Текст книги "Рэймидж и барабанный бой"

Автор книги: Дадли Поуп

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 19 страниц)

Мгновение спустя он понял, что это было несправедливое замечание, но Саутвик воспринял это просто, игнорируя слова Рэймиджа и думая про себя, сэру Джону потребовалось долгое время, чтобы научиться думать, как мистер Рэймидж.

Глава девятнадцатая

Когда Рэймидж смотрел в подзорную трубу на шесть испанских кораблей, пытающихся миновать авангард британской линии, чтобы соединиться с подразделением эскадры Кордовы с наветренной стороны, они напоминали ему два дилижанса, мчащихся наперегонки к перекрестку – один по северной дороге, другой по восточной. И он знал по собственному горькому опыту, какое почти парализующее напряжение теперь охватывает каждого испанского капитана.

Перед ними на расстоянии меньше чем в три мили была безопасность, обеспечиваемая их главнокомандующим и девятнадцатью товарищами; но по их правому борту быстро приближалась британская линия во главе с «Каллоденом», намереваясь отрезать их.

Где-нибудь там, на поверхности моря, думал он, есть точка, не отмеченная даже небольшой волной, и эта точка – перекресток, пункт, где пересекаются невидимые линии, проведенные вдоль курсов британцев и испанцев. Кто достигает той точки первым, выиграет гонку.

В эти мгновения он даже немного сочувствовал испанским капитанам. Теперь каждый из них склоняется над компасом, берет азимут на «Каллоден» и сравнивает его с предыдущим. Через несколько минут каждый снова склонится над компасом и возьмет новый азимут. И разница в направлениях скажет каждому капитану, как идет гонка – гонка, означающая разницу между жизнью и смертью для многих моряков с обеих сторон.

Это так красиво и так жестоко просто: если последний компасный пеленг показывает, что «Каллоден» находится севернее, испанцы знают, что они выигрывают гонку к тому неотмеченному перекрестку; если западнее – британцы побеждают. А если азимут останется тем же самым, то они столкнутся.

По мере того, как он наблюдал, Рэймидж со стыдом признавался себе, что его сочувствие к испанцам растет: он полагал, что они проигрывают, а чуть позже он был уверен в этом.

Так как сэр Джон уже поднял сигнал номер пять «Атаковать врага», все британские корабли были вольны стрелять, как только у них появится цель. В этот момент, думал он, каждое орудие на «Каллодене» заряжено; каждое орудие ее левого борта готово стрелять. И судя по тому, что он слышал о капитане Троубридже, он будет ждать до последнего момента с целью для максимального эффекта огня, зная, что дым его первого бортового залпа (почти всегда нацеленного точнее всего) потом будет мешать его пушкарям, дрейфуя по ветру и закрывая врага.

Клубы дыма вдоль левого борта «Каллодена»; потом отдаленный гром. Он поглядел на Саутвика, который схватил подзорную трубу Джексона. Сражение дня святого Валентина началось. Клубы дыма замедлились и рассеялись, сливаясь в низкое облако, дрейфующее по ветру чуть выше поверхности моря.

Потом более долгий раскат грома – и он увидел, что «Бленхейм» изрыгает дым бортового залпа. Стреляли ли они оба в то же самое испанское судно? «Принц Георг», третий в британской линии, дал свой первый залп в ту же секунду, когда «Каллоден» дал второй, и буквально через мгновение грохот раскатился над морем, и стал виден дым второй бортового залпа «Бленхейма».

Таким образом, эти шесть испанцев проиграли гонку: достигнув воображаемого перекрестка первыми, британские корабли были в состоянии дать бортовые залпы в носы вражеских кораблей. Потом сквозь дым он увидел, как два ведущих испанские корабля, поворачивают на правый борт, идя параллельным, но противоположный британцам курсом, и отдаленный грохот, сопровождаемый другим, показал, что они открыли ответный огонь, как только их борта обратились в сторону британцев.

Внезапно Саутвик, все еще прижимая подзорную трубу к глазу, закричал взволнованно. Да! Оба испанца продолжили поворачиваться: вместо того, чтобы остаться на противоположном курсе, они удирали, сопровождаемые другими четырьмя.

– Взяли курс прямо на Кадис! – вопил Саутвик. – Эту полудюжину Кордовы можно списывать со счета!

Снова «Каллоден», «Принц Георг» и «Бленхейм» стреляли, и дым, плывущий по ветру, скрыл всех шестерых испанцев от взгляда Рэймиджа.

– Сэр! – кричал Саутвик, хотя Рэймидж был только в паре ярдов от него, указывая взволнованно на девятнадцать судов Кордовы по правому борту. Они также пытались уйти: лидеры поворачивали на левый борт, ложась на противоположный британцам курс. Через несколько минут они окажутся по правому борту «Каллодена», и Рэймидж представил себе, как его люди из расчетов левого борта, поспешно перебегают, чтобы усилить расчеты правого борта.

Поворачивая подзорную трубу, чтобы рассмотреть все подразделение Кордовы, Рэймидж был удивлен, увидев в перспективе и в увеличенном изображении, насколько ведущие суда сгрудились по три и по четыре в ряд, так что их очертания слились воедино, превратившись в сплошную линию открытых орудийных портов, стволы пушек торчали как щетина на жесткой щетке.

Красный корпус «Сантиссима Тринидад» (ее белые бортовые полосы были прорезаны через геометрически точные интервалы четырьмя рядами открытых орудийных портов), был более заметным, хотя перед ним находились «Сальвадор дель Мундо» и «Сан Хосеф», оба трехпалубники, «Сан Николас» и еще один семидесятичетырехпушечный, которого он не мог опознать.

Эти пять кораблей закрыли многие другие, но вопреки отсутствию четкого строя – или, возможно, как раз благодаря этому, – они выглядели огромными. Рэймидж был рад опустить подзорную трубу и увидеть их снова в отдалении, но несколько впечатлений остались – среди них нос «Сан Николаса», выкрашенный алой краской и украшенный огромной позолоченной фигурой святого, в честь которого назвали судно.

Он услышал, как Стаффорд сказал:

– Если ваши уши захрустят, это значит, коммодор использует нас как прокладку между «Капитаном» и «Сантой Тринидадой»!

И Стаффорд, вероятно, был совсем немного не прав: через десять или двадцать минут «Кэтлин» будет зажата между верхним жерновом линии Кордовы с наветренной стороны и нижним жерновом британцев с подветренной. Однако если бы коммодор хотел видеть ее с подветренной стороны, он дал бы сигнал.

– У нас будет самый лучший вид на гильотину, – сказал Стаффорд с явным удовольствием одному из своих помощников. – А ты знаешь парня, который имеет лучший вид? Да ведь это тот, которому отрубают башку! Если, конечно, они не уложат его мордой вниз, чтобы он не видел, как падает нож.

– Ты хотел бы видеть, как он падает, Стаф? – спросил кто-то.

– А то! Не люблю, когда кто-то подкрадывается сзади.

– Но проклятый нож не крадется к тебе. Он падает быстрее, чем главный старшина выжрет бутылку рома, протащенную контрабандой на борт.

– Быстро или медленно, мне все равно нравится видеть то, что падает, – сказал Стаффорд философски. – Как тогда, когда я упал с грота-стеньги рея.

– Когда ты что? – Недоверие в голосе было очевидно.

– Ты называешь меня лгуном? – горячо воскликнул Стаффорд. – Я упал с грота-стеньги рея «Живого» – ты можешь видеть его вон там – считай три года назад. И держать глаза открытыми было очень полезно для меня.

– Почему? Использовал свои брови, чтобы зацепиться за невидимый крюк?

– Никаких невидимых крюков на «Живом» нет, приятель. Не-а, когда я падал, я смотрел вниз и видел, что не доставлю никаких хлопот первому лейтенанту.

– Никаких хлопот первому лейтенанту? Какое ему дело до этого?

– Бог ты мой! – воскликнул Стаффорд. – Я должен произнести по буквам, чтобы ты понял наконец? Если бы я упал на палубу, я развел бы там ужасную грязь, и пришлось бы все долго отмывать и драить, прежде чем первый лейтенант посчитал бы палубу чистой снова.

– Но как падение с открытыми глазами помешало тебе загадить палубу?

– Оно и не помешало. Я только увидел, что не сделаю этого. О, не говори мне этого! Я просто имею в виду, что я видел, что падаю не на палубу, а прямо в море. Что я и сделал.

Саутвик, который был, очевидно, столь же заинтригован рассказом Стаффорда, как Рэймидж, крикнул, когда дослушал:

– Ладно, оставьте всю эту болтовню на потом. Вы похожи на стаю бакланов вокруг мертвого кита.

В этот момент он заметил долговязую фигуру Фуллера, перевесившегося через гакаборт.

– Фуллер! – заревел он. – Куда ты, черт побери, лезешь? Почему ты оставил свое орудие?

– Моя леска, сэр – я хотел проверить, не попалась ли на нее рыба, сэр.

– Рыба? Леска? Ты хочешь сказать, что у нас за кормой тянется леска?

Со смешанным выражением недоверия и гнева, Саутвик ударил ножнами своего меча возле ботинка.

– Так будь добр, Фуллер, мы идем в сражение, а не на Биллингсгэйтский рыбный рынок! Убери… – Он прервался, уловив взгляд Рэймиджа, сказал: – Хорошо, хорошо. Посмотри, есть ли у тебя клев! Потом смотай леску и убирайся отсюда!

– Это – тунец! – закричал Фуллер. – Помогите мне кто-нибудь, или я никогда не затащу его на борт.

Рэймидж быстро повернулся и сказал:

– Дайте ему полудюжину помощников, мистер Саутвик.

Брови Саутвика поднялись от удивления: он, очевидно, думал выделить одного человека, ладно, но шесть! Но Рэймидж считал, что любое занятие, которое отвлечет людей, не причинит вреда. Даже самый тупой может сообразить, что если коммодор не даст сигнал прямо сейчас, они будут смотреть в дула почти тысячи орудий, и хотя было принято, чтобы линейный корабль не стрелял во фрегаты и суда меньшего размера, Рэймидж не доверял ни испанской меткости, ни способности их офицеров управлять своими матросами. Условия были почти идеальные для артиллерийского дела: ветер достаточный, чтобы надувать паруса, но не слишком сильный, чтобы раскачивать суда, легкая зыбь медленно и плавно поднимает и опускает их, не представляя трудностей для наводчиков орудий, хотя, если испанцы следовали своей обычной практике использовать солдат на борту, это могло бы им немного помешать.

Неторопливые, прекрасные в своей точности, пятнадцать британских линейных кораблей продолжали их смертельную игру «следуй за лидером» – игра, которая начала принимать серьезный оборот, поскольку приближающийся «Сан Николас», ведущий подразделения Кордовы, получил первые бортовые залпы от «Каллодена» и двигался, чтобы получить таковые от «Бленхейма».

Сейчас каждый командир орудийного расчета на головных кораблях уже стоит на одном колене так, чтобы его не задело орудие при отдаче. Свободно провисающий шнур от замка он держит в одной руке, а другая рука вытянута в сторону, и он смотрит сквозь открытый порт, готовый в последний миг жестом дать приказ довернуть или поднять ствол, когда цель войдет в поле зрения, и косясь одним глазом на офицера, командующего батареей в ожидании приказа стрелять, в то время как остальная часть его расчета просто ждет, проклиная, молясь или безмолвствуя – в зависимости от характера.

Все ждут мгновения, когда при наведенном орудии помощник командира расчета взведет замок и отскочит назад, чтобы избежать отдачи, и командир расчета произведет выстрел.

Жизненной важный первый бортовой залп, размышлял он, произведенный, пока матросы еще спокойны, все делается как на тренировке, и палубы свободны от дыма. После этого офицерам на батареях обычно с трудом удается удерживая контроль, и почти неизбежно какие-то матросы будут ранены при отдаче, а иногда и при разрыве орудия, потому что в волнении и дыме его случайно зарядили двойным количеством пороха.

И все еще нет сигнала от коммодора для «Кэтлин» изменить позицию, так что у Стаффорда есть все шансы увидеть, как падает нож гильотины…

Он мог видеть только корму «Каллодена». Он был более чем в двух милях впереди, и соотношение высоты ее мачт и мачт «Сан Николаса» показывало, что они находятся почти на траверзе друг друга. Рэймидж поглядел на часы – одиннадцать тридцать точно, три часа, с тех пор, как сэр Джон поднял сигнал «Приготовиться к сражению», тридцать три минуты с тех пор, как он приказал образовать боевую линию, восемнадцать с тех пор, как поднял «Атаковать врага», пятнадцать – как «Каллоден» открыл огонь по испанскому подветренному подразделению, и шесть минут как они отвернули…

Три дюжины красных глаз мигнули вдоль правого борта «Каллодена». Мгновение спустя дула орудий извергли клубы дыма, и затем грохот его первого бортового залпа по главному подразделению Кордовы прокатился через широкий Кадисский залив, как отдаленный гром.

Саутвик внезапно вспомнил знакомые строчки стихов:

 
От скал и песков, и бесплодных земель
Судьба нас пускай бережет,
От пушечных залпов и злых языков
Господь лишь один упасет!
 

– Особенно от пушечных залпов, – добавил Рэймидж. – Остального нам нечего бояться – по крайней мере пока.

Он услышал сердитые голоса поблизости, и внезапно Стаффорд упал на спину прямо перед ним. Когда Рэймидж повернулся в изумлении, он увидел, как Фуллер потирает костяшки пальцев. Мгновение спустя Стаффорд был на ногах и, сжав с кулаки, двинулся на суффолкского рыбака.

– Прекратить! – взревел Рэймидж. – Стаффорд, в чем дело?

– Он ударил меня, сэр.

– Фуллер! Почему ты ударил его?

– Он смеялся над тем, что я упустил свою рыбу, сэр.

– Твою что?

– Мою рыбу, сэр, – ту, которая была на крючке. Я упустил ее.

Рэймидж сам сжал кулаки в гневе, но вовремя вспомнил, что все они остаются детьми в глубине души, и к ним надо относиться как к детям.

– Смотрите, вы, два дурака: вон там испанский флот. Пройдет еще полчаса, прежде чем он будет рядом с нами. Я могу приказать установить решетки, и каждый из вас получит по дюжине отличных плетей – помощник боцмана будет менять руку после каждого удара, – и у меня все еще останется двадцать минут в запасе.

В этот момент первый залп «Сан Николаса» отозвался эхом над водой, и Рэймидж увидел, как дым, образовавший облако, медленно плывет по ветру к британской линии, жутковатый в своей маслянистой непрозрачности. Внезапно облако ожило, поскольку красные вспышки бортового залпа «Сантиссима Тринидад» прожигали его, как молнии, сопровождаемые громом тысячи отдаленных барабанов, бьющих бесконечную дробь.

– Мой Бог! – воскликнул Саутвик. – Так вот на что это похоже – бортовой залп четырехпалубного корабля!

Инстинктивно все посмотрели на мишень четырехпалубника, «Каллоден», как раз тогда, когда корабль капитана Троубриджа дал второй полный бортовой залп и языки пламени вырвались из дул всех его орудий правого борта. Еще раз клубы дыма соединились в пухлое желтовато-белое облако, поплывшее обратно, на борт «Каллодена» и полностью скрывшее его корпус на минуту или две.

Рэймидж видел, как на «Каллодене» открыли все крышки люков, и как дым шел изо всех орудийных портов, словно корабль был в огне. Матросы кашляют и сплевывают, торопливо перезаряжая и выдвигая орудия. Но почти не было видно признаков повреждений после залпов «Сан Николаса» и «Сантиссима Тринидад».

– Вы что-нибудь видите, сэр? – спросил Саутвик с тревогой.

– Ничего серьезного – только дыра или две в топселях.

– У Кордовы близорукие наводчики орудий. Только подумайте – бортовой залп самого большого военного корабля в мире, и не видно никакого результата!

Взгляд Рэймиджа внезапно уловил длинную полосу из каких-то предметов, плавающих в воде между «Капитаном» и «Диадемой». Они были маленькими, и ему пришлось найти надежную опору для подзорной трубы, чтобы четко увидеть их. Хм… десятки бочек, что-то вроде маленьких столов, какие небольшие дощечки – вероятно, клепки от бочек, – и с полдюжины непонятных белых прямоугольников, похожих на штуки холста. Очевидно, некоторые из головных кораблей, имея большое количество всяких запасов на палубах, когда наставало время убирать корабль к бою, повыбрасывали все это за борт, чтоб не мешалось под ногами.

– Что это, сэр? – спрашивал Саутвик.

– Боеприпасы для клерков Адмиралтейства.

Штурман выглядел озадаченным.

– Столы, бочки, палки… Подумайте обо всех формах, которые придется заполнить, чтобы списать их.

Саутвик расхохотался.

– Если у них хватит здравого смысла, они сообщат, что все это уничтожено в сражении. Это всегда бьет каверзы борзописцев! И это напоминает мне, сэр, что у нас есть некоторые паруса, которые требуют замены. Больше заплат, чем родной парусины. И если я услышу свист хотя бы одного ядра над головой, я выбью из них несколько новых кливеров!

Новые залпы – теперь «Принц Георг» и «Орион» стреляли, и несколько испанских судов отвечали; но поскольку они были с наветренной стороны, дым скрыл их от «Кэтлин». В течение трех или четырех минут, по мере того, как все больше судов открывало огонь, залпы становились все более разрозненными, отзываясь повсюду до самого горизонта как непрерывные раскаты грома.

Порой Рэймиджу удавалось увидеть часть испанского центра и арьергарда, когда они на несколько мгновений выплыли из облаков дыма. «Сан Николас» был все еще во главе подразделения Кордовы с «Сантиссима Тринидад» на его скуле правого борта и «Сальвадоре дель Мундо» по левому борту и, как отметил Рэймидж, абсолютно неспособный выстрелить даже из одной пушки, потому что «Сантиссима Тринидад» был между ним и врагом. Дальше, близко по корме «Сантиссима Тринидад», был «Сан Исидро» с «Сан Хосеф» по его левому борту и тоже неспособный стрелять…

Он указал Саутвику на то, как неспособность Кордовы управлять своими кораблями лишила его половины пушек, способных стрелять по британцам.

– Кажется, это не имеет большого значения, сэр. В «Каллодена» до сих пор стреляли пять из них, включая «Сантиссима Тринидад», без большого заметного ущерба!

Перед «Кэтлин» сражение теперь предстало в каком-то странном виде: по носу левого борта центр и арьергард британской линии шли в бой сквозь дым бортовых залпов своего авангарда, в то время как по правому борту ведущие испанские суда выплывали из дыма сражения в противоположном направлении,

– Сигнал коммодора, сэр! – крикнул Джексоном. – Наш позывной, затем один-один-пять: «Занять позицию за кормой».

Какое-то мгновение Рэймидж испытывал соблазн интерпретировать сигнал буквально и пойти в кильватер «Капитана», перед «Диадемой» и «Превосходным», но смысл сигнала коммодора был ясен: «Кэтлин» должна была занять позицию в хвосте линии, за кормой «Превосходного».

– Очень хорошо, подтвердите! Мистер Саутвик, мы займем нашу позицию в кабельтове за кормой «Превосходного».

Штурман, очевидно, разделял нежелание Рэймиджа терять их выгодную для обзора позицию и без особой спешки отдавал приказы.

Внезапно Рэймидж увидел, что «Сан Николас» больше не приближается параллельным с британской линией курсом. Он изменил курс по крайней мере на румб к левому борту. И судно за его кормой тут же последовало за ним. Если остальные сделают то же самое, то вся испанская линия скоро окажется на все более и более уклоняющемся курсе: британцы будут спускаться по правой стороне буквы «V» к точке соединения с задней части испанской линии, в то время как испанцы будут плыть вверх по левой стороне «V» к ее открытому концу, и расстояние между авангардом испанцев и последним британским судном будет увеличиваться с каждой минутой.

Поскольку «Кэтлин» все еще отстояла достаточно далеко с наветренной стороны от британской линии, Рэймидж мог видеть это изменение обстановки вполне ясно. Но «Сан Николас» был почти вровень с «Виктори»: сэру Джону разница будет почти незаметна; фактически за всем дымом это, вероятно, не будет замечено вообще.

Он смотрел так несколько минут и понимал, что нет также никаких шансов, что «Виктори» увидит любые сигналы от «Кэтлин». Но он также понимал, что, так как «Сан Николас» еще не поравнялся «Капитаном», коммодор обязан заметить, что он взял курс на расхождение: его продвижение вперед одновременно удаляло его от «Капитана».

Наконец он сложил подзорную трубу с резким щелчком. Пальцы пахли медью ее трубок. Лейтенанты, сказал он себе, не должны подвергать сомнению действия адмиралов, но в то время как он пытался отринуть свои сомнения, Саутвик сказал:

– Меня удивляет, почему мы не сменили галс по очереди, как только «Каллоден» поравнялся с «Сан Николасом».

Рэймидж был поражен и издал какое-то уклончивое ворчание: грубый комментарий старого штурмана повторил его собственные мысли, которые он загнал в дальний угол, снабдив вопросительным знаком. Если бы сэр Джон дал приказ, как только «Каллоден» оказался в такой позиции, что, повернув, мог сблизиться вплотную с «Сан Николасом», возглавлявшим испанский авангард, каждый из следующих британских кораблей повернул бы по очереди в кильватер «Каллодену», и таким образом второй в линии, «Бленхейм» был бы рядом со вторым испанцем, сопровождаемый «Принцем Георгом», разбирающимся с третьим испанцем, и так далее, пока обе линии не оказались бы на параллельных курсах, корабль против корабля. Была, однако, и другая возможность.

– Он может еще приказать, чтобы мы сменили галс разом.

Теперь была очередь Саутвика ворчать.

– С их головными судами, отворачивающими от нас? Мы никогда не доберемся до них.

И снова Рэймидж был вынужден признать, что, возможно, его собственные страхи не были необоснованны: Саутвик сделал тот же самый вывод.

– Проблема в том, – ворчал Саутвик, – что я чертовски уверен, что за всем этим дымом они не могут видеть, что происходит, со шканцев «Виктори».

Дождаться, пока две линии не окажутся в ряд друг против друга – когда «Сан Николас», возглавляющий испанский авангард, окажется вровень с «Превосходным» в арьергарде британской линии, а «Каллоден», возглавляющий британскую линию, – с последним испанцем, а затем приказать, чтобы флот сменил галс одновременно, было стандартным решением, имея в виду, что одна линия сразу нападает на другую. Но это зависело от одного условия: чтобы обе линии шли противоположными, но параллельными курсами, в противном случае у судов, находящихся на достаточном удалении от врага, будет мало шансов добраться до своих противников.

– Смотрите, – сказал Саутвик, – «Сан Николас» отворачивает еще дальше, и я ставлю на то, что «Сантиссима Тринидад» последует его примеру. Они не хотят драться: попомните мои слова, сэр, они уходят!

Рэймидж нехотя раздвинул подзорную трубу, чувствуя себя как ребенок в постели, который услышал странный шум ночью: ему и интересно, и страшно, и он не уверен, стоит ли смотреть и подтвердить свои страхи или спрятать голову под одеялом.

Вне всякого сомнения, поворот «Сан Николаса» была частью некоторого плана, который разработал Кордова; это не было вызвано тем, что он понес слишком большой ущерб, или что его капитан боялся британского пороха и ядер. Корабли, идущие сзади него, повернули следом, а затем и все остальные. Испанская линия после поворота превращалась в полумесяц, и главная проблема была в том, что они поворачивали после того, как миновали «Виктори», скрытую от них дымом. Те перед нею, которых мог видеть сэр Джон, еще не достигли точки поворота…

И все же спрашивается, может ли он…

– Сигнал флагмана, сэр, – доложил Джексон. – Общий – номер восемьдесят: «Сменить галс по очереди».

По очереди, не враз! Это доказало, что сэр Джон не может видеть авангард Кордовы. И, насколько Рэймидж мог видеть, поскольку «Кэтлин» была все еще с наветренной стороны от линии, все еще поворачивая медленно, чтобы занять позицию за кормой «Превосходного», «Каллоден» уже сильно разошелся с последним судном испанской линии… Смена галса по очереди означает, что «Каллоден», повернув, при небольшой удаче и хорошем судовождении доберется до последнего испанца, а «Бленхейм» и идущие за ним не найдут противников…

Рэймидж подозревал, что есть какой-то ужасный просчет в его рассуждениях, когда набрасывал в блокноте схему со сменой галса по очереди; некоторый простой фактор, который он пропустил, но который был ключом ко всему тому, что определило реальные намерения сэра Джона. Он набросал схему поворота все вдруг и тоже поставил рядом вопросительный знак.

У Саутвика не было таких сомнений относительно намерений сэра Джона.

– Ты уверен, что это – номер восемьдесят? – крикнул он Джексону.

Американец кивнул, но, чувствуя, что вопрос имеет большее значение, чем это понятно ему, посмотрел снова.

– Да, сэр, это номер восемьдесят.

– Дай мне книгу сигналов на минутку, – сказал Саутвик, и пока он искал нужное число, проворчал: – Смотри внимательно – на случай если они поднимут «Отменяется».

Обернувшись к Рэймиджу, он сказал:

– Это правильно, сэр, это – номер восемьдесят. Но вы не думаете, что тут ошибка? Я ожидал «Поворот все вдруг».

Рэймидж ничего не сказал: он поглядел на свои часы – восемь минут двенадцатого – и затем на ведущие испанские суда; идея формировалась у него голове.

– Но, сэр, – убеждал его Саутвик, – они все удерут, если мы будем лавировать по очереди!

– Ждите и смотрите, отменит ли приказ «Виктори».

– Но «Каллоден» уже поворачивает. Все, что мы делаем, это хватаем крысу за кончик хвоста, когда у нас есть все ее чертово тело почти рядом!

– Этого будет достаточно, мистер Саутвик, – сказал Рэймидж коротко.

Был шанс, что у сэра Джона припрятана некоторая уловка в рукаве, но он начинал сомневаться относительно этого: с таким ветром корабли могут плыть только на определенной скорости и в определенных направлениях: аналогично в колоде карт бывает только четыре туза.