Текст книги "Мой палач (СИ)"

Автор книги: Дана Блэк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)

Глава 22

Ключом давлю домофон и шагаю в подъезд.

На улице уже темно, до вечера каталась по городу, слушала музыку, глазела на витрины магазинов с манекенами, люстрами, всякой ерундой.

И так и не придумала, что делать.

В подъезде тоже темно. Босыми ногами шлепаю к лифту, и вокруг разлетается гулкое, неприятное эхо, ежусь и вызываю кабину.

Сжимаю телефон в руке и надо его включить, наверное, сколько можно прятаться, я сейчас в его квартиру поднимусь, он там.

Двери разъезжаются.

Ступаю в лифт, и запоздало слышу негромкие, неторопливые шаги из темноты за моей спиной. От неожиданности вскрикиваю, но обернуться не успеваю, мусжкие руки сжимают плечи и толкают меня к стене.

– Тихо, – звучит ледяной голос Кирилла.

Послушно затыкаюсь. Пугливо оглядываюсь, вижу как двери отрезают нас от коридора, Кирилл нажимает кнопку, и лифт, громыхнув, замирает.

– Я все равно буду кричать, – предупреждаю и взглядом мечусь по его фигуре в серых брюках и заправленной под ремень белой рубашке. Рукава закатаны, черные волоски густой порослью покрывают загорелые руки, он по-животному плотный, литой весь, пышет опасностью и силой.

– Хорошо, Аня, – он идет на меня. Смотрит вниз, на мои босые ноги. Вжимаюсь в стену, он подходит ближе. В ноги мне швыряет свой серо-стальной пиджак. Острым ключом давит мой подбородок, заставляя поднять лицо. И заглядывает в глаза. – Ну. Давай. Кричи.

С трудом сглатываю резь в горле. Облизываю пересохшие губы. Он не двигается, но от него словно густые тягучие волны расходятся, как круги по воде, задевают меня, поражают, я в радиусе действия этого излучения нахожусь, и деревенею.

– Отпусти меня, – сиплю.

– Я тебя не держу.

Он и, правда, не держит, не трогает меня, просто стоит так близко, очень близко, я шевельнусь – и коснусь его, и, кажется, что мир вокруг сразу взорвется, лучше бы я его хватку чувствовала, чем вот эту мнимую свободу, пустоту под смертельным напряжением.

– Ты лжи не прощаешь, а сам врешь? – смотрю в его глаза, прозрачно-синие, в них отражается тусклая лампочка, словно огонь разгорелся посреди ледника.

– И сам не вру, спрашивай. Что ты хочешь?

– Ничего не хочу.

Под ногами пол холодный, холод пробирается по щиколоткам, выше до бедер, все тело захватывает, гонит дрожь. Потоптавшись на месте сдвигаюсь чуть в бок, встаю на его брошенный мне под ноги пиджак.

Невольно касаюсь его грудью.

И соски будто стягивает узелками, они каменеют, ломаная боль отдается в потяжелевшей груди.

Это он, точно он, так же было в лесу той ночью – внутренний голос разрывается сигналами бедствия.

Снаружи кто-то громко брякает рукой по железной двери.

Мы так и стоим, друг напротив друга, словно в игру продолжаем играть, правил которой я, как оказалось, не знаю.

 – Не ходи больше по городу в таком виде, Аня, – помолчав, говорит Кирилл и отступает. – Напорешься на стекло. Не будешь?

– Нет.

– Ты боишься меня?

Лифт гремит, кабина поднимается, а я смотрю на пол, и перед глазами цветные мушки прыгают, я боюсь, да, и ничего не спросила прямо в лоб, не хватило духу, но это же он.

Как мне с ним разговаривать.

Он выходит на этаже, отпирает дверь.

Иду следом и оглядываюсь на дорогой пиджак, валяющийся на полу, и давлю кнопку на телефоне, включая.

– Купил? – на шум в прихожей в коридор выглядывает мама.

– Нет, – сухо отвечает Кирилл.

Он скрывается за поворотом.

Стою на месте и кручу перстень.

– Ужин готов, – недовольно сообщает мама и приближается к зеркалу, взбивает крупные локоны. – Скоро Марк с Мариной приедут, пригласила их к нам. А Кирилл не купил торт, – поджимает она губы.

– А он знает, что Марк приедет? – заторможенно спрашиваю, и в памяти оживает утро, где я голая на кровати, и Кирилл за шкирку стаскивает с меня Марка.

– Так, Аня, сбегай до магазина, – она отрывается от зеркала, придирчиво одергивает зеленое платье. – А мне переодеться надо, не нравится мне, как оно сидит, я за выходные пару килограмм набрала. Купи торт, творожный, на фруктах. И пару бутылок розового вина. Я красную рыбу приготовила. Антон! – кричит она вглубь квартиры не дожидаясь моего ответа.

Смотрю ей в спину и молча обуваюсь, подхватываю кошелек. Выхожу в подъезд и ноги подгибаются, лопатками прислоняюсь к двери.

Мне нельзя жить в этом доме, если Виконт тоже живет здесь.

Но представляю его объятия и не верю, что это может быть Кирилл, кто угодно, только не он, не этот замороженный кусок скепсиса, раздражения и вечных придирок, озабоченный чистотой безумец, психиатр и муж моей мамы, который смотрит так, что сердце уходит в пятки.

Расставляю тарелки на столе, и руки дрожат, из прихожей слышны голоса маминой подруги Марины и Марка.

Они уже пришли.

– Боже мой, Марк, что с лицом? – долетают до  меня аханья мамы, и я шмыгаю на кухню за салатами.

Помню, что Марку в лицо прилетело кулаком, и там, похоже, фингал теперь, а он вот так спокойно пришел в квартиру Кирилла, как ни в чем ни бывало.

Шаги прибилижаются, шуршат пакеты, и Марк вырастает в проеме кухни.

Толкаю большую пластмассовую ложку в миску с салатом и смотрю на него.

На скуле красное пятно и царапина, она припухла, и почему-то ни капли не портит его, наоборот, впервые вижу Марка с ссадинами, он ведь даже подростком ни с кем не дрался, никто и не лез. Сначала он всем про отца и его службу рассказывал, а потом и вовсе уехал учиться в другую страну.

– Почему телефон выключила, Анюта? – спрашивает он и пересекает кухню, ставит пакеты на стол. – Дозвониться тебе не мог.

Рассматриваю его светлые брюки, белый джемпер, волосы в модной стрижке, как у канадских хокеистов, от него веет привычной уверенностью в собственной неотразимости, и я опускаю глаза.

– Больно? – киваю на его скулу и подхватываю миску.

– До свадьбы заживет, – Марк наклоняется над столом, ловит мой взгляд и белоснежно улыбается. – Конечно, не надо было в твоей комнате этим заниматься. Но я не сдержался. Ты же знаешь. Я и год назад этого хотел. Трусики с тебя содрать.

– И твое хотение не мешало тебе выкладывать в соцсети фотографии с чужими девками, – волнуюсь, не знаю куда деться, ставлю салат обратно и сую нос в принесенные им пакеты.

– Ты мне долго эти фотки с немками будешь напоминать? – он выгружает на стол конфеты, – Что мне надо было делать? Круглосуточно в квартире сидеть, не выходить никуда? Так не бывает, Аня. Человку нужна соицализация. Необходима. И вообще, я думал, мы закрыли вопрос, нет?

– Да, – вываливаю фрукты в раковину и пускаю воду.

– После ужина поедем ко мне? – Марк подходит сзади, спиной его чувствую, кажется, что сейчас обнимет, но он сдвигается чуть вбок, и локтями опирается на стол. Наблюдает, как я мою яблоки. – Ты еще ни разу у меня не была. Завтра с утра мне на работу, – он сверяется со временем на наручных часах. – Поваляешься, поешь, в холодильнике всего полно. Телик посмотришь.  А вечером я вернусь.

– Ты писал мне сообщения? – выключаю воду и требовательно смотрю ему в лицо.

Он изучает меня в ответ, молча, долго, взглядом скользит по губам, и их пощипывать начинает, иголочки впиваются. Если бы Кирилл сегодня не помешал, то я уже была бы женщиной.

– Ань, – он наклоняется ближе, губами почти касается моих.

– Добрый вечер, Марк, – раздается от двери, и мы на это сухое, колкое приветствие оборачиваемся. Кирилл стоит в проеме, он переоделся в черную рубашку, застегивает запонку на рукаве, – как здоровье?

– Мой врач сказал: ничего серьезного, – Марк выпрямляется, – но, вообще...поразился он. Циливизованное общество, а некоторые индивиды до сих пор размахивают кулаками, как дикари. Словно русского языка не знают.

– Отличная позиция, – Кирилл усмехается, шаг за шагом сокращает расстояние. – Действуй словом, Марк. Дураки люди, так и скажи отцу. Мол, зачем с инженерами-проектировщиками сотрудничаете, не нужно нашей стране оружия, есть же слова. Только порепетируй для начала. На отморозке в темной подворотне. Или с маньяком в лесу.

Вздрагиваю и роняю яблоко.

Маньяк в лесу – он же про базу сейчас говорит, про одноклассницу Антона?

– Ты намекаешь на что-то, Кирилл? – Марк меняется в лице. Встряхнув руками разворачивается всем корпусом, и я оказываюсь между ними, незаметной, какой-то хлипкой преградой, они смотрят друг на друга поверх моей головы.

– Я говорю прямо, Марк.

– Марк, – цепляюсь в его руку. – Помоги с салатами.

– Помогу, конечно, детка, – спокойно соглашается Марк, не отрывая взгляда от Кирилла. – Как ты только живешь здесь, маленькая моя. Некоторые люди до сих пор симпатизируют естественному отбору, и это очень грустно.

Он отходит первым, разворачивается к столу и подхватывает миску с "Цезарем".

– После ужина собирай вещи, – приказывает. – Мы уезжаем.

Смотрю ему в спину, перевожу взгляд на Кирилла. Он наклоняется, поднимает мое яблоко. Перебрасывает его в руках, стоит рядом.

– Какой у него любимый художник? – кивает он в сторону столовой, где скрылся Марк.

От его вопроса теряюсь. Жму плечами.

– А у тебя Ван Гог, – Кирилл бросает яблоко в раковину. – Ты если за столько лет человека не узнала, Аня. То и не захочешь узнать. Вызубришь распорядок дня. И меню. И будет вся твоя жизнь однообразной. Как миссионерская позиция в сексе. Тебе это нужно?

Слабо понимаю о чем, лишь взглядом его пожираю, кажется, врать себе дальше бессмысленно, это перед ним я на коленях в гостинице стояла, а он толкался мне в рот, от него веет этим, искусством порока, дьявольским искушением, он с ног до головы им пропитан, оно вместо крови по венам к сердцу.

– Аня! – голос Марка разрезает тяжелый воздух. – Все уже за столом.

Кирилл не двигается. Ждет ответа на свой вопрос, и я тоже не тороплюсь никуда, неуверенно качаю головой.

– Нет, мне не нужно однообразную миссионерскую позицию.

И, выдохнув, добавляю:

 – Я телефон включила.

Пульс оглушающе стучит в висках.

Кирилл смотрит на меня, и ни один мускул в лице не дергается, а меня потряхивает, уверена уже.

Сейчас, едва сяду за стол – от Виконта придет сообщение.

Глава 23

– Что творится с миром, я просто не понимаю, – жалуется мама и накладывает в тарелку салат. – Девушку не нашли до сих пор?

– Вроде нет, – отвечает ей мама Марка, тетя Марина и разглядывает блюдо с красной рыбой. – Марк, положи мне немножко. У меня у дочки сегодня поезд ведь, с друзьями поехали на юг. Так я отпускать ее не хотела, просто вот не могла, вот здесь неспокойно, – рассказывает Марина и прижимает руку к груди. – Но уже и гостиницу забронировали, билеты оплатили, она на отдых столько всего накупила, в общем, чуть истерика с ней не случилась. Марк настоял, мол, пусть едет. Не можем же мы теперь дома запереться и сидеть.

– Конечно, – подтверждает Марк. – Найдется девушка, загуляла где-то. Молодежь нынче свободных нравов, моральных принципов никаких, – веско рассуждает он и накладывает в тарелку рыбу. Поворачивается к моей маме. – Лиза?

– Давай мне тоже, – она кивает. Продолжает смаковать тему. – Вот Анькин папа, например. Тоже ведь. В институт с водителем ее отправляет, после пар ее ждут. Дома экономка, или как ее. Командирша. Так до чего доходит, знаешь? – мама наклоняется над столом. – Тетка эта уроки у Аньки проверяет. Двадцать лет дочери, а они...

– Мам, я тоже здесь, – в раздражении отодвигаю тарелку, апеттита нет. – Не надо обо мне в третьем лице разговаривать.

– Посмотрите на нее, деловая стала, – она хмыкает. Треплет Антона по волосам, оглядывает собравщихся и хмурится. – Кирилл, вообще, собирается ужинать? Кирилл, – негромко зовет она, повернувшись к проходу.

Опускаю голову и беру вилку.

Под столом на коленях лежит телефон, я жду сообщения. И это дико, странно, я знаю, кто такой Виконт – и все равно жду, кажется, у меня и выбора-то не было, ни год назад, ни сейчас, когда я привыкла к нему и не хочу, чтобы все обрывалось.

Исподлобья смотрю на Марка.

Он наклонив голову, ест салат.

Аккуратно причесанная макушка, словно он не на дружеском ужине, а на конференции, и лицо такое же, хозяина положения.

А я понимаю, что сблизилась с ним снова лишь из-за сообщений, я думала это он пишет, и потому оттаяла.

Но если это не он...

– Извините, по работе звонок был, – звучит низкий, бесстрастный голос Кирилла, и за ним звук отъезжающего по полу стула. – Марина, привет.

– Привет, Кир, – мама Марка расплывается в улыбке. – Ну, как там твои психи? – она заливисто смеется. – Не свели еще тебя с ума?

– Пока держусь, – отвечает он без улыбки.

Он сидит напротив.

Нас разделяет стол.

На меня не смотрит, и я в волнении ем салат.

Это плохо, это неправильно.

Я как на иголках.

В потеющей ладони сжимаю телефон. Открываю переписку, и там ничего нет. Не пишет.

Не выдержав, сама печатаю сообщение, и стираю, набираю заново, за столом бездумно болтают о всякой ерунде, а я не понимаю, что мне теперь делать.

И тут сотовый вибрирует.

И на экране высвечиваются бувы:

«Волнуешься, маленькая?»

Вскидываю голову.

Кирилл пьет вино, поверх бокала смотрит на меня. Обе его руки на виду.

Встряхиваю волосами.

И торопливо печатаю:

«Ты ведь тогда, год назад, понимал, что происходит. И в лесу. Тоже».

Отправляю сообщение и смотрю на него.

Он ставит бокал. Спокойный, непринужденный, он с непроницаемым лицом бросает взгляд вниз, под стол.

У меня вспыхивают щеки.

Это точно он, никаких сомнений, он читает мое сообщение.

Едва заметно его рука напрягается. Он печатает.

У меня вибрирует телефон. Кирилл поднимает голову.

Все звуки вокруг растворяются, звон приборов и разговоры, все смазывается, есть лишь серые глаза напротив, тяжелый металл, как свинец в алхимии, животная, необработанная душа человека. Только его лицо вижу, слабую улыбку краешком губ, хищную какую-то, темную.

Усилием отвожу взгляд, смотрю под стол на экран телефона.

«Я бы не стал. Но ты не сильно сопротивлялась, Аня» – чернеют буквы.

Я дышать не могу, перечитываю его ответ и набираю:

«Ты меня врасплох застал».

Отправляю и дрожащей рукой беру стакан с соком. В горле пересохло, поверить не могу, что это по-настоящему, он мой отчим, мы ужинаем, в его квартире, и тайком, пока никто не видит, обмениваемся смсками.

Смотрю на него. А она на меня, и мне жарко, меня в пот бросает, меня еще никогда так откровенно не разглядывали, с вызовом, с голодом, как женщину.

Прикрываю ресницы, по тарелке гоняю красную дольку помидорки.

Телефон вибрирует. На экране высвечиваются буквы:

«Ты даже сейчас, всё знаешь и ждешь сообщений, маленькая. Ты только не бойся меня».

С трудом сглатываю. И всем телом вздрагиваю, когда Марина легко толкает меня в плечо.

– Аня?

Поворачиваюсь на нее. Быстро моргаю. За столом тишина, и все смотрят на меня, понимаю – что-то случилось, но я все прослушала, выпала из реальности.

– Так вот, – недовольным тоном продолжает Марк и закатывает рукава джемпера. – Всё, ты освободилась? – уточняет, и после моего рассеянного кивка говорит. – У нас с Анютой новости, – он смотрит на мою маму и улыбается.

Рукой ныряет под стол.

Во все глаза слежу за ним, кажется, он телефон достанет, с нашей перепиской, а я ошиблась, уже черте что надумала про Кирилла.

И Марк выкладывает.

Но не телефон, а небольшую коробочку, красную, бархатную, он ставит ее на стол.

Улыбается еще шире. И громко, с пафосом сообщает:

– Мои дорогие. Мы с Аней будем рады. Всех вас видеть на нашей свадьбе.

Марина обходит стол и прижимает голову Марка к груди, целует сына в макушку и повторяет:

– Как же я рада, как рада, наконец-то, Марк, какие вы молодцы, давно пора!

Поворачиваюсь на маму. Она пьет вино и одобрительно мне кивает. Рядом Антон показывает большой палец, и, словно ничего не случилось, дальше поедает рыбу.

Кирилл тоже, сидит и ест, спокойно. Мельком смотрит на меня, на коробочку на столе возле Марка, и ничего не говорит.

Растерянно сжимаю телефон. Все еще жду какой-то поддержки, предложение от Марка я в восемнадцать лет должна была получить, уверена была, что так и будет

Но он на два года запозднился.

И уже не надо.

– Аня, платье уже выбрала? – щебечет Марина. Усаживается на стул рядом со мной и потирает руки. – Дождались, Лиза. В ЗАГСе вы уже были?

– Завтра пойдем, – Марк улыбается. Мне. Снисходительно как-то.

И телефон молчит.

Меня бросили одну с этим разбираться.

Шумно втягиваю носом воздух.

И бью ладонью по столу.

– У нас еще одна новость есть, – беру вилку и тычу в салат. Набиваю щеки зеленью и сыром. С набитым ртом припечатываю. – Я беременна.

Все молчат. Долго, растерянно, и мне уже кажется, что никто не разобрал, не услышал мое заявление.

Но тут Марина ахает.

– Да ладно! Быть не может! – она косится под стол на мой живот, словно могла его сразу не заметить и качает головой. – Лиза...нет слов...ох и шустрые у нас дети!

Марина верит, а вот мама не очень, пристально смотрит на меня, на Марка, скептично приподнимает выщипанную бровь.

Тоже смотрю на жениха.

Он продолжает улыбаться, но уже не так самодовольно, четко очерченные губы подрагивают. Он тихо усмехается:

– Спокойно. Аня шутит.

– Вовсе нет, – спорю. – Я на втором месяце.

– Ты же только в пятницу от отца приехала, – напоминает мама. Болтает в бокале вино.

– Сама удвилена. Сегодня была у врача, и вот.

– Хватит, – со льдом в голосе приказывает Марк.

– Не понимаю, почему, – жму плечами. – Ты не рад что ли? Отцом ведь станешь.

– Прекрати эту дурь, – он морщится и отодвигает недоеденный ужчин. – Аня не беременна.

Бросаю взгляд на Кирилла.

Он облизывает губы. Быстро, кратко, словно кот после молока, и откидывается на стуле. В разговоре, как и мой брат не участвует, и меня это задевает, если бы я согласилась – он бы тоже сидел и молчал?

– Аня, так я не поняла, – Марина трогает меня за рукав платья, и я отрываюсь от этой статуи пофигизму.

– Все верно, – повторяю. – Я беременна. Можно начинать поздравлять будущую семью.

Марк угрожающе щурится на меня, взглядом призывая заткнуться.

– Тебе справку показать? – щурюсь в ответ, и вижу, как у него красные пятна выступают на шее и на лице. Тянусь через стол к коробке с кольцом, щелкаю крышечкой. Ахаю на кольцо. – Как раз такое я и хотела, Марк, – примеряю золотой обруч с крупным камешком на палец.

Марк поднимается на ноги, одергивает джемпер.

– Выйди, – цедит мне.

– Здесь все свои.

Он молчит. Ерошит волосы. Хмыкает. Обходит стол и за руку сдергивает меня с сиденья.

– Марк, в чем дело? – требовательным тоном останавливает его мама.

–  Все нормально, Лиза, – бросает он ей, и больно ухватив за локоть тащит меня из столовой. – Ужинайте.

Он выталкивает меня в коридор, толкает к стене.

– Ну чего? – бюсь плечом и потираю руку. В полумраке белеет его джемпер, глаза кажутся черными, он подходит ближе и наклоняется, долго смотрит мне в лицо.

Смотрю в ответ, и злость мне сил придает, не отворачиваюсь, готова на своем стоять до последнего.

– К чему этот спектакль, Анюта? – спрашивает он шепотом. Большим пальцем касается моей щеки, поглаживает. – Я тебя замуж позвал. А ты что устроила? Не стыдно?

– За что мне стыдиться? – отталкиваю его руку. – Стать матерью – это главная задача женщины, – повторяю истины, что нам вдалбливали в пансионе, – вести дом, воспитывать детей и...

Его ладонь с громким шлепком врезается в стену рядом с моей головой, и я вздрагиваю.

– Какого черта? – тихо, с раздражением и скукой спрашивает Марк, берет меня за плечо и встряхивает. – Ты мстишь мне так или что? Я думал, ты повзрослела, наконец.

– А я и повзрослела, – вырываюсь, он держит крепко, и я затихаю. – У тебя были другие девушки. А у меня другие мужчины. Это справедливо.

– Какие еще мужчины, Аня, – Марк ослабляет хватку и улыбается. – Врушка маленькая.

– Разные мужчины, – твержу и чувствую, что разреветься готова, так сложно представить меня в постели с кем-то – это очень обидно. – Ладно, – выдыхаю. – Только один мужчина был. И мы занимались сексом. Разным. В разные места. Во все места. Трахал он меня. Мочалил, как хотел!

– Ань, – устало зовет меня Марк. Трет лицо. – Но ведь ты врешь.

– Нет. Я влюблена.

– И кто он?

– С папиной работы.

Марк теребит рукав джемпера. Все еще не верит, но уже сомневается, подозрительно смотрит на меня.

– Правда? – спрашивает после паузы.

– Да.

– Я серьезно, Аня.

– Я тоже.

– Я отцу твоему позвоню.

Кусаю губу. Представляю, что мне папа устроит, если ему такое сказать, он ведь всю душу из меня вытрясет, и даже не то, что к маме больше не отпустит, он меня дома запрет, переведт на онлайн-обучение.

– Папа меня убьет, – вскидываю голову. – Тебе это зачем? Ты меня столько лет не замечал, вот и теперь не лезь. Просто не будет свадьбы, и все. Другую жену выбери.

– Ты понимаешь, что несешь вообще? – он взрывается.

– Все, Марк. Отвали от меня, – отталкиваю его, сдергиваю кольцо с пальца и швыряю в него. – Всё. Конец.