Текст книги "Другая история (Сборник конкурсных фентези-рассказов Темного Двора - Литературный клуб Lady-Webnice) (СИ)"

Автор книги: Дамский клуб LADY Сайт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 25 страниц)

– Может, хватит? – его голос сменился на умоляющий. – Мне и самому не очень комфортно от ситуации. Я не мог по-другому. На это есть причины. Разговор закончен. Трактирщик!

– Что изволите?

– Чего-нибудь поесть. На твой выбор. И спиртного. Пива. Кувшин или два. Все понял?

– Да.

– Вот держи, – Ролан потянулся к поясу и чертыхнулся. – Все-таки стащили!

Лицо трактирщика не изменилось, он уже собирался уходить, когда Ролан вынул из кармана горсть монет.

– Возьми. За заказ и за… – он осекся. –  За неподобающее поведение. Думаю, на ремонт дверей хватит.

Трактирщик чуть ли не вприпрыжку понесся исполнять заказанное.

– Я думала, тебя обокрали…

– А кто сказал, что я все деньги ношу в одном месте?

– Прости, тебе неприятно. Я постараюсь больше не смеяться.

– Не старайся, – он попытался улыбнуться, скривился, но, все же пересилив боль, выжал улыбку. – Было и правда смешно?

– Да. Хотя на секунду я подумала, что тебя убили.

– Это когда?

– Ну, знаешь… – она опустила глаза, – когда человека бьют по голове вилами…

– Просто хорошо приложили. Опасно, когда в тебя вилами тыкают. Вот это, поверь мне, неприятно. А пару ударов по голове, тем более рукоятью, я переживу.

– Знаешь, ты странный. Не хотел драться – мог бы им просто деньги отдать…

– На то есть причины, – он грустно улыбнулся. –  И принципы.

– Принципы?

– Да. В данном случае: если хочешь получить деньги – придется постараться. Свои они отработали.

– Странная у тебя философия.

– Есть немного.

Пауза.

– Ролан?

– Да?

– Мы ведь работаем в паре?

–Да.

Вновь неловкое молчание.

– Ролан?

– Да?

– Раз уж так… – она снова опустила глаза, но ее руки нетерпеливо обвились вокруг его шеи – Может быть, нам стоит узнать друг друга получше?

Он медленно улыбнулся.

– Думаю, ты права.

Osimi

Малыши. Или Смерть – шаг в вечность. (Резниченко Dexo Ольга)

***

И хоть мне только двадцать три, я уже несколько лет подряд работаю в этом детдоме, доме малютки.

У меня старшая группа, дети шести-семи лет.

И хоть жители этого маленького мира это всего лишь малыши, но уже достаточно явно каждый из ребят проявляет свой нрав, характер, те или иные склонности, задатки на будущее.

Кто-то постоянно прячется под кроватку, кто-то спит, накрывшись подушечкой, кто-то визжит и возмущается, а кто-то всего на свете стесняется.

Вот и Алек и Павлик выделялись своей индивидуальностью, заявляя на весь мир, что они личности, а не живые куклы.

Два брата. Они попали к нам два года назад.

Алек был старше своего братика всего на год, но заботился, переживал и наставлял, словно в его жилах давно уже течет кровь, а его мудрое сердечко бьется не один десяток лет. Повзрослеть не по годам. Быть ответственным по нужде.

Павлик безотговорочно следовал за своим братом, не пререкаясь, доверяя ему на все сто процентов свою судьбу, свою жизнь.

Маленький, милый, тихонький, он всегда умудрялся где-нибудь выпачкаться, влезть в какую-нибудь гадость. Алек в ответ по-отцовски ворчал и гневался, хотя сам не мед. Более нахального, смелого и изобретательного хулиганчика в нашем детдоме не найти.

То жучка разорвет на клочья, до девочке в подарок дохлую крысу подсунет, то соседского кота в ловушку поймает.

Пришлось слишком много усилий приложить, что бы прорваться сквозь железно-бетонные стены, что возвели эти два парнишка вокруг себя. Никому не доверять, молчать и сомневаться. Проверять.

Всю жизнь быть в детдоме, потерять в прежнем месте своих двух лучших друзей, двух братьев Рене и Кая, и пусть роднила не кровь, зато ближе людей не было на всем белом свете. Вот что значит, жить трудно, вот что значит «жизнь дерьмо», а не когда потерял сто долларов или каждый вечер мыть лапы «ее» собаке.

Последнее время я ловила себя на том, что уж сильно полюбила этих крошек, и бегу на работу, в первую очередь, ради них а уж потом все остальное.

С трудом, постепенно, шаг за шагом, но все же прорвала оборону. Они пустили меня в свой мир. И я знаю, что главная цена за такой подарок любовь.

Я не смогу их бросить. Никогда. Но что моя зарплата? Я давно уже стала задумываться над тем, что бы усыновить их, тем более, что это последний год, когда Алек и Павлик в этом заведении. Перевод. Ни я, ни они этого не выдержат.

Но это будет потом. А сейчас вновь 14 сентября. Тот проклятый день, когда двух мальчишек украл какой-то маньяк, педофил. Сегодня день, когда малышей разодрали на куски, а затем без сожалений закопали в землю.

Это была тайна. Моя с Алеком и Павликом тайна.

Я подговорила мою сотрудницу отвезти группу на прогулку в парк им. Горького. Отдохнуть. Развеяться.

Туда, где все это произошло с малышами. Там, где были погребены их кости.

Я не особо верила в историю Павлика, что после смерти, в тот ужасный день, дух Кая явился ему и попросил не грустить, не замыкаться в себе, не страдать о произошедшем. Сказал, что они теперь счастливы. Но, так как сильно любят своих братиков, то на каждую годовщину будут приходить в парк им. Горького для встречи. Что бы хоть мгновение побыть рядом, обняться и рассказать друг другу наболевшее.

Я помню, как в прошлый год Алек и Павлик рыдали, плакали, умоляли отвезти туда, где произошло убийство. Это был целый резонанс на весь детдом. Администрация приняла решение, что не стоит усугублять травму малышей и наложила табу на поездку в тот район. Не только в этот день, а целый месяц.

Мы тогда не особо были близкими. Я старалась понять причины столь сильного бешенства, отчаяния, переживаний, но выудить хоть капельку правды было невозможно.

Невозможно, до вчерашнего вечера.

Я впервые видела Алека такого покорного, сломанного, умоляющего.

Поездка в парк им. Горького.

Что мне стоит?

На этот раз я не уточнила маршрут и не напомнила о фактах, связывающих все события в один узел.

Администрация? Разве она что-то помнит? Разве ей это нужно?

И слава Богу. Потому что я не выдержу больше такой истерики, как случилась в прошлый год. Тех слез, тех вспышек гнева и ненависти.

Мы вышли из автобуса, как раз возле аттракционов.

Мила знала о моей материнской любви к малышам, а потому не особо удивилась, когда я отпросилась на несколько минут отойти с ними прогуляться.

Было не по себе. Но то поднесенное настроение, те счастливые глаза ребят. А смех Алека? Я его слышу впервые.

Мурашки побежали по телу.

– Вон там, – радостно прощебетал Павлик. – Там он сказал их ждать.

Мы шли по дорожке, тоненькой аллее, которая и вовсе превращалась в тропинку, змейкой мча на выход из парка, путаясь среди леса.

– В лес мы не пойдем, – решительно заявила я, но не тоном приказа, лишь просьба. Я боялась давить на малышей когда-либо, а тем более теперь.

Прошло уже минут пятнадцать. Ребята с интересом оглядывались по сторонам, выискивая, вымаливая встречу.

Сердце сжалось от боли. Я уже видела, как больно им будет осознать правду. Как тяжело будет все же отпустить братьев. Отпустить навеки.

Глупая я. Убиваю надежду. Поддавшись на мольбу, разрушаю что-то большее.

Но я боялась попросить уйти. Боялась предлагать разочароваться и пойти назад.

Время бежало.

Моя напарница уже перезвонила раза три, умоляя вернуться. Я тоже нервничала.

Уже прошел час, как мы стоим здесь.

Тьма леса стала давить на мозг. Осознание того, что именно где-то здесь были убиты две крохи, заставляли дрожать от страха и чуть не выть от горечи и ужаса.

Но Алек и Павлик были так счастливы. Безумно. Искренне. Невообразимо.

Ничего. Никого.

– Алек, – мой голос дрогнул. Я сжалась от боли. Задыхалась. Но необходимо была твердость.

– Вон! Вон! – вдруг дико завопил Павлик и запрыгал на месте, тыча своим маленьким пальчиком куда-то в сторону.

Я резко развернулась и замерла.

Мороз охватил все тело, горло схватила тошнота. Глаза округлились до боли.

Я не дышала.

По тоненькой аллее из леса шагали к нам два маленьких мальчика в черных костюмчиках и белых рубашечках. Тот, что был поменьше, неловко нес красную гвоздичку, мотая на ходу ею из стороны в сторону.

Они не были мутными изображениями, не были духами. Вполне живые мальчики.

Улыбались. И слегка стеснялись.

Буквально за пару минут к нам приблизились долгожданные гости.

Мои Павлик и Алек теперь уже вдвоем запрыгали на месте и бросился обнимать дорогих людей.

Я все еще боялась дышать.

Только теперь я заметила, что кожа малышей была очень бледная, но не синюшная, не побитая венозной сеткой. Просто слишком бледная. А их глаза. Их зрачки были бело-голубыми, ледяными, но они горели от счастья, излучая лишь тепло и ласку.

Вдруг тот мальчик, что нес гвоздику, подступил ко мне ближе и протянул цветок.

– Это Вам!

Я робко потянулась.

Но видение не растаяло, не исчезло.

Я нелепо сжала стебелек растения, не отрывая глаз от бледной ручки.

Едва я забрала из рук цветок, как малыш бросился ко мне и обнял.

– Спасибо Вам за Алека и Павлика. Мы так счастливы, что они наконец-то нашли того, кто их действительно любит.

Я чувствовала настоящую плоть. Только слишком холодную, ледяную.

– Но как? – только я и смогла выдавить из себя, едва первые приливы шока стали отступать, давая возможность шевелится моему языку.

– Каждый год нас отпускают на землю проведать наших взбалмошных братьев. А вы не потакайте постоянно Алеку, он и так ведет себя безобразно, – ухмыльнулся малыш, все еще не отрываясь от меня.

Он прикипел своими объятиями, прижавшись к моему телу, и лишь слегка задрал подбородочек, что бы смотреть в лицо.

– Берегите ее, – вдруг отозвался второй гость, – мы с Рене завидуем! Столько любви и терпения никто вам больше не подарит! – и вдруг малыш ступил ко мне ближе и тоже обнял, прижался своим крошечным тельцем, плотнее придавливая вместе с тем и своего брата.

Я все еще боялась шевелиться, но рука машинально... дрогнула и ласково прижала ребят к телу.

Вдруг за моей спиной раздался знакомый голос. Крик:

– Да сколько тебе можно звонить! Уже автобус по нас приехал!

Я встрепенулась. Обернулась. К нам бежала моя Мила.

– Не переживайте, – вдруг отозвался Кай. – Она нас не видит. А раз вам пора то идите. До встречи в следующем году.

Малыши оторвались от меня и вновь обняли своих братьев, постукав легонько по плечу и что-то прошептав на ушко.

В следующее мгновение гости растворились. Исчезли, словно мираж.

Я заморгала, желая сбросить пелену. Но нет. Действительно нас осталось только трое. Живых свидетелей чуда.

Я жадно сжимала гвоздичку в своей руке.

Через несколько секунд ко мне подбежала Мила и стала вновь что-то кричать. Возмущаться. Но я молчала. И не слышала. Я все еще была под впечатлением. Шокирована.

Мои Алек и Павлик радостно улыбались, мыслями, тоже летая где-то в облаках.

п.с. Этот сон был слишком ярким, что бы его когда-нибудь вообще забыть.

Резниченко Dexo Ольга

Кара (Резниченко Dexo Ольга)

Ты на стуле стоишь

и тупо смотришь вниз.

Ты теряешь опору -

забываешь горе.

Не замечаешь взор

Стен и углов.

Над тобой проплывают

чьи-то лица и тают.

Слышен звон... и боль...

В голове огонь...

И воздуха нет.

Вокруг гаснет свет.

Я уже умираю,

этот мир покидаю.

Теперь счастлива я.

Ухожу навсегда.

Всё, я прощаюсь.

И вдруг просыпаюсь...

***

Я проснулась… Но странное чувство пустоты и… смерти так и не покинуло меня…

 Я часто вижу вещие сны… Неужели это один из них?

 Быстро отрыв в комоде платок, на ходу набросив его на плечи, я рванула к своему Джеку. Мать уже совсем меня с ума свела своей истерикой, придирками и наставлениями… Ее нелюдимостью. Так что единственный, кто действительно может мне сейчас помочь, успокоить – это мой милый, тот, кто всегда выслушает, всегда подскажет, обнимет и заставит забыть весь мир, все проблемы.

 Я не сразу поняла, что вижу… Все казалось таким… таким нереальным, абсурдным, невозможным. Я машинально, едва осознавая свои действия, взмахнула рукой перед глазами, желая прогнать пелену, прогнать эту картину. Но мой Джек… нагишом… он все еще лежал в кровати с какой-то беловолосой девочкой. Обнимались, целовались, смеялись,… они даже не заметили меня…

***

Тихий вскрик вырвался из ее груди… Ноги подкосились.

Но не упала, удержалась… за дверной проем.

Два немых взгляда выстрелили ей на встречу.

Но девушка уже ничего не видела перед собой. Собрав остаток сил, вырвалась на улицу, вырвалась из ада.

Тонкой тропинкой через лес… Куда глаза глядят… Туда, где нет ни звуков, ни света, ни тьмы…

***

Я пришла в себя лишь только через несколько дней. По всей видимости, я бродила по лесу не одни сутки. Меня отыскала мать. Она что-то орала, кричала, пыталась мне вдолбить в голову, но все тщетно. Сейчас мне поможет только  смерть, или, на крайний случай, глубокое одиночество. Я не буду выяснять отношения, я не буду мстить, я даже не буду кричать. Просто дайте мне остаться в пустоте, дайте раствориться в ней...

 Только сегодня я поняла, как хорошо, что наш дом на окраине деревни, в глухом лесу, подальше… от этих лживых… гадких людей.

 Я смотрела в окно, а там лишь верные вековые старожилы, они единственные со мной всегда рядом. Исконно… неизменно всегда там, где и всегда… Молчат и лишь понимающе качают своими кронами. Они всегда выслушают… и не осудят, не скажут, что предупреждали… Преданные друзья… Вечные друзья…

 Но нет мне покоя. Что еще?!!

 Отворились двери сеней. В дом ворвались люди… Они кричали, визжали, что-то требовали. Но у меня нет сил их слушать. Теперь мне всё… всё равно.

 Мать пыталась их сдержать, пыталась разговаривать, понять, что происходит.

 Я равнодушно отвернулась к окну.

 Меня все равно уже нет… Так что ничего мне больше не интересно…

Люди, дайте мне покой, вечный покой…

***

– УБИЙЦА!!!

Едва она смогла отреагировать на эти слова, как вдруг кто-то ухватился ей за волосы и резко рванул на себя.

Девушка свалилась с лавы на пол.

Дикая боль пронзила все тело, казалось, что голову обняло пламя и сейчас все горит, горит и болит. Но не успела она выдохнуть, как вдруг еще кто-то уцепился… кто в волосы, кто за руку, кто за ногу… Они тащили бедную к выходу, на улицу… нет, они разрывали ее на части, каждый пытался урвать кусок, победный, приговоренный, карающий.

***

Я отчетливо слышала крик матери, ее визг. Но вдруг снова резкая боль. Меня потащили, потарабанили по полу, как сломанную игрушку, как тряпку, как мешок… Сопротивляться, кричать, просить, молить… было бесполезно, невозможно, ведь едва изверги останавливались на мгновение, что бы перевести дух, как остальные, что догоняли нас сзади, пинками меня подталкивали вперед.

 В глазах все темнело. Боль, боль пронзала все тело, сливаясь в единый пожар, в ад…

***

Я едва держалась за столб дерева. Ноги подкашивались на табурете.

 Лишь когда петлю набросили на шею, я поняла что происходит.

 – УБИЙЦА!!! – зашипели люди едва не в один голос. Кто бросал в меня грудки земли, кто палки, кто камни, кто плевал…

  Не было сил кричать, не было сил выяснять, защищаться. Хотелось лишь, что бы скорее закончился этот кошмар.

 Толчок.

Кто-то затянул петлю.

 Боль. Прощальная боль.

 Табурет выскочил из-под моих ног.

 Резкая удушающая боль.

 НЕТ!!! С каждым… прощальным спазмом в груди… я все больше хотела жить!

 СТОЙ!!! ВСЕ НЕ ТАК! ЗА ЧТО?? ПОЧЕМУ?

 Тошнота сдавила горло, давление – мозг. Я умирала. В глазах начинало мутнеть. Но вдруг… среди размытой толпы я отчетливо увидела образы…

Люди… их было невозможно не заметить. Сине-зеленая кожа, черные мешки под глазами, а у кого все лицо было обожженное…. А вот две девушки с петлей на шее…

А вот… Я узнала его… Это Ирвин… Он четыре года назад утонул в нашем озере.

 Вдруг боль стала стихать. Звуки пропадать. А затем резко, неожиданно… Дикое… страшное шипение раздалось надо мной…

– Ты боиш-ш-шься с-с-смерти?.. Ты хочеш-ш-шь ж-ж-жить веч-ч-чно?

 «Хочу», – взорвались слова во мне, я хваталась за воздух… не руками… не ртом… а словами…

 В следующее мгновение, словно взрыв, все вокруг вдруг озарила яркая вспышка, яркий, безграничный свет.

 Еще мгновение – и я уже стою среди толпы… и смотрю на чей-то… на чей-то обвисший труп…

 Крики людей стихли. Наслаждение, разочарование, победа, кара?

– Добро пожаловать, – неожиданно раздалось у меня за спиной. Я содрогнулась. Обернулась.

Передо мной стоял знакомый мне парень. Утопленник.

– Ирвин?

– А мы разве знакомы? – удивился парень, радостно улыбнувшись.

– Да… тебя сложно было забыть. Я видела, как тебя тогда доставали…

– Ха, давно это было, –  сыронизировал и скривился в лживой улыбке молодой человек.

– И что теперь? Что будет со мной?

– Будешь, как и все мы, вечность блуждать по земле, – с сожалением поджал губы, но лишь на короткое мгновение, а затем резко, словно пытаясь скрыть от меня правду, улыбнулся… Слишком печальной была его радость, улыбка, слишком много боли в его глазах.

Но я побоялась продолжить эту тему. Улыбнулась в ответ. Отвернулась.

 Люди разошлись.

 Остались только мы. Я и… такие же как я…остались мертвые…

 Я улыбнулась,… улыбнулась моим новым знакомым.

– Удивительно, ты не хочешь их всех убить за то, что они сделали с тобой?

Я не сразу поняла.

Стой.

Точно.

Только теперь до меня отчетливо дошло… та девушка на дереве… ведь это же я… я…

 – Илла, замолчи.

– Так посмотри на нее, Арчи.

– Она еще в шоке.

– Я бы задушил их всех за такое…

 – Не слушай их, – резко гаркнул Ирвин и схватил меня за руку, потащил куда-то в сторону, в лес.

***

– Ты должна их простить, – это не была просьба или совет. В этих словах я слышала приказ.

– Должна? – я хоть еще и не определилась со своим решением окончательно, да что тут, я еще не совсем все осознала, все, что произошло сегодня, только что… но этот тон?

– Да, – резко, твердо, все так же повелительно ответил Ирвин, но при этом даже не обернулся. Он все еще шел впереди, таща меня за собой. Таща по лесу, неизвестно куда.

– Куда мы идем?

– Туда, где ты сможешь остаться одна, подальше от людей. Ты должна все обдумать и… простить.

– Я думала прощение нужно, только если хочешь попасть в рай?

– Не только. ТИШЕ! – вдруг резко остановился, замер на месте. Боялся пошевелиться. – Слышишь?

– Нет.

– Они тут… – едва слышно прошептал Ирвин.

– Они?

– Стражи…

 В то же мгновение из тьмы выскочили несколько всадников. Едва не сбив нас с ног, они пролетели мимо, мча… мча  туда, откуда мы только что вырвались.

 Темные, словно тень, словно чернота в ночи. Лишь только лучики луны, которые едва смогли пробраться сквозь крону деревьев сюда, в царство вечной зелени, смогли выкрыть их. Еще мгновение – и Темные всадники скрылись из виду. Все стихло.

 – Кто они?

– Видимо, кто-то все же сорвался...

– Сорвался?

Мой спутник тяжело вздохнул. Отвернулся. А затем, все же сломав в себе, видимо, не одну преграду, не одно сомнение, вновь взглянул мне в глаза.

– Мы сами выбрали свое место в этом мире. Быть на земле,  быть рядом с ними, с живыми, смотреть, как они живут,  веселятся, плачут, умирают. Смотреть, как течет жизнь… мимо нас, мимо… и мы не можем вмешиваться в нее. Теперь мы за чертой. Чертой, которую пересекать никогда нельзя. Тайна. Тайна нашей сущности, нашего существования... Но одно дело выдать себя, а другое… намного страшнее – это попытаться навредить… кому-то из живых. Если пересечь и эту черту – тут же являются Стражники. Темные всадники. Вестники Смерти. Они являются вершить суд. Суд без права на оспаривание. И почти всегда приговор – наказание, кара. И тут без вариантов. Полное забвение. Это хуже смерти. Больше не будет ни ада, ни рая… не будет больше ничего. Полное растворение в бытии, ведь умираешь лишь только раз. И этот раз мы уже пропустили, разорвав билет в «неземную» вечность в клочья. Теперь мы пленники своего выбора. Своей трусости.

 Ирвин обреченно опустил голову вниз.

 – Пошли, – он снова тянул меня куда-то в лес.

– Куда? Я хочу домой!

– Нет больше у тебя дома. Пошли. Тебя там ждут.

– Ждут?

***

Мы вышли в центре деревни. Прямо у местного паба.

– Что здесь?

– Увидишь, – загадочно улыбнулся Ирвин и затащил меня внутрь.

 – Я же не говорил, что мы не умеем веселиться, – вкрадчиво, сквозь улыбку прошептал мой новый друг на ухо.

 Дверь так и не отворилась. Ир просто-напросто протянул меня сквозь нее.

 Музыка, танцы пляски.

Но что-то во всем этом было необычное. Народу внутри было слишком много. Слишком… как для такой деревни, слишком даже для провинциального городка.

 Только теперь я стала замечать легкий свет от тел некоторых посетителей. Ирвин. Он тоже светился. Его лицо уже не было зеленым, как в лесу, тогда… когда я еще была в петле. Пропали синяки. Теперь это был миловидный, вполне живой мальчуган с коварно соблазняющей улыбкой.

 Едва мы ввалились в помещение, как многие, словно  по приказу, по зову, сорвались с места.

 Тут же кто-то начал хлопать в ладоши, а кто кричать от радости. Одна полненькая женщина, лет сорока пяти, и вовсе бросилась ко мне обниматься.

 – Здравствуй дорогая, как мы рады тебе! Хотя, – вдруг ее лицо на мгновение помрачнело, – нам жаль, что попала ты сюда не совсем… по-человечески. Ну, да ладно,  – все так же неожиданно, как погрустнела, так и просияла дамочка. – Проходи, располагайся, знакомься со всеми. Добро пожаловать в нашу огромную семью. Я, кстати, Мари Ланелла, а вот мой муж – Риччи, – и она указала на маленького, сгорбленного старичка.

– Здравствуйте, – радостно улыбнулся мне дедушка и приветливо приподнял свою шляпу-цилиндр.

– Здравствуйте…

 С полусотни новых лиц, с десятка знакомых… Все приветствовали меня, как родную, как дорого гостя. Что же, видимо, приход нового мертвеца здесь считался самым забавным событием в жизни, … в бытии, а похороны  – за рождение, за некое посвящение… в духи?

***

– Мы собираемся здесь каждый вечер. Каждый рассказывает свои истории из жизни, причем половина по сотому кругу, но, тем не менее, много чего нового узнаешь. Так что готовься следующие лет двести рассказывать о том, как ты бродила по лесу, или нашла весной подснежник.

– Не смешно, Ирвин, не смешно.

– Это пока, – и интригующе заморгал бровями мой спутник.

***

Только утром я смогла вырваться из этого балагана. Духи разбрелись по всей деревни. Как оказалось, все же у всех есть «свой» дом, но не у каждого он привычен в человеческом понимании. Кто жил в старых развалинах, кто в лесу, кто в бывших свих лачугах, домах, кто в церкви, кто на кладбище, а кто и в самом пабе.

 Дав искреннюю клятву Ирвину не искать мести, я наконец-то осталась в полном одиночестве. Наконец-то я смогла обдумать все то, что со мной произошло. Все, что было.

 Как оказалось, когда я пропала на несколько суток, ту девушку, да, именно ту, что была тогда с Джеком,… убили, убили и закопали в лесу.

 А затем… людям долго думать не пришлось. Причины, мотив и ненависть уже были. Да и еще моя пропажа сыграла против меня самой же, сыграла им на руку...

А дальше…. Дальше все, как клубочек.

Слово за словом, «улика» за «уликой».

Мать – отшельник. Отец – неизвестен.

А я…. А я… сразу  оказалась и ведьмой, и убийцей, и детям тьмы, и детям дьявола.

 И лишь благодаря старосте и еще нескольким трезвым умам меня не стали топить и палить, как ведьму. А просто… просто-напросто повесили в лесу. Без суда и следствия.

 Самосуд.

 Но я не злюсь…

Нет,… я злюсь, злюсь. Больно… очень больно из-за всего этого.

Предательство за предательством.

 Удар в спину… Удар за ударом.

 Мне больно…

Но я не буду мстить.

И не из-за Стражи, не из-за клятвы.

Просто не хочу. Бог им судья, а не я. Явно не я.

***

Я пришла домой. Мать… Ее одну мне было слишком,… слишком жаль, намного больше, чем себя… жаль до горьких слез, до истерического крика. До ненависти. Искренней, истинной ненависти.

 Слезы не высыхали на ее щеках. Она сгорбилась над моим телом и рыдала. Дико рыдала. Визжала, сколько было сил. Сколько было духа.

 Я сидела рядом и… ничего не могла поделать. Все попытки обнять, успокоить, дозваться были пустыми.

Даже если хочешь переступить черту, все равно не выходит. Что же не так?

Ирвин говорил, что мы можем управлять предметами. Так почему же у меня это не выходит?

 – О, Боже, что ты делаешь?!! ПЕРЕСТАНЬ!!!

 Но нож уже был в ее руках, а я … а мне… остается лишь кричать?

– ПЕРЕСТАНЬ!!! ПРОШУ, МАМА!

 – Ирвин, Ирвин, помоги! Ирвин?!

 Но я была одна,… одна… наедине с этой ужасной картиной, наедине с преступлением.

 Руки дрожат. Но лезвие все ближе и ближе к венам…

 Смерть все ближе.

 – Стой! Стой!!! Мама, не нужно, не надо, мама!!!

 Я не знаю, как так вышло. Все произошло как-то так быстро… и казалось, само по себе.

 Я вновь попыталась ухватиться за ее руку, ухватиться за лезвие… и вот оно! Удалось! Но едва наши руки соприкоснулись, как вдруг нож вырвался из ее кулака и отлетел на несколько метров вперед. Словно дротик, встрянул в стену.

 Мы обе замерли.

 Мать тихо запищала.

 Я боялась даже моргнуть.

 Вдруг ее руки покраснели. Кровь. На ее ладони выступила кровь.

 – Мама…

 Я машинально дернулась к ней, пытаясь ухватиться за ее руки, закрыть собой раны, но снова все было, как всегда. Снова я ловила лишь воздух.

И вновь материальный мир для меня стал иллюзией.

 Неожиданно за окном заржали кони, в сенях скрипнул пол. И в то же мгновение сквозь закрытую дверь…

Передо мной явился… Страж.

 Черный вестник… в черном балахоне. На голове – черный огромный капюшон. Я едва могла разглядеть его лицо, глаза, ведь нос и рот умело прикрывал шарф.

Очи. Лишь они были открыты своей жертве. Черные. Казалось бы, адские глаза, без белков, сплошная тьма смотрела на меня.

 Еще мгновение – и вдруг все осветила яркая вспышка, но едва я смогла опять что-либо различить вокруг, как все стало каким-то мутным, ненастоящим. Придуманным. Прозрачным.

 Я не могла пошевелиться. Казалось, время застыло. Мать замерла в неестественной позе. Все застыло, кроме моего сознания… И Стража. Ступив к моей маме пару коротких, но все же уверенных, шага, он робко коснулся своей рукой ее плеча.

 В черных глазах Вестника я видела картинки прошлого. Я видела нож,… а затем кровь.

 Еще мгновение – и Темный рыцарь подошел ко мне. Коротко взглянув мне в глаза, все так же робко, как и с матерью, дотронулся до моего плеча.

 И снова видела в его глазах отрывки прошлого.

 Это был суд.

 Но мне не страшно.

 Не боюсь!

 Я не жалею о своих поступках, о своем решении вмешаться. Пусть даже не совсем все получилось так, как хотелось. Но зато ОНА ЖИВА.

 Я с вызовом смотрела на своего судью и ждала приговора.

 Я всматривалась ему в лицо… и непонятно зачем пыталась запомнить все до мельчайшей детали…

 Черные глаза одновременно пугали… и манили к себе.

 Белоснежная кожа… черные густые брови… и шрам… да, над бровью был немалый  пугающий своей историей шрам…

 Прошло еще несколько секунд, и лишь затем Вестник от меня оторвался.

Свет начал тускнеть.

А мир – оживать.

 Не проронив ни слова, ни звука, Страж резко развернулся… и ушел прочь. Прочь… оставляя меня все еще «в живых» серди мертвых.

***

Много… и одновременно мало… времени прошло с того момента.

 Мы еще больше сдружились с Ирвином.

 Мать стала потихоньку приходить в себя. А тот необычный случай в день моей смерти она, видимо, решила забыть, ведь так лучше, чем пытаться во всем этом разобраться.

 Больше попыток свести счеты с жизнью не предпринимала.

А значит, и я буду… «жить».

***

– Ирвин, ты слышал это?

– Что?

– Крик!

– В этом лесу и не такое привидится.

– Нет, я слышала крик! Пошли, – крепко ухватилась за руку своего «вечного» друга, и полетела в сторону звука.

 Буквально сто метров – и мы наткнулись на огромную яму, ловушку для диких зверей. В ней лежало несколько маленьких детишек... их скрючило от боли. Тихо плакали.

– Им нужно помочь! – не выдержала я.

– Издеваешься?

– Это же дети!

– Дети. И их родители скоро бросятся на поиски, если уже не начали искать, так что их и так скоро спасут.

– Ты шутишь?

– Это ты чего-то не понимаешь. Мы – НЕ ЛЮДИ, запомни уже наконец-то. Тебе мало тех судов, что ты прошла?

– Но они умрут до того, как их найдут.

– Что же, значит, так суждено. Суждено, как и всем тем, кто теперь с нами по одну черту. Смерть не так уж и ужасна.

– Не так ужасна? Что же ты не выбрал ее, когда умирал? Что же ты так хватался за жизнь, что стал вечным изгоем?

Не там, не тут, нигде и всюду

? Это же твои слова, не мои.

 Ирвин нервно фыркнул и ушел прочь.

 – ТРУС!

***

Единственной правильной мыслью мне казалось, это найти свою мать и убедить ее идти за мной. Прийти сюда.

(МАТЬ)

 Я все еще всматривалась в ее… немое лицо… в ее стеклянные глаза на фотографии, как вдруг неожиданно карточка свалилась на стол. Со стуком. С криком.

 Я обернулась. Но окна были плотно закрыты. Ни один сквозняк не мог ворваться сюда.

 Нет. Бред.

 Но едва я снова подняла фотографию, и умостила ее поудобнее, «наверняка», как вдруг  с грохотом та вновь развалилась на столе.

 – Ох, девочка, моя девочка...

***

Казалось, сама себе прошептала.

Больше не пыталась сражаться со мной. Фотография так и осталась валяться на столе.

 Следующий шаг.

Я пыталась открыть дверь. Я должна дать ей намеки, знаки...

И я верю, я хочу верить в то, что она все поймет правильно и пойдет по моим крошкам. И лишь бы все это не было напрасным, запоздалым…

 Но  что я могу? Все, что удалось мне, все те разы, когда я смогла ворваться в материальный мир, все это было совершенно случайным, с десятого-сотого раза, моментом удачи, а не умения.

 Каждая моя попытка ударить рукой по деревянной двери, по настоящей стене, неприступной, упертой стене, каждая попытка всем телом врезаться в нее оканчивалась тем, что я проваливалась сквозь нее в сени и распластывалась на полу.

Еще такая глупая попытка – и от своего разгона и напора я вылетела чуть ли не к входным дверям. В другой ситуации я бы искренне рассмеялась над всем этим, но теперь, когда от всего этого зависела жизнь малышей….

 Едва я поднялась с колен, как вдруг передо мной, совершенно неожиданно появился Страж. Темный вестник Смерти.

 Не успела.

 Я всматривалась в глаза тьмы, в глаза моему «старому» знакомому, тому самому, что был уже в моем доме, тому, у которого такой пугающий глубокий шрам… и мысленно молила о пощаде, об отсрочке. Я молила проявить хоть капельку человечности…

 Я готова понести наказание, «кару», но только сначала нужно спасти, спасти их… спасти ребят.

– Прошу… – робко прошептала я ему в лицо.

 Но он отвел от меня взгляд. Стоял в нерешимости.

Я набралась храбрости и… сама коснулась его руки. Холодной, ледяной, белоснежной руки.

Я хотела, должна была показать ему все то, что знаю…

 Он не содрогнулся. Лишь удивленно взглянул мне в глаза.

 Снова картинки прошлого плясали в его озерцах, плясали во тьме.

 Еще мгновение, еще секунды, и Страж сдвинулся с места. Он отстранил свою руку от моей и пошагал через сени в дом.

 Я поспешила за ним.

 Едва мы оказались за дверью, как вдруг Вестник взял меня за руку и робко, неуверенно поднял вверх, протянул вперед… к двери.