Текст книги "Девушка из универмага"

Автор книги: Чарльз Вильямсон

Соавторы: Алиса Вильямсон
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц)

Внезапно ее мысли перенеслись на пароход. Перед ней выплыло лицо Питера Рольса. Она видела его добрые, голубые глаза. Она снова слышала его слова: «Если я когда-нибудь смогу помочь…».

Как странно! Почему именно теперь она вспомнила о нем? Никто не может ей помочь и меньше всего он, вероятно, позабывший за это время о ней, после того, как мисс Рольс расстроила его ужасную обманную игру. Ей надо надеяться на самое себя. Правда, ей, словно по внушению Питера, пришла в голову идея, и, в сущности, не плохая идея, если бы только у нее хватило мужества прервать мисс Штейн.

Однажды вечером она болтала с Питером на нижней палубе о русских танцах и рисунках Льва Бакста. Она обменяла Питеру поразительную красоту причудливого сочетания красок, смеси, которую не признавали до «русского помешательства». Теперь ей показалось, что Питер напомнил ей ее тогдашние, немного хвастливые слова, что она смогла бы «из немногих тряпок и настроения Бакста» сделать превосходное модное бальное платье.

«Если вы собираетесь стать соперницей Надин, я готов помочь вам», – отвечал ей Питер и оба они рассмеялись.

Теперь, с могущественной, но безличной «помощью» крупного предприятия Питера Рольса старшего, она настроилась на лад Бакста и возымела дерзкое намерение оказаться соперницей Надин.

– Прошу извинения, – пробормотала она, обратясь к мисс Штейн и поспешила продолжать, так как на нее из под черного облака нахмуренных бровей уставился изумленный враждебный взгляд. – Я… Я, надеюсь, вы извините, что я прерываю вас, но я была моделью у Надин и мне пришла в голову идея, если вы позволите мне… мне кажется, вы считаете, что эти вещи не подходят для продажи, но я думаю, что если мы поспешим, нам удастся кое-что сделать из них.

Она сознавала всем своим существом, что, если она не выдержит взгляда глаз мисс Штейн, пока не успеет возбудить к себе интерес, последняя надежда будет потеряна. Она напрягла все свои усилия, чтобы выдержать этот взгляд, и она выдержала его, быстро говоря и заражая своим энтузиазмом раздраженную несчастную душу другой женщины.

– Что вы имеете в виду? – спросила мисс Штейн, сразу приняв резкий, официальный тон деловой женщины.

– Я покажу вам, если позволите, – отвечала Вин.

Винифред подошла к одному из прилавков и быстрыми решительными движениями начала строить разные комбинации из этих блуз, шарфов и дамских безделушек.

Она взяла ярко-красный шарф и обвязала им по талии вульгарную блузку небесно-голубого цвета, крепко приколов его булавками и, таким образом, придав блузке более нарядный вид. Затем, она прикрепила под воротником малиновый бант, который сам по себе был отвратителен, но сразу стал красивым, подобно бабочке, севшей на цветок.

– Боже мой, – воскликнула малокровная девушка и осторожно взглянула из-под ресниц, чтобы убедиться, следует ли ей выражать одобрение или отвращение.

Но мисс Штейн, все еще сердитая и начавшая теперь завидовать этому искусству новенькой и ее смелому вкусу, сразу схватила мысль новой девушки, оценила ее и ее возможное значение для себя самой.

– Когда мы разложим все это, мы выручим от них деньги, – весело пророчила Вин.– Мы окрестим это русскими блузами с шарфами а la Павлова и скажем, что стоит только приколоть другой шарф и покупательницы смогут изменять костюм, сообразно со своей наружностью. Когда мы распродадим все, мы сможем заполнить остающееся время тем, что займемся прикалыванием безделушек и драпировкой в присутствии покупателей, следуя их вкусам. Я могу, если вам будет угодно, взять на себя это.

– Вы кое-что понимаете! – ответила только мисс Штейн, но Вин поняла, что она приняла ее план.

Луч надежды и возбуждение от борьбы сменили мрачное пламя в главах еврейки. Но в них не заметно было никакой благодарности и, если Вин ожидала ее, она была бы разочарована. Впрочем, в этот момент ей не нужно было ничего, кроме того, чтобы доставить прекрасной еврейке победу над «ним» и «ею», и бешеного успеха двухчасовой распродажи блузок с шарфами а la Павлова.

Глава X.
Мелкие приемы Питера Рольса.

Словно какое-то чудо произошло в отделении распродаж со скидкой в первом этаже. Осиное гнездо превратилось в улей. Фрэд Торп, заведующий этажом, обладал тактом, который заставлял его в это утро держаться подальше от мисс Штейн. Он знал всю внутреннюю историю этого отделения и понимал унижение, которое она должна была испытывать. Его присутствие могло бы только ухудшить положение, и он старался стушеваться, насколько это только было возможно.

Тем не менее, он видел все, что происходило внутри отделения, и внезапная удивительная перемена, которая произошла немедленно по прибытии высокой английской девушки, изумила его. Он не знал, в чем дело, но перемена к лучшему была настолько очевидна, и времени до начала продажи оставалось так немного, что он решил предоставить продавщиц самим себе.

У него было достаточно много своего дела, но все-таки он наблюдал издали за таинственными приготовлениями в отделении двухчасовой распродажи со скидкой. За пять минут до этого несчастные товары валялись беспорядочными кучами на четырех прилавках; мисс Штейн и ее пять помощниц ограничивали свою энергию исследованием ярлычков с ценами, да и то делали это для отвода глаз, чтобы шепотом вести между собою оживленную болтовню. Распродажа была обречена на неудачу с того самого момента, как мистер Хоррокс, заведующий злосчастным отделением, посадил на него девушку, которую, как всем было известно, он бросил ради мисс Уэстлэк, назначенной на продажу самых восхитительных фишю, которые имели с самого начала «сумасшедший успех».

Вскоре Торп начал понимать причину происшедшей перемены. Благодаря подбору цветов и тонкому вкусу, эти ужасные несимпатичные блузки превратились в смелые и вместе с тем изящные предметы. Покончив с драпировкой блузок шарфами и бантами самых фантастических и контрастирующих с ними цветов, девушки стали развешивать наиболее привлекательные из своих творений над прилавками. Полные комплекты «Павловых» были разложены на самом видном месте.

Еще задолго до половины одиннадцатого женщины, желавшие приобрести блузки и прочитавшие газетные объявления о двухчасовой распродаже со скидкой, начали справляться, где она происходит. Торпу непрерывно приходилось указывать им дорогу и, наблюдая за ними, он слышал их замечания.

Живой ум американских женщин сразу схватил идею, которая лежала в основе драпировок. «Это похоже на то, что носят русские балерины», – сказала одна.

Ровно в 10 с половиной часов ожидавшие женщины набросились на блузки. Нервы Вин на минуту упали перед предстоящей жаркой схваткой, но она вспомнила слова мисс Кирк: «Вы из тех, кто побеждает» и совет заведующего этажом: «Держите голову выше и все обойдется». Она не должна быть трусихой, она не должна пасть от первого выстрела.

Она сознавала, что ей нечего ожидать помощи от мисс Штейн и ее пяти помощниц, которые действовали по примеру последней. Ее выдумка оказалась приемлемой, но ей было дано понять, что она не должна рассчитывать извлечь пользу из своей инициативы. На один – два вопроса, которые она пыталась задавать, она получала ответ: «Боже, не приставайте ко мне», «если бы только вы могли видеть, какие у вас глаза», или «здесь не учебная комната!».

Она утешала себя тем, что, может быть, девушки не всегда таковы. Сегодня они в состоянии отчаяния, и в этом нет ничего удивительного. Она не должна обращать внимания на их резкости. Вряд ли они отдают себе отчет в том, что говорят. Чековая книжка казалась теперь более страшной, чем она была на аспидной доске, и она завидовала другим за их быстрый, почти механический, способ производить сложение и вычитание. Неужели всегда будет так? А между тем правильная запись в чековой книжке – это самое главное.

Ее спасло то, что одной девушке понадобилось вскоре придать надлежащую форму блузам, шарфам и бантам, которые еще не были приколоты. Как раз в то время, как голова ее начала кружиться от сложности вычитаний, которые приходилось производить наспех в сутолоке, мисс Штейн приказала ей переменить работу.

Теперь она стала спокойнее, так как оказалась в своей стихии, подбирая цвета и драпируя блузки шарфами, соответственно «стилю» покупательниц. Мисс Штейн завидовала ее вкусу, но использовала ее в интересах дела.

Так или иначе, Вин заполнила целую чековую книжку, заключавшую в себе 50 ордеров и ее собственную судьбу. У нее не было времени, чтобы почувствовать, до чего она устала, когда, наконец, в половине первого распродажа закончилась. Но и теперь одно событие отвлекло ее от себя па некоторое время.

Рядом с мистером Торпом шел высокий человек 33—34 лет с каштановыми волосами и рыжими усами, с приятно улыбающимся цветущим лицом и с возбужденными голубыми глазами. Что-то детски упрямое было в нем. Она, может быть, не обратила бы на него внимания, если бы румянец, внезапно появившийся на лице мисс Штейн, не подсказал ей, что это был «он». Вин сразу поняла, что это и был тот мужчина, о котором шла речь. Теперь надо было отыскать женщину. Ее не пришлось долго искать.

Оба заведующих не остановились у отделения распродажи, но человек с рыжими усами замедлил шаги, чтобы бросить полный живого интереса взгляд на опустошенные прилавки и на покупательниц, которые, в виду окончания распродажи, стояли в раздумьи, покупать ли «Павлову» по ее сразу повысившейся цене. Затем оба они прошли вперед, снова остановившись, чтобы взглянуть на опустевшее отделение.

Человек с рыжими усами расстался со своим товарищем и направился прямо к прилавку, на котором имели блестящий успех кружевные шарфы, фишю и изящные будуарные безделушки. Оттуда вдруг выглянула фееподобная брюнетка с вишневыми губками и очаровательным вздернутым носиком, почтительность которой представляла собою самую утонченную форму кокетства. Если он что-нибудь и сказал ей при этом, то это было сделано в одну – две секунды, и девушка столь же быстро ответила ему. Она тотчас же вернулась к работе, бросив многозначительный взгляд, который всякой наблюдательной женщине сказал бы, что она считает этого мужчину своей собственностью.

Когда двухчасовая распродажа со скидкой закончилась, мисс Штейн, не сказав ни слова одобрения новой служащей, спасшей положение, пошла завтракать вместе с анемичной девушкой. Две другие ушли почти одновременно, и только еще две оставались вместе с Вин. Но их троих теперь вполне хватало, чтобы справляться с уменьшившимся количеством покупательниц.

Большая часть лучших товаров была продана, и Вин чувствовала разбитость во всех членах. Против каждого из четырех прилавков стояло по маленькому складному стулу, и в разгаре распродажи Вин с вожделением смотрела на них.

– Я полагаю, что нам разрешается присесть на минуту, когда нечего делать? – обратилась она с вопросом к неуклюжей девушке с тупыми глазами, которая украдкой полировала ногти одной руки ладонью другой.

– Официально нам это разрешается, – отвечала та, – но мы не решаемся на это. Во всяком случае, на вашем месте, я не позволила бы себе этого в первый день службы.

– Очень вам благодарна, – сказала Винифред. – Хорошо, что вы мне это сказали. Я не буду садиться, раз вы не советуете. Но довольно трудно стоять так долго на ногах, в особенности после такого наплыва публики, как сегодня, не так ли?

– Ну, если вы считаете, что это тяжело, – отозвалась неуклюжая девушка, которую звали мисс Джонс, – не пробыв здесь и трех часов, то подождите и посмотрите, как вы себя почувствуете к 10 часам вечера.

– К 10 часам? – воскликнула Вин, – я думала, что мы кончаем в 6 часов.

– Магазин полагается закрывать в шесть, но в эти тяжелые недели публика не уходит и ее нельзя выгнать. А потом нам приходится оставаться еще на несколько часов после того, как она уходит, чтобы прибрать товары. Важные дамы мало заботятся о том, что делается с нами, после того, как они очутятся за дверями. Я полагаю, что мы больше не существуем для них с той минуты, как они перестают нуждаться в наших услугах.

– Я много раз слышала, что богатые американские женщины проявляют большой интерес к рабочим, я хотела сказать: к нам, которые работают, – поспешно поправилась Вин.

– Да, когда они становятся старыми и им надоедают их брильянты и автомобили, а сами они надоедают мужчинам, они находят некоторое развлечение в том, чтобы подбивать нас – девушек – на стачку против несправедливостей. Но лишь только мы устраиваем забастовку, оказывается, что мы успели уже надоесть им. Я испытала это однажды, когда работала на фабрике коробок для конфект. Клянусь, со мной этого больше не повторится. Знаете, мне жаль вас, если вы думаете что «Руки» – это учреждение, где вам предложат сесть и дадут чай. Фред Торп, заведующий этажом, действительно, добрый малый и он бы рад дать нам отдых – совсем не то, что другая, известная мне личность. Но он не может обращаться с нами так, как бы хотел. За ним наблюдают со всех сторон. Здесь нет никого, за исключением самого папаши, кто мог бы обнаружить свою душу. Если парень вздумает сделать по собственной воле какую-нибудь мелочь, кирпич с треском обрушится на его голову. Таковы мелкие приемы Питера Рольса.

Вин слегка вздрогнула, услышав это имя в такой связи. Но мисс Джонс была поглощена затронутой ею темой,

– Нам не полагается даже говорить между собой, кроме как о деле, – продолжала она. – Но это – единственная вещь, чему они не могут помешать, и они это понимают, поэтому-то и смотрят на это, спустя рукава. И все-таки, вы видите, что разговаривая с вами, я складываю товары, или делаю вид, что рассматриваю что-нибудь. Иначе бедный Торп должен был бы немедленно подойти сюда и узнать тему нашего серьезного разговора. Его от этого коробит, как от яда, но он должен это делать, как и все, потому, что те, кто выше его, сейчас же поймут, почему он так действует.

– Мне кажется, что м-р Торп добр и симпатичен, – сказала Вин.

– Не вздумайте только путаться с ним! Он влюблен в Дору Штейн. Скажите, вы сами просили, чтобы вас назначили на двухчасовую распродажу? Мне почему-то кажется, что да!

– Я заметила, что здесь произошли какие-то неприятности, – нерешительно сказала Вин.

– Неприятности? Здесь нет ничего, кроме неприятностей. В этом проклятом отделении все пошло верх дном с тех пор, как произошла смена начальства. Наш прежний управляющий был уволен из-за своей напивающейся допьяна жены, которая приходила сюда делать ему сцены. И м-р Меггисон был назначен вместо другого, который имел все права на это место. Это так подействовало на последнего, что он застрелился. Об этом писали в газетах, но очень скоро это забылось. Это привело к всеобщей перетасовке, и наш главный приказчик стал заведующим отделением и закупщиком, перебив место у м-ра Торпа. От этого у него закружилась голова, и он дал отставку Доре Штейн. Теперь он хочет, чтобы она не попадалась ему на глаза и навязал ей всякую дрянь, которую он накупил в обанкротившемся магазине. Заведующий закупочным отделением задал ему за его глупость с приобретением этой дряни, так вот он и отыгрывается на нас. Он надеялся, что Дора с отчаяния уйдет отсюда и не будет наблюдать за ним, когда он будет проходить мимо, чтобы строить глазки мисс Уэстлэк, своей новой девушке. Но, мне кажется, что мисс Штейн имела такой успех, вместо ожидавшегося им поражения, что она упрочит теперь свое положение.

Кончив свой рассказ, мисс Джонс внимательно взглянула в лицо Вин, чтобы удостовериться, не изменилось ли оно, но на нем не было никаких признаков того, что новая приказчица завидовала успехам мисс Штейн. Оно улыбалось.

– В этой девушке есть что-то странное, – пробормотала мисс Джонс, обратившись к мисс Мак Грат, находившейся в другом конце четырехугольника, когда Вин занялась дамой, которая во время завтрака в ресторане услышала о блузах а la Павлова. – Она неестественна. Не кажется ли вам, что она шпионка? Надо будет спросить об этом мнение мисс Штейн…

Глава XI.
Новые друзья Винифред.

Мисс Кирк собиралась уже уходить из ресторана на работу, когда появилась Вин с трехцентовым талоном в руке.

– Алло, № 2884, Англия, – шутливо окликнула ее Сэди, подражая телефонному разговору. – Получили номерок, прекрасно! Они до того меня замучили, что я уже не думала увидеть вас на этом свете. Знаете, это заставило меня вспомнить поговорку, что до того света отсюда длинный путь.

Вин улыбнулась.

– Хорошее дело: вы еще не разучились улыбаться. Сохраните, если сумеете, эту способность, это – прекрасное свойство. Я должна через минуту идти, но вы – еще такой цыпленок, что, если я не присмотрю за вами, вы завязнете в этом болоте. Объяснил вам кто-нибудь насчет этого трехцентового талона?

– Девушка у входа сказала мне, что я могу купить еду на эту сумму, – отвечала Вин – и, кроме того, могу разделить ее на три различные блюда. Но как можно получить три различных кушанья за три цента? Это прямо непостижимо!

– Вы не будете этому удивляться, когда попробуете их; если бы я была на вашем месте, я бы заказала суп, бутерброд с бараниной и чашку кофе за восемь центов. Знаете, я бы не пошла сюда завтракать, так как девушки достаточно рассказали мне о «Руках», но я взяла себе завтрак только для того, чтобы повидаться с вами и узнать, как идут дела девочки-великана. Вообще, если бы я была на вашем месте, я бы ходила завтракать вне магазина. Вы бы дышали немного свежим воздухом, а чашка горячего шоколада за никелевую монету с бисквитами в кофейной показалась бы вам вкуснее, чем лучшее блюдо в этом отвратительном ресторане.

Еще до того, как мисс Кирк успела окончить свои советы, восьмицентовый завтрак из супа, бутерброда и кофе был расставлен на грязной скатерти неприветливой официанткой. Суп оказался холодным и жирным и свидетельствовал о не вычищенном котле, в котором готовился. Бутерброд с бараниной скорее годился бы для музея древностей, а кофе, хотя и горячее, легко могло сойти за чай или шоколад, или за смесь всех трех напитков.

– Как не стыдно кормить так служащих! – воскликнула Вин, которой раньше казалось, что она голодна, но которая теперь убедилась, что она ошиблась. И снова ей показалось, что глаза Питера Рольса младшего смотрят прямо ей в глаза. Неудивительно, что он был таким, как намекнула его сестра, если он знал обо всем этом, и у него не хватило сердца, чтобы принять меры против этого. А если он не поинтересовался узнать об этом, тем хуже для него.

– Они вовсе не находят нужным кормить нас, – сказала Сэди, быстро доканчивая свое печеное яблоко. – При тех низких ценах, какие они должны назначать, они не могут дарить нам ни одного цента. Кроме того, если бы все девушки завтракали на службе, им пришлось бы отдать под ресторан большее помещение. Поэтому они предпочитают, чтобы мы завтракали вне магазина, поскольку у нас хватает для этого времени. Обыкновенно в ресторане обедают только самые бедные, которые из одного цента хотят сделать два, или слабые, которые так смертельно устают, что им трудно сделать лишний шаг. Кстати, знаете, в первую неделю у вас будут так болеть ноги, что вы готовы будете кричать. Но, если вы сумеете это вынести и ваш спинной хребет не переломится надвое, через неделю вам станет легче и так далее, пока вы не перестанете обращать на это внимание. Ну, а теперь мне надо идти, а не то меня выставят, а я, ведь, еще не помолвлена с миллионером. Но скажите же мне, где вы живете? Мы могли бы иногда встречаться, если у вас есть такое же желание, как у меня.

– Я полюбила вас с той минуты, как взглянула на вас через плечо и заметила, что вы прилипли к моей спине, – засмеялась Вин, снова оживившись не столько от еды, сколько от излучавшейся от этой более опытной девушки энергии и нежной симпатии. Мне бы хотелось жить поближе к вам. Пансион, в котором я живу, слишком дорог, и я уже предупредила, что в субботу съеду оттуда.

– Чтобы найти меня, вам надо только отправиться на Авеню Колумба; там я прилепилась. Это не пансион. Какой смысл тратить деньги на пищу и не иметь собственного угла? Мне бы страшно хотелось, чтобы вы жили в одном доме со мной. У меня немного шумно кругом, но я к этому привыкла. И потом, знаете, этот большой парень, у которого умер его любимый лев (хорошо еще, что не умерла его любимая девушка), сказал мне, что поселится на Авеню Колумба с товарищем, который рекомендовал его Рукам. Он вместе со мною работает в игрушечном отделении и чувствует себя великолепно с игрушечными медведями. Я могла бы достать для вас комнату в том доме, где живу, за два доллара в неделю.

– Согласна! – воскликнула Вин. – Пожалуйста, найдите для меня комнату. Если она годится для вас, значит, будет годиться и для меня, и я готова перенести шум ради вашего общества!

– Благодарю за доверие и любезность. Тра-та-та! Я буду ждать вас сегодня вечером у выхода из магазина.

Она быстро исчезла, оставив Вин допивать противное кофе или провести оставшееся время в комнате для отдыха, находившейся рядом.

Официально Питер Рольс давал своим рукам на завтрак целый час, но в сутолоке праздничного сезона был найден способ избегать этого неудобства. Служащим предлагалось «одалживать» предпринимателю половину официально предоставляемого им часа, с тем, что это время будет возмещено им впоследствии, так что после Рождества, в течение недели, они могли пользоваться получасами на завтрак, вместо часа. Но большинство сверхштатных рук в Сочельник получало вместе с конвертом с жалованием предупреждение об увольнении через неделю и, таким образом, никогда не получало обратно своих одолженных получасов. Что же касается постоянных рук, то, если они осмеливались предъявлять претензии на возмещение одолженного у них времени, против их имен выставлялся черный крестик. Вин, впрочем, ничего этого не знала и, хотя она устала, находила это правило вполне справедливым. Встав из-за стола, чтобы провести оставшиеся 15 минут в комнате для отдыха, она была почти счастлива при мысли, что будет иметь своей соседкой сардинку.

Как и предупреждали новенькую, когда настало шесть часов – время закрытия магазина – действительно оказалось невозможным «выставить дам». Приказчики начали убирать товары и некоторые из них осмеливались даже напоминать покупателям, что магазин закрывается в шесть часов; но лэди, считавшие, что обладают самым добрым сердцем на свете, уверяли, что им надо купить еще только одну вещь, чтобы закончить закупки на сегодняшний день. Более настойчивые из них или слишком усталые, чтобы думать о сердце и вообще о чем-либо, кроме своих нервов, не давали никакой пощады, требуя то, что им было нужно, или угрожая пожаловаться заведывающему этим этажом, если приказчики обнаруживали «нелюбезность».

Никто не рассчитывал отправиться домой раньше 10 часов вечера и задолго до этого времени нервы мисс Штейн превратились в мочалку. Снова Вин помогала ей после завтрака, разложив блузы соответствующих цветов рядом на прилавках, вместо того, чтобы класть их как попало, как это делала равнодушно мисс Штейн. Но, по мнению последней, у нее не было оснований благодарить мисс Чайльд, после того, как вторая партия «дрянных» товаров была принесена из «запаса».

Если бы первая партия не была распродана так быстро, не пришлось бы возиться со второй, и, как казалось мисс Штейн, № 2884 в конце дня ничего другого не делала, как «выставляла себя на показ», все время производя вдвое более тяжелую работу, чем необходимо. Она не указывала Вин, как убирать товары и не позволяла кому-либо другому помогать ей.

– Вы должны сами научиться, или вы никогда ничему не научитесь, – сказала она резко, тем более резко, что заведующий этажом, Фрид Торп, в это время отлучился, так как она знала, что он не одобрил бы ее несправедливого отношения к новой девушке.

Она страстно нуждалась в том, чтобы кто-нибудь любил ее, и хотя чувство приличия не позволяло ей принять приглашение Торпа после ее резкого обращения с ним, но ей хотелось, чтобы он пригласил ее поужинать сегодня вечером. Она знала, что эта свинья Уэстлэк отправится в ресторан Дорлон с Хорроксом, так как эта дрянь рассказывала об этом всем девушкам, зная, что они сейчас же доложат мисс Штейн. Правда, Торп был, по сравнению с его врагом, выцветшим флагом: ведь он был только заведующим этажом, а тот заведующим отделением. Но все же ей доставляло утешение сознание, что она еще привлекательна для кого-нибудь и, наконец, ей было приятно иметь возможность отказаться от приглашения.

Со своей стороны, Торп с удовольствием пригласил бы ее, так как не совсем разлюбил красивое лицо, которое некогда обожал, хотя он и знал теперь, что за ним скрывается надменная душа. Он прекрасно сознавал свою собственную слабость и был достаточно покорен, чтобы соединить с ней доброту, допускавшую такое обращение с собой мисс Штейн.

Ни одна девушка, ни даже сама Дора Штейн не рискнула бы оскорбить другого заведующего этажом – человека, способного испортить карьеру приказчицы, если она «пошлет его к чорту». Но Дора Штейн слишком хорошо знала, что он не унизится до мщения ей или кому-нибудь другому. И, по-видимому, она думала, что он не накажет ее и не «пошлет к чорту» за несправедливое отношение к новенькой.

Торп чувствовал себя неловко в этот день. Он признавал, что новенькая приказчица – с огоньком и из нее может выйти «толк». Она заслуживала похвалы и нуждалась только в поощрении, чтобы стать ценной продавщицей. Он бы охотно помог ей, сказав несколько теплых слов, но мисс Штейн подумала бы, что он делает это на зло ей. Вообще для № 2884 вовсе не так уж хорошо оставаться в отделении блуз, и он мог бы помочь ей, упомянув, где следует, об инициативе с блузами а la Павлова, но, если бы он воздал этим девушке справедливость, он причинил бы неприятность мисс Штейн.

Когда Вин, наконец, вечером вышла на улицу, ей казалось, что прошла неделя с тех пор, как она вошла в эту дверь. Было похоже, что она присутствует на представлении, при котором при поднятии занавеса второго действия, люди, бывшие в первом молодыми, становятся пожилыми, а в третьем – старыми, и все это на протяжении нескольких часов. Но год или два скатились с ее плеч, при виде мисс Кирк, ожидающей ее на улице. К удивлению № 2884, рядом с мисс Кирк возвышалась высокая фигура укротителя львов.

– Прекрасно, а я уже думала, что вы никогда не придете, – приветствовала ее Сэди. – Но все хорошо, что хорошо кончается. Мистер медвежонок – лев приглашает нас на небольшой ужин.

– Это не является подходящим способом представления меня барышне, дорогая, – сказал высокий парень. – Она не захочет иметь со мной дела, если вы будете со мной так обращаться. Меня зовут Эрл Эшер. Честное слово, так. Вы, ведь, пойдете с нами?

– Вы очень любезны. – Вин заговорила официальным тоном, над которым он смеялся в это утро. Затем, побоявшись, что снова устанет, она сказала, что ей надо идти домой.

– Не знаю, что подумает моя хозяйка, – оправдывалась она. – Я ушла с раннего утра и не предвидела, что вернусь только поздно вечером.

– Ну, что за беда, не убьет же она вас! – возразила мисс Кирк – и, потом, ведь вы проживете у нее только до конца недели. Мне кажется, что если вы не хотите идти, у вас должна быть другая причина. Я знаю, и он тоже знает эту причину вашего отказа. Он вовсе не так глуп. Неужели же вы думаете, что я бы сделала что-нибудь, или предложила вам сделать что-нибудь не вполне приличное? И потом, ведь это не Лондон и не Бостон. Слава богу, это только маленький Нью-Йорк.

– Но, – продолжала настаивать Вин и остановилась…

– Я знаю, в чем дело, – сказал Эрл Эшер. – В этом виноваты мои слова, что я не миллионер и мой желудок требует пищи. Я после сообразил, что джентльмэну не следует так выражаться при барышне. Конечно, я пока не миллионер, но, по-своему, могу угостить нас троих, без всякого ущерба для себя.

– Вы опять совершили неловкость, – воскликнула мисс Кирк. – Мы можем каждый угостить себя. Что касается до меня, то я ассигную на это 15 центов, а вы, мисс Чайльд?

– Я тоже могу потратить столько же, – сказала Вин.

Молодой человек согласился на это не без некоторого протеста. Когда они прошли небольшое расстояние, Эрл Эшер стал настаивать, чтобы девушки взяли его под руки с обеих сторон. На перекрестке, когда они переходили улицу, то мимо них промчался автомобиль. В нем сидели две девушки в вечерних платьях и два молодых человека. У нее осталось только беглое впечатление от цветных бархатных и горностаевых накидок и завитых волос, сверкающих брильянтами, а также от белых манишек и черных сюртуков. И, кроме того, от пары глаз, которые, как ей показалось, на одну долю секунды вперились в глаза Винифред.

«Я не уверена, был ли это он?» – сказала она про себя, когда автомобиль исчез из виду.