Текст книги "Другая история (Сборник конкурсных фентези-рассказов Темного Двора - Литературный клуб Lady-Webnice) (СИ)"

Автор книги: Дамский клуб LADY Сайт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 25 страниц)

Когда все приготовления закончились – креманка с мороженым заманчиво стояла на столе прямо напротив окна, а на полу рядом притаилась как змея веревка-ловушка – девочка тихо замерла под одеялом, иногда поглядывая на окно. Магдалина понимала, что ждать, возможно, придется долго, но уж очень хотелось заполучить крылья!

Скоро она уже начала засыпать, и тут раздался глухой стук. Приоткрыв один глаз, девочка посмотрела в сторону окна и едва удержалась от радостного вопля. Там, в метре от окна, зависнул в воздухе ангел! Настоящий! В золотистой одежде и с крыльями. Ах, какие они были красивые: белоснежные и большие. Магдалина уже предвкушала, как полетает на них.

Ангел подлетел к окну и уселся на подоконнике. «Ну посмотри же на мороженное , – молила мысленно девочка, – оно вкусное, шоколадное». Будто услышав, ангел глянул в сторону стола, улыбнулся и тихонько прокрался по комнате. О-па! Одной ногой он встал точно посредине веревки. Девочка задержала в ожидании дыхание.

Олей решил внять маминым доводам и пообщаться со своей подопечной. Тем более, что у него был Песок памяти и он потом мог бы стереть все ее воспоминания об этой встрече. Он сделал себя видимым и залетел в комнату Магдалины. Она тихо спала у себя на кровати. Красивая милая девочка с медовыми кудряшками и длинными ресничками, и не скажешь, что она такая вредная.

Хранитель повел носом – он учуял какой-то приятный ванильный запах – и оглядевшись увидел, что на столе стоит что-то съестное. Он был большим любителем вкусностей и не отказывал себе в желании попробовать человеческую еду. Больше всего ему нравилось мороженое, такое холодное, сладкое… А это оно и есть! «Вот это везение, – подумал Олей, – как будто специально для меня оставили. Ну, не будем обижать хозяев». Он схватил вазочку и с наслаждением слопал чуть подтаявшее шоколадное лакомство. Живот довольно заурчал.

Раз уж Магдалина спит, хранитель решил отложить их встречу на потом. Шагнув в сторону окна, он за что-то зацепился и с грохотом повалился на пол. После первой попытки подняться на ноги, в довершение сверху по голове его хорошенько приложило чем-то тяжелым.

– Урра! – дикий вопль огласил комнату.

 Олей удивленно посмотрел вверх и увидел, что над ним стоит девчонка, которая должна бы в это время спать, и держит в руках здоровенную пыльную книгу.

 – Ты чего? – изумился ангел, дотрагиваясь до головы. Обнаружив шишку, он обиженно поморщился.

– Я тебя поймала! – довольная собой, чертовка прыгала вокруг Олея.

– Ничего ты меня не поймала, – с возмущением брякнул ангел, – я сам тебя сейчас поймаю и на Луну запущу.

Угрожая, на такую реакцию хранитель точно не рассчитывал. Отчего-то безумно обрадованная перспективой посетить земной спутник Магдалина тут же завалила бедного его вопросами. А как долго туда лететь? А там холодно? Может мне одеть курточку? А крылья ты мне одолжишь?

– А крылья мои тебе зачем? – в очередной раз изумился Олей.

Девочка посмотрела на него как на глупого амура и уперев руки в бока воскликнулу:

–  Чтобы летать, конечно!

– Нет уж, крылья я не дам. – Олей заметил, что девочка была готова расплакаться и, памятуя о цели своего появления, предложил альтернативу: – Но могу тебя покатать. Ну что, полетаешь со мной?

Магдалине дважды предлагать не нужно было, и она тут же вскочила на спину тяжело поднявшегося с пола ангела и обхватила его за шею.

– Задушишь же, – захрипел хранитель, – да и я тебе не лошадь! Просто возьми меня за руку.

– Не упаду?

– Не упадешь, – улыбнулся ангел. Почему-то в тот момент, когда девочка доверчиво вложила свою ладонь в его руку, вся былая злость и обида на нее куда-то испарилась и внутри, там где сердце, стало очень тепло.

Олей шагнул к окну, приподнял и поставил на подоконник Магдалину, а затем, предусмотрительно сделав их обоих невидимыми, шагнул навстречу ночному ветру.

У Магдалины захватило дух, когда за спиной Олея мягко открылись большие белые крылья, и он мягко поднялся над крышей дома, держа ее за руку. Она летала! По-настоящему! Засмеявшись от счастья, девочка прокричала, перебивая несущийся на встречу прохладный воздух: «Быстрее!». Ангел посмотрел на нее, подмигнул и сделал сильный взмах.

Под ними проплывали дома города Лутон, где жила с родителями девочка. Большинство из них были темны, лишь в паре окон горел свет. А вот и стадион, куда Магдалина ходила с отцом по выходным, чтобы поболеть за городскую футбольную команду. Чуть дальше здание Городской ратуша с огромными часами.

И вот они уже летят над рекой. Вода Ли мерцает в свете луны, будто темный сапфир. Он так манила, что девочка попросила опуститься пониже и, пролетая над рекой, макнула пальцы в воду. Весело засмеявшись, она растрепала влажной рукой волосы Олея.

Девочке было довольно холодно, она же не невосприимчивый к морозам ангел, и она поближе притулилась к теплому Олею. Он приобнял ее одним крылом и, плавно планируя на другом, начал снижаться над заброшенной мельницей.  Они оказались на площадке между лопастями, где днем Магдалину обнаружили родители. Присев на край, Олей похлопал на место рядом с собой.

– Тебе понравилось?

– Еще как! – в восхищении воскликнула девочка, усевшись. – Мы еще так полетаем? Завтра?

Хранитель не выносил лжи, но не мог же он сказать, что этого больше никогда не случится. Более того, эту ночь девочка забудет, едва уснет. Поэтому тихо сказал:

– Да.

Счастью Магдалины не было предела. Она находилась в эйфории от нынешней ночи, полной сюрпризом. Подумать только: поймала ангела, полетала с ним, а еще и завтра…

Решив, что впечатлений с его подопечной хватит, Олей встал и протянул девочке руку.

– Нам пора.

Домой они возвращались молча, Магдалина так устала, что едва держалась за пальцы ангела. Тогда он подхватил ее на руки. Прижавшись к источнику тепла и уюта, девочка погрузилась в сон и не проснулась, ни когда они влетели в окно, ни когда хранитель уложил ее на кровать и укрыл одеялом. Удивительно, как этот милый ребенок мог быть тем чертенком, который постоянно причинял хранителю головную боль своими шалостями. Сегодня она открылась для Олея с другой стороны, и он неожиданно понял, что с этой минуты начинается новая веха его небесной жизни.На губах спящей девочки играла счастливая улыбка, когда Олей последний раз обернувшись, взмыл из окна в небо.

Мессалина

Отпускаю тебя (Мессалина)

От зенита Сатурна до чрева Земли

Тайны мира свое толкованье нашли.

Я распутал все петли вблизи и вдали,

Кроме самой простой – кроме смертной петли.

Омар Хайям

23-й день без тебя. Света больше нет.

Шесть черных свечей, жезл из селенита, чаша воды, кинжал, большое зеркало, лист бумаги с заранее написанным заклинанием Вызова. Я готова. Зажигаю огонь и, макнув жезл в воду, начинаю, напевая писать на зеркале невидимые слова. Невидимые человеческому взгляду. Но ясные для Них.

– Взываю к тебе, Сатана, Властелин огня и Юга. Взываю к тебе, Люцифер, Носитель света, Властелин Востока. Взываю к тебе Белиал, Основа земли, Властелин Севера. Взываю к тебе Левиафан, Властелин моря и Запада.

Голос дрожит – мощное Слово саднит горло. Я вношу эту плату.

– In nomine Dei nostri Satanas Luciferi exclesi!

Огонь пожирает свечи, запах копоти проникает в легкие. Я выдержу.

– Приди ко мне! Моя жертва отдана добровольно, – кинжал мягко режет кожу, обагряю жезл и ставлю точку, –  Madariatza, torezodu.

Боли нет. Я давно перестала ее чувствовать. Я умерла, когда умер ты. Но я не отпущу тебя, просто не могу. Закрываю глаза в ожидании. Знаю, ты придешь. Ты вернешься ко мне, потому что я этого хочу. Желания сбываются, особенно такие сильные.

– Снежинка, – мягкий голос, все такой же чарующий как я помню. Не хочу смотреть, хочу только слышать. – Я скучал, милая.

Слезы льются потоком, капают на бумагу, которую я все еще держу в руке. Сладкое опьяняющее счастье окутало мой разум. Ты рядом, ты здесь.

– Я тоже скучала.

Чувствую, что ты за моей спиной, но боюсь взглянуть – если тебя нет, я сойду с ума. Опять.

– Посмотри на меня.

– Нет.

– Снежинка, открой глаза.

– Не могу.

– Не откроешь, я уйду.

В ужасе разлипаю веки. Мутно. Проклятые слезы. Не вижу тебя!

– Я здесь.

Зрение возвращается медленно, но уже сейчас я могу различить твое лицо. Какой ты красивый! Но почему ты печален? Ведь мы снова вместе. Тяну в нетерпении руку, чтобы коснуться. Ты отрицательно качаешь головой. Почему? Злюсь!

– Я хочу дотронуться до тебя!

– Не сможешь, – глухо и безнадежно.

Понимание искрой прожигает мозг. Не смогу. Никогда снова. Я знаю, у нас ничтожно мало времени, потом тебе придется уйти. Ты больше не принадлежишь этому миру. Тебя забрали. От меня.

– Это несправедливо, – предательские слезы опять забивают глаза, – мы так мало были вместе.

Тянешься ко мне, будто желая смахнуть влагу с моих ресниц. Ну пожалуйста!  Твои пальцы скользят возле лица, но я ничего не чувствую.

– Снежинка, не плачь. Не надо. Вспомни, как мы встретились впервые. Я никогда не говорил, что подумал, впервые увидев тебя. Боялся показаться слишком сентиментальным. А сейчас не боюсь. Мне показалось, что ты самое удивительно существо на свете. Фея. Серебряноволосая фея.

Меня словно в омут окунуло в воспоминания…

Я гуляла по парку с племянником. Совсем еще маленький, он не мог кататься на аттракционах, поэтому просто глазел по сторонам сидя у меня на руках. В магазинчике сладостей я с глупости купила ему леденец, который вскоре прилип к моей прическе. Я присела на скамейку, опустила малыша рядом и пыталась вычесать сладкую карамель с волос. Но сладость и сильный ветер хорошо делали свое дело, и на голове у меня образовалось настоящее воронье гнездо.

– Вам помочь?

Я приняла эту фразу на свой счет и обернулась, чтобы взглянуть в глаза добровольцу. За моей спиной держа в руках огромного плюшевого медведя стоял молодой парень, наверное моложе меня, в шортах и бейсболке с эмблемой парка.

Я молча протянула ему щетку для волос. Он опустил игрушку на скамью, подмигнув моему племяннику, и взял расческу. Следующие десять минут были самыми приятными в моей жизни. Кто бы мог подумать, что простое распутывание волос может быть таким чувственным. Вся кожа на моем теле покрылась мурашками, а щеки покраснели.

– Почему у вас такой интересный цвет волос? Похоже, он натуральный, – спросил парень удивленно.

Я ненавидела этот вопрос. Большинство людей думало, что я крашусь. И меня это устраивало. Только самые наблюдательные и подкованные в вопросах парикмахерского искусства могли заметить, что это не так. Не знаю, что заставило меня это сделать, но я ляпнула правду:

– Это седина.

– Что? – расческа замерла.

– Я седая! Что не понятно? – я рывком освободила из рук парня свои волосы и встала со скамейки – Идем, малыш, нам пора.

Уходя, я спиной чувствовала за спиной его взгляд, но подавила желание обернуться. Все они реагировали одинаково. Почему-то выбеленная перекисью блондинка вызывала у мужчин только положительные чувства, а поседевшая в девятнадцать лет девушка отвращение. Это был мой крест.

Мы гуляли по парку еще пару часов, когда племяннику захотелось, чтобы я выиграла ему в тире игрушку. Стреляла я мастерски, поэтому мы прямиком направились к ближайшему стрельбищу. Там мне вручили игрушечный автомат и повесили новую мишень. Девять попаданий из десяти и заслуженный приз – плюшевый медведь. Тот самый. Это настораживало, но малышу очень понравилась игрушка, и у меня язык не повернулся попросить заменить ее.

Уходя из тира, я услышала:

– Постой, снежинка.

Опять он. Не оборачиваясь, продолжила идти.

– Ну подожди. Почему ты убежала? – он обогнал меня и вопросительно смотрел в ожидании вопроса.

Мне хотелось ляпнуть что-нибудь гадкое, чтобы он отстал наверняка, но что-то удержало. Наверное его глаза, такие яркие и чистые. В них был только искренний интерес.

– Так получилось, –  потом, сама удивившись этому, добавила: – больше не убегу.

Он улыбнулся, и я пропала. Нельзя злиться или обижаться на парня с такой улыбкой – это просто преступление.

– Почему ты назвал меня снежинкой?

Он пожал плечами:

– Ты красивая.  И волосы… Настоящая снежинка.

Я улыбнулась в ответ:

– Меня так раньше никто не называл, но мне нравится.

Воспоминания окончательно добили меня. Всхлипывая, я уронила голову на колени. За что с нами так? Неужели нет на земле никого более грешного? Он был так молод… Мы строили планы. Мы любили.

– Милая, не плачь. Это разбивает мне сердце.

Но у него нет сердца. Настоящего. Живого. Ничего не бьется в его груди.

– Я не могу так жить, – ужасная мысль в моей голове. Страшная. Жуткая. Взгляд на кинжал. И мягкое:

– Нет. Я этого не хочу.

О, дьявол! Его улыбка. Она всегда заставляла меня подчиняться. Вроде  все решила, а он раз и улыбнулся. Смешинки в глазах и ямочки в уголках губ. Красивый.

– Хорошо. Я буду жить. Для тебя.

33-й день без тебя. Темнота.

Восемь черных свечей, жезл из обсидиана, чаша крови, не моей, кинжал, зеркало. Слова я знаю наизусть. Пою его. Голоса почти нет. Заклинание Вызова забирает все силы. А у меня их  и так почти не осталось. Зеркало исписано кровавыми буквами.

– Madariatza, torezodu!

Ничего. В отчаянии заламываю руки.

– Приди же. Приди, – потрескавшиеся губы шепчут как мантру. Нечем дышать, огонь свечей выжигает кислород.

Одна погасла. Дрожащей рукой подношу зажигалку.

– Зачем ты опять делаешь это? – голос усталый.

Вскидываю глаза. О, милый! Что с тобой? Изнуренный, высохший как дерево без воды.

– Почему… – вопрос недосказан, но ты понял.

– Мне тяжело, снежинка. Я хочу отдохнуть. Отпусти.

– Не могу, – срываюсь не крик. – Не могу!

– Если любишь, отпусти.

Плачешь. Я знаю, что ты не можешь. Но мокрая дорожка на твоей щеке красноречива.

Порыв ветра из окна задувает три свечи. Я вижу, как твое тело мерцает. Нет! Не уходи! Где зажигалка? Не могу найти. Отчаяние колет в самое сердце. Ты ушел. Но я тебя верну. Снова.

Он опять приходил ко мне во сне. Такой, каким я его помню. Немного взъерошенный, будто одевался второпях, с неизменной бейсболкой – сегодня на ней красовалась надпись «Шуми, вперед!» и хитрым прищуром красивых глаз. Точно что-то задумал! Жду, притопывая каблучком.

– Снежинка, я не силен в математике и память у меня не очень, но сегодня шестьсот шестьдесят пять дней как мы знакомы, – он вытащил откуда-то из-за спины и протянул мне, как фокусник, перевязанные алой лентой ромашки. Большие, с яркими желтыми серединками и свежими зелеными листьями.

– О! – я изумилась его поступку. Ну кто отмечает такую дату? Это не годовщина и даже не круглое число… Но мне все равно! Вот за это я его и люблю – он умеет удивлять. – Спасибо, милый!

Обняв одной рукой цветы, другой я рывком притянула его к себе и смачно чмокнула в нос. Он улыбнулся и, прижав к себе, нежно поцеловал.

– Это еще не все. У меня для тебя сюрприз, – хитрюга знает, что я люблю сюрпризы, – жду тебя ровно в полночь в том месте, где мы встретились.

Парк! Конечно! В уме продумываю наряд, макияж, прическу. Почему-то я уверена, что сегодня он попросит меня стать его женой.

Ровно в двенадцать я сидела на скамейке возле тира, где выиграла племяннику медведя. Было темно и тихо, аттракционы закрыты на ночь. На часах уже две минуты первого. Где же ты? Оглядываюсь по сторонам. Никого.

Шестьсот шестьдесят шестой день нашего знакомства. Я не суеверна, но это слишком фатальное совпадение. Я сижу у его кровати. Он утыкан иголками, трубочки торчат из его рта и носа. Бледный и неподвижный. Кома. Все как тогда…

Десять лет назад, в этот же день, так же попал в аварию и умер через пару часов в реанимации мой отец. Когда я узнала об этом, мои волосы в секунду поседели. Он лежал, как и мой милый, абсолютно белый в абсолютно белой палате. Я рыдала, как и сейчас, под аккомпанемент гудения и писка больничной аппаратуры.

Говорят, люди могут плакать во сне. Я не верила. Но, проснувшись от ужаса, сжимающего сердце, я увидела насквозь мокрую от слез подушку.

39-й день без тебя. Мрак.

Десять черных свечей, жезл из гагата, чаша крови, моей, кинжал, зеркало. Мне страшно, но без тебя еще страшнее. Голоса нет, пытаюсь прохрипеть Слова. Кровь стекает по зеркалу. Слишком много. Так надо.

– Взываю к тебе, Сатана, Властелин огня и Юга. Взываю к тебе, Люцифер, Носитель света, Властелин Востока. Взываю к тебе Белиал, Основа земли, Властелин Севера. Взываю к тебе Левиафан, Властелин моря и Запада. – кашляю. Дым от свечей забивает горло. Дурманит голову. – In nomine Dei nostri Satanas Luciferi ..– не могу! Надо! – exclesi! Приди. Madariatza, torezodu.

Ничего. Ничего! Рыдания гнут меня пополам, тянут вниз. Сползаю на пол. Не получается! Почему? «Жертва», – голос в моей голове. Беру кинжал. Я больше не снежинка. Прости, милый. Белые локоны падают с плеч. Ты так любил их…

– Madariatza, torezodu. Пожалуйста!

Ногтями раздираю деревянный пол. Щепки под ногтями. Больно! Кровавая пентаграмма светится и пульсирует.

– Взываю к вам, Сатана! Люцифер! Белиал! Левиафан!

Зеркало взрывается на последнем слове, осыпая меня осколками. Они требуют еще крови. Не жалко. Для тебя ничего не жалко.

– Снежинка, – не голос, хрип. – Зачем ты так, – укоризна и гнев. – Отпусти, – стон.

– Не могу. Я люблю тебя!

Боль уходит, уводя сознание. Сил не осталось. Смотрю на тебя. Отчаянье топит мои чувства. Что я с тобой сделала?! Живой труп. Нет, ты мертв. Ты заслужил отдых. Я не права. Прости. Последний взгляд на дорогие сердцу черты.

– Отпускаю… Я отпускаю тебя, милый…

– Спасибо! – ты счастлив. Наконец-то ты счастлив. – Прощай снежинка, – последняя улыбка. Такая чудесная. Она греет.

– Нет, до встречи.

Свечи погасли. Я лежу на полу в своей крови. Но мне не больно. Не страшно. Я счастлива. Губы неумело кривятся в улыбке. Я и забыла, что когда-то умела это делать. Может, потом я снова научусь смеяться.

– Отпускаю тебя.

Мессалина

Сценарист (Мессалина)

Пролог

Это была обычная тихая ночь. Серповидная луна лениво освещала улочки маленького города. Покой и безмолвие мира полотном укрыли землю. В такую ночь кажется, что если закричать, тебя услышат на другом краю земли. Но она не думала об этом, не пыталась кричать, а только беззвучно плакала на скамейке в парке, сморщив лицо и глядя с ненавистью в небо.

– За что? За что? – слышалось снова и снова.

Когда, казалось бы, не осталось сил даже плакать, девушка услышала мелодию «Одинокий пастух». Вздрогнув, она оглянулась кругом в поисках источника звука, и, словно очнувшись, перевела взгляд на лежащую рядом сумку. Вытащила свой старенький  NOKIA и, не глядя на экран, нажала отбой.

– Идите к черту! – обычно она не ругалась (работа школьной учительницы обязывала не употреблять бранные слова), а тут так и хотелось отпустить крепкое словцо. – Сволочи! – Ей даже полегчало. – Чудовища! – Так, это не сильно похоже на мат. Какие там еще есть слова…

Снова запел мобильник.

– Дерьмо! – вскрикнула девушка от неожиданности. – А ведь хорошее слово!

 С полминуты она сидела тупо глядя на телефон и, наконец, решившись, нажала «зеленую трубочку»:

–  Слушаю, – голос уже не дрожал, видимо «матотерапия» сработала.

– Это Женевьева Новель? – на той стороне явно волновались, – Алло! Алло! Вы меня слушаете?

 – Да, – Ева едва могла разобрать слова говорившего из-за непонятного треска и помех.

– Вы должны выслушать меня внимательно, ни о чем не спрашивать, у нас три минуты, – сквозь усилившиеся помехи говоривший почти прокричал последние слова.

Женевьеве не хотелось ни с кем разговаривать, но что-то побудило ее ответить «да, я слушаю вас».

С пару секунд из динамика раздавались только шорохи, потом звонивший скороговоркой начал бормотать:

– Он не умер. То есть не совсем умер. Слышите, Женевьева? Нет, не отвечайте… Нет времени… Вы можете спасти его! Я уже все сделал… они забрали у меня печатную машинку, но я попросил у отца Дайена старую развалюху, там западает буква «эл», но это ерунда! Я исправил сценарий, теперь все будет хорошо... Пифии, сучки, не захотят менять пророчество!  Но я узнал, что Полотно можно немного распустить, если оно сплетено недавно, изменять узор. Поэтому у нас мало времени…. – шорохи усилились и голос пропал.

Ева взволнованно вцепилась в  мобильник, ее трясло от холода, несмотря на 25 градусов тепла.

– Алло! Алло! Где вы?! – девушка буквально кричала в трубку.

Внезапно помехи притихли и говоривший продолжил:

 – Сейчас поезжайте в Городской морг. Найдите ячейку № 57. Не бойтесь, она будет пустая. Вы должны лечь в нее. Это портал, он перенесет вас в Небесный архив, спросите Кела. Я обо всем договорился. Он, конечно, сволочь, запросил с меня лук амура, где я его возьму?… А, это не важно! Спросите у него Полотно № 739-06-66, крючок придется где-то достать самой. Отсчитаете сверху две нити и выдерните их, и вы вернетесь на два часа в прошлое. Главное, потом не растеряйтесь…

Связь неожиданно прервалась.

– Алло! Вы меня слышите? – охрипшим от плача голосом кричала Ева.

Глава 1

Не ратуй на судьбу, Пифии безразличны к мольбам

Олей в очередной раз безуспешно пытался натянуть форму. Пыхтя и ерзая, он то не попадал ногой в нужную штанину, то просовывал голову в пройму рукава. Наконец, кое-как справившись с ненавистной одеждой, обул небесно-голубые сандалии.

– Ненавижу это  цвет, – мальчишка с отвращением оглядел свое отражение в зеркале, – ну кто сказал, что ангелы должны ходить в голубом? Типа, цвет неба! Ага, как же! Это снизу оно голубое, а на самом деле всех цветов радуги. Вон, и Хранители носят золотое, а Пифии – красное, попробуй предложи одной из этих  старушенций голубую тунику, живо тебе сломанную ногу, или того хуже шею, напророчит.

– Олей! – это мама кричит с первого этажа. Она всегда в это время готовит завтрак и ждет сына, чтобы, накормить его как следует перед учебой в Доме сценаристов. Вообще-то правильно он назывался «Великий небесный дом учения Сценаристов имени Протелея Мудрого», но все привыкли сокращать название.

Спускаясь, Олей, как всегда споткнулся о сломанную ступеньку (когда же её починят?) и, едва не посчитав оставшиеся «мягким местом», влетел в гостиную. Стол был уставлен всякой вкуснятиной и мальчишка, недолго думая, принялся набивать рот.

– Олей, – мама пристально оглядела сына, – тебе нужно покупать новую форму, из этой ты уже вырос. Завтра же пойдем к Клаусу, попросим сшить на пару размеров больше.

– А можно зеленого цвета? – не надеясь на положительный ответ спросил мальчик, – а то я так на Амура похож. На что мать отрицательно покачала головой.

К слову, у Амуров была синяя форма, а не голубая, которую носили Сценаристы, но, будучи довольно пухлым ребенком, Олей частенько смахивал на этих шалунов в луками и стрелами, что дико раздражало мальчишку.

Слопав последний кусок, молодой амур, то есть, сценарист, поплелся на учебу.

* * *

Он шел оглядываясь по сторонам, в поисках своего закадычного приятеля Дайена. У того, вся семья была сценаристами, и потому парень преуспел в учебе, закончив экстерном пару ступеней. Сейчас он обучался на последней, десятой, ступени и ему уже пришло приглашение на работу. Не то чтобы Олей ему завидовал, но будучи одного с приятелем возраста, чувствовал себя неловко от того, что учился только на  седьмой ступени.

Всего, в Доме сценаристов обучалось около пяти сотен ангелов одновременно. Больше всего их было на первой и второй ступени, на последующих ступенях из-за неуспеваемости в учебе или банального лодырничества почти половину отчисляли. До десятой ступени доучивались лишь самые стойкие, терпеливые и морально устойчивые. «Писать сценарий человеческой жизни – это вам не три листа бреда и пьеса на Бродвее», – любил умничать Мастер Мекена, нынешний директор Дома. Поговаривали, что изначально это высказывание принадлежало прапрапрапрадеду Мастера, основателю Великого дома, Протелею Мудрому и звучало оно так: «писать сценарий человеческой жизни – это вам не Полотно плести». Но, так как в этом высказывании был явный оскорбительный намек на уважаемых и почитаемых Пифий, оно было признано не политкорректным и кануло в лету, пока Мастер Мекена однажды не ляпнул его искаженную версию на занятии по скоропечатанию.

Когда мальчишки добрались до Дома сценаристов, первый звонок уже отзвонил, и, согласно правилам, все ученики сидели на своих местах в ожидании мастера. Олей и Дайен как раз вытаскивали из футляров печатные машинки, когда пронзительно заверещал второй звонок, и в класс вошел Мастер Акела. Едва подойдя к своему столу он заметил, что два оболтуса судорожно пытаются установить печатные машинки, нервно поглядывая в его сторону.

– Сценарист Олей! Сценарист Дайен! Мне кажется, или вы не готовы к уроку? – он облокотился о стол ладонями и уставился на мигом покрасневших мальчишек.

– Готовы, готовы, – пробормотали в голос оба.

 – Сценарист Дайен, я могу понять, почему постоянно опаздывает и отвратительно себя ведет ваш друг, но как вы, потомственный сценарист, можете позволять себе подобные вольности? Мне известно, что вам уже предложили хорошую работу в Конторе трагических сценариев, но ведь предложение всегда могут отозвать… – Мастер выдержал паузу, – и тогда вам придется идти работать в Небесный архив или того хуже в Ремонтную мастерскую!

При последних словах аудитория дружно выдохнула: никому, будь он в здравом уме, или абсолютной невменяемости, до дрожи не хотелось идти работать в Ремонтную мастерскую. Это была жуткая дыра, где сидишь безвылазно, задыхаясь от пыли и паров машинного масла, и никто на тебя даже не смотрит, сдавая на починку очередную рано почившую печатную машинку.

–  Простите, Мастер Акела, – в голосе Дайена звучало искренне сожаление и смирении. Даже Олей, как будто, присмирел и уменьшился в размерах под тяжелым взглядом учителя.

– Тогда приступим! – Мастер сел за учительский стол и вправил в свою печатную машинку чернильную ленту и бумагу. – Как вам известно, сегодня будет распределение на практику. Мы с Мастером Мекеной накануне подготовили списки. Часть из вас уже знает, где будет работать, это, в частности, касается десятой ступени, чья практика является испытательным сроком на работе. Что касается остальных, то вам определены достойные руководители и места. Сценарист Ренал – Контора трагических сценариев, ваш руководитель Мастер Смертт, сценарист Малена – Контора романтических сценариев, руководитель Мастер Лорелея, сценарист Олей – Контора забытых сценариев, руководитель Мастер Алкей…

Услышав о своем распределении, Олей демонстративно сполз под стол. В голове мальчика была одна мысль: «Жизнь кончена!». Контора забытых сценариев была тем еще местечком, здесь печатали сценарии жизни тех людей, которые неведомым образом были неугодны Пифиям. Старые перечницы раз в десять лет выбирали пару-тройку мучеников и плели для них совершенно кошмарные Полотна, предсказывая этим несчастным 33 Беды и скорую смерть от какого-нибудь нелепого несчастного случая. На небе этих  людей называли Забытыми, потому что сценарий на их жизнь было писать бессмысленно, что толку напечатать такому парню выигрыш в лотерею, если по мановению руки Пифий через пару минут весь выигрыш у бедняги изымали неизвестные в темных масках в глухой подворотне, обязательно при этом пырнув для верности ножичком. Но, правила есть правила, и без сценария жизнь человеческая, как оркестр без дирижера. Поэтому для них была создана специальная контора, все кто там работал и сами были глубоко несчастными ангелами с расшатанной нервной системой. Кроме того, большинство из них были еще и завзятыми пьяницами, так Мастер Алкей здорово злоупотреблял настойкой амброзии.

Распределение закончилось как раз со звонком. Все делились эмоциями по поводу предстоящей практики, а Олей понуро паковал в футляр печатную машинку. Завтра утром ему предстоит начать практику в Конторе забытых сценариев, что, по мнению большинства, всего лишь немного лучше, чем Ремонтная мастерская.

* * *

Сквозь утренний сон Олей услышал, как по стеклу барабанит дождь. «С ума сойти! – возмущенно подумал мальчик, – мало того, сегодня начинается эта ненавистная практика, так еще и под дождем топать». Уразумев, что день незадался и ничего с этим не поделаешь, горе-сценарист живо оделся и спустился в гостиную. Там, о ужас, не было ни мамы, ни ее коронных блинчиков и свежего молока. На столе одиноко стояла кружка чая и тарелка с двумя засохшими вафлями, а рядом записка. Олей взял ее и, читая, нахмурился еще сильнее:

«Дорогой! Прости, сегодня не успела сделать завтрак. На работе аврал. Мой подопечный умудрился попасть в руки к мафиози, надо вытаскивать парня. (Мама была Хранителем и самозабвенно любила свою работу) Удачи тебе на практике. Целую, мама»

Для молодого сценариста день обещал быть не из лучших.

Не притронувшись к неказистому завтраку Олей, закутался в дождевик и медленно двинулся в сторону Конторы забытых сценариев. Он промок насквозь пока добрался до дверей серого мрачного здания, на котором косо висела табличка «Контора забытых сценариев. Небесное отделение». Мальчишка ногой толкнул дверь чтобы войти, не выдержав такой грубости на голову ему свалилась злосчастная табличка. Потирая образовавшуюся шишку, Олей переступил порог.

– А вот и мой ученик! – из полутемного зала к нему спешил помятый и растрепанный ангел, в одной руке держащий бутылочку с жидкостью лазурного цвета, жутко смахивающую на настойку амброзии.

Олей от неожиданности подскочил и без особого энтузиазма поздоровался:

– Здравствуйте, Мастер Алкей.

 Мастер покачиваясь подошел к сценаристу и, положив ему руку на плечо, подтолкнул к столу в углу комнаты.

– Это твое рабочее место, сынок! Располагайся, ставь свою машинку. Сегодня первый день и я дам тебе два земных дня сценария. Твоего человека зовут Женевьева Новель. Копия Полотна Пифий в первом ящике, обновление принесут через пару дней, – сообщил Мастер, – как распишешь двое полных суток жизни, позови меня, я продолжу сам. Пойду пока вздремну, – смачно приложившись к бутылке, Мастер поплелся к комнате отдыха.

Когда дверь за ним закрылась, Олей снял мокрый дождевик, со вздохом вытащил из футляра свою печатаную машинку, заправил ее несмываемыми чернилами и установил свою любимицу на грязном покосившемся столе. Вытянув с ящика Полотно судьбы Женевьевы Новель, начал его разглядывать.

Так, родилась в 1983 году в Англии, родители погибли в автомобильной катастрофе через три месяца, отдана на воспитание бабушке. В два года переболела ветрянкой, в три – тяжелой формой пневмонии, в пять лет упала с лошади и сломала ребро. В семь подралась с соседским мальчишкой и получила сломанный нос, в восемь с половиной покусал соседский бультерьер, в девять лет вывалилась с парохода во время путешествия по Сене с бабушкой-француженкой. В десять была передышка, только сломанная рука после неудачного похода на хоккейный корт. В одиннадцать Пифии отыгрались – Женевьеву украли с целью выкупа, перепутав ее в одноклассницей – дочкой миллионера. После двух месяцев в плену, разобравшись в ситуации, похитители девочку вернули к убитой горем бабушке, но она еще два года не разговаривала и ходила на занятия к психоаналитику. Во время одного из таких посещений была свидетельницей самоубийства пациента своего врача, что нанесло девочке еще более тяжелую моральную травму. В тринадцать Ева впервые влюбилась, ее избранником стал Нейл Дробовски из параллельного класса, но паршивец был очень жесток и обманом заманил Женевьеву в мальчишескую раздевалку, где, уговорив раздеться, забрал ее вещи и оставил дожидаться парней из школьной футбольной команды. Спортсмены вдоволь поиздевались над девушкой, впрочем не причинив вреда, но эта история заставила Еву перейти в другую школу. В четырнадцать, на уроке химии, девушка неудачно смешала химические реактивы и осталась с опаленными бровями и ресницами и наполовину обгоревшими волосами, из-за чего пришлось подстричься под мальчика. В пятнадцатилетнем возрасте Ева предприняла очередную попытку влюбиться, и снова неудачно. В этот раз ее избранником стал девятнадцатилетний сосед, который в итоге оказался наркоманом, вместе с ним Женевьева провела две жутких недели в полицейском участке, пока выяснилось, что она не торгует наркотиками. В шестнадцать, окончив школу, Ева решила поступать на архитектора. Ее документы приняли в хороший колледж, но на экзамен девушка опоздала из-за аварии, когда машина такси, в котором она ехала вместе со своей бабушкой, врезалась в припаркованный джип. Ева отделалась сотрясением, а бабушка повредила позвоночник и ей пришлось провести в гипсе полгода. В колледж Женевьеву не приняли. Через год удача ей улыбнулась (видимо Пифии недоглядели) и Ева поступила в педагогический. За время учебы она дважды ломала руку, в одном и том же месте, случайно подожгла женский туалет, впервые пробуя курить (как тут не закуришь?) и переехала на своем стареньком Фиате Камеруна, хомячка Мистера Шнайса, директора колледжа. За последний инцидент едва не была отчислена. После окончания колледжа устроилась работать в школу для детей с отставанием в развитии, почему-то во всех нормальных учреждениях ее не хотели брать на работу невзирая на прекрасные рекомендации (спасибо, мистер Шнайпс) и диплом с отличием. В двадцать три года на своем первом уроке математики, она села на любезно подложенную на стул кнопку, в панике задела висевший экран для проектора и тот рухнул ей на голову. Два месяца в больнице и укрепившееся желание покончить с собой. По выходу из больницы после двух вполне удачно проведенных занятий, Ева оказалась заперта в чулане, освободили ее только почти спустя двое суток. Видите ли, решили, что она куда-то уехала и не стали искать, правда открылась только тогда, когда школьной поварихе потребовалась сковорода. В двадцать четыре девушку снова угораздило влюбиться. Учитель словесности, утонченный мистер Финч ухаживал за коллегой и даже купил ей обручальное кольцо, но увы… В тот день когда у них намечалась судьбоносная встреча в ресторане, Женевьева в очередной раз попала в аварию, а несостоявшийся жених не долго думая познакомился с певичкой ресторана и спустя пару недель сделал предложение уже ей. За последующие пять лет работы в школе на Еву свалилось еще девять Бед, разной тяжести и последствий. Несчастной Забытой скоро должно исполниться 30 лет, и ей осталось пережить еще три Беды, напророченные Пифиями, и последняя станет ее приговором…