Текст книги "Моменты"

Автор книги: Даниэла Стил

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)

– Отец говорил, что надрывает себе спину работой, чтобы прокормить семью, а не скотину.

Котенок прижимался носом к мочке уха Элизабет, пытаясь сосать.

– А где молоко, которое дал тебе ветеринар?

– В спальне. Я пытался заставить их слизывать его у меня с пальца.

– Они для этого пока что недостаточно взрослые.

Между тем котенок, расстроенный неудачной попыткой накормиться, снова принялся завывать. Элизабет сунула его себе под подбородок и пошла по коридору.

– Все хорошо, – говорила она нежно. – Вот еще несколько минуточек... ну, тихо, тихо... я знаю, что ты проголодался... ничего, все хорошо.

– Ты так это делаешь, как будто уже занималась такими вещами, – заметил Майкл.

В его голосе отчетливо слышалась надежда.

– Моя бабушка – вот кто был настоящим специалистом, – ответила она. – До того как умер дедушка и ей пришлось продать ферму, все в наших краях приносили ей осиротевших животных. К тому времени как я туда приехала, она уже жила в городе. Пришлось повозиться с котятами и щенками.

Она вошла в спальню Майкла, заметила коробку, поставленную посередине кровати, и посмотрела в нее. Остальные котята, истощив силы, уснули, сбившись в кучу.

– Поскольку их пятеро, то дело у нас пойдет намного быстрее, если мы будем их кормить вдвоем. Я попозже загляну в аптеку и захвачу еще несколько пипеток.

Майкл тем временем уже наполнил молоком пипетку.

– Ну и что дальше?

Элизабет присела на краешек кровати и приподняла голову котенка.

– Сунь кончик ему в рот и осторожно нажми на резинку.

Котенок в ответ обернул своим язычком цилиндрик пипетки и жадно глотнул.

– Черт меня подери! – негромко воскликнул Майкл.

Он выглядел таким довольным, что Элизабет не могла удержаться от улыбки.

– Только не слишком быстро.

– Это, похоже, куда легче, чем я думал.

– Когда они наедятся, их надо погладить.

Майкл сделал паузу, чтобы снова наполнить пипетку.

– Это еще зачем?

– Если верить моей бабушке, когда кошка вылизывает их, она их не просто умывает, но еще обеспечивает, чтобы входящее в них потом выходило обратно. Лично я считаю, что именно забота и позволяет им вырасти домашними кошками, помимо прочего. Те, кто любят, чтобы их ласкали, вероятно, родились от заботливых матерей.

Пришлось еще несколько раз сходить к чашке с молоком, прежде чем их первый питомец утолил свой голод. Когда они восстановили ритм кормления, Майкл поднял взгляд на Элизабет и спросил:

– А сколько тебе было лет, когда умерли твои родители?

– Я переехала к Алисе, когда мне исполнилось десять.

Элизабет по возможности уклонялась от таких вопросов, в особенности если спрашивал кто-то из людей, ей небезразличных.

– Это была авария?

– Что?

– Несчастный случай?

– О... да-да, это случилось поздно ночью.

Когда она уезжала в колледж, Джордж Бенсон и ее бабушка встретились и решили, что проще и безопаснее, если она унаследует не только имя Элизабет Престон, но и ее биографию.

– Это, должно быть, перевернуло всю твою жизнь вверх ногами: потерять родителей, а потом и всех своих друзей, когда ты переехала жить к Алисе.

По этим отрывочным фактам очень трудно было составить целый рассказ. Она хотела рассказать ему о Элизабет, но сердце предпочитало доверить Майклу то, что было можно, про жизнь Дженни.

– Мы переезжали с места на место довольно часто, так что никаких настоящих друзей у меня и не было. И к тому времени, когда я стала жить со своей бабушкой, я уже привыкла жить без друзей. Похоже, я так и прожила одиночкой всю свою жизнь.

– Вроде тех котят, которых недостаточно гладили?

Ей совсем не хотелось, чтобы он разгадал ее характер. Не то чтобы она боялась разоблачения и огласки; больше ее тревожило другое: если ему удастся выяснить, кто он на самом деле, то тогда возникнут непреодолимые узы. И независимо от того, сколь сладким было искушение иметь кого-то близкого, с кем она могла бы говорить свободно и открыто, пойти на такой риск Элизабет не могла. И уж никак не с Майклом.

– Я полагаю, можно и так сказать.

– Но дело не только в этом?

– Да, – призналась она.

Элизабет почувствовала, что где-то глубоко внутри нее вот-вот должно было что-то произойти. Но ничего не произошло. Не блеснуло никакой молнии, не прогремел гром, не последовало даже удивленного взгляда Майкла.

– Но ты не хочешь рассказать мне, что это такое.

Элизабет взялась за край юбки и вытерла молоко с ротика серого котенка, прежде чем возвратить его в коробку и достать следующего, тоже серого, только с шерстью подлиннее. То, что она делала, и было ответом.

– Ты была отчуждена от семьи своего отца, как я понимаю?

Элизабет засмеялась и, несмотря на свое твердое решение, уступила и ответила на его вопрос. Испугало ее совсем другое: то, как легко и охотно она уступила.

– Отчуждена... какое причудливое слово...

– Я не имел в виду, что так оно и было. Просто мне трудно поверить, что ты выходишь замуж и не приглашаешь родственников, кроме Алисы. Должны же быть как минимум один или два в живых.

– Семья моего отца отреклась от него еще до моего рождения. Когда я училась в средней школе и переживала этакую стадию любопытства, Алиса решила в летний отпуск разыскать их. И когда она в конце концов с ними связалась, они ей заявили, что не желают ни видеть меня, ни слышать обо мне.

Во всяком случае уж это-то было правдой.

Майкл перестал кормить котят.

– Да, это и в самом деле отвратительно. Не надо мне было бередить твою душу. Извини.

– Ну, ты же не мог знать.

– Но я, конечно, черт подери, мог бы предположить. Ты по-настоящему ошарашила меня, когда, выяснив, что не можешь иметь детей, отреагировала на это так, словно наступил конец света. А я-то думал, что вся эта затея с ребенком... ну, что ты это делала для Амадо. Но выходит, что нет, так?

– Когда твои собственные родители бросают тебя, ты вырастаешь с мыслями, что уж для своих-то детей ты будешь самым лучшим родителем. А с мечтами нелегко расставаться.

– Я никогда не думал об этом раньше, но, полагаю, что для ребенка смерть – это в своем роде форма отказа от них.

Элизабет необходимо было найти какой-нибудь изящный выход из этого разговора, пока она не рассказала ему еще больше. Помимо всего прочего, ей даже не хотелось оглядываться в свое прошлое и сожалеть о том дне.

– Ну, в детстве ты считаешь себя центром вселенной, – как бы подводя черту под этой темой, сказала она.

На ее попытку смягчить напряженность разговора Майкл ответил такими словами.

– Бьюсь об заклад, что когда ты была маленькой девочкой, на тебе была уйма ленточек и кружев. Я даже могу представить тебя: локоны до самой талии, а огромные голубые глазищи способны пригвоздить к стене спесивых мальчишек вроде меня.

– Попал пальцем в небо, – сказала Элизабет и занялась котенком, лежавшим у нее на коленях.

Майкл присел на корточки, чтобы попасть в поле ее зрения, и Элизабет была вынуждена посмотреть на него.

– Ну так расскажи мне, как ты выглядела.

Прежде чем она успела ответить, их прервал голос Амадо:

– Элизабет? Майкл? Вы здесь в доме?

Майкл поднялся.

– Мы в спальне.

Спустя несколько секунд фигура Амадо заполнила дверной проем. Он улыбнулся Элизабет, а потом посмотрел на Майкла.

– Я стучал, но, полагаю, вы меня не слышали. Когда Тони рассказал мне про этих котят, я почувствовал, что найду вас здесь.

– Я пыталась дозвониться тебе и сказать, что немного задержусь, – начала Элизабет. – Но потом я так погрузилась в кормление, что забыла еще раз позвонить.

– Понятно. Я только заглянул удостовериться, что вы здесь и не застряли где-нибудь, – он ехидно улыбнулся Элизабет. – Если бы ты позволила мне установить в твоей машине телефон...

Элизабет упорно не хотела, чтобы кто-либо, пусть даже и Амадо, мог в любое время суток связаться с ней.

– Нам как раз осталось накормить еще одного котенка.

– И как у них дела?

Она улыбнулась.

– Подойди и посмотри сам.

Амадо протестующе поднял руку.

– Даже на таком расстоянии я чувствую...

Сердце у нее упало.

– У тебя и на кошек тоже аллергия?

– Вот на них-то больше всего.

– Извини, Амадо, – сказал Майкл. – Ты никогда мне об этом ничего не говорил. Я не имел ни малейшего представления.

– Ну, котята же у тебя. Но я, действительно, думаю, что мне лучше оставить вас и вернуться К своему занятию.

– Где мне тебя искать, когда я освобожусь? – спросила Элизабет.

Он, казалось, не знал, что ей ответить.

– Тебе совсем не обязательно искать меня. Я спешил все сделать с утра; во второй половине дня у меня назначена встреча в Санта-Розе.

– Ты не хочешь, чтобы я сделала что-то, пока тебя не будет здесь?

Она заранее знала его ответ, но чувствовала, что спросить ей все-таки следует. Вот уже десять лет Консуэла устраивала приемы и стала профессионалом в этом деле, так что Элизабет с радостью уповала на нее.

– Консуэла сказала, что у нее все под контролем. Впрочем, если у тебя есть время, проверь – готов ли коттедж для гостей.

– Ты не говорил, что кто-то останется на ночь.

– Элана и Эдгар выяснили, что они все-таки смогут заехать.

Элизабет не видела ни того, ни другого со времени той стычки с Эдгаром в квартире.

– Я отправлюсь туда, как только закончу кормление.

Амадо кивнул.

– Ну, тогда до встречи.

Майкл проводил Амадо до дверей, а Элизабет встала, чтобы поменять котенка. Оставшиеся в коробке снова сжались кучкой. Она растащила их, чтобы найти того, которого еще надо было накормить. Приподняв из коробки самого маленького из пятерых, она в изумлении затаила дыхание.

– Говард!

Она подняла котенка повыше и принялась изучать его мордочку. Отыскивая скорее опровержения, чем подтверждения, она пробежала пальцами по его хвосту, нащупывая, но совсем не ожидая обнаружить на самом его кончике шишку. Она оказалась там. Элизабет прижала его к щеке и закрыла глаза.

– Ты вернулся, чтобы напугать меня? Ты привидение, да? – Она погладила его кончиком пальца. – Мне очень неприятно говорить тебе это, Говард, но на этот раз ты действительно появился некстати. Я не могу забрать тебя к себе домой.

В комнату вернулся Майкл. Он сел рядом с Элизабет и взял пипетку.

– Ты готова?

В точности, как она и ожидала, возродившийся Говард ел не с таким рвением, как остальные, после двух пипеток, полных молока, он отвернулся.

– Не болен ли он? – спросил Майкл. – Как по-твоему?

– По всей вероятности, он просто устал от крика.

Она решила, что благоразумнее промолчать о том, что Говард всегда мало ел.

Майкл провел пальцем вдоль спинки котенка, а потом забрался ему под подбородок.

– Не хотелось бы говорить этого, особенно когда он может меня услышать, но нет смысла пытаться сделать его лучше, чем он есть, – его голос перешел почти на шепот. – Этот вот невероятно уродливый котенок будет нам обузой. Он похож на потерявшую аппетит летучую мышь. Мы можем очень долго провозиться, подыскивая ему хозяев.

– Он выправится, – сказала она.

В первый раз после того, как он вернулся в комнату, Майкл посмотрел на Элизабет.

– Ты чем-то расстроена?

– Разумеется, нет. С чего я должна быть расстроенной?

– Не знаю.

Майкл изучал ее все внимательнее.

– Это из-за котенка, – созналась она наконец. – Он напоминает мне кота, который у меня жил. Вообще-то, честнее сказать, это я у него жила.

– Не хочешь рассказать о нем?

Элизабет застонала.

– Ты прямо как Люси. Ты должен узнать, не даст ли вам Чарлз Шульц вдвоем взяться за дело.

– Ничего не выйдет. Она дает советы любому, кто заплатит ей пять центов Я более разборчив.

Элизабет посмотрела в глаза Майкла и сердце у нее весело заплясало: незвано-непрошено вернулось воспоминание об охватившем ее чувстве, когда руки Майкла обвились вокруг нее. Она отодвинулась от него, сделав вид, что просто старается устроиться поудобнее.

– Я хочу показать тебе, что надо делать с Говардом, а потом ты сможешь позаботиться и об остальных. А я тем временем съезжу за другой пипеткой.

– Как я понимаю Говардом звали твоего кота?

– Это я так его называла, только он при этом никогда и ухом не поводил.

Когда они закончили вытирать Говарда, Майкл положил его обратно в коробку и проводил Элизабет до дверей.

– Ты уверен, что сумеешь один управиться с ними сегодня вечером? – спросила она.

– Ты спрашиваешь о моих способностях или о моих инстинктах?

– Я просто подумала, что тебе вряд ли удастся толком поспать, кормя их каждые два часа.

Майкл скорчил гримасу.

– А ветеринар ничего не говорил про каждые...

– Вот об этом-то я и подумала, – Элизабет вышла на крыльцо. – Я хотела было предложить забрать их у тебя сегодня вечером, но с учетом аллергии Амадо и того, что в коттедже ночуют Элана с Эдгаром, мне просто негде держать их. Как только кончится этот праздник, мы можем с тобой чередовать ночные дежурства. А до тех пор...

– Мы обойдемся сами. А много от них вообще бывает хлопот?

Элизабет многозначительно улыбнулась.

– Мы поговорим об этом утром.

В тот вечер Амадо вернулся домой раньше, чем рассчитывал. Еще раньше он предупредил Элизабет, что до отъезда на винный завод у них оставалось полчаса. Амадо подошел к ее спальне и остановился в дверях.

– Заходи, – сказала она.

Он улыбнулся, глядя на нее.

– Ты, как всегда, выглядишь потрясающе.

– Спасибо.

В этот вечер она надела супермодное платье: желто-лиловое до колен, довольно простого, но очаровательного покроя. Элизабет нравилось, как колышется это платье при ходьбе – так, словно оно было частью ее.

– Это Алиса помогла мне его выбрать, – сказала Элизабет – Она была уверена, что тебе понравится цвет.

– И оказалась права, – он взял ее за подбородок и внимательно посмотрел в глаза. – Но, по-моему, здесь чего-то не хватает, – добавил он загадочно – Не уходи. Я вернусь сию минуту.

Амадо вернулся с упаковкой размером с небольшую коробку для круп. Она была обернута позолоченной фольгой, а к банту наверху была прикреплена свежая орхидея. Амадо протянул ей коробку.

– Поздравляю с годовщиной.

Кровь так и отхлынула от лица Элизабет. Она судорожно пыталась припомнить дату.

– Но ведь сегодня не годовщина. – Боже, Боже, не могла ли она забыть? – Нет еще.

– Я знал, единственный способ застать тебя врасплох – это отпраздновать пораньше.

– Значит, прием, который мы даем вечером, это из-за нашей годовщины?

Он выглядел безмерно довольным собой.

– Теперь я вижу, что достиг цели.

– Сверх самых твоих безумных ожиданий, – призналась она.

– Ну, открывай свой подарок.

Она распустила ленточку и увидела под бумагой ювелирный футлярчик. Она, конечно, поняла, что там найдет, и почувствовала себя неловко. Она не могла носить ни сережки, которые Амадо подарил ей на Рождество, ни браслет, присланный им в коробке с розами на Валентинов день ни элегантное колечко, которое он спрятал в торте в день ее рождения, без ощущения, что рекламирует продукцию фирмы «Де Бирс».

– Амадо, в этом нет необходимости. Я была бы счастлива и...

Он едва мог удержаться от нетерпеливой улыбки.

– Элизабет, ты сначала загляни внутрь, прежде чем говорить.

Элизабет нерешительно откинула крышку. Это оказалось еще хуже, чем она представляла. Значительно хуже. Она пыталась придумать, чтобы такое сказать, не сводя глаз с камня в центре. Существовали государства в третьем мире, годовой бюджет которых был меньше, чем цена этого изумруда, не говоря уж об алмазах, обрамлявших его, и тех, что образовывали собственно ожерелье.

– У меня нет слов, – сказала она ему.

Это, во всяком случае, было правдой.

– Можно я надену его на тебя?

– Пожалуйста. Не думаю, что мне это удастся самой.

Амадо обвил ожерелье вокруг ее шеи. Камни, касавшиеся ее кожи, были холодными. И тяжелыми.

– Ну-ка, дай мне посмотреть на тебя, – сказал Амадо, разворачивая ее.

Рука Элизабет двинулась к горлу, чтобы коснуться этого изумруда. Да, подобные штучки носят кинозвезды, а не дочь Билла и Анны Кэйвоу. А потом она вспомнила о замечании Эланы на Рождество при виде Элизабет. На ней тогда были сережки, подарок Амадо. Этаким театральным шепотком, когда Элизабет проходила мимо, Элана сказала Эдгару:

– Это все, конечно, шаблон, но, честно говоря, я боюсь. Единственное, что отличает взрослых мужчин от детей, – это цена их игрушек. Очень плохо, что папа не выбрал что-нибудь такое, чтобы мы все могли этим пользоваться. Что-нибудь вроде яхты или самолета.

Губы Элизабет растянулись в улыбке, когда она прикинула, какой должна быть реакция Эланы на этот, самый последний подарок ее отца.

– Ну? – подстегнула она Амадо.

Он потряс головой, словно бы в разочаровании, но в его глазах промелькнула озорная искорка.

– Ты затмеваешь эту вещицу. С тобой ничто не может сравниться. Думаю, нам придется вернуть его.

И это мгновение с захватывающей дыхание мучительной болью напомнило Элизабет о том мужчине, каким был Амадо, когда они поженились. Да неужели это было всего год назад? Она бы с радостью отдала все камни из этого ожерелья, чтобы вернуть назад того Амадо, хотя бы на одну ночь! Отвечая на его игривость, она посмотрела на него с вызовом.

– Ты просто пытаешься отобрать у меня это ожерелье. Я же знаю всю эту официальную чепуху о том, что девять десятых судебных процессов – это тяжбы о собственности.

Амадо подошел к ней, и на какое-то мгновение она подумала, что вот сейчас он заключит ее в объятия и поцелует. Сердце ее радостно забилось, и она поверила, что этот кошмар, в котором они прожили последние три месяца, может быть, и в самом деле остался позади.

Права она оказалась наполовину. Он действительно поцеловал ее. Но губы его прижались к ее щеке, а не ко рту. Ей пришлось приложить усилия, чтобы скрыть свою досаду.

– Спасибо, Амадо, – сказала она. Эти единственные слова, пришедшие ей на ум, лежали на поверхности. – Это самый прекрасный подарок, который мне когда-либо дарили.

– Носи на здоровье, Элизабет.

Прежде чем он успел отвернуться, она заметила, да-да, безусловно, печаль в его глазах, под стать ее собственной. Она хотела было спросить его об этом, но когда он опять повернулся к ней, его стальные доспехи снова скрыли его.

– Ну, пойдем? – спросил он.

– Нам надо поговорить о том, что с нами происходит.

Время явно неудачное. Элизабет понимала это, еще не выговорив этих слов. И все-таки не могла остановить себя.

– Да, – согласился он. – Только не сегодня вечером.

– Ты в самом деле так считаешь?

Он довольно долго пристально смотрел на нее, а потом, как бы уступая борьбе, бушевавшей и в нем, наклонился и поцеловал ее. На этот раз их губы встретились. Не было ни колебаний, ни сомнений в том, что он хотел ее так же сильно, как и она его. В жилах Элизабет вспыхнул огонь. Она открыла рот и поцелуй их становился все глубже, а она прижималась к мужу все теснее. Но тут поцелуй закончился так же внезапно, как и начался.

– Никто не стал бы скучать без нас, если бы мы и опоздали на несколько минут, – тоном предложения сказала она.

Амадо улыбнулся и крепко сжал ее в объятиях.

– Где-то когда-то я, видимо, сделал нечто удивительное, чтобы заслужить тебя. Только твои терпение и понимание поддерживают меня.

Но это была признательность вместо чего-то совершенно иного, чего она хотела от него.

– Амадо, я скучаю без тебя.

– Я всегда буду здесь, всегда с тобой. Столько, сколько я буду тебе нужен.

– Значит, ты будешь здесь вечно.

Он прижался губами к ее лбу.

– От твоих губ и до могилы, моя дорогая.

ГЛАВА 17

На безлунном небе было трудно различить линию горизонта и определить, где кончаются звезды и начинаются огни в долине. Стояла глубокая ночь. Элизабет засучила рукава легкого свитерка и, опершись на перила, бездумно смотрела в густую темноту. Затем она пересекла террасу, подумав, что, быть может, прогулка развеет грустные мысли, утомит и тогда захочется спать. Но тут она вспомнила, что в коттедже «гости». В половине третьего ночи они, несомненно, уже спали, но Элизабет не хотелось рисковать: если Элана или Эдгар увидят ее в саду, сплетен не избежать. Поэтому она отказалась от прогулки, уселась в одно из кресел на террасе и стала слушать сверчков. Спустя некоторое время Элизабет подтянула колени и положила на них голову.

Все гости сошлись на том, что прием удался на славу. Амадо не поскупился на расходы: белужья икра, семга с Аляски, мясо из Небраски, кондитер из «Стэнфорд-Корт» и струнный квартет из симфонического оркестра Сан-Франциско. Элизабет содрогнулась при мысли, во сколько это обошлось в расчете на одного гостя. А ведь потом надо еще и помножить эту сумму на три сотни, ведь именно столько гостей они принимали сегодня.

Но не цена беспокоила ее, а ужасающая беспечность и чрезмерность траты. В их кругу человека ценили не за то, какие шикарные приемы он закатывал.

Если этот прием давался исключительно ради того, чтобы доставить ей удовольствие, то ей был бы куда милее интимный обед при свечах. Один лишь намек, что Амадо с радостью примет ее в своей постели в эту ночь, взволновал бы ее несравненно больше, чем его обещание о двухнедельном отдыхе во Франции.

Весь вечер Амадо не сводил с нее глаз, восхищенных, горевших желанием. Она таяла под его взглядом, ощущение счастья заставляло сердце биться быстрей. Но вечер закончился. Амадо проводил Элизабет до дверей ее спальни и по-отечески поцеловал в лоб. Элизабет напомнила, что им надо поговорить. Однако он сказал, что утром у него назначена встреча и ему, мол, нужно выспаться.

Она расстроилась и обиделась, и пришлось призвать на помощь все свое самообладание, чтобы не устроить ему сцену. Нет, не то чтобы она не могла разыграть хорошенький скандал, если бы считала, что от этого будет какой-то прок. Она боялась, что эмоциональный взрыв лишь оттолкнет его еще дальше. Только это и удержало Элизабет.

Однако в эту ночь над обидой, горечью, страхом верх взяла ее проснувшаяся гордость. Почему она, его жена, должна скрывать свои чувства? Она вышла за него замуж не для того, чтобы слоняться одной по ночам или ворочаться с боку на бок в холодной постели. Вот она сейчас пойдет и скажет ему все это. Вдруг он смягчится, попытается... и снова потерпит неудачу? Нет, это будет конец всему, крах иллюзии, что со временем все войдет в норму.

Элизабет встала и подошла к перилам. От нервного переутомления ее бросало то в жар, го в холод. Она прохаживалась по террасе, всматриваясь в темные окна дома.

Что же все-таки стряслось? Нет, причина не в том, что у них не будет детей. Здесь что-то другое... Она сделала все, чтобы приноровиться к его миру, к его жизни. Он разукрасил ее, как рождественскую елку. Говорил, что любит. Временами, например, сегодня вечером, ей даже казалось, что он по-прежнему любит ее... Но он не мог или не хотел видеть ее в своей постели.

А ей так недоставало этой интимной близости...

Она чувствовала себя такой одинокой...

Майкл, выплывая из глубокого сна, ощутил, как кто-то легонько толкает его подбородок. Он простонал и перекатил голову на другой бок. Котенок последовал за ним.

– Я же только что накормил тебя, – проворчал он. – Отправляйся обратно спать.

– Да он совсем не еду ищет, – сказала Элизабет.

Его глаза мигом открылись. Черный котенок стоял, опершись передними лапками о его щеку.

– Элизабет? – спросил Майкл, щурясь и пытаясь сосредоточиться. Шерстяной комочек он переложил на подушку.

– Да, это я, – сказала она.

И тут Майкл встряхнул головой и увидел Элизабет у двери. На ней был старенький тренировочный костюм, правда, на несколько размеров больше, чем следовало бы. Коробку с котятами она держала под мышкой.

– Что ты здесь делаешь? – спросил Майкл.

– Я не спала и увидела у тебя свет. Ну, и подумала, что, может быть, ты как раз их кормишь и тебе не помешала бы моя помощь, – она пожала плечами. – А когда ты не ответил на мой стук, я решила, что ты занят одним из котят. Тебе, знаешь ли, в самом деле следует подумать насчет установки дверного звонка, – она поставила коробку обратно в угол, подождала немного, чтобы посмотреть, не растревожило ли это передвижение кого-либо из котят, а потом снова повернулась к Майклу. – Извини, что я к тебе вторглась так вот...

Майкл зевнул, еще несколько раз поморгал и принялся тереть глаза. Он пытался отогнать то, что происходило с ним в исключительно живом сне. Впрочем, во сне, подумал Майкл, было куда больше здравого смысла, чем наяву лицезреть Элизабет, стоящую в его спальне посреди ночи.

– И давно ты здесь находишься?

– Точно не знаю. Около получаса, думаю. По тому, как глубоко ты спал, я решила, что ты настолько устал, что даже и не проснешься, если я тихонько заберу котят в другую комнату и покормлю их за тебя. Я собиралась оставить записку.

Говард тем временем прополз по подушке и снова взобрался на Майкла. Добравшись до мягких волос, покрывавших его грудь, котенок опустил голову и издал настойчивый утробный звук.

– Своими воплями ты все равно ничего не добьешься, – сказал Майкл котенку.

– Хочешь, я его возьму?

Майкл прижал котенка к себе и прислонился спиной к передней спинке кровати, старательно удерживая при этом простыню натянутой на бедра.

– Да нет, – сказал он. – Это мы уже парочку раз нынешней ночью проходили.

Он посадил Говарда себе на плечо. В считанные минуты крохотный комочек шерсти уютно угнездился во впадине за ключицей Майкла и пристроился так, что его головка уткнулась Майклу под подбородок.

Элизабет улыбнулась.

– Это я вижу.

– Так что ты на самом деле-то здесь делаешь?

Этот вопрос мигом стер ее улыбку.

– Я же тебе говорила. Я увидела у тебя свет и...

– Знаю, знаю: подумала, что можешь мне помочь.

– Послушай, если не хочешь, чтобы я сюда приходила, то прямо так и скажи.

Голос Элизабет прозвучал необычно звонко, как будто кто-то резко дернул за струну. Что-то происходило. Но что? У него так и вертелся на языке вопрос, но он сообразил, что давить нельзя, она попросту уйдет и больше не вернется. А он совсем этого не хотел.

– Ты застала меня врасплох, только и всего. Я не мог представить, что ты по доброй воле можешь встать посреди ночи.

Кажется, она приняла его объяснение.

– Я не могла заснуть.

– Слишком много волнений?

Он хотел предложить ей легкий выход из ситуации. И то, как она посмотрела на Майкла, подтверждало: да, она поняла, и благодарна ему. Элизабет прислонилась плечом к дверному косяку.

– Вечер был просто неслыханным, да?

– Лучший, который мне доводилось видеть в этих краях за долгие годы.

– Так ты хочешь, чтобы я накормила за тебя Говарда, прежде чем уйду?

– Да все нормально. Я сам им займусь, – и когда Элизабет двинулась к выходу, он добавил: – Просто поразительно, как быстро все они приспособились к этому фокусу с пипеткой. Почуют запах молока и сходят с ума. – Да что же это он делает, пытаясь удержать ее здесь? Это безрассудно, но остановиться Майкл не мог. – Мне больше не приходится придерживать их, напротив – я должен стараться не дать им гоняться за пипеткой к чашке с молоком.

Прошло еще несколько секунд, прежде чем Элизабет заговорила. И когда это произошло, глаза ее смотрели как-то странно, отсутствующе.

– Я только что вспомнила одну вещь, о которой и думать не думала уже давным-давно, – с видимым страхом сказала она. – Когда я была совсем маленькой, в одном доме, где мы остановились, я нашла котенка. Это был такой полосатик: черный, оранжевый и белый, и лапки тоже белые-белые. Мой отец сказал, что я не могу оставить его, только я не послушалась. Я украдкой выносила ему еду. А потом, однажды ночью... было так холодно... я испугалась, что котенок замерзнет, если я оставлю его там, снаружи. Я дождалась, пока все легли спать, а потом принесла его в дом и положила с собой. – Она вздрогнула и обхватила себя за плечи руками. – Я решила взять его только на одну ночь. Я никогда больше и не собиралась делать этого.

Майкл замер, слушая ее рассказ. Она внезапно замолчала, как-то странно уставившись в угол, где стояла коробка с котятами.

– И что же случилось?

Она несколько раз потрясла головой, словно пытаясь избавиться от наваждения.

– Котенок стал кричать. Я пыталась успокоить его, но он, должно быть, проголодался. Вошел отец и поймал нас. – Миновало несколько секунд, прежде чем она продолжала. Голос ее был безжизненным и сдержанным. – Он заорал на меня, сказал, что если плохие парни найдут нас и всех наших друзей пристрелят, то это я буду виновата.

Плохие парни, которые пристрелят их друзей?! Да Что же это за отец такой, который говорит своему ребенку подобные вещи? Майкл посмотрел на Элизабет и увидел маленькую испуганную девочку.

– Он заставил тебя выбросить этого котенка?

Вместо ответа Элизабет взяла прядку волос и принялась накручивать ее на палец. И, как будто ноги больше не держали ее, медленно осела на пол. Там она и осталась, не двигаясь, плотно подтянув колени к груди.

А Майкл сердцем чувствовал, что ему совсем не нужно слышать то, что должно сейчас последовать. И когда Элизабет в конце концов все-таки снова заговорила, ему пришлось напрячься и выслушать ее.

– Он сказал, что меня надо проучить... что это очень важно. Что я должна понять, если есть какие-то правила, а я их нарушаю, то тогда непременно произойдут страшные вещи. А потом... он заставил меня положить на котенка мою подушку. И я должна была так и держать подушку, пока котенок не перестал кричать. Отец сказал, что я помогаю котенку заснуть. Но я, должно быть, не поверила отцу, потому что ему пришлось прижимать мои руки к подушке.

Майкл содрогнулся от такой жестокости.

– А сколько тебе было лет, когда это случилось?

Элизабет нахмурилась.

– Не знаю. Наверное, четыре или пять. Я думаю, это было тогда, когда мы жили в Бостоне, – она сидела совершенно спокойно, взгляд ее был устремлен на стену напротив. – Или, возможно, в Нью-Йорке. Много-много лет назад. Как же это я могла забыть такое?

И она снова погрузилась в раздумье. Он сказал:

– Я читал, что у детей есть такой внутренний механизм защиты, который включается, когда надо оградить их от очень уж плохих вещей.

– Бог мой, интересно, а что же еще я забыла?

– А ты уверена, что действительно хочешь все вспомнить? – осторожно спросил он.

– По всей вероятности, не хочу, – призналась она.

– Твой отец, что же, был болен?

«Да это же и не детство было вовсе», – думал Майкл, пытаясь представить жизнь Элизабет.

– Нет, – ответила она, – не думаю... Ах, ты хочешь спросить, не был ли он психически больным?

– Ну, это объяснило бы его поведение.

– Он и моя мать принимали наркотики, но тогда все, у кого мы когда-либо останавливались, тоже делали это. Не могли же все они быть сумасшедшими.

Теперь Майкл по-настоящему растерялся. Ничто из того, что она рассказывала ему, не соответствовало облику той женщины, которую описывал Амадо.

– Как я понимаю, ты много раз переезжала.

– Да, каждую пару месяцев. А был как-то случай, когда в течение недели мы каждый день меняли дома.