Текст книги "Моменты"
Автор книги: Даниэла Стил
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)
– Просто не верится, что я так нервничаю, – призналась Элизабет.
– Ну, ты вполне имеешь право... хотя бы для этого и не было никаких оснований.
– Консуэла просто прелесть, да? Не знаю, что бы я без нее и делала.
Алиса захихикала.
– Ты это о чем?
– Мне пришло в голову, как были бы расстроены твои милые родители, если бы смогли сейчас увидеть тебя.
– Ты имеешь в виду эту роскошь, с их точки зрения?
Находясь всего в нескольких шагах от черты, отделяющей прошлое, Элизабет все еще испытывала прежний страх. Что подумают люди, если узнают, кем были ее родители? Сочтут ли тогда друзья Амадо, что она достойна его? Не усомнятся ли они в мотивах, побудивших ее стать его женой?
Неужели она никогда не освободится от безумия всех этих вопросов?
– А я говорила тебе, что друзья Амадо приняли меня в свой круг? – спросила она Алису.
Тот факт, что она уже могла потерять нечто ценное, придавал ее страхам правдоподобие и силу.
– Да, – негромко ответила Алиса.
Консуэла открыла дверь и жестом показала Элизабет, что пора идти.
– Вы похожи на принцессу, – прошептала она, когда Элизабет проходила мимо нее. – Ах, как повезло Амадо.
Элизабет почувствовала, словно ей сделали подарок.
– Спасибо, Консуэла. Ваша доброта так много для меня значит.
Консуэла перевела взгляд с Элизабет на Алису, а потом – снова на Элизабет.
– Я всегда здесь к вашим услугам.
И вот послышались первые звуки «Свадебного марша». Элизабет положила ладонь на руку Алисы и сказала:
– Я люблю тебя, бабушка.
– Ну-ну, теперь-то уж не набрасывайся на меня с этой слезливой сентиментальностью, – сказала Алиса, моргая от набегающих слез. – В конце концов, я ведь могла не отпустить тебя.
ГЛАВА 11
В роль супруги Амадо Элизабет вошла даже легче, чем ожидала. Две недели, проведенные ими в Австралии, промелькнули слишком быстро. Эти дни были полны новых интересных знакомств, а ночи – часами эротических открытий. Как она и догадывалась, Амадо оказался нежным любовником, отдававшим ей себя с такой же радостью, с какой получал ее ласки. А вот его выносливости и изобретательности она предвидеть никак не могла.
Их возвращение в Сент-Хелену ознаменовалось подготовкой к сбору урожая и светской жизнью, несколько более насыщенной, чем хотелось бы Элизабет. Если они не ходили на вечер по случаю празднования конца сезона созревания винограда, то приходилось идти на другой, устраиваемый в их честь. Садоводы и виноторговцы долины Напа неизменно поддерживали дух конкуренции, но это никогда не выходило за рамки семейных отношений.
Каждую неделю Элизабет проводила два-три дня в Сан-Франциско, убеждаясь, что подготовка телевизионной части рекламной кампании, которую планировалось запустить первого ноября, идет без сучка без задоринки. Следила она и за завершением работы над рекламными щитами, готовящимися к установке весной в главных магазинах.
Друзья Амадо радостно приветствовали ее появление, и это позволяло ей чувствовать себя так уютно, словно она всегда находилась среди них. За единственным исключением: для Майкла Логана, кажется, не имело значения, что она делала и как она это делала. Он был непоколебим. Стоило ей войти в комнату, как он уходил. А если Майкл был вместе с Амадо на винном заводе и она пыталась подойти к ним, он сразу «вспоминал», что у него, мол, есть какие-то дела и немедленно удалялся. А поскольку жили они по соседству, да и кабинеты их находились в одном и том же здании, избежать встреч было невозможно. Они сталкивались друг с другом по нескольку раз в день, и эти встречи рождали неловкость.
В тот день рано утром Амадо пригласил ее составить ему компанию в поездке в Модесто, городок в нескольких часах езды. Но Элизабет отказалась. У нее выдался первый свободный день за месяц, и она не только хотела, но и нуждалась хотя бы в коротком отдыхе. В то утро она решила расслабиться, не думать ни о чем плохом и прогуляться по холмам. А может быть, просидеть весь день у камина, уткнувшись в какую-нибудь книжку.
Время уже близилось к полудню, а она пока что не сделала ни того, ни другого. Вместо этого она стояла на террасе, оперевшись локтями о перила, и читала последнее письмо Алисы. Закончив читать, она лениво прошлась взглядом по долине и задержала его на участке, где виноградная лоза была покрыта блестящими красными листьями. Еще год назад она бы увидела просто красивое пятно, теперь же понимала, что виноград болен.
Ее внимание привлекло какое-то движение в винограднике справа от нее. Она заметила там мужчину в зеленой клетчатой рубашке и джинсах, медленно бредущего вдоль недавно возделанного ряда. Время от времени он останавливался, а потом двигался дальше. Несколько мгновений она внимательно наблюдала за ним, пока не поняла, что это Майкл Логан.
Чего только она ни делала, чтобы подружиться с ним, желая доставить удовольствие Амадо. Но Майкл упрямо отказывался от общения. Пытаясь понять его, Элизабет старательно наблюдала за Майклом на всех вечеринках. Она заметила, что этот человек ко всем, кроме нее, относился доброжелательно.
Если бы враждебное отношение Майкла объяснялось неусыпной заботой об Амадо, она бы просто не обращала на него внимания. Или, пожалуй, послала бы его ко всем чертям. Но поскольку Амадо это бы, вне всяких сомнений, сильно огорчило, она чувствовала себя обязанной продолжать делать попытки к сближению.
В двухстах метрах от Элизабет, ниже по холму, Майкл заметил, что она вошла обратно в дом, и облегченно вздохнул. Он видел, что она стояла на террасе, глазея на него, и злился, что позволяет ей портить столь прекрасное осеннее утро.
Он и так старался всеми путями избежать частых встреч. Надо либо взять себя в руки, либо подыскать себе другую работу.
Он двинулся было вниз по склону холма, но потом остановился, чтобы сорвать и разглядеть гроздь винограда, оставшуюся после сбора урожая. Плоды выглядели изюминками на прутике лозы, их прежний темно-красный цвет теперь стал почти черным. С приходом весны их запашут в почву вместе с перегнившими листьями.
Майкл ощутил чье-то присутствие в винограднике задолго до того, как услышал шуршание лозы. Швырнув гроздь на землю, он повернулся и увидел Элизабет, идущую прямо к нему.
– Черт подери, – пробормотал он, не делая ни малейшего усилия скрыть свое неудовольствие.
Элизабет остановилась и пристально посмотрела на него с вызовом во взгляде.
– Я хочу с вами поговорить.
– А нельзя ли это отложить? Меня ждут кое-какие дела на винном заводе.
– Прекрасно. Я поеду с вами. Мы можем поговорить и по дороге.
Майкл переступил с ноги на ногу. Меньше всего ему хотелось бы оказаться с ней в тесном автомобиле.
– Можете этого не делать, – сказал он. – Несколько минут у меня есть.
Прежде чем заговорить, Элизабет приблизилась еще на десяток метров.
– Думаю, вам пора рассказать, что, черт подери, вы против меня имеете?
– Надеюсь, вы не собираетесь давать мне урок хороших манер?
– Дело зашло слишком далеко, вы не находите? Я бы тут с вами не стояла, если бы не Амадо. Он вбил себе в голову безумную идею, что мы должны подружиться.
Он засунул руки в задние карманы джинсов.
– Боюсь, его надежды несбыточны. Я не вижу никакой возможности...
– Только не думайте, что меня это волнует, но, может быть, вы расскажете, чем это я так провинилась, почему я вызываю у вас такое раздражение?
Он колебался, стоит ли вообще затевать с ней этот разговор, но решил принять этот вызов.
– Я, видите ли, вообще испытываю неприязнь к тем, кто ищет легкой добычи. Меня от этих людей тошнит. В особенности, когда добычей, за которой они охотятся, оказывается мой друг.
– Понятно. Стало быть, вы полагаете, что я вышла замуж за Амадо из-за его денег.
– А вы хотите сказать, что нет?
– Но почему же в это верят его дочери и вы? – Она распахнула куртку и уперлась руками в бедра. – В чем дело, Майкл? Вы полагаете, Амадо не в состоянии понравиться женщине, что единственным поводом выйти за него замуж может быть только желание наложить лапы на его богатство?
– Амадо знаком со многими женщинами, которые куда лучше подошли бы для...
– Ах, выходит, дело не в ваших чувствах на сей счет, а именно во мне. Это что же, связано с моей внешностью? – Она гневно смотрела на него. – Или, взгляните-ка, быть может, дело в длине моих волос? А может, в цвете глаз? Нет-нет, я понимаю, о чем вы думаете. Считаете, что я не могу любить Амадо, потому что он такой старый. В этом все дело, так?
– Да он мог бы быть вашим отцом!
– Только не моим отцом, – ответила она. – У них нет ничего общего.
Ее ответ поразил его. Огонь в ее глазах подсказывал ему, что гнев куда более глубок, чем могло показаться.
– Послушайте, меня ждет работа, и этот разговор все равно ни к чему не приведет.
– Я просто желаю, чтобы вы себе уяснили, Майкл: я здесь надолго. За это время можно будет свести друг друга с ума.
– Это уж точно, – ответил он и, вытащив руки из карманов, двинулся восвояси.
Элизабет шагнула, загораживая ему дорогу. Когда он попытался обойти ее, она вцепилась в его руку.
– Совсем не обязательно раскрывать душу нараспашку. Но мы так ни к чему и не пришли.
– Чего, собственно, вы от меня хотите, Элизабет?
– Меня оскорбляет ваша предубежденность. Вы не правы, а поверить в обратное не желаете.
Он призадумался.
– Что ж, достаточно честно. Но что будет, если я обнаружу, что был прав?
– Не обнаружите.
– И вы готовы поклясться, что деньги Амадо никак не связаны с вашим решением выйти за него замуж?
– Готова.
Ну, иного-то ответа он от нее и не ожидал. Удивило его другое: ему вдруг захотелось поверить ей. И все-таки он не мог согласиться с тем, что у Элизабет не было никакого скрытого плана действий. Да, он любил Амадо, но надо же смотреть правде в глаза! Ни у одного мужчины, который более двадцати лет вел почти целомудренную жизнь, не может быть полового влечения, достаточного, чтобы удовлетворить такую женщину, как Элизабет.
Она так чертовски красива! Такой тип женщины способен заставить мужчину даже на склоне лет позабыть и о боли в суставах, и о неоплаченных счетах... Майкл слишком хорошо понимал, сколь неотступно женщина, подобная Элизабет, может завладеть помыслами мужчины. Стоило такой только поманить пальчиком – и у ее ног была бы половина Сан-Франциско. Но Амадо-то за что такой жребий?!
– Договорились? – настойчиво спросила она.
– На данный момент.
Отпустив Майкла, она протянула ему руку.
– По крайней мере мы сдвинулись с точки, на которой были час назад.
Элизабет причесывалась в спальне, когда к вечеру вернулся Амадо. Увидев, что он стоит у двери и наблюдает за ней, она пересекла комнату и поцеловала его.
– А я уж подумала, что ты решил задержаться в Модесто.
– Я обдумывал этот вариант, но потом представил тебя, что ты делаешь, как одета... ну и смотрю – я уже сижу в машине и несусь по шоссе на север.
Он положил руки ей на плечи и, наклонив голову, поцеловал ее шею.
– А как прошла твоя встреча?
– Утром расскажу.
– Ты, наверное, вымотался.
– Да... но увидев тебя, опять бодр.
Он просунул большой палец под бретельку ее шелковой ночной рубашки, потянул вниз и прижался губами к ее груди.
– М-м-м-м... – Элизабет изогнула спину дугой и затаила дыхание, когда он двинулся ниже и стал ласкать языком ее сосок. – У меня подозрение, что сегодня ты без меня скучал.
– Умная женщина.
Движением плеч он сбросил куртку, подвел Элизабет к постели и прилег рядом с ней.
– У меня есть новости, но они могут подождать, – прошептала она.
Амадо приподнялся и посмотрел на нее.
– Ты уверена?
Нотка волнения в его голосе не оставляла никаких сомнений в том, о чем он подумал. Его стремление подарить ей ребенка, которого хотела и она, порой затмевало ему разум. Она ухватилась за его галстук, притянула Амадо к себе, поцеловала.
– Нет, – сказала она, – не это.
Разочарование, отразившееся на его лице, исчезло так же стремительно, как и появилось, уступив место нежной страсти.
– Ну тогда, полагаю, сделать новую попытку – просто наш долг. Я бы никогда не простил себе, что мы не использовали все возможности.
Только на следующее утро, за завтраком, Амадо рассказал Элизабет, чем он занимался в Модесто.
– Дело, видишь ли, в свадебном подарке, который я обещал, – он выглядел невероятно довольным. Подлив ей кофе, Амадо добавил: – Ну-ка скажи, как ты относишься к тому, чтобы стать владелицей собственных виноградников и винного завода в придачу?
Элизабет слишком удивилась, чтобы испытать какие-то прочие чувства. Скрытый смысл того, что он сделал, был слишком серьезным.
– Не знаю, – честно ответила она. – А кроме того, я полагала, что «Мерседеса» вполне...
– Модесто должно стать основой наших столовых вин, – продолжал он между тем, не обращая внимания на ее замешательство. – Лоза там крепкая и здоровая. Майкл считает, что и винный завод можно сделать первоклассным. Мы, разумеется, начнем расширяться прямо сейчас, а это означает, что надо модернизировать существующие...
– А Майкл знает об этом?
– Ну, я бы никогда не сделал подобной покупки, не проконсультировавшись с ним.
Он отломил кусочек жареного хлебца и положил на него ложечку земляничного варенья, приготовленного Консуэлой.
– А он будет участвовать в этой операции?
Амадо нахмурился.
– Разумеется. С тех пор как Майкл на меня работает, он мечтает поэкспериментировать с производством качественных столовых вин. Тебя не беспокоит, что он станет осуществлять эти мечты с помощью твоих виноградников и твоего винного завода?
– Нет, конечно... впрочем, в каком-то смысле беспокоит. Ты ему рассказал, что собираешься предоставить мне реальное участие в деле?
– Я уверен, он догадался об этом и сам. Да и как он мог не догадаться? Он же знает, как это важно для меня, чтобы вы с ним поработали вместе. А это лучше всего сделать именно таким образом.
– Амадо, есть вещи, которые нельзя делать насильно.
– Элизабет, ты должна мне поверить: это не тот случай. Вы с Майклом просто предназначены друг для друга. – Амадо довольно засмеялся. – У вас так много общего. Ну вот хотя бы я, к примеру... а еще ваше упрямство, которое сделало бы честь и ослу.
– Что ж, надеюсь, что ты прав.
– Ну, а теперь выкладывай свои новости.
Элизабет подумала о призрачном соглашении, которое она заключила с Майклом накануне, и о том, каким глупым оно выглядело теперь.
– Да ничего особенного, – сказала она, надеясь, что эти слова не окажутся пророческими в их буквальном смысле.
ГЛАВА 12
Зазвонил телефон, выдергивая Элизабет из крепкого сна. Дотянувшись до трубки, она посмотрела на часы.
– Алло?
– Ах, дорогая, наверное, я звоню слишком рано, да? – раздался голос Алисы.
Часы показывали половину седьмого.
– Да все нормально, – ответила Элизабет. – Как раз сейчас должен был зазвонить будильник.
– Знаешь, почему я не перезвонила через два часа? Просто не было ничего важного, что стоило бы сообщать.
Элизабет приткнула подушку к спинке кровати и уселась удобнее.
– Ладно, я тебя прощу... но только если ты не собираешься сообщить, что передумала приехать.
– Вот потому-то я и звоню. – Алиса помолчала. – Мне не хочется, чтобы ты поднимала шум по этому поводу. Я довольно долго думала, прежде чем дать согласие, и хочу это сделать.
– Мне уже не нравится, как ты говоришь. На что, собственно, ты дала согласие?
– Ну, у Эрни ушла еще одна официантка и...
– Нет, ты этого не сделала! – простонала Элизабет.
– Ну, работать буду неполный день. Я ему сказала, что не хочу пропускать встречи в карточном клубе и церковный хор тоже, так что он согласился отпускать меня по вторникам и четвергам. А еще он согласился сократить мой рабочий день, и я не потеряю ни доллара из социального страхования.
– Если ты нуждаешься в деньгах, то я бы могла...
– Только не смей снова посылать мне чек! Я же тебе говорила, что и так отлично обхожусь. Мое возвращение на работу с деньгами никак не связано. Просто мне приятно, что снова появится какое-то занятие.
Амадо простонал во сне, перекатился на другой бок и положил голову на колени Элизабет.
Элизабет очень расстроилась, и не только из-за того, что не сможет показать Алисе долину Напа весной. Весь последний месяц она ощущала почти непреодолимую потребность повидаться со своей бабушкой. Она даже лелеяла надежды снова попытаться уговорить ее перебраться в Калифорнию.
– Как я понимаю, просить об отпуске на пару недель слишком рано?
– А почему ты хочешь, чтобы я поехала к тебе сейчас, а не летом? Есть какая-то особая причина?
Вопрос мог показаться довольно простым. Но то, что осталось невысказанным, стремительно кольнуло сердце Элизабет.
– Нет, ничего особенного...
Что ж, она все поняла. Беременна она не была. Семь месяцев попыток – и ни малейшего намека! Ей бы следовало рассказать Алисе о назначенной у нее через две недели встрече в Сан-Франциско с врачом, но она не хотела, чтобы об этом узнал Амадо.
Свободной рукой Элизабет смахнула волосы с его лба. Он негромко пробормотал что-то и поглубже зарылся в ее колени.
– После праздничной рекламной кампании оптовые торговцы прямо-таки выламывают двери винного завода. А пара из них пыталась добиться, чтобы Амадо заключил с ними монопольные контракты, – при этом воспоминании она улыбнулась. – Но он проявил мудрость и отказался.
– Благодаря тебе и Майклу, – пробормотал Амадо.
– Мне очень понравилась реклама, которую ты сделала на Валентинов день[5], – сказала Алиса. – Ну, тот сюжет с пикником. Просто прелесть. А особенно мне понравилось, как ты его завершила, ну, с этой парочкой в ванне.
– Мы не были уверены, что цензоры позволят нам сохранить этот кусочек, но все прошло как по маслу. Думаю, в тот день они были так поглощены очередным телесериалом, что на нас у них просто не осталось времени.
– А как отношения с Майклом?
– Получше. Но это, по всей вероятности, из-за того, что он проводит много времени на новой винодельне в Модесто и видимся мы редко.
– Чепуха! Я всегда знала, что стоит ему избавиться от своей скованности – и он полюбит тебя так же, как и все мы.
– Ты торопишься с выводами.
Одно лишь то, что они с Майклом не проявляли открытой враждебности друг к другу, еще не означало, что они стали друзьями. Их отношения напоминали перемирие между боевыми действиями. Они держались друг с другом подозрительно и настороженно.
– И потом, мне именно такая работа и нужна, чтобы побольше шевелиться.
В голосе Алисы отчетливо слышалось возбуждение.
– Смотри только, не переутомляйся, бабушка. Я люблю тебя.
– И я тебя тоже люблю, моя дорогая.
Элизабет повесила трубку. И в тот же миг Амадо, перекатившись на бок, заключил ее в свои объятья.
– Ты так и не смогла уговорить Алису приехать?
– Угу. Я уже начинаю думать, что никогда больше не увижу ее.
– Знаешь ли, я не вижу причины, почему бы тебе не сесть в самолет и самой не слетать туда.
Элизабет окаменела, но взяла себя в руки и непринужденно сказала:
– Я даже могла бы и тебя с собой прихватить, как только почувствую, что с новым планом для осенней рекламы все в порядке.
Элизабет с Алисой уже обсуждали, как они будут обставлять предполагаемые визиты домой. Если Амадо не мог поехать с ней, исчезнуть на неделю не составляло труда. А Алиса оставалась бы в Фармингэме и отвечала бы на телефонные звонки. А после нескольких поездок Элизабет убедила бы Амадо, как ей тяжело разлучаться с ним.
Амадо передвинулся, скривился от боли и опустился на спину. Элизабет приподнявшись на локте, посмотрела на него сверху вниз.
– В чем дело?
– Да просто судорога, – он провел рукой по груди. – Я, должно быть, потянул мышцу вчера, когда ходил с Тони по полям.
– Хочешь, я тебе ее помассирую?
Он одарил ее плотоядной улыбкой.
– Я был бы идиотом, если бы отказался от подобного предложения.
Элизабет игриво шлепнула его по руке.
– Перевернись.
– Это не в спине, – он провел по груди рукой. – Вот здесь.
Элизабет приподнялась на колени и принялась массировать грудные мышцы.
– О-о-о-о, – протянул он. – Да, вот так, – и минуту спустя добавил: – Думаю, немного пониже. – Элизабет перешла к его талии. – Еще через минуту он сказал: – У тебя просто волшебные пальцы. Не могла бы ты теперь перейти еще чуть-чуть ниже?
Она засмеялась.
– А я как раз собиралась прочитать тебе лекцию о том, что нельзя так перегружать себя.
Он потянул ее на себя, и она оказалась верхом на нем.
– Напротив, – сказал Амадо. – Впредь я, конечно, буду работать еще усерднее. Мне и в голову не могло прийти, какая ты отличная медсестра.
Элизабет стянула ночную рубашку и принялась медленно покачивать бедрами, ритмично двигаясь навстречу его восставшей плоти. Амадо взял ее груди в ладони и большими пальцами начал ласкать соски. Потянувшись губами к ложбинке между ее грудей, он вошел в нее, и Элизабет, откинув голову назад, удовлетворенно вздохнула.
Еще через несколько минут Амадо участил ритм, и она поняла, что он вот-вот достигнет оргазма. Она пылко молилась про себя, чтобы на этот раз они зачали своего ребенка. Ребенка, который объединит их навечно.
Спустя месяц Элизабет сидела в кабинете врача, где полчаса назад ее оставила медсестра, откровенно солгав при этом, что, мол, врач придет «через минуту».
Она достала из сумочки брошюру «Бесплодие и его лечение» и принялась в очередной раз изучать ее. Раньше она и представления не имела о своем женском организме. Элизабет не могла припомнить, чтобы она когда-либо слыхала в Фармингэме хоть об одной бездетной семейной паре. Но вообще-то о вещах подобного рода люди не распространяются своим соседям.
В комнату вошел доктор Стил, погруженный в изучение папки с ее историей болезни.
– Как вы себя чувствуете, миссис Монтойя? – спросил он.
Его вопрос прозвучал слегка странно, учитывая причину ее появления здесь. Тем не менее она ответила:
– Прекрасно.
По дороге к письменному столу доктор слегка похлопал ее по плечу. Он все еще и не взглянул на нее толком.
– Как сказала вам моя медсестра, мы получили результаты рентгена.
Время, которое провела Элизабет в ожидании этого момента, казалось ей вечностью. Ее руки вцепились в подлокотники кресла, пальцы зарылись в плюшевую материю. Если бы только доктор Стил не решил в последний момент взять короткий отпуск, она бы получила эти результаты еще неделю назад. Однако все – от лаборантов до рентгенолога – не желали сообщить ей хоть что-нибудь и настаивали на том, что ей-де следует услышать «новости» от своего врача.
– Боюсь, что это даже хуже, чем я поначалу подумал, – он перелистал страницы ее истории болезни. – Обе трубы полностью заблокированы. Конечно, мы не можем знать, насколько сильно, пока не проведем исследования, но я подозреваю, что нам не понравится то, что мы обнаружим.
Элизабет вздохнула, пытаясь избавиться от кома, застрявшего у нее в горле.
– Давайте рассмотрим наихудший сценарий. Предположим, что сделать ничего нельзя... какие у меня тогда остаются варианты?
Он швырнул ее папку на стол.
– Не люблю делить шкуру неубитого медведя. Я считаю, что проще сохранять оптимистический взгляд, если мы поведем этот процесс не спеша, шаг за шагом...
Внутри Элизабет стала закипать ярость. Если бы доктор Стил назначал плату за свои штампованные поговорки по той же ставке, что и за свое врачебное мастерство, то он мог бы удвоить доходы. Да как же мог мужчина, зарабатывающий себе на жизнь с помощью несчастных женщин, быть так чертовски высокомерен с ними?
– К дьяволу этот оптимистический взгляд, доктор Стил. Я желаю знать, каковы реальные шансы на то, что я когда-либо смогу забеременеть.
Он свирепо посмотрел на нее.
– Судя по тому, что я вижу, потребовалось бы медицинское чудо, чтобы вы забеременели. Но даже и тогда я был бы удивлен, если бы вы смогли доносить плод до положенного срока.
– А это почему?
– Ваша матка чрезвычайно.
– Так в чем же тогда смысл дополнительных анализов?
Она не нуждалась в деталях: самих этих фактов было достаточно, чтобы лишить ее сна.
– Ну, что я могу сказать? Бывают и чудеса.
Для этого потребовалось немалое усилие, однако Элизабет все же удалось взять свою сумочку и выбраться из кресла, не дав ему увидеть, как сокрушило ее это сообщение.
– Я не верю в чудеса, доктор Стил.
– Со временем вы измените свое мнение. И когда это произойдет, я к вашим услугам.
Элизабет, поколебавшись, предпочла поступить так, как однажды в классе говорил один из ее учителей: тот, кто первым повышает голос, проигрывает спор.
– Надеюсь, вы обзавелись коньками? – спросила она ангельским голоском.
– Прошу прощения?
Она была слегка огорчена, что он такой умный, не сделал выпад первым.
– Ну знаете... чтобы воспользоваться ими, когда ад покроется льдом[6].
Когда Элизабет в тот день вернулась домой, Консуэла сказала, что Амадо уехал в Модесто разобраться кое с какими проблемами, которые возникли с установкой новых резервуаров из нержавеющей стали для ферментации. Он просил передать ей, что, по всей вероятности, останется там на ночь. Элизабет около часа проблуждала по дому, а потом отправилась погулять в виноградники, надеясь, что ее как-то отвлечет красота просыпающейся от зимней спячки земли. Но все оказалось бесполезно. Она не могла думать ни о чем, кроме ребенка, которого никогда уже не будет держать в своих руках.
Ах, если бы ребенок не олицетворял надежды Амадо на будущее!
Она заставила себя открыть глаза и отогнала эту мысль, которая лишала Элизабет способности действовать. Надо что-то предпринять, и как можно быстрее, чтобы не завязнуть в трясине своего горя. Есть лишь одно убежище, ее давний надежный оплот, – работа. И если она сумеет забыться, то, возможно, дотянет до конца дня, не сломавшись окончательно. Элизабет сказала Консуэле на случай звонка Амадо, где она будет, и отправилась в свой кабинет на винном заводе.
Она уже потеряла всякое представление о времени, когда услышала стук в дверь. Элизабет подняла взгляд и обнаружила, что за окнами уже темно.
– Войдите.
Майкл просунул голову в комнату.
– А я думал, что это Амадо, – сказал о н.
– Он в Модесто.
– Ну да, знаю, но когда я увидел свет, мне пришло в голову, что он все-таки решил вернуться домой сегодня, – он попятился, чтобы уйти. – Извините, что потревожил вас.
– Подождите, – сказала она, сама удивляясь своей просьбе. Впрочем, она понимала, что ей необходимо побыть с кем-то, и тут уж не до выбора. – Я хотела бы поговорить с вами, если у вас найдется минутка.
– О чем?
Прекрасный вопрос.
– О винном заводе.
Майкл мельком посмотрел на настенные часы за спиной у Элизабет.
– Тогда нельзя ли побыстрей? У меня встреча в половине восьмого.
Она могла бы предположить это и сама. Сплетники на винодельне утверждали, что по уик-эндам Майкл редко обходится без свидания. Элизабет потянулась и посмотрела на часы. Было уже семь.
– Ну, это можно сделать и в другой раз.
Он нахмурился.
– Если это важно, то я мог бы...
– Нет... все нормально. Это терпит.
Но Майкл все-таки вошел в комнату. С нехарактерной для него мягкостью в отношении нее он сказал:
– Позвольте уж мне об этом судить, хорошо?
Боже мой, да неужели она настолько плохо выглядит?
– Я не нуждаюсь в вашем участии, – огрызнулась она. – А теперь почему бы вам не убраться отсюда и не заняться своими сверхважными делами?
Он подтянул стул, перевернул его спинкой наперед и уселся.
– Мое участие к вам? – Он покачал головой – Вот уж нет, даже если бы вас вымазали медом и привязали к муравейнику.
– Забудьте, что я вообще что-нибудь говорила, хорошо? Я могу выяснить, что мне нужно, и у Амадо.
И она отвернулась к письменному столу. Но Майкл ухватил подлокотник ее кресла и повернул ее назад, лицом к себе.
– Послушайте, и вам, и мне понятно, что отношения между нами не улучшились настолько, чтобы вы сочли бы необходимым поговорить со мной, если бы не считали это важным. Так что почему бы вам просто не сказать, что бы там ни было у вас на уме?
– Я регулярно общаюсь с вами.
– О да, время от времени вы мимоходом бросаете: «Доброе утро, Майкл», или: «Не видали ли вы Амадо?» Был даже разок-другой, когда вы со мной попрощались при уходе. Едва ли это можно считать регулярным общением.
– Вы, видно, думаете, что исчерпали свои возможности добиться чего-то большего.
– А почему это я должен чего-то добиваться? Ведь это вы считаете, что мы должны подружиться.
– Убирайтесь отсюда. Я слишком занята, чтобы играть с вами в эти дурацкие игры.
– Ну, теперь вы по-настоящему возбудили мое любопытство, – он скрестил руки поверх спинки стула и оперся о них подбородком. – Что, проблема с кем-то из оптовиков?
Несколько недель назад, когда в работе над рекламной кампанией возникло временное затишье, Амадо попросил ее ознакомиться с их системой распределения продукции. Это был не слишком тактичный толчок к тому, чтобы, как надеялся Амадо, она со временем стала принимать участие в деловой части их производственного процесса. Амадо также сказал ей, что Майкла он проинформировал и она может обращаться к нему с вопросами. Но пока она совсем ничего не знала, даже не могла квалифицированно задать вопрос. Подыскивая, что бы такое ему сказать, Элизабет уцепилась за первое, что пришло в голову.
– Да мне просто было интересно, как вы относитесь к намерению Амадо купить этот виноградник, который он на прошлой неделе отыскал в Хилдсберге.
– А какая разница, как я отношусь, что это меняет?
– Он к вам прислушивается.
– Понятно. – Майкл склонил голову набок и принялся внимательно разглядывать ее. – А не может ли это означать, что вам его идея не нравится, и вы рассчитываете, что она не нравится и мне, и в итоге вы могли бы убедить меня уговорить его изменить намерения?
– Я беспокоюсь о нем, – здесь она в первый раз вложила в слова чувства. – Он просто как ребенок, у которого вдруг оказалась масса кубиков. А он все надстраивает, надстраивает верхушку, забывая, что если не расширить основание, то вот-вот рухнет все сооружение.
– И мне, стало быть, надо поверить, будто это вас беспокоит, даже при том, что всю недвижимость в Модесто он записал на ваше имя?
Элизабет метнула в него брезгливый взгляд.
– Вам когда-нибудь надоест думать обо мне самое дурное?
– Вряд ли. Это так же легко, как дышать.
– Извините, что напрасно отняла у вас время.
Но он и не собирался уходить.
– Ну а теперь не хотите ли сказать мне, что же на самом деле вас беспокоит?
Это меткое и проницательное замечание застало ее врасплох.
– Нет, – сказала она.
– Почему же нет? Вы вряд ли можете пожелать более беспристрастного слушателя.
Горе заполняло ее, и Элизабет уже думала, что вот-вот взорвется от необходимости поделиться им с кем-нибудь. Но только не с Майклом. С кем угодно, но не с ним!
– Это личное.
Когда Майкл услышал страдание в ее голосе, насмешливая искорка исчезла из его глаз.
