Текст книги "Мой палач (СИ)"
Автор книги: Дана Блэк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)
Глава 11. Разве жизнь не слишком коротка, чтобы скучать?
Если верить Ницше, то женщина – вторая ошибка Бога.
А если эта женщина маленькая врунья к тому же – ее нужно исправить.
Вот это я бы сказал со сцены на улице в тени деревьев в школьном парке.
Но моя вступительная речь по отношению к Ане не то, что сейчас нужно выпускникам, поэтому вместо меня там у микрофона стоит директриса и соловьём разливается, мол, вы уже все стали взрослыми, птички, сегодня улетаете в настоящую жизнь.
Все птички и гости пропускают мимо ушей эту напыщенную чушь и держат ладони наготове, чтобы быстрее похлопать, торжественная часть – смертная скука.
Высматриваю Аню.
Сидит на складном стуле в седьмом ряду и единственная, наверное, внимательно слушает.
Ей тоже хотелось два года назад почетную ленточку выпускницы, но она получила перстень, который постоянно крутит на пальце, словно хочет снять и не решается. По-своему бунтует против правил и язвит, доказывает, что взрослая, а сама наивная, доверчивая, в человека с именем Виконт влюбилась уже.
Достаю телефон и набираю сообщение:
«Был занят, маленькая».
Слежу за ней. Как она вздрагивает, достает из кармана телефон, за ухо убирает кудрявую светлую прядку и читает.
Сжимает телефон и смотрит на сцену.
Не отвечает.
Обиделась.
А я ведь, правда, собирался в торговом центре ей всё объяснить.
Сам на нервах, и это ново, что у чувства нет дна, и кажется, мир рухнет, если дальше без нее, над нами одно небо – и это повод.
Быть вместе.
Ведь, как говорится: то, что делается ради любви – происходит вне сферы добра и зла.
Тогда зачем сдерживаться, это изнутри разъедает давно.
Играет музыка.
Ещё чуть-чуть, и вручение дипломов ради которого все терпят посиделки в школьном парке, а директриса никак не смолкнет, со сцены вещает про счастливых птичек.
Набираю сообщение:
«Ты с мужчиной, маленькая? Как я и думал, крышу сорвало?»
Она смотрит на экран. И на провокацию ведётся, быстро печатает.
Читаю ответ:
«Нет, я не с мужчиной. Зато, похоже, ты с женщиной, раз так надолго пропадаешь. Телефон от нее прячешь?»
Улыбаюсь. Точно, влюбилась, сидит и ревнует.
Печатаю:
«Где ты?»
«Дома» – отвечает она, и я смотрю на нее, расселась на стуле, на ветру приглаживает растрёпанные волосы, смотрит на сцену и врёт мне, а ведь я же сказал, что так нельзя.
Играет музыка, называют фамилии, хвалят, вручают дипломы, в конце мы все поднимаемся с мест и толпа медленным потоком тянется в сторону школы, в актовый зал на банкет.
Ничего особенного, скоро в полном составе выдвигаемся на базу отдыха, поэтому шведский стол, закуски и фрукты, шампанское и соки, из колонок играет FM-радио.
Антон принимает поздравления. Его на месте подбрасывает, он пританцовывает в такт музыке, болтает растрёпанной головой.
Аня топчется возле него и проверяет телефон. Меня ждёт, рассчитывает, пока не уехали получить приглашение встретиться и нервно крутит перстень, не знает, что я рядом стою, и смотрю на нее.
– Развлекаешься? – беру со стола бутылку шампанского и раскручиваю железку на крышке.
– Да. Сейчас залезу на стол и буду танцевать, – цедит она не поворачиваясь. Злится.
Улыбаюсь.
Достаю телефон. В двух шагах от нее стою и набираю сообщение. Она даже внимания не обращает, гипнотизирует экран, и я ей ещё шанс даю, правду сказать. Отправляю:
«Чем дома занята?»
Пиликает ее телефон. Тонкие пальцы быстро летают по клавиатуре, и мне приходит новое вранье:
«С подругой сижу».
Сверлю ее взглядом и убираю сотовый в карман.
Мало ей было намека про плётку?
– Антоша, поздравляю, – у стола вырастает директриса, нахваливает его красный диплом и выясняет, куда он собирается поступать.
– Ко мне в институт, – Лиза манерно поправляет волосы.
Аня громко хмыкает. Ее в институт к матери никто не звал, отец сам выбрал, куда она после пансиона отправится.
– А это...– директор переводит глаза на Аню.
– Я подруга Лизы, – говорит она почему-то и нагло хлопает мать по плечу. – Учились вместе. Теперь вот работаем.
Разница в возрасте между ними очевидна, и директриса вежливо кивает, отступает, по пути ловит повара, а Лиза с перекошенным лицом хватает со стола бокал шампанского, едва я успеваю разлить шипучую жидкость и смотрит на Аню.
– Что? – та встряхивает волосами. – Сама просила называть тебя Лиза. У меня спросили кто я, отмалчиваться было невежливо, нет?
– Дома поговорим, Аня.
– Тогда это случится завтра, – она проверяет телефон и с ожесточением толкает его в карман рюкзака. Рваные движения, поджатые губы, расстроилась. – Мы же на базу едем? Когда? Здесь скучно.
– Разве жизнь не слишком коротка, чтобы скучать? – говорю, и она оборачивается, резко, лёгким ветром приподнимаются волосы и падают обратно на шею.
Протягиваю ей бокал. Она машинально берет. Смотрим друг на друга, она хлопает длинными ресницами.
Она ведь понимает, что это значит.
Я больше суток сыплю изречения Ницше в наших переписках.
И сейчас тоже прозвучала его цитата.
Свежий воздух, природа, комары и красота.
Трёхэтажные бревенчатые домики, русская баня с омолаживающей купелью под открытым небом, беседка с мангалом, пруд.
Или речка, я не видела.
В воздухе висит запах шашлыка, жарятся первые порции. Вдыхаю аромат специй и сижу на лавке.
Беседка крытая, крыша треугольником, красно-белая, как шапочка у мухомора.
– А мы тут все поместимся? – суетятся родители, таскают тарелки на стол, приборы, расставляют салаты.
Хмыкаю в стакан с соком.
Беседка огромная, столы длинные, да тут свадьбу можно закатить.
При желании.
Отстраненно наблюдаю за суетой. Выпускники ушли купаться, родители готовят им пир на весь мир, а вот я ни туда, ни сюда, держу телефон под столом и листаю переписку с Виконтом, с самого начала, со вчерашнего утра.
Первое сообщение с незнакомого номера я прочитала, когда только проснулась, открыла глаза:
«Не приезжай, если не хочешь, чтобы мы снова оказались в одной постели»
А я как раз собиралась к маме.
И была возмущена.
Это шутка? Намек? Кто-то номером ошибся?
Пока умывалась, пока одевалась, пока шла на завтрак держалась, и любопытство в дежавю переросло, когда ложкой зачерпнула кашу казалось, что это сообщение именно для меня.
И я ответила:
«А если хочу?»
В одну постель неизвестно с кем – это дурость, даже кашу доесть не смогла, так было смешно.
И волнительно, ведь я ждала ответа. И ответ пришел:
«Счастье мужчины – я хочу. Счастье женщины – он хочет».
И это была первая цитата. А следом за ней сообщение:
«Неправильно набрал номер».
И я поверила, что неправильно, но все равно на телефон смотрела, ждала ещё.
И злилась. На его наглость, самонадеянность. И когда садилась в машину, написала сама:
«Неправильно ты не номер набрал. А ориентир жизненный выбрал. Счастье женщины не в твоих хотелках».
И он ответил. И мы переписывались всю дорогу.
И мне очень понравилось.
Но вот теперь...
– Антон! – слышу пораженный голос мамы и поднимаю глаза от телефона.
На улице уже шумят вернувшиеся с озера выпускники. А в беседку, минуя родителей завалились Антон с Владом. Оба в один шортах, волосы мокрые, на лицах бескрайняя безмятежность, именно так выглядят люди, что находятся в равновесии с собой, предвкушающие завтрашний день, именно на эти открытые улыбки все и тянутся.
И я тоже, смотрю и слушаю, как мама нудным голосом педагога отчитывает их:
– Вы купаться ходили или чем заниматься? Чем от вас пахнет?
– Ничем, мам, – отмахивается Антон и стягивает из тарелки с нарезкой кусочек ветчины.
– А что за запах вы чувствуете, Лиза? – Влад плюхается на лавку рядом со мной.
Задевает меня бедром, и я вздрагиваю, у него мокрые шорты, или купался в них, или надел на мокрые трусы.
Невольно скашиваю глаза вниз и слегка двигаюсь в сторону, смотрю на чёрную резинку, обхватывающую загорелые крепкие бедра, кожа то ли в мурашках, то ли в капельках воды, и мне от этого зрелища становится жарко.
– Купальник взяла, Анна? – он поворачивается на меня.
– А тем и пахнет, Влад, – вклинивается мама и наклоняется над столом, чтобы никто не слышал, как она отчитывает этих двоих. – Антону ещё нет восемнадцати, ты взрослее, и должен понимать, что оказываешь дурное влияние.
– Мам, да все нормально, – Антон увлеченно поглощает нарезку. – Выпускной же.
– Это не повод вести себя, как...
Отключаюсь от ее голоса, смотрю в экран телефона.
Виконт больше не написал, последний раз в школе.
И я тоже не пишу, вчитываюсь в наше прошлое и сомневаюсь, ведь все началось с сообщения "не приезжай, если не хочешь, чтобы мы снова оказались в одной постели".
Значит, либо у него есть женщина, и он писал это ей. Либо...
– Твоя отличная успеваемость не оправдывает твои выговоры за поведение, Влад, – несёт маму, она повышает голос. – Меняйся, если хочешь дружить с Антоном.
– Изгоняя своего демона, не избавься от лучшего в себе, Лиза, – Влад встаёт с лавки.
– Ты как со мной разговариваешь? – она моргает.
– Это ведь не я, это Ницше.
Бросаю быстрый взгляд на него.
И смотрю по сторонам.
Вон там у мангала жарит мясо Кирилл. А вон там на плетёной качельке сидит Марк, разговаривает по телефону. Неподалеку пристроилась стайка хихикающих девушек, не знают, с какого бока к нему пристроиться.
Смотрю на переписку с Виконтом.
И кручу перстень.
Мама профессор в институте Германской культуры, но они не проходят Ницще, ведь он не занимался развитием законов, только лирикой, зато его обожает мама.
И учение его знают все, кто с ней знаком, даже я.
Смотрю на переписку, на Влада, на Кирилла, на Марка. И делаю большой глоток сока.
Или у меня опять паранойя.
Или Виконт где-то здесь, на базе.
Глава 12
«Мы знакомы?» – в лоб задаю волнующий меня вопрос.
Жду ответа и гуляю по базе, в соседних домиках семьи с детьми, и на нас уже косятся недобро, неудачный уик-энд они для отдыха выбрали, соседство с выпускниками, которые визжат, смеются и поют всех раздражает.
Но шуметь, вроде как, до одиннадцати можно, и замечаний никто не делает.
«А ты как думаешь?» – приходит сообщение от Виконта. – «Ты бы запомнила, по буквам, по вопросам, узнала меня?»
Морщу лоб и разворачиваюсь, шагаю в обратном направлении.
Что значит – запомнила бы?
Я и не знакомлюсь ни с кем, мне негде. Институт-дом, иногда выбраться в ресторан или театр с папой – вот и вся моя жизнь.
А в последнее время, когда папа встретил якобы любовь – я обнаружила, что превратилась в пустое место.
«Отвечай правду или я с тобой переписываться не буду» – отправляю Виконту угрозу и вытираю вспотевшие ладони о платье.
Что я творю.
Буду, все равно, я так заинтригована, что думать ни о ком другом не могу, представляю, какой он, переживаю.
Он для меня сейчас самый близкий человек, как бы ни было это смешно и грустно.
И почему-то хочется, чтобы он был красивый.
Хотя, не может быть непривлекательным внешне мужчина, который так умело, искусно одними лишь сообщениями привязывает к себе.
«А ты сама со мной честна, маленькая?»– пиликает сообщение от него.
Кручу перстень. Я ему за нашу переписку наврала, и не раз, но это же ерунда. А Виконт, если врет, то по-крупному, ведь он может находиться здесь, на базе.
Иду мимо наших домиков и оглядываюсь по сторонам.
Кирилл все еще готовит мясо, последние порции. Влад с Антоном потерялись в шумной толпе выпускников, рассевшихся в траве, они там играют во что-то, в "фанты", кажется, у всех на лоб наклеены бумажки.
А Марк...
Замечаю его в той же качельке. Широкая сидушка, удобная спинка, он откинулся на нее, светлыми туфлями отталкивается от земли, покачивается.
А рядом с ним пристроилась русоволосая девица. Было бы классно, будь она страшной, но нет. Натуральный цвет, простая укладка, на лице минимум косметики, платье черное, почти до колен.
Такие девушки как раз во вкусе Марка. Естественные, без лишнего тюнинга. Милые, но строгие. Недотроги, с выражением легкого выскомерия на лице.
Ясно с ним все.
Достаю телефон и печатаю сообщение.
"Сегодня увидимся? И плетку можешь захватить, если думаешь, что я врунья " – отправляю и наблюдаю за Марком.
Он мило беседует с девушкой, в карман за сотовым не лезет, а ведь мое предложение доставлено.
Хмурюсь.
Может, я просто выдумываю – любить Ницше не только мамины знакомые могут, это, вообще, так себе улика.
Иду мимо их качельки, и у Марка внезапно обостряется зрение, заметил меня, встает и зовет:
– Анюта, подожди.
Анюта.
Знает же, как бесит, и продолжает меня этим именем дурацким называть.
– Ты куда рванула? – он нагоняет меня, ловит за руку. – Там еще ничего не готово, – кивает на столы, которые стремительно заполняют тарелками родители. – Пойдем в тенечке посидим, есть разговор.
– С той девицей не наболтался? – кисло улыбаюсь, когда она, сообразив, что Марк не вернется, поджимает губы и встает с качели.
– А, там, – Марк смотрит на нее и небрежно жмет плечом. – Сестры моей одноклассница. Советовалась, куда лучше поступить.
– Прям таки про учебу разговаривали, – шагаю с ним рядом и поражаюсь, откуда эта странная ревность взялась, я ведь еще год назад решила, что Марк остается в прошлом.
Марк – вредная привычка, когда с дества вдалбливают, что вы созданы друг для друга, очень сложно отвыкнуть.
– Про учебу, Аня, что за недоверие? – Марк подходит к плетеной лавочке под дубом и кивает. – Присаживайся.
– Постою.
– Тебе лишь бы поперек сделать, да, Ань? – он улыбается. Садится сам.
– Что хотел? – стою напротив, сверху вниз изучаю его.
Он даже время в своем плотном графике нашел на базу выбраться. Белая футболка, светлые брюки, солнечные очки-капельки на макушке, знакомый, родной запах.
Я так увлечена мыслями, что вздрагиваю, когда он вдруг хватает меня за бедра и тянет к себе, заставляя сесть на него верхом.
– Марк, – растерянно держусь за его плечи, смотрю ему в глаза и как в омут прыгаю, он же не любит на людях чувства проявлять, это неприлично, Аня, говорил он всегда, когда я за руку его хотела взять и вместе идти.
– Я не к сестре на выпускной приехал, я из-за тебя здесь, – говорит он и сжимает мою талию. – И на счёт подарка, – он удерживает меня одной рукой, другой лезет в карман брюк.
Не дышу, слежу за его действиями, жду, что он достанет, но посмотреть не успеваю. За спиной звучит голос маминого мужа, в суховато-приказном тоне он выговаривает:
– Иди за стол, Аня, всё готово.
Поспешно встаю, поправляю платье. В такой позе меня застукали, щеки горят, чувствую, что он смотрит.
А Кирилл смотрит. И выговаривает:
– И не сиди больше так, ты не на шесте. Здесь дети кругом.
Его ладонь касается моей спины. И он подталкивает меня к беседке.
Ем два кусочка шашлыка, салат, запиваю это дело зеленым пивом, прямо из баночки. Это и не пиво даже, а ирландский эль.
И очень красивая баночка. С изображением старухи с косой, а на обратной стороне краткая легенда про Святого Патрика, мол, он сотворил так много чудес, что человеческий разум просто не способен запомнить количество добра, которое он совершил на земле.
Играет музыка. И вечер перетекает в сумерки, вокруг не смолкают разговоры, смех, веселье, выпускники пьют шампаснкое, а родители, своим отдельным столом, что-то крепкое.
Напротив сидит Марк, он не ест почти, остраненно наблюдает за праздником, ему тут скучно.
Вожу вилкой по тарелке и гадаю, что он мне хотел подарить, какой подарок поместится в карман?
Какой-нибудь маленький.
Смотрю на экран телефона, от Виконта больше ничего не приходит. Встретиться он не хочет, и даже с плеткой, и я разочарована.
Может быть, та женщина, которой он писал, когда номером ошибся – объявилась.
И наша история на этом закончится.
Встаю из-за стола, из беседки пробираюь на улицу.
Нужно помыть руки и зубы почистить, а потом самой подойти к Марку и уточнить на счет подарка.
За такие мысли злюсь на себя, я ведь уже все решила, он бы давно, если бы хотел, добивался меня, но он этого не делал.
Выхожу из беседки и оступаюсь на камешке, нога подворачивается, и я взмахиваю руками.
Но не падаю, кто-то больно цапает меня за локоть, удерживая на ногах. И позади звучит тихий голос, почти возле моего уха шепот, словно мне рассказывают какой-то важный секрет:
– Женский алкоголизм неизлечим, Аня.
– Я всего одну банку...– начинаю оправдываться и оглядываюсь, натыкаюсь на внимательный взгляд Кирилла и выдираю руку. – А ну точно. Врача включил, – мой тон меняется на агрессивный, этот тип уже достал сегодня караулить меня и указывать на мои промахи. – Открой глаза, – развожу ладони. – Все празднуют.
– Подобный аргумент никуда не годится. Еще подумай, – он обходит меня, перед собой держит открытый планшет, идет в сторону дома, работать.
Хмыкаю.
И иду следом.
Марк прав, пора взрослеть, приезжать в гости к маме, чтобы чаю с тортом выпить, а не на все каникулы, ведь мне уже двадцать, и в квартире Кирилла чувствую себя приживалкой.
В комнате перебираю вещи, натыкаюсь на купальник. Белый, раздельный, довольно открытый, купила тайком от папы.
На улице душно-жарко, и еще не поздно сходить на озеро, пока не стемнело, поплавать, голову в порядок привести, перестать думать про Виконта, ведь я сейчас не сдержусь, сама ему напишу.
В ванной умываюсь и переодеваюсь в купальник, влезаю в платье.
Домики хорошие, с ремонтом, а вот задвижки на дверях по старинке, массивные. Изо всех сил тяну дверь на себя и пытаюсь открыть, ногой упираюсь в стену, двигаю большой шпингалет.
И когда он с грохотом поддается и дверь распахивается – меня по инерции тащит вперед, в коридор. На скорости влетаю в чье-то твердое тело, об эту преграду бьюсь и останавливаюсь.
Сдуваю волосы со лба.
– Все же взяла купальник, Анна? – мужские руки держат меня за плечи, а сам Влад смотрит вниз. – Очень сексуально.
Тоже смотрю на свое бледно-желтое нижнее белье, которое только что сняла и краснею, пытаюсь смять ткань в кулаке и дергаю плечами, высвобождаясь.
– Ты себя не по возрасту нагло ведешь, красавчик, – вскидываю голову.
Мои слова у него улыбку вызывают, ведь я смотрю на него, такого огромного, снизу вверх.
– Чем тебя не устраивает мой возраст? – он сует руки в карманы шортов, тех самых, в которых купался, он в белой обтягивающей майке, на пляжного спасателя похож, как в фильмах показывают, он вместе с Антоном поступает в мамин институт и ругаться с ней не боится, и он, правда, красавчик из тех, кто нарочито небрежен, улыбается так, словно мыслям своим каким-то, а не мне, задумчиво, чуть иронично. – У нас пуританская страна, но мы же не в прошлом веке живем, Анна. Тебе просто нужно расслабиться.
– А тебе понять – что бабники давно не в моде. Вот так по пятам ходить и...
– Я в туалет шел. И если ты с дороги отодвинешься – завершу маршрут.
Машинально отступаю в сторону.
Он заходит в ванную и хлопает дверью.
Качаю головой и поднимаюсь в комнату, убираю белье в сумку, подхватываю полотенце, телефон.
Глупо получается, и это все Виконт виноват, он меня своими сообщениями из колеи выбил, заставил на окружащих мужчин смотреть, общаться с ними, я после пансиона и их чудовищного полового воспитания еще год отойти не могла, сильный пол воспринимала, как проклятье рода человеческого.
Выхожу на улицу и вижу Марка. Он сидит на ступеньках, под зад положил какую-то картонку, брюки боится испачкать.
Усмехаюсь и сбегаю вниз, плюхаюсь рядом.
– Мы же на природе, – напоминаю, когда он поворачивается ко мне. – Даже если замараешься – ничего страшного.
– Я дитя города, – он улыбается и убирает в карман телефон. – Каменные джунгли, и только так.
– Пойдешь на озеро? – показываю ему полотенце. – Или здесь речка, я не знаю. Поплавать, по берегу погулять, – украдкой смотрю на небо – скоро появятся первые звезды, и будет очень романтично.
– Там комарья полно, – морщится Марк. – И купаться нельзя, грязная лужа.
– Все там нормально, – спорю, хотя и не видела.
– Аня, проще выделить выходные и слетать на приличный курорт.
– Нет, Марк. Проще не ждать твоих мифических выходных, а прямо сейчас пройти несколько метров до воды.
– Да ну, – на его лицо наползает скучное выражение, означающее, что его, твердолобого, никакие аргументы не возьмут, и разговор ему неинтересен. Он тянет к себе мое полотенце.
– А я пойду, – сама швыряю полотенце ему на колени. – Голая буду купаться.
Вскакиваю на ноги, слышу его возражения мне вслед раздраженным тоном, что уже темнеет, что там лес, чтобы прекратила капризы, но меня уже не остановить.
Я решила, и я пойду на речку.
Глава 13. В любви всегда есть немного безумия
Никогда больше не пойду в лес одна.
Спотыкаюсь на кочке и чуть не падаю, хватаюсь за дерево.
Небо освещается яркой вспышкой, и совсем рядом грохочет гром.
Задираю голову, всматриваюсь в тучи и смеюсь.
Ливень – это просто отлично, вокруг сосны и ёлки, кривые тропки, а база отдыха где-то в двух шагах, мне даже музыка слышна, клубная, заводная – одиннадцатиклассники празднуют выпускной.
«Любовь – это не утешение. Это свет» – вместе с блямканьем телефона высвечивается принятое сообщение.
Громко хмыкаю. Опять он забалтывает цитатами, вместо того, чтобы признаться.
«Мог бы сказать сразу, что у тебя есть женщина» – с ожесточением выплевываю печатную строчку.
По кустам пробираюсь к свету, кажется, вон там огни базы, либо это снова молния слепит, не разберёшь.
«Про женщину ты сама придумала, маленькая. Ты ревнуешь?» – приходит сообщение от него.
Отмахиваюсь от комара.
Да, ревную. И это странно, ведь мы даже не виделись, чуть больше суток общаемся по смс, а я уже голову теряю.
Ничего не отвечаю, по лесу иду на огни.
«Какого цвета на тебе белье?» – высвечивается на экране.
Недоверчиво кошусь на вопрос.
Да ладно, белье.
Быть не может, чтобы он так написал. Но наглая строчка висит перед глазами, мешает думать, а я даже не знаю, что на такое можно ответить, я вспоминаю.
Какого цвета белье.
И покрываюсь мурашками.
"Никакого, я сейчас голая" – злюсь на себя, что ведусь на такой примитив, печатаю и подтягиваю платье.
Подсвечиваю себе телефоном, бросаю взгляд на экран и открытую переписку и вздыхаю.
Какой же он все таки гад.
Называет себя Виконт, как в старом французском романе про опасные связи, что влекут, в этом нечто запретное скрыто, когда ты лица его не видишь, это так волнует.
Он ненавязчив, осторожен, галантен, умен – был.
Посколько вот уже начались сомнительные вопросы.
Какое на тебе нижнее белье, чего бы тебе хотелось от секса, скинь фотку – такое могут написать лишь скучные мужчины, ленивые, а мой Виконт казался другим.
Небанальным и интригующим.
Но либо у него кончилась фантазия, либо ему уже на мозг давит похоть.
Вскидываю голову.
И ладно.
Мне не до расстройств, ведь я в лесу, заблудилась, и вот-вот пойдет дождь.
Зачем я психанула и одна поперлась на озеро по темноте?
Платьем цепляюсь за ветки, петляю узкими тропинками. Где-то рядом костер, куча народу, а я как слепой странник, устала, уже час пытаюсь добраться обратно и от бессилия пробивает на слезы.
– Эй! – кричу во все горло. – Помогите!
От эха собственного голоса, что разлетается по лесу, становится чуть жутко. Снова грохочет гром, прямо над самым ухом, и я вжимаю голову в плечи.
Помню все эти истории про удар молнии в дерево, и как оно загорается.
Ещё нехватало.
Пробираюсь сквозь кустарники и в очередной раз набираю номер брата.
Слушаю гудки.
Конечно. Он там танцует и моих звонков не видит, и что же мне тогда делать?
– Ау! – кричу снова.
Телефон пиликает принятым сообщением:
"Ты обычно громко кричишь? В постели".
Вчитываюсь в печатные буквы. Ударяет гром, а я вздрагиваю, то ли от грохота, то ли от сообщения незнакомца.
Такой быстрый переход на тему секса. Ещё и в тот самый момент, когда я правда кричала, звала на помощь.
Но он не мог слышать, ведь его здесь нет.
Или есть?
Оглядываюсь по сторонам. Вокруг темными стенами возвышается лес. Тихо, даже кузнечики стрекотать перестали, над ухом не жужат осы – а это к дождю, если верить учебнику биологии.
Бр-р.
Топчусь на месте.
Меня больше часа нет, почему меня никто не ищет? Где я, не пойму, свечу телефоном, и он вдруг тренькает в руке.
"Маленькая, да ты потерялась".
На это сообщение от незнакомца смотрю с нарастающей паникой, даже торможу на секунду посреди кустов и деревьев, дыхание сбивается, идти не могу.
Прижимаю ладонь к груди.
Все нормально.
Это просто переписка. Которая меня раньше забавляла, а теперь перестала.
Виконт ни имени моего не знает, и тем более, что я сейчас нахожусь на выпускном у брата.
И потерялась в лесу.
Пробираюсь по кустам.
Пиликает телефон.
«Ты наврала, что без белья, Аня. А ты знаешь – лжи я не прощаю. Тебя надо наказать».
Аня?
Три буквы моего имени барабанят по мозгам.
Нет, неправда, он не может знать, откуда он...
Я ведь влюбилась почти. Или не почти.
Что происходит, у меня уже мозг отключается.
Аня?
Он меня по имени назвал.
Сверкает молния. В последний раз ударяет гром, а потом дождь, он с неба обрушивается сплошной стальной стеной, резко и безжалостно, отрезая все посторонние звуки.
Ловлю капли на ладонь и не двигаюсь, не понимаю, что теперь делать.
Он не прощает лжи, а сам меня обманул, получается? Сказал, что ошибся номером, но наша переписка не случайность, не случайность – стучит в висках.
Кто это, черт его возьми?
Даже музыки больше не слышу, на деревянных ногах упорно пру среди деревьев, ежусь. От ливня спасают густые кроны, но платье быстро мокнет, ткань неприятно липнет к телу.
Обхватываю себя за плечи.
Пиликает телефон.
Держу его возле самого уха, потому и слышу, и этот звук входящего сообщения кажется громким, будто воет сирена, сигнал тревоги, мне нужно бежать.
Не хочу читать, кажется, там написано нечто такое, что мою жизнь с ног на голову перевернет.
В одну секунду.
Лишь только я открою конвертик на дисплее.
Не хочу. Но против воли разворачиваю к себе светящийся экран, он в каплях дождя. Давлю пальцем, и черная строчка перед глазами плывет, с трудом вчитываюсь:
"Я у тебя за спиной, маленькая, оглянись".
ОН
Дождь шумит, ветер качает ветки, она стоит в паре шагов от меня, на ее спину смотрю.
Небо затянуто черным, темно, вижу ее фрагментами, когда молния вспыхивает. У нее в руках вспыхивает телефон.
Она медлит, не читает, окаменела, стоит.
Сдвигаюсь ближе к ней.
И она ведет пальцем по экрану в каплях дождя. Там горит мое сообщение:
"Я у тебя за спиной, маленькая, оглянись".
Нас один шаг отделяет.
Телефон из ее рук падает.
Она не поняла. Или не прочитала, буквы ведь расплывались, она не оглядывается, при яркой вспышке молнии дергается и куда-то ломится через кусты.
– Аня, – мой голос сливается с раскатом грома, в пальцах сжимаю подол ее платья, дергаю на себя.
Спиной она врезается мне в грудь, и кратким разрядом, с искрами, меня с ног до головы пробивает, перед глазами белая вспышка, сердце гремит в ушах.
В воздухе запах озона, сырой земли и листвы, и ее кожи, шоколад и яблоки, ее аромат раскрывается под дождем.
Я так долго думал об этом. Что теперь разума во мне нет ни грамма, наваливаюсь на нее, под тяжестью моего тела ее шатает, толкает вперед, она хватается за дерево.
Держу ее талию, бедра, задираю платье, ладонями по влажной коже скольжу, сжимаю и не даю шевелиться, наклоняюсь к шее и прикусываю, сквозь мокрые волосы, языком веду до уха, по линии челюсти к лицу.
Она моя. И это не изменится.
– Ты все таки был здесь, на базе, – ее голос дрожит, как и тело, под моими руками она мелко трясется, с очередной вспышкой молнии вижу ее тонкие пальцы, вцепившиеся в кору, массивный перстень, в этих кратках искрах бушующей стихии она мраморно-белая, свет посреди леса. – Сам требовал. Не врать.
– А я не врал.
Вжимаю ее в себя, плотно, упираюсь в нее. Она замирает, с неба льется холодный поток, а я как в горячке, до сорока градусов нагрет, и жар свой ей передаю, пальцами подцепляю резинку купальника, ладонью ныряю под ткань.
– Помнишь это? – мой голос сломан, грозой и проснувшейся злостью, понимал, что так будет, она забудет, но надеялся все равно. – Как меня зовут, Аня?
– Виконт, – она отвечает шепотом, не хочет или не может подумать. – Ошибся номером, так ты сказал, строчил сообщения...
– Что было в прошлые каникулы, когда ты приезжала?
Пальцами пробираюсь в промежность, и она вздрагивает, молчит, а я распаляюсь, сдавливаю ее другой рукой, от всего закрываю. Ртом в шею впиваюсь и освежаю память. Я стерся из мыслей, но меня вспомнит тело, по импульсам, что прошивают его. Она едва стоит, на мою грудь откинулась, ладонью накрывает мои пальцы, раздвигающие влажные складки, всхлипывает.
– Аня, как меня зовут? – повторяю и коленом вламываюсь между ее ног, расставляю их шире.
– Виконт, – твердит она и ногтями цепляется в мою руку, выдернуть ее пытается. Хочет отодвинуться, но я держу крепко, и она прекращает возню. – Отпусти меня.
Льет дождь.
Черное небо и черный лес, и внутри меня тьма, черное чувство, которому взаимность нужна, оно росло и крепло, как болезнь, отравляло меня, и теперь ищет выхода.
Одним движением сдергиваю с нее трусики. Обхватываю ее плечи, вжимаю в себя.
– Не дергайся, Аня. Сейчас ты все вспомнишь.
