Текст книги "Моменты"
Автор книги: Даниэла Стил
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)
Элизабет обнаружила в его заявлении своеобразный подтекст. У нее был соблазн решить, что она просто не нравится Майклу, но она поняла, что подобная мысль застрянет в голове надолго и внесет предубежденность в ее отношение к нему. Видно, он просто не знал, о чем говорить. Выйдя таким образом из затруднения, Элизабет вздохнула.
– Осталось несколько деталей, с которыми необходимо разобраться, прежде чем мы сможем приступить к работе.
– Амадо, как я знаю, нравятся ваши идеи.
– Приятно это слышать.
В особенности после того, как Амадо заплатил Джереми кругленькую сумму за то, чтобы тот не пытался предъявить свои права на идеи, которые возникли у Элизабет по сделке с Монтойя в те недавние времена, когда она еще работала в этом агентстве.
– И когда же вы начнете?
Если бы Элизабет рассказала ему о том, что кампанию она будет проводить самостоятельно, он бы засыпал ее встречными вопросами по поводу ее ухода из «Смит и Нобл», а это непременно привело бы к сегодняшнему званому вечеру. И сюрприз Амадо был бы погублен. Придется либо солгать, либо уйти от прямого ответа.
– Мне бы хотелось иметь нечто готовое к осени, чтобы мы могли воспользоваться рождественскими праздниками.
– Я и представления не имел, что на подобные вещи уходит так много времени.
– Ну, когда речь идет о средствах массовой информации, то в дело вовлекается масса людей. Нам предстоит координировать рекламу на телевидении, на радио и в печати.
– И вы полагаете, что если все пойдет хорошо, то удастся осуществить мечту Амадо о выходе на рынок?
То, как он задал этот вопрос, создало у Элизабет впечатление, что у него на сей счет есть сомнения.
– Конечно, гарантии нет. Но я ни в одной кампании не испытывала большей уверенности.
– Предположим, вы правы и легкий успех у нас в кармане. А что случится, если спрос окажется больше предложения?
– Это может вызвать у потребителя такое раздражение, что продукцию «Вин Монтойя» не станут покупать даже за полцены. А возможно, спрос будет таким, что розничный торговец сможет назначить любую цену по собственному усмотрению и как-то выйти из этого положения. Кто знает?
– А есть вероятность, что кампания не будет подготовлена до следующего года?
– К чему вы клоните, Майкл?
– Ни к чему.
– У меня создалось впечатление, что у вас существовали контракты с другими винодельнями на выпуск столовых вин Монтойя в случае слишком большого спроса.
– Если бы мы даже использовали все до единой из подстраховывающих нас виноделен, нам все равно еще шагать и шагать, чтобы суметь хоть как-то справиться с последствиями того, что вы задумали сделать с нами.
А что же она такого задумала сделать с ними? Элизабет просто взбесило это обвинение. Майкл говорил так, словно именно она устроила эту погоню за новыми рынками сбыта, именно она диктует эту экспансию, именно она...
В разговор вступил третий голос: это Амадо появился в дверях.
– В случае необходимости мы поручим дело братьям Ивански – они справятся с любым избыточным спросом.
– И подвергнут чертовскому риску и количество, и качество.
Элизабет переводила взгляд с Амадо на Майкла. Ведь не первый же раз у них этот спор. Но зачем же втягивать в него и ее? Не мог же Майкл всерьез полагать, будто она имеет какое-то отношение к тому, что Амадо так упорно стремится сделать новый бросок вперед!
– Мы не должны бояться успеха, – сказал Амадо.
– Тебе отлично известно, что меня тревожит вовсе не успех, а утрата контроля.
Из дома донеслась трель дверного звонка. Амадо глубоко вздохнул и разгладил галстук.
– Элизабет, – сказал он, – похоже, наши гости собираются.
При слове «наши» она побледнела. Вот-вот предстояло сделать первый публичный шаг в новую жизнь. Поднимаясь со стула, она мельком взглянула на Майкла. Он внимательно изучал ее сузившимися глазами.
Амадо подал ей руку и расплылся в улыбке.
– Ты готова? – спросил он.
В ее сознании кричало одно-единственное слово – «Нет!», – но она не произнесла его. Вместо этого она приняла руку Амадо и улыбнулась ему в ответ. Если уж его друзья намерены доставить ей огорчения в связи с этим браком, то лучше выяснить это, не откладывая.
Не желая утомлять Элизабет ее первым выходом в свет в качестве его будущей жены – хотя вообще-то сам он был бы рад во всеуслышание кричать об этой новости на улицах Сент-Хелены, – Амадо не стал приглашать много гостей. Вокруг стола сидели владельцы трех других винных заводов в долине, члены обширного семейства виноторговцев и личные друзья, которые большую часть жизни были рядом с ним и в горе, и в радости. Ну и, разумеется, Майкл.
Обеденную посуду убрали, и Консуэла вносила десерт. Амадо решил, что настало время для тоста, который наконец позволит ему поделиться своим волнением и счастьем. Он встал и наполнил старинные бокалы, которые приберегал для этого тоста. «Каберне Савиньон», выбранное им, недавно одержало победу в закрытом конкурсе над самым лучшим бургундским, которое смогла предложить Франция. Вино пока что было молодым, идеальным для этого случая, так как отражало его состояние и чувства.
Он вернулся на свое место во главе стола.
– Не так уж необычно, что мы собираемся вместе, когда есть повод что-то отпраздновать, – он внимательным взглядом окинул всех собравшихся за столом и остановился на Элизабет, сидевшей справа от него. – Правда, для меня сегодняшний вечер куда более особенный, чем большинство прежних встреч. Как вам всем известно, я считал, что мне суждено прожить остаток жизни в одиночестве. И вот сегодня вечером я пригласил вас сюда, чтобы поделиться новостью: Элизабет и я, – он достал из кармана маленький бархатный футляр, открыл его и вынул оттуда кольцо, – поженимся в августе.
Над столом пронесся единый и вполне внятный вздох изумления. В завершение тоста зазвенели, сходясь, бокалы старинного хрусталя. Амадо взял руку Элизабет и надел ей на Палец кольцо с бриллиантом в три карата.
– Амадо, оно... такое большое, – сказала она, ошеломленно глядя на руку.
Уголком глаза Амадо внимательно наблюдал за Майклом, на лице которого ясно выражалось неверие, сменившееся презрительной гримасой, когда Майкл взглянул на Элизабет. Амадо молился про себя, чтобы она этого не заметила, но увидел, как она вздрогнула, и вспомнил, что от Элизабет мало что может укрыться.
Молчание, последовавшее за тостом, начинало становиться неловким, когда заговорила Конни Робертсон:
– Элизабет, позвольте мне первой приветствовать вас в нашей... а со временем, по-видимому, и в вашей необъятной семье виноторговцев, – она довольно засмеялась. – Эта новость просто поразит здесь всех! Надеюсь, вы готовы, что к вам теперь будут ломиться с утра до вечера. В нашей долине не найдется человека, который не захочет увидеть вас своими глазами.
– Амадо предупредил меня, что его друзья могут быть слегка удивлены, – сказала Элизабет.
– Мягко говоря, – негромко добавил Майкл.
– Да уж, это, вероятно, наиболее удачно скрываемая тайна в этой долине за долгие годы, – воскликнул Дэвид Робертсон. – И давно вы знаете друг друга?
Майкл как бы ненароком положил свою салфетку на стол, кажется, собираясь уйти.
– Мы познакомились на рождественском вечере в агентстве «Смит и Нобл», – ответил Амадо.
– В прошлое Рождество? – спросила женщина, сидевшая напротив Элизабет.
Элизабет почти услышала ее подсчеты в уме. Ах, да ведь это же означает, что они знакомы... знакомы... Бог мой, всего четыре месяца!
– Когда Амадо решает что-то, его ничто не может удержать, – сказал Майкл, вставая.
– Разумеется, нет, если я уверен в чем-то так, как я уверен в Элизабет.
Когда первоначальное удивление прошло, гости пустились в оживленные разговоры. А Майкл пробрался к Амадо.
– Извини, что я ухожу так скоро после твоего объявления, – сказал он. – Но я обещал Тони заехать к нему вечером после этого обеда. У него там затруднения с одним из курсов, которые он слушает в вечерней школе.
Подобно тому, как густой туман изо всех сил старается уцепиться за горы в солнечное утро, так и Амадо почувствовал, что от него ускользает часть той радости, которой он был полон несколько мгновений назад.
– Я тебя провожу.
Майкл поднял руку, останавливая его.
– В этом нет необходимости, – он повернулся к Элизабет и отвесил ей легкий поклон. – Мои наилучшие пожелания.
– Благодарю вас, – ответила она.
Когда Майкл ушел, Амадо и Элизабет переглянулись. Он не мог ответить на вопрос, который увидел в ее глазах. Это ужасно, чтобы двое людей, которых он любил, могли бы не понравиться друг другу. Но оставалось надеяться, что со временем Майкл увидит в Элизабет истинное Божье благословение, которым она была для Амадо, а не разделяющую его с ним силу, как явно счел Майкл.
ГЛАВА 9
Амадо не верил в испытательный срок между помолвкой и свадьбой. Во всяком случае, так он говорил каждому, кто готов был его слушать. Элизабет не знала, почему он так торопится со свадьбой: то ли боится передумать сам, то ли не уверен в серьезности ее намерений. Как-то раз, с далекими и осторожными подходами, он дал ей понять, что, мол, поймет, если она передумает. А на следующий день заявил, что похитил бы ее и увез на необитаемый остров, прояви она признаки колебания.
Четыре с половиной месяца, миновавшие со дня того званого обеда, на котором Амадо объявил об их обручении, пролетели быстро. Загрузив себя максимально работой над рекламной кампанией, вынужденно занимаясь свадебными приготовлениями, Элизабет спала по нескольку часов в сутки. И все эти дни она находилась в состоянии физического изнеможения и влюбленности.
Элизабет приподнялась на цыпочки, чтобы прочитать расписание автобуса. Ее бабушка должна прибыть с минуты на минуту. Она отправила Алисе денег на авиабилет, но как всегда бабушка предпочла более экономный вариант – автобус. Долгие годы хронической нужды приучили ее к экономии. Но ей не хотелось выглядеть скрягой, и она очень ловко все объяснила: мол, соседи не поймут, откуда это у нее появились деньги на самолет.
За те двенадцать лет, которые Элизабет прожила вдали от бабушки, они видели друг друга в среднем раз в году по две недели. После того как Элизабет окончила школу, они вместе проводили где-нибудь несколько дней, когда Элизабет была в отпуске. Алиса приезжала навестить ее в Сан-Франциско. Объяснить же более частые отлучки было трудно. Ведь всех интересовало, куда Алиса ездит, кого навещает. Да и стали бы спрашивать – откуда у нее деньги на разъезды. Сохранить тайну в таких городках, как Фармингэм, равносильно тому, как попросить женщину, у которой начались роды, повременить с ними, пока не прибудет акушер.
Элизабет приезжала в Фармингэм только однажды. И тогда они с Алисой порешили, что слишком опасно появляться там снова. Очень уж много задавалось вопросов, чересчур велика была возможность разоблачения. Элизабет не рискнула даже сесть за руль своего автомобиля. А что, если она попадет в аварию или ее просто остановят из-за перегоревшей лампочки и какой-то полицейский взглянет на ее водительские права?
Если бы Элизабет знала в свое время, что, покидая Фармингэм, она лишает себя возможности видеться с единственным человеком, беззаветно любящим ее, она нипочем бы не уехала. Однако в то время ни сама она, ни ее бабушка, ни Джордж Бенсон не заглядывали так далеко вперед, они не могли предвидеть, какие сложности ждут их всех. Они были ослеплены этой удачно подвернувшейся возможностью.
Элизабет всмотрелась вдоль улицы, словно от ее нетерпения автобус мог прибыть раньше. Господи, как давно они не виделись, как хочется поскорее обнять Алису! Элизабет еще некоторое время ходила взад и вперед по тротуару, а потом решила, что лучше подождать в здании автовокзала.
Дженни было десять лет, когда она впервые увидела эту женщину, – голубоглазую, черноволосую и высокую. Она бы выглядела еще неприступнее, не будь на ней надеты ярко-розовое платьице официантки, белый фартук и уродливые белые туфли на толстой подошве. Она им сразу же объявила, что не ждала гостей и собирается на работу.
Не было ни объятий, ни поцелуев, ни радостных приветствий, когда Дженни и ее родители вошли в бабушкин дом. Но не только их приезд был для бабушки неожиданностью. Как потом рассказывала бабушка, Алиса и не знала о существовании Дженни. После двенадцати лет молчания ее дочь как ни в чем не бывало заявилась к ней с ребенком на руках.
Едва они вошли в этот дом, как мать Дженни указала ей на кресло с высокой спинкой, стоявшее в гостиной, и велела сидеть там, пока они с бабушкой пойдут на кухню потолковать. Отец Дженни несколько минут оставался с ней, а потом отправился на улицу выкурить сигаретку с марихуаной.
Оставшись одна, Дженни сидела, вцепившись ручонками в подлокотники кресла, и оглядывала комнату. Она никогда не бывала в таком замечательном доме. У коричневого дивана напротив нее на валиках и вдоль спинки были наброшены кружевные накидки, но не похоже, чтобы они закрывали какие-то дыры.
Во всяком случае Дженни ничего подозрительного под ними не углядела. В углу стоял телевизор, а за ним высились полки, заполненные книгами! Вплотную к другой стене было придвинуто пианино с фотографиями наверху. Внимательный взгляд Дженни упал на карточку молодой женщины с длинными волосами и широкой улыбкой. Она пристально разглядывала ее несколько секунд, прежде чем сообразила, что это ее мать.
Но выглядела она на карточке совсем другой... ну, вроде тех, над которыми она насмехалась и называла их «благополучными свиньями». Эта фотография привела Дженни в замешательство. Она повернулась в кресле, решив посмотреть через окно на своего отца, но сделала это очень быстро, боясь, что войдет мать. Она не знала, что именно может взбесить ее мать, за что она побьет ее. Если ей приказывали сидеть тихо, то она оставалась неподвижной часами, отлучаясь только в туалет. По словам ее матери, их жизни могли зависеть от того, будет ли Дженни слушаться или нет. И если стрясется с ними что-нибудь: схватят и увезут прочь или придут мужчины и застрелят всех, то это, вероятнее всего, произойдет из-за Дженни, из-за того, что она не слушалась.
В тот раз она просидела не очень долго. Мать и бабушка вернулись с кухни, и хотя мать не взглянула на нее, но по счастливому выражению ее глаз Дженни поняла, что дела идут так, как она задумала.
Никто не сказал, что Дженни можно встать, поэтому она и осталась в кресле, когда ее мать, пройдя по комнате, вышла из дома. Через окно Дженни видела, как ее отец кивает, слушая то, что рассказывала ему мать. А когда она договорила, он улыбнулся, что-то радостно воскликнул и оторвал мать от земли. Он прокрутил ее в воздухе вокруг себя несколько раз, а потом снова поставил на землю. И сразу же после этого они сели в автомобиль и укатили прочь.
Дженни внимательно смотрела в окно и ждала, но ни ее мать, ни отец никогда больше не заглянули в это окно, у которого она так и сидела. Позднее Дженни убедила себя в том, что мать помахала ей на прощанье. Она, правда, не смогла толком разглядеть, как поднялась рука матери, но по одной-единственной причине – в ветровом стекле отражалось солнце.
– Дженни?
При звуке своего имени Элизабет вздрогнула. И тут же широко раскинула руки, негромко вскрикнув:
– Бабушка!
Алиса бросила свой чемодан и шагнула в объятия Элизабет. Они стояли этакими островком посреди реки высаживающихся пассажиров, крепко обнимая друг друга.
Первой отстранилась Алиса.
– Дай-ка мне посмотреть на тебя, – сказала она и оглядела молодую женщину, словно заново знакомясь с ней. – Господи, да ты – просто отрада для моих глаз! Ты становишься все прекраснее и прекраснее.
Элизабет улыбнулась.
– Я всегда могу рассчитывать на тебя, когда мне понадобится беспристрастное мнение.
Алиса продолжала разглядывать свою внучку.
– Да может ли такое быть? Неужели мы действительно видим друг друга, да еще по такому замечательному случаю?
– Действительно.
Алиса обвила рукой талию Элизабет.
– Боже мой, как же я скучала по тебе, Дженни! Извини... Элизабет. Я всю дорогу тренировалась, говоря «Элизабет», а в тот же миг, как увидела тебя, все выскочило у меня из головы.
– Ничего страшного. Я сказала Амадо, что в детстве ты прозвала меня Дженни.
– Обо всем-то ты всегда подумаешь.
– Это уже почти осталось позади, бабушка. Через две с половиной недели Элизабет Престон перестанет существовать. И ты сможешь приезжать в Калифорнию в любое время, когда только пожелаешь. У Амадо есть коттедж для гостей, совсем недалеко от дома, где ты сможешь останавливаться.
– А ты придумала, как я объясню соседям свои частые отлучки из дома?
– Ну, уж мы с тобой вдвоем придумаем что-нибудь убедительное.
Им так много пришлось испытать, прежде чем они оказались здесь, рядом друг с другом. Неужели они не смогут справиться и с этим?
Когда они оказались в спортивном «мерседесе», который Амадо вручил Элизабет в качестве подарка по случаю обручения, и поехали к мосту «Золотые Ворота», Алиса повернулась к Элизабет.
– Я перед отъездом видела Джорджа. Он просил передать тебе привет и наилучшие пожелания.
– И как там мистер Бенсон?
Даже сейчас, по прошествии многих лет, она все еще не могла назвать его по имени.
– Говорят, ему предложат место директора, когда в будущем году мистер Мур уйдет в отставку.
– Я рада. Он этого заслуживает.
– Джордж очень гордится тобой.
– Интересно, жалел ли он когда-нибудь о том, что так вот рисковал своей головой ради меня?
– Ни единой минуты. Он сам мне это говорил.
– Меня порой тревожит, что я не достигла чего-то большего, равноценного риску, на который пошли ты и мистер Бенсон. Я много раз думала, что мне следовало бы заняться политикой или еще чем-то более значительным, чем реклама.
Алиса наморщила нос.
– Политикой?
– Ну, хорошо, это немного неудачная мысль.
– При том, как эти бульварные газетенки в наши дни травят людей, на тебя бы они накинулись, словно рой москитов.
Они миновали район порта и въехали на мост «Золотые Ворота».
– Почему-то принято считать рекламу несерьезным делом, – сказала Элизабет.
– Да что это на тебя нашло? Зачем теперь-то толковать обо всем этом?
Элизабет все эти годы скрывала от бабушки, какие сомнения мучили ее с тех пор, как она покинула Фармингэм.
– Может быть, я просто нервничаю из-за этой свадьбы.
– Ну, как только ты станешь миссис Амадо Монтойя, можно будет оставить в прошлом Элизабет Престон.
– Да, я очень жду этого момента.
– Надеюсь, это не единственная причина, по которой ты выходишь замуж.
Элизабет улыбнулась.
– Я и сама не раз задавала себе этот вопрос. Но узнав его получше, решила, что вышла бы замуж за Амадо, даже если бы он не разрешил мне взять его имя.
Они перекусили в ресторане в Соусалито, из которого открывался через залив вид на Сан-Франциско. Они так радовались встрече, что совершенно не обращали внимания на это прекрасное зрелище.
Когда они сели в машину, Алиса сказала:
– Я часто думала, рассказать ли тебе Амадо о своем прошлом. Ты, конечно, права, история твоих родителей, твоего превращения в Элизабет Престон только повредит вашим отношениям. Ему трудно будет понять, почему тебе пришлось пойти на обман. Его-то жизнь складывалась совершенно по-другому.
Но Элизабет не сказала Алисе, что Амадо восхищается ее сильным характером и ее прямотой.
– Может быть, когда-нибудь наступит подходящее время, и я смогу довериться ему.
– Только прежде вспомни Бобби Сью.
Да уж, она не забудет Бобби Сью Элрой, даже если повредится рассудком. Они с ней были неразлучны с того дня, как Дженни пошла в фармингэмскую школу.
Как лучшие подружки они рассказывали друг другу все-все. И тем не менее прошел целый год, прежде чем Дженни почувствовала достаточную уверенность, чтобы поделиться с Бобби своей страшной тайной – кто на самом деле ее родители.
И не знала она тогда, что к их интимному кружку, оказывается, принадлежала еще и мать Бобби Сью. На следующий день весь городок знал, что Дженни Кэйвоу – дочь хиппи, которые мотаются по всей стране и что-то взрывают.
За один день Дженни из очаровательной маленькой внучки Алисы Тэйлор превратилась в дочь опасных террористов. Добропорядочные семьи запретили своим чадам даже приближаться к ней. Да что добропорядочные семьи – дочка городского пьяницы и та стала обходить Дженни стороной.
Да разве могла она хотя бы на одну минуту забыть тот урок!
Боже мой, да чего это ради она мучает себя этими дурацкими вещами? Ведь она посвятила себя профессии, которая использует главную человеческую слабость – обольщаться образом, забывая о содержании. Стоит ей сохранить свою тайну еще лишь несколько дней – и Амадо, как и все прочие в долине Напа, по-прежнему будут видеть в ней чистенькую как стеклышко мисс Элизабет Престон, каковой ей и следует быть. Ну, а после свадьбы груз прошлого будет окончательно сброшен и забыт, и она начнет новую жизнь.
ГЛАВА 10
Муха, назойливо жужжала у головы Элизабет. Она отмахнулась от нее и перелистнула страницу книги о винной промышленности в Австралии. Того суперстремительного ритма, который она наметила для себя в предвидении двух недель медового месяца, когда они с Амадо задумали надежно «лечь на дно», было бы все равно недостаточно, чтобы убедить всех и каждого в том, что знание предмета несколько выше поверхностного. Но, по крайней мере, она сможет иногда вставить несколько слов в разговоры.
Сам Амадо не решался просить ее сочетать бизнес с удовольствием, боясь, что она может обидеться, подумает, что ею пренебрегают. А Элизабет даже забавляла ее будущая жизнь. Она все глубже влезала в дела, времени и сил для Амадо оставалось мало. Но он не обижался, когда Элизабет, например, отказывалась поехать с ним на деловую встречу. Он сам был человеком дела.
Элизабет мельком взглянула на Алису, растянувшуюся на шезлонге. Страницы журнала, лежавшего на ее коленях, трепетали на легком ветерке. После двух недель активной подготовки к свадьбе, до которой оставалось еще два дня, Элизабет настояла, чтобы Алиса хотя бы немного отдохнула. Бабушка согласилась, но при условии, что и Элизабет составит ей компанию. И вот, пообедав, они расположились в тени большого дуба.
Элизабет не представляла, какое это хлопотное дело – свадьба. Это счастье, что бразды правления взяли в свои спокойные умелые руки Алиса и Консуэла. Да еще подошло время для съемки, которую предстояло запустить в эфир осенью. Эти съемки пожирали практически все время Элизабет, оставляя несколько часов на сон.
Как и ожидала Элизабет, дружба между Алисой и Амадо завязалась столь же естественно, как виноград созревает под жарким августовским солнцем. Если Алиса и питала какие-либо сомнения по поводу человека, выбранного Элизабет в мужья, то она держала их при себе. А Элизабет она выражала только восхищение, что та выходит замуж за мужчину, столь очевидно и беззаветно преданного ей.
Услышав шум подъезжающего автомобиля, Элизабет оторвала взгляд от книги, наклонила голову и сквозь живую изгородь увидела красный «БМВ» Эланы. Громко хлопнули дверцы машины, затем послышались шаги по гравийной дорожке. Вместо того чтобы направиться к дому, приехавшие шли прямо на них. Элизабет подумала, уж не заметила ли Элана каким-то образом ее с Алисой и решила подойти к ним.
Желая подготовить Элизабет к неизбежной встрече со своими дочерьми, Амадо загодя предостерег, что они будут, мягко говоря, не в особенном восторге от этой свадьбы. Элизабет поинтересовалась почему – из-за разницы в возрасте или из-за денег? В ответ он пробормотал, что они, мол, хорошие девочки и едва познакомятся с Элизабет, сразу поймут, почему он решил на ней жениться.
Элизабет договорилась встретиться с Эланой и вместе позавтракать, когда ей надо было съездить в Сан-Франциско по делу. И хотя их встреча была короткой и скорее формальной, чем дружеской, у Элизабет осталось впечатление, что Элана, по крайней мере, не будет устраивать сцен.
А вот Фелиция пока что оставалась загадкой. Она прибыла сегодня, а Элана со своим мужем, Эдгаром, встретили ее в аэропорту и привезли в дом Амадо. Но Филиция тут же отправилась навестить друзей, и они с Элизабет едва поздоровались друг с другом.
Захлопнув книгу, Элизабет решила было встать, но тут случайно услышала обрывок разговора. Элана говорила:
– ...и пока не пойдем в дом. Я готова поклясться, что Консуэла слышит сквозь стены... и я знаю, она все рассказывает папе.
– Да перестань ты сходить с ума, Элана... не можем же мы остановить эту свадьбу... этот брак долго не протянется. Ясно же, что она всего лишь охотится за...
Они подходили все ближе и Элизабет слышала все.
– Меня просто тошнит от всего этого. Господи, он же выставляет себя таким болваном. Ну что он такого нашел в ней?
Элана засмеялась.
– Эдгар сказал, что когда мужчина так долго остается без женщины, то для него даже дырка в доске выглядит привлекательной.
– Фу, как отвратительно. А кроме того, с чего это ты полагаешь, что он обходился без женщины?
– А ты когда-нибудь видела здесь женщину?
– Откуда мне знать? – ответила Фелиция. – У меня мурашки ползут по коже при мысли, что он занимался этим с кем-то. С моей точки зрения, у него вообще нет права на какое-либо счастье. Даже на такое притворное, как это. Как вспомню, что он сделал с мамочкой...
Звуки шагов становились все ближе и ближе. Элизабет расслабилась, приняв, насколько это было возможно, непринужденный вид. В обычной ситуации она бы сочла это невольное подслушивание чем-то вроде мелкого воровства, однако в данном случае это было полезно. Она, оказывается, находится в стане врага. А сестры остановились почти за спиной Элизабет. Им бы оглядеться, и они бы увидели двух женщин, дремлющих на шезлонгах по другую сторону ограды.
– Я тебе уже рассказывала о том завтраке, который у нас с ней был, – сказала Элана. – Просто смех! Я, может быть, и купилась бы на этот шаблон: «Мы, мол, с Амадо любим друг друга и хотим, чтобы ты стала частью нашей жизни», если бы она ответила на мой вопрос о подписании добрачного соглашения.
Последовала пауза. Фелиция спросила:
– А что это там за женщина слонялась по дому? Я ее видела утром, когда приехала.
– Какая-то Алиса.
– Меня интересует не ее имя.
– Я не уверена, кем она приходится Элизабет. Папа говорил, но я как-то пропустила это мимо ушей.
– Она явно человек не нашего круга. Кроме того, если бы ты присмотрелась повнимательнее, то, уверяю тебя, обнаружила, что и Элизабет тоже нам не ровня.
– А чего иного можно было ожидать? Если бы у папы была хоть капля здравого смысла в подобных вещах, разве бы он выбрал своим лучшим другом Майкла? Взять себе в свидетели на венчание своего служащего, Бог мой! Я удивлена, что он еще и Тони не попросил быть шафером.
Последнее замечание вызвало дружный смех.
Элизабет услышала, что подъехал еще один автомобиль, но посмотреть, кто приехал, она никак не могла.
– Черт возьми, вот уже и папа, – сказала Элана.
– Он тебе говорил что-нибудь о своем завещании?
– Я пыталась завести об этом разговор всякий раз, когда он звонил. Но он был не очень доволен моей настойчивостью.
– Не можем же мы плыть по течению, – сказала Фелиция. – Слишком уж высока ставка.
– Я говорила с адвокатом Эдгара, и он сказал, что без добрачного соглашения все, что ей требуется, – это пережить папу, и тогда основная часть денежек достанется ей.
– Меня совершенно не волнуют эти деньги, – сказала Фелиция.
Сестры пошли дальше. В первый момент Элизабет не могла определить, в каком направлении они двигаются, но потом решила, что они отправились к дому.
– Это же... – донесся обрывок слов Фелиции, но его заглушил стук захлопнувшейся дверцы машины.
– Ох, Фелиция, он бы просто умер, если бы услышал, что ты это говоришь.
– Я бы этого не хотела.
Хотя опасность, что ее обнаружат, и миновала, Элизабет не двигалась. Она была не столько удивлена, сколько расстроена тем, что случайно услышала.
– Ну и парочка, – сказала Алиса, открывая глаза и поворачивая голову, чтобы посмотреть на Элизабет. – Что ж, это лишь доказывает, что ничтожества плодятся не только в маленьких городках.
Элизабет положила на землю книгу, потерла ладонями лицо, словно могла этим стереть случайно подслушанную мерзость.
– А я надеялась, что ты спишь, – сказала она.
– К несчастью, нет.
– Просто поверить не могу, какой же я была наивной. Я-то думала, они будут счастливы, что их отец наконец-то нашел кого-то и полюбил после стольких лет одиночества.
– Раньше ты была посообразительней, Дженни... черт подери, Элизабет.
– Но я, как ты знаешь, время от времени даю себе удовольствие принять желаемое за действительное.
Алиса подтянулась и села.
– Думаю, с Эланой ты управишься без особенных хлопот, но Фелиция – дело другое. Что это она имела в виду... что, собственно, Амадо сделал с их матерью?
– София покончила с собой. Это произошло, когда у нее гостила Фелиция. Амадо сказал, что она оставила длинную и бестолковую записку, обвиняя его в том, что стала несчастной. И Фелиция никогда ему этого не прощала.
– Ужасно проделать такое перед собственным ребенком.
– Фелиция так никогда и не позволила Амадо взглянуть на эту записку, но время от времени шантажирует его, не желая слушать оправданий.
Алиса слегка вздрогнула.
– Насколько я понимаю, одно хорошо – что Фелиция живет в трех тысячах миль отсюда. Подумать только: так говорить о своем собственном отце! Им должно быть стыдно за себя.
– Амадо не перенес бы всего этого.
– А ты уверена, что он не знает? Он и сам, возможно, позволяет себе удовольствие выдать желаемое за действительное, когда дело касается этой парочки, но ведь не слепой же он.
Элизабет потянулась вниз, чтобы вынуть дубовый листок из своей сандалии.
– Я уверена, что тогда он предупредил бы меня.
– И как бы это выглядело? «Остерегайся моих дочерей: это юные ведьмочки, которые сделают тебя несчастной, если только предоставить им малейшую возможность», – так, что ли? Амадо любит тебя, Элизабет, но ведь Элана и Фелиция – его дочери. Я считаю, что для такого мужчины, как Амадо, дети – это все, – Алиса натянула юбку на колени, собираясь подняться. – Если у тебя будет собственный ребенок, это стронет чашу весов. Особенно если это окажется сын.
Мысль использовать ребенка в этой игре вызвала у Элизабет отвращение.
– Я не хочу одного сына, – сказала она. – Я хочу по крайней мере пятерых. И еще пятерых дочерей. И в один прекрасный день этот огромный пустой дом зазвенит голосами играющих детей.
Удары сердца Элизабет громом отдавались у нее в ушах, когда она дожидалась в вестибюле винного завода первых звуков «Свадебного марша». Она сделала глубокий вдох, а потом другой, третий...
– Держи себя в руках, а не то потеряешь сознание, – сказала ей Алиса. – Ты только подумай, как смешно будешь выглядеть, когда мне придется выволакивать тебя из церкви.
