Текст книги "Данфейт (СИ)"
Автор книги: Даниэль Рэй
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 20 страниц)
Эрика подошла к заварнику и, взяв его в руки, начала разливать чай в кружки.
– Спасибо, – произнесла она.
– За что?
– За многое. За Ариичи, в первую очередь. Ты лишил его смысла жизни, а это и есть лучшая месть. Спасибо за твое терпение, ведь иногда мне самой хотелось себя убить. Я развела тебя с лучшим другом. Я уничтожила тебя как личность, заставив собирать заново, по частям. Я мстила. Всем. За все. За хорошее и плохое, только месть имела значение для меня. Но знаешь, там, в том зале, где не стало Апри на наших глазах, я поняла одно: я хочу жить. Так сильно хочу жить, что готова рискнуть всем, даже самой жизнью. Я не знала, поймет ли Кимао, что это не нож, а сюрикены. Сможет ли поймать один из них. Сможет ли убить существо, которое как две капли воды похоже на Данфейт. Я не знала этого и рискнула. А потом этот засранец пошел в туалет и убил себя. Разве я могла понять, зачем? Я видела последствия: Кимао Кейти убил себя моим сюрикеном. Мир рухнул, Бронан. Я пропала. Допросы, объяснения, факты и твое лицо, маячащее передом мной по сто раз на дню. Это желание жить, эта нить, которая дороже самой свободы, заставило меня вздохнуть с облегчением. Месть не приносит облегчения, Бронан. Кому, как ни мне об этом знать. А вот жизнь… Я хотела переспать с тобой, чтобы почувствовать, какого это по доброй воле и без допинга. Я убеждала себя в том, что просто издеваюсь над тобой, пытаюсь обскакать Милашку, но потом ты сделал это, и я поняла, почему. Ответ был очевиден. Я просто хотела сделать это с тобой. Понравилось. И в аудитории понравилось. Когда Милашка ударила меня, я поняла, что заслужила это. Я – красная сука, которая заслуживает пощечины, да и не одной. Я не желала тебе зла. Я готова была отпустить тебя и не претендовать больше никогда. И тут ты приходишь на ужин. Ты один. И ты приносишь мои любимые «клубничные шарики». Ты всегда приносил именно их, когда хотел помириться. А потом ты закрыл дверь и остался за ней, – Эрика поставила кружку на стол и повернулась к нему, – а я поняла, что люблю тебя.
Бронан выдохнул и вылил недопитый чай в раковину.
– Где ты хочешь заняться любовью? В комнате? На диване? На полу? Здесь, на столешнице? Где ты хочешь? Скажи, и я заставлю тебя кончить там, где ты захочешь.
Эрика посмотрела на него и прикусила губу. Такой красивый, даже когда пьяный.
– Здесь.
Бронан посмотрел на нее и улыбнулся.
– Я люблю тебя, – повторила она, когда поняла, что уже сидит с разведенными ногами на столешнице.
Бронан провел руками по ее остриженным волосам и заглянул в багровые глаза.
– Я все равно люблю тебя больше, Eria.
Она опять выгибалась под ним, заглатывая воздух ртом и сжимая зубы. Но, Юга, как же приятно ему было слушать эту искреннюю тишину, вместо поддельных громких стонов.
***
Кимао закрыл дверь за связанными и вернулся на кухню. Данфейт там не было. Кимао нахмурился. Куда она могла пойти?
– Данфейт? – позвал он, обходя первый этаж. – Данфейт! – прокричал он, поднимаясь по лестнице.
В гостевой комнате горел свет. Кимао открыл дверь и остановился.
Данфейт сидела в ночной рубашке на разостланной постели.
– Ты собралась спать? – произнес Кимао, даже не пытаясь войти внутрь.
– Хоть я и пьяна, но все еще в своем уме, – Данфейт оттянула бретельку ее бледно-розовой шелковой рубашки и вопросительно посмотрела на Кимао. – Я в таком не сплю. Предпочитаю хлопок или лен. Или вообще ничего, если слишком жарко.
Кимао нахмурился и вошел внутрь, оставляя дверь открытой.
– Зачем тогда надела?
Данфейт распахнула веки и выдохнула. То ли он просто издевался над ней, то ли алкоголь действует на него отупляющее. Дани поднялась с кровати и, обогнув Кимао, закрыла за ним дверь.
– Я надеялась, что ты снимешь ее с меня, – произнесла Данфейт, заливаясь краской стыда при этом.
Кимао остановился напротив нее и, не выдержав испытания, засмеялся.
– Ты такая трогательная, когда пытаешься раскрутить меня на секс! Разве так соблазняют? Одной рубашкой меня не купишь!
– А так? – ответила Данфейт, рывком скидывая с себя шелковую ткань и преставая перед ним, в чем мать родила.
Кимао уронил голову и исподлобья посмотрел на нее.
– Опять не угодила? – произнесла Данфейт, в душе которой, на этот раз, зародились сомнения по поводу верности принятого ею решения.
– Мало! – прошептал Кимао и набросился на нее.
Данфейт оказалась прижатой к двери, и возможности проронить хоть слово у нее больше не было.
Его губы впились в ее рот, словно последним в его жизни был этот поцелуй. Его язык проник в нее и утонул, не желая возвращаться назад и покидать ее. Его зубы коснулись ее нижней губы и зацепились за нее, утаскивая в свой рот и сминая, лаская, обнимая своими губами. Его пальцы ослабли и зарылись в ее волосы, поглаживая кожу и еще сильнее притягивая к себе. Данфейт ответила ему. Погладив шершавую поверхность его языка, она сама вторглась в его рот. И он не захотел ее отпускать. Руки Данфейт коснулись его лица и потянулись к волосам. Они заблудились в ворохе густых черных прядей и сжали его голову с той силой, на которую были сейчас способны. Он приник к ней всем телом, и не понятно стало, кто из них двоих хотел начать это первым.
Руки Кимао оказались на ее обнаженных бедрах. Ладони сжали упругие мышцы и, подхватив ее, усадили на себя. Прикасаясь пальцами там, где ей хотелось, он распалял в ее теле пожар. Соски, что прижимались к его груди, начали ныть, и Данфейт скинула с него рубашку, чтобы прикоснуться ими к его обнаженному торсу.
Кимао оторвал ее от двери и уложил на пол. Его язык приник к коже ее шеи, и поцелуй запечатал это место. Ладонь соскользнула и упала на грудь, сжимая ее и поглаживая набухший сосок. Он наклонился, и теплое дыхание накрыло розовую вершинку. Данфейт выгнулась, отстраняясь от него, но он последовал за ней, не желая отрывать губы от ее кожи. Его пальцы пробежались вдоль линий мышц ее живота и спустились ниже, прикасаясь к плоти. Влага оросила его ладонь и палец, задевая клитор, скользнул в тепло ее тела. Мурашки побежали по телу Данфейт и застряли внизу живота. Ее пальцы запутались в его волосах, сжимая шелковые пряди в своих кулачках. Его руки легли на ее бедра и заскользили по ним вверх. Ее ладони пробежались по рельефу мышц его спины, спускаясь на талию и прикасаясь к поясу его брюк. Ее язык оставил влажный след на его шее. Она прикусила мочку и втянула ее в свой рот, лаская ямочку за ушком. Кимао повернул голову и снова встретил ее губы. Он прикусывал их, он втягивал их в свой рот, гладя ладонями ее бедра и прикасаясь пальцами к ее плоти, скользя, на этот раз, по поверхности, и не проникая внутрь. Она расстегнула ремень и застежку его брюк, снимая их с него вместе с бельем. Она протянула руку и прикоснулась к тому, что упиралось ей в бедро. Теплый. Бархатный. Она провела по нему пальцем и погладила самый кончик. Кимао вздрогнул от этого движения, и произнес что-то на деревийском.
Ее руки обвили его шею, ее обнаженная грудь прижилась к нему.
– Я люблю тебя, – прошептал Кимао, сжимая ее колени своими ладонями и наполняя трепещущее тело собой.
Бледная кожа Данфейт покрылась пятнами, губы распахнулись и изо рта вылетело нечто, вроде тихого придыхания. Ее веки приоткрылись и тут же сомкнулись на глазах. Она вздохнула полной грудью и начала двигаться. Прикасаться к нему, чувствовать, как жар его тела обжигает ее кожу, испытывать дрожь, когда он, в ответ, подает свои бедра вперед и прикасается к самой ее сути. Он провел языком по ее распухшим губам и больше не смог оторваться от них. Хотелось большего. Еще большего, чем было сейчас. Он подхватил ее и усадил себе на колени, позволяя самой определять, каким образом ей двигаться. Он ласкал ее рукой, заставляя выгибаться и прикасаться к нему животом.
Она чувствовала его всего, каждое движение, каждый толчок, каждое прикосновение к сердцевине, скрытой внутри. Она подавала бедра навстречу, хватая воздух ртом каждый раз, когда он заполнял ее до отказа. И маленький бугорок, что терся о его живот… Он специально прогибал спину, чтобы задевать его.
Что такое целое? То, что нельзя разделить или то, что образует совершенство, будучи составленным из разных элементов? Они были целым сейчас. И все казалось правильным, и таким понятным, что по-другому и быть не могло. Это удовольствие. Такое знакомое и совершенно новое в одно и то же время. Данфейт открыла глаза и прижалась к его шее.
– Кимао! – простонала она, цепляясь пальцами за его спину и оставляя на ней багровые полосы от своих ногтей.
– Done Faitu…
Ее грудь… Она оказалась прямо перед ним. Он протянул ладони и сжал ее в своих руках, а потом наклонился и начал целовать, растирая вершинки сосков своими ладонями и обволакивая языком нежную молочно-белую кожу. Неспешно, медленно и так… …нежно. Данфейт застонала, когда почувствовала, как он посасывает ее. Его ладони легли ей на шею и снова притянули к себе. Его язык заскользил по ее ключице, оставляя влажный след на ее теле. Его губы сомкнулись и покрыли поцелуями кожу под каждым из пальцев его рук. Он взял в ладони ее лицо и осыпал поцелуями каждую из его черт. Брови, веки, виски, скулы, нос, щеки и прикоснулся к губам, раскрывая свой рот и поглощая ее собой. Он вторгся в нее своим языком, лаская ее, играясь с ней, и не позволяя отстраниться или вздохнуть. Его руки заскользили по ее спине и опустились на бедра, сильнее прижимая к себе.
Он отстранился и посмотрел на ее лицо. Красивая… Какая же она красивая… Темные волосы, спутанные на затылке, глаза, в которых хочется тонуть, носик, о который хочется потереться своим носом, ямочки у углов рта, что так и тянут прикоснуться к ним губами, и бледная кожа, которая шелушилась на щеках, если Данфейт долго пребывала на солнце.
Кто она, его женщина? Она не отказалось от собственных принципов, попав в общество, где все ее убеждения противоречат правилам. Она обижала его, сама того не понимая… С какой легкостью она заставила его страдать? Насколько просто она смогла стереть из его памяти привязанность к другой? Она неправильная. Она не вписывается ни в какие рамки. Она олицетворяет все то, с чем его учили бороться. Но как противостоять тому, от чего не можешь отказаться? Как отказаться от того, к чему тебя так влечет? Как владеть той, которую нельзя приручить? Принять такой, какая она есть. Он принял. И долго не мог понять, почему? Потом понял. Когда почувствовал, что почти потерял. Понял, что просто любит и точка.
Он приподнял ее за бедра и вновь опрокинул на пол, придавливая своим телом. Он наклонился к ее губам, и, прикоснувшись рукой к ее плоти, развел ее бедра, снова наполняя собой. Она втянула в себя воздух и застонала.
– Мне плевать, что ты пьяна, – прошептал Кимао. – Ты запомнишь все. А если забудешь, я напомню тебе. Ты будешь любить только меня, только меня будешь хотеть. Каждый раз, как посмотришь мне в глаза, будешь думать только о том, что я могу с тобой сделать, – прорычал Кимао, приподнимаясь к ней и встречая ее губы на своем пути.
– Кимао, – простонала Данфейт, когда почувствовала, как он надавливает своим пальцем на совершенно недоступное, в ее понимании, место.
– Тебе понравится, – прошептал он и ввел палец внутрь, нажимая и двигаясь, синхронно с собой.
Почему она позволяла ему? Почему не испытывала стыда за то, что он делает? Почему наслаждалась каждым запретным движением, которые он совершал в ней? Другие ощущения. Иные эмоции. Он стал более настойчивым, он знал, что делал и чего требовал от нее.
– Кимао… – пропищала Данфейт, выгибаясь на полу и пытаясь ускользнуть от него, его плоти и пальца.
– Глупая, – прошептал он перед тем, как она выгнулась под ним и сократилась всем своим существом.
Этот взлет… Волны, охватывающие все тело и заставляющие рычать и пригибаться, прижимая ее еще ближе к себе.
Его стон, такой низкий, урчащий на ухо… Его тепло разлилось у нее внутри и запульсировало в самой сути. Он дрожал, так же, как и она. Он рассыпался вместе с ней. И понимать это было слишком приятно, точно так же, как и чувствовать его оргазм, отвечая экстазом на экстаз.
Единственная мысль, которая пришла к ней в голову в тот момент, была приятной. Она почувствовала себя свободной. Столько лет в борьбе, в движении, в стремлении нагнать кого-то, что-то доказать, и, вдруг, на все это стало наплевать.
Он заглянул ей в лицо и улыбнулся. Девушка, не осознающая своей собственной красоты. Творение, выражающее благодарность только за искренние добрые поступки. Существо, говорящее правду в глаза и полагающее, что собственный отец не любит ее. Она не знает, что за силой теперь обладает. Рано или поздно, они начнут ее бояться. Так же, как боятся его самого.
– Если сейчас ты назовешь меня другим именем, я за себя не отвечаю, – прошептал Кимао и рассмеялся.
– Заткнись, – простонала Данфейт, поглаживая пальцами кожу на его спине, покрытую испариной.
– Мало, – прошептал Кимао, прикусывая ее ухо. – Мне мало.
Дани потерлась о него щекой и прикоснулась губами к пульсирующей жилке на шее.
– Повернись на живот, – прошептал он.
– Нет! – словно выстрел, прозвучал ее голос.
– Почему нет?
– Не хочу так… – произнесла она, закрывая глаза.
– Это не принуждение, Дани.
– Я сказала нет!!! – повысила тон Данфейт и отвернулась от него.
Он приподнялся над ней и заглянул в раскрасневшееся лицо.
– Тогда, поцелуй меня, – улыбнулся Кимао, прикасаясь к ее лицу. – Просто поцелуй.
Она распахнула веки и потянулась к нему. Мягкие движения бархатного языка. Мурашки по телу от его прикосновений. Губы, закусанные им по странной прихоти. Руки, что вновь побрели по ее телу. Пальцы, что коснулись ее груди. Вздох от того, что он потер ее соски.
– Я схожу с ума по твоей груди, – прошептал Кимао и прикоснулся влажным ртом к набухшей вершинке, втянув ее в себя.
Данфейт запустила пальцы в его волосы и начала перебирать густые пряди. Как же приятны были ему эти движения! И этот неповторимый аромат, исходящий от ее кожи… Он делал из него раба, трепещущего пред рукой своего хозяина.
Кимао вновь заполнил ее тело. Такое мягкое, такое податливое и родное.
– Теперь я знаю, как ты хочешь заниматься любовью, – прошептал он, склоняясь к ее уху.
– О чем ты? – простонала Данфейт, задыхаясь.
– О нежности, – засмеялся Кимао и провел языком по ее виску. – Ты любишь ласку, таешь от прикосновений. Страсть тебя не привлекает. Ты полагаешь, что искренность может выражаться только в нежности. Я подарю тебе ее. Я дам тебе все, что ты захочешь. Только будь со мной. Просто будь со мной.
Глава 23
Данфейт проснулась в пять утра. Протянув руку, она нащупала простыню и… …никого. Дани нахмурилась и встала с постели. Приняв душ и замотавшись в халат, висевший в ванной на стене, она тихо спустилась вниз и замерла у подножия лестницы. Кимао готовил завтрак на кухне.
– Доброе утро, – спокойно произнес Кимао, заметив ее появление.
– Ты опять проснулся раньше меня!
– В этом тебе меня не переплюнуть!
Дани прошла на кухню и остановилась рядом с ним, глядя на кастрюлю, в которой варилась овсяная каша.
– Солил?
– Да.
– И сахар добавил?
– Да.
– А масло?
– Естественно.
– Опять густую варишь?
Кимао приподнял одну бровь и посмотрел на Данфейт.
– Это – рецепт Ирии.
– Я поняла, – ответила Дани и потянулась за пачкой молока, добавляя его в кастрюлю.
– Вылет в девять, а ты еще ничего не собрала!
– Позавтракаю и поеду домой, – произнесла Данфейт. – Эрика то же еще ничего не собирала.
– Каша готова.
Данфейт заглянула в кастрюлю и поморщилась.
– Переборщила с молоком…
– Ничего страшного.
Кимао достал тарелки и усадил Данфейт за стол. Дани поковырялась ложкой в каше и, отложив прибор, подперла рукой голову, глядя, как Кимао быстро справляется с завтраком. В какой-то момент она заерзала на стуле, словно подыскивая для себя позу поудобней, и потянулась за кружкой с чаем.
– Почему ты нервничаешь? – спросил Кимао, глядя, как она держит кружку у самого рта и не решается сделать первый глоток.
– Я не видела отца пять лет. Не общалась с ним четыре года. И не уверена, что хочу услышать его голос вновь.
– Он – твой отец. Он – твои корни, от которых нельзя отказываться.
– По этой причине ты с братом все еще общаешься с Ри?
– И по этой тоже, – кивнул Кимао.
– Я хотела попросить тебя кое о чем.
– О чем?
– Я не намерена посвящать отца в наши отношения. Для него все должно остаться так, как было. Я – аркаин, который учится в Академии за его деньги, а ты – друг Айрин, которого она любит уже более пяти лет.
Кимао положил приборы на стол и внимательно посмотрел на Данфейт.
– Я не стану этого делать.
– Что? – не поняла Данфейт.
– Я сказал, что притворяться и выставлять твоего отца дураком не собираюсь. Ты – моя матриати, моя женщина во всех смыслах. Мы едим вместе, тренируемся и учимся вместе, мы вместе спим и живем.
– Мы не живем вместе! – возмутилась Данфейт, вскакивая из-за стола.
– Когда в последний раз ты ночевала дома?
– Что? Причем здесь это?
– Ответь на вопрос, который я тебе задал. Когда?
– Я прихожу домой утром и вечером тоже там бываю. Там – мой дом!
– Но просыпаешься ты со мной, а это значит, что твой дом там, где сплю я!
– Не заносись! – перешла на крик Данфейт. – У отца слабое сердце! Очередное мое предательство он может не пережить!
– «Предательство»? Ты в своем уме? О каком предательстве ты говоришь?
– Я увела мужчину у родной сестры!
– Я не был ее мужчиной!
– Но, он так не думает!
– Это – его проблемы! Его и Айрин, если она позволила твоему отцу думать именно так! Ты боишься, что он откажется от тебя? Так ведь? Это беспокоит тебя? Что отец откажется от тебя только потому, что ты влюблена в меня?
– Я не влюблена в тебя!!! – прокричала Данфейт и, тут же, онемев, приложила ладонь ко рту.
Кимао смотрел на нее и не знал, что ответить. Он вообще не понимал, что должен отвечать в подобной ситуации.
– Прости, – прошептала Данфейт. – Прости, я не…
– Не любишь меня? Это ты хотела сказать?
– Нет! Кимао!
Зрячий отвернулся от нее и посмотрел в окно. Сжав пальцы в кулаки, он напрягся и, кажется, закрыл глаза. Данфейт хотела подойти к нему, но уткнувшись в полупрозрачную непробиваемую стену, созданную им по его воле, отступила назад.
– Если сейчас я скажу, что люблю тебя, ты ведь все равно не поверишь мне?
– А ты скажи! – обернулся он и посмотрел на нее какими-то пустыми глазами.
– Я… люблю тебя.
Кимао улыбнулся, глядя, как она выдавливает из себя эти мучительные слова признания, и рассмеялся.
– Мне все равно, любишь ты меня или нет. Ты – моя, и это никому не изменить!!! – закричал он, и стены вокруг Данфейт застонали.
Пол затрясся, зазвенела посуда, дверцы шкафчиков раскрылись, и содержимое посыпалось вниз. Данфейт ухватилась за стол и, прищурив глаза, посмотрела на него.
– Прекрати!!! – закричала она. – Немедленно!!!
Кимао отвернулся от нее и разжал пальцы. Могла ли она представить себе степень его ярости? Он бы мог разрушить этот дом до основания, не оставив ничего, кроме горстки пепла. Он бы мог сломать перекрытия этого уровня и обвалить все на нижележащий ярус. Он бы мог стереть с лица Деревы весь девятый сектор! Он знал, что может это. И все почему? Потому что она, женщина, матриати, которая во всем зависит от него, сказала, что не любит его.
– Я твоя по своей воле! Но если ты выкинешь подобный фокус еще раз – я могу изменить свое решение!!! – закричала Данфейт и, разогнувшись, направилась к лестнице.
– Не жди, что я сделаю так, как ты хочешь! Если твой отец задаст мне вопрос – я отвечу прямо и искренне. И плевать, как он отреагирует на это!
– Он не спросит, если ты не дашь ему повода спросить!
– Я не дам, а вот ты можешь!
***
Путешествие заняло у них четыре дня. Долгих, трудных дня. Восемь человек, связанных общими секретами, чувствами, родственными связями и отношениями, вынуждены были проводить в напряженной обстановке часы. Данфейт перестала разговаривать с Кимао и Айрин, общаясь только с остальными, словно сестры и зрячего и вовсе не было рядом. Айрин так же не общалась с Кимао, замечая вокруг себя лишь Орайю, который, с усталым выражением темных глаз, молча выслушивал ее рассказы о Сайкайрусе, которые выучил за пять лет наизусть. Эрика и Террей, понимая, что Данфейт и Кимао находятся в ссоре, старались держать нейтралитет, зная, что принимать чью бы то ни было сторону в этом вопросе слишком опрометчиво. Весело было только Бронану и Йори, которые, отстранившись от дел насущных, погрузились на дно бутылки с коньяком. Террея и Эрику возмущало подобное поведение, но зрячим, пребывающим в состоянии постоянного подпития, было уже все равно. Четыре дня одиночества и замкнутости, девяносто шесть часов осторожности и косых взглядов привели их в грузовой отсек, где сквозь щели открывающихся дверей светило все то же белое солнце. Это была земля последней планеты в системе Амира. Это был Сайкайрус.
– Айрин! – воскликнул Герольд Белови и бросился к своей старшей дочери, не дожидаясь, пока трап коснется посадочной платформы.
Данфейт осталась стоять на месте у подножия дороги, ведущей к ее дому. Кое-что нельзя изменить, и это она уже поняла. Все остальные непонимающе наблюдали за разыгрывающейся на их глазах сценой. Герольд Белови, пожилой сайкаирянин с проседью в темных волосах, долго держал в объятиях свою Айрин. Наконец, когда старшая дочь отстранилась от отца, он повернулся и посмотрел на свою младшую дочь. Он улыбнулся ей, но грустной была его улыбка. Он даже подошел к ней и обнял, но слишком короткими показались другим эти объятия.
– Ты изменилась, – произнес Герольд и потряс дочь за плечи, словно сына. – Да, хорошо же над тобой поработал Сиа! Теперь ты сдержанна, как никогда, и спокойна, кажется. Тебе идет это спокойствие, – рассмеялся отец и похлопал Данфейт по плечу. – Надеюсь, ты не заставила своей сестре много хлопот в Академии? Она писала, что ты довольно прилежно учишься, и даже смогла постичь эти… как их… с сознанием что-то…
– Блокировку сознания, – ответила Данфейт и улыбнулась отцу.
– Да, блокировку, – покачал головой Белови и тут же подошел к Кимао и Орайе.
– Приятно познакомиться с вами, молодые люди, лично! Герольд Белови, – мужчина по старому общепринятому югуанскому обычаю протянул руку и пожал ладонь каждому из братьев.
Кимао и Орайя тут же прочли мысли пожилого Герольда, и поняли, что кроме возвращения Айрин домой, а также оценки внешности кандидата в мужья для его старшей дочери, то есть Кимао, его больше ничего не интересовало.
Оставив молодых людей, Герольд подошел к остальным, бегая глазами от тианки к югуанину, и пытаясь понять, кто из них кто. Данфейт тут же исправила ситуацию и подошла к друзьям.
– Папа, познакомься. Эрика, Бронан, Террей и Йори – мои друзья. Я писала тебе, что прилечу с ними.
– Да, конечно, – кивнул Герольд и улыбнулся новым знакомым. – Герольд Белови.
Рукопожатие и кивки головой были исполнены, и Герольд, с явным воодушевлением, направился по трапу вниз.
– Разрешите, я покажу вам дом! – произнес сайкаирянин и предложил гостям проследовать за ним. – Айри, распорядись, чтобы ужин подали вовремя.
– Хорошо, папа.
Айри… Словно Данфейт и не существовало больше. Словно у Герольда Белови не было больше дочерей, кроме Айрин. Кимао оглянулся, чтобы заглянуть в глаза Дани и попытаться пробить ее пресловутую блокировку, но Данфейт не оказалось рядом.
– Где Данфейт? – не понял Кимао, оглядываясь по сторонам и пытаясь найти на широкой платформе очертания знакомой фигуры в черном термостабильном костюме.
– Не обращайте внимания, – послышался голос пожилой женщины, вышедшей к ним навстречу. – Данфейт слишком независима, чтобы посвящать нас, простых смертных, в свои планы, – засмеялась она. – Я – Мими Гринроу – няня тех двух леди, которые за пять лет, наконец, соизволили посетить родной дом.
– Очень приятно, – улыбнулись все присутствующие, пытаясь при этом нагнать Герольда Белови.
Дом семьи Белови скорее напоминал музей, нежели жилище. Мраморные статуи украшали его холл и лестничные пролеты. Картины, среди которых Кимао заметил и портрет женщины, очень похожей на Айрин, были вывешены в позолоченных рамах на самых видных местах. Живые цветы, несколько прозрачных стен с аквариумами, зимний сад и огромный бассейн на заднем дворе. Зачем бассейн там, где берег моря простирается в ста метрах от дома, Кимао понять не смог, впрочем, как и Орайя. На помощь пришла Эрика, которая объяснила братьям, что богатые люди крайне редко посещают пляж. Куда более безопаснее полежать на шезлонге под зонтиком перед своим собственным бассейном.
Герольд показал молодым людям свою библиотеку, припомнив, что Айрин прочла чуть ли ни все книги, хранящиеся в ней. Затем Герольд провел всех в оружейную и продемонстрировал ружье, из которого Айрин в возрасте тринадцати лет застрелила кабана на охоте. Потом была галерея картин, где Белови собрал работы лучших сайкаирянских мастеров. Там же Кимао вновь обратил внимание на портрет женщины, очень похожей на старшую из сестер Белови.
– Это – моя жена, Симона Белови, – пояснил Герольд и тут же показал еще один портрет покойной супруги.
Кимао подошел к следующей работе неизвестного мастера и заглянул в рисованные глаза Айрин. Ей было лет пятнадцать, когда кто-то запечатлел ее на этом полотне. Большие светло-карие глаза и копна волос, уложенная в высокую прическу. Она стояла в летнем платье под деревом, сквозь листву которого пробивались лучи клонящегося к закату Амира. Кимао направился дальше и остановился напротив Айрин в возрасте лет девятнадцати. Прекрасные черты лица застыли во времени, поражая своей изысканностью и красотой. Это было лицо женщины, на которую хотелось смотреть очень долго. В костюме для верховой езды она выглядела по-настоящему взрослой, и только по отсутствию морщинок в уголках ее глаз Кимао понял, что она и не смеется вовсе. Он отошел подальше от полотна и снова присмотрелся к ее лицу. Губы, как будто, улыбались, но не глаза. В этой красоте не было настоящих эмоций, лишь отблеск той улыбки, которой Айрин могла бы улыбнуться, если бы только захотела.
– А где портреты Данфейт? – спросил Орайя, пытаясь отыскать взглядом маленькую темноволосую девчушку.
– К сожалению, из всех сохранился только этот, – ответил Герольд и подвел молодых людей к юной девушке, которая стояла по пояс в воде в дорогом вечернем платье и хохотала.
Прекрасные густые темные волосы струились по ее спине, рассыпаясь по плечам и груди. Белая кожа, которая казалась столь тонкой, будто от одного только этого смеха своей хозяйки могла потрескаться. И грудь, к которой прилипла ткань мокрого платья, укрытая ее роскошными волосами.
Кимао сглотнул. Казалось, будто сейчас Дани склонит голову и с осуждением посмотрит на него с этого полотна, прочитав непристойные мысли зрячего о груди его матриати.
– А других портретов Данфейт нет? – спросил Бронан, которого Эрика настойчиво дергала за руку, чтобы он соизволил задать этот вопрос вместо нее.
– Она сожгла их, – произнес Герольд и тяжело вздохнул. – Сожгла за год перед тем, как я попросил одного мастера тайком нарисовать ее снова. Данфейт не знает, что здесь висит ее портрет. Пожалуй, я спрячу его до вашего возвращения на Дереву.
– А почему она сожгла свои портреты? – спросил Террей, помогая Герольду снять тяжелую раму со стены.
– На очередной свой день рождения Данфейт, как всегда, отколола номер, не явившись на прием, который я устроил в ее честь. За это Айрин сняла все ее портреты в галерее и оставила их в подвале. Когда Данфейт нашла свои полотна в луже, что образовалась из конденсата на холодной трубе, ничего умнее, кроме как поджечь их, она не придумала.
Кимао сжал губы и отвернулся. Странно, но Герольд Белови, говоря об этом, словно и не понимал, что плохо поступила не только его младшая дочь, но и старшая, которая считала себя вправе распоряжаться портретами сестры.
– Мы немного устали, – произнес Кимао.
– Конечно-конечно, – тут же закивал Герольд. – Мими проводит вас в ваши комнаты.
– Я бы хотел поговорить с Данфейт перед ужином. Вы не проводите меня к ней? – спросил Кимао, обращаясь к Герольду.
– Боюсь, что сам я не знаю, куда она направилась, – пожал плечами тот и с удивлением посмотрел на Кимао.
Безусловно, логичным представлялся Герольду интерес зрячего к одной из его дочерей, но только к старшей, а не младшей. Хотя, учитывая, что все они учатся в одном вместе и, наверняка, проводят большую часть времени рядом с друг другом, данное участие вполне объяснимо.
– Я здесь, папа, – послышался знакомый голос за их спинами.
Террей и Йори, от неожиданности, чуть не уронили тяжелую картину, что держали в своих руках, дожидаясь дальнейших инструкций по месту ее перемещения. Эрика ехидно улыбнулась и подмигнула подруге, с которой не сводил глаз только один человек – ее зрячий. Девушка в летнем платье до колен и рукавчиками-фонариками на плечах не была похожа на ту Данфейт, к образу которой он уже успел привыкнуть. Собранные в хвост на затылке волосы и ушки, торчащие по сторонам. Кимао чуть было не рассмеялся, осознав, что ее ушки на самом деле топорщатся.
– Я сама покажу им комнаты, папа.
– Рад, что ты надела его. Красивое платье, – с гордостью произнес Герольд. – Мой подарок, хотя выбирала Мими. Тебе нравится?
– Конечно, папа. Спасибо.
Эрика в этот момент повернулась к мистеру Белови и испепелила его взглядом. Жаль только, что мужчина не понял ее возмущения и, не обратив на тианку никакого внимания, покинул картинную галерею первым.
– Портрет можете вернуть на место! – засмеялась Данфейт, глядя, как Террей и Йори мечутся на одном месте. – Я ничего не стану с ним делать!
– Вот и прекрасно! – рассмеялись они и повесили картину на ее законное место.
– Пойдемте, я провожу вас в комнаты. Через час запланирован ужин в столовой. Форма одежды свободная. После него я отведу вас на пляж: ночью там есть на что посмотреть. А завтра утром мы отправимся в деревню на винодельню.
– Не плохая программа! – воскликнула Эрика. – А во сколько состоится прием?
– В семь. Надеюсь, мы успеем все посмотреть до того момента, как дом превратиться в место паломничества ста тридцати малознакомых мне людей.
Эрика, взяв подругу под руку, повела ее к выходу.
– Ты же не поселила нас с Бронаном вместе? – перешла на шепот Эрика. – Меня это напряжет!
– Можно подумать, что спите вы в разных постелях! – улыбнулась Данфейт и отрицательно покачала головой.
– Спасибо, подружка, – выдохнула Эрика и обернулась к Бронану.
Зрячий надменно улыбался, глядя в шаловливые глаза своей матриати. Она пообещала, что отомстит ему за четырехдневную попойку и сделала это, попросив подругу расселить их по разным апартаментам. Глупо, но что поделать?
