они поступить так с человеком, которого они оба любили?

– Нет, – сказала Элизабет, – думаю, что не смог бы.

– Но должно же быть какое-то решение.

Она отступила от него и сказала.

– Только не такое.

Все его существо, каждая клеточка требовала, чтобы он сказал ей: «Ты не права». Внутри Майкла все кричало от этой несправедливости, сердце переполнялось болью. Он протянул к ней руки и снова привлек ее в свои объятия.

– Если мы не можем рассчитывать на будущее, то у нас по крайней мере есть эта ночь.

– Если я останусь, то появятся новые воспоминания. Ты же будешь говорить мне то, что я потом не смогу выбросить из головы, и делать такое, что не даст мне уснуть ночами.

– Ты все равно не сможешь от этого защититься, Элизабет. Я же здесь. Я – часть твоей жизни. Тебе придется как-то общаться со мной.

Да, взваливать на нее собственное разочарование и страх не очень-то справедливо, но Майклу было не до справедливости. Он был просто в отчаянии. Он хотел, чтобы она нашла ответ на вопрос, не имевший решения. И без этого ответа его жизнь была бы пустой, лишенной даже надежды, поддерживающей его, пока он не встретил Элизабет.

Тыльной стороной ладони она вытерла слезы и сказала:

– Я люблю тебя, Майкл, но лучше бы ты не встретился мне в жизни.

ГЛАВА 21

Элизабет перебирала в пальцах нитку отборного японского жемчуга, подаренного ей в это утро Амадо по случаю сочельника. Она была удивлена и довольна, вспоминая и о том, что испытывала, когда он делал ей прочие дорогие подарки.

Каждое утро она просыпалась с надеждой, что предстоящий день принесет хоть чуточку счастья, что ее чувство вины и тоска потеряют свою остроту, сердце больше не будет так сильно болеть.

Она была измучена постоянным напряжением, но ей приходилось через силу улыбаться. А хуже всего видеть Майкла и его взгляд, которым он провожал ее. Он больше не насвистывал, не мурлыкал какую-нибудь мелодию, не напевал себе под нос, нет, он просто бродил по винодельне в задумчивом молчании. Он не избегал Амадо, но их отношения изменились.

Амадо тревожила эта перемена и как-то он признался Элизабет, что боится, уж не попал ли Майкл в неприятность с какой-нибудь женщиной. Она не знала, смеяться ей или плакать.

И точно такой же была ее реакция, когда он подарил ей эту жемчужную нить. Амадо сказал, что дарит ей это ожерелье пораньше, потому что жемчуг очень хорошо подойдет к ее красному платью, которое она хотела надеть в этот день на вечеринку у Хендерсонов. Сама же Элизабет была убеждена, что подлинная причина, по которой он преподнес ей этот подарок заранее и наедине, в большей степени связана с беспокойством Амадо в отношении реакции его дочерей, нежели с ее костюмом.

Элизабет покрутилась перед зеркалом и согласилась, что на красном фоне жемчуг выглядел очень эффектно. Элизабет вышла из своей спальни, чтобы разыскать Амадо и показаться ему. Однако вначале она наткнулась на Фелицию.

– Новое ожерелье? – спросила та.

Поставив свой бокал на кофейный столик, Фелиция потрогала рукой жемчуг и приподняла нитку, словно прикидывая на вес.

– Бог мой, только не говорите мне, что они настоящие! – Она подняла жемчуг еще повыше, а потом отпустила его. Снова подцепив со столика бокал, Фелиция сказала: – Да что же такое, интересно, надо сделать, чтобы заработать подобный дар?

Элизабет едва удержалась от благодарной улыбки из-за спектакля, разыгранного Фелицией. Она лениво окинула взглядом старшую дочь Амадо – от редких прямых волос, до лапищ тридцать девятого размера, запихнутых в туфли двумя размерами меньше.

– Для этого надо очень-очень сильно, – теперь уж она открыто улыбнулась во весь рот и, подмигнув, продолжила: – ...потереть спинку. – Элизабет подняла руку и повертела пальцами, намеренно поворачивая руку так, чтобы продемонстрировать колечко, которое подарил ей Амадо на празднование урожая в этом году. – Все дело в пальцах.

Фелиция не привыкла, чтобы кто-то брал верх в ее собственной игре.

– Ты дешевка, – прошипела она. – Да еще и отвратительная. Никак не возьму в толк, что мой отец нашел в тебе.

Элизабет не собиралась оставаться безучастным зрителем или беспомощной жертвой в этой игре. Да и настроение у нее было совсем не благодушное. Пора кому-нибудь хорошенько растолковать Фелиции, какая она сучка и как измывается над своим отцом.

– Может быть, дело в том, что Амадо одинок, а меня ему не надо затаскивать домой на праздники.

Фелиция провела рукой по платью, как бы смахивая с него пылинку.

– Я живу собственной жизнью. Я не могу быть под рукой у отца всякий раз, когда у него начинается тоска по прошлому.

– Быть под рукой? До того, как мы с твоим отцом поженились, ты с ним в общей сложности и двух недель не провела за целых пять лет!

Фелиция мгновенно заняла оборону.

– А он и не имел никакого права рассчитывать на большее. У нас с ним нет ничего общего. И этот дом... он такой допотопный, – она скорчила гримасу, – такой провинциальный.

– Ну конечно, любая дыра на Восточном побережье – это сама изысканность? Скажи мне, Фелиция, видимо, все приезжие в таком восторге от Нью-Йорка?

Элизабет приходилось встречать женщин такого сорта, когда она работала в агентстве «Смит и Нобл». Они были до такой степени переполнены сознанием собственной исключительности, что даже и не замечали, когда их высмеивали.

– Ну, Элизабет, ведь даже тебе понятно, насколько дикие эти края.

Элизабет улыбнулась.

– Даже мне, старой, глупой Элизабет? По-моему, ты меня оскорбляешь. Хотя вообще-то, может быть, и нет. Возможно, ты мне в каком-то смысле воздаешь дань уважения за долгие годы, прожитые в Сан-Франциско, а? Да, я понимаю, что это – не Нью-Йорк, но вообще-то здесь живут еще и Элана с Эдгаром, так что здесь не так уж и дико.

Фелиция снова поставила свой бокал на стол.

– Зря я пытаюсь что-то объяснить тебе.

– Почему же? Потому что я пью вино твоего отца и считаю его хорошим? Или потому, что я ненавижу устрицы и считаю твою кока-колу противной? А может, потому, что одеваюсь у модельеров Западного побережья?

– Да даже самый лучший парижский кутюрье не смог бы скрыть твой примитивный умишко! Ты не в состоянии разглядеть в жизни возвышенного, не говоря уже о том, чтобы суметь его достойно оценить.

– Тихо, тихо... я ведь так надеялась, что ты меня этому научишь.

Фелиция презрительно усмехнулась.

– Да я скорее стану дерьмо лопатой разгребать.

Элизабет откинула голову и засмеялась.

– Фелиция, это же замечательно! Какое шикарное занятие! Может быть, у нас все-таки еще есть надежда.

В комнату вошел улыбающийся Амадо.

– Ну, я рад видеть, что вы так хорошо поладили. Я надеялся, что вы полюбите друг друга, если у вас появится возможность побыть вместе хоть какое-то время.

Элизабет встала рядом с Амадо, взяла его за руку и чмокнула в щеку. Она не хотела, чтобы он узнал правду.

– Мы стараемся, Амадо, – она метнула в Фелицию пронзительный взгляд. – Не так ли?

– О, конечно же. – Фелиция взяла свой бокал и приветствовала им отца. – Я и представления не имела, что Рождество в сельской местности может быть таким веселым.

Амадо положил ладонь на руку Элизабет.

– Ну, мы готовы?

– Мне только надо взять сумочку и пальто.

– Ну а я как раз успею взглянуть, готов ли Майкл.

Элизабет почувствовала, как кровь отливает от ее лица.

– Ты не говорил мне, что Майкл тоже собирается на вечер.

Каждый раз, когда они с Майклом оказывались в обществе Амадо, они рисковали, понимая, что достаточно только одного взгляда, одной неловкой паузы в разговоре, одного жеста, чтобы он догадался о перемене в их отношениях.

Амадо озадаченно посмотрел на нее.

– А почему тебя это удивляет?

– Вот что меня восхищает в этих краях, – с едким сарказмом сказала Фелиция. – Нет никаких классовых различий. Наемный служащий на одной доске с хозяином.

Элизабет никак не отреагировала на выходку Фелиции и продолжала расспрашивать Амадо.

– В последнее время он редко посещает подобные встречи. Обычно он занят.

– Это я попросил его, – признался Амадо. – Я подумал, что Фелиции, возможно, будет приятна его компания.

Фелиция застонала.

– Не означает ли это, что я весь вечер должна сидеть нянькой при Майкле Логане? Вообще-то мне хотелось, чтобы вначале ты посоветовался со мной.

Амадо напрягся.

– Майкл вполне способен и сам позаботиться о себе, но это не означает, что я намерен терпеть твои грубости в отношении него.

– Может быть, с учетом такой перспективы, Майкл предпочтет остаться дома – сказала Элизабет.

– Такого я ему предлагать не стану, – ответил Амадо. – Он, несомненно, уже одет и дожидается нас.

– И ведь не хотим же мы, чтобы он выбросил на ветер деньги, потраченные на смокинг, не так ли? – добавила Фелиция.

Явно огорченный, Амадо извинился и отправился звонить Майклу. Когда он отошел достаточно далеко, Элизабет повернулась к Фелиции.

– Тебе придется выслушать меня, – сказала она. – Я никогда не встречала таких наглых людей, как ты. Учти, твой отец может стать отцом другого ребенка.

– Тебе меня не испугать. Я всегда останусь его первым ребенком. И в случае, если это ускользнуло от твоего внимания, знай, что подобные вещи очень важны для таких мужчин, как мой отец.

– Первой дочерью, – уточнила Элизабет.

Она думала, ей станет стыдно за откровенную ложь, но почувствовала лишь удовлетворение: впервые Фелиция лишилась дара речи.

Свой ежегодный прием по случаю сочельника Хендерсоны проводили в столетнем викторианском доме. Они перестроили его, выделив помещение для дегустационной комнаты и демонстрационного зала. Список гостей больше напоминал справочник калифорнийских виноторговцев «Кто есть кто».

Элизабет взяла Амадо под руку, когда они вошли в помещение, некогда бывшее бальным залом. По всему периметру висели цветочные гирлянды с бантами из красного бархата и позолоченными шарами. Нанятые на этот вечер музыканты наигрывали некую смесь из поп-музыки и мелодий в стиле «кантри». Танцы не прекращались ни на минуту.

На протяжении всего вечера Элизабет пыталась, но так и не смогла уговорить Амадо потанцевать с ней. В конце концов он сказал, что у него щемит бедро. Она внимательно наблюдала за ним, и хотя и не заметила, чтобы при ходьбе он хромал, отметила его утомленный вид.

В какой-то момент она наклонилась к Амадо и негромко спросила:

– Что это за штука, которую я ем?

Он исследовал бутербродик, поднесенный к его глазам для экспертизы.

– Похоже на колбасу из буйвола, которую Барбара подавала на Рождественский вечер пару лет назад.

Элизабет скорчила гримасу.

– А не старовата ли она?

Амадо засмеялся.

– Я не имел в виду, что это та же самая колбаса.

– А я-то считала, что буйволы находятся под защитой государства. Разве они не внесены в список вымирающих животных?

Уголком глаза Элизабет заметила, что Майкл, пересекая зал, направляется к ним. Она рискнула немного подольше посмотреть в его сторону. Сердце ее учащенно забилось. Никто бы не подумал, что смокинг, сидевший на Майкле как влитой, был взят напрокат. Он выглядел шикарно.

Извините, что вмешиваюсь в разговор, – сказал Майкл, обращаясь к Амадо. Он старательно избегал встречаться глазами с Элизабет. – Я только хотел тебе сказать, что обратно с вами я не поеду.

– Меня это не удивляет, – ответил Амадо. – Я видел, как посмотрела на тебя Джанет Уильямс, когда мы вошли.

– Нет-нет, ничего даже близкого, – сказал Майкл. – Просто у меня в последнее время что-то нет особого настроения к веселью. Да и сегодня мне не стоило ехать.

– А как же ты доберешься домой?

– Бикерсы подбросят.

После неловкой паузы Амадо спросил:

– Это из-за Фелиции? Она что-то тебе сказала?

Майкл нахмурился, явно поставленный в тупик этим вопросом.

– Да я почти и не видел ее сегодня вечером.

– Зря я настоял, чтобы она приехала сюда на Рождество.

Майкл в конце концов посмотрел на Элизабет, явно ища у нее какого-то объяснения.

– Фелиция не хотела приезжать сюда, – сказала Элизабет. – И Амадо опасается, что она могла выплеснуть свое раздражение на тебя.

– Мне надо найти ее и посмотреть, все ли с ней в порядке, – сказал Амадо. – Если она хочет уехать, может быть, ты не будешь возражать прихватить ее домой?

– Ну конечно, – это было сказано вежливо, однако без особенного энтузиазма.

Амадо повернулся к Элизабет. – А ты не возражаешь составить Майклу компанию, пока я поищу Фелицию?

– А почему бы мне не помочь тебе? – спросила Элизабет.

– Элизабет совсем не обязательно оставаться со мной, – одновременно сказал Майкл.

– Я все же предпочел бы, чтобы Элизабет побыла здесь, с тобой, чем рисковать снова подвергнуться очередному приступу вспыльчивости Фелиции, – он положил руку Майклу на плечо. – Элизабет сегодня весь вечер очень хотелось потанцевать. Может быть, ты сделал бы это за меня?

– Я еще не такая уж увядшая фиалка, чтобы ты мне подыскивал партнеров для танцев, – резко сказала она Амадо. – Я могу и сама о себе позаботиться.

Амадо, казалось, был обескуражен этим выпадом.

– Элизабет, Бога ради, я совсем не это имел в виду. Я просто подумал, что, может быть, танец с тобой – как раз то, что необходимо Майклу, чтобы снова вернуть ему веселый настрой.

Майкл внимательно посмотрел на Элизабет и протянул ей руку.

– Как знать, может быть, он и прав.

Амадо одарил их довольной улыбкой, а потом повернулся и ушел. Элизабет подождала, пока он выйдет из комнаты, и сказала:

– Майкл, я не могу, у меня ноги дрожат.

Не обращая внимания на ее протест, он повел ее к танцующим. Когда она положила руку ему на плечо, кончики пальцев случайно коснулись его шеи. Ее ладонь свернулась в кулак, словно от острой боли. Кровь так громко пульсировала у нее в ушах, что Элизабет с трудом разбирала музыку. Но Майкл был искусным танцором, и благодаря ему со стороны все выглядело прекрасно.

– А я мечтал, что снова буду обнимать тебя, – сказал Майкл.

– Не говори мне ничего такого.

– Я думал, что из-за чувства вины без тебя мне будет легче.

– Ты в самом деле веришь, что когда-нибудь станет легче?

Эти слова больше походили на крик о помощи, чем на вопрос. Его прикосновения, запах его одеколона – все казалось таким родным. Она прищурилась, и по ее щеке соскользнула слезинка. Элизабет положила лоб ему на грудь, пряча лицо и сдерживая рыдания, рвущиеся из горла.

Она пропустила нужный шаг и едва не споткнулась. Майкл притянул ее поближе. Он тепло и мягко дышал ей в волосы. Ноги Элизабет отказывались двигаться. Она явно не продержалась бы до конца танца. Ведь и она тоже мечтала о том, чтобы руки Майкла снова обвились вокруг нее, но только не здесь, где могут заметить их страстное томление и раскрыть их тайну.

Невыносимая боль переполнила ее.

– Майкл, я должна уйти отсюда.

Он, не говоря ни слова, провел ее к коридору, убедился, что там никого нет, распахнул дверь, ведущую наружу. Элизабет шагнула в прохладный воздух и глубоко вдохнула. Они стояли в тени, по-прежнему сохраняя молчание. Спустя несколько мгновений Майкл протянул руку и коснулся жемчуга. Элизабет накрыла его руку своей.

– Если ты не перестанешь меня трогать, я не смогу снова вернуться туда: ведь Амадо поймет, что происходит.

– Да я просто смотрел на твое ожерелье, – сказал он. – Оно великолепно.

Элизабет понимала, о чем он говорит на самом деле.

– И очень дорогое. Я не просила подарков и не хотела.

– Но оно тебе очень идет. Ты словно родилась для того, чтобы носить изысканные драгоценности и дорогие вечерние платья.

– Но мы-то с тобой знаем, что это не так, правда?

Молчание, последовавшее за этим, казалось, длилось целую вечность. Когда Майкл наконец заговорил, голос его был ровным и спокойным.

– Я больше так не могу, Элизабет.

Холодный воздух просачивался сквозь бархатное платье, вытягивая последние остатки тепла.

– Я все время говорю себе, что станет полегче, – сказала она. – Может быть, нам не стоит так серьезно к этому...

– После того, что произошло несколько минут назад, я не могу верить, что наша любовь – временное наваждение. Никогда ты не перестанешь быть для меня самой желанной и родной.

Он вел себя так уверенно, словно у них появился выбор, словно появились ответы на вопросы, произнести которые вслух ни у одного из них не хватало смелости.

– Ничего же не изменилось, Майкл.

– И никогда не изменится. Вот потому-то я и решил уехать.

– Ты действительно считаешь, что нам будет легче, если ты переберешься в Модесто?

Да, ей тяжело видеть его изо дня в день, но как она перенесет разлуку?

А Майкл поднял руку и коснулся было ее, но потом вяло опустил руку.

– Я говорю не об отъезде в Модесто.

Она вздрогнула и застыла в ожидании чего-то страшного.

– Тогда куда же?

– Куда-нибудь подальше. Может быть, во Францию или в Австралию. Пока не знаю.

– Нет, ты не можешь этого сделать, – ее стало трясти. – А что мне делать без тебя?

– Элизабет, я не могу остаться. Такая жизнь убивает меня.

Элизабет искала слова, которые могли бы остановить его, какие-нибудь слова, наполненные ожиданием, надеждой. Но таких слов не было.

– Когда? – спросила она.

– Я еще не решил.

– Амадо тебя не отпустит.

– У него не будет такой возможности.

– Он же любит тебя.

«И я тоже...» Да разве могла она представить будущее, в котором не было бы Майкла?

– Почему ты со мной так отчаянно споришь? – спросил он. – Ты же не хуже меня понимаешь, что это единственный выход. Ведь ты сама говорила, мы не можем так жить дальше.

От боли, сковавшей ей грудь, Элизабет едва могла вздохнуть.

– Я могу поехать с тобой, – прошептала она.

Он склонился к ней.

– Что ты сказала?

Элизабет сказала это, поддавшись порыву, из страха потерять его. Мысль о том, чтобы уехать вместе с ним, оставить Амадо, взять такой грех на душу пришла неожиданно, надо хорошо подумать, прежде чем повторить эти слова.

– Майкл, дай мне время.

– Чтобы ты смогла привыкнуть к мысли о моем отъезде? – Его боль обернулась гневом. – Во мне много всего, Элизабет, но мазохистом я не буду никогда.

– Ну пожалуйста. Всего несколько недель.

И тогда она найдет выход, она подготовит Амадо, чтобы он сам отпустил ее.

ГЛАВА 22

На следующий день после Нового года Элизабет вместе с Амадо поехали в Сан-Франциско отвозить Фелицию в аэропорт. Она надеялась, что на обратном пути домой сможет поговорить с Амадо. Но когда они выезжали на автостраду, Амадо неожиданно предложил остаться на ночь в городе и сходить на какой-нибудь спектакль. Подумав, она поняла, что не может отказать ему. Она все еще надеялась найти компромисс, чтобы быть вместе с Майклом и не оставить Амадо в одиночестве.

Домой они вернулись поздно вечером в пятницу. А утром в субботу Элизабет наткнулась на Майкла на винном заводе. У него был встревоженный вид. Заметно было, что он провел бессонную ночь.

– Я больше не могу ждать, – негромко сказал он ей.

Это была не угроза, а констатация факта.

– Мне нужно еще совсем немного времени, – сказала она.

– Для чего? Каким образом «совсем немного времени» сможет что-либо изменить?

– Я пока точно не знаю.

Майкл уткнулся взглядом в пол.

– Элизабет, ты только дурачишь себя. Нельзя же ждать, что произойдет какое-то чудо.

В этот же вечер Элизабет с Амадо сидели в гостиной и смотрели по телевизору вечерние новости. Вошла Консуэла и пожелала им доброй ночи. Элизабет подождала, пока не услышала, что автомобиль Консуэлы выехал с подъездной дорожки, и только тогда сказала:

– Амадо, мне надо кое о чем с тобой поговорить.

Он повернулся и посмотрел на нее, и в его взгляде промелькнула короткая вспышка боли. Он с рассеянным видом провел рукой по груди.

– Ты хочешь, чтобы я выключил телевизор?

Выражение боли озадачило ее.

– Что-то не в порядке?

Он отмахнулся.

– Либо я старею и мой организм становится менее выносливым, либо Консуэла добавляет больше специй в свою стряпню, чем обычно.

– Завтра я ей скажу.

И в тот же миг она сообразила, каким неуместным будет выглядеть ее заявление об уходе. Но слово не воробей, и она уже не могла взять сказанного назад. Разговор начался совсем не так, как она планировала. Как же перейти от заботы о его здоровье к разводу?

– Извини, я выйду на минутку, – сказал он, вставая. – Думаю, мне надо принять что-нибудь желудочное, а не то снова не смогу уснуть всю ночь.

– А давно у тебя неприятности с желудком? – Когда же она перестала считать себя его женой? – Ты не показывался врачу?

– Он сказал, что все это возрастное, – короткая сардоническая улыбка приподняла уголок его губ. – Пока что я не нахожу никаких лекарств от старости.

Оставшись в одиночестве, Элизабет попыталась сосредоточиться на прогнозе погоды. Почему-то ей показалось правильным, что прогноз предвещал дождь. Она не могла представить себе, что будет покидать Амадо под сияющими лучами солнца.

После погоды пошли спортивные новости, а затем – какой-то сюжет о человеке, построившем дом из алюминиевых банок, которые он заполнял бетоном. А Амадо все не возвращался. Озабоченная его долгим отсутствием, Элизабет встала и отправилась искать его. Она обнаружила Амадо в его спальне, он лежал на постели, подложив под себя несколько подушек.

– Амадо? Что с тобой, как ты себя чувствуешь?

Он открыл глаза и попытался подняться, но это ему не удалось, и он снова улегся.

Элизабет подошла к нему. Лицо мужа было серым, на лбу и на верхней губе выступил пот. Где-то внутри у Элизабет зажурчали, лопаясь, пузырьки страха.

– В чем дело? Что с тобой происходит?

– Да ничего, – ответил он.

– Но я же не слепая. Я же вижу, что...

– Это пройдет. Всегда ведь проходит.

Он протянул к Элизабет руку, пытаясь успокоить ее.

– Что, черт возьми, ты этим хочешь сказать?

По мере того как она прислушивалась к его затрудненному дыханию, ее страх сменялся паникой.

– Иногда лекарство действует медленнее.

– А с каких пор ты принимаешь лекарство?

И внезапно она с удручающей ясностью вспомнила о той коробочке, внутри которой нашла пипетку. Ей бы следовало сообразить, что дело не в аллергии.

– Да это все сердце...

– Сердце?!

– Извини. Я не хотел, чтобы ты об этом узнала.

И вдруг ей все стало ясно, как будто она решила головоломку. Теперь многие вещи обретали смысл: дыхательные спазмы, которые он иногда испытывал, пытаясь приписать это тому, что не сделал зарядку, боли в груди, эти подушки на кровати... И даже его отчаянные попытки вернуть расположение дочерей.

– И давно ты узнал, что у тебя больное сердце? – спросила она.

– Спустя несколько месяцев после того, как мы поженились, – он отпустил руку Элизабет и знаком попросил ее присесть на постель рядом с собой. – Ты должна мне поверить: я бы не стал менять, вторгаться в твою жизнь, если бы знал о болезни.

Боясь потревожить его, Элизабет пересела на стул. Как бы с некоторым опозданием вспомнив об этом, она снова взяла его руку. Она совсем растерялась и решила выяснить, что же с ним происходит.

– А что говорят врачи?

– Ну, ты же знаешь, как ведут себя врачи. Их работа в том, чтобы...

– Ах, только не надо этого, Амадо. Не надо больше. Я имею право знать, что с тобой происходит. – В горле у нее застрял комок. – Черт подери, ведь ты мне муж!

– Элизабет, от медицинских терминов ты никакой информации не получишь. Это только слова, за которыми прячутся врачи когда должны сообщить тебе, что ты умираешь. Я скажу проще – мое сердце изнашивается и ничего нельзя сделать, чтобы остановить этот процесс.

– Ты не должен бороться в одиночку.

– Ну как же я мог, пообещав тебе, что все хорошее в моей жизни станет твоим, спустя несколько месяцев после свадьбы нарушить это обещание?

– Но ты же тогда не знал.

Она судорожно пыталась сосредоточиться. Амадо умирает? Да как же это может быть? Ведь он такой сильный, такой энергичный, полон жизни... Наклонившись, Элизабет прижала руку к его щеке.

– Только ты и поддерживаешь мою жизнь, Элизабет. Без тебя я бы давно сдался.

Эти слова сковали ее грудь железным обручем. Ей потребовалось усилие, чтобы перевести дух.

– Ты чересчур уж сильно доверяешь мне. У тебя же есть дочери, внучки и...

– И еще Майкл, Консуэла и сотня друзей, которые, конечно, будут опечалены, когда меня не станет, – закончил он. – Но никому из них не сравниться с тобой. – Он изогнул спину дугой, как бы пытаясь раздвинуть грудь, чтобы вдохнуть в легкие побольше воздуха. Спустя несколько секунд он снова расслабился. – Я прожил хорошую жизнь, Элизабет. Сожалею лишь о том, Что у нас остается мало времени. Оставить тебя – это самое трудное, что мне предстоит.