Текст книги "Дредноут"
Автор книги: Чери Прист
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 24 страниц)
Мерси выпрямилась, набрала в грудь побольше воздуха и выпалила:
– Вы правы. Я знаю, что вы правы. Я иду. Я буду стараться.
В свое время Мерси повидала немало воинских приветствий, так что сейчас она вполне достойно отсалютовала, щелкнув в придачу каблуками.
Лицо капитана на миг обрело странное выражение. Мерси не разобрала, что оно означает, а времени спрашивать не было.
– Инспектор Гальяно! – крикнул капитан.
– Здесь, – отозвался тот.
– Пожалуйста, составьте миссис Линч компанию. Нам нужны люди впереди, защитить паровоз. А я видел, как вы стреляете.
– Конечно, – кивнул мексиканец и торопливо направился к Мерси, проверяя на ходу амуницию.
«Дредноут» загудел.
Медсестра развернулась и побежала, инспектор держался рядом. Они миновали «золотой» вагон, локтями расчищая себе путь сквозь толпу. Когда же они наконец выбрались в сияние морозного полудня, оба с удивлением – и испугом – обнаружили, что снежный плуг, который раньше находился между ними и следующим вагоном, отсутствует.
Мерси даже не представляла, куда могло подеваться нечто столь огромное, но потом увидела, что его поднимают чем-то вроде лебедки. Колесную платформу, к которой он был прикреплен, сдвинули с рельсов рычагом и подтащили к передней части паровоза при помощи не поддающейся описанию системы блоков.
Зрелище заставило Мерси остановиться, восхищаясь продуманностью системы. Трое проводников и двое железнодорожников, которых она видела раз или два в вагоне-ресторане за кофе, с легкостью манипулировали громадиной. Это казалось почти невозможным – и все же, убедитесь воочию…
Машинист что-то кому-то прокричал, потом раздался голос лейтенанта Хоббса. Мерси расслышала только последние слова, ничего не сказавшие ей, но инспектор, воскликнув: «Сеньора Линч!» – подтолкнул ее, заставив перепрыгнуть через пустое пространство. По пути они встретили еще одного солдата и еще одного проводника, тащившего какой-то инструмент длиной почти с него.
– Мэм, инспектор, – поприветствовал он пару.
Проводник, как крюком, подцепил инструментом платформу и с помощью солдата принялся подтаскивать один вагон к другому, сокращая брешь, оставшуюся после снятия снегоочистителя.
Мерси с инспектором поспешили дальше, в топливный вагон, пахнущий железом и сгустившимся паром, медными трубами, углем и дымом. Между двумя отсеками этого вагона был проход, по обе стороны которого стояли огромные резервуары с углем и громоздкое технологическое оборудование, производящее и поставляющее к двигателям дизельное топливо. Все это возвышалось над головами, заслоняя белизну небес и утесов. Но вот они миновали этот вагон и оказались в следующем, загроможденном ящиками с боеприпасами для орудий «Дредноута».
– Идите первым, – предложила Мерси инспектору Гальяно, который кивнул и прыгнул на паровоз.
– Я за вами! – крикнула девушка, приметив какой-то выступ. Преодолела его за два коротких шажка и ухватилась за перила, установленные по обе стороны от четырех ступенек лесенки, ведущей в кабину машиниста, по которой топали сапоги взбирающегося наверх инспектора.
Позади кто-то закричал.
Вроде бы не женщина, но и не мужчина. Хриплый, надломленный крик раздался чертовски близко.
Мерси обернулась и увидела прямо за собой, между вагоном с боеприпасами и концом паровоза, человека, который больше не был человеком.
Увидела его лицо, напомнившее медсестре другие лица. Лица «хрипунов» из Робертсоновского госпиталя. Лица умирающих в Мемфисе, привязанных к койкам и умоляющих дать им то, что убило их. Лица покойников в опечатанных гробах из вагона-катафалка, отцепленного от поезда всего несколько часов назад.
Это лицо было таким же.
Сероватое, с желтым гноем, сочащимся из многочисленных язв, из каждой складки кожи. Глаза ввалившиеся, иссохшие прямо в черепе, как изюминки. Тело с уже отслаивающейся плотью, почти не поврежденная одежда, с которой, правда, исчезли пуговицы, карманы, заплаты и все остальное, что может оторваться.
Но лицо…
Лицо оскалилось, приближаясь.
Человек-труп потянулся к поручням, точно так же как только что Мерси. Пальцы вцепились в перила – и рот тоже попытался вцепиться в добычу, зубы щелкнули, поймав лишь воздух возле туфли Мерси.
И хотя она всю свою сознательную жизнь спасала жизни других… и хотя никогда, даже случайно, не убивала человека… она схватила один из пистолетов и выстрелила в перекрестие морщин между глазами живого мертвеца.
Он стоял так близко, что, когда череп его взорвался, ошметки мозга и лица забрызгали все, включая плащ и платье Мерси. Клочья плоти медленно соскальзывали с оборок ее юбки, мягко шлепаясь между рельсами.
Кряхтение, крики, стоны звучали теперь повсюду, их кольцо сжималось, шум пригвождал к месту, наваливаясь почти осязаемо. Но Мерси встряхнулась, и повернулась, и стала карабкаться наверх, на паровоз, навстречу протягивающему ей руку инспектору:
– Сюда! Забирайтесь!
Она потянулась, схватила его руку и позволила помочь себе, позволила затащить себя туда, где лейтенант Хоббс и машинист яростно дергали рычаги, жали на кнопки и выкрикивали указания рабочим, пытающимся прикрепить снежный плуг к носу паровоза.
Но толпа наседала на них, словно тот первый, застреленный Мерси труп был только разведчиком, а остальные всей массой хлынули за ним. Медсестра залезла на какой-то бачок и увидела, как пятеро трудившихся внизу мужчин выхватили револьверы и начали стрелять, стараясь расчистить клочок пространства, чтобы успеть разобраться с последними защелками, болтами и шкивами.
Сзади зафыркал, набираясь сил, котел. Полосы раскаленного металла неприятно заскулили, словно тоже понимали необходимость уезжать, и уезжать сейчас же.
Лейтенант Хоббс прыгнул на западный край паровоза, высунулся как можно дальше, прицелился и выстрелил, прикрывая людей внизу.
Мерси устроилась на восточной стороне, а Гальяно занял позицию прямо на крыше кабины машиниста. Он покрутил кистями, разминаясь, проверил наличие патронов, глянул сверху вниз на орду и открыл огонь по ходячим мертвецам – своим землякам.
Медсестра последовала его примеру.
Она выстрелила раз, затем другой – сверху вниз, попадая в головы и шеи, круша черепа, чтобы ноги расползались, руки взлетали, а безголовые туловища валились на землю. Она нарочно не смотрела никуда, кроме круга, в котором пятеро мужчин возились со снегоочистителем, устанавливая его на паровоз. Там, в этом круге, немертвые бросались на работяг, по одному или по двое. Но за пределами круга, ужасающе близко, они сбивались в пятерки, десятки. Дюжины. Сотни.
Но у Мерси было всего две руки и всего два револьвера. Сумку она перебросила на спину, чтобы не мешала целиться и стрелять. Иногда девушка попадала, иногда промахивалась. Одна голова. Две головы. Клуб снежной пыли там, где только что пробежал труп. Еще один промах – и она уже не помнила, сколько выстрелов сделала.
Внизу пять человек разрывались между самообороной и работой, которую нужно сделать, причем работа явно отходила на второй план. Наверху стрелял, стрелял и стрелял инспектор Гальяно; рядом лейтенант Хоббс перезаряжал пистолет.
В правом револьвере Мерси кончились патроны. Она перекинула сумку на живот, торопливо порылась в ней и наполнила барабаны обоих пистолетов дрожащими, одеревеневшими от холода, отдачи и страха пальцами.
– Миссис Линч! – крикнул лейтенант Хоббс.
– Перезаряжаю! – ответила она.
– Скорее! – И он выстрелил снова, и снова, и опять.
Она защелкнула полный барабан левого револьвера и осмелилась-таки метнуть взгляд в сторону «Шенандоа». Сердце сжалось, когда медсестра увидела, что конфедераты отбиваются ломами и прикладами давно опустевших винтовок, пользуясь ими как дубинками, колотя, молотя и отгоняя атакующих, – пока уставшие руки не откажутся сжимать оружие.
– Миссис Линч! – На этот раз ее звал машинист. Мерси не была с ним знакома и не представляла, откуда он узнал ее имя, – разве что просто услышал, как ее окликают другие.
Она ответила новым выстрелом: волна все надвигалась, а люди внизу продолжали работать.
Вот побежала мертвая женщина в пышных юбках, цветастых и узорчатых, с обнаженными, несмотря на мороз, руками и спутанными волосами, похожими на воронье гнездо. Лицо ее искажал свирепый оскал, челюсть выпячена: покойница тянулась к добыче зубами.
Мерси тщательно прицелилась. Она дождалась, когда женщина приблизится настолько, что виден будет блеск ее глаз, а крик выделится из звенящей какофонии дикой битвы.
И выстрелила. Нажала на курок только раз и увидела, как раскалывается макушка мертвой. Ноги еще двигались, но сделали всего пару шагов; потом колени трупа подогнулись, и тело рухнуло в снег, не успев дотянуться ни до проводника, взбирающегося на снежный плуг, ни до железнодорожника, следующего по пятам за товарищем.
Но остальные мертвецы… Остальные продолжали надвигаться.
– Ay, Dios mio! – воскликнул инспектор Гальяно. Он выпустил из ствола три последние пули и сунул руку в патронташ за следующими. – Они идут! Они все идут!
Машинист орал что-то людям у снегоочистителя, но Мерси не разобрала что. Она сосредоточилась на одной точке перед паровозом, стараясь очистить ее от карабкающихся, галдящих тел с клацающими зубами и глазами трупов.
Первый проводник оказался прямо под ней, так что пришлось стрелять поверх его головы. Ну и загремело, небось, у него в ушах.
– Чисто! – гаркнул он что было сил. – Можно стартовать!
Мерси вздрогнула и посмотрела на лейтенанта, увидев, что двое железнодорожников уже взобрались к нему; и тогда она поняла, что люди на пятачке перед поездом завершили работу, и снежный плуг готов, и они могут ехать, если только преодолеют все препятствия. Она сунула накалившиеся револьверы в кобуру, и они зашипели, коснувшись чуть задымившейся дубленой кожи. Бедру сразу стало тепло.
– Сюда, – сказала она проводнику, пытающемуся подтянуться и взобраться на край, и подхватила мужчину под мышки. – Давай сюда. Залезай здесь.
Он упал рядом, оказавшись внутри «Дредноута», а медсестра потянулась к железнодорожнику.
Мужчина в ужасе смотрел на нее. Он отчаянно пинался, отбиваясь от зубов трупа, клацающих возле его ботинок. Он боролся, как мог; рубаха была уже вся исполосована, куртка свисала с одного плеча.
Мерси зацепилась ногами за трубу, перегнулась через край и схватила мужчину за предплечья в тот самый момент, когда он стиснул ее запястья. Тяжело, конечно, но и она не слабенькая. Раза два она поднимала пони и массу пациентов из Робертсоновского госпиталя – когда требовалось. Так что вытащит и этого.
Она потянула его к себе, наверх, и мужчина, неловко перевалившись через бортик, рухнул навзничь, хватая ртом воздух, как только что пойманная рыба на дне лодки.
Подошел машинист, человек, перед которым стояла неотложная задача и у которого – да будет на то воля Божья – имелся план.
– Помогите мне! – крикнул он лейтенанту, все еще стреляющему наугад в облаченных в форму мертвецов. Те уже начали карабкаться наверх, шагая по телам упавших собратьев, как по ступеням лестницы или стремянки, в отчаянном стремлении добраться до живых, укрывшихся внутри железного гиганта.
Лейтенант Хоббс убрал оружие, спрыгнул с бака и присоединился к машинисту, застыв возле двух железных рычагов высотой по пояс рослому человеку.
– На счет «три» – дергайте этот! – показал машинист.
– На счет «три», – повторил лейтенант.
– Раз, два, три… – И рычаги одновременно опустились, не с легкостью, нет – оба мужчины навалились на них всем своим весом.
Раздался щелчок затвора, громкий, как выстрел, и центр тяжести паровоза слегка сместился. Мерси почувствовала, как он чуть наклонился вперед, словно обозначая движение.
– Готово! – сказал железнодорожник, и эхо замкнутого пространства подхватило короткое слово. – Готово! Готово!
Губы машиниста сжались так плотно, что стали похожи на заклепочный шов.
– Поехали, – уронил он. И потянул ремень, приводящий в действие гудок. Кончик его седого уса дрогнул – от решимости, или от гнева, или от отчаяния, или от чего-то еще – Мерси не поняла.
Не прерывая сирены, мужчина другой рукой щелкнул еще каким-то переключателем и нажал на кнопку. Велел проводникам и железнодорожникам взяться за лопаты, проверить уровень дизеля и убедиться, что топливо вырабатывается и поступает как положено.
Людей в паровозе стало, что сельди в бочке: лейтенант с двумя солдатами, пятерка железнодорожников вкупе с проводниками, машинист, инспектор Гальяно, все еще стреляющий со своего «насеста», – так что и не повернешься. Оставалось только стараться никому не мешать, что тоже было проблематично.
Едва Мерси ухватилась за ближайший выступ, «Дредноут» дернулся. Он не поехал; еще нет, еще не совсем, но уже дрогнул, уже изготовился, как человек, собравшийся вышибить дверь, и следующий толчок повлек поезд вперед, и загрохотали, сталкиваясь от внезапности рывка, вагоны, покачиваясь на рельсах.
– Плуг! – рявкнул машинист. – Запускай!
Ближайший проводник потянулся к встроенному в пол рычагу, нажал на него, рукоять опустилась, и новый рокот прибавился к прежнему гулу.
Сначала негромкий и низкий, он раздался где-то вдалеке, точно гром. Так туча прочищает горло или гора пожимает плечами, стряхивая небольшую лавину. Или ветряная мельница содрогается и хлопает крыльями под порывами бури.
– Еще дизеля! – крикнул машинист. – Отвести от среднего котла! Всю энергию на плуг – без него мы не тронемся!
Рокот стал громче и ровнее. Он исходил от кривых лопастей ротора, перерастая в раскатистую песнь, почти (не совсем, но почти!) заглушившую стрельбу Теодоры Клэй и мужчин в пассажирском вагоне; мексиканский инспектор тоже палил, стоя во весь рост и уже не скрывая слез; а орды немертвых наступали.
Мерси заткнула уши. Она видела, как машет руками лейтенант, как проводники бросают лопатами уголь, как проверяют датчики железнодорожники, и все они – рты разинуты, жестикуляция такая, точно тут собралась компания глухих, как она в этот миг, – общающаяся на предельной громкости.
Она не могла стоять там и слушать это – и неважно, прижаты ладони к ушам или нет.
Ситуация, кажется, находилась под контролем, и, когда «Дредноут» дернулся снова, под жужжание снежного плуга, вгрызающегося в снег, разрезающего его и сбрасывающего с путей, Мерси всхлипнула от облегчения. Но не заплакала, проглотила застрявший в горле комок и огляделась, не заметил ли кто. Паровоз уже ехал, и она, цепляясь за что попало, добрела до лесенки, спустилась с паровоза в топливный вагон и добралась до сцепки со следующим.
Дрожа и протирая слезящиеся от дыма глаза, морщась от рева прожорливого снежного плуга, она, пошатываясь, шагнула к ступеням и увидела двух ходячих мертвецов. Они разом ринулись к ней, но недостаточно быстро, чтобы уклониться от пуль. Потребовалось три выстрела, чтобы уложить их: одно нажатие курка указательным пальцем правой руки, два – левой. Она даже не помнила, как выхватила пистолеты. Даже не представляла, как это произошло: вот она держится за поручни – а вот уже сжимает револьверы и стреляет в лица людей в светлых мундирах.
«Дредноут» полз жалким, дерганым аллюром, и все же он набирал скорость!
Снег разлетался соразмеренно темпу: пара футов туда, пара футов сюда, точно спасаясь от безжалостных вращающихся лезвий, и по обе стороны рельсов вырастали белые дюны.
Паровоз следовал за пожирающим снег плугом. Мерси стояла на нижней ступеньке лестницы топливного вагона, радуясь виду снова бегущего полотна под ногами. Блеснула на солнце уплывающая назад предохранительная решетка, снятая за ненадобностью и брошенная рядом с путями.
Наконец Мерси пересекла пространство между топливным и пассажирским вагонами, перепрыгнула на узкую платформу, открыла дверь и без сил ввалилась в вагон.
Перед ней стоял Малверин Пардью, с лицом белее собственной рубахи – от потери крови и шока, – стоял, хотя должен был лежать. Кровь, промочив все вокруг раны, просочилась ниже, запятнав и брюки. Мужчина смотрел как бы сквозь Мерси, замечая ее лишь постольку, поскольку она была чем-то, что стояло между ним и его целью.
Он шагнул вперед, в дверной проем, на открытую платформу. Медсестра двинулась за ним, но он отпихнул ее.
Она подумала о револьверах и потянулась к одному из них:
– Мистер Пардью, вернитесь внутрь и…
Тут ученый ударил ее. Он что-то держал в руке, Мерси не разглядела, что именно, но, похоже, одну из глиняных кружек из вагона-ресторана. Так или иначе, штука была тяжелой, и девушку отшвырнуло назад так, что она чуть не перелетела через ненадежное ограждение.
Она удержалась, сложившись пополам и упершись ступнями в нижний бортик. Задыхаясь, выпрямилась и ощупала лицо. Отняв руку от губ, увидела на перчатке кровь. Кажется, раньше ее там не было, хотя она могла и ошибаться.
Нет, она все же не ошиблась. В эту секунду Мерси ощутила разом вкус собственной крови и почувствовала, как теплая солоноватая влага расползается по зубам.
Малверин Пардью, кажется, бредил, выкрикивая громко и бессвязно:
– Вот! Вот это, это все – это же можно использовать, разве не видите? Разве не понимаете?!
Мерси оторвалась от перил и повернулась к нему – чтобы увидеть, что он-то на нее не глядит, он, опершись на второй короткий поручень, смотрит на надвигающиеся со всех сторон трупы.
Стоя спиной к девушке, он продолжил:
– Мы могли бы использовать это. Могли бы закончить войну. И вы проиграли бы; конечно, проиграли бы. Вы проиграли бы, вам это известно, не так ли?
– Мне? – переспросила Мерси, словно обвиняли лично ее.
– Да, конечно же вам. Вам и этому рейнджеру, и тем южанам. – Он фыркнул, указав подбородком на застывший слева, но приближающийся «Шенандоа», на все еще обороняющихся людей на чужом поезде. – Я знаю. Я всегда знал. Это не кентуккский акцент, глупая вы женщина. Я же слышу. Я сам из Огайо.
Теперь все его внимание устремилось на нее – и было это очень неприятно и как-то зловеще.
– И это ваша вина. Вы сплотили их, настроили против меня. Они не сделали бы этого, если бы вы не подстрекали их!
– Я? – Мерси лихорадочно думала: где же сейчас все солдаты, где капитан, где рейнджер – где хоть кто-нибудь? Наверное, все еще стреляют. Она слышала треск – наверху и в пассажирском вагоне. И сказала: – Можете винить меня, если вам угодно. И хорошо. Если я виновата в том, что у вас не получится делать вот это, – она махнула рукой в сторону немертвых, – что ж, отлично, я буду гордиться собой!
– Мы контролировали бы их!
Безумие ли или прилив сил в последнюю предсмертную минуту заставили его закричать так громко, так яростно? Мерси не знала, и не хотела знать, она лишь снова потянулась правой рукой к револьверу, когда мужчина шагнул к ней.
– Это должно когда-то кончиться. Должны быть победитель и побежденный. Такова природа войны!
– Это не природа, – сказала она, поднимая оружие. – Вот это, вон там, эти люди. Это не природа.
Она не кричала. Ей не нужно было кричать. Его лицо приблизилось к ее лицу на расстояние поцелуя.
Прижав дуло револьвера к его животу, медсестра выдохнула:
– Я предупреждаю вас, мистер Пардью. Я предупреждаю вас!
– Предупреждаешь? Предупреждаешь, что собираешься меня застрелить?
Облако пара из его рта устремилось к ней, но ветер унес его прочь, ведь поезд опять ехал. За спиной мужчины разворачивалась жуткая панорама: легион мужчин и горстка женщин бежали так, словно только что научились бегать. Все они были мертвы. Все они были голодны. Все они приближались, преследуя состав, и завывали от отчаяния.
– Я застрелю вас, – пообещала девушка. – Если придется. А может, и просто так.
Он рассмеялся, точно залаял, хрипло и мерзко, клекоча кровью и слизью. И это был последний изданный им звук.
Выстрелы гремели повсюду, и, окруженная этим грохотом, Мерси не могла сказать – сначала не могла, – откуда ударила смертоносная пуля. На миг она решила, что выпалил ее собственный пистолет, и Мерси охнула, когда Малверин Пардью, запрокинувшись, стал оседать на подгибающихся ногах. Но на животе его не было свежей крови; кровь была на голове: из раны бил алый фонтан. Мертвое тело еще описывало пируэт, когда медсестра увидела, что череп ученого пробит, а темя практически отсутствует.
Когда труп ударился о перила, глаза его были уже пусты; тело перевалилось через поручни и упало с поезда прямо в стаю мертвых мужчин и женщин, которые набросились на него, как дикие псы на оленя.
Мерси подняла взгляд. Она все еще сжимала револьвер, направленный туда, где только что стоял ученый. Прищурилась, отсекая сияние белых скал и отражающего солнце льда, и поняла, что смотрит на Теодору Клэй.
Мисс Клэй лежала на краю крыши, держась одной рукой, плечи ее вздрагивали от каждого толчка поезда. В другой ее руке был пистолет, изъятый у рейнджера Кормана.
Сверху вниз она прокричала:
– Для такого образованного человека он никогда не был особо… культурным!