Текст книги "Рэймидж и барабанный бой"

Автор книги: Дадли Поуп

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 19 страниц)

Два больших фургона с широкими колесами, которые везли мебель дона Хосе, грохотали и скрипели на последних милях изрытой колеями и пыльной дороги в Картахену. Рэймидж и Стаффорд сидели рядом с возницей на первом, а Джексон – на втором. Не дожидаясь подсказки Рэймиджа, Стаффорд поднял оловянную кружку, заполненную до половины бренди, и вручил ее испанскому кучеру, поощряюще подмигнув.

Испанец уже был настолько пьян, что задумался на несколько секунд, прежде чем взять ее; Рэймидж понял, что бедняге трудно различить, какая из трех или четыре кружек, которые он видит, настоящая. Наконец в отчаянном выпаде он ухватил кружку, с довольным урчанием запрокинул голову и вылил содержимое в глотку. Его голова продолжала отклоняться назад, пока не соприкоснулась с днищем фургона; тогда с довольной отрыжкой он заснул, все еще держа кружку.

– Хотел бы, чтобы мы могли накачать свои трюмы так же легко, как он, – сказал Стаффорд, слегка напуганный способностями возницы.

Рэймидж оглянулся на второй фургон, и Джексон отсалютовал дважды – сигнал, что его возница также слишком пьян, чтобы знать, каким галсом он идет. Рэймидж подтолкнул кокни.

– Давай, Стаффорд. Не торопись: не забывай, что если я хлопну по брезенту, оставайся внутри, пока я не скажу.

– Так точно, сэр.

С этими словами, Стаффорд спокойно спрыгнул с фургона, подождал, пока его корма минует его, и взобрался на борт снова, укрывшись под брезентовой крышей. Рэймидж внимательно смотрел то вперед, то назад, но дорога была пуста. Через две или три минуты Стаффорд появился снова, шагая рядом с фургоном.

– Не в этом, сэр. Я попробую у Джако.

Рэймидж кивнул. До сих пор все было слишком просто: на рассвете они вышли из гостиницы и всего через пять миль встретили эти два фургона, добирающиеся к ним из Мурсии. Возницы были не прочь подвезти их и тем более не прочь приложиться к бренди – а приложившись, не могли отказаться от добавки. Теперь Стаффорд с несколькими кусками мыла в кармане искал стол и, молился Рэймидж, возможно, найдет ключи в ящиках. Единственное, что может пойти не так, как надо, так это то, что адмирал решит обойтись одним из столов дона Рикардо…

Стаффорд, забравшийся на козлы рядом с ним, увидел, что испанец пробудился и пытается сосредоточить взгляд на бутылке. Крепко ухватив руку возницы с кружкой, он налил ему еще бренди. Рэймидж, почти дрожащий от нетерпения и беспокойства, поклялся, что будет ждать рассказа Стаффорда, вместо того, чтобы спросить его сразу.

Кокни смотрел с восхищением, покуда испанец заглатывал выпивку, потом взял кружку и посмотрел вопросительно на Рэймиджа, который кивнул, не уверенный в том, просит ли Стаффорд разрешения выпить самому или предлагает бренди ему. Стаффорд налил немного в кружку и выпил, одобрительно цыкнув зубом.

От лошади воняло, голова Рэймиджа болела от солнца, отражающегося от гладких белых скал, окружающих дорогу, и белой пыли, покрывающей землю. Небольшой ветер дул сзади, так что облако пыли, поднятое копытами лошади, висело как раз там, где они сидели.

– Боже мой, у меня вся глотка горит, сэр, – сказал Стаффорд.

Он поглядел на испанца, который все еще держал вожжи, но снова спал, и вытащил маленькую коробочку из-под рубашки. Он показал Рэймиджу два куска мыла, на каждом из которых были отпечатки одного большого и двух маленьких ключей.

– Прекрасный стол, сэр: настоящее красное дерево. Четыре человека могут свободно улечься. Большие ящики. Верхний самый большой – эти отпечатки обеих сторон ключа, – сказал он, указывая на верхние отпечатки на кусках мыла. – Другие два ящика поменьше. Я считаю, что он держат секретные письма и бумаги в верхнем ящике, потому что его передняя сторона сделана из очень толстого дерева. У остальных двух толщины едва хватает, чтобы держался замок.

Рэймиджу эти отпечатки на мыле казались более красивыми и куда более ценными, чем если бы они были отлиты из серебра, инкрустированного золотом.

– Ты уверен, что можешь сделать ключи по этим отпечаткам?

Стаффорд снисходительно хмыкнул:

– Я могу сделать прекрасные ключи, только по отпечатку у меня на спине и спустя десять минут после того, как я его сделал, сэр, – сказал он, и затем быстро отвел взгляд, поскольку Рэймидж поглядел на него удивленно.

– Я думал, что ты всегда работал днем?

– Работал ночью, только когда были трудные времена, сэр. Настолько трудные, что в доме не было сухой корочки.

– Я понимаю, – сказал Рэймидж уклончиво, зная, что если бы ему пришлось выбирать, он сделал бы то же самое. – Но ты уверен, что справишься с дверными замками?

– Если смогу на них посмотреть – да, можете не волноваться, сэр.

И в глубине души Рэймидж знал, что может не волноваться: мальчишка, который был вынужден красть, чтобы поесть, стал взрослым, которого замела бригада вербовщиков и который отлично служил на флоте, став одним из лучших марсовых, каких Рэймидж когда-либо видел (помимо того, что остался со своим капитаном, когда мог получить свободу) – да, он справится с любым препятствием, которое встретит на пути.

Но согласится ли мажордом в доме дона Рикардо принять их помощь, когда обнаружит, что возчики слишком пьяны, чтобы таскать мебель?

У Стаффорда теперь были все ключи, изготовленные за несколько дней, потому что, к счастью, мажордом был более чем рад иметь трех иностранных матросов, готовых затащить мебель в дом; на самом деле он был еще более благодарен за то, что они правили фургонами последние мили, так как к тому времени оба возчика вновь впали в пьяное оцепенение.

Рэймидж и Джексон несли по несколько стульев, когда внезапно Рэймидж заметил, что Стаффорд отсутствует, после чего оказалось, что, в первый раз войдя в дом, кокни увидел то, чего Рэймидж не заметил – ключ от черного хода, висящий на крючке на стене. Через пять минут, возвращаясь обратно, Стаффорд прихватил ключ, отнес его к фургону, чтобы сделать отпечатки, спрятал два куска мыла в коробку и вернул ключ на крючок.

После этого все было просто: Стаффорд сказал Рэймиджу, какие ему нужны инструменты, и кузнец был не прочь продать несколько полос металла. В течение двух дней, пока Стаффорд пилил в их комнате в гостинице, другие матросы караулили на случай, если хозяин гостиницы или его жена услышат скрежет напильников, а Рэймидж или Джексон прогуливались мимо дома дона Рикардо, чтобы увидеть, прибыл ли адмирал. В тот вечер, когда он закончил ключи, Стаффорд пришел к Рэймиджу и сказал:

– Я хотел бы попробовать их сегодня вечером, сэр, чтобы быть совершенно уверенным.

Рэймидж задумался на мгновение. Чтобы быть уверенным, что все слуги в доме дона Рикардо спят, Стаффорду придется выйти после комендантского часа. Проверка ключей означала риск быть пойманным и обвиненным в ограблении, полностью разрушив планы Рэймиджа. Но если ключи не подойдут, они будут бесполезны в ту ночь, когда они понадобятся – в ночь, когда не будет второго шанса.

– Очень хорошо. Однако будь осторожен. Если тебя поймают…

Рэймидж пытался придумать тактичный способ сказать это, затем решил, что Стаффорд поймет его правильно:

– Слушай, Стаффорд, – если тебя поймают, тебе придется поклясться, что мы ничего не знаем об этом.

– Все в порядке, сэр, я понимаю, но не волнуйтесь. Меня не поймают. А если поймают, я все приготовил. – Он похлопал по поясу брюк. – Тут у меня напильник и кусочек бронзы, так что я недолго останусь за решеткой! Я хотел бы пойти прямо сейчас, сэр, и спрятаться у дома до комендантского часа.

Рэймидж кивнул:

– Удачи.

Той ночью Стаффорд возвратился в гостиницу поздно и подполз к кровати Рэймиджа, чтобы прошептать:

– Прошло прекрасно, сэр. Не понадобилось даже подтачивать ни один!

– Отлично! Трудно было войти?

– Нисколько, сэр. Я прятался небольшом сарае, где садовник держит свои инструменты.

– Прекрасно! Остальное расскажешь мне утром.

Адмирал дон Хосе де Кордова прибыл несколько дней спустя в караване из пяти фургонов. Его увидел Рэймидж – была его очередь совершать вечернюю проверку дома, и он решил прогуляться по дороге в Мурсию. Лошади были покрыты пылью, возницы завязали носы и рты платками, и, судя по тому, что Рэймидж смог разглядеть, адмирал, откинувшийся на подушки в карете, выглядел утомленным и разморенным жарой.

Возвращаясь в гостиницу, Рэймидж размышлял, есть ли смысл пробраться в дом этой ночью. Адмирал, его штат и его семья – они, похоже, были в четвертой коляске, – будут утомлены, и, без сомнения, слуги тоже – к тому времени, когда все вновь прибывшие умоются, поужинают, распакуют свою одежду и уберут ее в платяные шкафы и комоды.

Так как адмирал прибыл на несколько дней раньше, чем ожидал консул, означает ли это, что он привез приказ выходить в море? Вероятно, нет, наконец решил Рэймидж: до Рождества всего четыре дня, он наверняка хочет провести их с семьей.

Нет, необходимости посетить адмирала сегодня ночью нет: если дата отплытия не назначена прежде, чем он уехал из Мадрида три или четыре дня назад, маловероятно, что флот выйдет в море раньше двух-трех недель. Внезапная активность на кораблях будет самым явным признаком того, что адмирал получил приказ отплывать.

Глава четырнадцатая

Рождество и Новый год Рэймидж и его моряки праздновали в гостинице. Желание неприветливого хозяина гостиницы выпить на дармовщину наконец перевесило его нелюбовь ко всем морякам вообще и к иностранным в особенности, и он с некоторой опаской начал отмечать с ними Рождество. В канун Нового года он, очевидно, осознал, что иностранцы кого угодно заткнут за пояс по части выпивки, и за час до полуночи был слишком пьян, чтобы понимать, что они празднуют.

К недовольству Стаффорда, он ни разу не предложил поставить им выпивку, и тогда кокни, окончательно уязвленный отказом испанца заплатить даже за полбутылки вина, намешал ему в стакан все, что подвернулось под руку, объяснив Джексону, что хочет быть уверен в том, что наутро хозяину будет так плохо, будто «барабанщик использует его башку, чтобы пробить общий сбор!»

Дважды в день Рэймидж прогуливался по причалу Muralla del Mar, чтобы посмотреть на корабли, но не наблюдал никаких признаков поспешной подготовки к выходу в море. По крайней мере две дюжины больших реев трехпалубных кораблей были опущены за борт и отбуксированы к причалу рангоутной мастерской, где они были подняты для ремонта. И притом так мало рабочих трудились над ними, что он заподозрил, что флот испытывает нужду либо в лесе, либо в деньгах, чтобы заплатить рабочим, – либо в том и другом.

Он был также озадачен конвоем из семидесяти или более того транспортов, прибывшим из Барселоны за день до Рождества. Транспорты были загружены под завязку, и по городу ходили слухи, что они доставили большое количество пороха и ядер, провизию, несколько пехотных батальонов и полк швейцарских наемников.

Ни одну бочку не выгрузили, ни одного солдата не отпустили на берег – очевидно, конвой был предназначен для другого места. Так как он двигался из Барселоны, то есть с востока, и не разгружался в Картахене, то, видимо, направлялся на запад, в один из портов Атлантики. Рискнут ли испанцы провести такой конвой через Гибралтарский пролив без сопровождения флота? Ни в коем случае! Но куда испанское правительство могло посылать войска и боеприпасы? В Вест-Индию? Возможно, в Кадис – куда легче транспортировать припасы морским путем, чем по земле – хотя и опасней. Так или иначе, появление конвоя, похоже, был важнее, чем присутствие флота.

Ежедневная прогулка по Muralla del Marстал приятной привычкой: старик ловил по ночам рыбу, а днем чинил свои сети и всегда приветствовал Рэймиджа комментариями, что пушки не стреляли, значит, будет добрая рыбацкая ночь.

Потом, в понедельник, 30-го января, первое, что увидел Рэймидж, проходя мимо склада парусов и глядя через канатный двор, это по крайней мере удвоенное число рабочих, ремонтирующих реи, – несколько штук уже лежали в воде, готовые к буксировке назад на корабли. Взгляд на сами корабли дал понять, что адмирал получил приказ – почти на каждом роились матросы, работающие наверху над оснасткой парусов, в то время как другие красили корпуса, стоя на люльках, свешивающихся с бортов. В доке Арсенала несколько барж грузили бочки с провизией; другие, вывесив предупреждающие красные флаги, загружали порох.

Проникнуть в дом адмирала нужно этой ночью. В любой момент адмирал может решить перебраться на флагман. Это, понимал Рэймидж с тех пор, как Стаффорд изготовил ключи, – самая большая угроза его плану. Первоначально он предполагал, что адмирал будет работать дома, и только когда Стаффорд ушел, чтобы проверить новые ключи в замках, Рэймидж подумал, что, хотя адмирал и живет в доме, нет никакой причины, почему бы ему не работать днем на флагмане, возвращаясь в дом каждую ночь. К счастью, последующие наблюдения показали, что хотя адмирал пробыл на флагмане около двух часов на следующий день после того, как приехал, с тех пор он не был на борту ни разу. И, значит, его адмиралы и капитаны, тоже жили на берегу, в гостиницах и частных домах.

Однако, поскольку адмирал, очевидно, дал приказ ускорить переоснащение кораблей, он может захотеть проводить больше времени на борту – и хранить документы запертыми в каюте флагмане… Рэймидж поторопился назад в гостиницу, чтобы проверить, отправился ли адмирал на корабль. Если да, то весь план Рэймиджа пойдет прахом.

Хижина садовника была душной и вонючей: очевидно, осел провел здесь несколько недель, но зато здесь не было окна и было легко спрятать горящую свечу. Рэймидж чувствовал, что даже Джексон еле сдерживается в ожидании, пока Стаффорд постучит в дверь, сигнализируя, что он возвратился из своего набега на дом.

Когда стук раздался, оба они подскочили нервно, а затем стыдливо усмехнулись, глядя друг на друга. Джексон держал оловянную кружку над пламенем свечи и загораживал слабый свет своим телом, покуда Рэймидж быстро открывал дверь. Стаффорд проскользнул внутрь и подмигнул, когда Джексон снял кружку и хижина осветилась. Он вручил Рэймиджу маленькую связку бумаг.

– Никаких проблем, сэр. Все в верхнем ящике. Только писчая бумага, перья, бутылка с чернилами воск для печатей, свеча и песочница в других ящиках.

Рэймидж поспешно проглядел письма, стараясь складывать их в правильном порядке. Все были запечатаны красным воском и на нескольких стоял гриф Морского министерства. Первые два были обычными письмами, направленными предшественнику Кордовы Лангаре с сообщением, что в его запросе большего количества канатов отказано, поскольку их нет в наличии, и он должен будет обойтись тем порохом, который имеет, потому что, хотя министр знает, что порох «несколько несовершенный по качеству», но это лучший из того, что может быть получен. Третье письмо, адресованное Кордове и подписанное Лангарой в его новой роли морского министра, было кратким, и после обычного вежливого введения, в нем было сказано:

«Его Католическое Величество приказал Морскому министру, что, по воле Его Королевского Величества, флот под Вашей командой должен закончить свой ремонт со всей поспешностью и отплыть под Вашей командой из Картахены самое позднее к 1-му февраля, чтобы присоединиться к кораблям Его Католического Величества в Кадисе, каковые Вы также возьмете под свою команду. Приказы в Кадис посланы, гарантируя, что эти суда готовы к выходу в море. По Вашему прибытию в Кадис Вы сообщите о факте прибытия мне, держа Ваш флот в двенадцатичасовой готовности отплыть, и дальнейшие инструкции будут посланы Вам…»

1-го февраля – через два дня. И в Кадис – одну из самых больших естественных гаваней на Атлантическом побережье и главную морскую базу Испании! Там уже должно быть довольно много линейных кораблей. Как только к ним присоединился флот Кордовы, у Его Католического Величества будет какое-то задание для объединенной армады. Но какое?

Является ли этот поход частью большого плана совместного французско-испанского вторжения в Англию или, что более вероятно, в Ирландию? Отправятся ли суда, загрузив войска, из Кадиса, чтобы прорвать британскую блокаду Бреста и освободить французский флот, дабы объединенные флоты могли форсировать Канал и исполнить согласованный Францией и Испанией план, нацеленный на захват Великобритании? Это должно быть что-то столь же значительное, чтобы испанцы рискнули всем флотом. Они не забыли, что произошло в прошлый раз, когда они отправили против Англии свою Армаду…

У Рэймиджа мороз пошел по коже, когда он понял, что судьба Англии может – и, вероятно, будет – зависеть от того, как быстро сэр Джон Джервис получит копию приказа, который он только что прочитал в зловонной хижине садовника при свете полудюймового огарка свечи.

Проглядев остальные документы, он велел Стаффорду держать письмо, а сам вытащил пробку из крошечного пузырька с чернилами, вытащил из шляпы коротко обрезанное перо, разгладил листок бумаги, который принес специально для этой цели, и точно скопировал формулировки главного содержания приказа. Потом он снова свернул приказ, сложил его с письмами, касающимися канатов и пороха, и отдал связку Стаффорду.

– Спасибо. Возвращайся в гостиницу, когда положишь их обратно. Ладно, Джексон, задуй свечу и забери ее с собой.

Хотя наступил комендантский час, на улицах было слишком мало патрулей, чтобы следить за его соблюдением, и веревка, которую моряки украли на верфи, уже свисала из окна их комнаты, когда Рэймидж и Джексон достигли гостиницы, где несколько минут спустя к ним присоединился Стаффорд.

Лежа на кровати в темноте, Рэймидж с трудом сдерживал волнение: его знобило, хотя он и вспотел, взбираясь по веревке. Его план сработал отлично: в кармане у него была копия приказа Кордове. Но теперь он понял, что сделал еще одну ошибку. Он намеревался, как только узнает дату отплытия флота, украсть шебеку и отправиться в Гибралтар. Он должен был предположить, что не будет заранее назначенной даты; что приказ Кордове прибудет перед самым отплытием. Теперь что, черт возьми, он должен сделать? Сегодня 30-е января, и он может прийти в Гибралтар, зная только то, что испанцы, чтобы выполнить приказ, должны отплыть в течение двух дней – даже при том, что чрезвычайно сомнительно, что они будут готовы… даже учитывая, что испанская национальная привычка откладывать все на завтра и традиция их флота запаздывать с выходом в море делают дату, упомянутую в приказе короля, скорее оптимистически предполагаемой, чем точной календарной датой… Даже и тогда: что Кордова ответил Морскому министру? Что он может отплыть к тому времени или ориентируется на более позднюю дату?

Он сел, внезапно сообразив, что в этом нет никакой проблемы. Даже если он отправится за несколько дней до испанского флота, они могут легко настигнуть его, если он вдруг заштилеет или столкнется с сильными встречными ветрами, и так или иначе, вероятно, потребуется несколько дней, чтобы определить местонахождение сэра Джона Джервиса. Намного важнее, чтобы сэр Джон знал намерения испанского правительства, чем точную дату их исполнения.

– Джексон, – прошептал он, – оденься и скажи остальным, чтобы тоже одевались.

– Я не раздевался, сэр, – сказал Джексон, – но я разбужу остальных.

Он испытал приступ раздражения. Американец не знал, что написано в приказах Кордовы, но, казалось, какое-то шестой чувство подсказало ему, что должно произойти что-то чрезвычайное.

Матросы оделись быстро и собрались вокруг Рэймиджа, который прошептал:

– Мы отходим в Гибралтар немедленно. «Ла Провиденсиа» все еще стоит у причала, сейчас одиннадцать часов, и команда, вероятно, уже напилась. Мы должны взойти на борт и отплыть в абсолютной тишине. Если испанцы заподозрят что-то, нас потопят до того, как мы пройдем форт Санта-Анна. Используйте свои ножи: чтобы никто не вскрикнул. Мы уйдем отсюда по одному и спустимся к причалу. Не попадитесь патрулям. Встретимся у опоры, где старый рыбак чинит свои сети. И не забывайте: вокруг городской стены, не вздумайте идти через ворота! Когда я дам команду, все мы забираемся посередине судна: команда будет, вероятно, спать на корме, если они будут на борту вообще…

Двадцать минут спустя семь человек сидели около огромной опоры в тени городской стены; три мачты и длинные латинские реи «Ла Провиденсиа» были видны на расстоянии в несколько ярдов под непривычным углом – черные и голые на фоне южной стороны неба. Ветер – то, что от него осталось, – к счастью, дул с севера. Отойдя от причала и от высоких холмов позади, они найдут его более свежим, и благодаря холмам, окаймляющим гавань, ветер направит их к выходу. Он едва различал темную массу мыса Санта-Анна с левой стороны от него и мыса де Навидад с правой. Он должен миновать по крайней мере шесть батарей и два форта. Возможно, часовые будут дремать…

Он посмотрел в обе стороны вдоль причала и, видя, что никого нет в поле зрения, прошептал:

– Теперь!

Матросы скользили босиком через причал к шебеке, расходясь немного в стороны, чтобы взобраться на борт одновременно. Было абсолютно тихо, не считая монотонного кваканья лягушек, металлического гудения цикад и шелеста небольших волн у причала.

С метательным ножом в правой руке Рэймидж спокойно перебрался через фальшборт, ступая ногами в туфлях как можно мягче, и проследовал за остальными, крадущимся к кормовой части под нависающим квартердеком. Теперь ему было страшно: до сих пор он был слишком занят, чтобы думать об опасности. Теперь, подкрадываясь с кинжалом в руке, как наемный убийца, он вспоминал о беспечных днях в гостинице. Еще раз внезапная смерть сверяла с ним часы, и бой его сердца казался достаточно громким, чтобы разбудить испанцев.

Было почти ничего не видно, и существовала большая опасность, что его люди нападут друг на друга по ошибке. Когда нога внезапно коснулась чего-то мягкого, он сделал ножом выпад вниз и услышал глухой стук – руку болезненно тряхнуло, когда лезвие проткнуло матрац и вонзилось в палубу. Мгновение спустя он ударил еще дважды, каждый раз перемещаясь, но на матраце не было никого. Такой же глухой стук с левой стороны предупредил его, что кто-то из матросов сделал то же самое. Он двинулся дальше и, по мере того, как глаза привыкали к кромешной тьме, мог уже различать небольшие, более светлые квадраты с обеих сторон – орудийные порты. Другой матрац подвернулся ему под ноги, и снова он нанес удар вниз, но и на нем не было никого. Он миновал еще два порта и был рядом с последним, когда нашел еще один матрац – и снова нож вонзился в деревянную палубу. Матросы достигли кормовой части одновременно с ним. Через мгновение его ощупывающая рука коснулась фрамуги.

– Нашли кого-нибудь? – прошептал он.

Матросы ответили тоже шепотом. Матрацы есть, но нет никаких испанцев. Куда, черт их побери, они делись? Неужели внизу, в кубрике или на баке? Поспешно он приказал Фуллеру и Дженсену обыскать бак, а затем ждать у фок-мачты, Росси и Стаффорду обыскать кубрик, потом ждать у грот-мачты, а Макстону и Джексону отдать швартовы – бриз унесет шебеку в сторону от причала.

Рэймидж выбрался из-под квартердека, поднялся по трапу и поспешил на корму к румпелю, который поднимался над уровнем палубы прямо позади бизань-мачты. Несколько секунд спустя он услышал, как тяжелый канат плюхнулся в воду, и увидел, как человек забрался обратно на борт.

– Свободно на корме, сэр, – негромко доложил Джексон, и после нового всплеска появился Макстон, доложивший, что нос свободен.

Высокая корма шебеки под действием бриза начала отклоняться, в то время как носовая часть судна, будучи ниже, все еще прижималась к причалу. Пока неплохо. Разворот кормы означал, что ее нос направлен к причалу. Это не проблема.

– Хорошо, Макстон: идите вперед и передайте им, чтобы устанавливали фок и быстро брались за шкоты. Джексон – к рулю. Дайте ей развернуть нос. Держите ближе к восточной стороне на случай, если ветер сменится – я не хочу менять галс или поворачивать эту штуку в темноте.

Хлопанье впереди и темный треугольник, развернувшийся на фоне неба, закрывая звезды, означали, что фок установлен, а несколько секунд спустя послышался скрип канатов в блоках, когда матросы развернули его.

Причал теперь быстро отступал назад, и нос шебеки двинулся в сторону моря под давлением паруса. Шебека набирала скорость, и руль теперь чувствовал давление воды.

– Стаффорд! – громким шепотом приказал Рэймидж. – Ставьте грот. И поживее!

Грот, чуть больше размером, чем фок, распустился, как одеяло, вытряхиваемое из окна, и начал растягиваться вдоль рея. Как только они отошли от причала, ветер стал свежее, как и ожидал Рэймидж, и когда матросы установили парус и развернули рей, шебека заметно прибавила, и он слышал плеск воды за кормой.

Рэймидж поспешил к румпелю.

– Хорошо, Джексон: ставь бизань – я возьму руль.

Руль был на удивление легок по сравнению с «Кэтлин». Бизань, внезапно опустившаяся сверху, заставила его подскочить, но прежний страх уже ушел: для этого он был слишком занят. Высоко по правому борту, едва очерченный слабым светом звезд, виднелся Кастильо де Галерас, возвышавшийся над гаванью более чем на шестьсот футов, с батареей Апостолов ниже его, почти на уровне моря. Он видел свет на батарее – что если часовые бдительны и как раз сейчас подняли тревогу? Или они настолько привыкли следить за кораблями, пытающимися войти в гавань, что не обращают внимания на тех, кто выходит из нее?

Три минуты с тех пор, как установлен фок: времени более достаточно, чтобы испанцы успели зарядить орудия. На мгновение он вообразил дюжину командиров расчетов, стоящих на коленях и наводящих дюжину стволов, целью которых была шебека.

Когда он повернул румпель, направив шебеку прямо к выходу из гавани, ветер был практически попутным и паруса натянуты слишком плоско: неожиданный порыв ветра может опрокинуть весь такелаж шебеки. Если мачты полетят за борт прямо под дулами батарей…

– Джексон! Отдайте все шкоты и галсы – и поживее там!

Батарея Апостолов была на траверзе правого борта; в окне барака, где жили солдаты, горел свет. По правой скуле видны были очертания мыса де Навидад, спускающегося с трехсот футов до уровня моря. Нет больше батарей по правому борту, пока он не обогнет мыс, но с другой стороны гавани форт Сан-Леандро должен быть почти на траверзе теперь – хотя он не видел его, а дальше Санта-Флорентина и затем Санта-Анна.

Шебека начала клевать носом, когда встретила зыбь на выходе из гавани в открытое море. Три треугольных паруса казались огромными на фоне неба, заслоняя целые созвездия звезд. На мгновение показалось невозможным, что часовые на батареях могут не видеть их; потом он сообразил, что они не невидимы на фоне темных холмов противоположного берега. Человек с отличным зрением в Кастильо де Галерас мог с высоты шестьсот футов увидеть судно как темное пятно на фоне моря, отражающего звездный свет и волнующегося под ветром, и мог также различить кильватерный след.

Канаты снова заскрипели в блоках, и три треугольника парусов, растянулись и изогнулись, прямые края округлились, когда паруса надулись. Рэймидж был поражен, как быстро шебека набирала скорость: уже батарея Апостолов была на раковине правого борта, и он понял, что проходит мимо испанского флота, стоящего на якоре по правому борту, потому что увидел их очертания, более темные, чем холмы позади них. Спустили ли они патрульные шлюпки, охраняющие гавань? Дайте мне три минуты, молился он: три минуты – и тогда неважно, если поднимут тревогу, у канониров в бараках не будет времени, чтобы зарядить и навести орудия. Но нет – с таким ветром подготовленный фрегат может отдать концы и выйти из гавани слишком быстро и начать преследование…

Макстон, житель Вест-Индии, стоял около него.

– Маленькая лодка прямо по курсу, сэр! Сорок, возможно, пятьдесят ярдов!

Рэймидж надавил на румпель, чтобы отвести его к правому борту. Шебека на скорости задрала нос так высоко, что было трудно видеть что-нибудь впереди, но Макстон, перегнувшись через фальшборт, сказал:

– Вы пройдете в двадцати ярдах, сэр!

– Сколько человек в лодке?

– Только один, сэр, – он ловит рыбу, я думаю.

Старый рыбак! Пушки не стреляли, и он вышел в море со своими сетями. Послышался приветливый окрик, и Рэймидж, засунув палец в рот, чтобы старик не узнал его голос, крикнул:

– Удачного лова – увидимся завтра. Оставь самую большую для нас!

– Конечно, оставлю! – крикнул старик в ответ. – Сегодня хороший день для рыбака – пушки не стреляли, вы понимаете?

К тому времени шебека оставила его за кормой, вполне довольного собой. Рэймидж знал, что старик не будет поднимать тревогу, и все же часовые, возможно, слышали крики. Ну и что из того? Был, вероятно, приказ не выпускать суда из гавани ночью, но что они поймут из дружественного разговора на испанском языке между старым рыбаком и шебекой? Они сто раз подумают, прежде чем поднять тревогу – по крайней мере, он так надеялся.

Теперь он мог видеть только форт в конце мыса Санта-Анна и затем мыс Тринка Ботийас, открывающийся за Кала Кортина – крошечным заливом, остро врезающимся в побережье между двумя мысами.

Бледно-зеленые искры мелькали в воде вдоль корпуса шебеки, и, оставив на мгновение румпель, Рэймидж подбежал к гакаборту и посмотрел за корму. Кильватерный след бледно-зеленой полосой изгибался в воде и вокруг всей ватерлинии светилась широкая полоса. Три тысячи чертей: самое время сейчас столкнуться с фосфоресценцией!

Форт был на траверзе по правому борту, значит, он, должно быть, проходит мыс Навидад и находится на расстоянии выстрела от батареи Навидад и приближается к следующей на мысе Подадера. Эти две и батарея на том берегу – единственные, что еще остались.

Джексон сказал, как будто про себе:

– Они ни за что не попадут в нас теперь, даже если они знают, что мы здесь.

Рэймидж рассердился на себя за то, что оставался у руля, когда Джексон вполне мог занять свое место.

– Сюда – возьми руль.

Он послал Стаффорда, чтобы поискал внизу фонарь, но пока что без света нактоуза Джексону придется править по звездам. После выхода из гавани курс должен быть вест-зюйд-вест, чтобы пройти семьдесят пять миль через огромный мелкий залив до мыса Гата. Гибралтар на 165 миль дальше. Они пересекут залив Альмерия, минуют три маленьких мыса вдоль равнины Альмерии, и тогда он увидит шесть больших пиков гор Сьерра-Невады, тянущихся на север, – два самых высоких, пик Велета и Серро Мулэхэсен, достигают одиннадцати с лишним тысяч футов. После этого следующей землей будет высокая скалистая масса мыса Европа, южная оконечность Гибралтара, с заливом Черная Полоса на севере и округлыми холмами Африки через пролив.