Текст книги "Мой палач (СИ)"
Автор книги: Дана Блэк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)
Глава 17. Решил действовать – закрой двери для сомнений
На пляж идем через лес, как вчера, солнце за несколько часов все высушило, и деревья, и траву, и землю, и можно даже решить, что мне этой ночью все привиделось, но нет.
Аня шагает впереди и оглядывается по сторонам.
Что-то высматривает с сосредоточенным видом, и я тоже, вглядом пробегаюсь по полянке, на которой вчера ее поймал.
И замечаю.
Белый, в пятнах от травы и земли комок под деревом.
Ее купальник.
Я ведь сам эти трусики снял, а она не нашла.
Смотрю ей в спину.
Она идет и сжимает телефон, но сотовый отключен, знаю, мои сообщения до нее не доходят. Ей надо, чтобы я подошел, а мне надо, чтобы она вспомнила.
Очень надо.
Ночью не устоял, темень и вокруг никого, и она, с прежней жадностью отвечающая на поцелуи. Не стоило, но я опять себе вру, чем эта поездка на базу закончится я понимал сразу.
Выходим на пляж.
– Ты взял шампанское? – громким шепотом спрашивают девушки у Антона, шагающего впереди меня.
– Нет, мама смотрела, – отзывается он раздраженно, идет и бесится, ему до совершеннолетия осталась какая-то неделя, и сейчас он теряет авторитет. – Но я со вчера кое-что припрятал вон там, в воде, – Антон машет рукой в сторону зарослей камышей и бросает быстрый взгляд на Лизу, та шагает под ручку с одной из родительниц и увлеченно треплется про свой институт и Ницще, и что это кощунство – не включить такого умного мужика в учебную программу.
– Лежаков на всех не хватит, – говорит Лиза, оглядывает забитый народом пляж. – Тогда дети, берите покрывала. А я хочу с комфортом позагорать.
Долго ищем место, потом все суетятся, под зонтики ставят корзинки с едой, раздеваются.
Я тоже стягиваю рубашку и брюки, ногой загребаю раскаленный песок. Смотрю на голубую гладь озера, возле берега брызгается и визжит малышня, дальше на надувных матрасах и лодках плавают отдыхающие.
Спускаю на глаза солнечные очки.
– А эта не раздевается, – слышу голоса совсем рядом и тихий смех, тонкий палец с синим лаком упирается в Аню.
Аня топчется возле Лизы, сжимает перекинутую через плечо пляжную сумку и, кажется такой потеряной, что мне хочется подойти и спросить в чем дело.
– Может, у нее зона бикини волосатая, – хихикают над ухом. – Знаешь же, она в каком-то закрытом пансионе училась. От Минобороны, типа элита. У маминой знакомой дочка там учится. И у них даже тумбочки проверяют, бритвы и эпиляторы, ничего такое нельзя. Она точно волосатая.
Смотрю на Аню и мне еще жарче становится, я-то помню, гладкий лобок и мягкий пушок в промежности, и запах, с ума сводил, я как первобытный человек, утративший весь опыт, что люди веками копили, чуял лишь самку, лишь нестерпимую потребность владеть.
– А еще она парней шугается, – продолжают эти сплетницы мыть кости моей маленькой. – Сейчас живет у отца, и у нее там какая-то нянька, постоянно с ней, даже уроки у нее проверяет.
Поворачиваюсь на девушек.
Обе плюхнулись на расстеленное на песке покрывало, сверкают попами в черных стрингах и заливисто смеются. Этим доморощенным стервам невдомек, что полураздетые тела наблюдать скучно, это убивает фантазию, и остается банальное желание засадить по самые гланды. Мужчинам нравится скромность, и это не миф, впервые раздеть ее в спальне, уложить в кровать и смотреть на то, что под одеждой было скрыто, трогать – это почти секс.
– Даш, позови к нам сестру Антона, – просят эти язвы подошедшую одноклассницу. – Поржем хоть.
Вся троица смотрит на Аню. Та рассеянно топчется в сторонке, не знает, куда присесть. Мнет платье, не снимает.
Она же трусики в лесу потеряла, нет у нее купальника.
Даша, виляя бедрами, идет к ней. Что-то говорит, смеется. Аня доверчиво улыбается. Неуверенно шагает в нашу сторону.
Мне не надо вмешиваться, это все девичьи глупости, но я хмурюсь. Аня старше на пару лет, умнее этих куриц в десятки раз, но не приспособлена совершенно, к обществу, к людям, она домашний цветок, такую обижать тоже самое, что ребенка.
Они подходят ближе. И я вижу. Как Даша, с хитрым выражением лица, словно случайно, выставляет ногу вперед.
Аня запинается, выбросив вперед руки летит на песок.
Два широких шага, и я оказываюсь рядом, подхватываю ее сзади, прижимаю к себе.
Она не видит, кто ее поймал, но утыкается носом мне в грудь, подножку почувствовала, и теперь жмется ко мне, как к защитнику.
Перевожу взгляд на девушек.
Начавшийся было хохот резко обрывается, они переглядываются. Наигранно весело решают, что пора идти и купаться и, через секунду, их ветром сдувает.
– Все нормально? – пальцами касаюсь светловолосой макушки.
– Просто я неуклюжая, – Аня отталкивает меня, быстро вытирает глаза. Слабости своей стесняется, торопливо отходит. – И купальник забыла дома. Зачем, вообще, на пляж поперлась.
– Чем выше мы взлетаем – тем меньше мы видим тех, кто не может летать, – цитирую ей. – Они не могут летать. Вот и...
– Не надо меня успокаивать, – она огрызается, наклоняется и вытряхивает песок из босоножки. – Я же не маленькая, обижаться на шутки.
Она смотрит на озеро. Крутит перстень на пальце.
А потом решительно стягивает платье.
Завороженный, взглядом скольжу по белому бюстгальтеру в цветочек, плоскому животу, сиреневым трусикам. Она громко хмыкает и разворачивается ко мне спиной. Отшвыривает платье и сумку. Шагает к воде.
Словно на цепь посадила, за ней иду.
Сейчас отличный момент. Все сказать.
Если она сама вспоминть не может.
Задерживаю дыхание и с головой окунаюсь в воду. Считаю секунды, на седьмой выныриваю и убираю налипшие на лицо волосы.
Мокрую кожу обдувает ветерок, и я с удовольствием запрокидываю лицо к синему небу.
Классно.
И не так жарко.
Медленно плыву вдоль берега, воду я обожаю, в пансионе у нас был бассейн и тренировки три раза в неделю, из всех занятий спортом это самое приятное, мое любимое, чувствую, как вода обволакивает тело и кажется, что кожа в те же секунды более упругой становится, и все подтягивается.
Неподалеку плещутся парни, брат с друзьями. Рядом вьются их одноклассницы, они барахаются в воде с громким визгом, обнимаются, вешаются на шею парням.
Хмуро смотрю на них.
Такое ощущение, что я с другой планеты прилетела, когда вокруг полно людей тоже можно быть одинокой, не понимаю, откуда в них столько злости, поставить подножку, чтобы я на глазах всего пляжа носом вспахала песок – это было очень обидно, подло, зло даже.
И все лишь потому, что я в обычной школе не училась, как они, будто бы я не человек теперь, и надо мной можно издеваться.
– Грустишь, Анюта? – спрашивают за спиной, и я разворачиваюсь в воде.
Марк жмурится на солнце, по лицу стекают капли, он безолубо улыбается, в воде задевает меня ногой.
– И как ты решился зайти в грязную лужу? – отплываю, срываю на нем испорченное настроение, – не дотерпел до следующих выходных, чтобы смотаться на приличный курорт.
– Здесь тоже неплохо, – скупо хвалит Марк искрящееся озеро, – вода теплая, кайф.
Невольно улыбаюсь в ответ, он так редко бывает таким – полностью расслабленным, беззаботным, без выражения глубокой задумчивости на лице, словно ежесекундно решает, как спасти мир. Взглядом скольжу по его широким плечам, золотистой коже в россыпи капелек, от него за метр веет каким-то магическим жаром, словно вода его не студит, и он горяч, как солнце.
– У тебя бретелька сползла, – говорит Марк.
Смотрю на белую лямочку бюстика, упавшую с плеча и даже не краснею, впервые мужчина видит меня в нижнем белье, хоть я и скрыта по грудь водой, но я то знаю, что голая почти, так бесстыдно по самому центру пляжа стянула с себя платье и вошла в озеро без купальника.
И мне эта смелость очень понравилась.
Поднимаю глаза, он смотрит неотрывно, куда-то в область моей шеи, тональный крем наверняка смазался, и он видит красные пятна.
И не может не знать, что это такое и откуда засосы.
Едва шевелюсь, лишь слабо пускаю руками круги, под водой перебираю ногами, мне вдруг становится трудно дышать. Взгляд Марка медленно поднимается к моему лицу, потемневший и глубокий, он никогдв в жизни не смотрел на меня так.
Как на женщину.
– Слушай, Ань, – его голос хриплый, будто простуженный, он подплывает ближе.
И я, не сдержавшись, сама подаюсь навстречу, рывком, с размаху впечатываюсь в его губы, забываю, что он не любит на людях чувства проявлять, мне на это плевать, ведь я в них нуждаюсь, в этих его чувствах, они мне необходимы сейчас, больше воздуха.
Он отвечает после долгой заминки, когда мне уже кажется, что возьмет и отодвинет меня, он прижимает меня теснее, наши полуголые тела почти слиты воедино, и у меня дух захватывает, когда его язык скользит в рот, глубоко и влажно, это настоящая пытка, я дрожу и в пропасть лечу, цепляюсь в его шею, обвиваю ее.
Его руки тянут, путают мокрые волосы, ладони давят спину, мы плывем будто бы, все дальше от берега, или мне мерещится, в моих закрытых глазах танцуют черти, и это такая дикая пляска, на ритуал похожа, это танец похоти и разврата, греха и порока, жадности и жажды, просто нервотрепка для моего измученного за последние сутки мозга.
Где-то далеко на фоне по-прежнему раздаются визг и смех, эти звуки приглушены, незримой стеной отгорожены, невнятные и неважные. Я слышу другое – оглушающе-громкий щелчок, с которым пальцы Марка расстегивают бюстгальтер, и кожа горит, когда мокрые чашечки сползают все ниже и ниже, оголяя меня, лишь в трусиках остаюсь, вжимаюсь в него грудью, соски трутся о мужское тело, я голову теряю от того, насколько может быть хорошо.
И вздрагиваю каждой клеточкой, когда из другого мира словно, звучит негромкий, как ушат воды ледяной голос:
– Ты потеряла бюстгальтер, Аня.
Глава 18
– У меня складывается такое ощущение, Аня, выговаривает мама и расхаживает возле стойки мини-кафешки под навесным полосатым тентом, – что чем старше ты становишься – тем глупее.
– Спасибо, – кисло улыбаюсь и кошусь на Марка.
Мокрый, взъерошенный, недовольный, нас застукали в озере, и мы с ним оба совершеннолетние, а будто бы она поймала нас на родительской кровати, так осуждающе она смотрит и качает головой.
– А ты, Марк, – поворачивается к нему мама. – Взрослый ведь человек, что творишь? Полный пляж отдыхающих, там дети в нескольких шагах купались, а вы что устроили?
– Хватит меня отчитывать, Лиза, – Марк поправляет сползающее белое полотенце, замотанное вокруг бедер.
Глаз не могу оторвать от его фигуры, широкой загорелой груди, дорожки волос от пупка вниз, такие холеные с ного до головы идеальные мужчины не ходят по обычным пляжам средней полосы страны, их можно встретить лишь на заграничных курортах.
Небрежным жестом он трогает грудь, что-то стряхивает, или ему кожу стянуло от этой грязной воды.
А я представляю, что он только из душа вышел, и на кухню зашел, где я готовила ему завтрак.
– А если ты сам не понимаешь, Марк, – мама забирает со стойки коктейль, – раздевать мою дочь на глазах у всего пляжа...
– Да ладно, – он бросает взгляд на меня. Быстро обизывает губу. – На пляже все полуголые. А мы были в воде.
– Эти полуголые, милый мой, – она поправляет лямку синего купальника, – не устраивают эротическое шоу, люди отдыхать пришли, загорать, купаться, а не смотреть на ваш слюнообмен. Постыдились бы!
– Никто на нас не смотрел, Лиза.
– Ты вместе того, чтобы спорить – голову включай, – губами она ловит трубочку. – И не позорьте меня, я...
– Я не собираюсь перед тобой оправдываться, – обрывает Марк. – К чему сейчас твоя мораль? Сама знаешь. За нравственностью прячется злоба. Ты злишься, Лиза, и решила почему-то сорваться на мне.
– Марк, попридержи язык, – ледяным тоном советует мама.
– Это я уж сам как-нибудь решу, – он забирает у бармена высркий стакан с апельсиновым соком. – Идешь? – говорит мне.
Сползаю с табурета.
– Сиди, Аня, – мамина рука властно опускается на мое плечо. – Марку надо остыть и подумать, во всем ли он прав.
– Ты не включай только училку опять, – он морщится.
– Я заслуженный педагог, Марк, – ее голос еще на несколько тонов скатывается в абсолютный минус. – Я тебе образование дала. Благодаря мне тебя в Германию пригласили. Ты моими связями пользуешься, – перечисляет она и сжимает мое плечо так, словно это я ей надерзила, свое тихое бешенство срывает на мне. – Иди, остудись. Сок свой пей.
Он что-то невнятно ей отвечает и разворачивается, выходит на песок.
Молча смотрю ему в спину.
Хочется за ним пойти, но есть чувство, что он сейчас не за нас заступался, а просто они с мамой друг другу доказывали, кто из них умнее.
Он ведь за всю перепалку всего раз на меня посмотрел, мельком. И это после того, что было в озере, после тех поцелув и объятий.
– Когда я тебе говорила, что Марк хороший вариант, – поворачивается ко мне мама и раздувает ноздри. – Я имела ввиду, что тебе пора кольцо на палец просить. А не обжиматься с ним у всех на виду. Скажи мне, в кого ты такая глупая? – она со вздохом прикладывается к трубочке.
– А ты умная – верчу перстень. – Рассчитывать, в каком году выйти замуж, в каком родить первого ребенка, успеть защитить диссертацию до рождения второго, отправить дочь в казарму, чтобы увеличить шансы на повторное замужество, все это классно, Лиза.
Она выпускает трубочку изо рта, смотрит на меня и недоверчиво хлопает ресницами, словно не верит, что я такое сказала.
Но я тоже, устала делать вид, о том, что она не женщина, а робот вечно твердит папа, а про пансион – моя личная обида, глубокая и непреходящая.
– Нда, – она отставляет коктейль на стойку. Небрежным жестом взбивает волосы. – Не думала, что дочь меня начнет попрекать образованием в лучшем учебном заведении страны. – Хорошо, Аня, живи сама, раз больше меня знаешь. Сама покупай себе еду и одежду, сними квартиру, оплачивай институт, Сколько денег в месяц уходит на бензин, чтобы ты на машине ездила, знаешь? – и не дожидаясь ответа она разворачивается, выходит из кафе.
Пальцем вожу по стойке, размазываю капли ее коктейля.
Она еще добавить забыла, что вон Антон только школу закончил, а уже работает, а мне двадцать, и я все еще сижу на их с папой шее.
Но ведь они сами.
Никуда не пускают.
А потом упрекают в несамостоятельности.
Трогаю полотенце, обмотанное вокруг груди.
Каких-то полчаса назад мне казалось, что жизнь прекрасна, и что Марк...
Оглядываюсь на пляж, щурюсь и выискиваю его фигуру. Он просто психанул и ушел, и забыл про меня.
Зато теперь я кое-что вспомнила.
Этой ночью в лесу. Виконт целовался совсем по-другому. С тем же жаром, но требовательнее, так, словно я давно ему принадлежу, целиком в его власти, в его руках нахожусь. И либо это влияние момента.
Либо это не Марк.
мм
С расстеленного на песке полотенца подхватываю рюкзак, достаю телефон и включаю его.
Оглядываюсь по сторонам, на выпускников, тайком переливающих шампанское в пустые коробки из-под сока, на брата и Влада – они стоят в сторонке, в этой детской забаве участия не принимают, оба нахмуренные, разговаривают.
Вижу маму на лежаке, она с ожесточением мажет руки маслом против загара и что-то предъявляет стоящему рядом Кириллу.
Марка нигде нет.
И меня все они бесят.
Он просто взял и ушел с пляжа, психанул.
А мне что делать?
Выжидающе смотрю на экран телефона. Открываю переписку с Виконтом. И, закусив губу, сама печатаю сообщение:
«Если со мной будешь – все отдам тебе».
Я ведь запомнила, так он сказал мне в лесу, Я просила, чтобы он поклялся, и он это сделал, и вот его нет, уже двенадцать часов прошло, а я не могу его увидеть, но он же где-то совсем рядом, на базе находится, черт его возьми.
Эти мысли вихрем закручивают разум, смотрю на экран, ответа жду и, не выдержав, печатаю ему инструкции:
«Зайди сейчас в озеро. Отплыви к красной горке. И оттуда крикни мне. Чтобы все слышали».
Отправляю и решаю, что если сейчас он не ответит, откажется – значит, это точно все, хватит, мне его игры надоели, если он не может ко мне подойти – значит, просто не хочет.
Стою на солнцепеке, макушка нагрелась, как уголь раскаленный, на меня косятся одноклассницы Антона и шушукаются, даже не скрываются.
Наверняка видели нас с Марком в озере, как мы целовались, и недоумевают, что он во мне, выпускнице пансиона благородных девиц, нашел.
Они ведь не знают всей нашей истории, и что мне с детства пророчили его в мужья, думают, что Марк легко соблазнится на их длинные ноги и открытые купальники, и я зло хмыкаю над их надеждами.
Смотрю на воду.
Возле горки много народу, с нее, с ветерком летят и бултыхаются в воду отдыхающие. Пристально разглядываю всех собравшихся там мужчин.
И боковым зрением невольно замечаю оживление сбоку.
Оборачиваюсь на компанию Антона, и брови взлетают вверх.
Выпускники с коробками сока в рках стоят группой, у всех пасмурные лица, перед ними остановились два мужчины в форме охранников, наглухо застегнутой, они чужеродными элементами кажутся на этом пляже, где все раздетые, на них даже смотреть жарко.
Свожу брови.
Не замечала, чтобы пляж патрулировали, и одноклассники Антона, похоже, не видели, когда шампанское в сок переливали, а вот охранники заметили, и теперь им будет выговор, или что там еще.
Меланхолично отворачиваюсь, снимаю блокировку с потухшего экрана.
– Что случилось? – мамин голос звенит волнением, она несется мимо меня к выпускникам, брата моего защищать, задевает меня плечом, и дальше бежит, словно я пустое место.
Смотрю на них.
Мама подлетает к Антону, собой его загораживает, складывает руки на груди в бирюзовом купальнике и строгим взглядом профессора упирается в охранников.
С такой поддержкой ничего не страшно. Завистливо вздыхаю, меня она никогда так не отстаивала, ни перед кем, наоборот, внушала, что со своми проблемами я должна справляться сама, но вышло все почему-то, наоборот. Антон благодаря ее любви вырос самостоятельным, а я под вечным контролем папы беспомощной.
Наблюдаю за мужчинами в воде возле горки, большинство с девушками или детьми, и никто оттуда не кричит мое имя.
Зато крики усиливаются с другой стороны – из той части пляжа, где песок перемежается травкой, а вход в озеро перекрыт разросшимися камышами. Там в том же составе стоят охранники, выпускники, мама, к ним подтягиваются родители, и я свожу брови.
Неужели это все из-за шампанского, перелитого в сок?
Поправляю полотенце и шагаю на возбужденные голоса.
–...и вы не имеете права допрашивать детей, у вас нет таких полномочий, – долетает до меня обрывочная фраза одной из женщин, она взбивает мокрые волосы, развевающиеся на ветру и цедит, – вызывайте полицию, раз такое дело.
– Что такое? – приближаюсь к Даше. Той самой, что подножку мне поставила полчаса назад, посмеяться надо мной хотела.
– Да жесть, – шепчет она, тоже позабыв о своей выходке. Косится на охранников и шепотом продолжает. – У нас одноклассница, кажется, пропала. Родители ей дозвониться не смогли, и начали названивать в администрацию. На уши всех поставили. Вот, – она кивает на мужчин в форме, – щас выяснилось, что никто ее со вчера не видел. Вечером она сказала, что на озеро пойдет. А потом же гроза была, дождь, и...
– А что за одноклассница? – у меня пересыхает во рту. Я ведь и сама вчера одна поперлась по лесу на озеро, заблудилась, а потом...
– Наша заучка Рита, – с каким-то то ли ужасом, то ли радостным возбуждением сплетничает Даша. – В черном длинном платье она была.
Невольно киваю. Я только одну девушку в длинном строгом платье помню – русоволосую, без косметики, которая на качелях с Марком сидела и про поступление советовалась.
– Она пропала? – переспрашиваю, и меня на этой жаре вдруг бросает в холодный пот. – Ночью, в лесу, во время грозы?
– Вроде как, – подтверждает Даша. – Родители ее сюда едут уже. Капец, отдохнули.
Сжимаю телефон, вслушиваюсь в возмущенные возгласы родителей, собственной мамы, смотрю на внушительные фигуры охранников, и меня потряхивает.
Мы с Виконтом были в лесу ночью, мы почти занялись любовью.
И одноклассница Антона там была, а потом за мной пришли мама и брат, расшумелись, и Виконт исчез.
И до сих пор мне не отвечает.
И Риты этой нет.
И тут же, в ответ на мои мысли, в пальцы отдается вибрация принятого сообщения.
Глава 19
В кабинете администратора прохладно, работает кондиционер. Гудит техника, какие-то документы выплевывает принтер.
За столом сидит женщина с волосами, стянутыми в шишку на затылке, зализанная, почти без косметики, лишь яркая темно-вишневая помада на губах, она на отъявленную стерву похожа, из тех, какими в фильмах изображают хватких и самодостаточных.
Боже.
О чем я только думаю, у меня руки под столом пляшут танец паники.
– Вы же все понимаете, – на ее бейджике черными буквами стоит имя "Лариса", ее голос вкрадчивый, доброжелательный. Она обводит взглядом всех присутствующих – меня, маму, Антона и продолжает. – Нам не нужна шумиха, и чтобы сплетни дальше пошли, сами знаете, какими подробностями такие слухи часто обрастают. – Никто не пропал, ведь так? Девушка могла познакомиться с каким-нибудь парнем из отдыхающих, и уехать с ним с базы. Она молодая, красивая, наверняка, выпившая была.
Мама нервно болтает ногой в воздухе. Она не переоделась, на платье налип песок.
Сжимаю телефон под столом, как мне быть – не знаю, повторяю про себя сообщение Виконта, которое мне пришло на пляже:
«Про лес лучше ничего не говори, маленькая».
И сейчас мне уже кажется, что это не просьба, а угроза, что он с одноклассницей Антона что-то сделал.
– Ты же ничего не видела, Аня? – вплетается в мои мысли голос Антона. – Никто не кричал, ничего?
Разве я помню, я сама кричала, в мужских руках выгибалась, от поцелуев плавилась.
– Никто, – сотовый вот-вот раскрошится в руках. Смотрю на маму, на Антона, на администратора Ларису с цепким взглядом, и меня тошнит от волнения, представляю, что сначала ей, а потом полицицейским расскажу о переписке с незнакомцем, о ночи в лесу, и что мы почти сексом занялись, прямо на земле под дождем, и тогда уже, конечно, я этим же вечером буду знать, кто такой Виконт, но...
Как ужасно, незнакомым людям вываливать все эти подробности, я со стыда сгорю, я слова из себя выдавить не смогу.
– Аня, – мама зовет меня резко, щурится.
– Я никого не видела, – сжимаю телефон. – Там же темно очень было, а я выронила фонарик.
Лариса что-то говорит про полицию, я ни слова не понимаю, хочется сорваться с неудобного, будто для допросов, стула, пулей вылететь из этого кабинета, а потом и с базы, сменить номер, переехать, я так напугана, кажется, что Виконт там снаружи, под дверью меня караулит.
Думаю об этом.
И против воли ощущаю растущее внутри возбуждение, мне его увидеть хочется, я точно спятила, человек пропал, а я...
– Можно я пойду? – не выдержав, вскакиваю на ноги. – Мне нехорошо. Как представлю, что по лесу вчера бродил маньяк...
– Какой маньяк, – шикает Лариса и машет на меня руками. – Не вздумай свои домысли полиции ляпнуть. Я ведь вам уже все сказала. Девушка встретила симпатичного парня....
Не дожидаясь продолжения пересекаю кабинет и распахиваю дверь, вываливаюсь в холл и тут же бьюсь носом в чью-то твердую грудь. Я так накрутила себя, что взвизгиваю, отшатываюсь.
– Что такое? – раздается над ухом невозмутимый голос Кирилла, он ловит меня за руку. – Что ты шарахаешься? С тобой ведь все в порядке, Аня, никто тебя вчера не тронул, да? – его тон, как у врача, мягкий, в гипноз ввести способен.
Смотрю ему в глаза, сине-холодные, и внутри все подозрения на его счет разрастаются, Кирилл ведь давно мне безумцем казался, с этой его тягой к порядку, чистоте, с желанием командовать.
Но Виконт – совсем другой, соблазнительный мужчина из переписок, который ночью меня в лесу целовал, а потом...
Закопал там кого-то?
– Дай пройти! – рявкаю и отталкиваю его, взглядом мечусь по холлу и притихшим выпускникам, забившимся на диваны, на лице Кирилла улыбка, она мне оскалом кажется, его пальцы резко разжимаются, и я заваливаюсь назад.
– Опа, – меня успевают подхватить, теплые мужские руки обвиваются вокруг талии. До носа долетает запах фруктов, поднимаю голову и вижу лицо Марка. В зубах он держит яблоко, словно шел и ел, а потом меня поймал.
– Как ты, Анюта? – с сочувствием спрашивает Марк, убирая яблоко, – не зря я не хотел в эту дыру ехать, – он косится на Кирилла. Усмехается. – Что с лицом, Кирилл?
Поправляю волосы и отступаю, впервые смотрю на этих двоих не как на знакомых, отчима и сына маминой подруги, а как на мужчин, способных что-то нехорошее сделать, ведь Марк тоже вчера пропал, вернулся на рассвете и сказал, что ездил в город.
– Марк, ну где ты ходишь, – из кабинета выплывает мама, нервно взбивает волосы. – Дурдом какой-то. Администратор за место свое трясется, девчонка пропала, нам весь отдых сорвали.
Смотрю на телефон, зажатый в руке и пячусь, и кусаю губы, страшно не хочется, чтобы нас с Виконтом допрашивали, сидеть лицом к лицу с человеком, который меня между ног целовал и перед которым я год назад в гостинице на коленях стояла, это так дико, сидеть и рассказывать.
В окно наблюдаю за полицейской машиной, что паркуется напротив корпуса.
Сотовый вибрирует в руке. Трясущимся пальцем открываю конвертик от него и читаю:
«Ты мне доверяешь, маленькая? Если ничего не скажешь – всех отпустят домой. Поэтому, лучше молчи, Аня».
Солнце пробивается сквозь узкие деревянные рейки, заливает комнату, заставляет жмуриться.
Открываю глаза и сажусь в кровати. Подушечками пальцев постукиваю по лицу, как нас в пансионе учили, мол, красоту нужно с молоду беречь, ухаживать за собой, предназначение женщины – домашний очаг, дети и соблазнение мужа.
Каждый день, из года в год.
Сползаю с кровати, крадусь в ванную и прислушиваюсь – понедельник, все уже проснулись, в квартире раздаются негромкие голоса, на кухне звякает посуда.
В ванной беру зубную щетку и смотрюсь в зеркало.
Я вчера ничего не сказала, не призналась, что в лесу была не одна, и теперь меня мучает совесть, приехали и полиция, и родители этой потеряшки Риты, собирались искать ее по лесу.
И нам тоже надо было остаться, ведь она не чужая, она одноклассница Антона, но у всех работа, свои дела, и удерживать нас не было причин, ведь никто ничего не видел.
И я тоже не видела.
Но, может, про Виконта надо было сказать.
Сплевываю пасту, полощу рот и выключаю воду. Запускаю пальцы в волосы, вместо расчески, приглаживаю пряди.
Это страшно, что у него такое влияние на меня, язык вчера казался тяжелой гирей, неповоротливым, словно мне заморозку вкололи, я просто не смогла.
Выхожу в коридор, в комнате переодеваюсь в платье, оглаживаю тонкую ткань, снова смотрю в зеркало.
Я будто пришибленная после всего, что за эти выходные случилось, это не я, куда-то все мое нахальство исчезло, за которым я так удачно пряталась.
И Виконт больше ничего не писал, словно главного от меня добился – я о нем промолчала, и он успокоился. А у меня тоже сил не было, вернулись с базы лишь ночью, я прямо в машине уснула, и потом кое-как добралась до кровати.
Встряхиваю волосами и шагаю на завтрак, мой настрой воинственный, если кто-то виноват – он будет наказан.
За столом мама листает новости на планшете, брат зевает в тарелку с тостами, и...вижу растрепанный затылок сидящего ко мне спиной парня, торчащий хохолок волос на макушке, он словно проснулся и в зеркало не смотрел. Широкие плечи, вздрогнув, распрямляются, и Влад, словно взгляд мой почувствовав, оборачивается.
Примятая подушкой щека, от точно только пару минут назад ресницы разлепил, и даже в таком виде, невыспавшийся, с этим торчащим хохолком, почему-то неотразим, у некоторых в крови это, выглядеть на все сто в любом состоянии.
– Доброе утро, Анна, – он отпивает кофе. – Как спалось?
– Квартира похожа на детский сад, – говорю под его наглым взглядом, оущпывающим меня с ног до головы и сажусь рядом с братом. – Это так принято у вас, ночевать друг у друга? А Кирилл где? Почему он допустил, чтобы в его драгоценном доме...
– Аня, – мама с раздражением отрывается от планшета. – Не начинай, и так тошно.
– Ничего страшного, Лиза, все на нервах, – Влад брякает ложкой в чашке. – У нас одноклассница пропала. И до сих пор новостей никаких нет.
Наливаю сок и кошусь на него.
Нет, конечно, никто не бьется в истерике, никто даже толком не испугался, что-то плохое чаще случается в новостях, а не со знакомыми людьми, и лишь мне одной мерещится маньяк в лесу, он называет себя Виконт, он цитирует Ницше, считает меня маленькой, он поднимает во мне нетерпение, страх, и...желание, порочное, отдающееся тяжестью в животе, которое теперь чем-то темным кажется, неправильным.
– А где ты вчера был, Влад? – спрашиваю вдруг. В горле пересохло, отпиваю теплый апельсиновый сок. Вспоминаю, что его на рассвете найти не могли, дождь кончился, и все на улицу собирались, а Влада не было.
– На базе я был, Анна, – Влад запрокидывает голову. В его голосе чудится насмешка, и весь его вид слишком уж...самоуверенный. не по годам взрослый красавчик, за чье внимание девушки, как за трофей бороться готовы, никому в голову не приедт подозревать ее в чем-то, а ведь зря.
– Ты идешь, Антон, – Влад встает, потягивается, и белая футболка облегает натренированное тело. – На работу опоздаем, – он ловит мой взгляд и подмигивает.
Отвожу глаза.
Антон торопливо толкает в рот недоеденный тост, невнятно прощается.
Пью сок и смотрю на телефон, нельзя все оставлять вот так, я же себе места не найду, гадая. Открываю переписку с Виконтом, и печатаю, спрашиваю напрямую:
«Ты вчера в лесу ту девушку встретил?»
– Аня, – мама отодвигает тарелку с остатками каши, поднимается и поправляет строгий пиджак. – Приберись тут, я поехала в институт. Что сегодня делать будешь?
Жму плечами.
На каникулах я обычно отдыхала, валялась, читала, телевизор смотрела, вечерами встречалась с подругой. Но с Кристиной мы уже год не общаемся, зато есть Виконт.
– Ужин готовить не надо, – из коридора дает наставления мама. – Все равно Кирилл твою стряпню есть не будет. Даже странно, Аня, у вас же были в пансионе кулинарные курсы. Тебя учили готовить. Кстати, Марку звонила? – кричит она.
Не отвечаю, сгребаю со стола тарелки и несу на кухню.
Хлопает дверь, она ушла.
Я сбрасываю посуду в раковину и включаю воду.
Марк вчера громче всех возмущался, что у него дела зависли из-за этой ерунды с базой, первым сорвался в город, ни слова мне не сказал, и до сих пор не звонил.
Поглядываю на молчащий телефон, жду сообщения, ставлю тарелки в сушку. Вытираю руки полотенцем.
И тут в прихожей хлопает дверь.
А следом на экране загорается конвертик от Виконта.
